Страница:
***
Валера Бутенко каждую среду и пятницу ездил во Дворец пионеров в шахматный кружок. Успехи его были средними. Он не очень-то быстро оценивал позицию, и его часы всегда показывали большее время, чем у противника. Но Валерке нравился шахматный кружок. Нравилось, как и другим ребятам, наблюдать, когда Миша разгадывает какую-нибудь очередную шахматную задачу. Была, правда, еще одна причина, по которой он любил посещать кружок. Туда ходила замечательная девчонка Таня Семичева. Она и в шахматах разбиралась, и столько всего знала, что Валерка даже стеснялся показывать ей свое невежество. Вот и в этот раз, когда они вышли из Дворца пионеров, Валерка помалкивал, ожидая, что Таня, как обычно, начнет что-нибудь рассказывать. Но Таня молчала и, прикусив губу, смотрела под ноги.
Молча они дошли до угла. Валерка думал, что Таня проводит его до автовокзала - она всегда это делала, - но Таня остановилась:
- Ты не сердись, Валер, я домой пойду.
- Иди, конечно, - обиженно сказал Валерка, - разве ты обязана провожать меня… Пожалуйста…
Таня кивнула ему и побрела по улице. Валерка зло посмотрел ей вслед, и вдруг ему стало так жалко себя… Димка погиб, майор Миронов куда-то уехал, матери с отцом не до него… Они целый день на работе, приходят такие усталые, что с ними по-человечески и не поговоришь. Валерка вздохнул и побрел к автовокзалу. Но ему было так грустно и обидно, что Таня не проводила его, что он не выдержал и обернулся. Таня стояла под фонарем. Свет падал на ее ссутуленную спину в желтом плаще.
Что такое с ней?…
Валерке захотелось подойти и спросить ее, что случилось, но потом обида остановила его. Сама не захотела проводить, ну и пусть себе гуляет одна! Но Таня все стояла, и ее тоненькая фигурка в плаще казалась такой бесприютной, что жалость подтолкнула Валерку, и он подошел.
- Ты чего? - спросил он. - Тебе же домой надо!
- А ты чего? - ответила она сердито. - У тебя ж автобус отойдет, а до другого час целый.
- И пусть идет.
Она не ответила и медленно пошла по тротуару. Он немного подумал, обиделся еще больше, но догнал ее и, сопя, пошел рядом.
Вокруг них желтоватым светом осени отливали кроны лип, торопились куда-то нечастые прохожие, а Валерка злился, не зная, что делать. Ему казалось, что он навязался Тане в провожатые.
Неожиданно она спросила:
- Скажи, взрослые всегда правы?
- Сказала! - обрадовался он случаю излить злость. - Если б они всегда правы были, разве бы такое было! Вот дядя Костя…
И он рассказал Тане о том, о чем никому не рассказывал: о дяде Косте, его смерти, о своем дружке Димке и его гибели.
Сначала Таня слушала невнимательно, но потом не спускала глаз с Валерки.
- Какой он смелый, Дима твой! - сказала она, останавливаясь. - А я вот трусливая… Трусливая!
- Да что ты! Ты тоже смелая.
- Не смелая, - заплакала Таня, - я не по-пионерски поступаю…
Растерянный Валерка пытался ее утешить. Но Таня плакала навзрыд, и Валерка испугался. Он чувствовал, что у Тани неладно дома. Но что же он мог сделать? И Валерка только дергал ее за руку и повторял:
- Ну чего ты, Тань! Тань! Ну, все хорошо будет, вот увидишь!
Наконец Таня успокоилась и стала рассказывать ему о том, что мучает ее. Между мамой и отцом конфликт. Есть у мамы сестра Софья Васильевна. Она кажется сердитой, а на самом деле добрая. У нее несколько месяцев назад утонул муж. Мама очень любит сестру, а отец не любит тетю Соню. И еще больше он не любил ее мужа. Из-за этого мама с папой и раньше часто ругалась. Недавно к маме приходил человек и все выспрашивал про тетю Соню и ее мужа, но мама ему ничего не сказала. Да и сказать-то нечего. Мама о своей старшей сестре очень высокого мнения. Тетя Соня ее выходила и спасла во время оккупации. А недавно пришло на имя мамы письмо. Когда она его вскрыла, там было второе письмо, и на нем написано: “Прошу передать лично Софье Васильевне Дороховой”. Мама хотела отнести письмо тете Соне, но папа начал ругаться и сказал, что он “из-за этой шизофренички может испортить репутацию”. Мама спорила с ним, даже плакала, но папа взял письмо и не разрешил его отнести. И вот уже третий день в доме житья нет. Мама плачет, отец кричит. А сегодня утром он отдал письмо Тане и сказал так, чтобы мама не слышала: “Если не хочешь, чтоб всем было плохо, отнеси это письмо в милицию”. Таня согласилась, но потом вспомнила мамины слезы и теперь не знает, что делать. Конечно, папа прав, наверно, это письмо надо сдать в милицию. Но маме это доставит такое горе… Короче, Таня совсем не знает, что ей делать.
Валерка стоял ошеломленный. Какой-то гад пишет письма, от кого-то что-то скрывает, а из-за него Танины папа с мамой ругаются, Таня плачет!… Что делать? Но тут Валерка вспомнил: ведь записал его в шахматный клуб майор Миронов, он же сказал, чтобы Валерка подружился с Таней, потому что она очень хорошая девочка… Надо пойти к нему.
Они сели на троллейбус и поехали к зданию КГБ. Таня молчала, Валерка был полон решимости. Он знал, что поступает правильно, но понимал, что Тане сейчас не слишком-то легко. Он тронул Таню за рукав.
- Ты только сразу скажи ему. Он поможет.
***
Утром Миронов прибыл в Крайск и сразу же поехал в управление. После бурных приветствий Луганов повел его к полковнику.
- Сначала ты нам свои новости выложи, а мы тебе тоже кое-что расскажем.
Скворецкий поднялся им навстречу.
- Загорел, - сказал он, - видно, поменьше нас время в кабинетах проводил.
- Где уж нам! - смеясь, ответил Миронов, пожимая руку полковнику. - Меня вот Василий напугал: успехи у вас тут большие.
- А вот послушаем тебя и расскажем. Излагай, что там у вас.
- Спиридонов, товарищи, навел меня на некоторые мысли, - рассказывал Миронов. - Во-первых, люди, которых использует Оборотень, - это случайные личности. В основном он опирается на тех, кого завербовал еще в лагере. Ярцев или тот же Спиридонов. И оба они - Ярцев в последнее время меньше - занимались темными делишками, что, конечно, исключено для профессионалов-разведчиков. Спиридонов создал целый подпольный синдикат. И это рано или поздно стало бы известно ОБХСС. По-видимому, положение Оборотня было очень затруднительным, раз он воспользовался помощью таких людей. Теперь, что за личность Спиридонов. Это человек морально опустошенный, давно ни во что и ни в кого не верящий, поддавшийся в годы войны обещаниям полковника Соколова обеспечить ему после свершения ряда диверсионных актов в тылу райскую жизнь на Западе. Наступление войск Первого Украинского фронта сорвало его переброску в наш тыл, он был оставлен в лагере, а потом инсценировали его побег. Пленных перебили, и он был уверен, что о его прошлом не знает ни одна душа.
- За ним чувствовалось присутствие кого-либо или он действовал один? - спросил полковник.
- Впечатление, что один. И вообще все это похоже на самодеятельность, хотя связи огромные, знакомства чрезвычайно обширные. К тому же связан с контрабандой, а контрабандисты весьма осведомленные люди. Но, в общем-то, у меня осталось впечатление, что Спиридонов фигура бутафорская. Актер. Дожил до сорока с лишком лет, начитан, неглуп, но… ни убеждений, ни принципов, ни программы. К тому же один раз Родину уже предал и за это не пострадал. Ему надо производить впечатление, надо нравиться женщинам, и, конечно, нужны деньги. Отсюда и уголовщина, и легкое подчинение Дорохову-Соколову при вторичной встрече. Сведения, которые он послал в Москву, пустяковые. Хоть и консультировал его сам Соколов, но работать его не научил. А вместе с тем тип очень изворотливый, ловкий.
- Так. Замечательно, что одно щупальце мы у этого спрута отрубили, - сказал Скворецкий. - Значит, причастных к делу там выясняют?
- Выясняют, но, думаю, большинство из этих людей просто замешаны в темных махинациях и к шпионажу не причастны.
- С вашими делами выяснили. Теперь смотри, что у нас… Василий Николаевич, покажи.
Луганов положил перед Мироновым конверт, на котором быстрым и ровным почерком было написано:
“Прошу передать лично Софье Васильевне Дороховой”.
Миронов вынул письмо. Тем же почерком было написано:
“Привет из старинного города. Изучаю исторические памятники. Брожу между плит, помнящих Болотникова и Лжедмитрия. Как костюм? Если не в порядке, то не отвечай. Если получен, сообщи по адресу Марианны”.
Подписи не было.
- Неужели он? - спросил, не веря своим глазам, Миронов. - И кому же? Жене. Да что вы, товарищи, он же знает, что она у нас под контролем. Ей-богу, для Оборотня это уж слишком примитивно.
- Не так, как думаешь, - сказал Скворецкий, - это письмо было вложено в другой конверт. И его с обратным адресом следует сегодня же взять. Конверт находится в знакомом тебе семействе. А для начала мы пригласим к нам гражданку Дорохову.
- Может, для начала посмотрим конверт? - спросил Миронов. - Где он?
- У Семичевых. Поедешь вместе с Василием Николаевичем. А Дорохову непременно вызовем. Прошлый раз она что-то утаила.
- Так как же будем действовать?
- Поезжайте к Семичевым. Я вызову Дорохову. А сейчас на задание.
…Когда они позвонили к Семичевым, дверь открыли сразу. Рослый мужчина с испуганным взглядом спросил, что им нужно.
- Мы из Комитета безопасности, - представился Миронов, - хотим поговорить с вами и вашей женой.
- Пожалуйста, пожалуйста. Проходите, - пробормотал мужчина.
- Здравствуйте, - сказал Миронов, входя в гостиную.
Сестра Софьи Васильевны еле заметно кивнула.
- Таня, иди-ка в спальню, - приказала она темноволосой девочке, - готовь уроки!
- В прошлый раз мы говорили с вами о вашей сестре Софье Васильевне, - начал Миронов, принимая ее безмолвное приглашение и садясь в кресло. - Теперь нам опять предстоит небольшой разговор.
Семичев с Лугановым прошли в кабинет.
- Не могли бы вы показать конверт, в котором было письмо, адресованное вашей сестре? - спросил Миронов.
Женщина секунду помедлила, потом взяла с серванта коробку и извлекла конверт.
Миронов отметил, что адрес на конверте написан другой рукой, женской. Буквы вкривь и вкось, как пишут старые люди. На обратной стороне конверта стоял штемпель калужской почты.
- Скажите, пожалуйста, знаете ли вы кого-нибудь в Калуге, кто мог надписать этот конверт?
- Нет, никого не знаю.
- Почему ему понадобилось воспользоваться вашим адресом? - спросил Миронов. - Чем вы вызвали у него такое доверие?
- У кого?
- Вы же знаете, что писал Дорохов.
Женщина опустила голову.
- Я догадывалась.
- Почему же вы не сообщили нам? После нашего разговора вы знали, что мы интересуемся всем, что касается Дорохова.
- Это письмо было написано моей сестре.
- В данной ситуации звучит наивно.
- Пусть наивно, но я так поступить не могла.
- Почему же не передали ей письмо? Вы же понимали, что это необычное письмо.
- Я бы передала…
- Хорошо. Расскажите, пожалуйста, мне вот о чем: как относилась ваша сестра к своему мужу?
Женщина усмехнулась.
- Как вы думаете, как могла относиться к мужу женщина, которая так поздно вышла замуж? Она его боготворила. Из-за него у нас ухудшились отношения. А ведь я для Сони сделаю все, в гроб лягу, если понадобится. И она это знает.
- Так, больше вопросов нет.
…В кабинете Луганов беседовал с Семичевым.
- Я тут ни при чем, - говорил Семичев, перебирая на столе бумаги, карандаши, пресс-папье. - Я его не любил. Я даже просил жену прекратить это знакомство.
- Никто и не говорит, что вы как-то с ним связаны, - спокойно и доброжелательно говорил Луганов, - мы просто интересуемся им как личностью. Вы не могли бы охарактеризовать его?
Семичев вытер лоб и заметно успокоился.
- Человек он был опасный. Да. Это я вам точно могу сказать. С ним лучше было не ссориться, поэтому я прекратил с ним общение не сразу.
- Почему вы думаете, что он был опасный?
Семичев посмотрел на стену и замигал.
- По правде говоря, не знаю. Просто появилось такое ощущение. Однажды мы сидели с ним на вокзале; он тогда провожал одну даму. Подошел какой-то тип и пристал к нам. Понимаете, пьяный, грязный, смотреть тошно. Я уж хотел уйти, а Михаил Александрович… Дорохов то есть… просто посмотрел на него, и, знаете, тот отстал. Очень взгляд у него был угрожающий. Фронтовой, я бы сказал. Мне не нравятся люди с таким взглядом, черт знает что от него ждать… Вот и дождались.
- Чего дождались?
Семичев осекся:
- Так… Недаром же вы интересуетесь им…
- Скажите, вот вы сейчас о какой-то даме говорили.
- Да, была у него одна… Вы только Софье Васильевне не говорите. Он меня для страховки брал. Если кто из знакомых увидит… Приезжала к нему из Владимира одна медичка.
- Не помните, как фамилия?
- Он при мне не называл.
- А как звали?
- Таня. Довольно молодая. Не больше тридцати двух. Полная, светловолосая такая. Интересная женщина.
- Давно она приезжала?
- Да с год назад. Он с ней где-то на курорте, кажется, познакомился. И странно: ведь и не молод, и женат, а она наверняка пользовалась успехом… и вот, очень к нему привязалась. Знаете, не всякая будет каждый год в Крайск и обратно.
- Так из Владимира, говорите?
- Из Владимира.
- А отчество не помните?
- Абсолютно ничего, кроме внешности и имени.
- Так. Ну, спасибо.
- Надеюсь, вы не имеете к нам претензий? Ведь я девочку в милицию сам послал.
- Не имеем, спасибо.
Они вошли в гостиную. Там Миронов уже закончил трудную беседу с хозяйкой.
Оба майора простились и вышли.
В управлении Скворецкий встретил их любопытствующим взглядом.
- Как поход?
- Неплохой, - ответил Миронов. - Дорохов писал из” Калуги. Там у него есть какие-то подручные. Надо запросить калужских товарищей.
- Уже запросили. Что еще?
- Узнали еще об одной знакомой, - сообщил Луганов, - медичка из Владимира, светловолосая, полная, красивая. Ездила каждый год в Крайск ради него.
- Фамилия?
- Нет фамилии. Только имя: Таня.
- Тут Софья Васильевна, видно, не поможет, - сказал полковник. - Едва ли ей Дорохов эту Таню показывал.
- Да, она не поможет, - подтвердил Луганов.
- Позовем ее, - решил полковник и позвонил.
Через несколько минут Софья Васильевна была в кабинете. Она за это время сильно изменилась. Похудевшее, изборожденное морщинами лицо придавало ей вид старухи.
- Что ж, Софья Васильевна, - обратился к ней полковник, - не знаю, как мне расценивать ваше поведение, но вы нас явно вводили в заблуждение. Вы разве не советская гражданка?
Лицо Дороховой сморщилось, она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.
- Чего вы от меня хотите? - спросила она. - Говорите прямо, пожалуйста.
Скворецкий хмуро посмотрел на нее.
- Знаете, где он находится, и молчите, - сказал он, повышая голос.
- Я не знаю, - вскрикнула Дорохова, - честное слово, не знаю!
Полковник протянул ей конверт. Она прочитала надпись на конверте, руки у нее затряслись. Она хотела вынуть письмо, но в конверте его не было.
- Одну минуту. Какой разговор у вас был о его костюме?
Женщина растерянно замигала.
- О костюме?
- Гражданка Дорохова, пора говорить правду. Прочтите письмо.
Дорохова прочитала письмо, лицо у нее сморщилось еще больше, но она опять сдержала слезы.
- Итак, - произнес полковник, - перед тем как уходить из дому для инсценировки самоубийства, что он вам сказал?
- О чем?
- Не притворяйтесь, - резко сказал Скворецкий. - Вы с ним разработали систему сигналов. Что было связано с костюмом?
- Да ничего, честное слово, ничего, - с ожесточением заговорила Дорохова, - просто он сказал мне, что если будут выпытывать о нем, то я должна сообщить в письме, что костюм в чистке. Но я на самом деле отдавала его в чистку.
- Откуда он должен был написать вам?
- Но я же правда не знаю.
- А кто такая Марианна?
- Это Марианна Сергеевна Озерова. Моя большая подруга. Мы с ней когда-то вместе работали. Он знал ее адрес, но откуда я могла знать, что он поедет к ней. Это же дико! Я думала, что он у кого-нибудь из своих фронтовых друзей.
- Где живет эта Озерова?
- В Калуге. Я могу дать ее адрес.
- Напишите.
Дорохова писала долго; она уже плакала, но стеснялась своих слез и незаметно стирала их тыльной стороной ладони.
- Вот. - Она протянула адрес полковнику.
- Вы, Софья Васильевна, - сказал Скворецкий, вставая, - были с нами не откровенны, намного затруднили нам следствие. Ваши показания не только осложнили нашу работу, они шли против интересов страны, в которой вы живете. Вы понимаете это?
Дорохова судорожно кивнула.
- Я понимаю. Но он… - она закрыла лицо руками, - но поймите же, он единственный близкий мне человек…
Все растерянно молчали.
- И даже сейчас, когда он вас втянул в такую историю? - спросил Скворецкий. - Да неужели вы… - Он вдруг махнул рукой и сдержался. - Хорошо, идите… Ох уж эти женщины! - заходил по кабинету полковник. - Он жизнь ей исковеркал, а она его опять самым близким называет! - Полковник вздохнул. - Итак, подобьем итоги. На этот раз мы уже вышли на след. Сейчас главное - не потерять его. Какими реальными данными мы располагаем? Во-первых, письмо, которое дает возможность относительно точно установить, где сейчас Оборотень. Во-вторых, некая Таня - хоть какая-то, но зацепка. И в-третьих, Викентьев Виктор Владимирович. Последним уже занялся Центр. Через час у меня разговор с генералом Васильевым. Я должен ему высказать наши соображения. Есть предложения?
Миронов сказал:
- Кирилл Петрович, у меня не предложение, а просьба. Хотелось, чтобы мы в том же составе принимали участие в поисках Оборотня, где бы они ни велись. Сейчас Оборотнем займутся калужские товарищи. Это правильно. Но надо учесть: Оборотень хитер, а мы с Лугановым больше других знаем о нем и его уловках. Мне кажется, нам надо участвовать в операции, проводимой калужанами, хотя бы в качестве консультантов.
- Я присоединяюсь к Андрею, товарищ полковник. Мы действительно больше других изучили уловки и ходы Оборотня, и в Калуге мы могли бы принести пользу.
- Я отлично все понимаю, товарищи. Я и сам бы желал принять участие в операции. Но калужане получили всю имевшуюся в распоряжении Центра информацию; она вполне достаточна, чтобы все предусмотреть. Поэтому не будем настаивать… Хотя… - он помедлил, - просьбу вашу я передам.
После этого они разошлись по кабинетам. Полковник ждал разговора с генералом Васильевым.
Через полтора часа полковник снова вызвал к себе Миронова и Луганова.
- Товарищи, - сказал он, - ваша просьба передана. Генерал приказал продолжать работу по систематизированию материалов. Калужане будут работать сами. Они проведут операцию в пределах двух дней. По адресу, сообщенному Дороховой, жильцы сейчас проверяются. В Москве допрашивают Спиридонова. Он многое не говорит, хотя и делает вид, что предельно откровенен. Пока все. Будем ждать результатов.
***
В Калужском управлении шло оперативное совещание.
- Дворник опрошен? - спрашивал высокий молодой полковник у сотрудников, непосредственно занятых делом Оборотня.
- Дворник сейчас у нас, - доложил один из сотрудников. - По предварительным данным, на квартире у Озеровой действительно проживает кто-то, фамилию и имя его мы еще не установили.
- Пригласите дворника! - приказал полковник.
- Здравствуйте. Зачем это я понадобился? Какая во мне нужда? - быстро заговорил вошедший дворник.
- Садитесь, товарищ Копылов, - сказал полковник. - У нас к вам вот какой вопрос. Вы Озерову Марианну Сергеевну хорошо знаете?
- Профессоршу? - воскликнул дворник. - Еще бы! Такая добрая, до всех у нее дело, всем хочет расстараться…
- Добрая, говорите?
- Очень. Даже совестно смотреть порой, как люди этим пользуются.
- Какие же люди?
- Да знакомые… В какие ее только дела, не запрягают! Раз у каких-то мужниных сослуживцев - а муж-то ее уж умер - свадьба была иль еще какое торжество, так они Марианну Сергеевну впрягли, чтоб у нее это происходило… Сами наелись, напились, а ей посуду мыть…
- Может быть, они думали вовлечь ее в празднество? Все-таки одинокая женщина, пожилая…
- Не-ет, уважаемый товарищ полковник, - возразил дворник, - в другой раз эти же самые люди забрали у нее на праздник всю посуду, а вернули только половину. Знают, что добрый она человек, вот и тянут.
- Откуда у вас такие подробные сведения? - спросил полковник. - Вы с Марианной Сергеевной в хороших отношениях?
- Отношения-то ничего, только это мне не она, это тетка Павла рассказывала. С той мы друзья-приятели.
- Кто это тетка Павла?
- А у Марианны Сергеевны живет… Родственница ейная.
- И что за человек?
- Хорошая старуха. Она даже и с Марианной Сергеевной бранится, не смотрит, что профессорша. Чего, говорит, ты на себя чужие заботы вешаешь, своих мало? И то сказать, около Марианны Сергеевны вечно прихлебатели вертятся. Вот взять, сейчас этот рыжий у них живет. Молодой, здоровый, а на старухином иждивении. Хорошо это?
- Товарищ Маликов, покажите товарищу Копылову фотографии, - попросил полковник.
Дворнику показали несколько фотографий, среди которых была и фотография Дорохова.
- На жильца Озеровой тут нет похожего? - спросил сотрудник.
Дворник внимательно рассмотрел все фотографии.
- Нету. Мужик он нестарый, при бороде и очках. Таких тут нету.
- Сделаем так. Вы, товарищ Копылов, как считаете, тетя Павла не проговорится, если понадобится нам в нужном деле?
- Старуха молчать умеет, - заверил дворник, - наша старуха, советская.
- Тогда поезжайте сейчас к себе, вызовите, пожалуйста, эту тетю Павлу, предупредите ее и везите к нам. Хорошо?
Дворник согласился и через полчаса вернулся с родственницей Озеровой.
Это была высокая, костлявая старуха с мрачным взглядом, чуть глуховатая, но зоркая и понятливая.
- Вот попрошу вас посмотреть эти фотографии, - сказал сотрудник, раскладывая перед ней несколько фотографий, - никого не узнаете?
Старуха брала по одной фотографии и внимательно ее рассматривала. Происходило это в полной тишине, даже говорливый дворник, проникся важностью процедуры и притих.
- Нету, - сказала старуха, откладывая фотографии, - знакомых тут нет.
Дворник, словно услышав команду, зачастил:
- Это точно, людей на свете великое множество, и некоторые даже ошибаются на знакомых, но подтверждаю: нету и моих знакомых тоже.
Сотрудники переглянулись, и один из них вынул из кармана клинышек рыжеватого войлока. Он приложил его к фотографии Дорохова, словно приклеил Дорохову бородку.
- Похож?
Старуха всмотрелась.
- Энтот?
Дворник тоже поглядел.
- Навроде родича нашего напоминает, - сказала старуха. - Как, Николай?
- И я вполне согласный, - затараторил дворник, - как нонешний жилец Алексей Василич Быков, только поважнее. А так очень даже похож.
- А сейчас он дома? - спросил полковник.
- Вернулся, тунеядец, - в сердцах ответила родственница Озеровой, - готовьте ему теперь бифштексы… И беспременно, чтоб из говядины, свинину он, вишь, есть не может. Куда какой барин!
- Вы, Павла Семеновна, помогите нам, пожалуйста, в одном деле.
- Что за дело такое? - строго спросила старуха. - В хорошем деле я завсегда рада помочь.
- Если явится к вам один из этих товарищей, - полковник указал ей на капитана Маликова и капитана Шурдукова, - вы на пороге не держите, хорошо?
- Это как на пороге? - не понимала старуха.
- Ну, сразу ведите в комнаты, не задерживайте их.
- Если свои, знакомые, то что ж держать…
Дворника и старуху, поблагодарив, отпустили.
План операции на следующий день был простой. Маликов и Шурдуков вместе с сотрудниками наблюдения являются к Озеровой и берут Оборотня. Задача сотрудников наблюдения держать квартиру под неослабным надзором. Шурдуков и Маликов должны были обдумать все детали своего поведения в момент появления в квартире. Оба сотрудника имели немалый опыт работы в КГБ. Полковник был уверен в этих людях, поэтому и назначил их на операцию.
На следующий день рано утром оба сотрудника появились во дворе многоэтажного дома. В одном из подъездов к ним подошел высокий человек в комбинезоне грузчика и сообщил, что в квартире Озеровой все в порядке: Оборотень не выходил из дома.
Оба сотрудника быстро поднялись на третий этаж и позвонили. Дверь медленно открылась. И они увидели небольшую сухонькую старушку с заплаканным лицом. Маликов, который должен был первым войти в комнату, встревожился.
- Что случилось? - спросил он у хозяйки.
Мимо них проскользнул старший сотрудник, за ним остальные. Но Маликов все смотрел на ошеломленную вторжением чужих старую женщину, предчувствие безошибочно предсказывало ему: неудача!
- Марианна Сергеевна, с вами что-то случилось?
- Случи-лось, - вдруг, как ребенок, сморщила лицо старушка и расплакалась, - конечно, случилось… А кто вы такие?
- Где Быков? - спросил Маликов.
- А вы кто? Вы с ним заодно? Я сейчас в милицию побегу!
Маликов показал хозяйке свое удостоверение.
- Мы разыскиваем Быкова. Где он?
Старушка зарыдала.
В это время из комнаты появилась суровая родственница Озеровой.
- Что ж, матушка, воду-то лить. Энтим людям и надо жалиться, больше кому же.
- Тетя Павла, не надо! - взмолилась сквозь слезы Озерова, но та уже объясняла Маликову:
- Как поговорила я с вами, так и подумала: дурной он человек, Быков этот. Стала за ним присматривать. Да не усмотрела. Ворюга он! Самый что ни на есть мошенник! Мы его, как родного, приняли, а он-то, срамник, обокрал да и сбежал! Каторга по нем плачет, вот что!