Мякшин Антон. Бес специального назначения

   — Да? — пискнул мой клиент. — Спокойненько?
   А это?!
   Я оглянулся. «Этим» оказался новый отряд великанов, нисколько не бритых, а отменно волосатых и, кажется, до крайности разъяренных — но не друг на друга, а именно на нас двоих. По крайней мере, в общую драку отряд вступать и не думал, а бодро трусил в нашу сторону.
   — Откуда они? — удивился я. — Всех вроде озабоченных побрил, ни одного не пропустил…
   — Это не великаны! Это — великанши… Адольф, что-то мне совсем нехорошо стало… А вдруг дамочки подумают, что я вознамерился отбить у них законных супругов? Как их много… Хотите, я им попробую объяснить, что ничего такого не хотел? Я знаю, как с женщинами обращаться, я два раза был женат… Я целиком и полностью на их стороне. Какое безобразие — вожделеть адюльтера, когда жены в двух шагах скучают! Все мужики — сволочи!
   Кажется, женское обличье оказывает прямое влияние на сознание. Надо запомнить на будущее и сделать соответствующие выводы. Когда-нибудь после… А сейчас… Что-то подсказывало мне, что никакие, даже самые подробные объяснения положения не спасут. Извинения тоже вряд ли помогут. Женская ревность — явление пострашнее атомной войны, тем более когда речь идет о самках ледяных великанов. Эти девушки коня на скаку останавливали и в горящую избу входили в двухлетнем возрасте. А в теперешнем расцвете сил для них, должно быть, и стая огнедышащих драконов — не больше чем стайка комариков… Вот и Нотунг за моей спиной, враз утратив боевой дух, трусливо задрожал.
   Ухватив Степана Федоровича за нежную ляжку, я поволок его к крутому заснеженному склону.
   — Как-то неудобно получилось… — бормотал мой клиент на ходу. — Не знаю, чего более стыдиться — того, что меня толпа мужиков лапала, или того, что я невольно стал разрушителем полусотни ячеек общества.
   — Заткнись, — посоветовал я. — Заглуши муки совести страхом перед неминуемой смертью. Видишь склон? Прыгай!
   — Вниз? — ужаснулся Степан Федорович. — Я не горнолыжник! У нас ведь даже санок нет, не то что…
   На ухабах по кусочкам разнесет. Здесь высота не меньше двух километров.
   — Прыгай! — заревел я, оглядываясь на приближающееся сзади мохнатое торнадо. — После знакомства с супругами своих соблазнителей от тебя и кусочка не останется!
   Степан Федорович посмотрел назад. Видимо, внезапно прорезавшимся женским чутьем он ощутил в ледяных глазах великаньих самок нечто такое, что без лишних разговоров обрушил громадное свое тело со склона. Я рыбкой нырнул за ним следом. Злобный женский вой дополнительно подстегнул нас. Долина холмовых великанов, прыгая и кувыркаясь, стремительно неслась на нас снизу…
 
   С гор мы спустились, затратив времени вдесятеро меньше, чем на подъем. Очень, конечно, быстро, хотя и не совсем удобно, потому что снег на склоне закончился примерно на полпути, и нам пришлось колобками катиться по горным валунам. Хорошо еще, что приземление нас ждало относительно мягкое: Степан Федорович шмякнулся в заросший осокой прудик, а я шмякнулся на Степана Федоровича.
   Вокруг зеленели свежей травкой пологие холмы, холмики и холмищи… Цветы, редкие деревца, ручейки, миниатюрные прудики, беззаботно стрекочущие кузнечики — каким прекрасным показался мне мир после снежно-ледяной пустыни гор! Даже туман здесь какой-то голубоватый; если прищуриться, вполне сойдет за нормальное земное небо.
   Пока Степан Федорович сооружал себе одеяние из тростника и ивовой коры, я осматривался, взобравшись на один из холмов.. Никаких признаков жизни. И это, надо сказать, неплохо. Мне лично ледяных великанов по горло хватило, чтобы еще с холмовыми встречаться. Тем более, что раньше времени нам с ними видеться и незачем. Первая часть плана Лодура успешно выполнена. Побритые гиганты еще и замерзнуть как следует не успеют, как разобиженные жены отправят их в длительное изгнание. Они им покажут, кто тут «баба» и кого надо «ы-ы-ы»! Я представил себе тянущуюся с гор в долину унылую вереницу голых и синеватых великанов, похожих на фантасмагорических цыплят из мясной лавки, и не смог подавить хихиканья.
   — И ничего смешного! — пискляво отозвался Степан Федорович.
   Он уже закончил конструирование одежды и теперь предстал передо мной во весь свой чудовищный рост. Кокетливая мини-юбка из тростника обнимала бедра прославленного разведчика и героя, а вместо лифа на необъятных грудях помещалось что-то вроде неумело сплетенной корзинки.
   — Очень круто! — оценил я. — В вас пропадает талантливый модельер. Или, по крайней мере, корзинщик. Ну что — двигаем?
   — Куда?
   — Как это куда? В Муспельхейм. Вербовать огненных великанов для нашей линии Сопротивления.
   — Я никуда не пойду! — категорически заявил Степан Федорович — Брумгильда. — Хватит с меня великанов! И вообще — чего мы ерундой занимаемся? Если все, что вы мне рассказали, правда, тогда пускай этот дурацкий Гитлер и этот проклятый Донар идут себе беспрепятственно на поверхность Земли и сражаются с одноглазым узурпатором. Нам же легче, если они друг друга перегрызут!
   — А если в этой войне Гитлера со всей его кодлой уконтрапупят, что тогда? Ведь необходимо всех обязательных исторических персонажей сохранить!
   Тут я вспомнил давнишний разговор с Филимоном. Мы беседовали как раз о временно-пространственных перемещениях. Я заинтересовался: почему это мы, бесы, в силу своих служебных обязанностей можем свободно перемещаться во времени куда угодно, выполнять мелкие поручения разных клиентов, а ход мировой истории от этого нисколько не страдает? Ведь малейшее изменение влечет за собой другое изменение, и еще одно, и еще… Количество должно неизбежно перетечь в качество, но этого никогда не происходило. Еще ни один бес, как бы далеко по реке времени ни забрался, какое бы заковыристое задание ни выполнил, истории не изменил.
   Филимон тогда посмеялся надо мной и назвал олухом. «Человеческая история, — сказал он, — плывущая по реке времени, похожа на автомобиль, едущий по глубокой колее. Ничего страшного не случится, если автомобиль вильнет вправо-влево. Если бы минимальные изменения в прошлом не допускались, тогда не были бы возможными сами временные путешествия. Мировой Порядок и закон Вселенского Равновесия не допустили бы такого… »
   «Ага, — закивал я головой как умный (тогда еще я не вздрагивал от слов Мировой Порядок и закон Вселенского Равновесия). — Понятненько. Немножко изменить можно, а существенные изменения… »
   «Просто невозможны, — подтвердил Филимон. — Крутой поворот — и автомобиль вылетит из колеи и скатится в кювет, где угрюмо клубится вечное небытие. Знаешь, что это означает? »
   Я знал. Это означает полный конец, он же Армагеддон, он же Рагнарек и так далее.
   «Да не бойся! — рассмеялся мой непосредственный начальник. — Каким это образом ты сможешь автомобиль в кювет скинуть?.. Тьфу, то есть мировую исто-рию подвести под абзац? Для такого деяния, помимо невероятной дерзости, нужна еще и чудовищная сила, которой ни ты, ни я, ни… — Он многозначительно ткнул пальцем вверх и продолжил шепотом: — Ни он — не обладаем… »
   — А если огненные окажутся такими же неотесанными озабоченными мужланами, как и ледяные? — подумав, проскулил Степан Федорович.
   Я потер ладонями виски. Чудовищная сила — надо же! Разве мог я представить, что такое на самом деле — истинное невезение?..
   — А если! А если! Чего рассуждать-то? Действовать надо! А насчет озабоченности огненных горцев… Не исключено, — подтвердил я. — Да против такой обворожительной красотки вряд ли кто-нибудь вообще сможет устоять. А что такого? Применим испытанную тактику — походка от бедра, томный взгляд… Юбочку можно укоротить, а лиф — вообще снять. И огненные горцы, как грызуны под дудочку гаммельнского крысолова, спустятся в долину. Остается сущая ерунда — дождаться Лодура с батальоном троллей и произнести пламенную речь перед соединенной гвардией. Только и всего.
   — Больше никаких походок от бедра и томных взглядов! Я мужчина! — Степан Федорович с такой горделивой поспешностью вскинул голову, что у него слетел лиф. Пришлось ему ойкнуть и отбежать в кустики.
   Освежившись коротким отдыхом и завтраком из корней тростника (Степан Федорович, подобно травоядному динозавру, пожрал растительность в радиусе сто метров от себя), мы двинулись в путь. Как выяснилось сразу же, долина холмов очень удобная местность для скрытного передвижения даже с таким невероятным верзилой, каким стал мой клиент. Пару раз, услышав подозрительные голоса, мы прятались за первым попавшимся холмом и, стараясь не дышать, сплели там тихо, как мышки, пока источник шума не удалялся на безопасное расстояние.
   Так мы прошли примерно половину пути. Впереди уже выросли багровые громады Огненных гор. На Степана Федоровича приближение земель огненных великанов подействовало явно удручающе, а я, наоборот, — здорово приободрился, главным образом оттого, что ветерок доносил до меня с гор отчетливый серный запах, напоминающий о родной преисподней. Все не так плохо! Когда-нибудь черная полоса в жизни моего клиента закончится, и тогда — по условиям договора — мне можно будет отправляться обратно в контору. Правда, за это время мне еще неплохо было бы ликвидировать мировой кризис, вернув историю в привычное русло. А вообще, надо впредь быть более внимательным при подписании договора. Ах, какие милые задания мне доставались в прошлом квартале! Загляденья, а не задания!
   Чего стоит только коллективный заказ Сережи Жоха, Сени Костлявого и Вити Корявого перевыполнить месячный план на лесоповале! Или желание Гиви Центурадзе обворожить любую девушку при помощи волшебного слова «Вах»!
   А что теперь? Э-э-э…
   — Вах!
   Я дернулся. Вот, блин, до чего доводят неуместные воспоминания. Не хватало мне еще и слуховых галлюцинаций.
   — Мамочки… — пропищал Степан Федорович.
   … И зрительных тоже. На меня смотрел вывернувший из-за встречного холма Гиви Центурадзе собственной персоной. Да не один, а с другом. То есть… Тьфу ты, что я говорю! Помотав головой, я убедился, что Гиви здесь совершенно ни при чем. Тот, кого я первоначально за него принял, действительно был обильно волосат, горбонос и темен лицом. Только ростом превышал Центурадзе в десятки раз и одет был в кожаную набедренную повязку, на которой болтался уродливый каменный топор. И пахло от него не киндзмараули и чахохбили с чесноком, а просто — серой.
   Огненные великаны! Целых две штуки.
   — Вах! — повторил великан, улыбаясь Степану Федоровичу. — Какой замечательный дэвушк…
   Очевидно, горячие горцы во всех измерениях говорят на одном языке. По крайней мере, с одним и тем же акцентом.
   — Болван! — раздался знакомый голос — Дурак, идиот, имбецил, кретин, гидроцефал! Я тебе покажу «дэвушк»! Как нужно разговаривать с нарушителем государственной границы?
   — Слушай, извини… Стоять, кто идет?!
   Только задрав голову повыше, можно было рассмотреть, что на плече у одного из великанов пристроился в позе ученого попугая беглый рейхсфюрер.
   — Предводитель дворянства, это я, Адольф!
   — Кто это там пищит? Поднимите его повыше!
   — Не надо меня поднимать! — завопил я, но было уже поздно.
   Когда вас неожиданно двумя пальцами поднимают в воздух и рассматривают, будто какую-то занятную безделицу, поневоле растеряешься. А если при этом к вашему носу приближается страшная морда необъятных размеров, вообще можно лишиться чувств. К счастью, я не потерял сознание и даже нашел силы для протестующего вопля:
   — Поосторожнее, генацвале!
   — Пусти его, дурак!
   — А я думал, тебя убили, — доложил Гиммлер, когда огненный великан снова опустил меня на земно. — А ты — спасся. Прыткий ты, бес, ничего не скажешь…
   — Насчет прыти помолчал бы, — огрызнулся я. — Кто бросил меня на верную смерть и позорно сбежал?
   — Я не сбежал, — тут же отгавкался герр Генрих. — Я тактически отступил на заранее подготовленные позиции. Это кто с тобой?
   — Мы ее берем в плен! — поспешили заявить оба великана. — Дэвушк, ты согласная?
   — Не согласная я! — пискнул Степан Федорович, безуспешно пытаясь спрятаться за моей спиной.
   — Она со мной, — крикнул я. — Киса, скажи своим головорезам, пусть и не мечтают…
   — А ну, тихо! Стоять! Смирно! Вольно! — осадил Гиммлер привычно командирским тоном горячих горцев. — Без моего приказа лапы не распускать! А ты, Адольф, куда путь держишь?
   — Я?.. Ну… Э-э-э… Так просто… Гуляем.
   — Что значит — гуляем? Ты что, не в курсе — по всему Нифльхейму объявлено военное положение? Великий Донар и обожаемый фюрер, соединившись в непобедимую армию, готовят поход на земную поверхность. Вербуют в свои ряды огненных, холмовых и ледяных великанов. А потом и до троллей очередь дойдет.
   — А я-то здесь с какого боку? — постарался удивиться я. — Я — сторона нейтральная. Я, видишь ли, решил вообще не воевать. И на всю мирскую суету наплевать с высокой колокольни… — Для убедительности я похлопал высоченного Степана Федоровича по ляжке. — Мне здесь понравилось. Тихо, тепло, местное население приветливое и покладистое. Жену вот подобрал себе. Кстати, познакомьтесь: Брумгильда, это Гиммлер. Гиммлер, это Брумгильда. Очень приятно… Построю себе хибарку где-нибудь на фоне пасторального пейзажа и буду жить-поживать… Детишки пойдут, огород, скотинка какая-нибудь… Да что я все о себе и о себе… Ты-то как, друг?
   Герр Генрих озадаченно похлопал глазами.
   — Неожиданное решение, — выговорил он. — Даже странно. Я-то, честно говоря, думал тебя в непобедимое войско завербовать… Лишний воин нам не помешает. Как я? Да как… Нормально… Едва я спрятался… то есть оборудовал оборонительно-наблюдательный пункт, меня обнаружили те три валькирии, охраняющие Нерушимые Врата. Ну, чьи кровати мы с тобой нашли в башне. И когда они меня догнали… то есть когда я разрешил им приблизиться, мы сразу нашли общий язык. Они быстро доставили меня в Асгард, и ты знаешь, Адольф? Фюрер меня даже не казнил! Он меня помиловал и восстановил в должности министра внешней политики. Так я и попал в Муспельхейм…
   — Другими словами, огненные великаны перешли на сторону гитлеро-донаровской коалиции?
   — А кто их особо спрашивал? Перешли как миленькие. Кстати, почему это тебя так интересует?
   — Меня? Абсолютно не интересует. Это я так — разговор поддерживаю.
   — Ну-ну… — с высоты своего насеста скользнул по мне рейхсфюрер подозрительным взглядом. — А то до нас слухи доходили об организации линии Сопротивления. Некто гражданин Лодур воду мутит и второстепенную нечисть под своими знаменами объединяет. Ты не встречался с этим отщепенцем?
   — Первый раз о таком слышу, — отмахнулся я.
   — Штирлица своего не нашел?
   Взгляд Гиммлера сверлил меня с дотошностью детектора лжи. Подумаешь! Обман у беса в крови, так что мне ни фига не стыдно было снова соврать:
   — Никак нет.
   Рейхсфюрер вдруг расхохотался.
   — Ну и не переживай! — воскликнул он. — Найдется твой Штирлиц, никуда не денется. Догадайся, кому фюрер поручил разыскать своего верного друга?
   Подо мной завибрировала земля. Не оборачиваясь, я понял, что это Степана Федоровича пробила нервная дрожь.
   — Неужто тебе? — предположил я.
   — Ага, — с гордостью подтвердил герр Генрих. — Я ведь полностью раскаялся и всех простил. Фюрер, конечно, гениален, но чересчур легковерен. У меня приказ — отыскать Штирлица и доставить живым или мертвым. Даже вознаграждение обещано — за живого, между прочим, вдвое больше, чем за мертвого.
   — И?
   — Ты знаешь, я не сребролюбив… — захихикал Гиммлер. — А что с твоей невестой?
   Степан Федорович втянул голову в плечи и закрыл лицо ладонями. Он дрожал, как землетрясение.
   — Впечатлительная очень, — объяснил я. — Легко-возбудимая.
   — Вах! — обрадовались горячие горцы, истолковав мои слова, конечно, по-своему.
   — Не «вах», — строго поправил я. — А — с тонкой душевной организацией.
   — Фи, — презрительно скривился Гиммлер. — Среди великанов и отхватил именно такую. Настоящие арийские етуны смеются в лицо опасности. Да что с нее взять — женщина…
   Повисла неловкая Пауза. Легковозбудимая Брумгильда с ужасом взглядывала на рейхсфюрера-карье-риста. Я же на герра Генриха старался не смотреть — ковырял носком ботинка землю и раздумывал, как бы ловчее попрощаться. Что-то министр по внешней политике нехорошо задумался.
   — Ну, мы пошли? — решился я наконец.
   — Конечно. Никто вас не задерживает. Наоборот, ребята подвезут.
   — Не надо, мы как-нибудь сами.
   — Да нам ничего не стоит!
   — Не беспокойтесь!
   — Какие пустяки!
   — Мы как раз намеревались неторопливо прогуляться.
   — Поедете с ветерком.
   — Извините, но…
   — Достаточно! — рявкнул Гиммлер. — Я уже все решил. Прости, Адольф, но… военное положение обязывает. У нас каждый солдат на счету, а такого великолепного бойца, как ты, я не отпущу ни за что. Да и будущая твоя супруга пригодится. Она, как. мне почему-то кажется, прекрасно может поднимать боевой дух огненного войска.
   — Поднимает, поднимает! — немедленно согласились горцы. — Хочешь, покажем?
   — Нет! — одновременно воскликнули я, Гиммлер и даже Степан Федорович.
   — Посадите нашего гостя на закорки, — распорядился герр Генрих.
   — Ай! Убери лапы, мужлан!
   — Да не бабу! А беса! Брумгильда пускай своими ножищами топает!
   — Куда? — осмелился поинтересоваться Степан Федорович.
   — В гости к огненным великанам. Останетесь там до особых распоряжений фюрера.
   Нотунг за моей спиной угрожающе напрягся.
   — Киса, вы забываетесь, — подбоченился я. — А как же договоренности о перемирии и взаимном сотрудничестве?
   Гиммлер хмыкнул. Один из его подручных наклонился и схватил меня чудовищной пятерней поперек туловища. Адовы глубины! Если кого-нибудь когда-нибудь заинтересует, как чувствует себя тюбик зубной пасты, когда из него выжимают пасту на щетку, спроситe меня. Я расскажу.

ГЛАВА 5

 
   Великаны бодрой иноходью подвезли нас к подножью Огненных гор. По дороге Степан Федорович то и дело малодушно пытался бежать, но горячие горцы не дремали. Я подозреваю, что им доставляло немалое удовольствие выуживать мою невесту-тяжеловеса из-за очередного холма и возвращать ее в строй с шутками-прибаутками довольно скабрезного содержания. Солдатская служба скучна и тяжела. Когда еще выдастся возможность побегать за девками в служебное время? Ревности я решил пока не проявлять. Кто его знает, захочется Гиммлеру отлучиться в кустики, и оставленные без присмотра конвоиры одним щелчком произведут Степана Федоровича — Брумгильду в статус вдовы. А потом скажут, что так оно и было.
   — Приехали, — констатировал рейхсфюрер и пнул своего великана сапогом в ухо. Тот поспешно, но бережно опустил седока на землю прямо перед глубокой расщелиной, из которой валил желтый серный дым. Меня мой скакун попросту невнимательно стряхнул, как какую-нибудь птичью какашку, и если б Степан Федорович вовремя не подставил мне ковшеобразную свою ладонь, воткнулся бы я рогами в землю, словно гвоздь.
   — Сюда! Эй, открывайте!
   Заскрипела цепь, поднимая решетку, закрывающую вход в расщелину. Вот это цепь! Вот это решетка! Два великана с трудом управлялись с воротом…
   Честно говоря, направляясь в расщелину, я предвкушал густую прохладу, особенно приятную после долгой пыльной тряски на великаньих плечах. Но на меня дохнуло таким жаром, будто я вошел в раскаленную добела парную. Я аж закашлялся.
   — Дэвушка! — обрадовались, заскрежетав каменными топорами, стражники при виде Степана Федоровича.
   Поразительно однообразная реакция на мою Брумгильду. Кажется, все эти етуны под одну гребенку сделаны. Впрочем, все понятно. Из Степана Федоровича получилась чертовски симпатичная великанша, особенно если сравнивать с местными мохнатыми и кривоногими красотками. Гораздо хуже было бы, если б мой клиент оставался в своем собственном обличье — по каменным стенам тут и там развешаны были дощечки с грубыми, но вполне достоверными портретами одного моего знакомого штандартенфюрера СС.
   — Видал? — довольно усмехнулся Гиммлер. — Моя работа! Теперь кто бы из великанов Штирлица ни встретил, обязан схватить и доставить лично мне. Погоди, я сейчас вернусь…
   Степан Федорович поскуливал, переминаясь с ноги на ногу.
   — Из огня да в полымя, — шепнул он мне, наклонившись.
   — В нашем варианте наоборот, — возразил я. — Из полымя да в огонь. Если в качестве полымя расценивать пристанище ледяных великанов.
   — От перестановки слагаемых сумма не изменяется, — вздохнул мой клиент. — Что делать будем?
   Нотунг в спинной перевязи встрепенулся. Он явно имел собственное мнение по поводу дальнейших действий. Что за кровожадная железяка! Только бы кровушку чью-нибудь попить. Ему-то ничего не грозит при самом неблагоприятном исходе — ну, может быть, пара царапин, а вот нам…
   — Идею насчет бегства оставьте, — строго предупредил Гиммлер. — Тебя в случае чего догнать никакого труда не составит, а твоей невесте даже пытаться не стоит. За ней присматривают так, как в Муспельхейме еще ни за кем не присматривали.
   Это точно. Смотрят проклятые огненные великаны, смотрят. Некоторые даже облизываются. Плохо дело. И решетку опустили. Теперь нас можно вообще не охранять — ни я, ни Степан Федорович даже пошевелить рычаг ворота не сможем…
   — И где наша мрачная камера? — осведомился я у вероломного гитлеровца.
   — Какая камера? — округлил тот глаза. — Ради Вотана, чего ты городишь? Вы же не военнопленные, вы мои гости… мои и моих великанов, конечно. Гитлер с Донаром уже на подходе. Грядет исход соединенного войска из Нифльхейма, и было бы непростительной глупостью с моей стороны позволить бесу в этот момент гулять на свободе. Кто знает, что ты можешь натворить? Что-то ты не спешишь вставать на нашу сторону… А где-то здесь еще шныряют коварный Лодур и смертельно опасный Штирлиц…
   — Командир! — подлетел, грохоча ножищами, огненный етун. — Слушай, проблема!
   — Какая? — встревожился Гиммлер.
   — Слушай, в Етунхейме переполох! Ледяные спустились со своих гор и схватились с холмовыми! Слушай, большая драка будет!
   Драка? Почему драка? Это в наши планы не входит!
   — Чего это они?.. — пробормотал гepp Генрих, озадаченно потирая подбородок. — Межнациональный конфликт? Нам не надо межнациональных конфликтов… Перебьют друг друга, а кого же мы вербовать будем? А может быть, это отвлекающий маневр паршивца Лодура? Более подробные сведения можно получить?
   — Ледяные говорят: «Ы-ы-ы! », а холмовые протестуют: «У-у-у! » — добросовестно доложил разведчик. — Толкаются и рычат, слушай…
   Вот это новости! А как же добросердечные соседские отношения?
   — Штурмовой отряд — на изготовку! — заорал Гиммлер. — К предгорьям — шагом марш! Не нравятся мне все эти сюрпризы… Население Нифльхейма должно покорно ждать обязательной вербовки и не дергаться… С какой стати ледяные великаны спустились с гор, чего несколько тысяч лет не делали? Чую, что это козни неуловимого Штирлица. Кто же здесь виноват, как не он? Ух, доберусь я до этого гада…
   Решетка с визгом взлетела вверх — на этот раз к вороту подскочили сразу четверо. Нам пришлось прижаться к стенке — иначе нас просто затоптали бы великаны, помчавшиеся назоврейхсфюрера. Когда жаркие коридоры опустели (остались только двое стражников), я спросил Степана Федоровича:
   — Вам очень хочется повидаться с любимым фюрером?
   — Вы смеетесь?!
   — Давно оставил эту дурную привычку. Последнее время, знаешь, все больше плакать тянет… Значит, дожидаться Гитлера не желаете? Может, пора двигать отсюда? — я кивком указал на все еще поднятую решетку.
   — Да! Да! Конечно!
   — Ну, так вперед. Э нет, не сюда…
   — Нам же к выходу!
   — Мне — да, а вам — в обратную сторону.
   — Что значит — в обратную сторону? — насторожился Степан Федорович. — Вы же сами видите, решетку-то оставили открытой! Бежим? Пока они не спохватились?
   — Тише! Стражников отвлекать надо? Иначе они в два прыжка нас догонят. А отвлекать будете вы, как особа крайне колоритная. На меня они даже и не смотрят. Чего доброго, размажут ненароком, как таракана…
   — Я? Опять?
   — Тверже шаг! Короче юбку! Манящий свет в глазах! И в ритме ламбады танцуй к стражникам! — Я вытащил меч. — Подманите их поглубже в пещеру, и быстро к выходу! А я перерублю цепь, удерживающую решетку. Тогда стража останется в расщелине, а мы получим изрядную фору для бегства — пока они решетку ломать будут. Сдвинуть с места ворот для меня — совершенно невозможно. Такая громадина! Все равно что плевать навстречу танку — смех один. А вот Нотунгом… Короче говоря, главное — вам успеть прошмыгнуть. Понятно?
   — Понял! — вздохнул Степан Федорович.
   — Ну — за дело!
   Обреченно склонив голову, Штирлиц-Брумгильда преградил дорогу стражникам, направившимся как раз к решетке. Как того и следовало ожидать, горячие горцы нисколько не встревожились, а расплылись в улыбке: