Мякшин Антон. Бес специального назначения

   Коленопреклоненные войска с готовностью затрепетали. Вотан, сунув под мышку бедного Лодура, освободил руку и извлек из-под своего плаща нечто похожее на большое яйцо, только не белое, а переливающееся всеми мыслимыми цветами сразу. И поднял яйцо над головой.
   Страшное это было зрелище. Необъяснимо страшное. Переплетенные лучи рождали и тут же губили на поверхности яйца одну за другой десятки картин: вот облаченный в шикарный костюм Степан Федорович обнимается на широком диване с импозантной блондинкой; а вот тот же Степан Федорович, уже в рваном пальто и малахае, удирает от стайки лязгающих консервных банок; вот паскудный циклоп из паланкина важно отдает приказания распластанным на земле чернокожим воинам уна-уму; а вот и я сам в паре с Нотунгом провожу сеанс одновременной стрижки и бритья толпы ледяных великанов… Фюрер, Гиммлер, Златич, Лодур… цверги и негры, красные дружинники и солдаты СС… Все события последних дней промелькнули передо мной, все действующие лица, личики, мордашки, хари и рыла пронеслись в мгновение ока…
   Я закрыл глаза ладонью. В голове мутилось, зрачки пылали, словно я долго смотрел на яркое солнце.
   — Течение Времени… — гремел сверху голос Древнего Бога, — нельзя нарушить… О, бесконечное Мироздание, услышь смиренного твоего раба! Верни всех и вся на свои места, сплети воедино разорванное, разнеси в клочья неверно созданное! Пусть каждый вернется туда, откуда начал этот путь! Пусть того, что случилось, никогда не случится! Назад! В прошлое!
   Земля и туманное небо задрожали. Фигура Вотана окуталась пламенем. Яйцо, вознесенное вверх, распухало, заполняя собой Вселенную. И тут меня коснулась какая-то неведомая сила, ослепительно ясная, но такая ужасно чуждая всему моему существу, что я моментально понял, как эта сила называется — Благодать Богов.
   — Слава Вотану! — стоном вырвалось у всех. Древний Бог полыхал все сильнее и сильнее… — Ай!
   Сияние померкло. Потускневшее яйцо шлепнулось на землю, а барахтающийся под мышкой Вотана Лодур смущенно проговорил:
   — Я нечаянно… Мне пятки прижгло, вот я и дернулся.
   — Глупое отродье! — пробасил Вотан и отшвырнул рыжего аса вместе с молотом Донара далеко за холмы. — Начинай теперь все сначала из-за вас!
   Яйцо на земле вспыхнуло снова и шевельнулось. Все в страхе попятились, а Степан Федорович, как самый цивилизованный из присутствующих, метнулся вперед, схватил яйцо и с дурацкой вежливостью поклонился.
   — Вот, пожалуйста, — проговорил он, протягивая его замершему в воздухе Вотану. — Вы обронили…
   — Не трогай! — вырвалось у меня.
   — Не шевелись, несчастный! — пророкотал Вотан.
   — Медленно положи эту штуку обратно! — крикнул Златич.
   — Отойди от нее, а то я тебя с потрохами сожру! — зарычал Донар.
   — Не кричите, а то напугаете его! — рявкнул оглушительно невесть откуда появившийся Гиммлер. — Штирлиц, миленький, положи яичко на травку, а?
   — Так я же извиниться хочу, — вздохнул Степан Федорович. — Господин Вотан, как интеллигентный че-ловек интеллигентному… — Он шаркнул ножкой и покачнулся.
   — Не-э-э-э-эт! — заревел я, но было уже поздно.
   Яйцо скатилось с неловкой ладони великого неудачника всех времен и народов, пролетело коротенький отрезок пространства, упало в покрытую мягчайшим мхом лунку — и, конечно, разлетелось в мелкие дребезги.
   Что случилось в следующую секунду, я не уловил. Потому что тот мир, в котором я только что находился, взорвался оранжево-черным взрывом и перестал существовать.

Часть третья
ХРРЧПОК НАСТУПАЕТ

ГЛАВА 1

 
   Тепло, сыро… Сквозь густые лианы пробивается огромное желтое солнце. Болит голова, а рядом в куче осыпавшихся пальмовых листьев неуемно ворочается сухопарая тушка. Я поднялся, ощупал себя и с удивлением ощутил, что вполне жив и даже не ранен. Разве что одежда истрепана и закопчена донельзя… Где это я? Копыта утопают в чересчур мягкой почве. Какие-то первобытные джунгли вокруг…
   — Где это мы? — раздался неподалеку робкий голосок. — Джунгли какие-то вокруг…
   Я вздрогнул. Все, с меня хватит!
   — Адольф! Куда вы? Подождите меня! И не подумаю!
   — Отвалите, Степан Федорович! — прокричал я на бегу. — Оставьте меня в покое! Всякому терпению приходит конец, даже бесовскому!
   — Я договор подписал! Кровью, между прочим! Вы обязаны выполнять условия — оставаться рядом и охранять мою жизнь на протяжении всего периода невезения!
   — Я сдаюсь! Я признаю свою профнепригодность! Я ухожу на пенсию!
   — Нам с вами нельзя на пенсию, нам нужно спасать мир! Лишь мы одни способны хоть что-то изменить!
   Сжальтесь, не бегите так быстро, я пожилой человек! У меня в ноге штырь вместо кости и плоскостопие!
   — Ни за что! Подумать только — сам Вотан и тот ничего не смог поделать с вашим чудовищным невезением! Вы хоть понимаете, что сделали? Подумать только!
   — Адольф! У меня гипертония и язва желудка! Я не могу думать на бегу…
   — Нет, он еще и жалуется!
   Тут я остановился. Но не потому, что внял мольбам клиента, а потому, что бежать дальше было затруднительно. Лианы, лианы, толстые и прочные, как телевизионные кабели, — будто я оказался в чреве какого-нибудь гигантского радиоприемника. Через эти лианы сам черт не продерется… Тьфу ты! Заговариваюсь уже.
   — Спасибо… — с одышкой поблагодарил Степан Федорович. И вежливо осведомился: — Вы не скажете, где это мы находимся?
   Нет, правда, я с большим трудом подавил желание немедленно повесить своего клиента на ближайшей пальме. От него требовалось только одно — стоять на месте и ждать, пока великий Вотан, распутав весь навороченный нами клубок несообразностей, самоотверженно погрузится во Мрак. Так ведь надо было высовываться! Да и Лодур тоже хорош… Да и я, если уж честно… Где мы сейчас находимся? Хороший вопросик! Магический артефакт, с помощью которого Вотан намеревался вернуть все и всех на свои места, разбился вдребезги, но тем не менее сработал. Что получилось в результате? Еще один хорошенький вопросик. Симпатичный такой…
   Степан Федорович с готовностью раздвинул передо мной лианы. Открылась поросшая веселенькой травкой лужайка с десятком хижин. Посередине лужайки дымил костер. В отдалении, густо поросший лианами, возвышался древний храм — попросту нагромождение грубо обточенных камней.
   . — Местное население, — констатировал мой клиент. — Как вы думаете, они опасны? Они не людоеды? Адольф?.. Адольф! Вы что — со мной не разговариваете?
   Да пошел ты! Даже отвечать не буду…
   Степан Федорович, вздыхая как побитая собака, плелся позади. А я… Терять мне было нечего, поэтому я вошел в селение с гордо поднятой головой, заложив руки в карманы. Хвост, проклюнувшийся в одну из многочисленных прорех на джинсах, поднимался к жаркому небу. Ну и пусть людоеды! Пусть съедят! Да, впрочем, кто меня съест? Здесь же нет никого! Угли костра еще тлеют, но хижины пусты, повсюду раскидана нехитрая утварь. Словно здешнее население — хлоп! и куда-то испарилось…
   Я вдруг похолодел. И, наверное, сильно побледнел, потому что Степан Федорович, взглянув на меня, за компанию покрылся меловыми пятнами. А что, если на Земле вообще не осталось людей? Если слом реальной истории, который я принимал за тотальную катастрофу, был всего лишь подготовкой к грядущему апокалипсису? А разрушение артефакта, обладающего силами для восстановления Порядка, громыхнуло финальным аккордом… Адово пекло! Похоже, так оно и есть. Никого! Во все времена и на всех континентах… Опустевшие города, безмолвные улицы, навсегда замершие автострады, где ржавеют машины, которые никогда больше не ощутят руку хозяина, человека… И первобытный океан, откуда через миллионы лет выползет какой-нибудь этакий хвостоногий уродец, чтобы постепенно превратиться в более пристойную форму жизни… Бр-р…
   Ни одного разумного существа! Только мы со Степаном Федоровичем! Космическая Кара, слепо шарахнувшая по всей цивилизации, нам уготовила еще худшую участь. Жить в полном одиночестве, мучиться осознанием того, что совершили… Огненные вихри преисподней! И никого, никого я больше никогда не встречу, кроме проклятущего Нарушителя Вселенского Равновесия?! Нет! Хвост Люцифера! Проклятье! Проклятье! Адово пекло!..
   Когда я всласть навалялся на траве, поколотил себя кулаками по затылку и погрыз землю, отчаянье немного отступило. Я приподнялся.
   Степан Федорович сидел в тени одной из хижин, задумчиво покусывая травинку. Вот ведь тип! Размолотил в осколки все, к чему только успел прикоснуться, и в ус не дует. Спокойный, как дохлый слон! Не успел я снова открыть рот и сказать Нарушителю Вселенского Равновесия, кто такой на самом деле он и все его родственники и предки до седьмого колена включительно, как Степан Федорович перевел на меня взгляд неожиданно спокойных голубеньких глаз и проговорил:
   — А ведь я понял, где мы находимся.
   — Н-ну?
   — В Африке!
   — Спасибо, умник, а я-то думал, что на Северном полюсе.
   Он вдруг вскочил. Травинка полетела в костер.
   — Вы не понимаете, Адольф! Я кругом виноват, я… не отрицаю! Но ведь все еще можно изменить! Посмотрите вокруг! Это селение…
   — Пустое и безжизненное!
   — Все правильно, так и должно быть. Вы помните, что хотел сделать Вотан? С помощью своего… гм… яйца он хотел отправить всех, кто находится не в своем времени, по домам. Он так и кричал: «Назад, мол! В прошлое! »
   — И что все это?.. — Я осекся. Я понял. Значит, катаклизма не было! Какое счастье! Мы всего-навсего в прошлом! Мы в прошлом! Яснее ясного! Если бы я не запаниковал не вовремя, я бы и сам догадался. Та-ак… брякнувшийся оземь артефакт все-таки перенес незаконных эмигрантов в прошлое, только вот адреса немного перепутал.
   — Мы в прошлом, значит, у нас есть время, чтобы попытаться что-нибудь изменить, — подытожил Степан Федорович.
   Я вскочил на ноги. Смертельной усталости, упадка сил и сумасшедшего отчаяния как не бывало. Надо же, как Степан Федорович поумнел! Это оттого, что я на него благотворно влияю.
   — Эврика! — закричал-я. — Ни слова больше! Дальше соображать буду сам, потому что я главный. А вы, Степан Федорович, не забывайте — вы провинившийся, ваше дело молчать, слушать и почтительно кивать.
   — Между прочим… — обиженно начал мой клиент.
   — Цыть! Я уже начинаю соображать!
   — Давайте вместе!
   — Вместе только на троих можно сообразить, а нас — двое. Итак, поехали!
   Соображал я вслух и, наверное, очень громко и бурно. Степан Федорович даже спрятался в хижине и периодически оттуда выглядывал, как кукушка из часов. Впрочем, я не обращал никакого внимания ни на него, ни на все окружающее меня пространство.
   Мы в Южной Африке одиннадцатого столетия! Так, а охотники за головами уна-уму, следовательно, в России двадцать первого столетия! Прекрасно! Хотя немного жаль однокомнатную берлогу моего клиента, куда в один прекрасный момент свалилась куча чер-нокожих оглоедов; а еще больше жаль управдома, который как-нибудь посетит нехорошую квартирку, чтобы выяснить, откуда в ней столько иностранных граждан без прописки…
   Фюрер, Гиммлер и прочие фашиствующие молодчики? Если следовать логике событий, то им повезло больше других — они сместились только во времени, ведь рейхстаг-то находится как раз над Нифльхеймом. Они в Германии в своих грозовых сороковых двадцатого века.
   Остаются еще два адреса: Чудское озеро тринадцатого века и неизвестные просторы начала Ледникового периода — когда паскудного циклопа законопатили в айсберг. Переставляем местами адресатов и адреса — и что получается? Циклоп наверняка оказался на Чудском озере, кстати, в этом же временном периоде, что и мы, но за тысячи километров отсюда. А красные партизаны-дружинники? О-о-о… вот кому пришлось худо! Очутиться среди льдов несладко. Ладно бы, они попали в двадцать первый век. Может, какой-нибудь ледокол их подобрал бы или на полярную экспедицию наткнулись бы… А в доисторическую эпоху? Они ведь уже двадцатым веком разбалованы — берлинскими сосисками с капустой, шнапсом и баварским пивком. Они ведь даже на мамонтов охотиться не умеют!
   — Все в порядке! — объявил я. — Зря я гак волновался, Степан Федорович! Никакая угроза нашей планете больше не страшна. Циклопу до вас теперь ни в жизнь не добраться, я вообще сомневаюсь, что он проживет более двух минут после того, как окажется в районе Чудского озера. Такого маленького поганенького уродца любой воин почтет за честь стереть с лица земли — хоть русич, хоть германец. Я бы и сам ого с удовольствием растоптал, если бы меня воины уна-уму под остриями ассагаев не держали. Война окончена, а теперь — дискотека! Осталось подождать пару деньков, пока ваша бесконечная черная полоса закончится, и я могу отправиться на свободу с чистой совестью.
   — Но ведь мы сейчас в тринадцатом веке… — высунулся из хижины Степан Федорович.
   — Да, я в курсе, и что?
   — Но я-то живу в двадцать первом!
   — Подумаешь, разница! Чем вам тут-то не нравится? Чистый воздух, природа, море… Где-то рядом есть, наверное… Фрукты, овощи, рыба, дичь. Никакой тебе загазованности, квартплаты, буйных соседей, коррумпированного правительства и прочих радостей цивилизованного бытия. Вы на пенсию хотели? Отличная у вас получится пенсия. Если хотите, я даже помогу вам построить здесь милую дачку…
   — Нет, нет, я не о том! Я не против здесь остаться — я согласен заплатить эту цену, чтобы планета жила, но… подумайте сами: Вотан сохранил тот мир, который мы уже изменили! В соответствии с особенностями творчества режиссера Михалыча. Пьеска заменила реальную историю.
   А ведь верно… Я и не подумал… Эх, что-то я резко поглупел. Это, наверное, оттого, что Степан Федорович на меня так влияет.
   А мой клиент вдруг выпрямился и засверкал очами, как тогда, когда хитроумный Лодур передал ему права и обязанности безвременно почившего героя Зигфрида.
   — Я не желаю отсиживаться на пенсии, если через тысячу лет на другом конце земного шара придуманный Михалычем Штирлиц будет переиначивать историю! И ваш долг, Адольф, помочь мне!
   — Это я и без вас знаю. Только есть одна проблемка — у нас машины времени в наличии не имеется.
   А как без машины мы в двадцатый век переместимся? Дохлый номер!
   — Огненные вихри преисподней!.. Я вздрогнул:
   — Вы что-то сказали, Степан Федорович?
   — Я ничего не говорил… Я молчал. Но, если угодно, буду говорить хоть неделю без остановки, только не падайте духом, Адольф. Хотите, стихотворение прочитаю? Или песенку спою? У вас поднимется настроение, и вы что-нибудь придумаете…
   — Что, например?
   — Как нам попасть в Германию начала двадцатого века.
   — Адово пекло!..
   — Вот опять… Тихо! Ни звука! Знакомый чей-то голос…
   — Хвост Люцифера!.. — донеслось со стороны храма. — Семь кругов необоримого пламени!.. Чтоб ты сдох, обезьяна недоразвитая, ети твою бабушку в тульский самовар!..
   — Ого! — теперь услышал и Степан Федорович. — Вот это загибает кто-то… Знаете, Адольф, я, как интеллигентный человек, недолюбливаю непристойные выражения, но иной раз языковая изобретательность…
   Не дождавшись окончания филологической тирады, я сорвался с места и поскакал к храму.
 
   Открывшаяся мне картина едва не заставила меня разрыдаться от умиления. У стен несуразного храма стояли двое. Чернокожий старикан с понуро вытянутой физиономией, увешанный амулетами и покрытый попугайской раскраской, и тип в белом полотняном костюме, в пробковом шлеме.
   — Не может быть! — воскликнул я.
   Тип в костюме обернулся и, сняв шлем, вытер платком лоб и торчащие на макушке рожки.
   — Привет, Адольф, — кивнул мне Филимон, нахлобучивая обратно шлем. — Ты что тут делаешь?
   — А… ну-у… э-э…
   — Понятно, — сказал мне коллега, узрев появившегося рядом со мной Степана Федоровича в потрепанной набедренной повязке. — На работе, значит… Вызволяешь потерпевшего кораблекрушение, что ли? Везет же! А мне… Огненные вихри преисподней, какими же ископаемыми идиотами приходится иметь дело! Видишь этого первобытного вредителя?
   Чернокожий ссутулился еще больше, отвесил нижнюю губу и пустил слюну.
   — А еще колдун! — раздраженно махнул рукой Филимон. — Тебе, трилобит несчастный, зачем преисподняя колдовскую силу дала? А? Не слышу ответа! Чтобы ты, гад, клиентуру нам поставлял! Агитировал смертных передать конторе душу за исполнение заветного желания. А ты?.. Какого клиента загубил, гуталиновая твоя рожа! Зачем ты сожрал потенциального клиента, я спрашиваю?!
   — Филимон… — вымолвил я. — Ты… как здесь оказался?
   — Я? — переспросил Филимон. — Так же, как и ты. Работа! Служебная командировка. На задании я. Слушай, как-то хреново ты выглядишь… Осунулся, похудел. Надо было тебе отдохнуть немного после гауптвахты-то…
   — Что?!
   — Три года за алхимика-неврастеника — это не шутка… — покачал головой мой непосредственный начальник.
   — Да при чем здесь алхимик?! — закричал я. — Это когда было-то! Дела давно минувших дней… У меня же новое задание в двадцать первом веке, которое… Стоп! Филимон! А почему ты на свободе? Ты сбежал, что ли? И скрываешься в джунглях?
   — Откуда мне сбегать? — очень удивился Филимон. — Это ведь тебя на гауптвахту сажали, а не меня. Все чин-чинарем, служебная командировка в Африку тринадцатого века… Только вот — тьфу! — задание провалено благодаря этому… старому троглодиту!
   Минуту я соображал. Потом негромко выговорил:
   — Н-да… Казус…
   — Не ругайся. Не надо меня больше ругать, — вставил свое скрипучее слово старикан-колдун. — Я не виноват. Племя уна-уму исчезло. Два раза день сменял ночь, а некому был прийти и покормить бедного Ука-Шлаки… Ука-Шлаки проголодался!
   — Ука-Шлаки! — вскричал Степан Федорович. — Послушайте, дедушка, Ука-Шлаки — это вы? А как же…
   — Я! — старикан утер слюну и выпрямился. — Ука-Шлаки — это я! Имя мое значит — Летящий Ужас! Страшный колдун, упоминание обо мне наводит оторопь на воинов уна-уму и прочие племена! Я могу призвать дождь в сезон засухи и высушить землю в сезон дождей! Я приказал людям построить для себя величественный храм! — Он указал на кучу огромных булыжников за спиной. — Смертные, приносящие мне мясо и сладкие травы, никогда не видели моего лица, ибо оно так страшно, что… Ай, больно!
   — Закрой варежку, старый маразматик, — проворчал Филимон и подкрепил свое требование вторым подзатыльником. — Развыступался… Не слушай его, Адольф. Дождь он может призвать… Шарлатан! Самозванец! Сидел себе среди этих каменюк, старый сыч, не высовывался никогда и запугивал соплеменников страшным воем по ночам, а те, дураки, его почитали за всемогущего колдуна и от пуза кормили…
   — Какой доверчивый народ — эти самые уна-уму, — пробормотал я. — Никак не могут без того, чтобы кого-то не почитать и не бояться. И в двадцатом веке нашли себе нового Ука-Шлаки… Вернее, он их нашел.
   Филимона не заинтересовало известие о еще одном претенденте на громкое имя. И хныканье побитого колдуна его тоже не волновало.
   Единственное, о чем начальник отдела кадров преисподней сейчас мог думать — это о проваленном задании. Он схватил меня за плечо и поволок ко входу в храм.
   — Вот сам рассуди, Адольф! — кричал он на ходу. — Ну, в чем я виноват-то, а? Я действовал точно по инструкции! И если бы не этот старый придурок, быть бы мне величайшим бесом во всей истории нашей огненной родины! Такой клиент подвалил, а ненормальный колдун его сожрал. Эх, невезуха, невезуха…
   — Невезуха… — эхом откликнулся я. И оглянулся на Степана Федоровича — тот шел за мною, опасливо сторонясь Ука-Шлаки, который совсем недвусмысленно на него облизывался.
   — Представляешь, — рассказывал мне Филимон, — пока ты мотал свои три года, оператор-консультант — этот вот чернокожий вредный старичок — сообщил в контору, что нашел нового клиента. Ну, я не очень и обрадовался. Колдун и раньше поставлял нам кадры из своего племени. Дешевка! Его соплеменники продавали душу за поджаренного кабана или ожерелье из акульих зубов… И вдруг он уверяет, что нашел что-то не совсем обычное.
   Филимон остановился и торжествующе посмотрел на меня.
   — Ты, наверное, слышал всякую фигню о визитах инопланетных существ к древним землянам? Дескать, почти от каждой сгинувшей цивилизации остались упоминания о странных пришельцах на летающих аппаратах? Рисунки на камнях, сказания, легенды… Эта фигня, Адольф, — не совсем фигня. Вернее, совсем не фигня. Преисподняя долгое время вела кропотливую и сугубо секретную работу по отслеживанию этих инопланетных товарищей. Египет, шумерские селения, ацтекские храмы, Индия! Тибет! Гренландия! И никак нельзя было пришельцев застать в натуральном, так сказать, виде… Шустрые они. Прилетят, попозируют для древних творческих работников — и шасть! Нету. Ну, о том, что в современном мире пришельцы появлялись, об этом и говорить не надо. Практически во всех странах! В Воронеже даже, говорят, тарелка приземлилась на кукурузное поле и отдавила ногу председателю тамошнего колхоза. Главное — непонятно, что им, пришельцам, надо! Никаких сведений о контакте, только так — порисоваться прилетают. Понюхают, посмотрят, поглазеют и сваливают. А Люцифер намеревался контакт наладить. Представляешь, как звучит — совместное предприятие «Сириус-Преисподняя»! «Сатурн-Чистилище»! Блеск!
   — Погоди… — сморщился я. — У меня своих проблем целая навозная куча, а ты мне еще… Стоп, а почему я ничего не знал? Про расследования? А ты знал и не сказал? Тоже мне, друг называется!
   — Меня самого недавно посвятили в это! — обиделся Филимон. — Пока ты на гауптвахте отсиживался! Это ведь мой подопечный пришельца застукал! Прямо перед вылетом у меня разговор с начальством и был. В общем, к племени уна-уму прилетел самый настоящий пришелец! На летающей тарелке! И свалился аккурат неподалеку от храма. Правда, при приземлении летающая тарелка сломалась. Колдун совершил единственный разумный поступок в своей жизни — сообщил об этом происшествии в контору и, как и полагается оператору-консультанту, предложил починить тарелку в обмен на душу. Пришелец согласился. Ну, я обрадовался! Ведь впервые в истории преисподней такое — чтобы появилась возможность заполучить инопланетную душу! Наконец-то! Мне Люцифер лично уже благодарность объявил авансом и обещал нехилое повышение… Я перемещаюсь в Африку, и тут оказывается, что пришельца уже нет! Пока я выслушивал похвалы Люцифера, этот проклятый колдун пришельца сожрал и даже не подавился! А в оправдание лепит какую-то ахинею — мол, его племя куда-то в полном составе испарилось, и некому было его кормить… Ахинея, правда? Куда могло подеваться бесследно целое племя?
   — В… двадцать первый век переместилось… — промямлил я. — В Россию… в однокомнатную квартиру театрального уборщика…
   — Что? Адольф, по-моему, тебе точно надо отдохнуть после гауптвахты. Ты бредишь! Что это?!
   Нас озарил ослепительный оранжевый свет. Степан Федорович закрыл голову руками. Могущественный колдун Ука-Шлаки с визгом повалился на землю. Над опустевшим поселком, как нити солнечного дождя, протянулись яркие лучи, втянули в себя несколько каменных ножей и плошку из кокосового ореха — и исчезли…
   — Адово пекло! — выругался Филимон. — Это еще что такое было?
   — Ничего особенного, — вытирая ладонями вспотевший лоб, сообщил Степан Федорович. — Это просто Гиммлер осуществляет проект «Черный легион». Он силою гениального изобретения — времеатрона и древних заклинаний тщится перетащить к себе Ливонский орден.
   — Какой Гиммлер? Откуда германцы в Африке?.. — выпучился Филимон.
   — Их тут нет, — сказал я, — они в России. Забыл? В однокомнатной квартире театрального уборщика.
   — В моей квартире, — подсказал Степан Федорович.
   — Ты не только сам с ума сошел, — подозрительно на меня глядя, сказал мой коллега-бес — Но и клиента себе нашел сумасшедшего. Пойдем-ка лучше в храм… укроемся. А то вдруг еще чего-нибудь засверкает…
   — Нет, не засверкает, — вздохнул Степан Федорович. — Вторую попытку Гиммлер сделает завтра. И все равно у него ничего не получится. Вместо ливонцев призовет на свою голову отряд дружинников с воеводой Златичем во главе. То есть не призовет, потому что Златич в Ледниковом периоде. Это все происки Штирлица…
   — А ты почем знаешь, безумный смертный?
   — Потому что я и есть Штирлиц. Ну, то есть когда-то был Штирлицем…
   — Адольф! — закричал Филимон. — Как твой непосредственный начальник, я приказываю тебе немедленно отправляться в психиатрическую клинику. Подлечись маленько. А мне хватит мозги пудрить! Я сам в дерьме по горло, а вы меня еще собственным бредом загружаете. Глянь сюда! Адольф! Теперь ты уснул?
   Мысли пчелиным роем гудели в моей голове. У вас когда-нибудь бывало такое? Вот-вот поймешь что-то важное, вот-вот сделаешь какое-то открытие… только суметь должным образом сосредоточиться! Еще секунда, и…
   — Адольф! — А?
   — Не спи! Глянь, говорю, сюда!
   Филимон пнул копытом кучу пальмовых листьев, наваленных у входа в храм, листья разлетелись в разные стороны, и мне открылось сооружение из серебристого металла, напоминающее пару сложенных вместе блюдец, размером с кабинку сельского туалета.
   — Вот она! Летающая тарелка!
   Рядом с тарелкой лежала горстка розовых костей и овальный череп с тремя глазницами.