Страница:
______________ * Ibid. Appendix. р.293-294; ben-Jochannan Y. African Origines of Маjor Western Religions. N.Y.:Alkebu-Lan. 1970.
Иудаизм произошёл якобы от культа Ра, а создатель первою монотеистической религии - Эхнатон. В Египте обучались мудрости Соломон, Сократ, Геродот и Христос, принадлежащие, следовательно, к африканской традиции. Не только Иудаизм и Христианство, но и Ислам - творение африканца, а именно раба-эфиопа Хадзарт-Билала ибн Рабата, наставника малограмотного Мохаммеда. Поскольку Пророк не умел читать, то Тору и Библию ему читал Билал. От него же Мухаммед узнал мудрость Африки. Пророк однажды якобы сказал даже: "Ислам - это не я. Он <Билал>-это Ислам". После Билала ислам совершенствовали выдающиеся африканцы Аль-Джахиз и Ибрахим Али Махди.
Все европейские царствующие семьи, включая Елизавету Английскую, через семейство Медичи имеют, как утверждает бен-Джоханнан, африканскую кровь.
Кстати, что касается ибн-Рабата, то вначале "Чёрные мусульмане" ничего о нём не знали и прочли о нём уже в 50-е годы в работах по исторической мифологии и с началом в это же время изучения подлинного Ислама. В результате Билал стал одним из центральных героев секты как "первый муэдзин", и даже самоназвание секты иногда обозначается как "билалиане".
Схожие взгляды на историю высказывает и один из наиболее радикальных чёрных националистов Дон Ли, директор чикагского Института позитивного образования, сменивший имя на Хаки Мадхубути: "Чёрный народ Чема и Куша (земли, которые позже были переименованы греческим словом Египет) первыми выработали сложную систему религии и знания, называвшуюся "таинствами", которая также была первой системой Спасения. Африка, или же Акебу-лан,* во времена славы Чема, за 4000 лет до Р. Хр., а то и ранее была синонимом слова "Чёрный" ...Важно тут то, что явление, которое сегодня описывают как греческую философию, на самом деле является египто-афро-чёрной философией, разработанной более чем за четыре тысячи лет до установления контактов с греками".** Смертельный удар по чёрной цивилизации нанёс эллинизм и вторжение в Чёрный Египет при Птолемеях греческой культуры, куда более варварской: "Это был фатальный удар, приведший к превращению Чёрного Египта в Коричневый, а затем в Белый. Великие библиотеки Египта были разграблены Аристотелем и его преемниками, а великие книги после переделок были объявлены написанными Аристотелем и другими".*** Здесь Мадхубути опирается на известную монографию Ч. Уильямса "Разрушение Чёрной цивилизации", в которой за высосанной из пальца подробной историей величественной чёрной цивилизации мифических времён следует трагическая панорама двух- или даже трёхтысячелетней кропотливой работы белой расы по фальсификации или уничтожению её следов.
______________ * Мадхубути ссылается на "брата" бен-Джоханнана, "доказавшего, что Алкебу-лан - подлинное имя континента, известного ныне как Африка". Эта тонкость, как и вообще долгая дискуссия вокруг самоназвания чернокожих и самого континента, вообще имеет важное значение для националистического сознания как выражение противоположных культурно-психологических "Образов Себя". ** Madhubuti Н.R. Enemies: the Dash of Races. Chicago: Third World Press, 1978, p.46 *** Ibid., p.46
Мадхубути приводит множество работ, представляющих "правильную" историогафию африканской расы и выдвигает проект создания новой расовой идеологии на основе предложенного им списка, включающего упомянутых в данной работе авторов, а также множество других.
Очень красноречив, однако, следующий пассаж из первой главы в книге Хаки Надхубути. Несмотря на порочность позиции автора в целом
(Мадхубути полагает, что "белая раса - величайший враг чёрной расы", а мулат -"намеренно созданный белыми враг чёрной расы"*) с этим его высказыванием нельзя не согласиться: "Я думаю, что одно из последних видов оружия, к которому прибегает европеец, - это легитимизация его мировидения взгляда на прошедшее и настоящее - в глазах небелых народов мира посредством того, что ошибочно именуется "всемирной" историей. Белая всемирная история, как нас ей обучали, дала нам взгляд на мир не просто анти-чёрный в любом смысле, но по сути дела исключила напрочь позитивный образ чернокожих как функциональной части человечества... Ныне нам, в традициях Лео Хансберри, Дж. Роджерса, Картера Вудсона, Ч. Уильямса. Ш.А. Диопа. Дж. Джексона, Дж. Кларка, Г. Осеи, Ю. бен-Джоханнана. Э. Блайдена. Л .Беннетта, А. Томпсона к других <лишь только список "первостепенной важности", приводимый Хаки Мадхубути в другом месте, включает 36 имён.-Н.С.> нужно самим стать собственной историей. История для нас должна не только документально свидетельствовать о прошедшем, координировать усилия в настоящем и планировать будущее, но должна воодушевлять в нас свершение возможного и невозможного. История народа - это итоговая сумма того, что он собой представляет: в культурном, политическом, экономическом и научном отношении. Сегодня мы выступаем как побежденный и завоёванный народ, поэтому, более, чем когда-либо в нашей истории мы нуждаемся в атакующей истории - истории войны, подтверждающей документально нашу борьбу против белого господства на протяжение последних 5 000 лет".**
______________ * Ibid., p.47, 73 ** ibid., p.14
Обзор сочинений, развивающих культурную и историческуо мифологию, можно было бы продолжить - но это тема отдельной работы, да и число их огромно. Поэтому закончим на этом описание, тем более, что все они, несмотря на очень и очень разный уровень, оперируют oдними и теми же клише и представлениями, одним неизменным набором общих мест и штампов. Их отрывочное усвоение массовым сознанием превращает их в расхожие представления, придавая им прочность народного предрассудка. То же самое, впрочем, происходит и со штампами универсализма, рассмотрение которых тоже остаётся за рамками этой работы. В массовом сознании те и другие парадоксальным образом уживаются рядом: тирада далёкого от рефлексии человека по поводу волнующих его жизненных проблем - это переплетение тех и других штампов. Позволив себе сравнение из области отечественного массового сознания, напомним, что любой носитель подобного сознания сообщит вам, что большевики погубили страну, а при Сталине был порядок, что у русского человека никогда порядка не будет и работать он не умеет - и тут же что-либо в высшей степени шовинистическое. Господствующая среди африканской молодёжи установка на модернизацию уживается с обоими наборами общих мест (напомню, что и почвенничество, и универсализм - лишь два варианта модернизации), это же относится и к вестиндийской диаспоре. Несколько иная картина - у афро-американской молодёжи, где доминирующая установка на утверждение собственного достоинства определяет субъективную ориентацию на почвеннические штампы (да ещё на основе такой всё более иллюзорной почвы, как всемирная панафриканская общность) при реальной включенности в западную культуру. Это противоречивое единство передаётся стилем хип-хоп, подчёркнуто авангардным, ультрасовременным, немыслимым без компьютерной музыкальной и графической техники и лазерных эффектов, флуоресцирующих материалов и т.д. и одновременно яро националистическим. Именно в этом основная причина вытеснения стилем хип-хоп проникнутого архаизмом стиля раста-рэггей, а также резкого разделения сфер преимущественного влияния между ними: Вест-Индия. Британия, чья чёрная диаспора сохраняет реальную культурную обособленность) и Африка с преобладанием раста-рэггей и Северная Америка с преобладанием хип-хоп, причём интерес к растафари здесь сильнее у белой богемной молодёжи, чем у афро-американцев. Компромисс между двумя стилями был обретен в синтезе: "даб", раггамаффин, дэнсхолл, джангл и драм-н-басс соединили архаику и пафос рэггей с городским мегаполисным духом хип-хопа и даже с футуристическим авангардом техно и рэйва.
Смешение почвеннических и западнических штампов в сознании молодых африканцев иллюстрируется результатами проведённого мною эксперимента: трёмстам молодым африканцам были предложены штампы и общие места из того и другого набора, взаимоисключающие друг друга (конечно, для рефлексирующего, а не обыденного сознания), а также три варианта ответов о наилучшем пути развития африканской культуры:
1/Африке следует ликвидировать пережитки прошлого, мешающие прогрессу, и усвоить общечеловеческие ценности, воплощённые в культуре развитых стран Запада;
2/Африке следует выбирать лучшее из западной и родной культур, совмещая то и другое; 3/ у Африки собственная культура, которую ни в коем случае нельзя смешивать с иностранными, любое заимствование для неё губительно.
Первый вариант избрали единицы, две трети опрошенных избрали второй вариант и одна треть - третий. При этом самое поразительное, что между второй и третьей группами практически нет различий по поводу одобрения или согласия с клише из обоих списков, хотя они прямо противоречат друг другу. Мало того, даже избравшие первый вариант выражают согласие с почвенническими штампами.
Подобная противоречивость при явной перенасыщенности массового сознания информационной эпохи шаблонными формулировками из расхожего арсенала как почвенничества, так и западничества, служит основой нестабильности коллективных представлений, способности массового сознания - и это уже продемонстрировали события последних десятилетий, связанные с перепетиями аккультурации, - молниеносно метнуться из одной крайности в другую, при этом отнюдь не переживая ломки мировоззренческих стереотипов.
Помимо упомянутых в этой главе работ, источником, откуда черпается материал для шаблонных представлений растафари, служит многочисленный слой полусамодельных брошюрок - "националистический самиздат", -выходящих мизерными тиражами, но в совокупности оказывающих значительное воздействие на массовое сознание (можно уподобить эти книжечки кустарным изданиям по истории и личной жизни политиков и исторических деятелей, хлынувшим на отечественный рынок в первые годы "исторической гласности". Этот слой лубочной исторической литературы не исследован и даже не описан. Как уже упоминалось, по многочисленным свидетельствам,* основу идеологии растафари, помимо учения М. Гарви, составили две пользовавшиеся ошеломительным успехом на Ямайке в 20-е гг. книги: Robert A. Rogers. The Holy Piby. Newark. 1924; Fitz B. Pettersburgh. The Royal Parchment. Scroll of Black Supremacy. Kingston, 1926 (на них основоположник растафари Хоуэлл основывался при написании своей опубликованной в 1930 г. книги "Ключ Обетованный"). Среди других упоминаемых в текстах растафари, исследованиях и высказываниях растаманов книг, воздействовавших на воображение братии, следующие:
______________ * Simpson G.E. Some Reflections on the Rastafari Movement. // Phylon. The Atlanta Univ. Review of Race and Culture. Atlanta, 1985, vol. 4, #4, p. 289
Webb J.H. The Black Man, the Father of Civilization. Proved by Biblical History. Chicago: Fraternal Press, 1924: Idem. A Blackman Wfill Be the Coming Universal King: Proved by Biblical History. Chicago, 1918; Van Sertima I. They Came Before Columbus - The African Presence on Ancient America. N.Y.: Random House, 1976; Ullendorff E. Ethiopia and the Bible; L.: Oxf. Univ. Pr., 1973; Beardsley G.H. The Negro in Greek and Roman Civilization. A Study of the Ethiopian Type. S.l., 1929; Fahi-Kayoude R. Blackism. Lagos. 1965; Weil S. The Need for Roots. Boston: Beacon Press, 1950; Bennett N. Africa and Europe: from Roman Tribes to the Present. N.Y.: Africana Pbl. и множество других. Причём вовсе не все они принадлежат к разряду исторической мифологии - многие были использованы в этом качестве уже самими растаманами. Так, иные чисто академические труды использовались лишь фрагментарно. Среди возникшей в 1968 г. наиболее популярной среди молодёжи секты растафари "12 колен Израилевых", по свидетельству Т. Уайта, основополагающей исторической книгой почиталась вышедшая в 1930 г. работа историка-иезуита Джозефа Уильямса "Hebrewisms of West Africa - From Nile to Niger with the Jews" - "насыщенное, обильно документированное исследование,... описывающее распространение иудаизма и еврейской культуры в Африке. Используя Библию и другие религиозные тексты, а также предшествующие исторические работы, журналы, исследования и свои собственные наблюдения, Уильяме доказывает, что иудаизм был господствующей религией в Египте, Эфиопии, Сахаре и Западной Африке, предоставляя наукообразное подтверждение общепринятого среди растаманов убеждения в том, что они на самом деле являются чёрными евреями".*
______________ * White Th. Catch а Fiге. The Life of Bob Marley. L. etc.: Oninibus Press, 1991, p.279-280
Весь этот поток литературы - научной, публицистической, откровенно шарлатанской и высокопрофессиональной, националистической и написанной белыми авторами, равнодушными или даже враждебными идеям чёрного национализма, адекватно или неадекватно усвоенной, - так или иначе стимулировал развитие в массовых представлениях упрощённых подобий теорий культурного национализма. В последние годы к нему добавилось огромное число самодеятельных сайтов в Интернете, открывших простор фантазии сотен энтузиастов.
*****************
*******
Итак, "гуманистическое почвенничество" отличается от вульгарного, от которого, в свою очередь, рукой подать до уличного погромного шовинизма, вовсе не системой аргументации и не доказательностью выкладок: как мы видели, они почти не меняются более полутора веков, едва ли не превратившись в устойчивую формулу, кочующую из книги в книгу и, несмотря на разительную разницу в учёности и интеллекте между представителями первого и второго направления в почвенничестве, общим "научным методом" служит подтасовка (обычно невольная) и виртуозная интерпретация фактов. Собственно, исторические труды почвенников настолько стоят вне науки и имеют иную цель создание культурного мифа, - что упрёк в ненаучности, недостоверности и т.д. становится столь же неправомерным, что и упрёки в отношении собирателей мифов и сказок, легенд и преданий в том, что-де в собранных ими фольклорных материалах много неправды и неточностей в освещении исторических событий. Это сфера действия других критериев, что стыдливо признаётся в рассуждении о "правде страсти" и самими создателями исторической мифологии, особенно когда речь идёт об оценке творчества их коллег, а Сенгором даже возводится в добродетель. Лишь престиж научного знания, как ни парадоксально, наиболее высокий в малообразованных слоях, где оно сакрализуется. заставляет их выдавать своё художественно-историческое творчество за науку. Это примерно те же побуждения, что заставляют судить по критериям и законам научного знания совершенно иную сферу общественного сознания - философию, - а политических супостатов, особенно в слаборазвитых странах, рядиться в учёные-теоретики.
Что же до почвенников-гуманистов и вульгарных почвенников, то иногда вторые даже "научнее" первых. Так, лингвистические и семиотические выкладки Н. Диалы выглядят куда сложнее простодушных суждении Э. Блайдена. Отличие проявляется не в эрудиции и строгости мысли, хотя зависимость тут, конечно, есть, не в наукообразии, а в контексте рассуждений и в выводах: историческая мифология почвенничества служит либо утверждению идеи самоотверженного служения человечеству (Э. Блайден, Л. Сенгор, А. Мазруи), либо ксенофобии и идее естественной вражды рас и культур (М. Гарви, Г. Осей, И.Оньевуеньи, Х. Мадхубути, Н. Диала). Акценты здесь очень легко смещаются. В итоге "научно обоснованная" теория особенности и неповторимости своей культуры закономерно вырождается в иррациональный миф о её превосходстве и ничтожности всех других. При этом словесные формулировки, расхожие штампы, "топосы" почти не изменяются. Мало того, тексты мыслителей-гуманистов используются литераторами-шовинистами.
Последнее сегодня хорошо видно на примере отечественного почвенничества.
Возможно, одно из объяснений этой повсюду и во всех странах происходящей метаморфозы - в самой природе почвеннического мышления. в том, что, как подметил в одной из своих работ А.А. Игнатьев (кстати, наряду с цитируемой работой, автор довольно интересных теоретических работ по массовой культуре и рок-музыке), понятие нации определяет границы, в которых сохраняют единообразие наиболее устойчивые императивы поведения - миф и язык как источники наиболее массовых форм личностной идентичности и социального единства. В науке же универсальными императивами дискурса служат знание и рациональность. "По этой причине отношения между носителями национальных ценностей и ценностей науки всегда складываются конфликтным образом,* а интеграция интеллектуалов в национальные общества оказалась долгим, трудным и, надо признать, безрезультатным процессом: по своим идеальным моделям дискурса это по-прежнему публика без корней, международные "перекати-поле", которых с равным основанием можно рассматривать и как элиту, и как своеобразное маргинальное гетто".**
______________ * В 1907 г. на торжественном обеде Э. Блайден произнёс следующий спич о превосходстве африканской культуры: "Наука - вовсе не последнее слово человечества. Она не может им быть. Она постоянно угрожает существованию могучих побегов, порожденных человечеством. Она вооружается до зубов против соседей. Её самые распространённые изобретения - это орудия смерти,... и человек желает знать, когда же всё это кончится и куда заведёт", (цит. по: Lynch Н. E.W.Blyden: Pan-Negro Patriot.... р.63 ** Игнатьев А.А. Ценности науки и традиционное общество (социокультурные предпосылки радикального политического дискурса). // "Вопросы философии". 1991, №4, с.5-6
Видимо, можно поменять местами антецедент и консеквент в формуле А.А. Игнатьева, гласящей, что "в той степени, в какой интеллектуалы или научное общество выступают в качестве субъектов повседневной жизни, они неизбежно оказываются носителями местных или национальных стандартов дискурса, пусть даже сколь угодно продуктивных, однако предполагающих совсем иные сакральные ценности, чем рациональное знание".*
______________ * Там же, с .7-8
В "перевёрнутом виде" это утверждение предполагает, что почвенническая позиция подчиняет дискурс законам обыденного сознания, сколь бы искушён в методологии научного мышления ни был субъект его (я бы назвал это "синдромом Диопа-Шафаревича"). Отталкиваясь от трактовки почвенничества и универсализма как двух взаимодополняющих интеллектуальных установок с внутрисистемным детерминизмом познавательных категорий и ценностей (т.е. у каждой установки - свои. но находящиеся между собой в согласии), можно предположить, что причины этой метаморфозы в следующем: если в отношении гуманистической направленности обе установки равноправны (по крайней мере, в истоке своём - фашизм и большевизм показали, во что каждая из них может в пределе вылиться; впрочем, и любовь к ближнему в пределе может довести до смертоубийства, - порочны не сами установки, а их бескомпромиссное доведение до полного "восторжествования"), если столкновение этих установок - это не борьба Добра со Злом, а трагическая коллизия двух равно оправданных мировосприятий, то научному дискурсу целостный комплекс почвенничества* внутренне чужд и последний его неминуемо отвергает и отторгает, обволакивая оставшийся каркас теперь уже квазинаучной аргументации мистической иррациональной плотью. Собственно, почвенничество не видит в этом беды и при всём самолюбовании никогда не считает своей сильной стороной рациональное мышление. Напротив, именно в нём оно видит антигуманное начало и изъян соседних культур, особенно же западничества.
______________ * Традиционализм, коммунитарное мировоззрение, циклическое представление о времени и истории, миф и т.д. В пределе всё сущее расщепляется на два семантических ряда (не в реальности, конечно, а в восприятии мира сознанием), и каждый тяготеет к своей установке: правое-левое, верх-низ, день-ночь, мужское-женское, активное-пассивное, статика-динамика, городское-сельское, потустороннее-посюстороннее, горячее-холодное, и так без конца. Обычно этим рядам дают ярлыки "Западного" и "Восточного". Условность этих ярлыков легко обнаруживается при первом же обращении к реальной жизни.
Курьёзно, что почвенники соседних народов взаимно стыдят друг друга (и даже поносят) за сухой рационализм, рассудочность, прагматизм, собственный народ наделяя мечтательностью, интуицией и т.д. Как мы помним, Леопольд Сенгор, а до него Лео Фробениус применяли оппозицию "Африка - Европа" к противопоставлению германских и романских народов у немецких романтиков. Бердяев - не такой уж и почвенник - наделяет немцев теми же чертами, которыми последние наделяют французов, а французы - немцев либо англичан; те, в свою очередь,... и так далее. Вот что пишет Н.А.Бердяев о немцах (замените немца французом, а русского - немцем и африканцем, и покажется, что писано Л. Сенгором!): "Немец - это "активность и организация", "в нём нет никакого пассивно-женственного приятия мира, других народов, нет никаких братских и эротических чувств к космической иерархии живых существ. Всё должно пройти через немецкую активность и организацию. Германец по природе своей не эротичен и не склонен к брачному соединению. Где коснулась бытия рука германца, там всё должно быть рационализировано и организовано... Немецкое сознание всегда нормативное. Немец не приобщается к тайнам бытия, он ставит перед собой задачу, долженствование".* Любимец перестроечной гуманитарной интеллигенции, таким образом, на поверку оказывается не только не философом, но анти-философом, если под философией понимать рефлексию сознания, старающегося постичь собственную ограниченность и ловушки мышления и восприятия, в противоположность уютному болоту элементарных архетипов первобытного рассудка.
______________ * Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX в. // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.: Наука, 1990, с.160-151
По Н.Я. Данилевскому, романо-германскомму типу свойственна насильственность, вытекающая из чрезмерно развитого чувства личности, индивидуальности, славянскому же типу - терпимость, гуманность.* Точно такое же разделение проводили Аксаковы, Киреевские, А.С. Хомяков, но с другой стороны - и немецкие национал-романтики, в качестве излишне рационального начала, чуждого сентиментальности, приводившие декартовский ум француза. Для Мартина Бубера еврей - это носитель мистического, иррационального, чувственного начала, для антисемита же еврей - воплощение холодной расчётливости, практицизма, рационального рассудка. Показательны взаимные оценки католицизма и православия: каждая конфессия видит в другой излишнюю рассудочность, недостаток живого и эмоционального религиозного чувства. Последняя мифологическая мода - интерес к "кельтской цивилизации" как альтернативе излишнему рационализму Запада и увлечение кельтским фольклором и поэтизация древней культуры кельтов - строится по тем же принципам. Миф о "кельтской цивилизации", основанной не на насилии и подчинении, как у германских и романских народов, а на волшебной мудрости жрецов-друидов, позволил недовольным крайностями индустриальной цивилизации найти и в древней Европе утраченный идеал гармоничного и духовного общества.
______________ * Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.,1991, с.179, 187-189
Примеры бесчисленны, и цитаты можно было бы громоздить ещё долго - но это тема отдельной книги. Главное, куда ни взгляни: в Латинскую Америку, Китай, Турцию, Индию и т.д., - повсюду почвенничество (впрочем, и универсализм тоже, но с точностью до наоборот и обратными оценками) выстраивает два известных семантических ряда. Это позволяет заключить, что они главным образом связаны не с реальными характеристиками, а с формальной структурой почвеннического сознания, с оппозицией родного и вселенского.
При этом, во-первых, почвенническое сознание в силу своих законов отдаёт приоритет "иррациональному" ряду, во-вторых, оно всегда находит его воплощение в собственном народе, а олицетворение противоположных начал видит в остальном человечестве.
Вариантом подобного деления является условное деление культур на "мужские" и "женские" (почвенничество, разумеется, отдаёт предпочтение "женским", - и то сказать, как язык повернётся назвать родимую свою культуру не материнским, но мужеским началом?) с самыми изощрёнными построениями о сущности родной культуры - от софиологии до рассуждений о "бабьем начале".
Иудаизм произошёл якобы от культа Ра, а создатель первою монотеистической религии - Эхнатон. В Египте обучались мудрости Соломон, Сократ, Геродот и Христос, принадлежащие, следовательно, к африканской традиции. Не только Иудаизм и Христианство, но и Ислам - творение африканца, а именно раба-эфиопа Хадзарт-Билала ибн Рабата, наставника малограмотного Мохаммеда. Поскольку Пророк не умел читать, то Тору и Библию ему читал Билал. От него же Мухаммед узнал мудрость Африки. Пророк однажды якобы сказал даже: "Ислам - это не я. Он <Билал>-это Ислам". После Билала ислам совершенствовали выдающиеся африканцы Аль-Джахиз и Ибрахим Али Махди.
Все европейские царствующие семьи, включая Елизавету Английскую, через семейство Медичи имеют, как утверждает бен-Джоханнан, африканскую кровь.
Кстати, что касается ибн-Рабата, то вначале "Чёрные мусульмане" ничего о нём не знали и прочли о нём уже в 50-е годы в работах по исторической мифологии и с началом в это же время изучения подлинного Ислама. В результате Билал стал одним из центральных героев секты как "первый муэдзин", и даже самоназвание секты иногда обозначается как "билалиане".
Схожие взгляды на историю высказывает и один из наиболее радикальных чёрных националистов Дон Ли, директор чикагского Института позитивного образования, сменивший имя на Хаки Мадхубути: "Чёрный народ Чема и Куша (земли, которые позже были переименованы греческим словом Египет) первыми выработали сложную систему религии и знания, называвшуюся "таинствами", которая также была первой системой Спасения. Африка, или же Акебу-лан,* во времена славы Чема, за 4000 лет до Р. Хр., а то и ранее была синонимом слова "Чёрный" ...Важно тут то, что явление, которое сегодня описывают как греческую философию, на самом деле является египто-афро-чёрной философией, разработанной более чем за четыре тысячи лет до установления контактов с греками".** Смертельный удар по чёрной цивилизации нанёс эллинизм и вторжение в Чёрный Египет при Птолемеях греческой культуры, куда более варварской: "Это был фатальный удар, приведший к превращению Чёрного Египта в Коричневый, а затем в Белый. Великие библиотеки Египта были разграблены Аристотелем и его преемниками, а великие книги после переделок были объявлены написанными Аристотелем и другими".*** Здесь Мадхубути опирается на известную монографию Ч. Уильямса "Разрушение Чёрной цивилизации", в которой за высосанной из пальца подробной историей величественной чёрной цивилизации мифических времён следует трагическая панорама двух- или даже трёхтысячелетней кропотливой работы белой расы по фальсификации или уничтожению её следов.
______________ * Мадхубути ссылается на "брата" бен-Джоханнана, "доказавшего, что Алкебу-лан - подлинное имя континента, известного ныне как Африка". Эта тонкость, как и вообще долгая дискуссия вокруг самоназвания чернокожих и самого континента, вообще имеет важное значение для националистического сознания как выражение противоположных культурно-психологических "Образов Себя". ** Madhubuti Н.R. Enemies: the Dash of Races. Chicago: Third World Press, 1978, p.46 *** Ibid., p.46
Мадхубути приводит множество работ, представляющих "правильную" историогафию африканской расы и выдвигает проект создания новой расовой идеологии на основе предложенного им списка, включающего упомянутых в данной работе авторов, а также множество других.
Очень красноречив, однако, следующий пассаж из первой главы в книге Хаки Надхубути. Несмотря на порочность позиции автора в целом
(Мадхубути полагает, что "белая раса - величайший враг чёрной расы", а мулат -"намеренно созданный белыми враг чёрной расы"*) с этим его высказыванием нельзя не согласиться: "Я думаю, что одно из последних видов оружия, к которому прибегает европеец, - это легитимизация его мировидения взгляда на прошедшее и настоящее - в глазах небелых народов мира посредством того, что ошибочно именуется "всемирной" историей. Белая всемирная история, как нас ей обучали, дала нам взгляд на мир не просто анти-чёрный в любом смысле, но по сути дела исключила напрочь позитивный образ чернокожих как функциональной части человечества... Ныне нам, в традициях Лео Хансберри, Дж. Роджерса, Картера Вудсона, Ч. Уильямса. Ш.А. Диопа. Дж. Джексона, Дж. Кларка, Г. Осеи, Ю. бен-Джоханнана. Э. Блайдена. Л .Беннетта, А. Томпсона к других <лишь только список "первостепенной важности", приводимый Хаки Мадхубути в другом месте, включает 36 имён.-Н.С.> нужно самим стать собственной историей. История для нас должна не только документально свидетельствовать о прошедшем, координировать усилия в настоящем и планировать будущее, но должна воодушевлять в нас свершение возможного и невозможного. История народа - это итоговая сумма того, что он собой представляет: в культурном, политическом, экономическом и научном отношении. Сегодня мы выступаем как побежденный и завоёванный народ, поэтому, более, чем когда-либо в нашей истории мы нуждаемся в атакующей истории - истории войны, подтверждающей документально нашу борьбу против белого господства на протяжение последних 5 000 лет".**
______________ * Ibid., p.47, 73 ** ibid., p.14
Обзор сочинений, развивающих культурную и историческуо мифологию, можно было бы продолжить - но это тема отдельной работы, да и число их огромно. Поэтому закончим на этом описание, тем более, что все они, несмотря на очень и очень разный уровень, оперируют oдними и теми же клише и представлениями, одним неизменным набором общих мест и штампов. Их отрывочное усвоение массовым сознанием превращает их в расхожие представления, придавая им прочность народного предрассудка. То же самое, впрочем, происходит и со штампами универсализма, рассмотрение которых тоже остаётся за рамками этой работы. В массовом сознании те и другие парадоксальным образом уживаются рядом: тирада далёкого от рефлексии человека по поводу волнующих его жизненных проблем - это переплетение тех и других штампов. Позволив себе сравнение из области отечественного массового сознания, напомним, что любой носитель подобного сознания сообщит вам, что большевики погубили страну, а при Сталине был порядок, что у русского человека никогда порядка не будет и работать он не умеет - и тут же что-либо в высшей степени шовинистическое. Господствующая среди африканской молодёжи установка на модернизацию уживается с обоими наборами общих мест (напомню, что и почвенничество, и универсализм - лишь два варианта модернизации), это же относится и к вестиндийской диаспоре. Несколько иная картина - у афро-американской молодёжи, где доминирующая установка на утверждение собственного достоинства определяет субъективную ориентацию на почвеннические штампы (да ещё на основе такой всё более иллюзорной почвы, как всемирная панафриканская общность) при реальной включенности в западную культуру. Это противоречивое единство передаётся стилем хип-хоп, подчёркнуто авангардным, ультрасовременным, немыслимым без компьютерной музыкальной и графической техники и лазерных эффектов, флуоресцирующих материалов и т.д. и одновременно яро националистическим. Именно в этом основная причина вытеснения стилем хип-хоп проникнутого архаизмом стиля раста-рэггей, а также резкого разделения сфер преимущественного влияния между ними: Вест-Индия. Британия, чья чёрная диаспора сохраняет реальную культурную обособленность) и Африка с преобладанием раста-рэггей и Северная Америка с преобладанием хип-хоп, причём интерес к растафари здесь сильнее у белой богемной молодёжи, чем у афро-американцев. Компромисс между двумя стилями был обретен в синтезе: "даб", раггамаффин, дэнсхолл, джангл и драм-н-басс соединили архаику и пафос рэггей с городским мегаполисным духом хип-хопа и даже с футуристическим авангардом техно и рэйва.
Смешение почвеннических и западнических штампов в сознании молодых африканцев иллюстрируется результатами проведённого мною эксперимента: трёмстам молодым африканцам были предложены штампы и общие места из того и другого набора, взаимоисключающие друг друга (конечно, для рефлексирующего, а не обыденного сознания), а также три варианта ответов о наилучшем пути развития африканской культуры:
1/Африке следует ликвидировать пережитки прошлого, мешающие прогрессу, и усвоить общечеловеческие ценности, воплощённые в культуре развитых стран Запада;
2/Африке следует выбирать лучшее из западной и родной культур, совмещая то и другое; 3/ у Африки собственная культура, которую ни в коем случае нельзя смешивать с иностранными, любое заимствование для неё губительно.
Первый вариант избрали единицы, две трети опрошенных избрали второй вариант и одна треть - третий. При этом самое поразительное, что между второй и третьей группами практически нет различий по поводу одобрения или согласия с клише из обоих списков, хотя они прямо противоречат друг другу. Мало того, даже избравшие первый вариант выражают согласие с почвенническими штампами.
Подобная противоречивость при явной перенасыщенности массового сознания информационной эпохи шаблонными формулировками из расхожего арсенала как почвенничества, так и западничества, служит основой нестабильности коллективных представлений, способности массового сознания - и это уже продемонстрировали события последних десятилетий, связанные с перепетиями аккультурации, - молниеносно метнуться из одной крайности в другую, при этом отнюдь не переживая ломки мировоззренческих стереотипов.
Помимо упомянутых в этой главе работ, источником, откуда черпается материал для шаблонных представлений растафари, служит многочисленный слой полусамодельных брошюрок - "националистический самиздат", -выходящих мизерными тиражами, но в совокупности оказывающих значительное воздействие на массовое сознание (можно уподобить эти книжечки кустарным изданиям по истории и личной жизни политиков и исторических деятелей, хлынувшим на отечественный рынок в первые годы "исторической гласности". Этот слой лубочной исторической литературы не исследован и даже не описан. Как уже упоминалось, по многочисленным свидетельствам,* основу идеологии растафари, помимо учения М. Гарви, составили две пользовавшиеся ошеломительным успехом на Ямайке в 20-е гг. книги: Robert A. Rogers. The Holy Piby. Newark. 1924; Fitz B. Pettersburgh. The Royal Parchment. Scroll of Black Supremacy. Kingston, 1926 (на них основоположник растафари Хоуэлл основывался при написании своей опубликованной в 1930 г. книги "Ключ Обетованный"). Среди других упоминаемых в текстах растафари, исследованиях и высказываниях растаманов книг, воздействовавших на воображение братии, следующие:
______________ * Simpson G.E. Some Reflections on the Rastafari Movement. // Phylon. The Atlanta Univ. Review of Race and Culture. Atlanta, 1985, vol. 4, #4, p. 289
Webb J.H. The Black Man, the Father of Civilization. Proved by Biblical History. Chicago: Fraternal Press, 1924: Idem. A Blackman Wfill Be the Coming Universal King: Proved by Biblical History. Chicago, 1918; Van Sertima I. They Came Before Columbus - The African Presence on Ancient America. N.Y.: Random House, 1976; Ullendorff E. Ethiopia and the Bible; L.: Oxf. Univ. Pr., 1973; Beardsley G.H. The Negro in Greek and Roman Civilization. A Study of the Ethiopian Type. S.l., 1929; Fahi-Kayoude R. Blackism. Lagos. 1965; Weil S. The Need for Roots. Boston: Beacon Press, 1950; Bennett N. Africa and Europe: from Roman Tribes to the Present. N.Y.: Africana Pbl. и множество других. Причём вовсе не все они принадлежат к разряду исторической мифологии - многие были использованы в этом качестве уже самими растаманами. Так, иные чисто академические труды использовались лишь фрагментарно. Среди возникшей в 1968 г. наиболее популярной среди молодёжи секты растафари "12 колен Израилевых", по свидетельству Т. Уайта, основополагающей исторической книгой почиталась вышедшая в 1930 г. работа историка-иезуита Джозефа Уильямса "Hebrewisms of West Africa - From Nile to Niger with the Jews" - "насыщенное, обильно документированное исследование,... описывающее распространение иудаизма и еврейской культуры в Африке. Используя Библию и другие религиозные тексты, а также предшествующие исторические работы, журналы, исследования и свои собственные наблюдения, Уильяме доказывает, что иудаизм был господствующей религией в Египте, Эфиопии, Сахаре и Западной Африке, предоставляя наукообразное подтверждение общепринятого среди растаманов убеждения в том, что они на самом деле являются чёрными евреями".*
______________ * White Th. Catch а Fiге. The Life of Bob Marley. L. etc.: Oninibus Press, 1991, p.279-280
Весь этот поток литературы - научной, публицистической, откровенно шарлатанской и высокопрофессиональной, националистической и написанной белыми авторами, равнодушными или даже враждебными идеям чёрного национализма, адекватно или неадекватно усвоенной, - так или иначе стимулировал развитие в массовых представлениях упрощённых подобий теорий культурного национализма. В последние годы к нему добавилось огромное число самодеятельных сайтов в Интернете, открывших простор фантазии сотен энтузиастов.
*****************
*******
Итак, "гуманистическое почвенничество" отличается от вульгарного, от которого, в свою очередь, рукой подать до уличного погромного шовинизма, вовсе не системой аргументации и не доказательностью выкладок: как мы видели, они почти не меняются более полутора веков, едва ли не превратившись в устойчивую формулу, кочующую из книги в книгу и, несмотря на разительную разницу в учёности и интеллекте между представителями первого и второго направления в почвенничестве, общим "научным методом" служит подтасовка (обычно невольная) и виртуозная интерпретация фактов. Собственно, исторические труды почвенников настолько стоят вне науки и имеют иную цель создание культурного мифа, - что упрёк в ненаучности, недостоверности и т.д. становится столь же неправомерным, что и упрёки в отношении собирателей мифов и сказок, легенд и преданий в том, что-де в собранных ими фольклорных материалах много неправды и неточностей в освещении исторических событий. Это сфера действия других критериев, что стыдливо признаётся в рассуждении о "правде страсти" и самими создателями исторической мифологии, особенно когда речь идёт об оценке творчества их коллег, а Сенгором даже возводится в добродетель. Лишь престиж научного знания, как ни парадоксально, наиболее высокий в малообразованных слоях, где оно сакрализуется. заставляет их выдавать своё художественно-историческое творчество за науку. Это примерно те же побуждения, что заставляют судить по критериям и законам научного знания совершенно иную сферу общественного сознания - философию, - а политических супостатов, особенно в слаборазвитых странах, рядиться в учёные-теоретики.
Что же до почвенников-гуманистов и вульгарных почвенников, то иногда вторые даже "научнее" первых. Так, лингвистические и семиотические выкладки Н. Диалы выглядят куда сложнее простодушных суждении Э. Блайдена. Отличие проявляется не в эрудиции и строгости мысли, хотя зависимость тут, конечно, есть, не в наукообразии, а в контексте рассуждений и в выводах: историческая мифология почвенничества служит либо утверждению идеи самоотверженного служения человечеству (Э. Блайден, Л. Сенгор, А. Мазруи), либо ксенофобии и идее естественной вражды рас и культур (М. Гарви, Г. Осей, И.Оньевуеньи, Х. Мадхубути, Н. Диала). Акценты здесь очень легко смещаются. В итоге "научно обоснованная" теория особенности и неповторимости своей культуры закономерно вырождается в иррациональный миф о её превосходстве и ничтожности всех других. При этом словесные формулировки, расхожие штампы, "топосы" почти не изменяются. Мало того, тексты мыслителей-гуманистов используются литераторами-шовинистами.
Последнее сегодня хорошо видно на примере отечественного почвенничества.
Возможно, одно из объяснений этой повсюду и во всех странах происходящей метаморфозы - в самой природе почвеннического мышления. в том, что, как подметил в одной из своих работ А.А. Игнатьев (кстати, наряду с цитируемой работой, автор довольно интересных теоретических работ по массовой культуре и рок-музыке), понятие нации определяет границы, в которых сохраняют единообразие наиболее устойчивые императивы поведения - миф и язык как источники наиболее массовых форм личностной идентичности и социального единства. В науке же универсальными императивами дискурса служат знание и рациональность. "По этой причине отношения между носителями национальных ценностей и ценностей науки всегда складываются конфликтным образом,* а интеграция интеллектуалов в национальные общества оказалась долгим, трудным и, надо признать, безрезультатным процессом: по своим идеальным моделям дискурса это по-прежнему публика без корней, международные "перекати-поле", которых с равным основанием можно рассматривать и как элиту, и как своеобразное маргинальное гетто".**
______________ * В 1907 г. на торжественном обеде Э. Блайден произнёс следующий спич о превосходстве африканской культуры: "Наука - вовсе не последнее слово человечества. Она не может им быть. Она постоянно угрожает существованию могучих побегов, порожденных человечеством. Она вооружается до зубов против соседей. Её самые распространённые изобретения - это орудия смерти,... и человек желает знать, когда же всё это кончится и куда заведёт", (цит. по: Lynch Н. E.W.Blyden: Pan-Negro Patriot.... р.63 ** Игнатьев А.А. Ценности науки и традиционное общество (социокультурные предпосылки радикального политического дискурса). // "Вопросы философии". 1991, №4, с.5-6
Видимо, можно поменять местами антецедент и консеквент в формуле А.А. Игнатьева, гласящей, что "в той степени, в какой интеллектуалы или научное общество выступают в качестве субъектов повседневной жизни, они неизбежно оказываются носителями местных или национальных стандартов дискурса, пусть даже сколь угодно продуктивных, однако предполагающих совсем иные сакральные ценности, чем рациональное знание".*
______________ * Там же, с .7-8
В "перевёрнутом виде" это утверждение предполагает, что почвенническая позиция подчиняет дискурс законам обыденного сознания, сколь бы искушён в методологии научного мышления ни был субъект его (я бы назвал это "синдромом Диопа-Шафаревича"). Отталкиваясь от трактовки почвенничества и универсализма как двух взаимодополняющих интеллектуальных установок с внутрисистемным детерминизмом познавательных категорий и ценностей (т.е. у каждой установки - свои. но находящиеся между собой в согласии), можно предположить, что причины этой метаморфозы в следующем: если в отношении гуманистической направленности обе установки равноправны (по крайней мере, в истоке своём - фашизм и большевизм показали, во что каждая из них может в пределе вылиться; впрочем, и любовь к ближнему в пределе может довести до смертоубийства, - порочны не сами установки, а их бескомпромиссное доведение до полного "восторжествования"), если столкновение этих установок - это не борьба Добра со Злом, а трагическая коллизия двух равно оправданных мировосприятий, то научному дискурсу целостный комплекс почвенничества* внутренне чужд и последний его неминуемо отвергает и отторгает, обволакивая оставшийся каркас теперь уже квазинаучной аргументации мистической иррациональной плотью. Собственно, почвенничество не видит в этом беды и при всём самолюбовании никогда не считает своей сильной стороной рациональное мышление. Напротив, именно в нём оно видит антигуманное начало и изъян соседних культур, особенно же западничества.
______________ * Традиционализм, коммунитарное мировоззрение, циклическое представление о времени и истории, миф и т.д. В пределе всё сущее расщепляется на два семантических ряда (не в реальности, конечно, а в восприятии мира сознанием), и каждый тяготеет к своей установке: правое-левое, верх-низ, день-ночь, мужское-женское, активное-пассивное, статика-динамика, городское-сельское, потустороннее-посюстороннее, горячее-холодное, и так без конца. Обычно этим рядам дают ярлыки "Западного" и "Восточного". Условность этих ярлыков легко обнаруживается при первом же обращении к реальной жизни.
Курьёзно, что почвенники соседних народов взаимно стыдят друг друга (и даже поносят) за сухой рационализм, рассудочность, прагматизм, собственный народ наделяя мечтательностью, интуицией и т.д. Как мы помним, Леопольд Сенгор, а до него Лео Фробениус применяли оппозицию "Африка - Европа" к противопоставлению германских и романских народов у немецких романтиков. Бердяев - не такой уж и почвенник - наделяет немцев теми же чертами, которыми последние наделяют французов, а французы - немцев либо англичан; те, в свою очередь,... и так далее. Вот что пишет Н.А.Бердяев о немцах (замените немца французом, а русского - немцем и африканцем, и покажется, что писано Л. Сенгором!): "Немец - это "активность и организация", "в нём нет никакого пассивно-женственного приятия мира, других народов, нет никаких братских и эротических чувств к космической иерархии живых существ. Всё должно пройти через немецкую активность и организацию. Германец по природе своей не эротичен и не склонен к брачному соединению. Где коснулась бытия рука германца, там всё должно быть рационализировано и организовано... Немецкое сознание всегда нормативное. Немец не приобщается к тайнам бытия, он ставит перед собой задачу, долженствование".* Любимец перестроечной гуманитарной интеллигенции, таким образом, на поверку оказывается не только не философом, но анти-философом, если под философией понимать рефлексию сознания, старающегося постичь собственную ограниченность и ловушки мышления и восприятия, в противоположность уютному болоту элементарных архетипов первобытного рассудка.
______________ * Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX в. // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.: Наука, 1990, с.160-151
По Н.Я. Данилевскому, романо-германскомму типу свойственна насильственность, вытекающая из чрезмерно развитого чувства личности, индивидуальности, славянскому же типу - терпимость, гуманность.* Точно такое же разделение проводили Аксаковы, Киреевские, А.С. Хомяков, но с другой стороны - и немецкие национал-романтики, в качестве излишне рационального начала, чуждого сентиментальности, приводившие декартовский ум француза. Для Мартина Бубера еврей - это носитель мистического, иррационального, чувственного начала, для антисемита же еврей - воплощение холодной расчётливости, практицизма, рационального рассудка. Показательны взаимные оценки католицизма и православия: каждая конфессия видит в другой излишнюю рассудочность, недостаток живого и эмоционального религиозного чувства. Последняя мифологическая мода - интерес к "кельтской цивилизации" как альтернативе излишнему рационализму Запада и увлечение кельтским фольклором и поэтизация древней культуры кельтов - строится по тем же принципам. Миф о "кельтской цивилизации", основанной не на насилии и подчинении, как у германских и романских народов, а на волшебной мудрости жрецов-друидов, позволил недовольным крайностями индустриальной цивилизации найти и в древней Европе утраченный идеал гармоничного и духовного общества.
______________ * Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.,1991, с.179, 187-189
Примеры бесчисленны, и цитаты можно было бы громоздить ещё долго - но это тема отдельной книги. Главное, куда ни взгляни: в Латинскую Америку, Китай, Турцию, Индию и т.д., - повсюду почвенничество (впрочем, и универсализм тоже, но с точностью до наоборот и обратными оценками) выстраивает два известных семантических ряда. Это позволяет заключить, что они главным образом связаны не с реальными характеристиками, а с формальной структурой почвеннического сознания, с оппозицией родного и вселенского.
При этом, во-первых, почвенническое сознание в силу своих законов отдаёт приоритет "иррациональному" ряду, во-вторых, оно всегда находит его воплощение в собственном народе, а олицетворение противоположных начал видит в остальном человечестве.
Вариантом подобного деления является условное деление культур на "мужские" и "женские" (почвенничество, разумеется, отдаёт предпочтение "женским", - и то сказать, как язык повернётся назвать родимую свою культуру не материнским, но мужеским началом?) с самыми изощрёнными построениями о сущности родной культуры - от софиологии до рассуждений о "бабьем начале".