Страница:
— Хорошо. — Пелла задумывается, как бы собираясь с мыслями. — Вам известно, что одно из подразделений штурмовой группы действовало на Востоке, против русских?
— Крым?
— Крым, — подтверждает Пелла. — В этом подразделении находился и я. Май и июнь прошлого года. Все то, что произошло в эти месяцы, навсегда останется в моей памяти.
— Где вы находились?
— В Форосе. Потом близ Балаклавы. Топили русские транспорты с женщинами и детьми, которых советское командование пыталось вывезти из осажденных немцами городов. Меня тошнило от этой грязной работы. В конце концов я не выдержал и прямо сказал командиру… Дальнейшее вам известно. Пелла залпом выпивает вино.
— Вот так, синьор, — говорит он. — Спускаться под воду, участвовать в самых рискованных экспедициях, чтобы лучше исследовать океан, изучать его обитателей, ломать голову над новыми типами снаряжения для мирной работы в глубинах моря — на это я дам согласие хоть сейчас. Но только на это. Никаких управляемых торпед, синьор. С меня хватит. Я сыт войной по горло!
— Благодарю за откровенность, — говорит Абст. — Теперь хотелось бы знать, как вы стали пловцом. Что вы делали до того, как попали на базу близ Специи?
Вопрос остается без ответа: в дверь стучат. Абст отпирает. На пороге Карцов.
— Не вовремя, Рейнхельт!
— Простите, шеф. Однако меня сто раз предупреждали: если при исследовании группы обнаружится…
— Хорошо, хорошо!
Абст берет папку, которую принес врач, раскрывает ее и углубляется в бумаги.
Карцов ждет у двери. Он узнал итальянца. Несколько часов назад он видел этого человека скованным, под конвоем помощников Абста. Теперь же лейтенант сидит в обществе хозяина подземелья за накрытым столом, на котором даже вино!
В свою очередь Пелла не спускает глаз с незнакомца. Кто он?
Вероятно, один из помощников Абста. Но те, кого он видел раньше, были вооружены. У Абста и сейчас пистолет на поясе. Этот же безоружен.
Просмотрев бумаги, Абст обменивается с Карцевым короткими репликами. Врач берет папку и выходит.
— Славный парень, — говорит Абст, запирая дверь. — Надежный, преданный мне человек. Впрочем, вы сами оцените его, когда познакомитесь… Но мы отвлеклись. Итак, вы обещали поведать о своей молодости.
— В ней нет ничего примечательного. Родился в рыбачьем поселке неподалеку от Палермо. Сколько помню себя, рядом всегда шумело море. Отец и сейчас рыбачит — ловит сардину, макрель… Помогал ему, когда подрос и смог держать в руках шкот.
— Как вы стали ныряльщиком?
— Не знаю… Нырял за раковинами, как все мальчишки. Мне не было и шестнадцати лет, когда неожиданно я взял первенство в состязаниях охотников за губками. С этого и началось.
— Как глубоко вы спускались?
— Без снаряжения — метров на тридцать пять. Конечно, при условии, что на мне были маска и ласты.
— А в снаряжении?
— Вы не поверите, синьор.
— Все же!
— Дважды я погружался на сто сорок метров. Могу и глубже…
— В мягком вентилируемом скафандре? — спрашивает Абст хриплым от волнения голосом.
— Не обязательно…
— Как это понять? Прошу вас не спешить, обо всем рассказать подробно.
— Я предпочитаю другое снаряжение.
— Какое же?
— Оно напоминает автономные респираторы, используемые легкими водолазами.
— Кислородные респираторы? — переспрашивает Абст. — Но это невозможно!
Пелла молчит.
— Говорите же, — настаивает Абст.
— Здесь мы подошли к главному. Это тайна, синьор. Тайна, которую я пока не раскрою.
— Что означает “пока”?
— Пока идет война, — уточняет Пелла. — К вашему сведению, я не раскрыл ее даже соотечественникам. Могу добавить: это не только моя тайна. Мне помогал один ученый. Светлая голова! Он убежден: человек может спускаться много глубже — метров на триста, если не больше.
— Что ж, — говорит Абст, — не буду неволить вас. Но могу я попросить вас спуститься на семьдесят метров?
— Зачем?
— Надо поднять затонувший груз.
— Нет, синьор. У меня нет аппарата. А ваши респираторы системы Дрегера для этих глубин не годятся.
— Мы предоставим вентилируемый скафандр.
— Спускаться на воздухе, подаваемом с поверхности воды?
— Разумеется.
— Для таких глубин сжатый воздух непригоден. Из-за азота. Да вы знаете это не хуже меня.
— Что же вам требуется?
— Увы, это секрет.
Абст встает, снова включает радиолу. Он долго раздумывает, глядя себе под ноги. Будто очнувшись, движением пальца сбрасывает мембрану с пластинки.
— А вы не боитесь, что мое терпение иссякнет? — говорит он с угрозой.
— Где мои товарищи? — спрашивает Пелла.
— Они невредимы, чувствуют себя отлично. — Абст вновь подсаживается к столу. — Они совсем недалеко от вас. Все четверо дали согласие сотрудничать со мной. Хорошие парни. Особенно этот… Бруно Гаррита.
— Можно, чтобы они сами сказали мне это?
— Вообще-то, да. Я мог бы приказать, чтобы их привели сюда. Они подтвердили бы. Однако…
— Однако? — переспрашивает Пелла.
— Где гарантия, что вы, господин сомневающийся, поверите в их чистосердечие? У меня нет такой гарантии.
— Я поверю.
Абст качает головой.
— Нет, лейтенант Пелла. Вы заявите, что на них воздействовали угрозой или каким-либо иным способом. И мы продолжим сказку про белого бычка. Мы зря потеряем уйму времени. А оно дорого.
— Я знал, какой будет ответ. Все ваши утверждения — ложь. Гнусная ложь, от начала и до конца. Им дали какое-то снадобье. Они опьянели, перестали соображать. Вы даже сняли с них браслеты: “глядите, как я могуществен”. Поначалу я растерялся. Сейчас, хвала богу, это прошло. Вот что, синьор: или я увижу всех здоровыми, невредимыми и без наручников, или не будет никакого разговора.
— Хорошо, — медленно говорит Абст, — хорошо, лейтенант Пелла, вы увидите их. — Он недобро улыбается. — Увидите сперва одного. Я продемонстрирую его в боевой работе. Покажется мало — будете смотреть другого, третьего… Надеюсь, тогда исчезнут сомнения!
— Крым?
— Крым, — подтверждает Пелла. — В этом подразделении находился и я. Май и июнь прошлого года. Все то, что произошло в эти месяцы, навсегда останется в моей памяти.
— Где вы находились?
— В Форосе. Потом близ Балаклавы. Топили русские транспорты с женщинами и детьми, которых советское командование пыталось вывезти из осажденных немцами городов. Меня тошнило от этой грязной работы. В конце концов я не выдержал и прямо сказал командиру… Дальнейшее вам известно. Пелла залпом выпивает вино.
— Вот так, синьор, — говорит он. — Спускаться под воду, участвовать в самых рискованных экспедициях, чтобы лучше исследовать океан, изучать его обитателей, ломать голову над новыми типами снаряжения для мирной работы в глубинах моря — на это я дам согласие хоть сейчас. Но только на это. Никаких управляемых торпед, синьор. С меня хватит. Я сыт войной по горло!
— Благодарю за откровенность, — говорит Абст. — Теперь хотелось бы знать, как вы стали пловцом. Что вы делали до того, как попали на базу близ Специи?
Вопрос остается без ответа: в дверь стучат. Абст отпирает. На пороге Карцов.
— Не вовремя, Рейнхельт!
— Простите, шеф. Однако меня сто раз предупреждали: если при исследовании группы обнаружится…
— Хорошо, хорошо!
Абст берет папку, которую принес врач, раскрывает ее и углубляется в бумаги.
Карцов ждет у двери. Он узнал итальянца. Несколько часов назад он видел этого человека скованным, под конвоем помощников Абста. Теперь же лейтенант сидит в обществе хозяина подземелья за накрытым столом, на котором даже вино!
В свою очередь Пелла не спускает глаз с незнакомца. Кто он?
Вероятно, один из помощников Абста. Но те, кого он видел раньше, были вооружены. У Абста и сейчас пистолет на поясе. Этот же безоружен.
Просмотрев бумаги, Абст обменивается с Карцевым короткими репликами. Врач берет папку и выходит.
— Славный парень, — говорит Абст, запирая дверь. — Надежный, преданный мне человек. Впрочем, вы сами оцените его, когда познакомитесь… Но мы отвлеклись. Итак, вы обещали поведать о своей молодости.
— В ней нет ничего примечательного. Родился в рыбачьем поселке неподалеку от Палермо. Сколько помню себя, рядом всегда шумело море. Отец и сейчас рыбачит — ловит сардину, макрель… Помогал ему, когда подрос и смог держать в руках шкот.
— Как вы стали ныряльщиком?
— Не знаю… Нырял за раковинами, как все мальчишки. Мне не было и шестнадцати лет, когда неожиданно я взял первенство в состязаниях охотников за губками. С этого и началось.
— Как глубоко вы спускались?
— Без снаряжения — метров на тридцать пять. Конечно, при условии, что на мне были маска и ласты.
— А в снаряжении?
— Вы не поверите, синьор.
— Все же!
— Дважды я погружался на сто сорок метров. Могу и глубже…
— В мягком вентилируемом скафандре? — спрашивает Абст хриплым от волнения голосом.
— Не обязательно…
— Как это понять? Прошу вас не спешить, обо всем рассказать подробно.
— Я предпочитаю другое снаряжение.
— Какое же?
— Оно напоминает автономные респираторы, используемые легкими водолазами.
— Кислородные респираторы? — переспрашивает Абст. — Но это невозможно!
Пелла молчит.
— Говорите же, — настаивает Абст.
— Здесь мы подошли к главному. Это тайна, синьор. Тайна, которую я пока не раскрою.
— Что означает “пока”?
— Пока идет война, — уточняет Пелла. — К вашему сведению, я не раскрыл ее даже соотечественникам. Могу добавить: это не только моя тайна. Мне помогал один ученый. Светлая голова! Он убежден: человек может спускаться много глубже — метров на триста, если не больше.
— Что ж, — говорит Абст, — не буду неволить вас. Но могу я попросить вас спуститься на семьдесят метров?
— Зачем?
— Надо поднять затонувший груз.
— Нет, синьор. У меня нет аппарата. А ваши респираторы системы Дрегера для этих глубин не годятся.
— Мы предоставим вентилируемый скафандр.
— Спускаться на воздухе, подаваемом с поверхности воды?
— Разумеется.
— Для таких глубин сжатый воздух непригоден. Из-за азота. Да вы знаете это не хуже меня.
— Что же вам требуется?
— Увы, это секрет.
Абст встает, снова включает радиолу. Он долго раздумывает, глядя себе под ноги. Будто очнувшись, движением пальца сбрасывает мембрану с пластинки.
— А вы не боитесь, что мое терпение иссякнет? — говорит он с угрозой.
— Где мои товарищи? — спрашивает Пелла.
— Они невредимы, чувствуют себя отлично. — Абст вновь подсаживается к столу. — Они совсем недалеко от вас. Все четверо дали согласие сотрудничать со мной. Хорошие парни. Особенно этот… Бруно Гаррита.
— Можно, чтобы они сами сказали мне это?
— Вообще-то, да. Я мог бы приказать, чтобы их привели сюда. Они подтвердили бы. Однако…
— Однако? — переспрашивает Пелла.
— Где гарантия, что вы, господин сомневающийся, поверите в их чистосердечие? У меня нет такой гарантии.
— Я поверю.
Абст качает головой.
— Нет, лейтенант Пелла. Вы заявите, что на них воздействовали угрозой или каким-либо иным способом. И мы продолжим сказку про белого бычка. Мы зря потеряем уйму времени. А оно дорого.
— Я знал, какой будет ответ. Все ваши утверждения — ложь. Гнусная ложь, от начала и до конца. Им дали какое-то снадобье. Они опьянели, перестали соображать. Вы даже сняли с них браслеты: “глядите, как я могуществен”. Поначалу я растерялся. Сейчас, хвала богу, это прошло. Вот что, синьор: или я увижу всех здоровыми, невредимыми и без наручников, или не будет никакого разговора.
— Хорошо, — медленно говорит Абст, — хорошо, лейтенант Пелла, вы увидите их. — Он недобро улыбается. — Увидите сперва одного. Я продемонстрирую его в боевой работе. Покажется мало — будете смотреть другого, третьего… Надеюсь, тогда исчезнут сомнения!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Узкая длинная пещера. Слева, вдоль стены, сплошные нары, на которых спят пловцы. Над головой каждого табличка. Двадцать два человека на нарах, двадцать две таблички над ними. Фамилий нет, только имена. Каждый, кто живет здесь, должен лежать на своем месте. Таков порядок. Его установил Абст.
Где-то в середине шеренги спящих свободное место. Снята и табличка. На ней было написано “Гейнц”.
В дальнем конце пещеры, наискосок от нар, вделана в пол металлическая койка, на которой сейчас лежит Карпов.,
Между койкой и выходом из помещения — безумцы, порученные его надзору. Случись неладное — и ему отсюда не выбраться. Вцементировать койку именно здесь распорядился Абст: новый врач, зная, чем грозит ему оплошность при обслуживании пловцов, будет лучше выполнять свои обязанности.
По пещере беспокойно прохаживается радист. Он только что вошел, перекинулся с Карцевым ничего не значащими словами и ходит из угла в угол.
Карцов наблюдает за ним. Вот Вальтер остановился у нар, оглядел спящих. Достав сигарету, привычно лезет в карман за зажигалкой.
— Нельзя курить. Приказ шефа!
Радист секунду колеблется, потом решительно присаживается на койку.
— Шел из радиорубки. Дай, думаю, загляну: как там чувствует себя доктор? Вон сколько их, героев. — Он подбородком указывает на спящих.
— Да разве мыслимо, чтобы один человек справился с этакой оравой!..
— Спасибо, Вальтер. Пока все в порядке… У вас был сеанс связи?
— Как обычно.
— И конечно, ничего нового?
Больше двух месяцев прошло со дня побега Карцова с борта линкора, а он ни на минуту не забывает слов Джабба о начале крупного наступления немцев в центре России и о контрнаступлении советских войск. Что происходит на родине? Успешно ли действуют наши войска? Или Советская Армия пятится под натиском врага?..
— Ладно уж, курите, — говорит Карцов, видя, что немец все еще мнет в руках сигарету. — Курите, Вальтер. Одну сигарету, я думаю, можно. Вы гость. Гостю надо сделать приятное, не так ли?
— Спасибо, доктор. — Щелкнув зажигалкой, радист прикуривает. — Гость, сказали вы? Что ж, гость так гость.
— Пока гость, — многозначительно подчеркивает Карцов. — Думаю, мы с вами еще похозяйничаем здесь, а?
Радист широко ухмыляется.
— Так что нового в мире? — снова спрашивает Карцов.
— Как вам сказать, доктор… — Вальтер мнется. — Нам другие станции слушать нельзя. Разве что перехватишь десяток фраз, пока настраиваешься. А в общем, хорошего мало.
— Опять, наверное, Роммель затоптался в Африке?..
— Да не в Африке дело! — с досадой перебивает Вальтер. — Россия — вот что главное, доктор! А там мы, видать, промахнулись. Э, да что говорить!..
Он вздыхает и, швырнув окурок, встает.
Поднимается и Карцов. Едва сдерживая бушующую в груди радость, он провожает немца до двери, затворяет за ним.
“Промахнулись!” — повторяет он про себя.
Это слово может иметь только один смысл: наступление фашистов не удалось, их гонят с советской земли, бьют!..
Нары тонут в полумраке. Оттуда доносится тяжелое дыхание спящих.
Кто-то ворочается, бормочет. Вот показалось: один из пловцов проснулся, сел, спустил ноги на пол.
Карцов включает свет. Нет, люди лежат. Все в порядке.
В порядке! Сейчас он так ясно видит хозяина этого “порядка”, его продолговатое лицо со змеиными глазами и влажной отвисшей губой…
— Ничего, — бормочет Карцов, укладываясь в постель, — ничего, он получит свое! Теперь уже скоро…
Что необходимо в первую очередь? Ришер должна попытаться достать ключ от сейфа, где хранятся респираторы, оружие, подрывные заряды. Только бы раздобыть ключ, а там уж он будет действовать!
Но проходит минута — и в сердце закрадывается тоска. Допустим, удалось обезвредить фашистов. Как он поступит в дальнейшем? Выплывет из грота и направится к союзникам? А Марта? Останется наедине с безумцами? Можно надеяться, какое-то время она продержится — пока есть запас препарата. Ну, а потом? Что, если к скале вдруг придет очередная подводная лодка, а Марта будет одна?
В дальнем конце пещеры движение, стон. Пловец сел на нарах, трет кулаком глаза.
— Ложись, — командует Карцов, — сейчас же ложись, Оскар! Спать, Оскар, спать!
Человек покорно ложится.
Карцов опускает голову на подушку, расслабляет плечи. Он долго лежит с закрытыми глазами. Тщетно. Сон не приходит.
Шаги в коридоре. Медленно открывается тяжелая дверь.
Он вскакивает с койки, включает свет.
У дверей Абст. А за ним в сумраке туннеля стоит кто-то еще.
— Все ли в порядке, Рейнхельт?
— Да, шеф. — Карцов идет навстречу. — Только Оскар ведет себя неспокойно.
— Что именно? Симптомы?
Карцов объясняет.
Абст подходит к нарам, долго глядит на пловца.
— Утром доставите его ко мне. Очень хорошо, что не упускаете ни единой мелочи, Рейнхельт. Я доволен вами.
Карцов механически кивает. Он думает о том, кто стоит за дверью. Человек едва виден. Но это не Глюк и не Вальтер.
Между тем Абст опускается на койку.
Садится и Карцов. Впервые он видит Абста небритым. И волосы, которые у него всегда тщательно расчесаны, сейчас в беспорядке.
Странно выглядит Абст.
— Устал, — говорит он, перехватив взгляд Карцова. — Очень устал, Рейнхельт. И это не только физическая усталость. Сказать по чести, здесь и перекинуться словом не с кем, кроме вас. Боже, как ненавижу я триумвират, из-за которого миллионы немцев оторваны от семей, терпят лишения, заглядывая в глаза смерти!
— Триумвират? Вы подразумеваете…
— Русских, британцев и янки! Я так мечтаю о часе, когда наконец они будут раздавлены. Вот закрываю глаза — и вижу: фюрер поднимается из-за стола; скомкав военные карты, швыряет в мусорную корзину. Торжественно провозглашает: “Quod erat faciendum!” Это латынь, Рейнхельт: “Что и требовалось сделать!”
Карцов наклоняет голову.
— Ну, а если случится невероятное и битва будет проиграна? — продолжает Абст. — Что тогда?
Карцов пожимает плечами.
— Honesta mors turpi vita potior![57] Не так ли?
— Да вы клад, Рейнхельт! — смеясь, восклицает Абст. — Подумать только, выросли среди варваров, а латынь знаете, как родной язык!.. Так вот, цитату вы привели великолепную, но она не подходит. Конечно, мы победим. В Германии фюрер кует новое оружие победы. Те, кто на фронте, тоже действуют не покладая рук. Сказанное относится и к нам с вами. Мы делаем большое дело. И смею уверить, скоро как следует потреплем нервы нашим врагам. Что бы вы сказали о некоем оружии, которое поражает в воздухе, на воде, под водой, поражает беззвучно, незримо, без промаха?..
— Это очень интересно, шеф! Вы, я вижу, не только врач, но и талантливый техник.
— Машину придумали другие. А я только пробую ее… Так вот, — продолжает Абст, — я пришел, чтобы” сказать: предстоит напряженная работа. В ближайшее время я жду гостей. Среди них мои друзья и кое-кто из тех, кому я подчинен. Они прибудут сюда, чтобы взглянуть на наше убежище. А потом все мы примем участие в важной операции. И я хочу просить вас удвоить старания по лечению фрейлейн Ришер. К их приезду она должна быть на ногах… Кстати, вы получите возможность тотчас же уехать.
“Тотчас уехать”! После разговора с Мартой Карцову до конца ясен смысл этих слов Абста.
— Какой срок, шеф? — спрашивает он, стараясь, чтобы голос звучал буднично, ровно.
— Не более недели. Семь—восемь дней.
— Я постараюсь.
— Очень хорошо. Спешите, Рейнхельт. Вас давно ждут в Германии.
— Спасибо. Один вопрос: я отправлюсь вместе с фрейлейн Ришер?
— Она останется. Вы встретитесь с ней позже. Некоторое время она еще побудет здесь. Вы встретитесь через полгода, и у вас будет о чем поговорить, не так ли?
И Абст дружески хлопает Карцева по колену.
— Спасибо, шеф. — Карцов выглядит смущенным. — Вы очень добры ко мне. Хотел бы я отплатить вам той же монетой.
— Вы и так делаете достаточно, Рейнхельт… Теперь о том, что касается лично вас. В хрупкой скорлупе вы преодолели десятки миль бурного моря. Выдержав это испытание, вы показали себя сильным и волевым человеком.
— Я только пытался спастись.
— Ну, ну, не скромничайте! Потом вы рискнули — оставили шлюпку и пустились вплавь, чтобы добраться до скалы. Вы были истощены, в море ревел шторм, но вы выдержали. Вы доплыли, а тот, другой, не смог. И я делаю вывод: вы не только волевой человек, но и отличный пловец. Вот я и подумал: а что, если наш молодой, энергичный врач обучится работе под водой? Чем он хуже Глюка или, скажем, меня самого? Надо только предоставить ему время попрактиковаться в пользовании респиратором, подводным движком и другими устройствами… Я правильно рассуждаю?
— Конечно, шеф.
— И у вас есть такое желание?
— Я согласен, — отвечает Карцов. — Более того, ваше предложение я расцениваю как большое доверие ко мне. Видно, мои акции идут в гору!
— Вот и отлично! — Абст встает. — К тренировкам приступите завтра. Я дам указания Глюку. Он будет вашим инструктором.
— Глюк — славный парень.
— Отлично! — повторяет Абст. — А теперь примите еще одного в вашу группу… Входи! — говорит Абст тому, кто все это время стоял в коридоре.
Человек переступает порог. Он в фланелевой рубахе и вязаных брюках.
Карцов всматривается в его бурое от загара лицо, обрамленное курчавыми черными волосами, и, хотя человек переодет, он узнает одного из тех, кого недавно встретил в туннеле: у незнакомца серьга в ухе.
— Его зовут Бруно, — говорит Абст. — Ложись, Бруно! — Он рукой показывает на нары: — Ложись и спи!
Человек направляется к нарам и укладывается — лицом вверх, разбросав руки, и закрывает глаза.
— Бедняга! — вздыхает Абст. — Сколько ни бились с ним — никаких сдвигов. К сожалению, безнадежен. Завтра вы исследуете его, Рейнхельт, и доложите результаты.
И он уходит.
Оставшись один, Карцов садится на койку, стискивает ладонями голову.
Так проходит несколько минут.
Новичок спит, ровно и глубоко дыша.
Карцов наклоняется к его лицу, исследует взглядом лоб, глазные яблоки, плотно прикрытые красноватыми веками, скулы, виски.
Никаких следов операции.
Он вновь, еще тщательнее, изучает лицо человека. Правое веко чисто. А на левом, вверху, почти под самой бровью, небольшая темная корочка. Будто присох комок бурой грязи.
Кровь!
Вот откуда проник в мозг тонкий режущий инструмент Абста. Итак, он расправился с очередной жертвой. А в подземелье ждут своей очереди еще четверо. Завтра, нет, может, уже сегодня их постигнет та же участь.
У новичка обнажена часть груди. На смуглой коже фиолетовые полосы. Татуировка? Карцов расстегивает воротник его рубахи. Да, татуировка. В центре груди искусно изображены скрещенные весла и водолазный шлем с круглым иллюминатором. А под рисунком текст: “Матерь божья, оберегай славного парня Бруно Гарриту. Специя, 1938 год”.
Надпись на итальянском языке.
Карцов медленно идет в конец пещеры. Останавливается у спящего под табличкой “Марко”. У Марко круглое лицо с мягким профилем, полные губы, русая борода. А глаза, как помнит Карцов, голубые, большие.
Когда-то в них жила, наверное, этакая хитроватая смешинка…
Кто он — серб, болгарин? Быть может, украинец?
Рядом лежит Зигмунд — это, вероятно, поляк. А сюда могут доставить и русских, и американцев, и англичан!
Карцову кажется — он видит германские лагеря военнопленных с обреченными на уничтожение людьми, видит агентов Абста, которые ворошат картотеки, опрашивают узников, щупают им мускулы… “Человеческий материал” отобран. Это специалисты, которых не нужно учить работе под водой. Их увозят и на подводных лодках доставляют сюда. Пленные не хотят служить врагу? Да Абсту и не требуется их согласие. Короткая безошибочная операция — и готов отряд смертников-торпедистов, которые послушны, не проявят недовольства, сомнения, страха!..
Карцов видит города в развалинах, пылающие деревни, взорванные заводы, дворцы, библиотеки. И всюду — трупы, тысячи трупов. Оставшиеся в живых будут низведены до состояния рабской покорности и отупения. Ибо победителям нужен рабочий скот. Так, по замыслу Гитлера, произойдет в Советском Союзе, затем в Европе и, наконец, во всем мире.
Надо ли удивляться тому, что творит в своем тайном логове Артур Абст? То, что он делает с несколькими десятками людей, Гитлер намерен совершить с миллионами.
Карцов поворачивается и бредет в свой угол. Присев на краешек койки, лезет в карман за сигаретой.
Внезапно он вскакивает на ноги, стискивает кулаки. Он вдруг понял замысел Абста, предложившего ему изучать ремесло водолаза. Он, Карцов, будет уничтожен не сразу, нет. Сперва он подвергнется операции и займет место на этих же нарах!
Где-то в середине шеренги спящих свободное место. Снята и табличка. На ней было написано “Гейнц”.
В дальнем конце пещеры, наискосок от нар, вделана в пол металлическая койка, на которой сейчас лежит Карпов.,
Между койкой и выходом из помещения — безумцы, порученные его надзору. Случись неладное — и ему отсюда не выбраться. Вцементировать койку именно здесь распорядился Абст: новый врач, зная, чем грозит ему оплошность при обслуживании пловцов, будет лучше выполнять свои обязанности.
По пещере беспокойно прохаживается радист. Он только что вошел, перекинулся с Карцевым ничего не значащими словами и ходит из угла в угол.
Карцов наблюдает за ним. Вот Вальтер остановился у нар, оглядел спящих. Достав сигарету, привычно лезет в карман за зажигалкой.
— Нельзя курить. Приказ шефа!
Радист секунду колеблется, потом решительно присаживается на койку.
— Шел из радиорубки. Дай, думаю, загляну: как там чувствует себя доктор? Вон сколько их, героев. — Он подбородком указывает на спящих.
— Да разве мыслимо, чтобы один человек справился с этакой оравой!..
— Спасибо, Вальтер. Пока все в порядке… У вас был сеанс связи?
— Как обычно.
— И конечно, ничего нового?
Больше двух месяцев прошло со дня побега Карцова с борта линкора, а он ни на минуту не забывает слов Джабба о начале крупного наступления немцев в центре России и о контрнаступлении советских войск. Что происходит на родине? Успешно ли действуют наши войска? Или Советская Армия пятится под натиском врага?..
— Ладно уж, курите, — говорит Карцов, видя, что немец все еще мнет в руках сигарету. — Курите, Вальтер. Одну сигарету, я думаю, можно. Вы гость. Гостю надо сделать приятное, не так ли?
— Спасибо, доктор. — Щелкнув зажигалкой, радист прикуривает. — Гость, сказали вы? Что ж, гость так гость.
— Пока гость, — многозначительно подчеркивает Карцов. — Думаю, мы с вами еще похозяйничаем здесь, а?
Радист широко ухмыляется.
— Так что нового в мире? — снова спрашивает Карцов.
— Как вам сказать, доктор… — Вальтер мнется. — Нам другие станции слушать нельзя. Разве что перехватишь десяток фраз, пока настраиваешься. А в общем, хорошего мало.
— Опять, наверное, Роммель затоптался в Африке?..
— Да не в Африке дело! — с досадой перебивает Вальтер. — Россия — вот что главное, доктор! А там мы, видать, промахнулись. Э, да что говорить!..
Он вздыхает и, швырнув окурок, встает.
Поднимается и Карцов. Едва сдерживая бушующую в груди радость, он провожает немца до двери, затворяет за ним.
“Промахнулись!” — повторяет он про себя.
Это слово может иметь только один смысл: наступление фашистов не удалось, их гонят с советской земли, бьют!..
Нары тонут в полумраке. Оттуда доносится тяжелое дыхание спящих.
Кто-то ворочается, бормочет. Вот показалось: один из пловцов проснулся, сел, спустил ноги на пол.
Карцов включает свет. Нет, люди лежат. Все в порядке.
В порядке! Сейчас он так ясно видит хозяина этого “порядка”, его продолговатое лицо со змеиными глазами и влажной отвисшей губой…
— Ничего, — бормочет Карцов, укладываясь в постель, — ничего, он получит свое! Теперь уже скоро…
Что необходимо в первую очередь? Ришер должна попытаться достать ключ от сейфа, где хранятся респираторы, оружие, подрывные заряды. Только бы раздобыть ключ, а там уж он будет действовать!
Но проходит минута — и в сердце закрадывается тоска. Допустим, удалось обезвредить фашистов. Как он поступит в дальнейшем? Выплывет из грота и направится к союзникам? А Марта? Останется наедине с безумцами? Можно надеяться, какое-то время она продержится — пока есть запас препарата. Ну, а потом? Что, если к скале вдруг придет очередная подводная лодка, а Марта будет одна?
В дальнем конце пещеры движение, стон. Пловец сел на нарах, трет кулаком глаза.
— Ложись, — командует Карцов, — сейчас же ложись, Оскар! Спать, Оскар, спать!
Человек покорно ложится.
Карцов опускает голову на подушку, расслабляет плечи. Он долго лежит с закрытыми глазами. Тщетно. Сон не приходит.
Шаги в коридоре. Медленно открывается тяжелая дверь.
Он вскакивает с койки, включает свет.
У дверей Абст. А за ним в сумраке туннеля стоит кто-то еще.
— Все ли в порядке, Рейнхельт?
— Да, шеф. — Карцов идет навстречу. — Только Оскар ведет себя неспокойно.
— Что именно? Симптомы?
Карцов объясняет.
Абст подходит к нарам, долго глядит на пловца.
— Утром доставите его ко мне. Очень хорошо, что не упускаете ни единой мелочи, Рейнхельт. Я доволен вами.
Карцов механически кивает. Он думает о том, кто стоит за дверью. Человек едва виден. Но это не Глюк и не Вальтер.
Между тем Абст опускается на койку.
Садится и Карцов. Впервые он видит Абста небритым. И волосы, которые у него всегда тщательно расчесаны, сейчас в беспорядке.
Странно выглядит Абст.
— Устал, — говорит он, перехватив взгляд Карцова. — Очень устал, Рейнхельт. И это не только физическая усталость. Сказать по чести, здесь и перекинуться словом не с кем, кроме вас. Боже, как ненавижу я триумвират, из-за которого миллионы немцев оторваны от семей, терпят лишения, заглядывая в глаза смерти!
— Триумвират? Вы подразумеваете…
— Русских, британцев и янки! Я так мечтаю о часе, когда наконец они будут раздавлены. Вот закрываю глаза — и вижу: фюрер поднимается из-за стола; скомкав военные карты, швыряет в мусорную корзину. Торжественно провозглашает: “Quod erat faciendum!” Это латынь, Рейнхельт: “Что и требовалось сделать!”
Карцов наклоняет голову.
— Ну, а если случится невероятное и битва будет проиграна? — продолжает Абст. — Что тогда?
Карцов пожимает плечами.
— Honesta mors turpi vita potior![57] Не так ли?
— Да вы клад, Рейнхельт! — смеясь, восклицает Абст. — Подумать только, выросли среди варваров, а латынь знаете, как родной язык!.. Так вот, цитату вы привели великолепную, но она не подходит. Конечно, мы победим. В Германии фюрер кует новое оружие победы. Те, кто на фронте, тоже действуют не покладая рук. Сказанное относится и к нам с вами. Мы делаем большое дело. И смею уверить, скоро как следует потреплем нервы нашим врагам. Что бы вы сказали о некоем оружии, которое поражает в воздухе, на воде, под водой, поражает беззвучно, незримо, без промаха?..
— Это очень интересно, шеф! Вы, я вижу, не только врач, но и талантливый техник.
— Машину придумали другие. А я только пробую ее… Так вот, — продолжает Абст, — я пришел, чтобы” сказать: предстоит напряженная работа. В ближайшее время я жду гостей. Среди них мои друзья и кое-кто из тех, кому я подчинен. Они прибудут сюда, чтобы взглянуть на наше убежище. А потом все мы примем участие в важной операции. И я хочу просить вас удвоить старания по лечению фрейлейн Ришер. К их приезду она должна быть на ногах… Кстати, вы получите возможность тотчас же уехать.
“Тотчас уехать”! После разговора с Мартой Карцову до конца ясен смысл этих слов Абста.
— Какой срок, шеф? — спрашивает он, стараясь, чтобы голос звучал буднично, ровно.
— Не более недели. Семь—восемь дней.
— Я постараюсь.
— Очень хорошо. Спешите, Рейнхельт. Вас давно ждут в Германии.
— Спасибо. Один вопрос: я отправлюсь вместе с фрейлейн Ришер?
— Она останется. Вы встретитесь с ней позже. Некоторое время она еще побудет здесь. Вы встретитесь через полгода, и у вас будет о чем поговорить, не так ли?
И Абст дружески хлопает Карцева по колену.
— Спасибо, шеф. — Карцов выглядит смущенным. — Вы очень добры ко мне. Хотел бы я отплатить вам той же монетой.
— Вы и так делаете достаточно, Рейнхельт… Теперь о том, что касается лично вас. В хрупкой скорлупе вы преодолели десятки миль бурного моря. Выдержав это испытание, вы показали себя сильным и волевым человеком.
— Я только пытался спастись.
— Ну, ну, не скромничайте! Потом вы рискнули — оставили шлюпку и пустились вплавь, чтобы добраться до скалы. Вы были истощены, в море ревел шторм, но вы выдержали. Вы доплыли, а тот, другой, не смог. И я делаю вывод: вы не только волевой человек, но и отличный пловец. Вот я и подумал: а что, если наш молодой, энергичный врач обучится работе под водой? Чем он хуже Глюка или, скажем, меня самого? Надо только предоставить ему время попрактиковаться в пользовании респиратором, подводным движком и другими устройствами… Я правильно рассуждаю?
— Конечно, шеф.
— И у вас есть такое желание?
— Я согласен, — отвечает Карцов. — Более того, ваше предложение я расцениваю как большое доверие ко мне. Видно, мои акции идут в гору!
— Вот и отлично! — Абст встает. — К тренировкам приступите завтра. Я дам указания Глюку. Он будет вашим инструктором.
— Глюк — славный парень.
— Отлично! — повторяет Абст. — А теперь примите еще одного в вашу группу… Входи! — говорит Абст тому, кто все это время стоял в коридоре.
Человек переступает порог. Он в фланелевой рубахе и вязаных брюках.
Карцов всматривается в его бурое от загара лицо, обрамленное курчавыми черными волосами, и, хотя человек переодет, он узнает одного из тех, кого недавно встретил в туннеле: у незнакомца серьга в ухе.
— Его зовут Бруно, — говорит Абст. — Ложись, Бруно! — Он рукой показывает на нары: — Ложись и спи!
Человек направляется к нарам и укладывается — лицом вверх, разбросав руки, и закрывает глаза.
— Бедняга! — вздыхает Абст. — Сколько ни бились с ним — никаких сдвигов. К сожалению, безнадежен. Завтра вы исследуете его, Рейнхельт, и доложите результаты.
И он уходит.
Оставшись один, Карцов садится на койку, стискивает ладонями голову.
Так проходит несколько минут.
Новичок спит, ровно и глубоко дыша.
Карцов наклоняется к его лицу, исследует взглядом лоб, глазные яблоки, плотно прикрытые красноватыми веками, скулы, виски.
Никаких следов операции.
Он вновь, еще тщательнее, изучает лицо человека. Правое веко чисто. А на левом, вверху, почти под самой бровью, небольшая темная корочка. Будто присох комок бурой грязи.
Кровь!
Вот откуда проник в мозг тонкий режущий инструмент Абста. Итак, он расправился с очередной жертвой. А в подземелье ждут своей очереди еще четверо. Завтра, нет, может, уже сегодня их постигнет та же участь.
У новичка обнажена часть груди. На смуглой коже фиолетовые полосы. Татуировка? Карцов расстегивает воротник его рубахи. Да, татуировка. В центре груди искусно изображены скрещенные весла и водолазный шлем с круглым иллюминатором. А под рисунком текст: “Матерь божья, оберегай славного парня Бруно Гарриту. Специя, 1938 год”.
Надпись на итальянском языке.
Карцов медленно идет в конец пещеры. Останавливается у спящего под табличкой “Марко”. У Марко круглое лицо с мягким профилем, полные губы, русая борода. А глаза, как помнит Карцов, голубые, большие.
Когда-то в них жила, наверное, этакая хитроватая смешинка…
Кто он — серб, болгарин? Быть может, украинец?
Рядом лежит Зигмунд — это, вероятно, поляк. А сюда могут доставить и русских, и американцев, и англичан!
Карцову кажется — он видит германские лагеря военнопленных с обреченными на уничтожение людьми, видит агентов Абста, которые ворошат картотеки, опрашивают узников, щупают им мускулы… “Человеческий материал” отобран. Это специалисты, которых не нужно учить работе под водой. Их увозят и на подводных лодках доставляют сюда. Пленные не хотят служить врагу? Да Абсту и не требуется их согласие. Короткая безошибочная операция — и готов отряд смертников-торпедистов, которые послушны, не проявят недовольства, сомнения, страха!..
Карцов видит города в развалинах, пылающие деревни, взорванные заводы, дворцы, библиотеки. И всюду — трупы, тысячи трупов. Оставшиеся в живых будут низведены до состояния рабской покорности и отупения. Ибо победителям нужен рабочий скот. Так, по замыслу Гитлера, произойдет в Советском Союзе, затем в Европе и, наконец, во всем мире.
Надо ли удивляться тому, что творит в своем тайном логове Артур Абст? То, что он делает с несколькими десятками людей, Гитлер намерен совершить с миллионами.
Карцов поворачивается и бредет в свой угол. Присев на краешек койки, лезет в карман за сигаретой.
Внезапно он вскакивает на ноги, стискивает кулаки. Он вдруг понял замысел Абста, предложившего ему изучать ремесло водолаза. Он, Карцов, будет уничтожен не сразу, нет. Сперва он подвергнется операции и займет место на этих же нарах!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Все это утро Глюк провел наедине с хозяином “1-W-1”. Тот подробно инструктировал помощника. Действовать предстояло сравнительно недалеко от конической скалы, а это вдвойне опасно. Объект должен быть уничтожен с первой же атаки. Скрытность, внезапность — главные условия успеха. Допустив ошибку, Глюк может поставить в тяжелое положение всех обитателей подземелья.
Заканчивая инструктаж, Абст говорит:
— Это серьезный риск. Очень серьезный, Глюк. Однако на него надо пойти. Пелла должен быть сломлен! По донесению агента, группа патрульных кораблей вышла в океан задолго до рассвета. Сегодня к вечеру вернется сторожевик. Он будет один.
— То, что нужно, шеф. Не прозевать бы!
— У нас достаточно времени, чтобы все подготовить.
— Шеф, не забыли об обещании? Я свое сделаю…
Вместо ответа Абст достает из сейфа бумагу. Глюк читает — и его широкое лицо расплывается в улыбке. Это решение так называемого народного трибунала Германии. В нем говорится: Густав Глюк помилован, судимость с него снята.
— Получена с последним транспортом, — замечает Абст. — Как видите, я держу слово.
Глюк бережно прячет бумагу. Абст провожает его до выхода.
— Напоминаю, — говорит он, открыв дверь, — обязательно заставьте пловца снять шлем. Надо, чтобы его опознали. Надеюсь, представляете, как это важно?
— Все будет сделано, шеф.
— Тогда — с богом. И пусть вам сопутствует удача. Справитесь хорошо — доклад попадет к фюреру. Награда не заставит себя ждать!
Вскоре рыжебородый уже на площадке возле лагуны. Поджидая Вальтера, он достает из сейфа респираторы, замеряет давление в кислородных баллонах, осматривает коробки с поглотителем углекислоты, шлемы, клапанные коробки. Все в порядке.
Тогда Глюк берет из сейфа торпедный взрыватель, осторожно освобождает его от упаковки.
Вот и Вальтер. Побагровев от натуги, он вкатывает ручную тележку с погруженным на нее черным продолговатым ящиком. Ящик — это торпедный аккумулятор, тяжелейший агрегат, составленный из тридцати элементов. В сумме они дают напряжение в шестьдесят вольт при большой емкости.
— Замучился, — бормочет Вальтер, тяжело переводя дыхание. — Тащишь и тащишь его по рытвинам и буграм, нет конца каторге…
— Ладно, ладно! Время не ждет, поторапливайся. Давай кран к торпеде!
Кран подведен к стеллажам. Двухместная торпеда застроплена, перенесена к краю площадки и бережно опущена на массивные деревянные блоки.
Помощники Абста вскрывают отсек в центральной части снаряда, ставят туда батареи. Аккумулятор закреплен, провода присоединены, зажимы затянуты ключом. Глюк придирчиво изучает показания вольтметра и амперметра на приборной доске. Все хорошо — аккумулятор полностью заряжен. Поворот движка реостата — и винт торпеды начинает вращаться.
Так же тщательно исследуется давление в баллоне со сжатым воздухом, работа помпы цистерны быстрого погружения, носовой и кормовой дифферентных цистерн, другие механизмы. Глюк двигает рулевую рукоять, наблюдая за тем, как действует оперение торпеды — вертикальный и горизонтальный рули.
И наконец, контрольный осмотр носового отсека торпеды, где запрессовано триста килограммов взрывчатки. Вальтер осторожно навинчивает взрыватель.
Торпеда готова к работе.
Усевшись в сторонке, Вальтер и Глюк закуривают. Отдых.
Спустя час раздается короткий звонок. Рыжий идет к стене, где висит телефонный аппарат, снимает трубку.
Звонит Абст.
— Берите пловца, — говорит он, — готовьте его, одевайтесь сами. На все это не более часа. Потом отправляйтесь. Ждите в океане, милях в трех от скалы. Он появится с востока.
— Понял, шеф.
— Вы помните, о каком пловце идет речь? — настойчиво спрашивает Абст. — Не перепутайте. Счастливой охоты, Глюк!
И он кладет трубку.
В помещении с перископами — Абст и лейтенант Пелла. Итальянский моряк склонился к окуляру перископа, медленно поворачивает прибор. Абст сидит поодаль, у стены. Возле него устройство, с виду напоминающее звуколокатор.
Помещение наполнено ровным негромким гулом — прибор Абста воспроизводит шум моря. Вот Абст коснулся вариометра, и гул стихает. Снова прикосновение к вариометру — пещера начинает гудеть.
— Что вы видите? — спрашивает Абст.
— Океан пуст.
— Продолжайте поиск!
— Бесполезное занятие. Мы торчим здесь зря. В океане не видно ни единого дыма. Да и вообще, зачем вам корабль? Что вы затеяли?
— Прошу вас, лейтенант, поищите еще в восточном секторе. Ручаюсь, не пожалеете!
Уступая настояниям Абста, Пелла берется за ручки и поворачивает перископ. Несколько минут поиска. Пелла плотнее прижимает лицо к окуляру.
— Что вы увидели? — доносится голос Абста.
— Корабль… Он на горизонте. Идет стороной.
— Очень хорошо. Будьте любезны, определите его курс.
— Примерно сорок.
— То, что нужно, — удовлетворенно замечает Абст.
Он касается пальцем верньера. Гул в пещере нарастает. К шуму моря примешивается рокот корабельных турбин.
— Внимательнее, глядите, — твердит Абст, — не прозевайте главного!..
Пелла продолжает наблюдение. Далекий корабль едва заметно перемещается по линии горизонта. Вдруг близ него из-под воды появляются две головы в шлемах, одна позади другой.
— Торпеда! — восклицает Пелла.
— Верно, торпеда, — говорит Абст. — Как видите, вы не зря шарили по океану. Глядите в оба. Все внимание — торпеде, лейтенант. Не спускайте глаз с ее экипажа!
Оседлавшие снаряд пловцы направляют торпеду наперерез курсу корабля, Пелле ясно: в какой-то точке произойдет встреча…
— Включите увеличение, — говорит Абст.
Гул в помещении усиливается, и Пелла не слышит. Абст встает, переводит рычаг увеличения. Поле зрения перископа сузилось. Зато кажется, что торпедисты совсем рядом: головы их заняли весь окуляр прибора. В лучах заходящего солнца черные шлемы блестят, как лакированные.
Вот кормовой торпедист наклонился к сидящему впереди. Головы их сблизились. Вероятно, пловец что-то кричит на ухо коллеге. Тот снимает шлем. Сверкнула на солнце вдетая в ухо серьга.
Пелла узнает Бруно Гарриту!
В следующий миг второй пловец, соскользнув с торпеды, скрывается под водой.
Теперь в перископе — только Гаррита.
Торпеда идет как по нитке — от защитного козырька, за которым пригнулся водитель, расходятся ровные пенные полосы.
Снаряд движется со стороны солнца, которое уже коснулось воды, и на сторожевике не видят опасности.
Заканчивая инструктаж, Абст говорит:
— Это серьезный риск. Очень серьезный, Глюк. Однако на него надо пойти. Пелла должен быть сломлен! По донесению агента, группа патрульных кораблей вышла в океан задолго до рассвета. Сегодня к вечеру вернется сторожевик. Он будет один.
— То, что нужно, шеф. Не прозевать бы!
— У нас достаточно времени, чтобы все подготовить.
— Шеф, не забыли об обещании? Я свое сделаю…
Вместо ответа Абст достает из сейфа бумагу. Глюк читает — и его широкое лицо расплывается в улыбке. Это решение так называемого народного трибунала Германии. В нем говорится: Густав Глюк помилован, судимость с него снята.
— Получена с последним транспортом, — замечает Абст. — Как видите, я держу слово.
Глюк бережно прячет бумагу. Абст провожает его до выхода.
— Напоминаю, — говорит он, открыв дверь, — обязательно заставьте пловца снять шлем. Надо, чтобы его опознали. Надеюсь, представляете, как это важно?
— Все будет сделано, шеф.
— Тогда — с богом. И пусть вам сопутствует удача. Справитесь хорошо — доклад попадет к фюреру. Награда не заставит себя ждать!
Вскоре рыжебородый уже на площадке возле лагуны. Поджидая Вальтера, он достает из сейфа респираторы, замеряет давление в кислородных баллонах, осматривает коробки с поглотителем углекислоты, шлемы, клапанные коробки. Все в порядке.
Тогда Глюк берет из сейфа торпедный взрыватель, осторожно освобождает его от упаковки.
Вот и Вальтер. Побагровев от натуги, он вкатывает ручную тележку с погруженным на нее черным продолговатым ящиком. Ящик — это торпедный аккумулятор, тяжелейший агрегат, составленный из тридцати элементов. В сумме они дают напряжение в шестьдесят вольт при большой емкости.
— Замучился, — бормочет Вальтер, тяжело переводя дыхание. — Тащишь и тащишь его по рытвинам и буграм, нет конца каторге…
— Ладно, ладно! Время не ждет, поторапливайся. Давай кран к торпеде!
Кран подведен к стеллажам. Двухместная торпеда застроплена, перенесена к краю площадки и бережно опущена на массивные деревянные блоки.
Помощники Абста вскрывают отсек в центральной части снаряда, ставят туда батареи. Аккумулятор закреплен, провода присоединены, зажимы затянуты ключом. Глюк придирчиво изучает показания вольтметра и амперметра на приборной доске. Все хорошо — аккумулятор полностью заряжен. Поворот движка реостата — и винт торпеды начинает вращаться.
Так же тщательно исследуется давление в баллоне со сжатым воздухом, работа помпы цистерны быстрого погружения, носовой и кормовой дифферентных цистерн, другие механизмы. Глюк двигает рулевую рукоять, наблюдая за тем, как действует оперение торпеды — вертикальный и горизонтальный рули.
И наконец, контрольный осмотр носового отсека торпеды, где запрессовано триста килограммов взрывчатки. Вальтер осторожно навинчивает взрыватель.
Торпеда готова к работе.
Усевшись в сторонке, Вальтер и Глюк закуривают. Отдых.
Спустя час раздается короткий звонок. Рыжий идет к стене, где висит телефонный аппарат, снимает трубку.
Звонит Абст.
— Берите пловца, — говорит он, — готовьте его, одевайтесь сами. На все это не более часа. Потом отправляйтесь. Ждите в океане, милях в трех от скалы. Он появится с востока.
— Понял, шеф.
— Вы помните, о каком пловце идет речь? — настойчиво спрашивает Абст. — Не перепутайте. Счастливой охоты, Глюк!
И он кладет трубку.
В помещении с перископами — Абст и лейтенант Пелла. Итальянский моряк склонился к окуляру перископа, медленно поворачивает прибор. Абст сидит поодаль, у стены. Возле него устройство, с виду напоминающее звуколокатор.
Помещение наполнено ровным негромким гулом — прибор Абста воспроизводит шум моря. Вот Абст коснулся вариометра, и гул стихает. Снова прикосновение к вариометру — пещера начинает гудеть.
— Что вы видите? — спрашивает Абст.
— Океан пуст.
— Продолжайте поиск!
— Бесполезное занятие. Мы торчим здесь зря. В океане не видно ни единого дыма. Да и вообще, зачем вам корабль? Что вы затеяли?
— Прошу вас, лейтенант, поищите еще в восточном секторе. Ручаюсь, не пожалеете!
Уступая настояниям Абста, Пелла берется за ручки и поворачивает перископ. Несколько минут поиска. Пелла плотнее прижимает лицо к окуляру.
— Что вы увидели? — доносится голос Абста.
— Корабль… Он на горизонте. Идет стороной.
— Очень хорошо. Будьте любезны, определите его курс.
— Примерно сорок.
— То, что нужно, — удовлетворенно замечает Абст.
Он касается пальцем верньера. Гул в пещере нарастает. К шуму моря примешивается рокот корабельных турбин.
— Внимательнее, глядите, — твердит Абст, — не прозевайте главного!..
Пелла продолжает наблюдение. Далекий корабль едва заметно перемещается по линии горизонта. Вдруг близ него из-под воды появляются две головы в шлемах, одна позади другой.
— Торпеда! — восклицает Пелла.
— Верно, торпеда, — говорит Абст. — Как видите, вы не зря шарили по океану. Глядите в оба. Все внимание — торпеде, лейтенант. Не спускайте глаз с ее экипажа!
Оседлавшие снаряд пловцы направляют торпеду наперерез курсу корабля, Пелле ясно: в какой-то точке произойдет встреча…
— Включите увеличение, — говорит Абст.
Гул в помещении усиливается, и Пелла не слышит. Абст встает, переводит рычаг увеличения. Поле зрения перископа сузилось. Зато кажется, что торпедисты совсем рядом: головы их заняли весь окуляр прибора. В лучах заходящего солнца черные шлемы блестят, как лакированные.
Вот кормовой торпедист наклонился к сидящему впереди. Головы их сблизились. Вероятно, пловец что-то кричит на ухо коллеге. Тот снимает шлем. Сверкнула на солнце вдетая в ухо серьга.
Пелла узнает Бруно Гарриту!
В следующий миг второй пловец, соскользнув с торпеды, скрывается под водой.
Теперь в перископе — только Гаррита.
Торпеда идет как по нитке — от защитного козырька, за которым пригнулся водитель, расходятся ровные пенные полосы.
Снаряд движется со стороны солнца, которое уже коснулось воды, и на сторожевике не видят опасности.