— Заткнись! — завопил я, как только вновь обрел дар речи. — Умолкни, несчастный, и больше не говори ни слова. Все молчите! Ошибка ему, адово пекло, какая-то привиделась! Вызывал создателя этого мира — так и получай! И не смей привередничать!
— Ой, как интересно! — Михалыч энергично всплеснул руками, отчего проделал в воздухе двойное сальто. — Я сплю, а мне снится сон! Такой увлекательный и, как это… достаточно реалистичный. На галлюцинацию похожий. Хм, наверное, это нехорошо для здоровья… Надо, пожалуй, побольше отдыхать и поменьше работать. Никаких кофе, сигарет и транквилизаторов. А впрочем… Уважаемые видения, скажите что-нибудь еще! — вдруг попросил он.
— Что-нибудь еще! — подобострастно отозвался Степан Федорович, потрясенный пониманием того, что страстной молитвой действительно вызвал Всевышнего Создателя.
— Ой, как интересно! А еще? Или нет… Расскажите мне какую-нибудь историю, а я по ее мотивам создам гениальное драматическое произведение. Идеи всех гениальных произведений явились авторам во сне. Периодическая таблица химических элементов, например…
Степан Федорович смешался.
— Ну, анекдот какой-нибудь! — попросил Михалыч. — Пожалуйста, милые галлюцинации!
— Э-э… — решил я вступить в разговор. — Михалыч!
— Что тебе, рогатый фантом?
— Послушай… Воображай себе все что угодно — что ты спишь, галлюцинируешь или чего-то там еще. Но — умоляю тебя — выполни одну нашу просьбу! Одно-единственное заветное желание!
— Желание? — скривился прогрессивный режиссер. — Не хочу. Это скучно. И вообще — вы мои галлюцинации, значит, мне и подчиняйтесь, понятно? Рассказывайте анекдот!
Докатился, бес. Ты, обученный исполнять чужие заветные желания, как милостыни, просишь исполнить свое. А, ладно, не стыдно… Лишь бы сработало!
— Нам это жизненно необходимо! — горячо заторопился я, прижимая руки к груди. — Это важнее всего, что может быть важным! Пожалуйста! Всего одно простое желание! Для тебя ведь это так просто!
— Фу… — сильно поскучнел Михалыч. — Совсем с вами неинтересно, надоеды. Проснуська я, наверное… Меня работа ждет. Я и в реальности постоянно переутомляюсь, а тут еще и во сне пристают с просьбами. Итак, просыпаюсь. Раз! Два!..
— Нет! — взвизгнул Степан Федорович.
— Всего одну минуту! — воздел я руки ко Всевышнему. — Маленькую минуточку! Я понимаю — у всех свои проблемы. У тебя — переутомление, у нас вот — апокалипсис. Войди в наше положение! Минуту!
— Хорошо, — смилостивился Михалыч и перетек в полулежачее положение. — Чего у вас тут случилось?..
Расскажите подробно. На всякий случай. Может быть, ваш рассказ мне тоже пригодится в творческом плане…
Грозный рокот прервал его речь. Камни под нами снова задрожали. Небеса загудели раскаленным гонгом. Надо было спешить.
— Прекрати все это! — выкрикнул я. — Это в твоих силах! Останови апокалипсис!
Дружный хор: «Пожалуйста! » — поддержал меня.
— Тьфу! — рассердился Михалыч, и молнии над его головой свирепо затрещали. — Надоели. Что прекратить? Зачем прекратить? И каким образом? Говорите, что надо сделать, а то мне некогда. Меня дела ждут.
— Прикажите! — воскликнул Степан Федорович. — Скажите какое-нибудь слово, чтобы этот кошмар остановился!
— Какое слово?!
— Э-э… ну, я не знаю… Как у вас, у Творцов, принято в подобных случаях говорить?
— Вы мне голову морочите, галлюцинации! Достали! Все, просыпаюсь!..
И тут меня прорвало. Или — осенило. Называйте, как хотите. Всевышний Михалыч уже махнул рукой и завел свое: «Раз! Два!.. » — а я подпрыгнул так высоко, как смог, и шепнул ему в ухо…
И он услышал.
Он пожал плечами, окинул нас всех презрительным взором заправского небожителя и молвил:
— ЗАНАВЕС!
Это слово плетью хлестнуло по оболочке мира. И мир лопнул.
ГЛАВА 7
— . Получилось? Или нет?
Это было первое, что я услышал, осторожно открыв глаза.
Степан Федорович сидел напротив меня на корточках, как настороженная ворона, и подозрительно оглядывался по сторонам. Я, конечно, последовал его примеру.
Затхлое, полутемное помещение. Из полумрака угловато выступает замшелый валун, на котором помещается негодная гнутая шпага, рогатая каска и пустая бутылка без опознавательных знаков. Дощатый обшарпанный пол, покрытый окурками, тумбочка с длиннющим инвентарным номером, заваленная грудой тряпья, среди которого можно вычислить мушкетерскую шляпу с пером, мужские балетные трико и чудовищный ботфорт с порыжевшим голенищем. Но ничего не трещит, не грохочет, не разваливается на части и даже не полыхает. Уже хорошо.
— И где мы на этот раз оказались? — спросил я.
— Не знаю, — ответил мой клиент. — Но если опять промашка — то я здесь ни при чем. Я даже пальцем не пошевелил, когда этот Всевышний рявкнул свое веское слово. Так что нечего и сейчас винить мое невезение. Ой, обратите внимание, Адольф, мой скафандр исчез!
И правда — исчез. Степан Федорович был теперь одет в грязный серый халат и калоши. А я — в родные свои джинсы, футболку и армейские высокие ботинки. На голове ощущалась бейсболка.
— Интересно было бы выяснить… — начал мой клиент, но я его прервал.
— Тихо! — зажал я ему рот ладонью. — Слышите?
— Господа, никто не видел Штирлица? — раздался голос, в котором я тут же безошибочно признал фюрерский фальцетик. — С утра его ищу, но никак не могу найти. Никто не видел?
— Век бы его не видеть… — грубое ворчание Геринга. — Гр-ром и молния!
— Там! — определив направление, откуда идут голоса, ткнул я пальцем в темноту.
— Ой-ей-ей! — схватился за голову Степан Федорович. — Я-то уж было поверил, что у нас получилось! Что все закончилось наконец… Боже, какое разочарование! Увы мне!
— Увы мне! — пропищал кто-то совсем рядом.
Я подпрыгнул. Створка тумбочки открылась, мне под ноги вывалился циклоп. Оранжевая его тога показалась мне на удивление чистенькой и даже отглаженной.
— Увы мне! — повторил одноглазый. — Я не успел проскользнуть в портал! Да и что толку в том, что проскользнул бы! Мои сородичи побеждены и порабощены даже раньше срока! О, что я наделал! Мне ведь теперь в моем времени и показываться нельзя! Увы мне!
— Так… — проговорил я. Надежда на хэппи-энд увяла, как одуванчик под струей серной кислоты. — Значит, все снова в сборе. Бездомный коротышка мытарь, Нарушитель закона Вселенского Равновесия, и ваш покорный слуга. А что, я не понял, апокалипсис все-таки состоялся или нет?
Никто мне не ответил. И циклоп, и Степан Федорович — оба были погружены в невеселые свои думы. Коротышка уже всхлипывал, а мой клиент мужественно кусал губы, сдерживая рыдания.
— Кто сказал — Штирлиц у Евы?! — заверещал невидимый Гитлер. — Это поклеп! Это… Да вон он идет, господа! Дорогой друг, где ты пропадал?
— Проспал, Доля! — прозвенел голос, от которого меня пробила нервная дрожь. — Но спешил изо всех сил! В-вот, гляди — даже штаны толком не застегнул и помаду с рожи не стер…
Честно говоря, я не выдержал. Я засучил рукава и пошел на голос. Степан Федорович и циклоп, предпочитавшие жить по принципу «не надо, как бы хуже не было! », пытались меня удержать — но куда там! Плевать мне на все! Надоело! Один раз отведу душу, наваляю по шее проклятому зарстранцу, и будь что будет!
Через несколько шагов я уперся лбом в какую-то матерчатую преграду, махнул рукой — и преграда исчезла. Ослепительный свет хлынул в мои глаза. Я пошатнулся.
Гитлеровские генералы, столпившиеся у стола с расстеленной картой, разинув рты, смотрели на меня во все глаза.
— Где Штирлиц?! — зарычал я. — Покажите мне этого гада!
— Ш-шапкин… — запинаясь, вякнул фюрер. — Это, кажется, к тебе.
— Какой такой Шапкин?
Я посмотрел туда, куда указывал Гитлер, и обомлел. Человек в форме штандартенфюрера СС, лысый, в косо сидящем парике, с покрасневшими глазами, дышащий перегаром, запах которого ощущался на расстоянии пяти метров, стоял, пошатываясь.
— Это Штирлиц?!
— Н-ну, я! — воинственно подбоченился штандартенфюрер. — И что? И ты кто такой? Я тебе раньше никогда не видел… Или видел? А, это мы с тобой, наверное, вчера в стекляшке квасили, да? Ты мне червонец должен!
Степан Федорович и циклоп, вылетевшие из-за кулис на свет, тоже остановились. И на них обратили внимание. Особый интерес вызвал циклоп. Генералы заохали, а у Гитлера даже челка встала дыбом.
— Что такое? — проверещал Михалыч, вскакивая на сцену (Сцена! Сцена! Это сцена! Теперь я вижу!). — Шапкин! Мало того, что ты пьешь и пропускаешь репетиции, так ты еще и собутыльников-забулдыг приводишь?! Уволю! Сгною! Так, а вы кто такие? Уборщик? Уборщик! Если уборщик, бери ведро и бегом на уборку! Вот тебе ведро! Марш со сцены! Товарищ из театра лилипутов, вы по приглашению? Что? Не слышу ответа! Стоило мне на минутку прикорнуть в зрительном зале, так у вас тут уже черт знает что творится!
— Свершилось… — расплылся в блаженной улыбке Степан Федорович. — Неужели закончилось мое… мой…
— Свершилось… — повторил я.
Слезы облегчения навернулись на мои глаза, и дальнейшее я видел уже сквозь туманную пелену.
Вот Штирлиц-Шапкин под шумок прикладывается к чекушке, которую незаметно вытащил из портупеи. Вот в зрительный зал врывается делегация каких-то очень серьезных мужчин, хватают Степана Федоровича за рукава грязного халата, отбирают ведро и тащат в разные стороны:
— Степан Федорович, родненький, куда вы пропали? Позвольте вручить вам гонорар за издание, переиздание и переиздание переиздания вашей гениальной книги «Пойми мое измученное сердце! »…
— Я есть представитель компании «Уорнер-Бра-зерс». Я заинтересован в снимании фильма о великом русском гений!..
— Отвали, басурманин, я первый его нашел! Степан Федорович, скажите, вы патриот?! Отлично! Я с «Мосфильма»! Будем кино про вас ставить.
— Не напирайте! Сломаете диктофон! У меня эксклюзивное право на интервью с господином Трофимовым! Степан Федорович — первый вопрос: когда вы в первый раз поняли, что вы — гений?..
— Грузчики! Внесите чемодан с деньгами!..
— Мы есть из Нобелевский комитет. А кто есть Стефан Федороффитч Трофимофф?
— Не толкайте меня, я управдом! Господин Трофимов! Так как в вашей квартире поселились представители дружественной африканской страны, наша жилконтора решила выделить вам дополнительную площадь в размере семи комнат! Искренне поздравляю!
— Степочка! У меня получилось! Я развелась со своим деспотом, Степочка! Степочка, посмотри на меня! Это я — Маша Привалова!..
Мой клиент беспомощно озирается и безуспешно пытается пробиться сквозь людскую кашу. Он ищет меня глазами, но меня уже здесь нет… Механизм перемещений во времени и пространстве бесов оперативных сотрудников таков, что при успешном выполнении очередного задания командированный возвращается в контору автоматически.
Зрительный зал перед моими глазами стремительно тает.
Я успеваю услышать еще короткий отрывок взволнованного диалога режиссера Михалыча и коротышки циклопа:
— Товарищ лилипут, вы здесь с какой целью?
— Я, собственно… э-э… хотел завоевать мир.
— Прекрасно! Идите ко мне в труппу, я вам гарантирую, что вы завоюете мир в кратчайшие сроки. Завтра или послезавтра! Начнем с Голливуда, благо эти прощелыги уже здесь… У меня есть отличный сценарий как раз под вашу фактуру!.. Скажу по секрету, сюжет сценария и ваш образ я увидел во сне…
— Ну-у… раз уж на родине мне лучше не появляться в течение ближайших пары миллионов лет…
Больше я ничего не слышал и не видел. Мир вокруг меня мгновенно сжался до размеров черной горошины — и разорвался на части. Я словно оказался внутри себя самого, хотя точно знал, что никакого «меня» в этот момент не существовало в поглотившей всю вселенную бесцветной пустоте…
Я летел домой!
ЭПИЛОГ
— Ты не обижаешься?
— Не обижаюсь.
— Правда, не обижаешься?
— Правда!
— Нет, я серьезно спрашиваю, Филимон, скажи — не обижаешься на меня? Все-таки десять лет на гауптвахте в одиночке — это…
— Конечно, не обижаюсь! Я ж понимаю — работа есть работа. И от этого никуда не денешься. Тем более что я с помощью твоего рапорта обжаловал приговор и меня освободили досрочно.
— Но все равно… Ведь ты же из-за меня…
— Пустяки! Забыли, ладно?
— Ну, ладно…
— Кстати, Адольф, у меня для тебя хорошие новости. За успешно выполненное задание и проявленные при этом героизм и смекалку Канцелярия преисподней при моем личном ходатайстве премирует тебя назначением в ряды элитного подразделения бесов-берсерков.
— Служу преисподней! Спасибо! Большое спа… Постой, это то самое подразделение в Седьмом Круге?
Где изучается феномен бесовской задни… Филимон! Не надо! Милый мой! Родной! Гад! Ты все-таки отомстил?! Ты все-таки обиделся?
— Я?! — очень натурально удивился Филимон. — Как ты мог подумать, дорогой? Ни в коем случае. Это большая честь выпала тебе сама собой. Можно сказать — повезло! Везение можно сказать.
— Везение?!!
— Ну, невезение. Называй, как хочешь… В любом случае — поздравляю!
Он помолчал и добавил, что называется, «от души»:
— Иди и служи! И чтобы в моем отделе кадров раньше чем через тысячу лет и не появлялся! Задавлю, провокатор!
— Ой, как интересно! — Михалыч энергично всплеснул руками, отчего проделал в воздухе двойное сальто. — Я сплю, а мне снится сон! Такой увлекательный и, как это… достаточно реалистичный. На галлюцинацию похожий. Хм, наверное, это нехорошо для здоровья… Надо, пожалуй, побольше отдыхать и поменьше работать. Никаких кофе, сигарет и транквилизаторов. А впрочем… Уважаемые видения, скажите что-нибудь еще! — вдруг попросил он.
— Что-нибудь еще! — подобострастно отозвался Степан Федорович, потрясенный пониманием того, что страстной молитвой действительно вызвал Всевышнего Создателя.
— Ой, как интересно! А еще? Или нет… Расскажите мне какую-нибудь историю, а я по ее мотивам создам гениальное драматическое произведение. Идеи всех гениальных произведений явились авторам во сне. Периодическая таблица химических элементов, например…
Степан Федорович смешался.
— Ну, анекдот какой-нибудь! — попросил Михалыч. — Пожалуйста, милые галлюцинации!
— Э-э… — решил я вступить в разговор. — Михалыч!
— Что тебе, рогатый фантом?
— Послушай… Воображай себе все что угодно — что ты спишь, галлюцинируешь или чего-то там еще. Но — умоляю тебя — выполни одну нашу просьбу! Одно-единственное заветное желание!
— Желание? — скривился прогрессивный режиссер. — Не хочу. Это скучно. И вообще — вы мои галлюцинации, значит, мне и подчиняйтесь, понятно? Рассказывайте анекдот!
Докатился, бес. Ты, обученный исполнять чужие заветные желания, как милостыни, просишь исполнить свое. А, ладно, не стыдно… Лишь бы сработало!
— Нам это жизненно необходимо! — горячо заторопился я, прижимая руки к груди. — Это важнее всего, что может быть важным! Пожалуйста! Всего одно простое желание! Для тебя ведь это так просто!
— Фу… — сильно поскучнел Михалыч. — Совсем с вами неинтересно, надоеды. Проснуська я, наверное… Меня работа ждет. Я и в реальности постоянно переутомляюсь, а тут еще и во сне пристают с просьбами. Итак, просыпаюсь. Раз! Два!..
— Нет! — взвизгнул Степан Федорович.
— Всего одну минуту! — воздел я руки ко Всевышнему. — Маленькую минуточку! Я понимаю — у всех свои проблемы. У тебя — переутомление, у нас вот — апокалипсис. Войди в наше положение! Минуту!
— Хорошо, — смилостивился Михалыч и перетек в полулежачее положение. — Чего у вас тут случилось?..
Расскажите подробно. На всякий случай. Может быть, ваш рассказ мне тоже пригодится в творческом плане…
Грозный рокот прервал его речь. Камни под нами снова задрожали. Небеса загудели раскаленным гонгом. Надо было спешить.
— Прекрати все это! — выкрикнул я. — Это в твоих силах! Останови апокалипсис!
Дружный хор: «Пожалуйста! » — поддержал меня.
— Тьфу! — рассердился Михалыч, и молнии над его головой свирепо затрещали. — Надоели. Что прекратить? Зачем прекратить? И каким образом? Говорите, что надо сделать, а то мне некогда. Меня дела ждут.
— Прикажите! — воскликнул Степан Федорович. — Скажите какое-нибудь слово, чтобы этот кошмар остановился!
— Какое слово?!
— Э-э… ну, я не знаю… Как у вас, у Творцов, принято в подобных случаях говорить?
— Вы мне голову морочите, галлюцинации! Достали! Все, просыпаюсь!..
И тут меня прорвало. Или — осенило. Называйте, как хотите. Всевышний Михалыч уже махнул рукой и завел свое: «Раз! Два!.. » — а я подпрыгнул так высоко, как смог, и шепнул ему в ухо…
И он услышал.
Он пожал плечами, окинул нас всех презрительным взором заправского небожителя и молвил:
— ЗАНАВЕС!
Это слово плетью хлестнуло по оболочке мира. И мир лопнул.
ГЛАВА 7
— . Получилось? Или нет?
Это было первое, что я услышал, осторожно открыв глаза.
Степан Федорович сидел напротив меня на корточках, как настороженная ворона, и подозрительно оглядывался по сторонам. Я, конечно, последовал его примеру.
Затхлое, полутемное помещение. Из полумрака угловато выступает замшелый валун, на котором помещается негодная гнутая шпага, рогатая каска и пустая бутылка без опознавательных знаков. Дощатый обшарпанный пол, покрытый окурками, тумбочка с длиннющим инвентарным номером, заваленная грудой тряпья, среди которого можно вычислить мушкетерскую шляпу с пером, мужские балетные трико и чудовищный ботфорт с порыжевшим голенищем. Но ничего не трещит, не грохочет, не разваливается на части и даже не полыхает. Уже хорошо.
— И где мы на этот раз оказались? — спросил я.
— Не знаю, — ответил мой клиент. — Но если опять промашка — то я здесь ни при чем. Я даже пальцем не пошевелил, когда этот Всевышний рявкнул свое веское слово. Так что нечего и сейчас винить мое невезение. Ой, обратите внимание, Адольф, мой скафандр исчез!
И правда — исчез. Степан Федорович был теперь одет в грязный серый халат и калоши. А я — в родные свои джинсы, футболку и армейские высокие ботинки. На голове ощущалась бейсболка.
— Интересно было бы выяснить… — начал мой клиент, но я его прервал.
— Тихо! — зажал я ему рот ладонью. — Слышите?
— Господа, никто не видел Штирлица? — раздался голос, в котором я тут же безошибочно признал фюрерский фальцетик. — С утра его ищу, но никак не могу найти. Никто не видел?
— Век бы его не видеть… — грубое ворчание Геринга. — Гр-ром и молния!
— Там! — определив направление, откуда идут голоса, ткнул я пальцем в темноту.
— Ой-ей-ей! — схватился за голову Степан Федорович. — Я-то уж было поверил, что у нас получилось! Что все закончилось наконец… Боже, какое разочарование! Увы мне!
— Увы мне! — пропищал кто-то совсем рядом.
Я подпрыгнул. Створка тумбочки открылась, мне под ноги вывалился циклоп. Оранжевая его тога показалась мне на удивление чистенькой и даже отглаженной.
— Увы мне! — повторил одноглазый. — Я не успел проскользнуть в портал! Да и что толку в том, что проскользнул бы! Мои сородичи побеждены и порабощены даже раньше срока! О, что я наделал! Мне ведь теперь в моем времени и показываться нельзя! Увы мне!
— Так… — проговорил я. Надежда на хэппи-энд увяла, как одуванчик под струей серной кислоты. — Значит, все снова в сборе. Бездомный коротышка мытарь, Нарушитель закона Вселенского Равновесия, и ваш покорный слуга. А что, я не понял, апокалипсис все-таки состоялся или нет?
Никто мне не ответил. И циклоп, и Степан Федорович — оба были погружены в невеселые свои думы. Коротышка уже всхлипывал, а мой клиент мужественно кусал губы, сдерживая рыдания.
— Кто сказал — Штирлиц у Евы?! — заверещал невидимый Гитлер. — Это поклеп! Это… Да вон он идет, господа! Дорогой друг, где ты пропадал?
— Проспал, Доля! — прозвенел голос, от которого меня пробила нервная дрожь. — Но спешил изо всех сил! В-вот, гляди — даже штаны толком не застегнул и помаду с рожи не стер…
Честно говоря, я не выдержал. Я засучил рукава и пошел на голос. Степан Федорович и циклоп, предпочитавшие жить по принципу «не надо, как бы хуже не было! », пытались меня удержать — но куда там! Плевать мне на все! Надоело! Один раз отведу душу, наваляю по шее проклятому зарстранцу, и будь что будет!
Через несколько шагов я уперся лбом в какую-то матерчатую преграду, махнул рукой — и преграда исчезла. Ослепительный свет хлынул в мои глаза. Я пошатнулся.
Гитлеровские генералы, столпившиеся у стола с расстеленной картой, разинув рты, смотрели на меня во все глаза.
— Где Штирлиц?! — зарычал я. — Покажите мне этого гада!
— Ш-шапкин… — запинаясь, вякнул фюрер. — Это, кажется, к тебе.
— Какой такой Шапкин?
Я посмотрел туда, куда указывал Гитлер, и обомлел. Человек в форме штандартенфюрера СС, лысый, в косо сидящем парике, с покрасневшими глазами, дышащий перегаром, запах которого ощущался на расстоянии пяти метров, стоял, пошатываясь.
— Это Штирлиц?!
— Н-ну, я! — воинственно подбоченился штандартенфюрер. — И что? И ты кто такой? Я тебе раньше никогда не видел… Или видел? А, это мы с тобой, наверное, вчера в стекляшке квасили, да? Ты мне червонец должен!
Степан Федорович и циклоп, вылетевшие из-за кулис на свет, тоже остановились. И на них обратили внимание. Особый интерес вызвал циклоп. Генералы заохали, а у Гитлера даже челка встала дыбом.
— Что такое? — проверещал Михалыч, вскакивая на сцену (Сцена! Сцена! Это сцена! Теперь я вижу!). — Шапкин! Мало того, что ты пьешь и пропускаешь репетиции, так ты еще и собутыльников-забулдыг приводишь?! Уволю! Сгною! Так, а вы кто такие? Уборщик? Уборщик! Если уборщик, бери ведро и бегом на уборку! Вот тебе ведро! Марш со сцены! Товарищ из театра лилипутов, вы по приглашению? Что? Не слышу ответа! Стоило мне на минутку прикорнуть в зрительном зале, так у вас тут уже черт знает что творится!
— Свершилось… — расплылся в блаженной улыбке Степан Федорович. — Неужели закончилось мое… мой…
— Свершилось… — повторил я.
Слезы облегчения навернулись на мои глаза, и дальнейшее я видел уже сквозь туманную пелену.
Вот Штирлиц-Шапкин под шумок прикладывается к чекушке, которую незаметно вытащил из портупеи. Вот в зрительный зал врывается делегация каких-то очень серьезных мужчин, хватают Степана Федоровича за рукава грязного халата, отбирают ведро и тащат в разные стороны:
— Степан Федорович, родненький, куда вы пропали? Позвольте вручить вам гонорар за издание, переиздание и переиздание переиздания вашей гениальной книги «Пойми мое измученное сердце! »…
— Я есть представитель компании «Уорнер-Бра-зерс». Я заинтересован в снимании фильма о великом русском гений!..
— Отвали, басурманин, я первый его нашел! Степан Федорович, скажите, вы патриот?! Отлично! Я с «Мосфильма»! Будем кино про вас ставить.
— Не напирайте! Сломаете диктофон! У меня эксклюзивное право на интервью с господином Трофимовым! Степан Федорович — первый вопрос: когда вы в первый раз поняли, что вы — гений?..
— Грузчики! Внесите чемодан с деньгами!..
— Мы есть из Нобелевский комитет. А кто есть Стефан Федороффитч Трофимофф?
— Не толкайте меня, я управдом! Господин Трофимов! Так как в вашей квартире поселились представители дружественной африканской страны, наша жилконтора решила выделить вам дополнительную площадь в размере семи комнат! Искренне поздравляю!
— Степочка! У меня получилось! Я развелась со своим деспотом, Степочка! Степочка, посмотри на меня! Это я — Маша Привалова!..
Мой клиент беспомощно озирается и безуспешно пытается пробиться сквозь людскую кашу. Он ищет меня глазами, но меня уже здесь нет… Механизм перемещений во времени и пространстве бесов оперативных сотрудников таков, что при успешном выполнении очередного задания командированный возвращается в контору автоматически.
Зрительный зал перед моими глазами стремительно тает.
Я успеваю услышать еще короткий отрывок взволнованного диалога режиссера Михалыча и коротышки циклопа:
— Товарищ лилипут, вы здесь с какой целью?
— Я, собственно… э-э… хотел завоевать мир.
— Прекрасно! Идите ко мне в труппу, я вам гарантирую, что вы завоюете мир в кратчайшие сроки. Завтра или послезавтра! Начнем с Голливуда, благо эти прощелыги уже здесь… У меня есть отличный сценарий как раз под вашу фактуру!.. Скажу по секрету, сюжет сценария и ваш образ я увидел во сне…
— Ну-у… раз уж на родине мне лучше не появляться в течение ближайших пары миллионов лет…
Больше я ничего не слышал и не видел. Мир вокруг меня мгновенно сжался до размеров черной горошины — и разорвался на части. Я словно оказался внутри себя самого, хотя точно знал, что никакого «меня» в этот момент не существовало в поглотившей всю вселенную бесцветной пустоте…
Я летел домой!
ЭПИЛОГ
— Ты не обижаешься?
— Не обижаюсь.
— Правда, не обижаешься?
— Правда!
— Нет, я серьезно спрашиваю, Филимон, скажи — не обижаешься на меня? Все-таки десять лет на гауптвахте в одиночке — это…
— Конечно, не обижаюсь! Я ж понимаю — работа есть работа. И от этого никуда не денешься. Тем более что я с помощью твоего рапорта обжаловал приговор и меня освободили досрочно.
— Но все равно… Ведь ты же из-за меня…
— Пустяки! Забыли, ладно?
— Ну, ладно…
— Кстати, Адольф, у меня для тебя хорошие новости. За успешно выполненное задание и проявленные при этом героизм и смекалку Канцелярия преисподней при моем личном ходатайстве премирует тебя назначением в ряды элитного подразделения бесов-берсерков.
— Служу преисподней! Спасибо! Большое спа… Постой, это то самое подразделение в Седьмом Круге?
Где изучается феномен бесовской задни… Филимон! Не надо! Милый мой! Родной! Гад! Ты все-таки отомстил?! Ты все-таки обиделся?
— Я?! — очень натурально удивился Филимон. — Как ты мог подумать, дорогой? Ни в коем случае. Это большая честь выпала тебе сама собой. Можно сказать — повезло! Везение можно сказать.
— Везение?!!
— Ну, невезение. Называй, как хочешь… В любом случае — поздравляю!
Он помолчал и добавил, что называется, «от души»:
— Иди и служи! И чтобы в моем отделе кадров раньше чем через тысячу лет и не появлялся! Задавлю, провокатор!