Неизвестен Автор. Контратака (Флот - 2)

   Дженсен измерил взглядом расстояние до открытого люка. Оно оказалось куда больше, чем ему хотелось бы, особенно принимая во внимание, что накидка Вольного Стрелка будет сильно стеснять движения. Но с другой стороны, пожалуй, такого удачного момента как сейчас, больше не представится. Диск солнца Мира Кастелтона до сих пор угрожающе близко, да и халианские корабли все еще представляют собой немалую опасность. Все это должно полностью отвлечь внимание Маккензи Джеймса. Дженсен собрал все свое мужество и волю и рванулся вперед.
   Но ему удалось сделать только один шаг. Огромная тяжесть навалилась вдруг сзади на плечи, и он тяжело рухнул на палубу. Маккензи Джеймс, мускулистый, как бык, мгновенно придавил его к полу. Дженсен попытался провести борцовский прием, который позволил бы сразу освободиться, но все впустую. Капитан уловил его движение и, опередив противника, перехватил и резко крутанул запястье. Дженсен, извергая проклятия, понял, что ему остается либо вновь плюхнуться на палубу, как безжизненный мешок с тряпьем, или же изойти от боли.
   Остановившись в самый последний момент, когда рука офицера готова была захрустеть. Мак Джеймс ослабил захват.
   - С тобой слишком много мороки, - безразличным тоном заявил он с таким видом, будто перед ним не в меру шаловливое животное, перевернул Дженсена и рывком поставил его на ноги. В руках капитана чувствовалась необычайная сила. Через какое-то мгновение офицер Флота понял, что уже скован своими собственными наручниками и совершенно беспомощен.
   - И к тому же ты слишком много болтаешь, - добавил Маккензи, срывая пояс с накидки Вольного Стрелка. Он чуть помедлил, нащупав зашитый внутри корпус передатчика. На его лице мелькнула веселая озорная улыбка, затем, продолжая начатое цело, он методично свернул из пояса кляп и с профессиональной ловкостью отправил его по месту назначения. Дженсен пытался было сопротивляться, но ничего, кроме порезов на стянутых тонкими впивающимися в кожу металлическими наручниками, не добился. Капитан бесцеремонно швырнул его в ближайшее кресло и остановился, молчаливо и бесстрастно разглядывая пленника. Этот прямой и настойчивый взгляд действовал Дженсену на нервы сильнее, чем все неприятности, которые ему довелось пережить в своей жизни, вместе взятые.
   - Вспомни-ка, много ли шансов ты оставил Эвансу? - голос Мака Джеймса прозвучал жестко. Можно было бы подумать, что в нем говорит горечь утраты, если бы не лицо капитана, не выражавшее абсолютно никаких чувств. Его изуродованные пальцы снова пришли в движение, и Дженсен, мучительно сознавая, что сейчас решается его судьба, понял, что движение капитанских рук - не просто привычка. Именно такими упражнениями этот человек и восстановил когда-то подвижность парализованных пальцев. То неизъяснимое упорство, которое составляло основную черту характера Маккензи Джеймса, повергло вдруг Дженсена в ужас.
   Дженсен закрыл глаза, а когда вновь открыл их, капитан по-прежнему продолжал смотреть прямо на него. Все честолюбие, толкавшее молодого офицера во что бы то ни стало арестовать этого человека, теперь улетучилось, уступив место неуверенности и сомнению. Кляп наполнял рот отвратительным вкусом пота, застоявшейся слюны и песка. Спазмы в животе становились все сильнее и сильнее. Дженсен почувствовал, что сейчас ему станет дурно.
   Видя, что пленник окончательно теряет самообладание, Маккензи Джеймс рывком поднял его на ноги и перевернул лицом к выходу.
   - Эванс никогда не любил убивать, - с презрением произнес он. - И в память о нем ты покинешь "Мэрити" живым.
   Но на уме у Маккензи Джеймса, видимо, было отнюдь не помилование, поскольку он потащил пленника вниз по трапу. Дженсену стоило невероятных усилий уберечь лицо от ударов о переборки корабля: капитан волок его сквозь невесомость, как мешок ненужного тряпья, вынуждая пленника извиваться самым позорным образом. Раздался щелчок замка люка грузового трюма, и по коже Дженсена пробежала струя холодного воздуха. Продолжая беспомощно барахтаться в невесомости, он не видел своего врага, но раздававшаяся эхом в пустоте суета шагов и какой-то металлический звон меньше всего могли рассеять мрачные предчувствия. Потом сильная рука бесцеремонно ухватила его за ноги, и поле обзора пленника переместилось в горизонтальную плоскость. Стараясь подавить головокружение, Дженсен успел разглядеть таможенные штампы и марки, распахнутую крышку грузовой капсулы. Маккензи принялся безжалостно запихивать его тело внутрь. Дженсен ударился в панику.
   Он пытался сопротивляться и получил за это в награду удар по голове. Мак Джеймс затолкал наконец в капсулу руки и голову пленника. Искореженные шрамами пальцы потянулись к замку.
   Дженсен неистово дернулся, и тут ему удалось почти выплюнуть кляп.
   - Подожди! - задыхаясь, прокричал он. В порыве отчаяния, позабыв все былые амбиции, офицер пытался схватиться за последнюю соломинку, и, испытывая самые идиотские надежды, перешел к мольбам: - Я мог бы заменить тебе Эванса!
   Он ведь по своей квалификации вполне для этого годился, за исключением разве что навыков пилота: и при этом он никогда не нарушит свой долг. Надо только войти к Маккензи в доверие, а там уж удастся как-нибудь предупредить командование Флота.
   Но ответом на это предложение стало лишь молчание. Игнорируя яростные протесты, капитан запихал его в капсулу. Дженсен, придя в отчаяние от перспективы оказаться запертым в подобном карцере, позабыл последние остатки гордости:
   - Будь ты проклят, да я же сын депутата Конгресса Альянса! Ты мог бы потребовать за меня хороший выкуп!
   Но ни единая искорка алчности не мелькнула в холодных глазах Маккензи Джеймса. Проворно, умело и целеустремленно он захлопнул над головой пленника крышку капсулы. Дженсен начал было биться внутри, отказываясь верить в реальность происходящего, и умудрился в кровь ободрать оба колена. Кляп, от которого не удалось вполне освободиться, теперь еще сильнее затруднял дыхание. Перекрывая раздающиеся из горла неровные судорожные хрипы, раздался вдруг леденящий душу щелкающий звук захлопнувшихся замков контейнера - этот неумолимый, не оставляющий ни единой надежды звук, который ни с чем невозможно спутать. Он же просто задохнется или умрет от переохлаждения в неотапливаемом грузовом трюме "Мэрити"! Нет, Мак Джеймс, конечно, скоро поймет, что к чему, свяжется с его отцом и обменяет на хороший денежный куш.
   Дженсен почувствовал, как, глухо обо что-то ударившись, капсула поднялась в воздух; сквозь ее корпус он ясно слышал знакомый свист открывающегося внешнего люка. Крик нескрываемого ужаса вырвался из груди пленника, но ничто уже не могло предотвратить падения капсулы в невесомое и бесконечно холодное пространство открытого космоса. Причудливо вращаясь, она вылетела за борт. Дженсен свернулся калачиком и, дрожа всем телом, понял, что у него не осталось ни капли надежды. Маккензи Джеймс вышвырнул его живьем в межзвездную пустоту.
   Герметичная крышка грузовой капсулы удерживала атмосферу. Какое-то время ее пористая внутренняя обшивка сохранит и тепло человеческого тела, но здесь нет никакой вентиляции, и Дженсена все равно ожидает один конец умрет ли он, задохнувшись, или все-таки медленно замерзнет в глубинах открытого космоса, или, наоборот, сгорит дотла, если капсула, привлеченная притяжением звезды, будет приближаться к пылающему солнцу Кастелтонского Мира. В самом лучшем случае его поднимет на борт какой-нибудь дозорно-разведывательный корабль халиан. Но самое обидное - это то, что Маккензи Джеймсу удалось уйти, как ни в чем не бывало, целым и невредимым.
   Дженсен завыл от досады. Перед глазами по-прежнему стояли эти изуродованные электрическими ожогами пальцы, продолжая методично сгибаться, разгибаться и поворачиваться во всех суставах, будто им не писаны никакие законы природы. Эх, если б только представился шанс, один-единственный шанс, пристрелить своего заклятого врага, пусть даже так, как он пристрелил Эванса, сзади в затылок, не имея возможности увидеть последний предсмертный взгляд этих холодных стальных глаз. Да, просто убить его, быстро и одним махом! Даже если это пришлось бы сделать не очень-то достойным способом.
   Но ярость вызвала только резкую боль в запястьях от наручников. И очень скоро ненависть и ярость уступили место тупому отчаянию. По лицу Дженсена потекли слезы, намочив капюшон накидки Вольного Стрелка и холеные баки. Вслед за Маком Джеймсом в памяти всплыл образ собственного отца, ярого поборника порядка и законности, и вся накопившаяся досада переключилась на него. Ведь это он возвел в ранг закона дурацкий принцип, что его сын никогда и ни при каких условиях не должен получать никаких преимуществ, покуда сам их не заслужит. Преимущества семейных связей обратились против него. Авторитет и политическое влияние отца привели к тому, что ни один командир и ни одно офицерское собрание не решаются представить человека к повышению в звании, покуда он не проявил чудеса храбрости и отваги и не доказал свою незаменимость. Товарищи по службе один за другим обходили Дженсена, и вот оскорбленная гордость и протестующее самолюбие привели его сюда, в эту проклятую грузовую капсулу. И в результате он, связанный, как пучок соломы, болтается в безжизненном пространстве космоса, как ящик ненужного барахла после кораблекрушения. С горечью Дженсен задал себе запоздалый вопрос, почему же Маккензи Джеймс не обратил никакого внимания на обещанную сделку.
   Воздух внутри капсулы очень быстро становился затхлым. Мысли Дженсена начинали путаться, и нарастающее головокружение постепенно окутало сознание темнотой. По телу то и дело пробегала судорога, потом все конечности окоченели; зашитый в пояс передатчик безжалостно вдавливался в шею, но даже от этой мелкой неприятности избавиться уже не было возможности, да и какое теперь все это имеет значение? Покорившись неизбежному, Дженсен использовал последние отголоски угасающего сознания на то, чтобы послать несколько лишних проклятий Маккензи Джеймсу; постепенно погружаясь в забытье, он все чаще и Чаще с ненавистью поминал имя отца...
   Внезапно грузовая капсула ударилась обо что-то. Отброшенный в сторону и прижатый к боковой обшивке своей тюрьмы, Дженсен услышал скрежет скребущих по металлу багров. Грузовые клешни корабля обхватили капсулу. Волна страха заставила Дженсена очнуться. Смерть от удушья показалась ему вдруг милостью небес по сравнению с жестокостью халиан. Но у него не осталось уже сил ни на что, кроме как закрыть глаза, когда тот, кто выловил его из открытого космоса, щелкнул замками на крышке капсулы. Из-под замков полились струи свежего воздуха, и на лицо Дженсена упал ослепительно яркий свет.
   - Понять не могу, как он отпустил тебя живым! - резко и злобно проговорил очень хорошо знакомый голос.
   Дженсен вздрогнул, сделал судорожный вздох и резко отдернулся в глубину капсулы, пытаясь спрятать все еще мокрые от слез щеки.
   - Господи, да как же ты узнала, где меня искать? - произнес наконец он.
   Одетая как на парад, сверкая каждой пуговицей кителя, лейтенант Шилдз неприязненно ответила.
   - На "Мэрити" была отключена защитная система, - произнесла она. Этому-то ты и обязан своей жизнью.
   Дженсен сделал неуклюжую попытку вытереть мокрые щеки о плечо и обнаружил, что со скованными руками даже этого сделать не может. Чувство неловкости вдруг переросло в нестерпимую обиду и негодование на самого себя. "Стоило бы сохранить хоть немного мозгов и способности здраво рассуждать, чтобы понять, что означают вскрытые панели управления "Мэрити"!" - с горечью подумал он. Когда Эванс программировал автопилот для маневра, защитные экраны не работали! А корабль Шилдз, хотя его и трудно отнести к последним моделям, напичканным самой умной электроникой, все-таки снабжен полным комплектом необходимого оборудования.
   - Ты считала координаты нашего пункта назначения по подававшимся внутри "Мэрити" сигналам, - пробормотал Дженсен, со стыдом припоминая озорное лицо Мак Джеймса, оставившего на месте вшитый в пояс Вольного Стрелка передатчик. Так, значит, капитан прекрасно понимал, что его жертву обязательно спасут. Он, видно, считал Дженсена полным идиотом, до того безобидным в своей тупости, что его можно оставить в живых без всякого риска.
   - В конце концов тебе, пожалуй, не так уж и повезло, - прервала Шилдз размышления Дженсена, вытаскивая из грузовой капсулы и унизительно вываливая его беспомощное тело на поверхность стыковочной платформы курьерского корабля. - Еще пожалеешь, что не отдал концы в открытом космосе, когда все это выйдет наружу. Что ж, получишь вполне по заслугам, если старик самолично вызовет тебя на ковер.
   Дженсен перевернулся так, чтобы увидеть, наконец, ее глаза. Побуждаемый отнюдь не скромной покорностью судьбе, резко произнес:
   - Веди себя поумнее, и мы оба получим повышение.
   Шилдз отшатнулась. Ничем не прикрытая злость исказила ее лицо. Дженсен никогда не считал ее красавицей, но Шилдз была стройна и не лишена изящества движений, заставлявшего половину мужского персонала базы то и дело лишаться сна. Но если бы они ее видели сейчас...
   - Ты с ума сошел, Дженсен. К повышению! За какие это заслуги? Ты всю жизнь был мелким ничтожеством с непомерно раздутыми амбициями, и теперь, наконец, это поймут даже высокие чины Флота.
   Дженсен сделал яростную попытку сесть. Наручники снова врезались в запястья, принуждая прекратить все усилия. Он послал красноречивое проклятие ненавистным железкам и снова обратился к Шилдз.
   - Да ты же пойдешь ко дну вместе со мной, - пригрозил Дженсен. - Ты мой командир, капитан курьерского корабля Военного Флота! За подобные дела тебя к суду привлекут, а не по головке будут гладить.
   Он не мог уже на нее смотреть, и лишь услышал, как Шилдз глубоко вздохнула. В другой ситуации все эти угрозы, пожалуй, можно было бы высказать куда мягче и деликатнее, но теперь жестоко раненое самолюбие заставляло быть грубым и безжалостным:
   - Не будь такой тупой сукой! - но закончить ему все-таки не удалось: по побелевшим от напряжения костяшкам сжатых кулаков Шилдз Дженсен понял, что не стоит напоминать о ее брате, который до сих пор тяжело болен и лежит в привилегированном госпитале Альянса - исключительно благодари усердной службе лейтенанта Шилдз во Флоте. Если ее вдруг отправят в отставку, брата вышвырнут из госпиталя в два счета. Ну, да черт с ним. Сентиментальные слюни - это одно, а жизненная необходимость - совсем другое. Куда важней сейчас добиться своего, чем щадить чьи-то чувства. Честолюбие и неукротимое желание получить наконец командование боевым кораблем вместо набитой дурацкими депешами курьерской посудины не давали Дженсену ни минуты покоя. Неторопливо и хладнокровно он начал объяснять свою версию событий.
   В тот день, когда торжественно зачитали представление к награде, зал торжественных церемоний в порту был набит до отказа. Боевые знамена украшали сцену, на которой восседал президиум из высших чинов командования Флота. Вытянувшись по стойке смирно бок о бок с лейтенантом Шилдз, Дженсен тайком оглядывал свою униформу в поисках помятостей и прочих изъянов. Не обнаружив ни единого, он замер, стараясь запечатлеть в памяти этот момент. Оратор с трибуны перечислял их заслуги.
   - ...За личное мужество; за изобретение совершенно новой тактики ухода от противника в момент, когда три халианских крейсера, угрожая оружием, потребовали капитуляции; за находчивость и отвагу перед лицом опасности, послужившие причиной серьезного увеличения знаний о тактике противника; за действия, выходящие за рамки и превышающие служебный долг, вышеуказанные младшие офицеры повышаются в звании и награждаются Галактическим Крестом...
   Шилдз смертельно побледнела, когда адмирал опустил ей на плечи орденскую ленту. Механическим движением она пожала ему руку и быстро отвела взгляд от объективов, когда журналисты засверкали фотовспышками, стараясь запечатлеть знаменательное событие.
   Дженсен стоял также прямо и не выражал никаких эмоций, но по совершенно другим причинам. Разглядывая радостную и теплую улыбку отца, он припоминал, что история, которую они преподнесли командованию Флота, состояла на пятьдесят процентов из полуправды, а на пятьдесят - из чистой лжи; вот, например, эта знаменитая теперь тактика, что сработала на Кастелтоне, вполне реальна, но лишь он сам да Шилдз знают, что ее автор опаснейший во всем Альянсе контрабандист. С шеи Дженсена свисал увесистый Галактический Крест, но он не вызывал никаких чувств вины или стыда. Дженсен поклялся, что теперь, когда он, наконец, получил разведывательно-дозорный корабль с настоящим оружием на борту, он по-настоящему заслужит эту награду и восстановит в собственных глазах свою честь. И рано или поздно, но настанет тот день, когда этот Маккензи Джеймс глубоко пожалеет о том унижении, которому подверг юного офицера Флота. Дженсен не намерен останавливаться на достигнутом, и двигаться вперед он будет быстро и очень далеко. Придет время, и он отомстит. Призовет к ответу своего заклятого врага, взявшего на этот раз над ним верх. Все эти почести, которые он, Дженсен, сейчас принимает, - лишь малая часть большого плана мести.
   ИНТЕРЛЮДИЯ
   Ньютон Бедфорт Смайт выглядел просто ужасно: весь желтый, с красными глазами - в общем так, как и должен выглядеть человек, занятый чрезвычайно спешным и жизненно важным проектом. Но даже эта очевидная измотанность не могла скрыть энтузиазма, с которым он ворвался в новый кабинет Мейера.
   - Я обнаружил кое-что важное. Первый ключ к тайне, - объявил он. - Если не возражаете. - И торжествующе взмахнув магнитной карточкой, Смайт сунул ее в стоящий на столе адмирала компьютер. Несколько пораженный Мейер успел только мельком взглянуть на наклейку.
   Судя по всему, это был служебный рапорт, поступивший от одного из размещенных на планете воинских соединений.
   Мейер должен был признать, что следователь не соврал, когда обещал не путаться у него под ногами Если бы не хлопоты, вызванные необходимостью подтверждать в разнообразных отделах право на доступ к чудовищному количеству документов, и не личное беспокойство за судьбу крышки своего стола из красного дерева, Мейер мог бы, даже забыть о присутствии следователя из Конгресса Альянса.
   Прежде чем он смог что-то ответить, на экране замелькали картинки.
   Роберт Шекли. САГА ПРЕДАТЕЛЕЙ
   В День Отправки, мы промаршировали за полковником Бар Кошбой по Бульвару Маккаби к парадному плацу, где Соломон Готшафт, Всепланетный Президент Эрец Пердидо, одарил нас напутственной речью, в которой выразил пожелание показать всей вселенной, или хотя бы той ее части, которая проявит к нам интерес, из какого материала слеплены лучшие сыны Десяти Пропавших Колен Израилевых с планеты Пердидо. Приветствуемые многочисленной толпой, мы продефилировали под сводами гигантских каменных ворот Нового Храма, за которыми ждали грузовики, прямиком доставившие нас в Космопорт имени Теодора Герцла, что находился на самой окраине нашей столицы. Нового Иерусалима. Там мы погрузились на борт космического истребителя "Быстрый" для короткого перелета на дредноут "Кузнец Победы", ожидавший нас на орбите.
   Дредноут "Кузнец Победы" семисот метров в длину, весом более чем триста тысяч тонн вмещал команду в две тысячи восемьдесят человек. Нашу сотню разместили по каютам, поставили на довольствие и снабдили автоматическими планами, позволяющими отыскать дорогу к спальным каютам, столовой, тренировочному залу, гарнизонной лавке и рекреационному залу. Офицеры зачитали приказ по кораблю - немедленно занять свои койки, которые одновременно служили амортизаторами, и пристегнуться в ожидании старта.
   И вот наступил тот прекрасный миг, когда зазвучали сирены и корпус корабля сотрясла звенящая вибрация включившихся гиперсветовых двигателей. Ощущения движения не появилось, но правила предписывали пристегнуться - в момент старта у новичков иногда случалось головокружение. На расположенных над головами экранах мы могли наблюдать, что происходит с кораблем в данный момент.
   Физически ускорение почти не ощущалось, но мы знали, что, используя гравитационное поле ближайшей звезды нашей системы - Пердидо-1, "Кузнец Победы" стремительно набирает стандартную скорость, равную четверти световой. Теоретически, с помощью гиперсветовых двигателей, корабль мог ускоряться до тех пор, пока вплотную не приблизится к скорости света или пока не развалится. На практике же большие звездолеты редко разгонялись до скоростей выше половины световой и делали это только для передвижений в пределах планетных систем. Путешествия на действительно далекие расстояния совершались в ином режиме - используя гиперсветовой привод. Благодаря этому приводу самый огромный корабль за какие-то три стандартные недели мог пересечь участок космоса диаметром в тысячу световых лет, вмещающий более трехсот планет Альянса.
   Наше путешествие должно было продлиться двадцать пять дней - мы следовали на далекую окраину Альянса. А именно - на планету Цель, расположенную у самой северо-западной границы. Цель по данным разведслужбы Флота являлась родиной халианских головорезов.
   Недавнее перебазирование Флота на планету Клаксон весьма способствовало решению напасть на эту ключевую позицию врага - планету, с которой халиане атаковали наши корабли и совершали свои гнусные рейды на планеты Альянса.
   Для достижения этой цели Флот решил сосредоточить все свои силы и одним массированным ударом уничтожить врага. Для этого были отозваны части со всех дальних пограничных гарнизонов и охранных постов, правда, при этом оголились планеты самого Альянса. За тысячелетнюю историю Флота эта операция была самой крупной; казалось, ничто не сможет противостоять подобной мощи, хотя некоторые пессимисты твердили, что военное счастье переменчиво, что Флот может потерпеть неудачу, наткнувшись на шальную черную дыру, или попасть во внесезонный временной шторм. И тогда будущее человечества окажется во власти проклятых халиан.
   Десантные войска Флота состоят из соединений, набранных из обитателей различных планет. Эти соединения служат под началом своих командиров, которые, в свою очередь, подчиняются верховному командованию Флота. Ко времени нашего прибытия еще не завершился спор между различными группами за право быть на острие атаки в десантной операции на Цели. Таких групп оказалось более ста, и все они были отлично подготовлены и пригодны для подобной операции. Неплохо зарекомендовали себя Циандоты с планеты Циандот-2 или, например, Махдисты с Хартума-4. Но особенно настойчивыми были Сыновья Альбигойской Ереси - их планета Янус стала членом Альянса всего лишь семь лет назад, и своим геройским поведением ее сыны хотели снискать себе всечеловеческое признание и славу. За эту привилегию в Палате Представителей Федерального Собрания на Земле лоббисты развязали настоящую войну. Но не прошло и часа как приземлился наш "Кузнец Победы", а мы уже торжествовали победу. Право на самую первую атаку получила наша группа - тысяча человек с Пердидо.
   Но не следует приписывать этот успех особой популярности наших персон просто мы оказались самой компромиссной кандидатурой. Все основные претенденты, не желавшие потерять лицо, предпочли, чтобы это назначение получили мы, а не их основные конкуренты.
   Я понимаю, что говорю слишком много. К этому склонны все евреи. Но у нас, евреев с Пердидо, эта привычка носит несколько маниакальный характер. И все из-за неопределенности нашего статуса. Наши единоверцы с Земли никак не желают признать в нас евреев, не говоря уже о том, чтобы принять во внимание наши уверения, что мы - десять исчезнувших колен Израилевых, похищенных когда-то инопланетянами и перемещенных с Земли на Пердидо.
   Проклятые инопланетяне уволокли наших предков так быстро, что те не успели захватить с собой ни Тору, ни Талмуд, ни даже комментарии ученых рабби. Но благодаря народной памяти мы всегда знали о существовании Великих Книг, но вот о чем в них говорится, мы, к великому нашему несчастью, не ведали. Земные евреи заявили нам, что поскольку мы не знаем ни содержания священных книг, ни молитв, ни иврита, весьма посредственно говорим на идиш и не имеем понятия еще о каких-то штуках (о каких именно, я забыл), то и зваться евреями мы не имеем права. На столь агрессивное заявление мы кротко ответили, что хотя наш народ лишен всего этого (отнюдь не по своей вине), но зато у нас имеется много других признаков истинных сынов Израиля. Например, привычка пожимать плечами, привычка отвечать вопросом на вопрос или обращаться при беседе к воображаемому свидетелю. Я уже не говорю о привычке в критические моменты жизни изо всех сил хлопать себя по лбу и почти непреодолимом желании время от времени восклицать "ой, вей!" А наша кухня?! Только евреи способны сотворить из инопланетных продуктов маринады, голубцы, копченую говядину, печеночный паштет и селедку под шубой! Причем последнее являет собой истинный триумф кулинарного искусства, если принять во внимание, что наша планета представляет собой сплошной тропический лес. И мы должны были создать продукт, похожий на соленую рыбу, не имея понятия о ее вкусе.