Страница:
– Это все бессмысленно, – отозвался Шамши упавшим голосом. – Они разбили лучшие армии Парфянского царства. Нам остается надеяться, что сумеем откупиться от сюэней. Или – что Орда пойдет не по южному берегу Гирканского моря – через Парфию и Средиморье, а по северному. В таком случае они сразу же обрушатся на Рысь, и венеды, хочется верить, сумеют наказать сюэней. В противном случае нет разницы – чуть лучше или чуть хуже подготовлены и вооружены твои солдаты… Пойми: армия Тангри-Хана непобедима!
Презрительно усмехнувшись, агабек Хашбази напомнил:
– Мудрые предки учили, что не бывает непобедимых армий. Бывают армии победоносные, да и то – до поры до времени.
Лицо Шамшиадада вытянулось, и он демонстративно поморщился, ибо в эмирате отнюдь не поощрялось цитирование изречений Джуга-Шаха, объявленного «злейшим врагом атарпаданского народа». Однако, будучи профессионалом, Шамши сумел возвыситься над политическими антипатиями и поинтересовался, что именно, по мнению младшего повелителя Ганлыбеля, необходимо для подготовки армии Атарпадана к возможной войне. Давно готовый к такому разговору Сумук стал перечислять:
– Нужно новое оружие – из железа и стали, а у нас три четверти войск имеют деревянные доспехи и бронзовые мечи. Нужно также другое оружие – магическое, но это уже моя забота… Необходимо обучать личный состав новой тактике, без которой не одолеть Тангри. Нужно добиться единения всех народов Средиморья.
– Добивайся! – обрадовался Шамшиадад. – Я же говорю: ты – лучшая кандидатура для таких переговоров.
– Попробую, конечно. Хотя меня в равной мере не любят ни здесь, ни в Хастании, поэтому официальных полномочий я не получу, а без них мало толку… И еще нам позарез нужны новые десятки ифритов и драконов. Такого страшного врага можно подавить лишь превосходящей огневой мощью.
Хохотнув, хозяин кабинета заметил, заговорщически подмигивая гостю:
– Ну, драконов-то мы скоро получим. Ты и привезешь.
– Значит, все-таки придется лететь…
– Обязательно. И не только полетишь, но и попытаешься договориться со своими дружками на севере. Мы ведь тоже понимаем, что войны избежать навряд ли возможно. Просто до сих пор все надеялись на помощь Парфии, но парфяне попали под удар с двух сторон и теперь почти лишились армии… – И он добавил доверительно: – Дядюшка Салгонадад пытался убедить эмира, что без союза с Великой Белой Рысью нам не обойтись.
Такие высказывания обнадеживали. О величии государства венедов и сколотов в Средиморье вспоминали только в самые тяжелые моменты – стало быть, даже в Нефритовом замке понимают серьезность положения. Только вот захочет ли Рысь помогать тем, кто четверть века назад проявил столь черную неблагодарность и откололся от великой державы… Но говорить этого вслух Сумукдиар не стал, спросил только:
– Сколько будет яиц?
– Дюжина. Но главное твое задание – переговоры. Дядюшка очень рассчитывает на твою миссию. Передай воеводе Огарышу, что Атарпадан готов допустить на свою землю армию рыссов.
– Хорошо. А что теперь? Пора идти в военное ведомство, я уже проголодался.
Шамши заверил, что они отправятся в соседнее здание сразу же после допроса. После, так сказать, очередной неоценимой услуги.
Двое конвоиров, держась за рукоятки коротких мечей, ввели арестованного – худого низкорослого качкына с неприятным бегающим взглядом выпученных глаз.
Противник попался не из трудных. Конечно, кто-то постарался, накладывая на его разум чары темных сил, так что при обычном допросе из него не удалось бы выдавить ни слова, но для грамотного волшебника такие чары не представляли проблемы. Сумукдиар развернул джаман в виде колокола, который обрушился на качкына. Арестованный вскрикнул и, закрыв глаза, погрузился в забытье. Шамшиадад шепнул другу, что требуется как можно скорее снять показания, после чего придется немедленно убить лазутчика – иначе могучие заступники успеют уговорить эмира освободить пленника. Понимающе кивнув, джадугяр спросил:
– На чем он засыпался?
– Прибыл на корабле из-за моря. Его заподозрил мой человек в портовой страже – наш земляк, между прочим… Да ты его должен знать, вы же вместе в Бактрию ходили.
– Юзбаши Надсар?
– Он самый… Так, значит, Надсар обратил внимание на его странное поведение и приказал обыскать. В мешке арестованного нашли книгу магрибских заклинаний, несколько заколдованных предметов и бутыль ядовитого зелья.
– Что за волшебные предметы? – моментально заинтересовался Сумук. – Случайно не оружие?
– Прости, не знаю. Все сразу забрал дядюшка…
Естественно, Салгонадад немедленно наложил лапу на столь ценную добычу… Мысленно вздохнув и непочтительно обозвав Верховного Джадугяра, Сумук достал из сумки, пришитой к изнанке плаща, квадратик тонкого золотого листа. Затем была извлечена рамка с подставкой, в которую он заправил золотой квадратик, после чего нараспев произнес заклинание. Хотя окна были зашторены, золото засверкало, словно попало под ярчайший солнечный луч – теперь каждое произнесенное слово, каждое движение будут навечно запечатлены листком заколдованного металла.
Завершив эти приготовления, ганлыбельский агабек усилил нажим джамана и, отчетливо выговаривая каждый звук, потребовал от арестованного поведать без утайки всю правду о себе и связях с заговорщиками в Акабе, равно как с темными силами Магриба.
Едва разжимая посиневшие губы, качкын заговорил сдавленным хриплым голосом:
– Я – Садулла, сын Манафа, охотник из деревни Кешишкенд, что на востоке Хастании. Три года назад проклятые хастанские собаки ворвались в наше селение, убивали мужчин, бесчестили девушек… Моя невеста после зверских надругательств бросилась в пропасть. Вернувшись наутро с охоты, я обнаружил только пустые дома и горы трупов… Всех уцелевших жителей они погнали в горы, старые женщины ночью бежали босиком через заснеженный перевал… Добравшись до сторожевых постов Атарпадана, мы поклялись отомстить и пошли в Акабу, но в столице оказались никому не нужны… Горожане смеялись, говорили: «Качкыны – не мужчины, дедеркины – евнухи, надо было не бежать на восток, а драться, защищать свои дома, свои земли, своих жен…» – Неожиданно Садулла принялся завывать и раскачиваться. – О Всемогущий, что мы увидели – по Акабе спокойно разгуливали ненавистные хастанцы-дыга, и атарпаданцы даже не думали убивать их, а подлые жители Акабы презирали не дыга, а нас, несчастных качкынов! Ничего, настанет час, когда мы перережем акабских псов, как резали дыга!
Он говорил все свободнее – похоже, Сумукдиару удалось достаточно глубоко подавить его волю и запреты, наложенные чародеями из числа магрибских прислужников. Однако стоило Шамшиададу потребовать, чтобы Садулла рассказал о своих контактах с врагами, как арестованный сразу начал запинаться.
– Мою семью приютил Плешивый Самир, хозяин курильни опиума на Второй Портовой улице. Я часто ходил на галерах за море, привозил зелье из Бикестана, из Джангышлака… В доме Самира собирались разные люди, бывали и высокие персоны, велись важные разговоры…
– Кто собирался? Назови имена! – заорал Шамши.
Садулла молчал, бессмысленно устремив в пустоту застывший взгляд. Крупные капли пота наперегонки скользили по его бледному лицу.
– Ответишь после, – приказал Сумукдиар, усилив нажим джамана, чтобы окончательно сломить сопротивление. – Продолжай.
– Хорошо, господин, я отвечу, – покорно повторил Садулла. – Там были очень большие люди. Когда я заслужил доверие, меня и других… стали допускать на сходки. Нам говорили, что городская чернь вконец обнаглела, что простолюдины хотят жить как прежде, при Асвильде и Джуге, хотят свергнуть законную власть эмира, убить жрецов, богатых людей, которые защищают качкынов. В народе растет любовь к мятежникам-хуррамитам… Говорили ещё, что многие землевладельцы и купцы хотят пригласить дружественных нам демонов Тьмы, чтобы покарать не… покорных, восстановить прочный порядок, а затем – отвоевать наши деревни, захваченные хастанцами. Для начала нужно было объяснить колеблющимся недоумкам, что во всех их бедах повинны вовсе не богачи, не властители, но – проклятые чужаки, которых слишком много в Акабе… Человек в черном капюшоне говорил, что надо сначала выгнать всех дыга, отдать их имущество, деньги, дома качкынам и дедеркинам, а потом мы будем убивать легов, хастанцев, хозар – всех, кто осмелится не подчиниться. Еще он говорил, что правители Хастании поступили мудро: сразу выгнали всех атарпаданцев и надолго связали свой народ круговой порукой пролитой крови… Я и другие облеченные доверием искали на городском дне воров и убийц, снабжали их деньгами и анашой. Мы находили и покупали глупых болтунов, у которых хорошо подвешен язык и которые готовы говорить все, что угодно, – лишь бы их слушала толпа… Так мы подготовили резню, мы вывели на улицы Акабы десятки тысяч качкынов и дедеркинов, которых вели опытные бандиты, убийцы, грабители. Мы убили и ограбили многих богатых дыга – кроме тех, конечно, которые вовремя уплатили выкуп нашим командирам… Этим, которые откупились, – им мы помогали добраться до порта и сесть на корабли… И еще мы убили много атарпаданцев, на которых указали хозяева, – эти считались опасными для нашей будущей власти…
Взбешенный Сумукдиар, прервав излияния бандита, потребовал назвать организаторов прошлогодней резни, Садулла пытался сопротивляться – внедренное в его душу злое колдовство требовало молчать, но агабек снова усилил натиск своего говве-а-джаду, и бывший охотник, сломленный и раздавленный, заговорил. Он перечислял столь известных и влиятельных вельмож, что бедняга Шамшиадад буквально трепетал, но золотая пластина бесстрастно впитывала каждый звук. Арестованный запнулся лишь в самом конце, когда пришло время произнести имя главного заговорщика – того, кто являлся на тайные сборища, закутавшись в черный плащ с капюшоном, и творил леденящие кровь обряды, взывая к владыке теней Анхра-Майнъю. Садулла клялся могилами предков, будто внезапно забыл, как зовут этого жреца, и наверняка не лгал– магический запрет заставил его забыть имя. Сумуку пришлось применить довольно сложные чары, чтобы извлечь из памяти качкына картину кровавого действа, где над коленопреклоненными фигурами возвышался некто, совершающий дьявольский ритуал.
– Гара Пейгамбар! – в один голос вскричали Сумукдиар и Шамшиадад.
Да, похоже, это действительно был сам Черный Пророк, главный жрец возродившегося мрачного культа. На вакханалиях в капищах, где приносились человеческие жертвы, Гара Пейгамбар взывал к Анхра-Майнъю, которого франки называют Ариманом, однако теперь Сумук понимал, что прежний повелитель Тьмы, исконный соперник Ахурамазды, покинул грешный мир смертных пигмеев. Так кому же подчинялся и молился Черный Пророк, милостями каких злых демонов он пользовался? Если прав старый мудрый дэв Белушезиб, – значит, подземное царство ужаса и смерти исторгло нового демона, который ныне возглавляет силы Зла. Вероятно, это и был пресловутый Иблис, о котором в последнее время появилось множество легенд, часть которых звучала вполне правдоподобно. Как бы то ни было…
– Очень важное признание, – удовлетворенно произнес гирканский джадугяр. – Оправдываются давние мои подозрения.
– К прискорбию… – Шамшиадад шумно вздохнул и непроизвольно дернул себя за бороду. – Боюсь, эта добыча нам не по зубам, ибо названные им персоны неуязвимы. Кажется, он все уже сказал, как ты думаешь? Эй, юзбаши, перережь горло этому негодяю.
Сотник привычно взялся за кривой кинжал, но Сумукдиар шевельнул бровью, и стражник почел за благо не трогаться с места в ожидании дополнительного приказа. Джадугяр сказал укоризненно:
– Не спеши. Или ты желаешь, чтобы столь важный свидетель умолк прежде времени? У меня зарождаются подозрения насчет того, кому ты служишь.
– Ты смеешь подозревать меня?! – дрожащим то ли от возмущения, то ли от страха голосом вскричал Шамши, но внезапно его гневный запал иссяк, и он произнес покорно: – Ты прав, я поторопился. Продолжай допрос. Какие еще вопросы мы не успели прояснить?
– Самый важный, мы не знаем, кто, к кому и зачем послал его в Акабу из-за моря. Отвечай, Садулла, сын Манафа.
В надломленном разуме не оставалось больше сил для сопротивления. В кабинете зазвучал монотонный безжизненный голос, доносившийся словно из гору – могилы. Посланец магрибцев говорил бессвязно, рваными фразами:
– Память изменяет, как продажная девка… Помню подземелье и демона, шептавшего заклинания, потом – корабль в штормовом море… Тангри-Хан – огромного роста… клыки, как у кабана, вокруг – чудовищные духи… Я должен был передать Черному Пророку кинжал, чтобы убивать джадугяров… Черный Пророк помнит, что обязан безоговорочно подчиняться приказам великого Хызра, любимого брата и соратника самого Тангри-Хана… Главное– не допустить примирения между Хастанией, Атарпаданом и Колхидой, пусть убивают друг друга как можно больше… – неожиданно Садулла изменил голос, будто пытался подражать кому-то: – Скажи колеблющимся: не бойтесь вмешательства Белой Рыси, там есть немало наших друзей, с ними Ящер – они без труда перессорят доверчивых недалеких венедов и антов, не допустят, чтобы армия северян выступила на помощь Бикестану, да и Будиния не пропустит через свои земли войско рыссов… Эй, нукер, передай Хызру: когда мы раздавим Бикестан, настанет очередь Белой Рыси, но и в Средиморье мы направим пару туменов. Будь готов открыть ворота Акабы, когда Орда подступит к стенам… – Его глаза вдруг открылись шире, чем возможно для человека, и качкын издал дикий вопль: – Об этом нельзя говорить никому, кроме Хызра!
Обмягшее тело арестованного сползло на ковер, как рыхлая груда тряпья. Шамши метнулся к упавшему, тряс за плечо, прикладывал зеркальце к почерневшим губам, заглядывал под веко. Сумукдиар чувствовал себя совсем омерзительно – чужая магия увела пленного у него из-под носа!
– Унесите труп! – распорядился сарханг Тайной Стражи, убедившись, что Садулла ускользнул в мир, откуда не возвращаются.
– И сожгите на всякий случай, – сказал Сумукдиар. – Плохо дело. Силы Зла растут, а мы не успели выведать явки Хызра.
– Будем искать. Попытаемся бороться, пока это возможно, – пробормотал Шамшиадад и растерянно добавил: – Сумук, ведь у нас еще остается немного времени, правда?
– Осталось, осталось…
Джадугяр покачал головой: если даже этот несгибаемый воин мухабарата так перепуган, что же тогда говорить о простых солдатах… Выдержат ли они натиск Орды, особенно если Тангри-Хан действительно захватил Золотой Дворец на вершине божественной обители горы Хималай, если он смог разграбить наследство Индры?.. Нет, даже объединившись, все три армии Средиморья, пусть и при поддержке слабых дружин аланов, легов и хозар, не сумеют отразить нападение сюэней. Спасение от рабства и гибели лежало к северу от Большого Гирдыманского хребта, в стране Великой Белой Рыси!
– Когда мне вылетать? – спросил он.
– Чем скорее, тем лучше. – Голос Шамшиадада стал чуть-чуть крепче. – Что делать с яйцами – сам знаешь. Главное, любой ценой пробейся к своим друзьям, особенно важно заручиться поддержкой воеводы Огарыша. Объясни, что Атарпадан согласится пропустить армию рыссов.
– От имени кого я это скажу? – Вопрос прозвучал излишне жестко, но время дипломатии ушло безвозвратно.
Шамши тихо проговорил:
– От имени Верховного Джадугяра Салгонадада.
– Боюсь, этого будет мало, но я попытаюсь.
Когда они шли по пустому коридору Самшитового замка, Сумукдиар осведомился, какие меры примет Тайная Стража против Гара Пейгамбара и других выявленных пособников Магриба. Беспомощно разводя руками, Шамшиадад ответил:
– Сообщу хекмандару, он доложит дальше. Думаю, эмир прикажет перепроверить. В общем, все останутся на свободе.
– Я так и догадывался, – буркнул Сумук.
На улице он мрачно вглядывался в лица прохожих. Нормальные вроде бы люди. Купцы, ремесленники, крестьяне, солдаты, виноделы, моряки, прорицатели, алхимики, лекари, рыбаки, свахи, аристократы. Пешие, верхом на коне, в арбах. Кто быстро, а кто неспешно. Обычные лица – озабоченные, унылые, задумчивые, веселые, беззаботные, счастливые, отрешенные, горестные. Нормальные люди… А ведь кое-кто из них не так давно превратились в озлобленных убийц и мародеров, истреблявших вчерашних друзей. Сегодня они вновь казались миролюбивыми законопослушными гражданами, но Сумукдиар понимал, что злые чары магрибских колдунов лишь затаились и ждут удобного момента, чтобы вновь прорваться наружу кровавым разгулом насилия.
Иногда ему говорили, что эти люди не виноваты в том, что творили, ибо совершали отвратительные поступки, повинуясь магии темных сил. Однако опыт и знания не самого плохого из волшебников Средиморья подсказывали, что Зло овладевает лишь теми, в чьей душе поселилась склонность к недоброму и кто не пытается бороться с Мраком в самом себе…
Мерзкое настроение, нараставшее с момента прибытия в город, обострилось до предела, когда они подошли к угрюмому зданию военного министерства. Той Акабы, которую он когда-то любил, которую по праву называли «жемчужиной Гирканского побережья», больше не существовало… Неожиданно навалилось кристально ясное осознание безысходности, неотвратимости поражения в грядущей битве, к сердцу подступила апатия, как это уже случалось много лет назад, когда возглавляемые им три конные сотни чуть не угодили в ловушку неподалеку от бактрийской столицы Хабура, а потом он еще раз испытал подобное же чувство, когда узнал о резне между хастанцами и атарпаданцами…
И в это тягостное мгновение весь мир вдруг исчез, будто никогда не существовал, и агабек Сумукдиар Хашбази Ганлы, третий джадугяр эмирата, обнаружил, что стоит на узком горном серпантине, ведущем через отроги, перевалы, пропасти – к Розовому замку, возведенному почему-то на далекой-предалекой, но тем не менее прекрасно видимой вершине. А на соседнем пике горел нестерпимо яркий золотисто-огненный сгусток, и в душе разлилось блаженное умиротворение, словно после выпитого кубка хаомы – напитка богов.
Свет, лившийся с острой, будто заточенной, горной вершины, успокаивал и вселял надежду. Свет, которому от рождения был посвящен Сумукдиар, означал, что древнее божество вновь снизошло к своему смертному, хотя и не простому адепту. Кто он – Ахурамазда, Люкс, Аполлон, Вишну? Не все ли равно! Ведь высшему существу глубоко безразлично, каким именем нарекут его люди. В разных странах Его называют по-разному, но все это Он – бог Света, Светоносный… Последнее имя, неожиданно сорвавшееся с внутреннего голоса, смутило волшебника, ибо он слышал о некоем Светоносном, который якобы состоит ныне в свите Единого бога, и это сопоставление смущало и внушало страх. Однако Сумукдиар отогнал преждевременные догадки, тем более что над горным краем загремел мощный и доброжелательный голос.
– Не спеши отчаиваться, мой верный друг и союзник. Да, враг силен, но его злая сила не беспредельна. В нужный момент ты получишь помощь. Отныне я буду чаще являться тебе.
– Значит, сохранилась надежда на победу? – радостно спросил Сумукдиар. – Но что могу сделать я один?
– Ты не один, – строго указал Светоносный. – Тебя поддерживают высшие силы и даже сам Демиург. У тебя есть друзья и скоро появятся новые – буквально сегодня вечером. И помни: ты на верном пути, но постарайся, чтобы дом в конце этой дороги стал твоим как можно быстрее – только так мы сможем соединить прошлое с будущим.
Повелитель Света и Молний не пояснил своей мысли, но Сумукдиар понял и без слов. Человек, народ, государство, лишенные прошлого, обречены остаться без будущего. Жизнь – триединство безостановочного превращения настоящего в грядущее, но драма эта играется на сцене, выстроенной минувшими поколениями. Выбить из этой цепи любое звено – значит погубить все. Сковать разобщенные кольца в прочную цепь – вот путь к спасению и победе.
Он очнулся и понял, что вновь стоит на пыльной раскаленной улице, а перепуганный Шамши осторожно треплет его за рукав.
– Слава Ахурамазде, он приходит в себя, – с облегчением в голосе проговорил тайный стражник. – На тебе лица нет, весь белый, как хорошая мука. Что случилось, дружище, какие демоны уносили в потусторонний мир твою душу? Или… – Его глаза почтительно округлились. – Или ты разговаривал со своей Тенью?
– Да, был разговор, – подтвердил Сумук, не вдаваясь в подробности. – Послушай, за победу над хастанцами мне, кажется, полагается сколько-то золота…
– Именно так. Его величество повелел… Теперь раскаивается, не хочет платить.
– Облегчим душу эмира. Попытайся договориться с властями… Я отказываюсь от денег и прошу взамен Розовый замок.
– Это их, конечно, устроит, – признал Шамши. – Но зачем тебе старый замок?! Туда же никто не может войти!
– Так надо. Ну, пошли, не будем терять времени.
Они поднялись по ступенькам, миновали зевавших от скуки часовых, бесцельно сжимавших заржавленные алебарды, и вступили в святая святых военной машины Эмирата. Харби назиррийе, военное министерство – тепленькое местечко, вожди которого увлеклись мздоимством до такой степени, что организацией обороны государства вынуждена заниматься Тайная Стража. Два самых боеспособных полка – Мидийский на севере и Гирканский на юге подчинялись непосредственно назиру… то есть министру мухабарата, прочие же армейские части воевать не могли, поскольку их командиры давно распродали и оружие, и провиант, и амуницию, и даже военные планы. Хорошо хоть Атарпадан не имел серьезных противников, а войска Колхиды и Хастании были насквозь проедены той же заразой взяточничества и потому не представляли реальной угрозы.
По коридорам военного министерства надлежало передвигаться мелким, нарочито замедленным шагом, еле-еле волоча ноги, словно в похоронной процессии. И жизнь здесь текла с такой же неспешной тягучестью, как будто не грохотали над миром ужасающие потрясения, требующие немедленных ответных действий. Разжиревшие обитатели этого болота старательно не обращали внимания на все внешние бури. Более или менее честные люди, хоть немного озабоченные судьбой Отечества, служили • непосредственно в боеспособных полках или в Тайной Страже, а военное ведомство, как трясина, затягивало ленивых, праздных, тупых и жадных. Многие толстосумы всяческими неправдами пристраивали своих тупоголовых сынков в джаду-медресе, школу магии, оканчивая которую эти раскормленные юнцы зазубривали два десятка простейших заклинаний, после чего, имея звание дипломированного мага, становились чиновниками разных министерств, включая харби назиррийе. Таких называли алверчи, таких презирали, но именно такие недоумки составляли правящую элиту Эмирата. По всей видимости, их мозгов не хватало, чтобы осознать всю меру надвигающейся угрозы, которая сметет с насиженных местечек всех этих недоносков.
Впрочем, конечно же сметены и смещены будут далеко не все. Многие удержатся на поверхности и даже приумножат свои доходы – те, кто не просто бездельничают, но истово служат враждебным силам. Таких здесь тоже хватало с избытком.
О, как хотелось агабеку Хашбази Ганлы ворваться сюда в сопровождении верных соратников, пройти под тусклыми сводами размашистым солдатским шагом в развевающемся плаще, взбудоражить этот омут, разогнать лоботрясов и бездарей, перевешать предателей! Но нет, он вынужден послушно следовать бессмысленным традициям, разыгрывать смирение, упрятав в глубинах воспаленной души презрение и надежду. Несбыточную покуда надежду расквитаться с презренными губителями родной земли.
Они чинно проследовали по длинному коридору, церемонно приветствуя попадавшихся на пути напыщенных взяточников и дебилов, свернули за угол, поднялись на третий этаж, и Шамшиадад распахнул роскошную, полированного сандалового дерева дверь. Кабинет занимал помощник раиса магических вооружений старший маг Нухбала.
Этого деятеля Сумукдиар откровенно терпеть не мог и чувств своих по обыкновению не скрывал. Маг тот был никудышний, родился недоношенным и с повреждением головы, вдобавок его, по законам племени Нух, в день совершеннолетия кастрировали, готовя то ли в евнухи, то ли в наложники для высокопоставленных извращенцев. Потом Нухбала каким-то образом оказался в Царедаре, где изучал зачатки алхимии, при этом самым мерзким образом сожительствовал с хастанцем по имени Араик, внуком купца Анастаса, вернейшего соратника Джуга-Шаха. Вернувшись в Акабу, Нухбала на каждом перекрестке громогласно хвастал близким знакомством (можно даже сказать – родством) с потомком «великого человека», а также всячески прославлял ум и порядочность «братского хастанского народа». Однако чуть позже, когда Хастания предъявила претензии на Арзуан и пролилась кровь, он стал говорить, что с пеленок ненавидел «проклятых дыга», которые все как один убийцы, воры, тупицы, садисты и так далее. Словом, проститутка – он и есть проститутка. Тем более кастрат.
О неприязни, которую агабек Хашбази Ганлы питает к его драгоценной особе, Нухбала прекрасно знал и отвечал злобной взаимностью, но принял посетителей подчеркнуто приветливо и даже посулил настоящий колдовской обед. Он прочитал – нараспев, но запинаясь и с ошибками – мудреное заклинание, и на столе появилось множество изысканных кушаний.
Презрительно усмехнувшись, агабек Хашбази напомнил:
– Мудрые предки учили, что не бывает непобедимых армий. Бывают армии победоносные, да и то – до поры до времени.
Лицо Шамшиадада вытянулось, и он демонстративно поморщился, ибо в эмирате отнюдь не поощрялось цитирование изречений Джуга-Шаха, объявленного «злейшим врагом атарпаданского народа». Однако, будучи профессионалом, Шамши сумел возвыситься над политическими антипатиями и поинтересовался, что именно, по мнению младшего повелителя Ганлыбеля, необходимо для подготовки армии Атарпадана к возможной войне. Давно готовый к такому разговору Сумук стал перечислять:
– Нужно новое оружие – из железа и стали, а у нас три четверти войск имеют деревянные доспехи и бронзовые мечи. Нужно также другое оружие – магическое, но это уже моя забота… Необходимо обучать личный состав новой тактике, без которой не одолеть Тангри. Нужно добиться единения всех народов Средиморья.
– Добивайся! – обрадовался Шамшиадад. – Я же говорю: ты – лучшая кандидатура для таких переговоров.
– Попробую, конечно. Хотя меня в равной мере не любят ни здесь, ни в Хастании, поэтому официальных полномочий я не получу, а без них мало толку… И еще нам позарез нужны новые десятки ифритов и драконов. Такого страшного врага можно подавить лишь превосходящей огневой мощью.
Хохотнув, хозяин кабинета заметил, заговорщически подмигивая гостю:
– Ну, драконов-то мы скоро получим. Ты и привезешь.
– Значит, все-таки придется лететь…
– Обязательно. И не только полетишь, но и попытаешься договориться со своими дружками на севере. Мы ведь тоже понимаем, что войны избежать навряд ли возможно. Просто до сих пор все надеялись на помощь Парфии, но парфяне попали под удар с двух сторон и теперь почти лишились армии… – И он добавил доверительно: – Дядюшка Салгонадад пытался убедить эмира, что без союза с Великой Белой Рысью нам не обойтись.
Такие высказывания обнадеживали. О величии государства венедов и сколотов в Средиморье вспоминали только в самые тяжелые моменты – стало быть, даже в Нефритовом замке понимают серьезность положения. Только вот захочет ли Рысь помогать тем, кто четверть века назад проявил столь черную неблагодарность и откололся от великой державы… Но говорить этого вслух Сумукдиар не стал, спросил только:
– Сколько будет яиц?
– Дюжина. Но главное твое задание – переговоры. Дядюшка очень рассчитывает на твою миссию. Передай воеводе Огарышу, что Атарпадан готов допустить на свою землю армию рыссов.
– Хорошо. А что теперь? Пора идти в военное ведомство, я уже проголодался.
Шамши заверил, что они отправятся в соседнее здание сразу же после допроса. После, так сказать, очередной неоценимой услуги.
Двое конвоиров, держась за рукоятки коротких мечей, ввели арестованного – худого низкорослого качкына с неприятным бегающим взглядом выпученных глаз.
Противник попался не из трудных. Конечно, кто-то постарался, накладывая на его разум чары темных сил, так что при обычном допросе из него не удалось бы выдавить ни слова, но для грамотного волшебника такие чары не представляли проблемы. Сумукдиар развернул джаман в виде колокола, который обрушился на качкына. Арестованный вскрикнул и, закрыв глаза, погрузился в забытье. Шамшиадад шепнул другу, что требуется как можно скорее снять показания, после чего придется немедленно убить лазутчика – иначе могучие заступники успеют уговорить эмира освободить пленника. Понимающе кивнув, джадугяр спросил:
– На чем он засыпался?
– Прибыл на корабле из-за моря. Его заподозрил мой человек в портовой страже – наш земляк, между прочим… Да ты его должен знать, вы же вместе в Бактрию ходили.
– Юзбаши Надсар?
– Он самый… Так, значит, Надсар обратил внимание на его странное поведение и приказал обыскать. В мешке арестованного нашли книгу магрибских заклинаний, несколько заколдованных предметов и бутыль ядовитого зелья.
– Что за волшебные предметы? – моментально заинтересовался Сумук. – Случайно не оружие?
– Прости, не знаю. Все сразу забрал дядюшка…
Естественно, Салгонадад немедленно наложил лапу на столь ценную добычу… Мысленно вздохнув и непочтительно обозвав Верховного Джадугяра, Сумук достал из сумки, пришитой к изнанке плаща, квадратик тонкого золотого листа. Затем была извлечена рамка с подставкой, в которую он заправил золотой квадратик, после чего нараспев произнес заклинание. Хотя окна были зашторены, золото засверкало, словно попало под ярчайший солнечный луч – теперь каждое произнесенное слово, каждое движение будут навечно запечатлены листком заколдованного металла.
Завершив эти приготовления, ганлыбельский агабек усилил нажим джамана и, отчетливо выговаривая каждый звук, потребовал от арестованного поведать без утайки всю правду о себе и связях с заговорщиками в Акабе, равно как с темными силами Магриба.
Едва разжимая посиневшие губы, качкын заговорил сдавленным хриплым голосом:
– Я – Садулла, сын Манафа, охотник из деревни Кешишкенд, что на востоке Хастании. Три года назад проклятые хастанские собаки ворвались в наше селение, убивали мужчин, бесчестили девушек… Моя невеста после зверских надругательств бросилась в пропасть. Вернувшись наутро с охоты, я обнаружил только пустые дома и горы трупов… Всех уцелевших жителей они погнали в горы, старые женщины ночью бежали босиком через заснеженный перевал… Добравшись до сторожевых постов Атарпадана, мы поклялись отомстить и пошли в Акабу, но в столице оказались никому не нужны… Горожане смеялись, говорили: «Качкыны – не мужчины, дедеркины – евнухи, надо было не бежать на восток, а драться, защищать свои дома, свои земли, своих жен…» – Неожиданно Садулла принялся завывать и раскачиваться. – О Всемогущий, что мы увидели – по Акабе спокойно разгуливали ненавистные хастанцы-дыга, и атарпаданцы даже не думали убивать их, а подлые жители Акабы презирали не дыга, а нас, несчастных качкынов! Ничего, настанет час, когда мы перережем акабских псов, как резали дыга!
Он говорил все свободнее – похоже, Сумукдиару удалось достаточно глубоко подавить его волю и запреты, наложенные чародеями из числа магрибских прислужников. Однако стоило Шамшиададу потребовать, чтобы Садулла рассказал о своих контактах с врагами, как арестованный сразу начал запинаться.
– Мою семью приютил Плешивый Самир, хозяин курильни опиума на Второй Портовой улице. Я часто ходил на галерах за море, привозил зелье из Бикестана, из Джангышлака… В доме Самира собирались разные люди, бывали и высокие персоны, велись важные разговоры…
– Кто собирался? Назови имена! – заорал Шамши.
Садулла молчал, бессмысленно устремив в пустоту застывший взгляд. Крупные капли пота наперегонки скользили по его бледному лицу.
– Ответишь после, – приказал Сумукдиар, усилив нажим джамана, чтобы окончательно сломить сопротивление. – Продолжай.
– Хорошо, господин, я отвечу, – покорно повторил Садулла. – Там были очень большие люди. Когда я заслужил доверие, меня и других… стали допускать на сходки. Нам говорили, что городская чернь вконец обнаглела, что простолюдины хотят жить как прежде, при Асвильде и Джуге, хотят свергнуть законную власть эмира, убить жрецов, богатых людей, которые защищают качкынов. В народе растет любовь к мятежникам-хуррамитам… Говорили ещё, что многие землевладельцы и купцы хотят пригласить дружественных нам демонов Тьмы, чтобы покарать не… покорных, восстановить прочный порядок, а затем – отвоевать наши деревни, захваченные хастанцами. Для начала нужно было объяснить колеблющимся недоумкам, что во всех их бедах повинны вовсе не богачи, не властители, но – проклятые чужаки, которых слишком много в Акабе… Человек в черном капюшоне говорил, что надо сначала выгнать всех дыга, отдать их имущество, деньги, дома качкынам и дедеркинам, а потом мы будем убивать легов, хастанцев, хозар – всех, кто осмелится не подчиниться. Еще он говорил, что правители Хастании поступили мудро: сразу выгнали всех атарпаданцев и надолго связали свой народ круговой порукой пролитой крови… Я и другие облеченные доверием искали на городском дне воров и убийц, снабжали их деньгами и анашой. Мы находили и покупали глупых болтунов, у которых хорошо подвешен язык и которые готовы говорить все, что угодно, – лишь бы их слушала толпа… Так мы подготовили резню, мы вывели на улицы Акабы десятки тысяч качкынов и дедеркинов, которых вели опытные бандиты, убийцы, грабители. Мы убили и ограбили многих богатых дыга – кроме тех, конечно, которые вовремя уплатили выкуп нашим командирам… Этим, которые откупились, – им мы помогали добраться до порта и сесть на корабли… И еще мы убили много атарпаданцев, на которых указали хозяева, – эти считались опасными для нашей будущей власти…
Взбешенный Сумукдиар, прервав излияния бандита, потребовал назвать организаторов прошлогодней резни, Садулла пытался сопротивляться – внедренное в его душу злое колдовство требовало молчать, но агабек снова усилил натиск своего говве-а-джаду, и бывший охотник, сломленный и раздавленный, заговорил. Он перечислял столь известных и влиятельных вельмож, что бедняга Шамшиадад буквально трепетал, но золотая пластина бесстрастно впитывала каждый звук. Арестованный запнулся лишь в самом конце, когда пришло время произнести имя главного заговорщика – того, кто являлся на тайные сборища, закутавшись в черный плащ с капюшоном, и творил леденящие кровь обряды, взывая к владыке теней Анхра-Майнъю. Садулла клялся могилами предков, будто внезапно забыл, как зовут этого жреца, и наверняка не лгал– магический запрет заставил его забыть имя. Сумуку пришлось применить довольно сложные чары, чтобы извлечь из памяти качкына картину кровавого действа, где над коленопреклоненными фигурами возвышался некто, совершающий дьявольский ритуал.
– Гара Пейгамбар! – в один голос вскричали Сумукдиар и Шамшиадад.
Да, похоже, это действительно был сам Черный Пророк, главный жрец возродившегося мрачного культа. На вакханалиях в капищах, где приносились человеческие жертвы, Гара Пейгамбар взывал к Анхра-Майнъю, которого франки называют Ариманом, однако теперь Сумук понимал, что прежний повелитель Тьмы, исконный соперник Ахурамазды, покинул грешный мир смертных пигмеев. Так кому же подчинялся и молился Черный Пророк, милостями каких злых демонов он пользовался? Если прав старый мудрый дэв Белушезиб, – значит, подземное царство ужаса и смерти исторгло нового демона, который ныне возглавляет силы Зла. Вероятно, это и был пресловутый Иблис, о котором в последнее время появилось множество легенд, часть которых звучала вполне правдоподобно. Как бы то ни было…
– Очень важное признание, – удовлетворенно произнес гирканский джадугяр. – Оправдываются давние мои подозрения.
– К прискорбию… – Шамшиадад шумно вздохнул и непроизвольно дернул себя за бороду. – Боюсь, эта добыча нам не по зубам, ибо названные им персоны неуязвимы. Кажется, он все уже сказал, как ты думаешь? Эй, юзбаши, перережь горло этому негодяю.
Сотник привычно взялся за кривой кинжал, но Сумукдиар шевельнул бровью, и стражник почел за благо не трогаться с места в ожидании дополнительного приказа. Джадугяр сказал укоризненно:
– Не спеши. Или ты желаешь, чтобы столь важный свидетель умолк прежде времени? У меня зарождаются подозрения насчет того, кому ты служишь.
– Ты смеешь подозревать меня?! – дрожащим то ли от возмущения, то ли от страха голосом вскричал Шамши, но внезапно его гневный запал иссяк, и он произнес покорно: – Ты прав, я поторопился. Продолжай допрос. Какие еще вопросы мы не успели прояснить?
– Самый важный, мы не знаем, кто, к кому и зачем послал его в Акабу из-за моря. Отвечай, Садулла, сын Манафа.
В надломленном разуме не оставалось больше сил для сопротивления. В кабинете зазвучал монотонный безжизненный голос, доносившийся словно из гору – могилы. Посланец магрибцев говорил бессвязно, рваными фразами:
– Память изменяет, как продажная девка… Помню подземелье и демона, шептавшего заклинания, потом – корабль в штормовом море… Тангри-Хан – огромного роста… клыки, как у кабана, вокруг – чудовищные духи… Я должен был передать Черному Пророку кинжал, чтобы убивать джадугяров… Черный Пророк помнит, что обязан безоговорочно подчиняться приказам великого Хызра, любимого брата и соратника самого Тангри-Хана… Главное– не допустить примирения между Хастанией, Атарпаданом и Колхидой, пусть убивают друг друга как можно больше… – неожиданно Садулла изменил голос, будто пытался подражать кому-то: – Скажи колеблющимся: не бойтесь вмешательства Белой Рыси, там есть немало наших друзей, с ними Ящер – они без труда перессорят доверчивых недалеких венедов и антов, не допустят, чтобы армия северян выступила на помощь Бикестану, да и Будиния не пропустит через свои земли войско рыссов… Эй, нукер, передай Хызру: когда мы раздавим Бикестан, настанет очередь Белой Рыси, но и в Средиморье мы направим пару туменов. Будь готов открыть ворота Акабы, когда Орда подступит к стенам… – Его глаза вдруг открылись шире, чем возможно для человека, и качкын издал дикий вопль: – Об этом нельзя говорить никому, кроме Хызра!
Обмягшее тело арестованного сползло на ковер, как рыхлая груда тряпья. Шамши метнулся к упавшему, тряс за плечо, прикладывал зеркальце к почерневшим губам, заглядывал под веко. Сумукдиар чувствовал себя совсем омерзительно – чужая магия увела пленного у него из-под носа!
– Унесите труп! – распорядился сарханг Тайной Стражи, убедившись, что Садулла ускользнул в мир, откуда не возвращаются.
– И сожгите на всякий случай, – сказал Сумукдиар. – Плохо дело. Силы Зла растут, а мы не успели выведать явки Хызра.
– Будем искать. Попытаемся бороться, пока это возможно, – пробормотал Шамшиадад и растерянно добавил: – Сумук, ведь у нас еще остается немного времени, правда?
– Осталось, осталось…
Джадугяр покачал головой: если даже этот несгибаемый воин мухабарата так перепуган, что же тогда говорить о простых солдатах… Выдержат ли они натиск Орды, особенно если Тангри-Хан действительно захватил Золотой Дворец на вершине божественной обители горы Хималай, если он смог разграбить наследство Индры?.. Нет, даже объединившись, все три армии Средиморья, пусть и при поддержке слабых дружин аланов, легов и хозар, не сумеют отразить нападение сюэней. Спасение от рабства и гибели лежало к северу от Большого Гирдыманского хребта, в стране Великой Белой Рыси!
– Когда мне вылетать? – спросил он.
– Чем скорее, тем лучше. – Голос Шамшиадада стал чуть-чуть крепче. – Что делать с яйцами – сам знаешь. Главное, любой ценой пробейся к своим друзьям, особенно важно заручиться поддержкой воеводы Огарыша. Объясни, что Атарпадан согласится пропустить армию рыссов.
– От имени кого я это скажу? – Вопрос прозвучал излишне жестко, но время дипломатии ушло безвозвратно.
Шамши тихо проговорил:
– От имени Верховного Джадугяра Салгонадада.
– Боюсь, этого будет мало, но я попытаюсь.
Когда они шли по пустому коридору Самшитового замка, Сумукдиар осведомился, какие меры примет Тайная Стража против Гара Пейгамбара и других выявленных пособников Магриба. Беспомощно разводя руками, Шамшиадад ответил:
– Сообщу хекмандару, он доложит дальше. Думаю, эмир прикажет перепроверить. В общем, все останутся на свободе.
– Я так и догадывался, – буркнул Сумук.
На улице он мрачно вглядывался в лица прохожих. Нормальные вроде бы люди. Купцы, ремесленники, крестьяне, солдаты, виноделы, моряки, прорицатели, алхимики, лекари, рыбаки, свахи, аристократы. Пешие, верхом на коне, в арбах. Кто быстро, а кто неспешно. Обычные лица – озабоченные, унылые, задумчивые, веселые, беззаботные, счастливые, отрешенные, горестные. Нормальные люди… А ведь кое-кто из них не так давно превратились в озлобленных убийц и мародеров, истреблявших вчерашних друзей. Сегодня они вновь казались миролюбивыми законопослушными гражданами, но Сумукдиар понимал, что злые чары магрибских колдунов лишь затаились и ждут удобного момента, чтобы вновь прорваться наружу кровавым разгулом насилия.
Иногда ему говорили, что эти люди не виноваты в том, что творили, ибо совершали отвратительные поступки, повинуясь магии темных сил. Однако опыт и знания не самого плохого из волшебников Средиморья подсказывали, что Зло овладевает лишь теми, в чьей душе поселилась склонность к недоброму и кто не пытается бороться с Мраком в самом себе…
Мерзкое настроение, нараставшее с момента прибытия в город, обострилось до предела, когда они подошли к угрюмому зданию военного министерства. Той Акабы, которую он когда-то любил, которую по праву называли «жемчужиной Гирканского побережья», больше не существовало… Неожиданно навалилось кристально ясное осознание безысходности, неотвратимости поражения в грядущей битве, к сердцу подступила апатия, как это уже случалось много лет назад, когда возглавляемые им три конные сотни чуть не угодили в ловушку неподалеку от бактрийской столицы Хабура, а потом он еще раз испытал подобное же чувство, когда узнал о резне между хастанцами и атарпаданцами…
И в это тягостное мгновение весь мир вдруг исчез, будто никогда не существовал, и агабек Сумукдиар Хашбази Ганлы, третий джадугяр эмирата, обнаружил, что стоит на узком горном серпантине, ведущем через отроги, перевалы, пропасти – к Розовому замку, возведенному почему-то на далекой-предалекой, но тем не менее прекрасно видимой вершине. А на соседнем пике горел нестерпимо яркий золотисто-огненный сгусток, и в душе разлилось блаженное умиротворение, словно после выпитого кубка хаомы – напитка богов.
Свет, лившийся с острой, будто заточенной, горной вершины, успокаивал и вселял надежду. Свет, которому от рождения был посвящен Сумукдиар, означал, что древнее божество вновь снизошло к своему смертному, хотя и не простому адепту. Кто он – Ахурамазда, Люкс, Аполлон, Вишну? Не все ли равно! Ведь высшему существу глубоко безразлично, каким именем нарекут его люди. В разных странах Его называют по-разному, но все это Он – бог Света, Светоносный… Последнее имя, неожиданно сорвавшееся с внутреннего голоса, смутило волшебника, ибо он слышал о некоем Светоносном, который якобы состоит ныне в свите Единого бога, и это сопоставление смущало и внушало страх. Однако Сумукдиар отогнал преждевременные догадки, тем более что над горным краем загремел мощный и доброжелательный голос.
– Не спеши отчаиваться, мой верный друг и союзник. Да, враг силен, но его злая сила не беспредельна. В нужный момент ты получишь помощь. Отныне я буду чаще являться тебе.
– Значит, сохранилась надежда на победу? – радостно спросил Сумукдиар. – Но что могу сделать я один?
– Ты не один, – строго указал Светоносный. – Тебя поддерживают высшие силы и даже сам Демиург. У тебя есть друзья и скоро появятся новые – буквально сегодня вечером. И помни: ты на верном пути, но постарайся, чтобы дом в конце этой дороги стал твоим как можно быстрее – только так мы сможем соединить прошлое с будущим.
Повелитель Света и Молний не пояснил своей мысли, но Сумукдиар понял и без слов. Человек, народ, государство, лишенные прошлого, обречены остаться без будущего. Жизнь – триединство безостановочного превращения настоящего в грядущее, но драма эта играется на сцене, выстроенной минувшими поколениями. Выбить из этой цепи любое звено – значит погубить все. Сковать разобщенные кольца в прочную цепь – вот путь к спасению и победе.
Он очнулся и понял, что вновь стоит на пыльной раскаленной улице, а перепуганный Шамши осторожно треплет его за рукав.
– Слава Ахурамазде, он приходит в себя, – с облегчением в голосе проговорил тайный стражник. – На тебе лица нет, весь белый, как хорошая мука. Что случилось, дружище, какие демоны уносили в потусторонний мир твою душу? Или… – Его глаза почтительно округлились. – Или ты разговаривал со своей Тенью?
– Да, был разговор, – подтвердил Сумук, не вдаваясь в подробности. – Послушай, за победу над хастанцами мне, кажется, полагается сколько-то золота…
– Именно так. Его величество повелел… Теперь раскаивается, не хочет платить.
– Облегчим душу эмира. Попытайся договориться с властями… Я отказываюсь от денег и прошу взамен Розовый замок.
– Это их, конечно, устроит, – признал Шамши. – Но зачем тебе старый замок?! Туда же никто не может войти!
– Так надо. Ну, пошли, не будем терять времени.
Они поднялись по ступенькам, миновали зевавших от скуки часовых, бесцельно сжимавших заржавленные алебарды, и вступили в святая святых военной машины Эмирата. Харби назиррийе, военное министерство – тепленькое местечко, вожди которого увлеклись мздоимством до такой степени, что организацией обороны государства вынуждена заниматься Тайная Стража. Два самых боеспособных полка – Мидийский на севере и Гирканский на юге подчинялись непосредственно назиру… то есть министру мухабарата, прочие же армейские части воевать не могли, поскольку их командиры давно распродали и оружие, и провиант, и амуницию, и даже военные планы. Хорошо хоть Атарпадан не имел серьезных противников, а войска Колхиды и Хастании были насквозь проедены той же заразой взяточничества и потому не представляли реальной угрозы.
По коридорам военного министерства надлежало передвигаться мелким, нарочито замедленным шагом, еле-еле волоча ноги, словно в похоронной процессии. И жизнь здесь текла с такой же неспешной тягучестью, как будто не грохотали над миром ужасающие потрясения, требующие немедленных ответных действий. Разжиревшие обитатели этого болота старательно не обращали внимания на все внешние бури. Более или менее честные люди, хоть немного озабоченные судьбой Отечества, служили • непосредственно в боеспособных полках или в Тайной Страже, а военное ведомство, как трясина, затягивало ленивых, праздных, тупых и жадных. Многие толстосумы всяческими неправдами пристраивали своих тупоголовых сынков в джаду-медресе, школу магии, оканчивая которую эти раскормленные юнцы зазубривали два десятка простейших заклинаний, после чего, имея звание дипломированного мага, становились чиновниками разных министерств, включая харби назиррийе. Таких называли алверчи, таких презирали, но именно такие недоумки составляли правящую элиту Эмирата. По всей видимости, их мозгов не хватало, чтобы осознать всю меру надвигающейся угрозы, которая сметет с насиженных местечек всех этих недоносков.
Впрочем, конечно же сметены и смещены будут далеко не все. Многие удержатся на поверхности и даже приумножат свои доходы – те, кто не просто бездельничают, но истово служат враждебным силам. Таких здесь тоже хватало с избытком.
О, как хотелось агабеку Хашбази Ганлы ворваться сюда в сопровождении верных соратников, пройти под тусклыми сводами размашистым солдатским шагом в развевающемся плаще, взбудоражить этот омут, разогнать лоботрясов и бездарей, перевешать предателей! Но нет, он вынужден послушно следовать бессмысленным традициям, разыгрывать смирение, упрятав в глубинах воспаленной души презрение и надежду. Несбыточную покуда надежду расквитаться с презренными губителями родной земли.
Они чинно проследовали по длинному коридору, церемонно приветствуя попадавшихся на пути напыщенных взяточников и дебилов, свернули за угол, поднялись на третий этаж, и Шамшиадад распахнул роскошную, полированного сандалового дерева дверь. Кабинет занимал помощник раиса магических вооружений старший маг Нухбала.
Этого деятеля Сумукдиар откровенно терпеть не мог и чувств своих по обыкновению не скрывал. Маг тот был никудышний, родился недоношенным и с повреждением головы, вдобавок его, по законам племени Нух, в день совершеннолетия кастрировали, готовя то ли в евнухи, то ли в наложники для высокопоставленных извращенцев. Потом Нухбала каким-то образом оказался в Царедаре, где изучал зачатки алхимии, при этом самым мерзким образом сожительствовал с хастанцем по имени Араик, внуком купца Анастаса, вернейшего соратника Джуга-Шаха. Вернувшись в Акабу, Нухбала на каждом перекрестке громогласно хвастал близким знакомством (можно даже сказать – родством) с потомком «великого человека», а также всячески прославлял ум и порядочность «братского хастанского народа». Однако чуть позже, когда Хастания предъявила претензии на Арзуан и пролилась кровь, он стал говорить, что с пеленок ненавидел «проклятых дыга», которые все как один убийцы, воры, тупицы, садисты и так далее. Словом, проститутка – он и есть проститутка. Тем более кастрат.
О неприязни, которую агабек Хашбази Ганлы питает к его драгоценной особе, Нухбала прекрасно знал и отвечал злобной взаимностью, но принял посетителей подчеркнуто приветливо и даже посулил настоящий колдовской обед. Он прочитал – нараспев, но запинаясь и с ошибками – мудреное заклинание, и на столе появилось множество изысканных кушаний.