Страница:
Я бы довольствовалась жизнью с ним и без свидетельства о браке, чтобы каждый день видеть дорогое мне лицо. Поэтому была очень благодарна господину Мотоно за его доброе участие.
Единственным препятствием были мои мама и бабушка. Ввиду своего несовершеннолетия мне необходимо было получить их разрешение. Девушки, которые растут в «мире цветов и ив», живут в тепличных условиях, и у них мало опыта общения с внешним миром.
На следующий же день господин Мотоно поспешил к нам, чтобы поговорить с моими матерью и бабушкой. Они выслушали его предложение и попросили время подумать.
Однако три дня спустя меня вызвали к брату Хидэмаро, премьер-министру Коноэ. К своему удивлению, я узнала, что мои бабушка и мать посетили его в резиденции и пожаловались. Если бы я в худшем случае хотела выйти замуж — пусть это был бы даже бедный плотник или чернорабочий, — меня бы поняли. Но почему я хотела ехать содержанкой в Америку — этого они не могли понять. К тому же я еще наполовину ребенок, не имеющий о мире никакого представления. Каким образом Хидэмаро, уже достаточно взрослый человек, не может все это понять? Они умоляли премьер-министра оказать влияние на Хидэмаро в качестве старшего брата и позаботиться о том, чтобы он порвал со мной и чтобы мы больше не встречались. Премьер-министр пообещал уладить дело и разлучить нас.
Мама и бабушка спрашивали себя, почему я хотела ехать именно в Америку, когда моя карьера была столь успешной. Путешествие в Америку означало тогда, что скорее всего люди больше никогда не увидятся. Все это побудило их обратиться к премьер-министру.
Уже через неделю Хидэмаро отплыл в Европу. Это был конец. Вскоре разразилась война, а с ней погибла моя первая большая любовь.
Мой дебют в качестве гейши
Единственным препятствием были мои мама и бабушка. Ввиду своего несовершеннолетия мне необходимо было получить их разрешение. Девушки, которые растут в «мире цветов и ив», живут в тепличных условиях, и у них мало опыта общения с внешним миром.
На следующий же день господин Мотоно поспешил к нам, чтобы поговорить с моими матерью и бабушкой. Они выслушали его предложение и попросили время подумать.
Однако три дня спустя меня вызвали к брату Хидэмаро, премьер-министру Коноэ. К своему удивлению, я узнала, что мои бабушка и мать посетили его в резиденции и пожаловались. Если бы я в худшем случае хотела выйти замуж — пусть это был бы даже бедный плотник или чернорабочий, — меня бы поняли. Но почему я хотела ехать содержанкой в Америку — этого они не могли понять. К тому же я еще наполовину ребенок, не имеющий о мире никакого представления. Каким образом Хидэмаро, уже достаточно взрослый человек, не может все это понять? Они умоляли премьер-министра оказать влияние на Хидэмаро в качестве старшего брата и позаботиться о том, чтобы он порвал со мной и чтобы мы больше не встречались. Премьер-министр пообещал уладить дело и разлучить нас.
Мама и бабушка спрашивали себя, почему я хотела ехать именно в Америку, когда моя карьера была столь успешной. Путешествие в Америку означало тогда, что скорее всего люди больше никогда не увидятся. Все это побудило их обратиться к премьер-министру.
Уже через неделю Хидэмаро отплыл в Европу. Это был конец. Вскоре разразилась война, а с ней погибла моя первая большая любовь.
Мой дебют в качестве гейши
Чтобы девушка могла стать в Симбаси гейшей, ей необходимо было иметь явные способности к танцу и игре на сямисэне. Мне были особо близки довоенные нравы Симбаси, когда «мир цветов и ив» переживал свой расцвет.
Тогда в Токио существовало бесчисленное множество союзов гейш, и поскольку самих гейш была не одна тысяча, в различных местах выработались свои правила организации дебюта для гейши, так называемого о-хиромэ. В одних кругах гейш не устраивалось никаких испытаний, поскольку там девушек доставляли прямиком из деревень, и после ускоренного двухмесячного обучения их посвящали в гейши. Мне хочется показать присущие Симбаси до войны особенности.
У нас проводились крайне строгие испытания. Танцы, которыми мы должны были овладеть, особо тяготели к школам Фудзима-рю и Ханаяги-рю, позже сюда добавилась хореография наставника Ниси-кава Сэндзо. Обучение игре на сямисэне было главным образом сосредоточено на овладении такими жанрами, какногауяш, киёното, токивадзуи утад-зава.
Будущие юные гейши тоже были самого различного происхождения. Одни были выходцами из сельской местности, совершенно наивными. Другие же были приемными дочерьми из заведений гейш. Даже родные дочери уважаемых владельцев чайных домиков или заведений гейш часто обучались этому ремеслу. Различия между этими отдельными категориями девушек были очевидными. Однако все без исключения, кто хотел стать симбаси-гейшей, должны были выдержать строгий экзамен.
Раньше большинство девушек обучались по меньшей мере одному виду традиционного японского искусства, даже если у них не было особой цели становиться гейшей. Искусством составления цветов или чайной церемонией мог овладеть и взрослый ребенок, но обучение танцам и игре на сямисэне лучше всего было начинать по возможности с самого раннего возраста. Подобно тому как нынешние родители заставляют своих дочерей брать уроки игры на пианино или балетного танца, в ту пору девочки из высокопоставленных образованных семей должны были овладевать японским танцем и игрой на сямисэне, служащей аккомпанементом при исполнении нагаута. Многие девушки, которые, подобно мне, не происходили из чайных домиков или заведений гейш, должны были сызмальства обучаться японскому танцу и игре на сямисэне, даже если у них порой ноги и руки были как крюки. В определенные дни каждого месяца происходили экзамены, где нагаута, киёмото и другие направления японского танца были обязательными, и к ним усердно готовились.
В Симбаси гейши-соискательницы должны были показать в одной из дисциплин особые успехи. Это могли быть игра на сямисэне, пение в жанре киёмото или танец в стиле нисикава.
Пополудни весь квартал содрогался от всякой разноголосицы звуков, что извлекали усердно занимающиеся на сямисэне.
Если девушка не выдерживала испытания, она могла повторить попытку по истечении трех месяцев. Если же в течение полугода она три раза провалится, то считается непригодной, и ей приходится искать другое занятие.
Но даже для выдержавшей экзамен новоиспеченной гейши испытания не заканчивались, поскольку осенью и весной устраивались традиционные танцы адзума, а в июне, помимо всего, давалось целое представление адзума, и все это требовало бесконечных проб.
При исполнении танцев адзума в апреле и октябре на сцену все выходили — от тринадцатилетних учениц (хангёку) до совершенно юных школьниц (ситадзикко) включительно. Иначе обстояло дело при организации представления адзума в июне, когда требовался высокий профессиональный уровень. Чтобы ему соответствовать для получения ангажемента, гейши должны были готовиться еще усердней, нежели в период подготовки к экзаменам.
Уже через два месяца после получения статуса гейши я аккомпанировала на сямисэне при исполнении танца льва на представлении адзума.
Мы сидели по правую и левую стороны оркестровых подмостков и сразу после танца льва исполнили новую пьесу к празднику танабата — «седьмой вечер», называемый также хоси мацури, «праздник звезд». По лунному календарю он проводился в седьмую ночь (отсюда первое название) седьмого месяца.
Первую исполнительницу на сямисэне называют татэ, вторую — ваки. Эту партию вела я. Но поскольку позже я была постоянно занята занятиями английским языком в языковой школе, у меня, к сожалению, больше не было времени учить пьесы для танцев и представления адзума.
Здесь мне хотелось бы немного рассказать о театре-ревю «Симбаси». Он был открыт в 1925 году, чтобы дать публике возможность познакомиться с художественными достижениями гейш. Если гейша сама хотела устраивать представление (это называлось «гейша за свой кошт»), она должна быть пайщицей театра.
Союзы гейш и чайных домиков Симбаси управляли театром, и в ежегодно устраиваемых в июне и октябре танцах адзума на протяжении месяца исключительно были заняты симбаси-гейши. А в июне еще происходило ревю-представление адзума.
Уже позднее управление театром-ревю перешло к концерну «Сётику».
Сами обстоятельства этого я уже точно не помню. В 1983 году с 28 по 31 мая там вновь состоялось представление танцев адзума. Все это настраивает меня немного на грустный лад. Вернется ли когда-нибудь золотой век гордых симбаси-гейш?
В день своего экзамена я также предстала перед многочисленной комиссией.
Я должна была исполнить на сямисэне нагауту «Такасаго». Это была рискованная затея выступить перед большим собранием выдающихся исполнительниц нагаута, знаменитых преподавателей и уже ушедших на покой старых мастеров. Даже умелых исполнительниц в подобной ситуации подводило волнение, а девушек с крепкими нервами буквально пробирала дрожь. Да и сами танцовщицы совершенно терялись и постоянно роняли веер.
В комиссию, прослушивавшую меня, входили, кроме гейш Миёгику и Кикуё, еще несколько довольно пожилого вида дам, чьих имен я не знала. Они заняли свои места и обратили все взоры на меня. Когда я доставала из футляра и долго настраивала свой сямисэн, то услышала, как Миёгику громко сказала: «Девочка играет весьма неплохо». Это сразу же успокоило меня, и я стала играть прелюдию. По ее окончании мне сказали, что этого достаточно, и все мне заулыбались. Я прошла испытание. Разница между новичком и тем, кто уже долго играет, заметна сразу и проявляется в том, как настраивают и держат сямисэн.
Выдержав экзамен, начинают готовиться к своему дебюту, о-хиромэ.
Поскольку я не была на содержании, то могла сама выбрать цвет кимоно для своего о-хиромэ. Я была уверена, что пройду испытание, и поэтому Эригику прислал мне два кимоно для репетиции.
Примерно неделю или десять дней перед о-хиромэ мы особо были заняты так называемым минараи («обучение посредством наблюдения»), иначе совершенно не представляли бы себе, как протекает подобное представление о-хиромэ.
Образование гейши основывается большей частью на такого рода «обучении посредством наблюдения», когда стараешься все подмечать. Девушка, рожденная в среде обитателей чайных домиков, имеет возможность учиться правилам поведения в обществе, даже если она сама еще и не выходила в свет. Но при обычном домашнем воспитании девушки не знают, как вести себя на людях.
Именно в этот период минараи мы должны были все отшлифовывать. Когда, например, ты ждешь выхода в уборной и входит старшая гейша, следует тотчас убрать ее обувь в специальный стеллаж, помочь ей снять хаори и тщательно его сложить. Затем необходимо как можно аккуратнее уложить на полку ее сумочку, футляр с опахалом или то, что она обычно с собой носит.
Если более пожилая гейша приходит с опозданием на званый ужин, подобает поприветствовать ее наклоном головы и тотчас уступить ей место. Сегодня часто забывают, какие места считаются более и менее почетными. Никто больше не обращает внимания на это, что, естественно, добавляет меньше хлопот. Однако прежде, когда молодая гейша бесцеремонно занимала одно из лучших мест, она слыла бесстыдницей.
Даже полагающемуся этикету, как вести себя в обществе, мы обучались, наблюдая за старшими. Сюда относились и правильный выход к гостям, и их потчевание, а также и то, как держать кувшин с сакэ, как брать у гостей чашки и как их подавать обратно. Далее мы должны были помнить имена прислуги в чайных домиках и имена других гейш. Необходимо было вначале поздороваться с распорядителем вечера и хакоя, затем — начиная от шеф-повара и кончая мойщиком посуды — со всеми членами заведения. В своем наблюдении нам требовалось замечать все мелочи, которые так важны на званом вечере.
Для своего о-хиромэ юной гейше разрешается написать собственное имя на куртке рикши и на одежде своего хакоя. Мои рикша и хакоя имели сзади на своих куртках герб моей семьи в виде ласточкина хвоста, а на вороте у них красовалось мое имя и название моего заведения. Кроме того, я заказала пятьсот белоснежных носовых платков в соответствующей упаковке.
В день моего о-хиромэ небо было ослепительно голубым. Свой дебют я приурочила к собственному дню рождения, приходящемуся по буддийскому календарю на день счастья. А так как обитатели «мира цветов и ив» были людьми суеверными, для своего дебюта никто не выбирал несчастливого дня. Это было 14 апреля 19 32 года.
Я надела легкое желто-зеленое кимоно без поддевки с узором тысячи журавлей. Оби был из золотистого материала, украшенного тонким сетчатым орнаментом.
Сейчас пришло время рассказать немного о наших кимоно. Сегодня все (разумеется, и я) носят как зимой, так и летом белый съемный воротник из синтетики. Тогда же было предписано носить ворот определенного цвета и материала. На Новый год надевали воротник из плотного блестящего шелка, с которым ассоциировался сам праздник. В феврале, марте и апреле использовался плотный или тонкий крепдешин, в мае и июне — шелковый трикотаж, в июле и августе — шелковый батист. В сентябре возвращались к трикотажному шелку; октябрь, ноябрь и декабрь вновь были временем крепдешина.
Если уж ворот, который лишь слегка выглядывал вокруг шеи, играл столь важную роль, то можно себе представить, насколько тщательней подходили к выбору кимоно на то или иное время года. С ноября по март проймы рукавов и оборка подбивались байкой, и надевали еще поддевку.
В апреле и мае, а также в октябре не пользовались подбитыми на вате кимоно. Обходились кимоно на простой, без ваты, подкладке.
С первого июня переходили на лишенную всякой подкладки, непросвечивающую одежду из крепдешина, далее если еще было прохладно. Вплоть до тридцатого сентября вне зависимости от погоды носили вот такие легкие кимоно.
В июле и августе, иначе говоря в разгар лета, носили батистовый или искусственный шелк. Кимоно, которые мы надевали на занятия, или повседневная одежда изготавливались из красно-коричневого тонкого шелка, льна, воздушного шелка из города Акаси, то есть крепа, или шелка ёцуири.
Сегодня многие не утруждают себя выдергиванием из кимоно наметочных ниток, которые держат форму воротника, подол и порой проймы рукавов. В наше время не допускалось носить кимоно с наметочной ниткой на вороте или подоле. Это было бы позором на любом выступлении.
В разгар лета мы носили также традиционные прически симада, надевая при этом длиннополые кимоно с широким оби. А то, что при этом мы еще работали в помещениях без всяких кондиционеров, сегодня точно вызвало бы переполох и рассматривалось бы как ущемление человеческих прав.
До сих пор я ношу в жарком Нью-Йорке кимоно из шелкового батиста, перехваченное летним оби, не потея при этом. Мои американские знакомые всегда завидуют моему «умопомрачительно» свежему виду, которым я обязана своему прежнему воспитанию.
Одно мое кимоно для дебютных выступлений было светло-голубым, с цветами вишни, на другом были изображены нежно-фиолетовые ирисы. Для меня одной из прекрасных сторон профессии гейши была ежемесячная смена кимоно.
В повседневной жизни обычно не обращают столь большого внимания на сезонную смену платья, но для нас, гейш, было очень важно носить соответствующий времени года покрой одежды. Из нас никто бы не надел весной кимоно с изображением осенних листьев или осенью облачился в одежду, чья ткань украшена цветами вишни или глицинии. В отличие от сегодняшнего дня, когда чуть ли не круглый год цветут одни и те же цветы и почти утрачено восприятие смены времен года, в ту пору было очень важно ходить в соответствующем сезону кимоно.
Став старше, я стала украшать свои кимоно гербами тех, кто меня особо восхищал.
Я слышала, что Нива Фумио, знаменитый писатель, использовал герб, где сочетались листья бамбука и горечавки, и украсила им свое фиолетовое кимоно. Позже я носила на кимоно и нижней одежде изображения различных видов пионов (герб Коноэ).
Я была крайне озадачена, когда однажды Яодзо (позже актер кабуки Итикава Тюся) сказал:
— Кихару, я даже не знал, что ты тайно в меня влюблена…
— Нет, что ты, — засмеялся его племянник Итикава Дандзюро. — Мой дядюшка поспешил с выводами, поскольку в его гербе также есть пион.
Во время своего о-хиромэ я посетила каждый ресторан с гейшами, принадлежащий к нашему союзу, а также все заведения, включая чайные домики и рестораны. Те, что располагались неподалеку от Кобикитё, я посещала пешком, однако в район Цукидзи, удаленный на полмили, я добиралась на рикше.
Меня сопровождал хакоя, который учтиво объявлял: «Добрый день, к вам пришла дебютантка». После чего ко мне устремлялись сама хозяйка и ее служащие, поздравляли и хвалили мой внешний вид. Они поздравляли и мою «старшую сестру», то есть гейшу, которая помогала мне в учебе, а теперь сопровождала меня.
Всех дебютанток сопровождали их «старшие сестры». Мы ехали на трех рикшах, где последняя была нагружена подарками для отдельных чайных домиков и небольшими полотенцами с моим именем. Мой хакоя вынимал их раз за разом и отдавал в качестве подарка при входе в каждый чайный домик.
Когда гейши посещали то или иное мероприятие, они неизменно пользовались боковым входом, но в случае о-хиромэ им разрешалось входить через предназначенный для посетителей главный вход.
Сами посетители, с которыми знакомятся при подготовке к о-хиромэ, предоставляли дебютантке ради такого случая так называемый «бесплатный ангажемент». Когда, к примеру, мы пришли в чайный домик «Юкимура», то хозяйка объявила нам, что господин Ито пригласил меня по случаю моего о-хиромэ на три дня. Сам клиент, по всей видимости, в этот торжественный для меня день не появится и поэтому устраивает так называемый «бесплатный ангажемент». Это значит, что клиент, хоть его и не будет, тем не менее оплачивает мое выступление на все три дня.
Подобный обычай касался не только дебюта, но практиковался многими гостями — прежде всего постоянными посетителями — на протяжении трех новогодних дней.
На Новый год одевались по-особому празднично.
Украшенная гербами праздничная одежда дополнялась белым воротником из тонкого блестящего шелка и ивовым оби. Так называли оби, свободно свисающий сзади и, подобно иве, качающийся в обе стороны, что придавало движениям особое изящество. Эти оби часто изготавливались из великолепной парчи нисидзин(ъори).
Прическа симада украшалась заколками. Предписывалось носить черные кимоно, но для молодых гейш делалось исключение, и им разрешалось надевать фиолетовые, аквамариновые или синие кимоно, нижняя треть которых вплоть до подола украшалась узором. В свой первый Новый год в качестве гейши я выбрала нежно-фиолетовое кимоно с розово-белыми цветами сливы, а на следующий год я надела кимоно, где на серебристом фоне плавали ладьи семи богов удачи с иероглифом счастья над ними.
В то время все рисунки имели твердо установленное название, и когда Эригаку, красильщик кимоно, называл определенный орнамент, мы могли его себе тотчас представить. Рисунки носили такие названия, как «сливовые цветы Корина», Вариго-ри — «Колотый лед», Хивари — «Трещины», Мудзи-на Гику — «Барсучий мох и хризантемы», Нарихира Госи — «сетка Нарихира». Сегодня эти узоры едва ли кому знакомы.
К обычным принадлежностям Нового года относились также украшения из рисовых колосьев — обычай закалывать себе в волосы и носить всю новогоднюю неделю рисовые колосья и фигурку голубя.
Происхождение самого обычая прослеживается в японском названии торикомэ — «птичий рис», где наблюдается игра слов, если вспомнить выражение Оканео торикому — «получить деньги». Тем самым этот обычай считается несущим удачу. У самого голубя нет глаз. Каждая гейша рисовала своему голубю в день Нового года один глаз, и если у нее был возлюбленный, то она подрисовывала и второй глаз. Это напоминает японский обычай рисовать второй глаз на фигурке Дарумы после исполнения загаданного желания.
Юные гейши, разумеется, особо пристальное внимание обращали на украшения для волос своих наперсниц. Если они замечали, что одному из голубей подрисован второй глаз, они издавали радостные крики и трижды ритмично били в ладоши. Голубь с двумя зрачками свидетельствовал о том, что их наперсница обрела возлюбленного (или покровителя)…
Перед новогодним праздником гейша шла в банк и брала там сто или двести новых банкнот достоинством в одну йену. (Те давние банкноты в одну йену сегодня соответствовали бы купюре в тысячу йен.) Поэтому все банки, располагавшиеся вблизи «мира цветов и ив», должны были под конец года запасаться целой кучей таких вот хрустящих купюр. В новогоднюю неделю в разрезе платья гейши, успевшей обойти пять или шесть заведений, желая их обитателям удачного Нового года, часто можно было видеть много таких банкнот.
Затем нужно было эти недавно отпечатанные купюры разделить среди всех присутствующих. Так же чествовали и самих покровителей, когда те с гордостью и перед свидетелями рисовали второй глаз голубю.
В связи с Новым годом мне необходимо упомянуть о первом в году состязании по сумо. Первые бои, которые проводились на борцовской площадке для сумо в квартале Рёгоку, представляли собой великолепное зрелище.
Тогда не проводилось столь много турниров, как сегодня, а были лишь новогодний и летний турниры. Зрителей на их места в ложах проводили одетые в узкие брюки служащие, отвечающие за проведение подобных турниров чайных домиков.
Там подавались всевозможные кушанья, а на Новый год заботливо предлагались маленькие обогреватели для рук в виде специальных контейнеров с горячими углями внутри, поскольку само помещение для проведения боев по сумо тогда не отапливалось, и поэтому можно было хотя бы пальцы держать в тепле. Прислуга из чайных домиков разносила лакированные лотки с едой и сакэ.
На летнем турнире молодые грызли зеленые бобы, запивая пивом. По сю пору я все еще помню эти бобы с пивом, что подавались на подобных турнирах.
На Новый год гейши появлялись в своих праздничных нарядах на турнирах по сумо. Гейши, занимавшие в своем праздничном наряде вчетвером или впятером ложи, представляли для присутствующих великолепное зрелище, так что они тоже были важным атрибутом в проведении новогоднего турнира.
Был один известный радиокомментатор, которому особо удавались репортажи по сумо. «Вот сейчас торжественно появляются красавицы из Симба-си, — так однажды звучал его репортаж. — Впереди выступает юная Кихару в праздничном кимоно с колышущимся ивовым оби. Вот она вместе с тремя другими гейшами занимает место в ложе рядом с восточным входом». После зрители взорвались ликующими возгласами.
Немало гейш было «помешано» на сумо. Одна, к примеру, ежедневно приносила борцу Тайкёдзан свежую черепашью кровь, которая, как считают, придает силы. Другая была настолько увлечена великим Сятиносато, что отказывалась от всех приглашений, лишь бы его увидеть. Борца Дэвагатакэ, прозванного Бун-тян, почитали учащиеся младших классов. Очень известным был еще Наёроива, не умевший с достоинством проигрывать, однако многие борцы сумо были все же добродушными великанами. Например, Кагамиива всегда помогал своему сопернику подняться обратно, когда выбивал его с площадки, а тому по причине своего огромного веса было трудно встать.
Я хотя и ходила довольно часто на сумо, у меня все же не было своего любимчика, так что как зритель я скорее была беспристрастна.
Примечательной была передача текущих новостей, которые передавались по громкоговорителю без всяких комментариев, такого вот рода:
«Только что Эдуард VIII отрекся от престола».
«Япония заключила пакт с Италией».
Или же: «Его высочество принц Кая со своей супругой почтили нас своим присутствием».
Принц накануне вечером появился в окружении многочисленной свиты молодых офицеров в чайном домике «Коте». Пребывая в хорошем расположении духа, он приказал своим спутникам качать меня и мою наперсницу Кинка, и молодые люди из 26-го полка Нарасино послушались, что нам показалось совершенно варварским поступком. Однако в этот вечер принц в своей изысканной форме, расположившись в ложе рядом с принцессой, выглядел как истинный дворянин.
Раньше принца равняли с богом и верили, что от одного его взгляда можно ослепнуть. Принцы нередко посещали Симбаси, некоторые вели себя тоже развязно, когда изрядно напивались и делали нам неприличные предложения… Поэтому мы не могли разделять мнение других о том, что принцы являются каким-то особенными. Разумеется, я знавала и по-рыцарски благородных принцев вроде его высочества принца Такэда.
Однако я уклонилась от рассказа о сумо. Хотя Футабаяма Сададзи, одержавший шестьдесят девять побед подряд, и был исключением, тем не менее ёкодзуна, то есть чемпионы, обычно редко проигрывали. Сегодняшние чемпионы терпят поражения чаще.
Мне посчастливилось из своей ложи у восточного входа наблюдать историческое событие, когда Футабаяму побил Акиноуми. Это случилось в 1939 году. Все зрители как безумные соскочили со своих мест, и в воздух полетели подушки и другие предметы.
Незадолго до этого я прочитала в одной статье, что у борца сумо Ваканохана есть ребенок от одной хозяйки трактира, и он развелся со своей женой. В мое время жены борцов сумо не очень волновались, если у их мужей было еще два или три внебрачных ребенка. Любовница женатого мужчины тогда еще не пыталась любой ценой оттеснить законную супругу, чтобы занять ее место.
Иные времена, иные нравы…
Теперь мне хотелось бы немного остановиться на особых нравах, которые были столь присущи миру гейш, поскольку современному человеку они, похоже, покажутся весьма странными и поэтому представляют определенный интерес.
Например, мы получали так называемые аид-зё — «послания о встрече».
Там указывались чайные домики, куда следовало прийти гейше. Эти записки называли еще тэмбэ-ни — «небесный пурпур» — из-за их красного окаймления.
В пьесах кабуки письма, идущие из увеселительного квартала, всегда должны были помечаться красной каймой. Она символизировала красный отпечаток женских губ и выражала ее желание.
Когда я позже получала в Америке любовные письма от американцев, меня поразили три креста (XXX) в конце, которые, как я узнала, означают те же самые поцелуи. Порой женщины оставляли на бумаге отпечатки собственных губ. Здесь просматривается тот же смысл, что и в японских посланиях тэмбэни.
Тогда в Токио существовало бесчисленное множество союзов гейш, и поскольку самих гейш была не одна тысяча, в различных местах выработались свои правила организации дебюта для гейши, так называемого о-хиромэ. В одних кругах гейш не устраивалось никаких испытаний, поскольку там девушек доставляли прямиком из деревень, и после ускоренного двухмесячного обучения их посвящали в гейши. Мне хочется показать присущие Симбаси до войны особенности.
У нас проводились крайне строгие испытания. Танцы, которыми мы должны были овладеть, особо тяготели к школам Фудзима-рю и Ханаяги-рю, позже сюда добавилась хореография наставника Ниси-кава Сэндзо. Обучение игре на сямисэне было главным образом сосредоточено на овладении такими жанрами, какногауяш, киёното, токивадзуи утад-зава.
Будущие юные гейши тоже были самого различного происхождения. Одни были выходцами из сельской местности, совершенно наивными. Другие же были приемными дочерьми из заведений гейш. Даже родные дочери уважаемых владельцев чайных домиков или заведений гейш часто обучались этому ремеслу. Различия между этими отдельными категориями девушек были очевидными. Однако все без исключения, кто хотел стать симбаси-гейшей, должны были выдержать строгий экзамен.
Раньше большинство девушек обучались по меньшей мере одному виду традиционного японского искусства, даже если у них не было особой цели становиться гейшей. Искусством составления цветов или чайной церемонией мог овладеть и взрослый ребенок, но обучение танцам и игре на сямисэне лучше всего было начинать по возможности с самого раннего возраста. Подобно тому как нынешние родители заставляют своих дочерей брать уроки игры на пианино или балетного танца, в ту пору девочки из высокопоставленных образованных семей должны были овладевать японским танцем и игрой на сямисэне, служащей аккомпанементом при исполнении нагаута. Многие девушки, которые, подобно мне, не происходили из чайных домиков или заведений гейш, должны были сызмальства обучаться японскому танцу и игре на сямисэне, даже если у них порой ноги и руки были как крюки. В определенные дни каждого месяца происходили экзамены, где нагаута, киёмото и другие направления японского танца были обязательными, и к ним усердно готовились.
В Симбаси гейши-соискательницы должны были показать в одной из дисциплин особые успехи. Это могли быть игра на сямисэне, пение в жанре киёмото или танец в стиле нисикава.
Пополудни весь квартал содрогался от всякой разноголосицы звуков, что извлекали усердно занимающиеся на сямисэне.
Если девушка не выдерживала испытания, она могла повторить попытку по истечении трех месяцев. Если же в течение полугода она три раза провалится, то считается непригодной, и ей приходится искать другое занятие.
Но даже для выдержавшей экзамен новоиспеченной гейши испытания не заканчивались, поскольку осенью и весной устраивались традиционные танцы адзума, а в июне, помимо всего, давалось целое представление адзума, и все это требовало бесконечных проб.
При исполнении танцев адзума в апреле и октябре на сцену все выходили — от тринадцатилетних учениц (хангёку) до совершенно юных школьниц (ситадзикко) включительно. Иначе обстояло дело при организации представления адзума в июне, когда требовался высокий профессиональный уровень. Чтобы ему соответствовать для получения ангажемента, гейши должны были готовиться еще усердней, нежели в период подготовки к экзаменам.
Уже через два месяца после получения статуса гейши я аккомпанировала на сямисэне при исполнении танца льва на представлении адзума.
Мы сидели по правую и левую стороны оркестровых подмостков и сразу после танца льва исполнили новую пьесу к празднику танабата — «седьмой вечер», называемый также хоси мацури, «праздник звезд». По лунному календарю он проводился в седьмую ночь (отсюда первое название) седьмого месяца.
Первую исполнительницу на сямисэне называют татэ, вторую — ваки. Эту партию вела я. Но поскольку позже я была постоянно занята занятиями английским языком в языковой школе, у меня, к сожалению, больше не было времени учить пьесы для танцев и представления адзума.
Здесь мне хотелось бы немного рассказать о театре-ревю «Симбаси». Он был открыт в 1925 году, чтобы дать публике возможность познакомиться с художественными достижениями гейш. Если гейша сама хотела устраивать представление (это называлось «гейша за свой кошт»), она должна быть пайщицей театра.
Союзы гейш и чайных домиков Симбаси управляли театром, и в ежегодно устраиваемых в июне и октябре танцах адзума на протяжении месяца исключительно были заняты симбаси-гейши. А в июне еще происходило ревю-представление адзума.
Уже позднее управление театром-ревю перешло к концерну «Сётику».
Сами обстоятельства этого я уже точно не помню. В 1983 году с 28 по 31 мая там вновь состоялось представление танцев адзума. Все это настраивает меня немного на грустный лад. Вернется ли когда-нибудь золотой век гордых симбаси-гейш?
В день своего экзамена я также предстала перед многочисленной комиссией.
Я должна была исполнить на сямисэне нагауту «Такасаго». Это была рискованная затея выступить перед большим собранием выдающихся исполнительниц нагаута, знаменитых преподавателей и уже ушедших на покой старых мастеров. Даже умелых исполнительниц в подобной ситуации подводило волнение, а девушек с крепкими нервами буквально пробирала дрожь. Да и сами танцовщицы совершенно терялись и постоянно роняли веер.
В комиссию, прослушивавшую меня, входили, кроме гейш Миёгику и Кикуё, еще несколько довольно пожилого вида дам, чьих имен я не знала. Они заняли свои места и обратили все взоры на меня. Когда я доставала из футляра и долго настраивала свой сямисэн, то услышала, как Миёгику громко сказала: «Девочка играет весьма неплохо». Это сразу же успокоило меня, и я стала играть прелюдию. По ее окончании мне сказали, что этого достаточно, и все мне заулыбались. Я прошла испытание. Разница между новичком и тем, кто уже долго играет, заметна сразу и проявляется в том, как настраивают и держат сямисэн.
Выдержав экзамен, начинают готовиться к своему дебюту, о-хиромэ.
Поскольку я не была на содержании, то могла сама выбрать цвет кимоно для своего о-хиромэ. Я была уверена, что пройду испытание, и поэтому Эригику прислал мне два кимоно для репетиции.
Примерно неделю или десять дней перед о-хиромэ мы особо были заняты так называемым минараи («обучение посредством наблюдения»), иначе совершенно не представляли бы себе, как протекает подобное представление о-хиромэ.
Образование гейши основывается большей частью на такого рода «обучении посредством наблюдения», когда стараешься все подмечать. Девушка, рожденная в среде обитателей чайных домиков, имеет возможность учиться правилам поведения в обществе, даже если она сама еще и не выходила в свет. Но при обычном домашнем воспитании девушки не знают, как вести себя на людях.
Именно в этот период минараи мы должны были все отшлифовывать. Когда, например, ты ждешь выхода в уборной и входит старшая гейша, следует тотчас убрать ее обувь в специальный стеллаж, помочь ей снять хаори и тщательно его сложить. Затем необходимо как можно аккуратнее уложить на полку ее сумочку, футляр с опахалом или то, что она обычно с собой носит.
Если более пожилая гейша приходит с опозданием на званый ужин, подобает поприветствовать ее наклоном головы и тотчас уступить ей место. Сегодня часто забывают, какие места считаются более и менее почетными. Никто больше не обращает внимания на это, что, естественно, добавляет меньше хлопот. Однако прежде, когда молодая гейша бесцеремонно занимала одно из лучших мест, она слыла бесстыдницей.
Даже полагающемуся этикету, как вести себя в обществе, мы обучались, наблюдая за старшими. Сюда относились и правильный выход к гостям, и их потчевание, а также и то, как держать кувшин с сакэ, как брать у гостей чашки и как их подавать обратно. Далее мы должны были помнить имена прислуги в чайных домиках и имена других гейш. Необходимо было вначале поздороваться с распорядителем вечера и хакоя, затем — начиная от шеф-повара и кончая мойщиком посуды — со всеми членами заведения. В своем наблюдении нам требовалось замечать все мелочи, которые так важны на званом вечере.
Для своего о-хиромэ юной гейше разрешается написать собственное имя на куртке рикши и на одежде своего хакоя. Мои рикша и хакоя имели сзади на своих куртках герб моей семьи в виде ласточкина хвоста, а на вороте у них красовалось мое имя и название моего заведения. Кроме того, я заказала пятьсот белоснежных носовых платков в соответствующей упаковке.
В день моего о-хиромэ небо было ослепительно голубым. Свой дебют я приурочила к собственному дню рождения, приходящемуся по буддийскому календарю на день счастья. А так как обитатели «мира цветов и ив» были людьми суеверными, для своего дебюта никто не выбирал несчастливого дня. Это было 14 апреля 19 32 года.
Я надела легкое желто-зеленое кимоно без поддевки с узором тысячи журавлей. Оби был из золотистого материала, украшенного тонким сетчатым орнаментом.
Сейчас пришло время рассказать немного о наших кимоно. Сегодня все (разумеется, и я) носят как зимой, так и летом белый съемный воротник из синтетики. Тогда же было предписано носить ворот определенного цвета и материала. На Новый год надевали воротник из плотного блестящего шелка, с которым ассоциировался сам праздник. В феврале, марте и апреле использовался плотный или тонкий крепдешин, в мае и июне — шелковый трикотаж, в июле и августе — шелковый батист. В сентябре возвращались к трикотажному шелку; октябрь, ноябрь и декабрь вновь были временем крепдешина.
Если уж ворот, который лишь слегка выглядывал вокруг шеи, играл столь важную роль, то можно себе представить, насколько тщательней подходили к выбору кимоно на то или иное время года. С ноября по март проймы рукавов и оборка подбивались байкой, и надевали еще поддевку.
В апреле и мае, а также в октябре не пользовались подбитыми на вате кимоно. Обходились кимоно на простой, без ваты, подкладке.
С первого июня переходили на лишенную всякой подкладки, непросвечивающую одежду из крепдешина, далее если еще было прохладно. Вплоть до тридцатого сентября вне зависимости от погоды носили вот такие легкие кимоно.
В июле и августе, иначе говоря в разгар лета, носили батистовый или искусственный шелк. Кимоно, которые мы надевали на занятия, или повседневная одежда изготавливались из красно-коричневого тонкого шелка, льна, воздушного шелка из города Акаси, то есть крепа, или шелка ёцуири.
Сегодня многие не утруждают себя выдергиванием из кимоно наметочных ниток, которые держат форму воротника, подол и порой проймы рукавов. В наше время не допускалось носить кимоно с наметочной ниткой на вороте или подоле. Это было бы позором на любом выступлении.
В разгар лета мы носили также традиционные прически симада, надевая при этом длиннополые кимоно с широким оби. А то, что при этом мы еще работали в помещениях без всяких кондиционеров, сегодня точно вызвало бы переполох и рассматривалось бы как ущемление человеческих прав.
До сих пор я ношу в жарком Нью-Йорке кимоно из шелкового батиста, перехваченное летним оби, не потея при этом. Мои американские знакомые всегда завидуют моему «умопомрачительно» свежему виду, которым я обязана своему прежнему воспитанию.
Одно мое кимоно для дебютных выступлений было светло-голубым, с цветами вишни, на другом были изображены нежно-фиолетовые ирисы. Для меня одной из прекрасных сторон профессии гейши была ежемесячная смена кимоно.
В повседневной жизни обычно не обращают столь большого внимания на сезонную смену платья, но для нас, гейш, было очень важно носить соответствующий времени года покрой одежды. Из нас никто бы не надел весной кимоно с изображением осенних листьев или осенью облачился в одежду, чья ткань украшена цветами вишни или глицинии. В отличие от сегодняшнего дня, когда чуть ли не круглый год цветут одни и те же цветы и почти утрачено восприятие смены времен года, в ту пору было очень важно ходить в соответствующем сезону кимоно.
Став старше, я стала украшать свои кимоно гербами тех, кто меня особо восхищал.
Я слышала, что Нива Фумио, знаменитый писатель, использовал герб, где сочетались листья бамбука и горечавки, и украсила им свое фиолетовое кимоно. Позже я носила на кимоно и нижней одежде изображения различных видов пионов (герб Коноэ).
Я была крайне озадачена, когда однажды Яодзо (позже актер кабуки Итикава Тюся) сказал:
— Кихару, я даже не знал, что ты тайно в меня влюблена…
— Нет, что ты, — засмеялся его племянник Итикава Дандзюро. — Мой дядюшка поспешил с выводами, поскольку в его гербе также есть пион.
Во время своего о-хиромэ я посетила каждый ресторан с гейшами, принадлежащий к нашему союзу, а также все заведения, включая чайные домики и рестораны. Те, что располагались неподалеку от Кобикитё, я посещала пешком, однако в район Цукидзи, удаленный на полмили, я добиралась на рикше.
Меня сопровождал хакоя, который учтиво объявлял: «Добрый день, к вам пришла дебютантка». После чего ко мне устремлялись сама хозяйка и ее служащие, поздравляли и хвалили мой внешний вид. Они поздравляли и мою «старшую сестру», то есть гейшу, которая помогала мне в учебе, а теперь сопровождала меня.
Всех дебютанток сопровождали их «старшие сестры». Мы ехали на трех рикшах, где последняя была нагружена подарками для отдельных чайных домиков и небольшими полотенцами с моим именем. Мой хакоя вынимал их раз за разом и отдавал в качестве подарка при входе в каждый чайный домик.
Когда гейши посещали то или иное мероприятие, они неизменно пользовались боковым входом, но в случае о-хиромэ им разрешалось входить через предназначенный для посетителей главный вход.
Сами посетители, с которыми знакомятся при подготовке к о-хиромэ, предоставляли дебютантке ради такого случая так называемый «бесплатный ангажемент». Когда, к примеру, мы пришли в чайный домик «Юкимура», то хозяйка объявила нам, что господин Ито пригласил меня по случаю моего о-хиромэ на три дня. Сам клиент, по всей видимости, в этот торжественный для меня день не появится и поэтому устраивает так называемый «бесплатный ангажемент». Это значит, что клиент, хоть его и не будет, тем не менее оплачивает мое выступление на все три дня.
Подобный обычай касался не только дебюта, но практиковался многими гостями — прежде всего постоянными посетителями — на протяжении трех новогодних дней.
На Новый год одевались по-особому празднично.
Украшенная гербами праздничная одежда дополнялась белым воротником из тонкого блестящего шелка и ивовым оби. Так называли оби, свободно свисающий сзади и, подобно иве, качающийся в обе стороны, что придавало движениям особое изящество. Эти оби часто изготавливались из великолепной парчи нисидзин(ъори).
Прическа симада украшалась заколками. Предписывалось носить черные кимоно, но для молодых гейш делалось исключение, и им разрешалось надевать фиолетовые, аквамариновые или синие кимоно, нижняя треть которых вплоть до подола украшалась узором. В свой первый Новый год в качестве гейши я выбрала нежно-фиолетовое кимоно с розово-белыми цветами сливы, а на следующий год я надела кимоно, где на серебристом фоне плавали ладьи семи богов удачи с иероглифом счастья над ними.
В то время все рисунки имели твердо установленное название, и когда Эригаку, красильщик кимоно, называл определенный орнамент, мы могли его себе тотчас представить. Рисунки носили такие названия, как «сливовые цветы Корина», Вариго-ри — «Колотый лед», Хивари — «Трещины», Мудзи-на Гику — «Барсучий мох и хризантемы», Нарихира Госи — «сетка Нарихира». Сегодня эти узоры едва ли кому знакомы.
К обычным принадлежностям Нового года относились также украшения из рисовых колосьев — обычай закалывать себе в волосы и носить всю новогоднюю неделю рисовые колосья и фигурку голубя.
Происхождение самого обычая прослеживается в японском названии торикомэ — «птичий рис», где наблюдается игра слов, если вспомнить выражение Оканео торикому — «получить деньги». Тем самым этот обычай считается несущим удачу. У самого голубя нет глаз. Каждая гейша рисовала своему голубю в день Нового года один глаз, и если у нее был возлюбленный, то она подрисовывала и второй глаз. Это напоминает японский обычай рисовать второй глаз на фигурке Дарумы после исполнения загаданного желания.
Юные гейши, разумеется, особо пристальное внимание обращали на украшения для волос своих наперсниц. Если они замечали, что одному из голубей подрисован второй глаз, они издавали радостные крики и трижды ритмично били в ладоши. Голубь с двумя зрачками свидетельствовал о том, что их наперсница обрела возлюбленного (или покровителя)…
Перед новогодним праздником гейша шла в банк и брала там сто или двести новых банкнот достоинством в одну йену. (Те давние банкноты в одну йену сегодня соответствовали бы купюре в тысячу йен.) Поэтому все банки, располагавшиеся вблизи «мира цветов и ив», должны были под конец года запасаться целой кучей таких вот хрустящих купюр. В новогоднюю неделю в разрезе платья гейши, успевшей обойти пять или шесть заведений, желая их обитателям удачного Нового года, часто можно было видеть много таких банкнот.
Затем нужно было эти недавно отпечатанные купюры разделить среди всех присутствующих. Так же чествовали и самих покровителей, когда те с гордостью и перед свидетелями рисовали второй глаз голубю.
В связи с Новым годом мне необходимо упомянуть о первом в году состязании по сумо. Первые бои, которые проводились на борцовской площадке для сумо в квартале Рёгоку, представляли собой великолепное зрелище.
Тогда не проводилось столь много турниров, как сегодня, а были лишь новогодний и летний турниры. Зрителей на их места в ложах проводили одетые в узкие брюки служащие, отвечающие за проведение подобных турниров чайных домиков.
Там подавались всевозможные кушанья, а на Новый год заботливо предлагались маленькие обогреватели для рук в виде специальных контейнеров с горячими углями внутри, поскольку само помещение для проведения боев по сумо тогда не отапливалось, и поэтому можно было хотя бы пальцы держать в тепле. Прислуга из чайных домиков разносила лакированные лотки с едой и сакэ.
На летнем турнире молодые грызли зеленые бобы, запивая пивом. По сю пору я все еще помню эти бобы с пивом, что подавались на подобных турнирах.
На Новый год гейши появлялись в своих праздничных нарядах на турнирах по сумо. Гейши, занимавшие в своем праздничном наряде вчетвером или впятером ложи, представляли для присутствующих великолепное зрелище, так что они тоже были важным атрибутом в проведении новогоднего турнира.
Был один известный радиокомментатор, которому особо удавались репортажи по сумо. «Вот сейчас торжественно появляются красавицы из Симба-си, — так однажды звучал его репортаж. — Впереди выступает юная Кихару в праздничном кимоно с колышущимся ивовым оби. Вот она вместе с тремя другими гейшами занимает место в ложе рядом с восточным входом». После зрители взорвались ликующими возгласами.
Немало гейш было «помешано» на сумо. Одна, к примеру, ежедневно приносила борцу Тайкёдзан свежую черепашью кровь, которая, как считают, придает силы. Другая была настолько увлечена великим Сятиносато, что отказывалась от всех приглашений, лишь бы его увидеть. Борца Дэвагатакэ, прозванного Бун-тян, почитали учащиеся младших классов. Очень известным был еще Наёроива, не умевший с достоинством проигрывать, однако многие борцы сумо были все же добродушными великанами. Например, Кагамиива всегда помогал своему сопернику подняться обратно, когда выбивал его с площадки, а тому по причине своего огромного веса было трудно встать.
Я хотя и ходила довольно часто на сумо, у меня все же не было своего любимчика, так что как зритель я скорее была беспристрастна.
Примечательной была передача текущих новостей, которые передавались по громкоговорителю без всяких комментариев, такого вот рода:
«Только что Эдуард VIII отрекся от престола».
«Япония заключила пакт с Италией».
Или же: «Его высочество принц Кая со своей супругой почтили нас своим присутствием».
Принц накануне вечером появился в окружении многочисленной свиты молодых офицеров в чайном домике «Коте». Пребывая в хорошем расположении духа, он приказал своим спутникам качать меня и мою наперсницу Кинка, и молодые люди из 26-го полка Нарасино послушались, что нам показалось совершенно варварским поступком. Однако в этот вечер принц в своей изысканной форме, расположившись в ложе рядом с принцессой, выглядел как истинный дворянин.
Раньше принца равняли с богом и верили, что от одного его взгляда можно ослепнуть. Принцы нередко посещали Симбаси, некоторые вели себя тоже развязно, когда изрядно напивались и делали нам неприличные предложения… Поэтому мы не могли разделять мнение других о том, что принцы являются каким-то особенными. Разумеется, я знавала и по-рыцарски благородных принцев вроде его высочества принца Такэда.
Однако я уклонилась от рассказа о сумо. Хотя Футабаяма Сададзи, одержавший шестьдесят девять побед подряд, и был исключением, тем не менее ёкодзуна, то есть чемпионы, обычно редко проигрывали. Сегодняшние чемпионы терпят поражения чаще.
Мне посчастливилось из своей ложи у восточного входа наблюдать историческое событие, когда Футабаяму побил Акиноуми. Это случилось в 1939 году. Все зрители как безумные соскочили со своих мест, и в воздух полетели подушки и другие предметы.
Незадолго до этого я прочитала в одной статье, что у борца сумо Ваканохана есть ребенок от одной хозяйки трактира, и он развелся со своей женой. В мое время жены борцов сумо не очень волновались, если у их мужей было еще два или три внебрачных ребенка. Любовница женатого мужчины тогда еще не пыталась любой ценой оттеснить законную супругу, чтобы занять ее место.
Иные времена, иные нравы…
Теперь мне хотелось бы немного остановиться на особых нравах, которые были столь присущи миру гейш, поскольку современному человеку они, похоже, покажутся весьма странными и поэтому представляют определенный интерес.
Например, мы получали так называемые аид-зё — «послания о встрече».
Там указывались чайные домики, куда следовало прийти гейше. Эти записки называли еще тэмбэ-ни — «небесный пурпур» — из-за их красного окаймления.
В пьесах кабуки письма, идущие из увеселительного квартала, всегда должны были помечаться красной каймой. Она символизировала красный отпечаток женских губ и выражала ее желание.
Когда я позже получала в Америке любовные письма от американцев, меня поразили три креста (XXX) в конце, которые, как я узнала, означают те же самые поцелуи. Порой женщины оставляли на бумаге отпечатки собственных губ. Здесь просматривается тот же смысл, что и в японских посланиях тэмбэни.