Господь, в НКВД пронюхают и припаяют получение взятки от поганых империалистов!
   Каростин, наоборот, ничего не боялся, поскольку знал, что высочайший почитатель его романов со снисхождением относится к мелким безобидным слабостям беспартийной интеллигенции.
   – Была у меня одна мечта, но тут вы помочь не сумеете, – с искренним огорчением сказал Михаил. – Я слышал, что в Америке свободно продают оружие, но вчера в магазине ничего не вышло.
   – Разумеется, не вышло, – улыбнулся Франческо. – Надо получить разрешение в полиции, а для иностранца это довольно сложно. Какую игрушку вы приглядели – надеюсь, не крупнокалиберный пулемет?
   – Уймись, Мишка! – простонал флагман.
   – Перестань нервничать, – шикнул на него по-русски конструктор. – Как ты понимаешь, это секретарь профкома, а не шериф и разрешений на продажу оружия не выдает. Мы просто ведем светскую беседу… – Он снова перешел на английский: – Я не хочу пулемет, Франческо. Мне очень понравился револьвер «смит-и-вессон» под патрон «магнум» калибра триста пятьдесят семь.
   – Прекрасный выбор, – одобрил Ликато. – Приятно иметь дело с грамотными людьми.
 
   Когда захлопнулась дверца и машина покатила по автостраде в сторону
   Сан-Франциско, Биберев принялся читать нотацию: мол, мы находимся в ответственной, государственной важности загранкомандировке, а потому обязаны вести себя как подобает советскому человеку, и всякое такое пятое – десятое.
   Михаил даже не стал слушать этот бред. Удружила сестрица, выбрала себе супруга-труса. Он устал повторять старому козлу, что они работают под прикрытием едва ли не самой серьезной службы НКВД – Главного управления госбезопасности. Им спустят любые прегрешения, лишь бы удалось добиться результата. Но не объяснять же все это заново, да еще в присутствии американского шофера, который запросто мог оказаться агентом ФБР, понимающим русскую речь. К тому же бесполезно Матвею что-либо объяснять – жизнь слишком часто и жестоко била потомственного морского офицера, он теперь цвета собственных подштанников боится…
   Наконец их «форд» вылетел на Маркет-стрит, главную улицу Фриско, и Михаил лениво проговорил по-русски:
   – Останови-ка здесь, любезный.
   Водитель послушно отпустил педаль сцепления, нажал на тормоз и только тогда сообразил, что выдал себя. Ухмыляясь, Каростин кивнул ему на прощание и сказал:
   – Что, земляк, у Колчака в Осваге служил? Ну, передавай привет мистеру
   Гуверу.
   Управляемая бывшим белогвардейцем машина растворилась в разноцветном потоке
   «фордов», «шевроле», «кадиллаков», «ситроенов» и прочих «крайслеров». К этому времени Биберев немного успокоился и спросил:
   – Думаешь, он был из ФБР?
   – Не знаю… – Михаил равнодушно передернул плечами. – Главное, что мы при нем не сказали ничего лишнего… А не перекусить ли нам, дорогой зятек? Гляди, какая симпатичная рыбка.
   Рыба, о которой он говорил, была нарисована на вывеске ресторана, где кормили дарами океана. В полупустом зале обслуживали мгновенно: официантка расставила на столике салаты из крабов и морской капусты, внушительные порции жареного лосося, бутылки кока-колы и пива. Однако просьба принести побольше хлеба вызвала легкую панику. Удившись, что правильно поняла заказ и что странным клиентам оказалось мало стандартной порции из четырех галет, девица сделала изумленные глаза, но хлебцы таки принесла.
   – Опять маловато, – заворчал Биберев. – Проси же эту дуру принести побольше.
   – Не переживай, обойдемся. Невкусный у них хлеб пресный.
   – Дикая страна. – Матвей Аристархович вздохнул. – Ничего эти ковбои в еде не понимают.
   Флагман пребывал в прострации с тех пор, как уразумел, что его замысел покупки линкора благополучно провалился. У него снова разыгралось воображение, и морской волк, помирившись с горьким жребием, отрешенно предвкушал кару ожидающую их ввиду неудачного исхода командировки
   А вот Каростин свою часть поездки неудачной отнюдь считал. Во-первых, он выяснил, что американский радар получился гораздо слабее советского. Во-вторых, стало яснно: будущее – за аппаратурой сантиметровых диапазонов. Во-вторых, он договорился с фирмами «Вестингхаус» и «Белл телефон» о поставке большой партии радиодеталей для СКБ-42. Наконец, удалось получить с издательств гонорары за четыре романа, которые вышли в Нью-Йорке и Чикаго за последние двенадцать лет.
   Оказавшись, неожиданно для самого обладателем умопомрачительной суммы в две тысячи долларов, Михаил принялся швырять деньгами: купил себе два отличных костюма, пальто, плащ, шляпу, галстуки, сорочки, несколько пар кожаной обуви, подарки для сестры и матери, множество книг и журналов. Но главной статьей его расходов стали конечно же бесчисленные подарки для Ларисы.
   В ресторанчике шуршали неторопливые разговоры: о футболе и бейсболе, о бродвейских шоу и голливудских актрисах. Посетители много говорили про легендарного негритянского боксера Джо Луиса, который жестоко побил очередного недотепу, дерзнувшего оспаривать титул чемпиона мира в тяжелом весе. А вот война в Евразии местных обывателей совершенно не волновала, словно происходила да другой планете.
   – Сытно живут, но тупо, – буркнул Биберев, покончив с рыбой. – С жиру бесятся.
   – Загнивают, – согласился Михаил. – В полном соответствии с трудами классиков марксизма-ленинизма.
   – Нет, сам посуди, чем они тут озабочены. Читал их рекламу?
   – Я и говорю – загнивают.
   Рекламные щиты, которыми был изуродован весь город, в самом деле наводили на мысль, будто американская нация охвачена эпидемией маниакальной шизофрении.
   Назойливые призывы покупать автомобили «корсар», сигареты «Честерфилд», презервативы «камасутра-плюс», гигиенические тампоны «Тампакс» и прочие бредовые объявления, безусловно, говорили политически грамотным советским людям, что их заокеанские соседи окончательно свихнулись.
   – Вот смотри, – не мог успокоиться возмущенный флагман. – Даже здесь покоя нет, всю дверь этой дрянью обклеили.
   Протянув официантке две долларовые бумажки, Каростин направился к выходу и машинально, чтобы проверить свое знание английского, изучил содержание рекламных буклетов, облепивших стену и дверь заведения. Из оцепенения Михаил вышел, лишь когда шедший следом флагман настойчиво дернул его за рукав.
   – Читай, – прошипел конструктор, чтобы не привлекать внимания окружающих.
   – Самое нижнее объявление, без картинок.
   Текст был в высшей степени любопытным. Профессор Карл Рейнмут призывал меценатов оказать поддержку независимой организации под названием «Extra-Terrial
   Beings Research Commitee», то есть Комитет по изучению внеземных существ.
   Сегодня вечером в клубе Калифорнийского университета Рейнмут читал публичную лекцию о пришельцах с других планет.
   Тащиться на ночь глядя в университет Биберев решительно отказался, сославшись на усталость. Они вышли из ресторанчика и взяли курс на отель
   «Серебряная звезда», расположенный рядом с набережной. Все вокруг было непривычно: архитектура, лица прохожих, оформление вывесок, одежда, машины, товары в магазинах, поведение людей. Михаил остро почувствовал, как утомило его это царство товарного изобилия. Хотелось домой – к родным лицам, не вполне обустроенной жизни, к работе, к снегу, к друзьям. И конечно, к любимой женщине.
   В «Серебряной звезде» они снимали один номер на двоих. Едва скинув плащ и ботинки – Биберев испытывал органическую неприязнь к гражданской одежде, – старый моряк повалился на кровать и заявил, что намерен отсыпаться вплоть до возвращения на родину. Пожелав ему приятных сновидений вроде вызова на парткомиссию, допроса в НКВД или сцены зачитывания приговора в трибунале, Михаил стал одеваться, тщательно подбирая галстук. Не хватало еще показаться провинциалом – знаем мы этих университетских снобов.
   – Хамло ты, Мишка, – обиженно сказал Биберев, присев на край кровати. -
   Знаешь, почему ты шутишь? Потому что страшного не видел. Не знаешь, как это смешно было, когда мы сидели трое-четверо в каюте, сжимали наганы потными лапами, а по всему крейсеру пьяная толпа ревела: пришла, мол, свобода, айда белую кость крошить! Ты, по малолетству, не видел, каких людей тогда в расход списывали. А я два раза через такое прошел – сначала в пятом, потом в семнадцатом. Никому не пожелаю этого пережить. Потому и напуган смертельно на оставшиеся мне годы.
   – Мог бы и успокоиться, – примирительно посоветовал Каростин. – Это же черт знает когда было. Те, кто раздувал бессмысленный террор, всякие там Дыбенко и Антоновы-Овсеенко, давно получили по заслугам.
   – Как же, обрадовался! Вспомни, что началось после убийства Кирова. Не знаю, как в сухопутных войсках, а на флоте пересажали уйму народу. Ни за что хватали, по самым дешевым доносам. Сейчас-то, конечно, кое-кого освободили, как того же Недужко, только многих уже не вернуть.
   – Политика – дело темное. – Михаил махнул рукой. – Я и не представлял, до какой степени тебя запугали. Неужто даже здесь, в Америке, боишься, что в дверь постучат?
   – Нет, разумеется, здесь не боюсь…
   Сказав это, флагман 2-го ранга вздрогнул и невольно привстал, потому что в тот самый миг раздался сильный и настойчивый стук в дверь. Вздрогнув, он тут же покраснел, устыдившись беспричинного страха. Михаил беззаботно засмеялся, хлопнул родственника по плечу и пошел открывать.
   В коридоре перед их номером стояли два американца в дорогих пальто и двубортных костюмах из темной шерсти в полоску. Оба имели пропорции борцов-тяжеловесов и методично жевали модную в этих краях жевательную резинку.
   Один из громил поинтересовался:
   – Вы из России?
   – Из Советского Союза, – уточнил конструктор.
   – Вы приехали в Америку покупать пароход? – снова спросил нежданный посетитель.
   – Не пароход, а линкор. – Михаил спохватился: – Вы из морского министерства?
   – Мы из мафии. Большие боссы решили помочь вам и приглашают для разговора.
   Второй добавил, что у входа ждет «мотор», поэтому надо быстро собираться и ехать. Внезапно сверкнувшая надежда на благополучное решение главной цели их командировки окрылила москвичей. Торопливо одевшись, они чуть не бегом устремились к лифту. У входа в гостиницу стоял роскошный лимузин, выкрашенный в лимонно-желтый и темно-зеленый цвета. Когда машина, уютно покачивая их кожаными сиденьями, двинулась вдоль набережной, Михаил тихонько заговорил по-русски:
   – Второй раз за сегодняшний день слышу незнакомое слово – мафия. Не знаешь, с чем это дело едят? Биберев задумался, потом неуверенно сказал:
   – Кажется, припоминаю. В девятом году – я служил тогда в штабе эскадры – заходили мы на Сицилию. Так вот, мафия была в тех краях очень популярна среди люда. По-моему, сицилийцы называли так людей гордых и отважных. Что-то вроде благородных разбойников, которые защищают крестьян от произвола феодалов, чиновников и полиции.
   – Ясно, – сказал Каростин. – Карбонарии.
   Для возведения этого города испанские конкистадоры брали участок берега с пересеченным рельефом. Улицы Франциско напоминали полоску на спине двугорбого люда: подъем в гору, спуск в ложбину между холмов, подъем. Покатав немного по таким аттракционам, лик доставил их к ресторану, построенному возвышенности.
   Кажется, это место называлось Телеграфный холм. Солнце садилось, светя прямо в лицо, от чего вода в огромной казалась серебристой. На этом фоне сверкающего се лучи заходящей звезды четко очертили черную паутину подвесного моста Золотые
   Ворота, соединявшего Фриско с Оклендом. А в центре бухты темнела глыба острова
   Алькатратрас, под скалами которого были выдолблены тоннели и камеры для для особо опасных преступников.
   В отдельном кабинете советских гостей ждали два американца лет тридцати.
   Безупречно пошитые костюмы, золотые перстни и обувь крокодиловой кожи плохо вязались с представлением о борцах за справедливость, но в стране карбонарии могли иметь особый взгляд на сей счет. Темноволосый сказал:
   – Меня зовут Антонио Каноцци, я – главный босс итальянских кланов
   Калифорнии, А это Лейб Зански, он у нас крестный отец еврейской мафии.
   Кареглазый блондин Зански недовольно проворчал:
   – Называть еврея «крестным отцом» – большой грех, но трудно требовать, чтобы внук сицилийских пастухов понимал такие тонкости. Поэтому перейдем к делу.
   Нам хотелось бы знать, для чего Советам нужны такие дорогостоящие корабли.
   Пока Михаил с аппетитом уминал потрясающий итальянский сыр, запивая красным вином, Биберев повторил лекцию, которую полгода назад прочитал на Холодной даче.
   Законы морской гонки были просты и общедоступны: если недружественное государство построило боевой корабль с определенными данными, то мы должны противопоставить потенциальному противнику свой корабль, который превосходит врага по вооружению, бронированию и скорости. Выслушав его объяснения. Тони
   Каноцци экспансивно взмахнул руками и поддакнул:
   – Очень правильный подход. Знаешь, Лейб, у этих вояк все, как у нас.
   Помнишь, когда Громила Бобби вооружил своих ирландцев списанными армейскими карабинами, мы закупили большую партию автоматов Томсона и кольты сорок пятого калибра.
   – И через два месяца весь город стал нашим – кивнул Зански. – Я понял вашу мысль, адмирал. Значит, у ваших врагов есть сильный флот и вам позарез нужны американские линкоры?
   Флагман не стал скрывать, что пока враги очень сильны. Немцы долгое время ловко обманывали весь мир, публикуя в прессе заверения, будто новые германские линкоры будут строго соответствовать рамкам Лондонского договора: водоизмещение не свыше тридцати пяти тысяч тонн, главный калибр не больше четырнадцати дюймов.
   Англичане и французы, поверив этой дезинформации, построили свои корабли с такими же тактико-техническими данными. Атеперь выясняется, что немецкие линкоры
   «Бисмарк» и «Тирпиц» имеют по пятьдесят тысяч тонн и вооружены пятнадцатидюймовками, то есть намного превосходят по боевым свойствам англо-французских недомерков. Японцы же и вовсе отказались соблюдать лондонские ограничения и готовятся ввести в строй исполинов типа «Ямато».
   – Фашисты коварны, – согласился Каноцци. – Синьоры большевики, я намерен раскрыть карты. Мафия не любит фюрера и дуче. Этот ублюдок Муссолини разгромил наших братьев на Сицилии.
   – А Гитлер?! – взорвался Зански. – Бесноватый Адольф. Убивает евреев просто за то, что они евреи!
   «Завтра фашисты станут убивать славян, кавказцев, англосаксов и прочих неарийцев», – мысленно продолжил Михаил. А Тони Каноцци продолжал:
   – Мы готовы оказать вам помощь в закупке этих линкоров и других вооружений, которые понадобятся Советам для войны против наци.
   Началось деловое обсуждение. Мафиози распределили обязанности: кому поручить «обработку» Белого дома, кому – Капитолийского холма, а кому -
   Пентагона. Потрясенный Каростин спросил:
   – Неужели вы имеете такое влияние?
   – Разумеется, – спокойно ответил Каноцци. – Президент Рузвельт прекрасно понимает, что без нашего согласия ему не победить на выборах этой осенью. Только мафия решает, за кого проголосуют американцы.
   – Каким образом? – поразился Биберев. – Я думал, в Америке эта… как ее… демократия.
   – Демократия – это и есть власть, организованная мафией, – просветил его
   Зански. – Так что все в наших руках.
   На этом общая беседа временно прервалась, потому что подали горячее: спагетти и фаршированную рыбу. После трапезы Тони предложил отправиться на шоу с девочками, но москвичи решительно отказались – даже бесстрашный Каростин понимал, что за подобные шалости дома погладят отнюдь не по головке…
   – Никто не узнает, – попытался успокоить его Зански.
   – Узнают, можете не сомневаться, – вздохнул Михаил. – К тому же через полчаса я должен быть в Калифорнийском университете.
   – Вас отвезут, – сказал Каноцци. – А на прощание – небольшие сувениры в память о нашем деловом партнерстве.
   Им подарили наборы французской парфюмерии «Шанель». Кроме того. Бибереву досталась прекрасно выполненная модель первого американского броненосца
   «Монитор», а Михаилу – тот самый «смит-и-вессон» триста пятьдесят седьмого калибра и коробка усиленных патронов «магнум». Обе коробки оказались ужасно громоздкими, из-за чего каростинский портфель застегнулся лишь на один замочек.
   Хорошо хоть револьвер мафиози выбрали с трехдюймовым стволом, и оружие без проблем поместилось в боковом кармане пальто.
   Аудитория оказалась полупустой – космические визитеры не слишком волновали университетскую публику. К середине лекции слушатели совсем заскучали и начали потихоньку расползаться. Между тем Рейнмут рассказывал очень интересные вещи.
   Кроме давних своих выводов, с которыми Михаил был уже знаком, немецкий астроном изложил результаты последних исследований.
   Проанализировав древнейшие письменные источники, он пришел к заключению, что инопланетные гости посещали Землю примерно 2500 лет назад. Так около 490 года до нашей эры жрец одного из племен семитских кочевников Моше Рабейну (более известный как пророк Моисей) якобы получил так называемый Закон на вершине
   Синайской горы. Другими словами, какое-то высокоинтеллектуальное существо, которого малограмотный кочевник принял за божество, сообщило ему некую важную информацию. Это произошло примерно за полвека до первого публичного чтения Торы.
   Непорочное зачатие Рейнмут считал экспериментом в области искусственного оплодотворения – таким образом пришельцы пытались передать аборигенам какие-то важные генетические качества. Библейскую легенду о путешествии Ионы в чреве кита
   Рейнмут интерпретировал как рассказ о космическом полете землянина на корабле пришельцев.
   После лекции Михаил подошел к немецкому ученому, передал привет от профессора Недужко, чем очень обрадовал Карла. Рейнмут признался:
   – Я боялся, что Романа расстреляют. Как он?
   – Нормально. Продолжает работать.
   Их прервали.
   Рейнмуту вручили несколько чеков от разных компаний, при этом от ученого потребовали, чтобы он в каждой публикации выражал признательность спонсорам и расхваливал их товары. Карл – высокий грузный немолодой мужчина – униженно благодарил, жал руки и низко кланялся. Когда они с Михаилом снова остались вдвоем, профессор печально проговорил:
   – Самому неприятно, а делать нечего. Иначе никто не станет финансировать науку… – Он рассеянно собирал бумаги и диапозитивы. – Очень удачно, что вы нашли меня именно сегодня. Если проведете этот вечер со мной, имеете шанс увидеть кое-что интересное.
   Заинтригованный Каростин помог толстяку перенести лекционный инвентарь.
   Рейнмут жил неподалеку в коттедже на окраине университетского поселка. По дороге астроном рассказал, что вынужден был эмигрировать из Германии два года назад, когда стало ясно, что иудейская кровь бабушки может стоить ему жизни.
   Обосновавшись в Калифорнии, он пытался собрать средства для новой экспедиции, поскольку был убежден: на одном из островов неподалеку от атолла Феникс удастся найти оставленные пришельцами сокровища иного мира.
   Войдя в домик, они оказались в просторном холле. Рейнмут включил свет, повесил пальто, предложил Михаилу сделать то же, а потом, хитро улыбаясь, вытащил из какого-то устройства еще влажную фотографию. На карточке Каростин увидел самого себя – он стоял в тамбуре профессорского коттеджа, прижимая к груди свой портфель и коробку с диаскопом.
   – Узнаете? – Карл был доволен произведенным эффектом. – Я оборудовал дверь фотокамерой фирмы «Полароид». Этот аппарат делает мгновенные снимки. Каждый, кто входит в мой дом, оставляет на память свое изображение.
   – Забавная игрушка, – согласился конструктор. Они перешли из холла в кабинет. Астроном сел за письменный стол, жестом пригласил Михаила устраиваться в кресле напротив, вытащил из ящика пачку снимков и сказал:
   – Это не игрушка, коллега. Посмотрите, кто приходил ко мне позавчера.
   С очередной фотографии на Каростина смотрело очень \ странное лицо: нездоровая бледная кожа, покрытая глубокими морщинами, тяжелый взгляд из глазниц непривычного разреза, редкие жесткие брови, тонкие длинные губы, массивный подбородок, приплюснутый широкий нос, прижатые к черепу маленькие уши.
   – Кто он?
   – Говорит, что прилетел на Гермесе. Их планета называется Огонто. Лет тридцать назад на землю прилетала другая экспедиция с этой планеты. Они не вернулись. Теперь посланцы Огонто ищут следы своих земляков. Он обещал зайти еще раз сегодня.
   Михаил еще раз всмотрелся в безжизненное лицо инопланетянина и сказал с недоумением:
   – Но ведь у гонгов должен быть один глаз…
   – Значит, мы ошибались, – неохотно ответил Рейнмут. – Приходится признать, что на острове Феникс я нашел останки существа, принадлежащего к другой расе. Следовательно, Землю посещали не только гонты, но и астронавты с других звездных систем.
   Конечно, он мог болтать подобные глупости, но Михаил-то знал, что в 1908 году над Подкаменной Тунгуской взорвался звездолет одноглазых гонгов, а не кого-то другого. До сих пор информация, поступавшая в комиссию из директивных инстанций, подтверждалась полностью. И тем не менее у существа на фотоснимке имелись в наличии оба глаза.
   – Карл, вы уверены, что вас навестил настоящий внеземной… как вы говорите, extraterrial, а не аферист или агент гестапо?
   – Михель, вы не понимаете. – Астроном взмахнул руками, как бы отметая любые сомнения. – Он показывал такие приборы! Он читал мои мысли… О, звонят.
   Кажется, это наш друг с Огонто.
   Колокольчик у входа настойчиво позвякивал. Карл открыл дверь и впустил высокого – под два метра – человека. Или, вернее, не человека, а брата по разуму. Это был, вероятно, тот же самый пришелец, которого позапрошлым вечером запечатлел автоматический «Полароид» Рейнмута. Во всяком случае, лицо гостя ничем не отличалось от того фотопортрета.
   Увидев незнакомого землянина, обеспокоенный посетитель резко спросил астронома:
   – Почему вы не один? Мы так не договаривались!
   – Позвольте объяснить, – заторопился Карл. – Михель – мой коллега из
   Советской России. Он тоже изучает космические посещения. Вы говорили, что вам требуется помощь землян – вдвоем нам будет проще решить вашу проблему.
   Михаил понял, что пора брать течение беседы в свои руки. Долгое общение с карательными органами не прошло для него бесследно. Он сказал напористо:
   – Только вам придется дать нам подробную информацию. Не надо считать людей дикарями, которые станут покорно прислуживать высшим существам. Мы должны понимать, чем занимаемся.
   Безжизненное обгоревшее лицо не отразило эмоций, и голос гонта прозвучал равнодушно – словно говорило не живое существо, а механизм:
   – Что конкретно вы хотели бы знать?
   – Насколько я понимаю, вы разыскиваете гонтов, которым удалось спастись после сражения с космолетом фурбенов тридцать два года назад. Так кто же вы – гонт или фурбен?
   – Вам даже известно о фурбенах… – проскрипел пришелец. – Это упрощает дело. К вашему сведению, я – гонт.
   – Тогда я совершенно не понимаю, почему у вас два глаза… Второй непонятный момент: в околоземном пространстве идет настоящая война, уже уничтожено несколько кораблей. Кто и с кем сражается?
   – Вы хотели сказать: уничтожено несколько десятков летательных аппаратов,
   – уточнил пришелец.
   Потрясенный профессор Рейнмут вскричал:
   – Михель, откуда вам это известно? Лично я ничего не слышал ни о каких космических сражениях, а тем более – о фурбенах.
   – Не важно, профессор, – сказал гонт. – Ваш друг неплохо осведомлен, и вы оба имеете право узнать о происходящем. Но не стоит сообщать эти сведения широкой общественности Земли. По крайней мере, до тех пор, пока наша экспедиция остается в Солнечной системе. Обещайте сохранить в тайне наш разговор.
   Астроном немедленно дал клятву, что будет молчать. Михаил же ответил уклончиво: мел, обязуется ничего не сообщать в прессу. Он действительно в мыслях не имел передавать информацию журналистам. Только в комиссию. Не уловив столь существенного нюанса, гонт был удовлетворен и собирался начать повествование, но
   Каростин смущенно прервал пришельца. Сегодня он выпил слишком много вина и пива, поэтому требовалось срочно навестить закуток, куда даже царь, как принято говорить, ходит пешком.
   Опорожнив мочевой пузырь, Михаил испытал блаженство, не сравнимое ни с какими оргазмами, однако в холле его насторожили сразу два странных обстоятельства. Во-первых, здесь почему-то не горел свет, а, во-вторых, из кабинета доносился шум незнакомых голосов. Оставаясь невидимым в темной прихожей, он заглянул в кабинет через неприкрытую дверь. То, что он увидел, очень не понравилось Михаилу. Гонт прислонился к стене, прижимая к плечу ладонь, из-под которой по белому плащу ползли темно-красные струйки. Карл с побледневшим лицом стоял рядом, заложив руки за голову. Спиной к двери холла расположились двое в длинных клеенчатых плащах, держа Рейнмута и гонта под прицелом уже знакомых Михаилу парабеллумов с глушителями. Третий незнакомец сидел за письменным столом, разложив перед собой бумаги, и монотонным голосом задавал вопросы на немецком языке.