Мясников Виктор. Водка

   По вечерам скучающие шофера сбивались кружками вокруг примусов, как кочевники возле костров. Ставили чайник, открывали канистры с вином и фляги с чачей, травили обычные шоферские байки. О рыщущих по дорогам бандитах, ментах-обиралах, жутких авариях, гололедах и лавинах, сметающих в пропасть целые колонны машин, о шлюхах и верных подругах. Слушали новости по радиоприемнику, жадно ловили все, что говорилось о забитом цистернами ущелье. Потом шумно обсуждали, строили планы прохода через границу, один другого фантастичней.
   У Мамеда тоже нашелся план, но вполне реалистический. Вернуться в Грузию, оттуда ехать в Азербайджан. А из Баку по Каспийскому морю паромом в Дагестан. Там никаких проблем не будет. И это гораздо дешевле, чем отдавать за проход машины взятку в две тысячи "зеленых". Некоторым идея понравилась, но местные осетины её напрочь отвергли. У них в головах не укладывалось, что надо делать такой сумасшедший крюк, когда до дома рукой подать. Ведь это с ума сойти - до Баку пилить не меньше тысячи километров, там ещё морем до Махачкалы пятьсот. Оттуда прямой дорогой через Грозный только самоубийца поедет. Значит, через Ставрополье, Кабарду, и на каждом километре надо денежку отстегивать. "А машину как разворачивать будешь?" - задавали ехидным тоном вопрос. Это был совершенно убойный аргумент. На узкой дороге вся колонна оказалась в ловушке. И была обречена стоять тут до конца.
   Ночью после того дня, когда приезжали корреспонденты, погранпост обстреляли с гор из автоматов. Нападавших было человек десять. Они скрывались на склоне горы на противоположной стороне ущелья и били из автоматов короткими очередями, чтобы вспышки выстрелов не оказались слишком долгими. Пограничники ответили из всех стволов, включая башенные орудия БМП. Обомлевшие шоферы повылезали на дорогу, чтобы полюбоваться трассирующими огнями и фейерверком осветительных ракет. Автоматная трескотня была совершенно нестрашной.
   У пограничников тарахтел дизельный движок, питая электрические лампочки и прожектор. Их освещенный пост был как на ладони, а ответный огонь приходилось вести снизу вверх да ещё в полный мрак. Пока они разворачивали прожектор в сторону нападавших, движок заглох. Может, пуля в него попала.
   Минут через двадцать стрельба прекратилась, а в зарослях у вершины горы возник небольшой лесной пожар. Ни о каком преследовании нападавших не могло быть и речи. Во-первых, ночь, горы; а во-вторых, через каньон с клокочущей рекой не перебраться. Утром вертолет летал над дымящимся хребтом, но ничего и никого не обнаружил. Понятно, что хозяева застрявшего спирта пугают и предупреждают. Эта версия сразу была принята всеми, потому что никто на таможне не был даже ранен.
   Естественно, на следующий день снова явилась толпа репортеров и начальников. А вскоре вдоль колонны пролетели с сопредельной стороны несколько легковых машин с грузинским начальством. Грузия заявляла решительный протест в связи с односторонним переносом границы в глубь нейтральной территории. Наши вяло оправдывались, дескать разграничительных знаков не ставили, а продвинулись ровно до середины ничейной земли. Грузины, если хотят, тоже могут продвинуться навстречу.
   Вслед за грузинами явилось местное осетинское начальство, озабоченное угрозой для жизней своих земляков. Ведь стоит одной пуле попасть в цистерну, и по принципу домино сгорит вся многокилометровая колонна вместе с людьми. Им просто некуда бежать с узкой дороги. Шофера отлично понимали, что им ничего не угрожает. Не для того владикавказские князья наняли боевиков, чтобы те уничтожили ценный груз. Да и у боевиков наверняка в колонне были родственники и друзья. Но перед лицом средств массовой информации все демонстрировали свой ужас. Некоторые даже рассказывали, как пули градом сыпались на машины, но по счастью все пролетели мимо.
   К вечеру на погранпост прикатили два мягких "Икаруса" с женщинами. Это были жены и матери загорающих в ущелье водителей. Развернув плакаты, женщины подняли страшный гвалт и плач, требуя немедленного воссоединения семей. По другую сторону границы того же требовали их мужья и сыновья. Телевизионщики упивались картиной народных страданий.
   В этот же день в парламенте независимой Грузии состоялось экстренное обсуждение агрессивных и экспансионистских действий России. Ораторы от оппозиции гневно обличали имперскую политику бывшего "старшего брата" и требовали восстановить границы в прежних очертаниях. При полной поддержке всех парламентариев была принята резолюция, в самых резких тонах осуждающая Россию. Ноту протеста направило и министерство иностранных дел. Запахло большим международным скандалом. Следовало ожидать обращения в ООН и Совет Европы. Состоялся конфиденциальный телефонный разговор между Шеварнадзе и Ельциным, после чего Шеварнадзе выступил по грузинскому государственному телевидению. Он в частности высказался за то, чтобы не продлевать срок пребывания российских миротворческих сил в Абхазии, а заменить их силами ООН, лучше из государств-членов НАТО. И вообще, по его мнению, на территории Грузии слишком много российских войск. Это и авиабаза под Тбилиси, и морские пограничные части, и радиолокационные станции. В заключение президент пригрозил выйти из состава СНГ. Про спирт и застрявшую в горах автоколонну не было сказано ни слова.
   На следующий день зашевелились и российские парламентарии. В кулуарах шли серьезные разговоры, в которых как раз настойчиво повторялась тема спирта. Да, везут, да, пошлин и акцизов не платят. Но вы поймите - это основа стабильности на Северном Кавказе. Если у людей есть работа и постоянные доходы, им в голову не придет отделяться от России. А из каких средств наполнять республиканские бюджеты? Дотации Москва декларирует, реальной же помощи никакой. По пенсионному фонду задолженность пять месяцев, бюджетникам задержка зарплаты полгода, а трансферты ещё за апрель из минфина не поступали. В Осетии только официальных триста сорок семь ликеро-водочных заводов - это многие тысячи занятых людей. А платить акцизы за импортный спирт никак нельзя - себестоимость подскочит раз в десять, сбыт резко сократится. Как следствие, производство остановится, и появятся тысячи безработных. А это повлечет неизбежную вспышку преступности, похищений людей, политическую нестабильность и сепаратистские настроения. Мало вам одной Чечни?
   Одной Чечни было более чем достаточно. Когда на чаше весов лежит большая кавказская война, а на другой сколько-то там тысяч гектолитров незаконно произведенного алкоголя, то черт с ней, с водкой. Власть и сама все это прекрасно понимала, поэтому никто не пытался контролировать водочное производство или закрывать заводы Осетии, Дагестана, Ингушетии и Кабардино-Балкарии. Предпочитали перехватывать товар на пути в Центральную Россию.
   Грузии транзитный спирт давал два доллара пошлины с каждой тонны. Валютные доходы маленького, но гордого государства были слишком малы, чтобы брезговать такими деньгами. Впрочем, деньги оказались вполне приличными, ведь счет шел на десятки тысяч тонн. После того, как курортное побережье Абхазии вместе с мандариновыми плантациями и делянками табака оказалось в руках местных сепаратистов, экспортные доходы страны резко упали. Откуда долларам взяться? Чайные плантации были доведены до ручки ещё в советское время. Грузины, как известно, чай не пьют, им вина достаточно. Тот же Шеварнадзе в свое время дал негласную установку на сворачивание чаеводства. Вино и фрукты оказались не конкурентноспособны по сравнению с испанским и греческим товаром. А никакого другого транзита, кроме спирта, ждать не приходилось. Именно поэтому в порту Поти были экстренно рождены морские части погранвойск Республики Грузия. На скорую руку была перекрашена в военно-морской цвет пара сейнеров, на них поставили по крупнокалиберному станковому пулемету ДШК и подняли флаги. Россиян, которые охраняли морскую границу СНГ в соответствии с межправительственным договором, попросили убраться из порта Поти. Прочие участки они могли охранять по-прежнему. А в Поти пошли танкера со спиртом. И прозябавший порт начал оживать.
   А в Арцхойском ущелье произошла очередная трагедия. Ночью на дорогу обрушился камнепад и смахнул в реку "сто тридцатый зилок". Этот старый бензовоз, черный, словно закопченный, с едва проглядывающей надписью "Огнеопасно", стоял очень неудачно. Склон горы над ним был хоть и пологим, но очень каменистым. Откуда-то с самого верха вдруг сорвалась пара здоровенных глыб и сдвинула всю осыпь. Бензовоз скатился с дороги и боком лег на речную отмель. Из продавленной цистерны весь спирт вытек, и наутро в Нижнем Арцхое мальчишки руками ловили пьяную форель и усачей. Водителя, спавшего в кабине и очнувшегося уже в воде со сломанным ребром, на руках отнесли к таможне, в больницу его отвезли пограничники. Его напарник, выспавшийся днем, а ночью распивавший вино с какими-то новыми приятелями, остался сторожить искалеченную машину. Интересно, что "зилок" был астраханским, туда же и направлялся. За все время арцхойского стояния это был единственный случай схода каменной лавины. Ходили разговоры, что глыбам помогли сорваться.
   Случай этот ещё на один градус поднял накал страстей, бушующих вокруг застоявшейся колонны спиртовозов. И это вселяло оптимизм в скучающих водителей, хотя некоторые опасались новых придумок хозяев застрявшего в горах груза. Особенно переживал грузин Михо. Его "Колхида" стояла прямо перед молоковозом Мамеда.
   - А если они решат кого-нибудь убить или поджечь? - восклицал он, сверкая черными влажными глазами. - Своих осетин, конечно, не тронут. А кого тронут, спрашивается? Конечно грузина!
   Михо был молод, едва ли старше тридцати. В нем было под метр девяносто росту, и он походил на складной метр, который постоянно складывают-раскладывают и гнут в разные стороны. Темпераментный Михо не мог усидеть на месте, ему надо было постоянно с кем-то разговаривать. При этом он размахивал руками и наклонялся к собеседнику. Иконописное смуглое лицо, влажные черные глаза и густая черная борода делали его похожим на проповедника. Только непременная сигарета портила этот образ. Да ещё постоянная привычка запускать пальцы в свои курчавые волосы. Все разговоры Михо в конечном счете сводились к сексуальной тематике. То ли он просто на этом зациклился, то ли и вправду был гиперсексуалом.
   - Вот я приезжаю домой, да. Захожу, сажусь обедать. - Глаза Михо увлажняются ещё больше и начинают блестеть. - А она раздевается догола и ходит передо мной. Наливает харчо, приносит, а сама совершенно голенькая...
   Рассказы эти слушали с удовольствием. И Мамед тоже слушал. Он только не понимал, как можно такое рассказывать про собственную жену. Ведь это все равно, что на самом деле голую выставить на всеобщее обозрение. Он свою Гюзель полностью обнаженной и не видел ни разу. Это же неприлично. Да и нечего там смотреть. Но рассказы возбуждали его. Так что крашеной шлюхе не понадобилось его разогревать.
   Девка выглядела несвеже и неопрятно. Но это как раз понятно. Наверняка она торчала здесь столько же, сколько и все остальные. Возраст её Мамед на глаз определить не смог - от восемнадцати до тридцати восьми. На загорелом лице никакого макияжа, только ресницы чуть накрашены. При таком изобилии скучающих мужчин ей и не надо было особенно стараться. Она даже не причесывалась, судя по всему. На безразличном лице вокруг губ залегли презрительные складки, а взгляд она прятала под солнцезащитными очками, чтоб темные мешки под глазами не портили товарный вид. Короткий трикотажный топ ярко-красного цвета, обтягивающий не слишком выразительную грудь, оставлял открытым животик, слегка выступающий над поясом широкой мятой юбки, закрывающей колени. И это тоже было правильно, поскольку девкины ноги не отличались прямизной и красотой. Были они запылены и поцарапаны, а пальцы, выступающие из босоножек, так и вовсе грязны. Под голым животом чернела сумка-кенгуру, делавшая девку похожей на лотошницу. На плече висела большая сумка, полупустая на вид.
   - Обслужить? - спросила у Вахида, в десятый раз от скуки протиравшего фары.
   - Иди, иди отсюда, - недовольно пробурчал тот.
   - У тебя проблемы, толстячок? - девица окинула его оценивающим взглядом. - Это все от нервов. Могу минет недорого.
   Мамед сразу вскочил со своего матраса, как только услышал женский голос. Высунулся из-за машины, и шлюха сразу переключилась на него. Мгновенно оценила потенциальную возможность подработать. Обошла КАМАЗ и, нагло улыбнувшись, обеими руками задрала нижний край красного топа, тряхнула белыми грудками. И тут же опустила шторку. Этого оказалось достаточно, чтобы Мамед сразу же заозирался, замельтешил.
   - Пятьдесят долларов, - предупредила девка.
   Мамед перестал пыхтеть. Красная цена таким плечевым-трассовым пятьдесят рублей. С учетом дефицита и особого статуса приграничной полосы можно и побольше запросить, но не до такой же степени.
   - Сто рублей! - объявил Мамед как можно тверже.
   - Ну не-ет, - капризно протянула шлюха. Она понимала, что её товар сегодня в цене. - Хотя бы триста.
   - Двести! - пошел на уступку Мамед.
   Если бы она не согласилась, отдал бы триста. Очень уж захотелось эту белобрысую. Уже который день без бабы. Да и ночь предстояла опасная. Вдруг убьют, потом обидно станет, что даже не потрахался перед смертью. Но белобрысая согласилась. Протянула руку.
   - Деньги вперед.
   Мамед поспешно вытащил из кармана брюк смятые купюры, принялся разворачивать синие "полтинники".
   - За презерватив ещё десять рублей, - добавила девка. - Или у тебя свои?
   - Какой ещё презерватив? - Мамед даже рассердился. - Я этим не пользуюсь.
   - Как скажешь, - она пожала плечами. - Где будем? Прямо здесь или в кабине?
   Она отставила узкий зад, положив руку на колесо. Мамед воровато огляделся. Их КАМАЗ стоял хорошо, прикрывая небольшую выемку в скале, где лежал матрас. Вроде, никто не видит и не мешает. Перспектива секса на открытом воздухе в двух шагах от других людей неожиданно сильно взволновала и возбудила его. Такого прилива он давненько не испытывал.
   - Давай тут, - махнул рукой и принялся расстегивать ширинку.
   Девка не спеша убрала деньги в сумку на животе, закинула юбку на спину, пригнулась к колесу. Трусов на ней не оказалось, только светлый треугольник на фоне загара. По бледной коже треугольника некрасиво рассыпались какие-то прыщики, и темнело несколько свежих синяков. То ли щипали её за задницу, то ли пинков словила. Но Мамед не собирался ничего разглядывать, не живопись в музее. Сперва он хотел её на матрас уложить, а потом решил его не пачкать. Дрожа от нетерпения, всунул напряженный член в хлюпнувшее скользкое лоно. Задергался.
   Девка с утра пропустила, небось, уже с десяток таких гостей, если не два. Все в ней было расслаблено и мерзко чмокало. Мамед по ходу дела пошарил руками по её хилой груди, бедрам, наткнулся на набрюшную сумку и понял, что возбуждение уходит. Девка это тоже поняла и напряглась, стиснула вагину. Мамед сразу взбодрился и быстренько закончил. Не сказать, чтоб бешеное удовольствие, но облегчился и двести рублей было не очень жалко. Девка при этом лениво протянула: "О-о, милый..," - лениво изобразила оргазм.
   Она вытащила из большой сумки пластиковую бутылку с водой и, присев на корточки, быстренько подмылась. Мамед, увидев лужу возле кабины, рассердился и хотел дать девке пинка, но штаны были спущены, не получилось. Тут Вахид открыл дверцу и крикнул сверху:
   - Эй, рыжая, залезай сюда!
   Шлюха, подхватила свою суму и мигом оказалась в кабине. Через полминуты послышалось довольное урчанье Вахида.
   Мамед расслабленно поковылял к грузинской "Колхиде". Длинный Михо в окружении нескольких шоферов рассуждал о степени риска при прорыве через пограничный шлагбаум и уже начинал горячиться.
   - Не, первому легче всего! Они ведь не знают, что ты будешь шлагбаум таранить. А ты - раз и проскочил! Тут же за тобой второй, третий. Пока они проснутся, ты уже во Владикавказе.
   - По колесам выстрелят! - перебил его рыжий парень в мятом спортивном костюме. - Дадут из автомата, и встанешь.
   - Э-э, какой из автомата! - не уступал Михо, складываясь и распрямляясь. - Ночь, понял, темно. А там уже второй, третий. Вот в него могут стрелять. А могут и не стрелять!
   - Помнишь, генерал приезжал? - не уступал рыжий. - Говорил, остановят всеми мерами, вплоть до применения оружия.
   - Какое оружие? Вот, смотри, моя "Колхида". - Он ударил кулаком в облупленный бок цистерны. - Четырнадцать тонн спирта. Если рванет, от них тут ничего не останется! Кто стрелять будет?
   - А от тебя что-нибудь останется? - засмеялся другой шофер, русский мужик, показывая золотые коронки на клыках.
   - А на меня им наплевать! Им о себе думать надо. Поэтому я первым буду записываться.
   - Куда записываться? - встрял Мамед, он ничего не понял из сказанного.
   - Ты что, спал, да? Ничего не знаешь? - удивился Михо и, сложившись пополам, громко зашептал. - Сегодня ночью будем прорываться. С каждой машины берут по сто долларов. Платить будут тому, кто шлагбаум проломит. А за ним первые пять машин бесплатно, не надо сто долларов платить. Теперь понял?
   - Теперь понял, - кивнул Мамед. Все куски разговора моментально сложились в голове в цельную картинку, и он добавил: - Я сразу за тобой поеду.
   - Вот молодец! - Обрадовался Михо, разогнулся и принялся в такт словам двигать рукой, словно в ней зажат рог с вином, а он произносит тост. Настоящий мужчина никогда не боится идти лицо в лицо навстречу опасности! Пошли к Тимуру, скажем, что едем первыми.
   Усатый и смуглый Тимур сидел в середине колонны под полотняным тентом в складном пляжном кресле. Тут была оборудована целая шашлычная, совмещенная с буфетом и магазинчиком. Настоящий "фри шоп" на нейтральной земле. Правда, здесь жутко воняло отбросами и стремительно носились большие зеленые мухи, поблескивая на солнце глянцевыми брюшками.
   Но записали их только четвертым и пятым. Оказывается три первых были определены заранее. Здесь же неподалеку стоял старый черный КрАЗ, которому предстояло сносить шлагбаум. Из-под задранного капота торчали две задницы в грязных штанах. Какие-то спецы пытались привести в рабочее состояние эту старую рухлядь. Понятно, что грузовик купили за сущие гроши для одного единственного рейса.
   Когда Мамед сообщил Вахиду, что ночью они идут в голове колонны на прорыв границы, тот особой радости не проявил. Наоборот, стал отговаривать от этой авантюры. Лучше загорать на солнце, чем голову подставлять под пули. Но Мамед на правах старшего велел напарнику готовить машину в дорогу.
   Вначале он чувствовал воодушевление. Очень хотелось показать себя. Но ближе к вечеру Мамеда начали одолевать сомненья. А потом он и вовсе испугался. Он даже пошел к Михо, чтобы осторожно выяснить, каким образом можно отказаться от этой нелепой затеи. Но грузин встретил его радостными объятиями и предложил выпить. Ведь за рулем будут сидеть напарники, а им можно и расслабиться. И Мамед устыдился своего страха. Они выпили грузинского вина, совсем чуть-чуть. Больше в пластиковой канистре не осталось ничего. Михо очень удивился, наверное, думал, что канистра у него неиссякаема.
   Вечером в темноте началась возня вдоль всей колонны. Спиртовозы готовились к прорыву. Грели моторы. Мамеда глодала тоска, а Вахид вел себя по-деловому. Возле дверцы приладил сложенный вдвое матрас - для защиты от пуль.
   В полночь началось формирование колонны. Усатый Тимур лично регулировал передвижения машин. Автоцистерны осторожно выворачивали со своих мест и вставали друг за другом. Примерно в час ночи по колонне пронеслось: "Пошли!"
   Передовой КрАЗ, натужно гудя, начал разгоняться. За ним двинулись все остальные. Трудно было поверить, что пограничники не заметили приготовлений и не предприняли каких-то мер, но на таможне прорыва не ждали - нормальная российская безалаберность. Какой-то безоружный воин мелькнул в свете фар и тут же выпал куда-то вбок, чтоб не очутиться под колесами. Следом за ним с громким звоном улетели в темноту обломки шлагбаума. КрАЗ прогромыхал через досмотровую площадку и шумно сверзился в реку.
   Когда КАМАЗ Мамеда проезжал мимо, в открытых дверях вагончика стоял человек - черная фигурка на светлом фоне - и лупил из автомата в воздух. Мелькнул за окном дверцы и пропал. И на Мамеда накатила волна дурной радости - проскочили! Скоро они скатятся в долину, а там на трассу, и через пару дней он будет дома. Там обнимет сына, а покорная Гюзель накроет стол...
   Он ликовал до тех пор, пока красная струя трассирующих пуль не пронеслась над кабиной. Впереди прямо по осевой волокла четырнадцатикубовую цистерну "Колхида" Михо...
   ИСПЫТАНИЕ МАСТЕРА
   Третью неделю так называемая "третья столица" страны и первая столица Урала город Горнозаводск изнывал от жары. Как и в прошлом году, повторялся климатический катаклизм - до мая лежал снег, ночные заморозки чуть не до середины июня, а затем дурная жара за тридцать градусов.
   На балкон третьего этажа вышел худощавый мужчина лет тридцати и уныло поглядел на поникшую зелень узкого двора. В его серых глазах читалось безразличие, а овальное правильное лицо было абсолютно ординарно и невыразительно, прямые русые волосы коротко пострижены. Такие лица не запоминаются. Единственной особой приметой могли считаться металлические зубы. Они блеснули, когда мужчина с отвращением сплюнул вниз. Белая футболка с выцветшей символикой Барселонской олимпиады и потертые коричневые вельветовые брюки, окончательно вышедшие из моды лет пятнадцать назад, свидетельствовали о благородной бедности - бедненько, но аккуратно.
   Перегнувшись через балконные перила, мужчина сквозь пыльную листву тополей поглядел на видневшиеся вдали киоски. Разглядев все, что надо, он прошел в квартиру. Его убогая одежда вопиюще контрастировала с богатой обстановкой. Мягкая итальянская мебель, хрустальная люстра, широкоэкранный телевизор "Сони", мощный музыкальный центр "Пионер", огромный бельгийский ковер на полу. На кухне, куда он прошел, блистал пластиком и никелем немецкий гарнитур со встроенной бытовой техникой. Двухэтажный холодильник "Индезит" возвышался, как айсберг.
   На пластиковой столешнице возле сверкающей нержавейкой мойки обсыхали пивные бутылки, десятка полтора. Мужчина сложил их в большую прочную полиэтиленовую сумку и вышел в прихожую. Сбросив тапочки, он надел крепкие ещё кроссовки и покинул квартиру. Массивная дверь мягко захлопнулась, щелкнув американским автоматическим замком. С угрюмым видом мужчина вышел на улицу. Ему явно не хотелось встречаться с пожилой соседкой, но увернуться не было никакой возможности.
   - Добрый день, Инна Ивановна, - он попытался сделать приветливое лицо.
   - Здравствуй, Олег. - Женщина остановилась с явным намерением поговорить, подтянула отворот линялого домашнего халата, распираемого изнутри обильной плотью. - Так комбинат-то ваш банкротить хотят. Сама по телевизору вчера слышала.
   - Вроде, хотят, - безрадостно подтвердил мужчина, названный Олегом.
   - Так хоть зарплату выплатят. - Соседке было скучно торчать одной во дворе, ей требовались общение и информация для пересудов.
   - Как же, - усмехнулся Олег. - Долгов выше крыши, на торги уже выставляют. Кто зарплату платить будет? Новый хозяин, что ли?
   - Так он, может, наладит все...
   - Мэр приезжал на собрание и прямо сказал, что городу не нужны два молокозавода. - В глазах Олега мелькнула обида. - Его же муниципальный банк нас и подловил с кредитами. Так что закрыли временно, но навсегда. Если и будет у меня там работа, так только оборудование демонтировать. Уже деятели какие-то ходили по цехам, говорят, под оптовые склады занять хотят.
   - Ну да, ну да, - закивала соседка, - место хорошее. Рядом вокзал, с одной стороны Сибирский тракт, с другой выход на Московскую дорогу...
   - Ладно, - прервал её рассуждения Олег, - как-нибудь переживем.
   Он решительно направился по тротуару вдоль дома, пересек небольшой захламленный пустырь между сетчатым забором школьного двора и пустующим фотоателье, вышел к мини-рынку возле магазинов. Здесь стояли в ряд зеркальные киоски и павильоны, круглосуточно торгующие всем, что продавалось в магазинах напротив, и тем, чего там отродясь не бывало. Лицом к киоскам тянулись открытые прилавки и лотки под цветными капроновыми тентами. Здесь главным товаром служили овощи и фрукты, а так же всякая мелочевка и жестянка - крышки для консервирования, рабочий инструмент, посуда, бытовая химия. Опиумные "чеки" и "косячки" анаши бабушки в белых платочках продавали из-под полы.
   Несколько сбоку прижался к стене дома большой железный сарай, выкрашенный коричневой половой краской. Он напоминал гараж, но не для легковушки, а, скажем, для автофургона. Железные ворота сарая были распахнуты настежь. Олег перехватил из одной руки в другую лямки сумки и направился к воротам.
   Здесь располагался пункт приема стеклотары. Внутри сарая громоздились штабеля пластиковых ящиков. Сбоку к стенке прибита узенькая полочка, на ней стоят образцы принимаемой посуды, то есть пустые бутылки разных видов и размеров. На каждую приклеен бумажный квадрат с крупными цифрами - ценник. Дороже всех идут темные пивные бутылки - по семьдесят копеек. Дешевле всего светлые - десять копеек. Чекушки - пятнадцать. Водочные - тридцать, водочные под винтовую пробку - сорок.