Неизвестен Автор. Из бездны вод - Летопись отечественного подводного флота в мемуарах подводников (Сборник)

   В центр минной позиции пробрались благополучно, лишь один раз задели минреп. Переменными курсами обследовали квадрат стороной в одну милю. Своими боками удостоверились, что мин в этом квадрате нет. Ночью (она была светла как день) всплыли под рубку и приступили к зарядке. Чтобы наблюдать, не сносит ли нас с места (а снести нас может на мины!), бросили на тонком тросе балластину - тяжелую чугунную чушку. По натяжению троса и проверяли дрейф. Для успокоения души взяли и ограничительные пеленги на маяк Кэри.
   В первую ночь пробыли на поверхности часа полтора. На вторую ночь только всплыли, нас атаковали два вражеских самолета. На третьи сутки нам тоже не дали долго пробыть в надводном положении. И пришлось провести нам на этом минном поле десять дней. Почти каждую ночь вражеские самолеты по нескольку раз загоняли нас под воду. Но корабли противника на минное поле не совались. Нам удалось довести плотность батареи до двадцати восьми градусов. С таким запасом энергии можно дойти до Лавенсари.
   Оставаться дольше во вражеских водах было опасно. Нас могли бы в конце концов выкурить с минного поля, враг изо дня в день подтягивал сюда все новые силы. К тому же моряки смертельно устали за двадцать суток непрерывного напряжения.
   Как мы потом узнали, фашистское радио за это время несколько раз сообщало о потоплении нашей лодки. После выхода Финляндии из войны мне в Хельсинки довелось беседовать с одним офицером противолодочной обороны финского флота. Не зная, кто я, он мне объяснил, водя карандашом по карте:
   - Вот здесь была потоплена советская подводная лодка "Щ-303" днем двадцать первого мая, когда она всплыла. А для преследования и уничтожения других лодок были организованы специальные отряды.
   Мой собеседник считал, что еще одну подводную лодку потопила авиация в районе минного поля и что вообще сетевое заграждение в мае пытались прорвать несколько наших лодок - и все они были уничтожены. У страха глаза велики! На самом деле в этом районе в то время действовала лишь одна "Щ-303"...
   Сколько раз фашисты "уничтожали" нас! А мы живы. Не зря Цейшер как-то пошутил:
   - Если надо, настоящие большевики и с того света возвращаются!
   Решено: днем отдохнем как следует, а ночью тронемся к родным берегам. Впервые за много дней инженер-механик разрешил приготовить горячий обед. В двенадцать часов раздалась команда:
   - Отсеки приготовить к обеду!
   Когда я вошел в отсек, который во время обеда становился у нас кают-компанией, то увидел, что стол накрыт празднично. Тут был даже торт с надписью "35 лет".
   Я с недоумением оглядел присутствующих:
   - Разве сегодня праздник какой-нибудь?
   Помощник в ответ поздравил меня с днем рождения.
   В хлопотах и тревогах я совсем о нем забыл. А они, мои боевые друзья, не забыли! Горячая волна благодарности захлестнула грудь.
   Посидели в тесном кругу. Вспомнили о доме, о семьях.
   После обеда отдыхая в пятом отсеке, мысленно окинул всю свою жизнь. 35 лет!.. Много пережито за это время..
   Я знал нужду - у моего отца, простого рабочего, было восемь детей. Таких многосемейных освобождали от службы. Но в 1916 году его, как участника забастовки текстильщиков, забрали в солдаты и отправили на фронт. И вовсе голодно стало нам. Мать, ткачиха, работала по двенадцать часов, а получала гроши.
   После Октябрьской революции свободно вздохнул трудовой люд, хотя и было трудно - молодая Советская власть отбивалась от врагов, от голода, тифа, разрухи. Не до учебы мне было. Окончив пять классов, пошел на нарофоминскую текстильную фабрику, где работали все родичи. Вступил в комсомол. Как и все мои сверстники, боролся с последками проклятого прошлого - бандитами и нэпманами, неграмотностью и невежеством. В двадцать девятом году был уже коммунистом, ездил по селам, помогая сельской бедноте объединяться в колхозы, отбивался от кулаков и их подпевал, а бывало, и слышал за спиной лай обрезов.
   Потом армия. Мечтал о флоте, попал в пехоту. Но командование учло мое заветное желание, направило в военно-морское училище. Было очень трудно: не хватало знаний. Помогли командиры, преподаватели, товарищи.
   В 1936 году окончил учебу, послали на подводную лодку "Щ-303" штурманом. А теперь вот уже четвертый год я командую этим кораблем. Отвечаю за выполнение боевой задачи, за корабль, за людей.
   Путь многих - от рабочего или крестьянина до командира.
   Я познал счастье от сознания, что мне доверяют, что живу полной жизнью, что есть мне что защищать - своих детей, свои мечты, свою родную власть, которая сделала меня человеком.
   Едва ночью мы выползли с минного поля, напали катера, и пришлось вновь спасаться среди мин. Срезав угол минного заграждения, вышли с другой стороны. Фарватером, рекомендованным штабом флота, добрались до Нарвского залива. Это было 7 июня. Приступили к форсированию гогландской противолодочной позиции. Когда мы шли через нее на запад, много раз касались минрепов. Поэтому на этот раз я решил идти не серединой минного поля, поставленного немцами между банками Неугрунд и Намси, а по восточной его кромке.
   Медленно продвигались вперед на предельной глубине, имея под килем всего несколько метров. Но и этот путь оказался нелегким. Мы со счету сбились, сколько раз корабль задевал минрепы. Маневрируя, с трудом уклонялись от страшной опасности.
   Запас электроэнергии подошел к концу. Плотность электролита упала до девяти с половиной градусов. Дальше идти нельзя - погубим аккумуляторы. Даю в штаб радиограмму, чтобы нас встретили тральщики в районе банки Намси.
   Легли на грунт. В указанное штабом время поблизости послышался шум винтов, какие-то взрывы. Мы подумали, что нас опять встречают корабли противника, как это было в 1942 году. Дождались, пока все стихло, а ночью всплыли, немного подзарядили батарею и самостоятельно направились к Лавенсари.
   Штаб сообщил новый район встречи. В ночь на 9 июня акустик услышал шум многих винтов. Мы поняли, что это идут наши. Всплыли. Я вышел на мостик. Вдохнул полной грудью свежего морского ветра и вдруг почувствовал, что все поплыло вокруг. Еле устоял. А сигнальщик вылез из люка и тут же упал в обморок. Сказалось долгое кислородное голодание.
   Корабли окружили лодку. Отовсюду слышно "ура" в честь нашего возвращения. Нас уже считали погибшими. И не удивительно: мы почти месяц пробыли среди вражеских мин и сетей и почти не имели возможности сообщить о себе. За это время на лодку было сброшено более двух тысяч глубинных бомб. Среднее нахождение под водой - двадцать три часа в сутки.
   К лодке приблизился торпедный катер, на котором находился мой друг, командир дивизиона торпедных катеров Герой Советского Союза Сергей Осипов. Я упрекнул его: почему они не защитили нас вчера от бомбежки у банки Намси. А он мне говорит с горькой усмешкой:
   - Иван, тебя никто не бомбил, это мы сами подрывались на минах.
   Вечером "старушка" "Щ-303" ошвартовалась у пирса Лавенсари. Нас обступили моряки. Все искренне радовались нашему "воскресению". Ко мне подошел командир дивизиона тральщиков капитан 3 ранга Михаил Апарин, мой друг еще по училищу.
   - Здравствуй, Иван!- обнял он меня.- Скажу честно, уже не ждали.
   С болью в сердце я узнал, что все остальные лодки, под командованием Евгения Осипова и Павла Кузьмина, вышедшие вслед за нами, ничего не дают о себе знать.
   Позднее стали известны подробности гибели "Щ-408". 19 мая, не дождавшись от нас радиограммы о форсировании второй минной позиции, командование приказало Кузьмину выйти в море. Через три дня лодка донесла, что получила незначительное повреждение. Ввиду того, что противник не дает зарядить батарею, Кузьмин просил выслать авиацию. Больше донесений от него не поступало. И только после выхода Финляндии из войны мы узнали, что вражеские корабли трое суток преследовали советскую "щуку" в районе маяка Вайндло. После того как весь запас электроэнергии был израсходован, подводники всплыли и вступили в артиллерийский бой с пятью фашистскими катерами. Неравная схватка длилась два часа. Советские моряки потопили два катера, но и лодка получила несколько попаданий в прочный корпус и затонула. Наши товарищи сражались до последней минуты. Они геройски погибли, но не спустили флага перед врагом.
   В ночь на 10 июня в сопровождении тральщиков и катеров-охотников, под прикрытием истребительной авиации мы начали переход в Кронштадт. На траверзе мыса Колгомпя в атаку на нас устремились вражеские торпедные катера. Охотник, на борту которого находился командир дивизиона капитан 3 ранга Иван Андреевич Бачанов, мой давний задушевный товарищ, повернул навстречу противнику и открыл огонь. Это вынудило фашистов выпустить торпеды с большого расстояния. Заметив торпеды, Бачанов направил свой корабль им наперерез в расчете ценой своей гибели прикрыть нашу лодку. Но, увидев, что мы вовремя отвернули, Бачанов изменил курс и снова вступил в бой с катерами противника.
   Через полчаса наш эскорт атаковали вражеские самолеты. Барражировавшие над нами истребители быстро отогнали их. Два "юнкерса", объятые пламенем, врезались в залив.
   Только на следующий день мы прибыли в Кронштадт. Подводники сходят на берег, оглядывают все вокруг повлажневшими глазами, ощупывают руками землю.
   - Комарики!- восклицает кто-то удивленно и радостно, увидев кружившихся над нами комаров.
   Оказывается, можно радоваться и комарам! Ведь большинство подводников много дней не видели солнца и звезд, не дышали свежим воздухом.
   Спустя много лет после войны я с радостью узнал, что гвардейский флаг "Щ-303" поднят на одной из современных подводных лодок Военно-Морского Флота. Личный состав этого подводного корабля с честью хранит традиции экипажа гвардейцев "Щ-303".
   Г. Щедрин. Прыжок через Атлантику
   Григорий Иванович Щедрин, вице-адмирал в отставке. Герой Советского Союза. В годы Великой Отечественной войны командовал гвардейской Краснознаменной подводной лодкой "С-56", совершившей первое кругосветное плавание в истории советского подводного флота. "С-56" потопила десять и повредила четыре транспорта противника.
   Ныне подводная лодка "С-56" поднята на пьедестал Вечной Славы во Владивостоке.
   Огневой 1942-й на исходе... Тревожным он и тяжелым выдался для нашей страны. На Волге, у Сталинграда, в предгорьях Кавказа, на берегах Невы и Черного моря решается судьба Родины, напрягшей все силы в единоборстве с фашистским зверем. "Ни шагу назад!"- все чаще и чаще появляются в газетах статьи с этим призывным и тревожным заголовком. Войска Советской Армии, черноморцы, каспийцы, моряки Краснознаменной Балтики, североморцы, партизаны, весь наш народ от мала до велика не на жизнь, а на смерть борются с гитлеровским нашествием. У нас здесь, на Дальнем Востоке, фронт. Правда, пока не действующий, но Дальневосточный фронт, преобразованный из Дальневосточного военного округа. Глубокий тыл - это видимость. Японцы явно ждут, когда им выступить.
   Неустойчивое у нас равновесие. По обе стороны границы пушки заряжены, торпеды на корабли и самолеты приняты, оборонительные минные заграждения выставлены, траншеи отрыты. Уже сейчас японцы топят наши транспорты.
   Потенциально фронт, формально тыл... В войну каждому человеку призывного возраста неуютно вдали от главных событий. Еще хуже чувствуем себя мы профессиональные военные. Я не могу отделаться от навязчивой мысли: "Они там, на переднем крае, и твоя семья - тоже, а ты здесь, в тылу". Это был внутренний голос собственной совести.
   Возвратился на лодку с намерением проситься на действующий флот. От бывшего своего комдива Романа Романовича Гуза получил письмо. Он на Черном море и уже бьет фашистов. Мне от него отставать негоже...
   Ревизия механизмов в лодке идет полным ходом. Многие из них разобраны или ставятся на резиновые амортизаторы. Что особенно радует - это монтаж устройства беспузырной торпедной стрельбы. С его установкой у противника резко уменьшится возможность обнаружить нас в точке залпа, так как воздушного "пузыря" торпедные аппараты при выстреле давать не будут.
   И вдруг, не совсем ко времени, как нам казалось, приказано всему дивизиону стать в док.
   По мере осушения дока оголяются его бетонные стены, сверху донизу исписанные названиями доковавшихся в нем кораблей и судов. Некоторые надписи не пощадило время.
   Вдруг в день постановки нам ставится задача: в двухнедельный срок не только с докованием, но и с остальным ремонтом уложиться.
   Офицеры, сравнив объем работы со сроками ее выполнения и наличием людей, схватились за головы. Все просят подкреплений. А где их взять? Отвечаю, что большими силами всяк повоюет. Попробуйте ту же задачу решить малыми: справитесь - молодцы, нет - грош вам цена.
   20 сентября прибежавший в док рассыльный срочно вызвал Трипольского с командирами и комиссарами лодок к комбригу. Нас уже там ждали. Капитан второго ранга Родионов пригласил к себе в кабинет, где находился полковой комиссар Федосеев. Предложив нам сесть, командир бригады поинтересовался положением дел с докованием, ревизией механизмов и модернизацией каждой лодки.
   Мы доложили то, что есть.
   - Вы правы, времени действительно мало. Поэтому не станем его тратить попусту. А о реальности сроков поговорим после ознакомления с одним важным документом.
   Комбриг открыл лежащую перед ним на столе папку и ровным голосом, четко и внятно прочел выписку из приказа народного комиссара ВМФ, прозвучавшую лучше всякой музыки, потому что в ней с предельной лаконичностью излагалась самая сокровенная наша мечта.
   Теперь мне точно известно, что это было ответом на решение Государственного Комитета Обороны СССР об усилении корабельного состава Северного флота за счет перевода с Тихоокеанского шести подводных лодок. Знаю также, что в этом приказе наркома было написано о том, что подводным лодкам: "С-51", "С-54", "С-55", "С-56", "Л-15" и "Л-16" произвести скрытый переход из своих баз в Полярное через Панамский канал с готовностью выхода для подводных лодок типа "Л" к 25 сентября, типа "С" к 5 октября 1942 года. Помню также, что пополнение запасов и необходимый ремонт нам предписано было производить в портах: Петропавловске-Камчатском, Датч-Харборе, Сан-Франциско, Панаме, Галифаксе, Рейкьявике. Определен и порядок подчиненности.
   До Петропавловска-Камчатского наши подводные лодки подчиняются Военному совету ТОФ, а с момента выхода из Петропавловска и на переходе до Англии и Исландии поступают в непосредственное подчинение народному комиссару ВМФ. На переходе из Англии и Исландии в Полярное лодки подчиняются Военному совету Северного флота.
   Нам было зачитано все, но без упоминания о подводных лодках типа "Л". О них мы еще долго ничего не знали. Стараясь не упустить ни единого слова из приказа, мы все же успели переглянуться. Причина спешки с докованием и ремонтом теперь ясна: идем воевать.
   Командир дивизиона посмотрел на меня и чуть заметно мне подмигнул. Я его понял. На днях у нас состоялся разговор о моем желании проситься на действующий флот.
   Убедившись в уяснении нами задачи, Родионов обратил наше внимание на срок готовности, который он изменить не вправе. Кроме того, в препроводительной к приказу требовалось от нас представить уточненный маршрут и график перехода. В заключение он потребовал соблюдать строгую секретность оглашенного нам документа.
   На это обратил внимание и комиссар бригады. Никто, не исключая нашего личного состава, не должен догадываться, какого рода задание нам предстоит выполнить. Это наш служебный и партийный долг.
   В части помощи людьми капитан второго ранга заявил, что он ее оказать не может, а с точки зрения сохранения тайны делать этого и не стоит. Рассчитывать надо лишь на свои силы.
   В другое время отказ комбрига в помощи, вероятно, очень бы огорчил нас. А теперь мы и сами способны своротить горы без всякой посторонней помощи.
   Выйдя в коридор, мы готовы были пуститься в пляс, хотя штаб и не место для танцев. Нас догнал Трипольский и спросил:
   - Ну, как, славяне? Довольны?
   Довольны ли мы? Это не то слово! Сушкин и тут оказался верен себе:
   - Ни одна лодка в мире в таком переходе не участвовала. А целым дивизионом и подавно никто кругом света не ходил. Нам первым поручили проложить самую длинную борозду в океане!
   Радость не затмила ответственности за порученное дело. Работ на лодке непочатый край.
   Сложно все получается. Тайна, конечно, хорошо. Мы в ней заинтересованы, но из-за нее на полноценную помощь штаба, политотдела и органов снабжения рассчитывать нельзя. Личному составу тоже ничего не скажешь.
   Нам разрешено к разработке маршрута привлечь штурманов, обязав их молчать об этом словно рыбы. Они же выписывают необходимые навигационные пособия.
   Штаб не дал официальной версии нашей спешке и подготовке, мы придумали ее сами, с видимой неохотой "признаваясь" кое-кому о предстоящей переброске на Камчатку.
   В трудном положении оказался Д. К. Братишко. Его жена Надежда Васильевна с дочками Таней и Людмилой, родившейся в войну в Ленинграде, вырвались из блокадного города, оправились от дистрофии и выехали во Владивосток. Приедут, а нам в поход. Но Дмитрий Кондратьевич принял как личную обиду намек комдива на то, что по семейным обстоятельствам можно перевестись на другую лодку.
   - Разве я плохой командир? Недостоин воевать? Нет, свою "пятьдесят четвертую" добровольно никому не уступлю. Перевода мне не надо! Надя меня поймет, и дочки потом поймут.
   Народный комиссар в своем приказе требовал совершить скрытый переход, и мы старались выполнить его приказание, хотя встретились с большими трудностями. Классической схемы скрытности при следовании океаном: днем - под водой, ночью - идти в надводном положении, производя зарядку аккумуляторов,- не получается. На трех из четырех лодок очень изношены батареи, они имеют пониженную электроемкость со всеми вытекающими последствиями: обильное газовыделение, высокая температура электролита. Заменить батареи нет возможности. Аккумуляторные заводы, эвакуированные с прифронтовой зоны на восток, продукции еще не дают, а запаса на флоте не оказалось.
   Наибольшую часть пути лодки пройдут над водой в крейсерском положении. Риск обнаружения нас противником, а следовательно, и возможность атак с его стороны во много раз возрастает, но другого выхода нет. Опасность будем нейтрализовывать хорошо организованным наблюдением за морем и воздухом, умелым уклонением от атак из-под воды и с воздуха, маскировкой курса, соблюдением радиомолчания и другими мерами, внесенными нами в план. Одной из мер скрытности в подготовительный период и было сохранение его в тайне.
   Командирам кораблей, как и всему личному составу, достается крепко. Днем мы в доке, в обеденный перерыв - у штурманов, а вечером нас собирает комдив, где мы изучаем обстановку по маршруту перехода или планируем боевую подготовку, чтобы в пути не потерять бойцовских качеств.
   Обстановку на своем театре знаем неплохо. Япония воюет не с нами, но и по отношению к нам она ведет себя вызывающе и провокационно. Потопили несколько наших судов, в том числе "Перекоп", "Майкоп", "Ставрополь", где находился мой друг и соученик А. А. Кирий.
   Японские надводные корабли и подводные лодки обнаруживались у берегов Приморья, самолеты периодически ведут разведку нашего побережья. В их базы иногда заходят германские лодки. Одна их них вышла из Хакодате в "неизвестном направлении" почти одновременно с нами. В проливах постоянно выставляются корабельные и воздушные дозоры, в том числе в Лаперуза и Курильских проливах. По всей акватории Японского моря встречаются плавающие мины, видели их также в Охотском море и Тихом океане.
   С момента нападения на Перл-Харбор Япония находится в состоянии войны с США, и с этим надо считаться. Алеутские острова, вдоль которых пролегает наш маршрут, являются зоной военных действий. Подводные лодки действуют и гораздо восточнее, где нам предстоит идти. Две из них обстреляли Сан-Франциско. Самолеты с некоторых лодок типа "И" подожгли лесные массивы штата Орегон, видели их у Лос-Анджелеса и в Панамском заливе. Так что Тихий океан - не такой уж и тихий. В Атлантике опасностей еще больше.
   Учитывая обстановку, Трипольский принял решение иметь в дивизионе две тактические группы. Одной из них в составе "С-55" и "С-54" командует Сушкин, двумя остальными - сам комдив, держа брейд-вымпел на "С-51". Между базами переходы совершать группами, одним маршрутом, с суточным интервалом друг за другом. Из Владивостока первой выходит тактическая группа Сушкина.
   Пытаемся как можно глубже уяснить себе правительственное задание. Переход не самоцель, а всего лишь ближайшая задача. В Полярное идем потому, что нужны Северному флоту. Зачем? Конечно же, не только для устрашения врага лишь одним своим присутствием. Нам предстоит воевать, решать те же задачи, что и североморским подводникам.
   Дивизион занимает ведущее место в боевой подготовке, но никто из нас не самообольщается. Наш командирский опыт подводного плавания, несмотря на участие в "автономках", а тем более опыт экипажей, ограничивается акваторией Японского и лишь отчасти Охотского морей. Оба они бурные, изобилуют туманами, кое-где действуют быстрые течения. И все же им далеко до океанов, которыми нам предстоит идти.
   У нас отсутствует опыт плавания в условиях резких изменений солености и плотности воды, эксплуатации оружия, механизмов и устройств в тропической жаре, при высоких температурах воздуха и забортной воды.
   Исходим из того, что на Северный флот надо привести корабли в технически исправном состоянии и подготовленными к боевым походам, а не к постановке в ремонт и прохождению длинного учебного курса. Значит, океан и моря должны стать нашими "университетами", в которых, ни на йоту не теряя старых, уже приобретенных знаний, добыть новые. Дальние плавания называют школой мужества, но мы очень хорошо знаем, что сами по себе, автоматически они не несут нужных знаний и навыков. Самотеком, если и приходят, то накапливаются крайне медленно. Чтобы ускорить и упорядочить процесс познания, надо заниматься планированием боевой подготовки. Она будет проводиться на всем переходе, в любую погоду. Этого требуют от нас и обстановка и корабельный устав.
   Если до выхода из дока мы вели бешеное наступление на сроки, то теперь перешли к непрерывному штурму. Устали до предела. Принимаем полный запас топлива, масла, трехмесячную норму продовольствия, обтирочного материала и других видов снабжения, грузим торпеды, снаряды, патроны регенерации. Выходили в море испытывать механизм, замерять скорости хода. Шумит в голове, покраснели глаза от усталости. Скорее бы домой - в море!
   Выполнили необычную для командиров функцию. Съездили в финотдел вчетвером, получили по семи тысяч долларов на лодку, сложили их в портфели и закрыли в свои секретеры в каютах. Эта валюта нам на "мелкие расходы", как сказали финансисты. После этого командир бригады провел с нами последний инструктаж. "С-55" и "С-54" вечером уходят на рейд, а завтра утром следуют в Петропавловск-Камчатский. Мы с Кучеренко делаем то же самое сутками позже. Изменений в обстановке на театре нет.
   Одинаковое настроение порождает одинаковые поступки. Когда Братишко снял фуражку и попрощался с городом, мы сделали то же самое. Возле пирса стоят наши красавицы. Две прогревают дизели, а "С-51" и "С-56" все еще лихорадочно грузятся.
   Командир дивизиона сегодня объявил, с кем пойдут дивизионные специалисты. Он сам и дивштур В. Ф. Паластров у Кучеренко, дивмех Очеретин у Братишко, дивмин старший лейтенант Владимир Иванович Спицын с Сушкиным, а связист Леонид Васильевич Бондарюк со мной. Меня на два часа наконец-то отпустил, чтобы я мог устроить свои кое-какие личные дела, попрощаться с друзьями.
   В городе заметили наши сборы. По принятым запасам поняли - идем далеко. Не знают лишь куда. Нельзя не оценить деликатности товарищей. Вопросов не задают, знают, что всю правду никто не скажет. Чтобы не привлекать к себе внимания, ни с кем не прощаемся, но... слухами земля полнится.
   К отходу у нашего пирса собралась уйма провожающих. Пришли политработники, друзья, командиры, приехали заводские рабочие и инженеры.
   Не знаю, ввели ли мы в заблуждение японцев, но наши желают нам стать гвардейцами, не зазнаваться, писать письма. Другие отводят в сторону и шепчут:
   - При случае помоги туда перевестись. Согласен на любую должность, лишь бы воевать!
   Трогательно: приехали двое друзей, опытные командиры, подошли с одним и тем же предложением:
   - Возьми старпомом! Ты меня знаешь. Не пожалеешь - возьми!
   Ловлю себя на мысли, что если бы самому не повезло, наверное, просился бы и так же завидовал кому-то, как сейчас по-хорошему завидуют мне.
   Последние рукопожатия, крепкие объятия - и вслед за флагманской "С-51" отдаем швартовы. Бурун перед форштевнем и усами расходящиеся волны морщат зеркальную гладь бухты. Лодки легко скользят к выходу, оставляя едва заметную кильватерную струю. Мы видим горожан в порту, на дорогах, в трамвае. А видят ли они нас? У каждого свои дела! Да и мало ли туда и сюда ходит лодок. О нас, как и о воинских эшелонах, знают только те, кому положено. Так и должно быть.
   Катер под флагом с тремя звездами идет к нам. Экипаж выстроен для встречи командующего флотом вице-адмирала Юмашева на верхней палубе. Вместе с ним прибыл начальник штаба флота контр-адмирал Богденко и начальник подводного отдела капитан третьего ранга Леонов. Обойдя строй и побеседовав с личным составом, командующий тепло попрощался с каждым и выразил уверенность, что тихоокеанцы с честью выполнят свой долг, куда бы ни послала их Родина.