— Женя, мы же с тобой…
— Мы с тобой когда-то были хорошими знакомыми. Всего-то. Так как, Виктор Олегович?
Минуту подумав, он встает и выходит. Он идет в отдел кадров, или я не Медведев. Я бы на его месте пошел.
Через час из числа топ-менеджеров осталось два. Ираклий Курцхцулава еще вчера был направлен в командировку в Питер, и Раечка Чельникова болела.
Желая убедиться, не приняла ли Белан еще кого на службу, я вызвал «хьюман ресорсез» со всеми бумагами. Подписав все приказы, я еще раз сверил соответствие их количества штатке и только тогда удовлетворенно откачнулся в кресле.
— Я совсем забыл спросить, — вы заявление принесли?
— Какое заявление? — не поняла «хьюман ресорсез» и поправила очки.
— Заявление об увольнении по собственному.
— Как, вы…
Я смотрел в это лицо, заливающееся багровым румянцем, и чувствовал, как сладкий яд мести прокатывается бальзамом по моей израненной душе.
— Чтобы к семнадцати часам духу вашего здесь не было. А за рассказ спасибо, я все понял. И захватите свою племянницу из приемной, пока я не поймал ее на краже степлера.
— Мы… мы… — она думает, что бы они все могли сделать, если бы их соединяла не коллективная вонь, а единство духа, — мы выступим против вас в суде.
— Уж не за вами ли пойдут все эти мздоимцы, трутни и дебилы?
До двенадцати часов ночи я звонил, писал, листал бумаги и сверял.
Эту ночь я провел в офисе, а за дверями моего кабинета, в приемной, сидели в креслах четверо людей Корнеева и листали журналы. Охрана была выставлена вон, ее место заняли люди Корнеева.
Я кружками пил кофе, выворачивал сейф, шкафы и читал, читал, читал…
Утром, в пятницу, я еле держался на ногах и запинался от усталости. Если что-то было во мне живого к тому часу, когда по лестнице застучали каблучки сотрудниц, следующих в компании, расположенные выше, то только глаза и мозг.
Мне очень хотелось есть, но я отказывал себе всю ночь, и не принял бутерброды, когда ко мне вошел, постучавшись, один из бодигардов. Я не должен сейчас есть. Во мне должен жить голод. Пища заставляет мозг лениться, а утро пятницы не должно было застать нового президента «Ребус-Вижуэл» в лени.
За три часа все движимое и недвижимое имущество детища Белан и Треера было переведено мною в актив «СВП». Мы с Алей стремительно подписывали бумаги, обмениваясь экземплярами договоров, папки перекладывались с места на место, и когда стало ясно, что бумажные формальности улажены и теперь дело только за конкретными действиями, я быстро выписал распоряжение о выставлении всего имущества «СВП» на торги.
В половине третьего мне позвонил Корнеев.
— Евгений, как дела?
Я рассказал.
— Вам следует поторопиться. Известные вам люди предприняли кое-какие меры, и теперь решение районного суда Мурманска может потерять силу в любой момент. Судья вылетит с работы, думается мне, через пару часов. Еще через час Белан окажется в «Ребус-Вижуэл» со своими приставами.
— Не жалко судью?
— Евгений, когда судья берет за неправосудное решение десять тысяч долларов, она не может не предполагать, чем рискует. Это ее личное дело.
— Я спускаю все с молотка. Через час-полтора известные мне компании приобретут активы «Ребус-Вижуэл» за семьдесят пять процентов реальной стоимости.
— Нам следует кое-что уточнить в нашем договоре.
— Мне показалось, что вы говорили о том, что не любитель приложений к заключенным договорам.
— Речь шла о «Вижуэл», — жестко, не похоже на обычную манеру разговаривать, заметил Корнеев. — О «Вижуэл», удельный вес которого пятьдесят восемь миллионов. Его симбиоз с «Ребусом» влил в общий капитал еще шестьдесят миллионов. Таким образом, Женя, вам следует с первых же продаж внести на мой счет двенадцать миллионов. И мы, кажется, говорили о партнерстве.
— Помню, — признался я.
— Вы впишете меня в учредители «СВП» с долей в пятьдесят процентов. Остальные пятьдесят вы перепишиете на себя. Вас устраивает такой расклад, партнер?
— Вполне, — немного не в себе пробормотал я. — Но после продажи «Ребус-Вижуэл» по частям на счету «СВП» останется немногим более миллиона долларов. Это то, что я вложил в дело.
— Ну и пусть. Мы же партнеры?
— Да, конечно…
— Тогда каждая ваша сделка «СВП» в будущем должна проходить не иначе, как с моего согласия.
Немного странно, но за громадой тех дел, что Корнеев сейчас для меня делал, это выглядело просто капризом. Ерунда, зачем ему пятьсот тысяч моих денег. Если он получит больше двадцати миллионов?
— Женя, вы не хотели бы сократить срок продажи компании? Белан наступает на пятки, поверьте, вам нужно быть стремительным в выборе перспективных покупателей.
— Я стараюсь, черт возьми.
— Я знаю, вы молодец… Но я могу прямо сейчас назвать вам номер телефона человека, который согласился бы купить активы компании Белан не за семьдесят пять процентов, а за семьдесят… Но! — но все сразу.
Я возликовал. Щуру я должен больше, чем просто пиво.
— Вы очень удобный партнер.
— Поэтому со мной и работают. Так вы держите ручку над бумагой?
Вынув из Машиного прибора перо, я встряхнул его и подтянул из лотка чистый лист.
— Я пишу.
Выведя на бумаге семь цифр, я записал и данные: «Бургомистров Павел Емельянович, генеральный директор ОАО „Хост-инвест“.
Набрав номер, я познакомился с приятным мужчиной лет сорока пяти, если судить по голосу, и к 15.00 РМ мы уладили все вопросы в банке. Мне очень нравятся люди, которые делают дела не за круглым столом в присутствии нескольких десятков свидетелей — членов советов директоров и остального персонала класса lux, а в расчетном центре банка. «СВП» в мгновение ока потяжелел на восемьдесят два миллиона, из которых двенадцать тотчас улетели на счет Корнеева.
Теперь следует позаботиться об оставшейся сумме, если ее можно так назвать. И еще мне было совершенно ясно, что Евгений Медведев теперь должен исчезнуть. Семьдесят миллионов долларов — эта та сумма, с которой довольно уверенно можно обосноваться в графстве Суссекс, Англия.
До девятнадцати часов я не мог разыскать Алю. Девка с явными признаками фригидности в ее телефоне равнодушным, почти презрительным голосом твердила, что абонент временно недоступен. Когда я набирал номер Альбины в последний раз, в 19.07, мне показалось, что девка сорвется и заорет, срывая голос: «Да недоступна она, козел, недоступна!..»
Глава 26
Глава 27
— Мы с тобой когда-то были хорошими знакомыми. Всего-то. Так как, Виктор Олегович?
Минуту подумав, он встает и выходит. Он идет в отдел кадров, или я не Медведев. Я бы на его месте пошел.
Через час из числа топ-менеджеров осталось два. Ираклий Курцхцулава еще вчера был направлен в командировку в Питер, и Раечка Чельникова болела.
Желая убедиться, не приняла ли Белан еще кого на службу, я вызвал «хьюман ресорсез» со всеми бумагами. Подписав все приказы, я еще раз сверил соответствие их количества штатке и только тогда удовлетворенно откачнулся в кресле.
— Я совсем забыл спросить, — вы заявление принесли?
— Какое заявление? — не поняла «хьюман ресорсез» и поправила очки.
— Заявление об увольнении по собственному.
— Как, вы…
Я смотрел в это лицо, заливающееся багровым румянцем, и чувствовал, как сладкий яд мести прокатывается бальзамом по моей израненной душе.
— Чтобы к семнадцати часам духу вашего здесь не было. А за рассказ спасибо, я все понял. И захватите свою племянницу из приемной, пока я не поймал ее на краже степлера.
— Мы… мы… — она думает, что бы они все могли сделать, если бы их соединяла не коллективная вонь, а единство духа, — мы выступим против вас в суде.
— Уж не за вами ли пойдут все эти мздоимцы, трутни и дебилы?
До двенадцати часов ночи я звонил, писал, листал бумаги и сверял.
Эту ночь я провел в офисе, а за дверями моего кабинета, в приемной, сидели в креслах четверо людей Корнеева и листали журналы. Охрана была выставлена вон, ее место заняли люди Корнеева.
Я кружками пил кофе, выворачивал сейф, шкафы и читал, читал, читал…
Утром, в пятницу, я еле держался на ногах и запинался от усталости. Если что-то было во мне живого к тому часу, когда по лестнице застучали каблучки сотрудниц, следующих в компании, расположенные выше, то только глаза и мозг.
Мне очень хотелось есть, но я отказывал себе всю ночь, и не принял бутерброды, когда ко мне вошел, постучавшись, один из бодигардов. Я не должен сейчас есть. Во мне должен жить голод. Пища заставляет мозг лениться, а утро пятницы не должно было застать нового президента «Ребус-Вижуэл» в лени.
За три часа все движимое и недвижимое имущество детища Белан и Треера было переведено мною в актив «СВП». Мы с Алей стремительно подписывали бумаги, обмениваясь экземплярами договоров, папки перекладывались с места на место, и когда стало ясно, что бумажные формальности улажены и теперь дело только за конкретными действиями, я быстро выписал распоряжение о выставлении всего имущества «СВП» на торги.
В половине третьего мне позвонил Корнеев.
— Евгений, как дела?
Я рассказал.
— Вам следует поторопиться. Известные вам люди предприняли кое-какие меры, и теперь решение районного суда Мурманска может потерять силу в любой момент. Судья вылетит с работы, думается мне, через пару часов. Еще через час Белан окажется в «Ребус-Вижуэл» со своими приставами.
— Не жалко судью?
— Евгений, когда судья берет за неправосудное решение десять тысяч долларов, она не может не предполагать, чем рискует. Это ее личное дело.
— Я спускаю все с молотка. Через час-полтора известные мне компании приобретут активы «Ребус-Вижуэл» за семьдесят пять процентов реальной стоимости.
— Нам следует кое-что уточнить в нашем договоре.
— Мне показалось, что вы говорили о том, что не любитель приложений к заключенным договорам.
— Речь шла о «Вижуэл», — жестко, не похоже на обычную манеру разговаривать, заметил Корнеев. — О «Вижуэл», удельный вес которого пятьдесят восемь миллионов. Его симбиоз с «Ребусом» влил в общий капитал еще шестьдесят миллионов. Таким образом, Женя, вам следует с первых же продаж внести на мой счет двенадцать миллионов. И мы, кажется, говорили о партнерстве.
— Помню, — признался я.
— Вы впишете меня в учредители «СВП» с долей в пятьдесят процентов. Остальные пятьдесят вы перепишиете на себя. Вас устраивает такой расклад, партнер?
— Вполне, — немного не в себе пробормотал я. — Но после продажи «Ребус-Вижуэл» по частям на счету «СВП» останется немногим более миллиона долларов. Это то, что я вложил в дело.
— Ну и пусть. Мы же партнеры?
— Да, конечно…
— Тогда каждая ваша сделка «СВП» в будущем должна проходить не иначе, как с моего согласия.
Немного странно, но за громадой тех дел, что Корнеев сейчас для меня делал, это выглядело просто капризом. Ерунда, зачем ему пятьсот тысяч моих денег. Если он получит больше двадцати миллионов?
— Женя, вы не хотели бы сократить срок продажи компании? Белан наступает на пятки, поверьте, вам нужно быть стремительным в выборе перспективных покупателей.
— Я стараюсь, черт возьми.
— Я знаю, вы молодец… Но я могу прямо сейчас назвать вам номер телефона человека, который согласился бы купить активы компании Белан не за семьдесят пять процентов, а за семьдесят… Но! — но все сразу.
Я возликовал. Щуру я должен больше, чем просто пиво.
— Вы очень удобный партнер.
— Поэтому со мной и работают. Так вы держите ручку над бумагой?
Вынув из Машиного прибора перо, я встряхнул его и подтянул из лотка чистый лист.
— Я пишу.
Выведя на бумаге семь цифр, я записал и данные: «Бургомистров Павел Емельянович, генеральный директор ОАО „Хост-инвест“.
Набрав номер, я познакомился с приятным мужчиной лет сорока пяти, если судить по голосу, и к 15.00 РМ мы уладили все вопросы в банке. Мне очень нравятся люди, которые делают дела не за круглым столом в присутствии нескольких десятков свидетелей — членов советов директоров и остального персонала класса lux, а в расчетном центре банка. «СВП» в мгновение ока потяжелел на восемьдесят два миллиона, из которых двенадцать тотчас улетели на счет Корнеева.
Теперь следует позаботиться об оставшейся сумме, если ее можно так назвать. И еще мне было совершенно ясно, что Евгений Медведев теперь должен исчезнуть. Семьдесят миллионов долларов — эта та сумма, с которой довольно уверенно можно обосноваться в графстве Суссекс, Англия.
До девятнадцати часов я не мог разыскать Алю. Девка с явными признаками фригидности в ее телефоне равнодушным, почти презрительным голосом твердила, что абонент временно недоступен. Когда я набирал номер Альбины в последний раз, в 19.07, мне показалось, что девка сорвется и заорет, срывая голос: «Да недоступна она, козел, недоступна!..»
Глава 26
Выйдя на улицу, я осмотрелся. Не знаю, что меня повело из дома. Людям в моем положении с наступлением темноты лучше сидеть за семью замками и не двигаться до прибытия подкрепления. Но о каком подкреплении может идти речь, если Корнеев не звонит, а Аля, единственная моя спутница и опора, пропала? Я вспомнил о Столярове. Сразу после его смерти в регистрационной палате, в папке с наклейкой «СВП» произошли изменения. Сейчас исчезает Альбина. Я понимаю, Белан на все способна, но не может же она убивать всех, кто со мною делает дела?
Не обнаружив ничего подозрительного за спиной, я добрался до супермаркета и купил пару пива. Мне не хотелось пива, хотелось ходить, постоянно находиться в движении, играть ключами в руке, — кажется, врачи называют это неврозом, а более запущенную форму такого состояния — вегетососудистой дистонией. Я нервничал. Два «Миллера» в пакете — первый признак этого. Покой я обретаю, когда выпью или перекурю, но вот уже три сигареты улетело в урну, и пиво льется внутрь, а долгожданное умиротворение все не приходит.
Лавочка, на которой я сидел напротив Кремлевской стены, пустовала. Легкий ветерок, пахнущий литолом, обдувал меня с ног до головы, пробирался под рукава, штанины. Холодил тело и требовал хладнокровия. Оно не приходило. В таком душевном разладе я провел несколько минут — не шевелился, смотрел перед собой и даже не помню, дышал ли. Из вегетативного состояния меня вывел хрипловатый басок.
— Нынче времена уже не те, — с этими словами в мою сторону заструился тонкий аромат химически обогащенной водки. Аромат двигался против ветра. И я подумал, как бы пахло вокруг меня, если бы незваный гость сел с наветренной стороны.
В принципе с замечанием поспорить было невозможно, поэтому я просто приложил бутылку к губам, начал было пить, а потом вдруг спохватился и не глядя протянул ее в сторону голоса. По моим расчетам алкаш должен был встать и уйти. Но полбутылки «Миллера» для него оказалось, видимо, маловато. Он решил поюзать меня еще на малую толику. Вероятно, его смущал вид закупоренной второй бутылки.
— А ведь это я в свое время был в следственной бригаде Гдляна. Помните, «узбекское дело»?
В принципе подход правильный. Я в том возрасте, когда о бригаде Гдляна помнить не должен. Это, несомненно, увеличивает шансы собеседника.
— Рашидов был хитрый лис. Вышел на Иванова, тот переговорил с Гдляном, и вот последний мне и говорит: «Подпиши ему подписку о невыезде и отпусти». Но я-то знаю, дорогой товарищ, чем это заканчивается. Я ему — подписку, а Рашидов — в Турцию? Нет, говорю, товарищ Гдлян, никуда не пойду и ничего подписывать не стану. Кладу на вас с прибором. А на следующий день в меня стреляли… У вас не найдется рублей сто на операцию по извлечению пули?
Я сам бизнесмен, знаю. Просить всегда нужно сто, чтобы дали пятьдесят. Можно послать этого типа, глаза бы на которого не глядели, подальше, но у меня нет сил быть строгим. Вытянув из-под лавки бутылку, я протянул ее в сторону. Выслушал благодарность и снова остался один. И когда уже почти снова вошел в состояние моркови, меня словно ослепило — до того была яркой эта вспышка в голове. Вскочив на ноги, я огляделся, как растяпа, у которого только что утянули сумку. На соседней лавке пожирали мороженое студент с прыщавой девкой, и я ринулся к ним.
— В какую сторону он ушел?!
Мой облик и состояние были, видимо, далеки от тех, при виде которых можно спокойно продолжать лизать пломбир. Девка вылупила на меня глаза, ее спонсор напрягся.
— Бродяга, — напомнил я, — с бутылкой. Он куда пошел?
Студент показал.
Ринувшись вниз по лестнице, я оказался в суматохе ночной жизни тех, кому не хватило места в «Сафисе» и ресторане «Президент-отеля». Я оглядывался, как потерпевший, я щупал прохожих взглядом, пытаясь увидеть если не фигуру человека, который разговаривал со мной на лавке, то хотя бы ее воображаемый абрис, идентифицированный с голосом.
Но я опоздал. Из состояния морковки нужно было выходить чуть раньше.
Во мне запоздало сработал корпоративный служащий. Заместитель президента — это должность, подразумевающая знание тонкостей всех должностей компании. И минуту назад во мне сработал копирайтер. [18]Олег Панкратов, неудачник и бесталанный тип, он никак не мог составить правильное объявление для привлечения внимания. То компанию оскорбит, крупной назвав, то текст мертвым нарисует. Но Машенька Белан точно знает, как правильно привлечь к себе внимание. Она знает, как сказать, чтобы заинтересовать, и я знаю. Вот и этот пьяница, он тоже знает. Рассказы о сгоревшем доме уже неактуальны. Сейчас в моде бывшая дееспособность, как то: служба в бригаде Гдляна, пуля под сердцем и увольнение за то, что много знал. Легенда была вознаграждена полутора бутылками светлого.
Я могу составить объявление не хуже Машеньки, потому что помню сотни вариантов игры слов, в моем словарном запасе уйма афоризмов, и все это потому, что память моя на человеческую речь уникальна. Я, как легавая, которая распознает в лесу запахи, и никогда не клюнет на утку, но клюнет за зайца, распознаю людей по тому, что и как они говорят. И одной только фразы пьяницы мне хватило для того, чтобы правильно его идентифицировать.
Но если бы я в этот момент смотрел на него и не был отрешен… И если бы догадка осенила меня тремя секундами раньше!
Сплюнув под ноги, за что получил взгляд с прищуром от одного из прогуливающихся по территории ОВД «Китай-город» сержантов, я поднялся наверх и заспешил к телефонной будке. Не знаю почему. Но мне захотелось позвонить именно по таксофону.
— Алло, — услышал я.
— Аля! Ты куда пропала, черт тебя возьми?! Аля, немедленно приезжай к…
— Алло, алло! — обиделась Альбина. — Господи, ничего не слышно… Алло, перезвоните!
Я перенабрал номер.
Но Аля не ответила.
Вынув сотовый, я набрал номер на таксофоне, сверяясь с цифрами на табло.
— Слушаю, — ответил Корнеев.
— Слава богу, вы на месте, — выдохнул я, — происходят странные вещи, я хотел бы встретиться и рассказать…
— Да говорите же!
— Корнеев! — в отчаянии рявкнул я.
— Ладно, — согласился он сам с собой. — Нужно будет, перезвонят…
Я, как идиот, посмотрел на трубку.
Бросив ее так, что она стала болтаться, как башка убитого мартышкой удава, я ринулся к тому месту, где из-под такой же грибообразной крыши таксофона отсвечивали в зареве огней колготы с ликрой.
— Я сломала ноготь и психанула, а он, подонок, бросил меня и уехал… Да, как бы так… Как бы так… Забудь об этом… ты думаешь, что из-за Макса?.. Да, как бы так… Я тебя услышала…
— Девушка, я дам вам сто рублей, но вы сейчас повесите трубку.
Она посмотрела на меня и быстро заговорила.
— Лу, здесь псих какой-то, на нем белая рубашка. Белые брюки, как у Джека, шрам на левой брови, и он в мокасинах от ЭККО. Ты запомни, если что, ему лет тридцать, волосы длинные, темные…
Я вынул тысячу, зажал ее меж пальцев и с улыбкой того психа, которого она только описывала. Уставился в подружку невидимой мне Лу.
— Лу, он клеится, из этих, кажется…
Выхватив у нее трубку, я сунул тысячу меж ее тощих сисек и оттолкнул от будки.
Я набрал номер Корнеева и проверил трижды. Он не отвечал. А потом не отвечала Аля.
Растерев лоб едва ли не до кости, я осмотрел окрестности взглядом офлажкованного волка.
Будь я проклят, если что-нибудь понимаю.
Снова вынув сотовый, я набрал номер сервисной службы.
— Девушка, я хочу заказать распечатку своих звонков за последние два дня. Что-то у меня сумма быстро улетучивается со счета.
— Вам прислать по почте или получите в офисе?
— Я приеду к вам в офис. Адрес только назовите.
Она машинально оттарабанила, а я назвал номер телефона и лицевого счета Медведева Евгения Ивановича, трубки, которую вручил Альбине и по которой велел связываться со мной во избежание лишних проблем. Знаете, когда человек сам себе звонит, не всегда понятно, с кем именно он разговаривает…
«Мерина» я оставил у дома. Пусть стоит и нежит взгляд тех, которые, если таковые имеются, сидят и ждут, когда я в него сяду.
Такси домчало меня до Тверской, и я тут же увидел огромные сияющие буквы компании сотовой связи. Через минуту общения и объяснений я получил распечатку, и аджента Альбины, моего верного соратника, заставила меня слегка пошатнуться. Понимая, что подошел момент, когда нужно пить пиво и ни с кем им не делиться, я сунул распечатку в карман и выбрался на улицу. Мне нравится этот город. Он признан самым дорогим. Но это для лохов. Кофе одного и того же качества можно в нем выпить и за 6,28 евро, и за 0,5 евро. При этом кафе будут стоять друг напротив друга на одной улице.
Заказав кружку светлого баварского, я с хрустом вынул распечатку и разложил ее на столе.
За два неполных дня, когда телефон был во владении Али, она позвонила по нему сорок четыре раза всего двум абонентам. Шестнадцать из звонков были адресованы мне. А остальные…
И ей тоже звонили немало. Тридцать шесть раз. Я побаловал ее двенадцатью разговорами. А двадцать четыре раза ее баловал…
Корнеев.
Ему же она и звонила двадцать восемь раз.
Это слишком тесное общение для одного мимолетного знакомства в салоне «Майбаха». Я бы даже сказал — необоснованно тесное.
Поняв все, я затрясся в смехе, как психопат, которому показали коробку карандашей. Так меня не пробивало на ха-ха даже после знакомства с косячком канабиса два года назад. Моего первого и последнего знакомства. Тогда, вволю позабавившись ворсом ковра, цветом тапок, тем, что большой палец на моей ладони выставлен в сторону, когда все остальные вытянуты прямо, я отошел и понял, что этот кайф не для меня. Куда приятнее чувствовать потепление в желудке после рюмки ледяной водки.
— Вот меня тоже в прошлом месяце так прокатили, — сказал чувак, сидящий за соседним столиком с кружкой темного и «Спорт-экспрессом». — Оказывается, я за тридцать дней сорок два раза позвонил в Либерию. Я — и Либерия, — он показал туда, где, по его мнению, должна находиться Либерия, и потом ткнул себя пальцем в грудь. — Ты видишь что-то общее?
— Либерия? — уточнил я и лег грудью на стол. — Ты звонил сорок два раза в Либерию?..
И меня задавил хохот. Я рвал им легкие и никак не мог выйти из этого состояния.
В натуре, Либерия — это круто.
Не обнаружив ничего подозрительного за спиной, я добрался до супермаркета и купил пару пива. Мне не хотелось пива, хотелось ходить, постоянно находиться в движении, играть ключами в руке, — кажется, врачи называют это неврозом, а более запущенную форму такого состояния — вегетососудистой дистонией. Я нервничал. Два «Миллера» в пакете — первый признак этого. Покой я обретаю, когда выпью или перекурю, но вот уже три сигареты улетело в урну, и пиво льется внутрь, а долгожданное умиротворение все не приходит.
Лавочка, на которой я сидел напротив Кремлевской стены, пустовала. Легкий ветерок, пахнущий литолом, обдувал меня с ног до головы, пробирался под рукава, штанины. Холодил тело и требовал хладнокровия. Оно не приходило. В таком душевном разладе я провел несколько минут — не шевелился, смотрел перед собой и даже не помню, дышал ли. Из вегетативного состояния меня вывел хрипловатый басок.
— Нынче времена уже не те, — с этими словами в мою сторону заструился тонкий аромат химически обогащенной водки. Аромат двигался против ветра. И я подумал, как бы пахло вокруг меня, если бы незваный гость сел с наветренной стороны.
В принципе с замечанием поспорить было невозможно, поэтому я просто приложил бутылку к губам, начал было пить, а потом вдруг спохватился и не глядя протянул ее в сторону голоса. По моим расчетам алкаш должен был встать и уйти. Но полбутылки «Миллера» для него оказалось, видимо, маловато. Он решил поюзать меня еще на малую толику. Вероятно, его смущал вид закупоренной второй бутылки.
— А ведь это я в свое время был в следственной бригаде Гдляна. Помните, «узбекское дело»?
В принципе подход правильный. Я в том возрасте, когда о бригаде Гдляна помнить не должен. Это, несомненно, увеличивает шансы собеседника.
— Рашидов был хитрый лис. Вышел на Иванова, тот переговорил с Гдляном, и вот последний мне и говорит: «Подпиши ему подписку о невыезде и отпусти». Но я-то знаю, дорогой товарищ, чем это заканчивается. Я ему — подписку, а Рашидов — в Турцию? Нет, говорю, товарищ Гдлян, никуда не пойду и ничего подписывать не стану. Кладу на вас с прибором. А на следующий день в меня стреляли… У вас не найдется рублей сто на операцию по извлечению пули?
Я сам бизнесмен, знаю. Просить всегда нужно сто, чтобы дали пятьдесят. Можно послать этого типа, глаза бы на которого не глядели, подальше, но у меня нет сил быть строгим. Вытянув из-под лавки бутылку, я протянул ее в сторону. Выслушал благодарность и снова остался один. И когда уже почти снова вошел в состояние моркови, меня словно ослепило — до того была яркой эта вспышка в голове. Вскочив на ноги, я огляделся, как растяпа, у которого только что утянули сумку. На соседней лавке пожирали мороженое студент с прыщавой девкой, и я ринулся к ним.
— В какую сторону он ушел?!
Мой облик и состояние были, видимо, далеки от тех, при виде которых можно спокойно продолжать лизать пломбир. Девка вылупила на меня глаза, ее спонсор напрягся.
— Бродяга, — напомнил я, — с бутылкой. Он куда пошел?
Студент показал.
Ринувшись вниз по лестнице, я оказался в суматохе ночной жизни тех, кому не хватило места в «Сафисе» и ресторане «Президент-отеля». Я оглядывался, как потерпевший, я щупал прохожих взглядом, пытаясь увидеть если не фигуру человека, который разговаривал со мной на лавке, то хотя бы ее воображаемый абрис, идентифицированный с голосом.
Но я опоздал. Из состояния морковки нужно было выходить чуть раньше.
Во мне запоздало сработал корпоративный служащий. Заместитель президента — это должность, подразумевающая знание тонкостей всех должностей компании. И минуту назад во мне сработал копирайтер. [18]Олег Панкратов, неудачник и бесталанный тип, он никак не мог составить правильное объявление для привлечения внимания. То компанию оскорбит, крупной назвав, то текст мертвым нарисует. Но Машенька Белан точно знает, как правильно привлечь к себе внимание. Она знает, как сказать, чтобы заинтересовать, и я знаю. Вот и этот пьяница, он тоже знает. Рассказы о сгоревшем доме уже неактуальны. Сейчас в моде бывшая дееспособность, как то: служба в бригаде Гдляна, пуля под сердцем и увольнение за то, что много знал. Легенда была вознаграждена полутора бутылками светлого.
Я могу составить объявление не хуже Машеньки, потому что помню сотни вариантов игры слов, в моем словарном запасе уйма афоризмов, и все это потому, что память моя на человеческую речь уникальна. Я, как легавая, которая распознает в лесу запахи, и никогда не клюнет на утку, но клюнет за зайца, распознаю людей по тому, что и как они говорят. И одной только фразы пьяницы мне хватило для того, чтобы правильно его идентифицировать.
Но если бы я в этот момент смотрел на него и не был отрешен… И если бы догадка осенила меня тремя секундами раньше!
Сплюнув под ноги, за что получил взгляд с прищуром от одного из прогуливающихся по территории ОВД «Китай-город» сержантов, я поднялся наверх и заспешил к телефонной будке. Не знаю почему. Но мне захотелось позвонить именно по таксофону.
— Алло, — услышал я.
— Аля! Ты куда пропала, черт тебя возьми?! Аля, немедленно приезжай к…
— Алло, алло! — обиделась Альбина. — Господи, ничего не слышно… Алло, перезвоните!
Я перенабрал номер.
Но Аля не ответила.
Вынув сотовый, я набрал номер на таксофоне, сверяясь с цифрами на табло.
— Слушаю, — ответил Корнеев.
— Слава богу, вы на месте, — выдохнул я, — происходят странные вещи, я хотел бы встретиться и рассказать…
— Да говорите же!
— Корнеев! — в отчаянии рявкнул я.
— Ладно, — согласился он сам с собой. — Нужно будет, перезвонят…
Я, как идиот, посмотрел на трубку.
Бросив ее так, что она стала болтаться, как башка убитого мартышкой удава, я ринулся к тому месту, где из-под такой же грибообразной крыши таксофона отсвечивали в зареве огней колготы с ликрой.
— Я сломала ноготь и психанула, а он, подонок, бросил меня и уехал… Да, как бы так… Как бы так… Забудь об этом… ты думаешь, что из-за Макса?.. Да, как бы так… Я тебя услышала…
— Девушка, я дам вам сто рублей, но вы сейчас повесите трубку.
Она посмотрела на меня и быстро заговорила.
— Лу, здесь псих какой-то, на нем белая рубашка. Белые брюки, как у Джека, шрам на левой брови, и он в мокасинах от ЭККО. Ты запомни, если что, ему лет тридцать, волосы длинные, темные…
Я вынул тысячу, зажал ее меж пальцев и с улыбкой того психа, которого она только описывала. Уставился в подружку невидимой мне Лу.
— Лу, он клеится, из этих, кажется…
Выхватив у нее трубку, я сунул тысячу меж ее тощих сисек и оттолкнул от будки.
Я набрал номер Корнеева и проверил трижды. Он не отвечал. А потом не отвечала Аля.
Растерев лоб едва ли не до кости, я осмотрел окрестности взглядом офлажкованного волка.
Будь я проклят, если что-нибудь понимаю.
Снова вынув сотовый, я набрал номер сервисной службы.
— Девушка, я хочу заказать распечатку своих звонков за последние два дня. Что-то у меня сумма быстро улетучивается со счета.
— Вам прислать по почте или получите в офисе?
— Я приеду к вам в офис. Адрес только назовите.
Она машинально оттарабанила, а я назвал номер телефона и лицевого счета Медведева Евгения Ивановича, трубки, которую вручил Альбине и по которой велел связываться со мной во избежание лишних проблем. Знаете, когда человек сам себе звонит, не всегда понятно, с кем именно он разговаривает…
«Мерина» я оставил у дома. Пусть стоит и нежит взгляд тех, которые, если таковые имеются, сидят и ждут, когда я в него сяду.
Такси домчало меня до Тверской, и я тут же увидел огромные сияющие буквы компании сотовой связи. Через минуту общения и объяснений я получил распечатку, и аджента Альбины, моего верного соратника, заставила меня слегка пошатнуться. Понимая, что подошел момент, когда нужно пить пиво и ни с кем им не делиться, я сунул распечатку в карман и выбрался на улицу. Мне нравится этот город. Он признан самым дорогим. Но это для лохов. Кофе одного и того же качества можно в нем выпить и за 6,28 евро, и за 0,5 евро. При этом кафе будут стоять друг напротив друга на одной улице.
Заказав кружку светлого баварского, я с хрустом вынул распечатку и разложил ее на столе.
За два неполных дня, когда телефон был во владении Али, она позвонила по нему сорок четыре раза всего двум абонентам. Шестнадцать из звонков были адресованы мне. А остальные…
И ей тоже звонили немало. Тридцать шесть раз. Я побаловал ее двенадцатью разговорами. А двадцать четыре раза ее баловал…
Корнеев.
Ему же она и звонила двадцать восемь раз.
Это слишком тесное общение для одного мимолетного знакомства в салоне «Майбаха». Я бы даже сказал — необоснованно тесное.
Поняв все, я затрясся в смехе, как психопат, которому показали коробку карандашей. Так меня не пробивало на ха-ха даже после знакомства с косячком канабиса два года назад. Моего первого и последнего знакомства. Тогда, вволю позабавившись ворсом ковра, цветом тапок, тем, что большой палец на моей ладони выставлен в сторону, когда все остальные вытянуты прямо, я отошел и понял, что этот кайф не для меня. Куда приятнее чувствовать потепление в желудке после рюмки ледяной водки.
— Вот меня тоже в прошлом месяце так прокатили, — сказал чувак, сидящий за соседним столиком с кружкой темного и «Спорт-экспрессом». — Оказывается, я за тридцать дней сорок два раза позвонил в Либерию. Я — и Либерия, — он показал туда, где, по его мнению, должна находиться Либерия, и потом ткнул себя пальцем в грудь. — Ты видишь что-то общее?
— Либерия? — уточнил я и лег грудью на стол. — Ты звонил сорок два раза в Либерию?..
И меня задавил хохот. Я рвал им легкие и никак не мог выйти из этого состояния.
В натуре, Либерия — это круто.
Глава 27
Там же, за столиком, я набрал номер Раечки.
— Я слушаю вас внимательно.
Так отвечают люди, которые мучаются проблемой — куда девать свободное время. Точно так же они отвечают в офисе, дома, по мобильному в метро. Им всю жизнь нечего делать. Они как часы без часовой стрелки. У них ни обязанностей, ни тревог, а в их органайзерах нет ничего, кроме пометок о времени очередных визитов к стоматологу и гинекологу.
Мне даже разговаривать расхотелось. Я отключил телефон и сунул его в карман брюк, как у Джека.
Осталось дождаться утра и убедиться в том, что я прав. Но сомневаться не приходилось, потому что за мной водится одна слабость. Когда я не самоуверен, а уверен в себе, я становлюсь спокоен. А сейчас этого спокойствия во мне хоть отбавляй. Виолетте, что ли, позвонить?.. Я осмотрел кладовую своих желаний и убедился, что она пуста. Все рушилось… все рушилось к чертовой матери, разлеталось в щепы, клубилось дымом, и я стоял рядом, стоял, смотрел и удивлялся тому, насколько глуп и беззаботен!..
Пацан! Ребенок, которого раньше не обманывали только потому, что отбирать у детей конфету — все равно что жечь церковь! А теперь Женя Медведев возмужал, сменил шортики на брюки, как у Джека, и решил заняться серьезными делами! Разве я не знал, что ничего не дается бесплатно, и когда наступает час расчета, тебя выпотрошат, как рыбу?!
Впервые в жизни прогулка по Москве доставляла мне столько хлопот.
— Красавчик, пойдем со мной!
Тверская…
— Тысячу не разменяешь?
В два часа-то ночи?.. Если еще на это попасть…
— Хочешь посмотреть, что у меня под шубой?
Я знаю: сиськи, бритый лобок и впалый живот вечно голодной гражданки Украины. Что там смотреть… Глаза бы не глядели…
Машины свистят, как днем… «Сделай паузу, скушай „Твикс“!» — бьет с экрана, тут же исчезает и слепит: «Купи „Хонду-Аккорд“ — 1 год бесплатного ТО!» Боже мой, что может случиться с новой «Хондой» с резервом двигателя в 1 000 000 километров за один год?..
«Кофе „Якобс“ — аромагия вкуса»… Домашняя баба, заманивающая в дом страдающего провалами памяти аллергика-почтальона…
«Big Bon. Приходит во время еды», и — бабы с вермишелью в волосах, и самая лучшая из них — с помидором на голове… Господи, как есть-то не хочется…
Бабы, бабы, бабы… Им дают главные роли в спектакле «Битиэль», [19]их заставляют проверять качество бритья тряпкой, ползать по полу пантерой, радоваться прокладкам, варить суп из кубиков, содержащих всю таблицу Менделеева, красить волосы такой краской, чтобы все к ним прикасались, отдавать без квитанции стиральную машину чуваку, который объяснил поломку гастритом, словом, заниматься тем, чем ни одна психически уравновешенная женщина заниматься не будет. Посредством баб морозят головы конкурентам, обнуляют чужие счета, шантажируют, заражают, в общем баба уже несколько не та баба, о которой мы привыкли думать, а орудие труда или преступления. Всем известно, что мужчины, если к ним прислушиваться, самые умные и рассудительные, а женщины — самые умные и рассудительные, если к ним, напротив, не прислушиваться. Баб в рекламе в четыре раза больше, чем мужиков, и одно только это навевает мысль о подозрительности качества того, что они предлагают.
Кажется, мне следовало принять такую закономерность во внимание еще в самом начале этой истории.
А вообще черт его знает, как понимать эту породу. Раечка без часовой стрелки оказалась куда безобиднее Альбины, у которой, как выяснилось, на циферблате аж две секундных.
В этих противоречивых, распирающих мою голову мыслях я и встретил утро.
Оно подкралось, когда я уже начал подумывать о том, что лучше бы оно вообще не наступало. Так лучше. Все ночь и ночь, офисы и госучреждения не работают, ничего с моими капиталами никто не сделает… И они просто будут ничьи.
Но оно наступило.
Я вернулся домой и тупо отправил письмо Щуру:
Узнай у своего, кто хозяин ООО «СВП». $100.
Ответ пришел через полчаса, в течение которого я успел принять душ и заварить настоящий арабику.
Медведев Евгений Иванович.
Кто бы сомневался…
Они кинули меня. В лучших традициях рейдерского искусства. Сначала Корнеев получил от меня информацию о слиянии, потом дождался момента, когда я исчерпал свои возможности. Потом он снова ждал, благо долго не пришлось, слияния «Ребуса» и «Вижуэл», дабы увеличить вдвое удельный вес новой компании, после чего дал понять, что мы напарники. Я слил все имущество «Ребус-Вижуэл» в «СВП», оставив не у дел Белан и Треера, а Корнеев вошел в учредители. После этого ему осталось заинтересовать Альбину… Впрочем, я неправильно написал этот мазок на общей картине. Альбину он увел от меня в самом начале, когда мы вместе приехали в Красногорский парк. И теперь она, как руководитель «СВП», стала лицом, которое вправе распоряжаться активами.
Сегодня утром они обезжирили «СВП» и дали ей спокойно причалить к пристани тысяч ей подобных погибших ООО города Москвы.
Все хорошо получилось. Белан и Треер, например, понятия не имеют ни о каком Корнееве. Для них цель — Медведев. Вот его-то они и будут искать. И я почему-то не сомневаюсь, что теперь, когда у меня ни копейки, эта задача не выглядит для них неразрешимой. А Корнеев спокоен, потому что знает — Белан и Треер будут искать Медведева, и когда у Медведева в кармане ни копейки, есть стопроцентная уверенность в том, что его найдут. Таким образом, ему даже не нужно лить крови. Рейдеры такого уровня не любят крови. Для них такие операции — бальзам для души. Они занимаются этим из соображений получения удовольствия. А еще для покупок особняков на Рублевке, «Майбахов» и вилл на Лазурном Берегу.
Что касается Али, то она уже получила комиссионные и свалила из Москвы. Очень умненькой девочкой оказалась эта Аля. Я умею подбирать кадры.
Я пришел домой в последний раз. Когда мне удастся снова лечь на свою кровать, неизвестно. Я должен разным людям сумасшедшие деньги, и нет сомнения, что они попросят их вернуть. Быстро переодевшись, я выгреб из сейфа последние деньги, сунул в карман документы и вышел из дома. «Мерседес» остался стоять на парковке.
Уже на лестничной клетке, когда я пешком спускался вниз, не рискнув зайти в лифт, я услышал голос или — голоса. Я говорю во множественном числе, хотя говорил один, потому что знаю точно — это был не монолог уставшего от одиночества путника.
Голос человека, представившегося следователем прокуратуры, звучал спокойно и рассудительно, и кто-то невидимый мне не возражал, не спорил, он просто шел рядом и молчаливо одобрял.
— Ну, не придет он домой, не придет, — звучал голос, которым меня спрашивали о знакомстве со Столяровым. — Он беспечен, но не сумасброден… Я вам еще тогда говорил… Нужно вовремя останавливаться, понимаете?..
В голове моей загудели провода.
Дело в том, что сейчас я мог услышать голос Мухиной, Белан, Треера, но никак не голос «следователя прокуратуры».
Меня должна искать Белан со своим напарником-подельником, а не Корнеев!
«Следователь» — это тема Корнеева!
Странные вещи происходят, ей-богу! Следователь оказывается вовсе не следователем, а Столяров скорее жив, чем мертв, раз в пьяном виде подходит ко мне и просит на похмелку, не узнавая! А я скорее мертв, чем жив, если бандюка не отличаю от мусора, а живого Столярова от трупа!
Стараясь не звякнуть ключами, я кошачьим шагом прошел наверх и замер на площадке между своим и верхним этажами. Кто бывал в сталинских домах, тот знает, как удобно прятаться за лифтовыми шахтами. Когда нет на этаже кабины, шахта просматривается насквозь, но половина тубуса зашита стальными листами. Сев за них на ступеньку, теряешься из виду. Создается убедительная картина отсутствия живого существа за решеткой тубуса.
Я так и сделал. Если ребятам захочется пройти дальше, они обнаружат меня и немало удивятся.
Но они не пошли дальше. Неизвестный мне тип и Следователь добрались до моей квартиры и остановились. Следователь пыхтел и отдувался, второй, лет тридцати пяти на вид, крепкий мужик с добрыми, как у ребенка, глазами, дышал ровно и ритмично.
— Проклятая жара… — протрубил Следователь, уперев руки в колени и простояв так с минуту. В этой позе я узнал первые признаки астматической проблемы. — Нажимайте на звонок, Геннадий Антонович…
Вот и познакомились.
— Если он дома, хватайте его сразу, довольно с меня этих мхатовских постановок…
Геннадий Антонович (далее — Г.А.) нажал на звонок, и я услышал, как звучит звонок в моей квартире, когда я вне ее.
— Я слушаю вас внимательно.
Так отвечают люди, которые мучаются проблемой — куда девать свободное время. Точно так же они отвечают в офисе, дома, по мобильному в метро. Им всю жизнь нечего делать. Они как часы без часовой стрелки. У них ни обязанностей, ни тревог, а в их органайзерах нет ничего, кроме пометок о времени очередных визитов к стоматологу и гинекологу.
Мне даже разговаривать расхотелось. Я отключил телефон и сунул его в карман брюк, как у Джека.
Осталось дождаться утра и убедиться в том, что я прав. Но сомневаться не приходилось, потому что за мной водится одна слабость. Когда я не самоуверен, а уверен в себе, я становлюсь спокоен. А сейчас этого спокойствия во мне хоть отбавляй. Виолетте, что ли, позвонить?.. Я осмотрел кладовую своих желаний и убедился, что она пуста. Все рушилось… все рушилось к чертовой матери, разлеталось в щепы, клубилось дымом, и я стоял рядом, стоял, смотрел и удивлялся тому, насколько глуп и беззаботен!..
Пацан! Ребенок, которого раньше не обманывали только потому, что отбирать у детей конфету — все равно что жечь церковь! А теперь Женя Медведев возмужал, сменил шортики на брюки, как у Джека, и решил заняться серьезными делами! Разве я не знал, что ничего не дается бесплатно, и когда наступает час расчета, тебя выпотрошат, как рыбу?!
Впервые в жизни прогулка по Москве доставляла мне столько хлопот.
— Красавчик, пойдем со мной!
Тверская…
— Тысячу не разменяешь?
В два часа-то ночи?.. Если еще на это попасть…
— Хочешь посмотреть, что у меня под шубой?
Я знаю: сиськи, бритый лобок и впалый живот вечно голодной гражданки Украины. Что там смотреть… Глаза бы не глядели…
Машины свистят, как днем… «Сделай паузу, скушай „Твикс“!» — бьет с экрана, тут же исчезает и слепит: «Купи „Хонду-Аккорд“ — 1 год бесплатного ТО!» Боже мой, что может случиться с новой «Хондой» с резервом двигателя в 1 000 000 километров за один год?..
«Кофе „Якобс“ — аромагия вкуса»… Домашняя баба, заманивающая в дом страдающего провалами памяти аллергика-почтальона…
«Big Bon. Приходит во время еды», и — бабы с вермишелью в волосах, и самая лучшая из них — с помидором на голове… Господи, как есть-то не хочется…
Бабы, бабы, бабы… Им дают главные роли в спектакле «Битиэль», [19]их заставляют проверять качество бритья тряпкой, ползать по полу пантерой, радоваться прокладкам, варить суп из кубиков, содержащих всю таблицу Менделеева, красить волосы такой краской, чтобы все к ним прикасались, отдавать без квитанции стиральную машину чуваку, который объяснил поломку гастритом, словом, заниматься тем, чем ни одна психически уравновешенная женщина заниматься не будет. Посредством баб морозят головы конкурентам, обнуляют чужие счета, шантажируют, заражают, в общем баба уже несколько не та баба, о которой мы привыкли думать, а орудие труда или преступления. Всем известно, что мужчины, если к ним прислушиваться, самые умные и рассудительные, а женщины — самые умные и рассудительные, если к ним, напротив, не прислушиваться. Баб в рекламе в четыре раза больше, чем мужиков, и одно только это навевает мысль о подозрительности качества того, что они предлагают.
Кажется, мне следовало принять такую закономерность во внимание еще в самом начале этой истории.
А вообще черт его знает, как понимать эту породу. Раечка без часовой стрелки оказалась куда безобиднее Альбины, у которой, как выяснилось, на циферблате аж две секундных.
В этих противоречивых, распирающих мою голову мыслях я и встретил утро.
Оно подкралось, когда я уже начал подумывать о том, что лучше бы оно вообще не наступало. Так лучше. Все ночь и ночь, офисы и госучреждения не работают, ничего с моими капиталами никто не сделает… И они просто будут ничьи.
Но оно наступило.
Я вернулся домой и тупо отправил письмо Щуру:
Узнай у своего, кто хозяин ООО «СВП». $100.
Ответ пришел через полчаса, в течение которого я успел принять душ и заварить настоящий арабику.
Медведев Евгений Иванович.
Кто бы сомневался…
Они кинули меня. В лучших традициях рейдерского искусства. Сначала Корнеев получил от меня информацию о слиянии, потом дождался момента, когда я исчерпал свои возможности. Потом он снова ждал, благо долго не пришлось, слияния «Ребуса» и «Вижуэл», дабы увеличить вдвое удельный вес новой компании, после чего дал понять, что мы напарники. Я слил все имущество «Ребус-Вижуэл» в «СВП», оставив не у дел Белан и Треера, а Корнеев вошел в учредители. После этого ему осталось заинтересовать Альбину… Впрочем, я неправильно написал этот мазок на общей картине. Альбину он увел от меня в самом начале, когда мы вместе приехали в Красногорский парк. И теперь она, как руководитель «СВП», стала лицом, которое вправе распоряжаться активами.
Сегодня утром они обезжирили «СВП» и дали ей спокойно причалить к пристани тысяч ей подобных погибших ООО города Москвы.
Все хорошо получилось. Белан и Треер, например, понятия не имеют ни о каком Корнееве. Для них цель — Медведев. Вот его-то они и будут искать. И я почему-то не сомневаюсь, что теперь, когда у меня ни копейки, эта задача не выглядит для них неразрешимой. А Корнеев спокоен, потому что знает — Белан и Треер будут искать Медведева, и когда у Медведева в кармане ни копейки, есть стопроцентная уверенность в том, что его найдут. Таким образом, ему даже не нужно лить крови. Рейдеры такого уровня не любят крови. Для них такие операции — бальзам для души. Они занимаются этим из соображений получения удовольствия. А еще для покупок особняков на Рублевке, «Майбахов» и вилл на Лазурном Берегу.
Что касается Али, то она уже получила комиссионные и свалила из Москвы. Очень умненькой девочкой оказалась эта Аля. Я умею подбирать кадры.
Я пришел домой в последний раз. Когда мне удастся снова лечь на свою кровать, неизвестно. Я должен разным людям сумасшедшие деньги, и нет сомнения, что они попросят их вернуть. Быстро переодевшись, я выгреб из сейфа последние деньги, сунул в карман документы и вышел из дома. «Мерседес» остался стоять на парковке.
Уже на лестничной клетке, когда я пешком спускался вниз, не рискнув зайти в лифт, я услышал голос или — голоса. Я говорю во множественном числе, хотя говорил один, потому что знаю точно — это был не монолог уставшего от одиночества путника.
Голос человека, представившегося следователем прокуратуры, звучал спокойно и рассудительно, и кто-то невидимый мне не возражал, не спорил, он просто шел рядом и молчаливо одобрял.
— Ну, не придет он домой, не придет, — звучал голос, которым меня спрашивали о знакомстве со Столяровым. — Он беспечен, но не сумасброден… Я вам еще тогда говорил… Нужно вовремя останавливаться, понимаете?..
В голове моей загудели провода.
Дело в том, что сейчас я мог услышать голос Мухиной, Белан, Треера, но никак не голос «следователя прокуратуры».
Меня должна искать Белан со своим напарником-подельником, а не Корнеев!
«Следователь» — это тема Корнеева!
Странные вещи происходят, ей-богу! Следователь оказывается вовсе не следователем, а Столяров скорее жив, чем мертв, раз в пьяном виде подходит ко мне и просит на похмелку, не узнавая! А я скорее мертв, чем жив, если бандюка не отличаю от мусора, а живого Столярова от трупа!
Стараясь не звякнуть ключами, я кошачьим шагом прошел наверх и замер на площадке между своим и верхним этажами. Кто бывал в сталинских домах, тот знает, как удобно прятаться за лифтовыми шахтами. Когда нет на этаже кабины, шахта просматривается насквозь, но половина тубуса зашита стальными листами. Сев за них на ступеньку, теряешься из виду. Создается убедительная картина отсутствия живого существа за решеткой тубуса.
Я так и сделал. Если ребятам захочется пройти дальше, они обнаружат меня и немало удивятся.
Но они не пошли дальше. Неизвестный мне тип и Следователь добрались до моей квартиры и остановились. Следователь пыхтел и отдувался, второй, лет тридцати пяти на вид, крепкий мужик с добрыми, как у ребенка, глазами, дышал ровно и ритмично.
— Проклятая жара… — протрубил Следователь, уперев руки в колени и простояв так с минуту. В этой позе я узнал первые признаки астматической проблемы. — Нажимайте на звонок, Геннадий Антонович…
Вот и познакомились.
— Если он дома, хватайте его сразу, довольно с меня этих мхатовских постановок…
Геннадий Антонович (далее — Г.А.) нажал на звонок, и я услышал, как звучит звонок в моей квартире, когда я вне ее.