И командующий решается пустить суда поодиночке, с разными интервалами, а тем временем отвлечь внимание противника налетами нашей авиации на его аэродромы, на Киркенес, Петсамо. Перед истребителями ставится задача перехватывать фашистских воздушных разведчиков, не дать им обнаружить суда на переходе.
   Один за другим покидают Мурманский порт всевозможные суда - от океанских транспортов до зверобойных мотоботов. Они идут в одиночку, совершенно беззащитные. С тяжелым сердцем смотрит на них адмирал, когда они показываются на траверзе Полярного. О судьбе их не будет известно, пока не доберутся до Архангельска: чтобы противник не запеленговал суда, пользоваться радиосвязью им разрешено только в чрезвычайных случаях.
   К концу вторых суток береговой пост Кильдина сообщил: последнее из судов обогнуло остров и легло курсом на восток.
   Руководя боевыми действиями на суше, море и в воздухе, командующий ни на минуту не забывает о судах, которым предстоит пройти 450 миль - более 800 километров (морская миля - 1,8 километра). Можно себе представить его волнение, когда радио донесло сигнал бедствия с рефрижератора No 3 Народного комиссариата рыбной промышленности, с судна водоизмещением в 2 тысячи тонн: его атаковала вражеская авиация. На вызовы рефрижератор не ответил. Значит, погиб... Какую уже ночь не спит адмирал, вздрагивая при каждом звонке с радиоузла. Он понимает, насколько рискованно осуществляемое по его приказу предприятие, хотя и делается оно ввиду угрозы потерять все.
   Днем поступило донесение из Архангельска. Командующий не верит ушам. Снова и снова переспрашивает.
   "Ответ поразил не только меня, - записано в дневнике. - Все до единого суда прибыли в пункты назначения благополучно; не пострадало в пути ни одно. Сейчас они рассредоточены в Северной Двине. Что же касается рефрижератора No3, то он третьи сутки преспокойно стоит у причала в Архангельске. Никаких повреждений не имеет. Целехонек и готов к плаванию. Оказывается, случайно пролетевший мимо судна "юнкерс", вероятно разведчик, выпустил несколько очередей по рефрижератору. Две-три пули попали в стенку радиорубки, и радист самовольно, без ведома капитана, дал в эфир сигнал бедствия, после чего закрыл вахту и, естественно, не слышал наших запросов.
   До того приятно, что нет потерь, - даже сердиться на перетрусившего радиста не хочется... Итак, все суда - 150 единиц, которые еще очень пригодятся государству, - целы. Расчет оказался верным. Риск был необходим, целесообразен и поэтому оправдан. Теперь можно сказать: еще одно столкновение умов в войне на море здесь, в Заполярье, выиграно нами".
   Радость этой первой удачи на море огорчила трагедия у Гавриловских островов. Пять вражеских эсминцев внезапно напали здесь на советский отряд кораблей - два рыболовных траулера, которых сопровождал сторожевой корабль "Пассат", тоже вчерашний траулер, промышлявший треску, а теперь вооруженный двумя 45-мм пушками и двумя пулеметами. Завидя противника, командир "Пассата" старший лейтенант В. Л. Окуневич, приказав обоим траулерам идти к берегу, чтобы укрыться в бухте Гавриловской, сообщил по радио о нападении и ринулся навстречу врагу. Две сорокапятки против мощных орудий эсминцев что они могли сделать? И все же моряки сторожевика, верные долгу, вступили в неравный бой, чтобы отвлечь на себя внимание фашистов и тем самым спасти траулеры. "Пассат" сражался до конца. Даже когда разбитый вражескими снарядами корабль носом уже погрузился в воду, кормовое орудие его продолжало бить по врагу. Фашистские эсминцы потопили и один из траулеров. Второй успел войти в бухту.
   В течение часа погибли два судна и семьдесят три человека.
   Никто из моряков не дрогнул в бою. Когда враг начал обстреливать шлюпки с погибших кораблей, они гордо встретили смерть: под пулями и осколками запели "Интернационал". Командующий высоко оценил героизм моряков. Но его мучит вопрос: почему случилось так, что вражеские корабли безнаказанно смогли расправиться с нашим конвоем? Медлительность штаба флота - вот тому причина, - пришел он к заключению. Эскадренные миноносцы вышли к месту боя только через полтора часа после радиограммы Окуневича, то есть когда бой уже закончился. Поздно была выслана и авиация.
   "В конечном счете все это - моя ошибка, - с горечью отмечает адмирал. - Занятый сухопутными делами... я перестал уделять достаточное внимание морской разведке...
   Вывод на дальнейшее: внимание разведке, в первую очередь воздушной. Надо знать все, что происходит на театре, предвидеть намерения противника, учитывать его тактику и опережать его действия".
   Подлинно мужественный человек, Головко никогда не перекладывал ответственность за промахи на плечи других. Он умел видеть свои ошибки и решительно исправлять их.
   Когда спустя две недели четыре вражеских эсминца вновь вышли на морской разбой, разведка уже не запоздала сообщить об этом. Несмотря на туман, удалось проследить их путь. В море в это время находилось гидрографическое судно "Меридиан" - оно направлялось от маяка к маяку вдоль побережья с заданием принять на борт семьи маячных служителей, чтобы потом доставить их в Архангельск. Капитан судна по радио был предупрежден об эсминцах противника и получил приказ укрыться в бухте Восточная Лица, но не сразу выполнил его. Это погубило корабль. Эсминцы настигли судно у входа в бухту. Расстреливаемый в упор "Меридиан" затонул.
   Фашисты со звериной жестокостью добивали плававших в ледяной воде людей, в том числе женщин и детей. Но на этот раз нападение не оказалось безнаказанным. Заблаговременно поднятые с аэродромов советские самолеты в тумане разыскали вражеские миноносцы и атаковали их. Один из них был подбит, а затем потоплен.
   Только 10 августа враг решился на новую вылазку. Тактика прежняя скопом навалиться на тех, кто слабее. На этот раз объектом атаки трех вражеских эсминцев стал сторожевой корабль "Туман" - такой же переоборудованный траулер, как "Пассат". Он нес боевой дозор у острова Кильдина, когда над ним низко пролетел фашистский бомбардировщик. Командир корабля старший лейтенант Л. А. Шестаков сейчас же донес об этом.
   (И снова горькое признание Головко: "Увы, нам еще не хватает оперативности мышления в новых условиях и умения анализировать уже известные факты, сопоставлять их с возможными намерениями противника на театре. В двух предыдущих случаях появление вражеских эсминцев было предварено воздушной разведкой и совпало по времени с нынешним случаем. Если бы сегодня мы учли это, если бы действовали быстрее, если бы все донесения были сделаны раньше, картина боя могла быть иной. Ибо где-где, а на войне время не ждет".)
   Бой снова показал силу духа наших людей во всем величии. Сторожевик со своими двумя сорокапятками вступил в бой с тремя боевыми кораблями. На сторожевике вспыхнули пожары, через пробоины врывалась вода, а экипаж сражался. Когда осколком снаряда перебило флагшток, раненый матрос Семенов подхватил флаг корабля и поднял его над головой. Герой получил вторую рану. На помощь ему подоспел радист Блинов. До последней минуты на гибнущем корабле развевался флаг Родины.
   В бой включилась расположенная на берегу наша батарея. Ее залпы отогнали фашистские эсминцы. Но спасти "Туман" уже было невозможно. Уцелевшие моряки сошли в шлюпки. Шестакова, убитого в начале боя, сменил лейтенант Л. А. Рыбаков. Он покинул тонущий корабль тридцать седьмым по счету, то есть последним, как положено командиру.
   Отходившие от места боя вражеские эсминцы настигла поднятая командующим флотом авиация. Один из них был поврежден у острова Варде. Гитлеровцы убедились, что впредь им не удастся безнаказанно нападать на советские корабли. Теперь они стали действовать куда осторожнее.
   С первых же дней войны флот не только отбивался от врага, но и наносил ему удары. Они становились все чувствительнее. Наше командование верно определило самое уязвимое место противника - его морские коммуникации. Лапландская группировка гитлеровцев не могла существовать без связи с тыловыми базами в Норвегии. По суше здесь много не подвезти: железных дорог нет, а пропускная способность автомобильных дорог незначительна. Снабжение фронта, подвоз подкреплений фашисты могли осуществить только морем. Морем же они вывозили из Киркенеса и Петсамо столь необходимое им стратегическое сырье - никелевую руду.
   Размышления над картой привели командующего флотом к выводу - если нарушить морские коммуникации врага, то его лапландской группировке будет не до наступления: не до жиру, быть бы живу. И Головко нацеливает на вражеские пути основную ударную силу флота - подводные лодки.
   Налеты фашистской авиации вынудили перенести флагманский командный пункт флота в безопасное место - в убежище, вырубленное в огромной скале. Кабинет командующего здесь - крохотная комната. Вся ее обстановка письменный стол с телефонами, несколько стульев и койка. Зато несомненно одно преимущество нового КП: рядом с кабинетом Головко - командный пункт бригады подводных лодок. Командующий в курсе всех дел подводников. Он знает, где действует каждая лодка, что она делает в данную минуту. Командир бригады Н. И. Виноградов имеет доступ к командующему в любой час дня и ночи. Головко, как правило, лично провожает в поход каждую лодку, подолгу беседует с командиром корабля, разъясняя задачу.
   Условия для действий подводников сложились очень трудные. Берег на запад от Рыбачьего занят противником. Вдоль всего побережья - вражеские посты наблюдения, батареи, аэродромы. Используя большие глубины прибрежных вод, гитлеровцы свои конвои вели почти вплотную к берегу, где во множестве удобных бухт и заливов были рассредоточены их сторожевые суда. В начале фашисты пускали транспорты без охранения. Но после первых же атак наших лодок стали водить их в конвоях - в сопровождении множества боевых кораблей и под постоянным прикрытием авиации.
   И все же потери гитлеровцев на море росли с каждым месяцем. Боевой счет советские подводники открыли 14 июля, когда Щ-402 под командованием капитан-лейтенанта Н. Г. Столбова проникла в порт Хоннингсвог и двухторпедным залпом потопила стоявший там на якоре вражеский транспорт водоизмещением в 3000 тонн. 21 августа в порт Лиинахамари проникла "малютка" под командованием капитан-лейтенанта И. И. Фисановича и потопила еще одно неприятельское судно. 26 сентября в этом же порту атаковала немецкий транспорт подводная лодка М-174 под командованием капитан-лейтенанта Н. Е. Егорова. 2 октября М-171 капитана 3-го ранга В. Г. Старикова тоже непосредственно в порту торпедировала большое вражеское судно.
   Пока не так уж много. Сказывался недостаток боевого опыта у командиров кораблей. Головко добивается, чтобы каждый поход был для них настоящей школой. Вместе с молодыми командирами в плавание отправляются старейшие подводники - командиры дивизионов И. А. Колышкин и М. И. Гаджиев. Оба почти не бывают на берегу. Вернутся с моря и сразу же переходят на другие лодки, уже готовые отдать швартовы.
   19 сентября над Екатерининской гаванью прогремел орудийный выстрел. Это подводная лодка К-2 капитана 3-го ранга В. П. Уткина, на которой выходил в море Гаджиев, оповестила об одержанной победе. Подводники потопили вражеский транспорт. Причем впервые на Севере подводная лодка успешно использовала свое артиллерийское оружие (на этих типах лодок стояли мощные орудия). С тех пор победные выстрелы - по числу потопленных кораблей - стали традицией подводников-североморцев.
   Осенью Северный флот к имевшимся пятнадцати подводным лодкам получил еще восемь, переведенных из Ленинграда. Возможности действий на вражеских коммуникациях расширились. В сочетании с возросшим опытом подводников это способствовало достижению новых боевых успехов. В декабре общее водоизмещение атакованных и потопленных североморцами вражеских судов составило 66 тысяч тонн.
   Подводники уже привыкли к тому, что когда лодка после похода возвращается в родную гавань, на пирсе ее встречают командующий флотом и командир бригады. Адмирал обходит выстроившихся на палубе моряков, поздравляет с победой, каждому жмет руку. Здесь же, на корабле, он выслушивает доклад командира, потом ведет офицеров лодки на флагманский командный пункт, где начинается обстоятельный разговор о подробностях похода, удачах и ошибках. Так общими усилиями были выяснены причины низких результатов атак в первые месяцы войны: командиры экономили торпеды и старались поразить цель одним выстрелом. Это часто приводило к промахам. Капитан-лейтенант Малышев, например, в одном походе пять раз выходил в атаку, и каждый раз торпеда проходила мимо цели. И только шестая атака завершилась победой. Да и то лишь потому, что командир сблизился с целью на "пистолетный выстрел". Когда обсуждался этот поход, командующий хлопнул ладонью о стол:
   - Хватит. Такая экономия слишком дорого нам обходится. Если бы Малышев вместо одиночных выстрелов давал двух-трехторпедные залпы, то из шести атакованных им транспортов по крайней мере три были бы потоплены. Жалеть в таком случае торпеды не следует.
   Все командиры перешли к залповой стрельбе. Это очень скоро дало результаты. После очередного похода подводная лодка Щ-421, которой в то время командовал капитан 3-го ранга Н. А. Лунин, отсалютовала трижды. А Д-3 капитан-лейтенанта Ф. В. Константинова, применяя залповый метод стрельбы, в течение одного плавания успешно атаковала четыре вражеских транспорта.
   В декабре вернулась в Полярный подводная лодка капитана 2-го ранга В. Н. Котельникова, на которой выходил в море командир бригады Н. И. Виноградов. Командующий флотом поджидал ее на причале. Не дожидаясь, когда корабль отшвартуется, адмирал вбежал на ходовой мостик, крепко обнял Котельникова.
   - А знаете, что вез транспорт, который вы потопили?
   - Нет, товарищ командующий.
   - Полушубки он вез для лапландской группировки. Двадцать тысяч полушубков. Сами немцы в газете плакались: русские, мол, воюют не по правилам, бесчеловечно. Горные егеря теперь простудиться могут...
   Моряки дружно смеются:
   - Пусть егеря на морозе попляшут!
   - Мы их в гости не приглашали!..
   Начальник береговой базы капитан 3-го ранга Морденко вручает Котельникову живого поросенка. Это тоже стало традицией - экипаж лодки после похода получает в подарок столько поросят, сколько потоплено кораблей. Потом поросята в зажаренном виде будут украшением праздничного обеда, на который экипаж лодки пригласит боевых товарищей с других кораблей. Головко и Николаев, если позволяло время, охотно бывали на этих встречах. Командующий любил вместе со всеми порадоваться победе. Он умел и веселую застольную беседу сделать задушевной и полезной. Здесь снова во всех деталях - драматических, а то и смешных - обсуждались перипетии боевого похода, подчас вносились очень деловые предложения. И вся атмосфера таких встреч согревала души подводников, наполняла сердца гордостью за свои дела, за то, что вокруг такие чудесные, верные друзья.
   Командующий требовал от подводников непрестанно совершенствовать тактику борьбы. Гитлеровцы, стремясь уберечь транспорты от атак наших кораблей, маршруты конвоев прокладывали в шхерных районах, среди островов. Здесь на небольших глубинах легче было отгородиться от моря минными полями. Мины и противолодочные сети, сторожевые посты и батареи на островах еще более усложняли действия наших лодок. Да и обнаруживать конвои среди бесчисленных островов стало значительно труднее.
   Раньше каждой подводной лодке выделялась строго определенная позиция, за пределы которой она не могла выходить. Жизнь показала, что разграничительные полосы сковывали инициативу командиров, мешали использовать боевые возможности кораблей. Уже в начале 1942 года на Севере перешли к новому, более совершенному способу использования подводных лодок - к крейсерству в ограниченном районе, что открывало подводникам условия для широкого маневра. Эффективности действий подводников способствовало улучшение воздушной разведки, привлечение самолетов для наведения лодок на цель, а в дальнейшем и организация непосредственного взаимодействия между подводными, надводными кораблями и авиацией.
   Однако до самого конца войны подводникам приходилось преодолевать много трудностей. За время похода каждая из лодок не раз форсировала минные и сетевые заграждения. Противник непрерывно усиливал охранение конвоев. Если гитлеровцы обнаруживали подводную лодку, на нее обрушивались сотни глубинных бомб. Не раз случалось, что подводная лодка вырывалась от преследования отчаянным маневром: всплывала и пускала в ход артиллерию.
   Командующий флотом, наблюдая за действиями подводников, принимал все меры, чтобы помочь попавшему в беду кораблю. Так было со Щ-402 Столбова. Лодка успешно атаковала крупный транспорт, тральщик и еще одно небольшое судно. Когда удалось оторваться от противника, обнаружившего "щуку", оказалось, что в поврежденных бомбежкой цистернах не осталось топлива. Моряки собрали из неизрасходованных торпед керосин, смешали его со смазочным маслом, и на этом "ерше", как шутили потом подводники, им удалось отойти подальше в море. Но вот дизеля встали, на этот раз окончательно. Лодке грозила неминуемая гибель.
   Узнав об этом, Головко спросил у командира бригады:
   - Какая лодка готова к выходу?
   Таких не оказалось. К-21, которой теперь командовал Лунин, стояла на ремонте, ремонт ее должен был закончиться через четыре дня. Головко вызвал командира:
   - Вам нужно немедленно выходить, спасать Столбова.
   Подводники приложили все силы, и через несколько часов "катюша" большая крейсерская лодка - взяла курс в море. Бушевал шторм. С трудом Лунин разыскал поврежденную лодку, на огромной волне, грозившей разбить оба корабля, сблизился со Щ-402 и передал ей топливо. Обе лодки благополучно возвратились в Полярный.
   Трагически сложилась судьба Щ-421, которую принял Видяев у Лунина, когда ют перешел на К-21. В этом походе участвовал И. А. Колышкин. "Щука" отправила на дно вражеский транспорт. Но радость подводников была недолгой. 8 апреля лодка подорвалась на мине. Взрывом срезало оба винта. Корабль потерял ход и не имел возможности погружаться. А вражеский берег был рядом. Подводники заделали пробоины, собрали брезентовые чехлы, сшили из них паруса и подняли их на перископ, заменивший мачту. Так удалось отойти от берега. Радист отремонтировал поврежденную рацию, и Колышкин доложил на базу о случившемся. Через несколько часов на лодку поступила радиограмма командующего флотом, в которой сообщалось, что на помощь направляется К-22. Вскоре поступила еще одна депеша, подтверждающая и дополняющая первую: "Подводной лодке К-22 приказано следовать с позиции вам на помощь. В случае невозможности спасти лодку спасайте людей, лодку уничтожьте".
   Командир К-22 на полном ходу вел свой корабль к месту катастрофы. Наконец корабли сблизились. Моряки "катюши" попытались взять "щуку" на буксир. Но крупная океанская зыбь рвала тросы. Оставался один выход - снять людей, а поврежденный корабль потопить. Видяев не хотел расставаться с родным кораблем. Проводив всех моряков на "двадцать вторую", он и Колышкин остались на палубе одни. До них донесся голос Котельникова: "Это приказ комфлота. Уходите, иначе погубим оба корабля".
   Сначала Колышкин, потом Видяев - обязанность и право командира покинуть корабль последним! - поднялись на мостик "катюши". И вовремя: над морем показался вражеский самолет.
   В полдень 10 апреля К-22 вошла в гавань Полярною. Дважды отсалютовав (она потопила в этом походе два неприятельских судна), "катюша" подняла позывные Щ-421 и выстрелила еще раз, возвестив о последней победе погибшей лодки.
   Флот непрерывно пополнялся подводными лодками. Пять из них пришли на Север с Дальнего Востока, совершив беспримерный в истории подводного плавания переход через Тихий и Атлантический океаны общей протяженностью около 17 тысяч миль.
   Все новые корабли давали подводникам Севера героические труженики судостроительных заводов. С особым волнением встречали североморцы лодки, построенные на средства, собранные трудящимися. Принимали такие корабли торжественно, об этом заботились командующий и политуправление флота.
   * * *
   На палубе одной из "малюток" выстроились моряки, а среди них, на правом фланге, - люди в гражданской одежде. Под звуки "Интернационала" на мачте взвивается военно-морской флаг. Из строя выходят представители трудящихся Ярославской области - секретарь Рыбинского горкома комсомола Михаил Зыбин, колхозника Анфиса Щукина, агроном Антонина Малышева и мастер резинокомбината Александра Соболева. С короткими речами они обращаются к экипажу корабля, к морякам, заполнившим причал. Говорят о том, что комсомольцы Ярославской области собирали деньги на этот корабль. Новая лодка получает название "Ярославский комсомолец". Командир корабля капитан-лейтенант Федор Лукьянов от всего сердца благодарит ярославцев за замечательный подарок Северному флоту, заверяет, что экипаж лодки не пожалеет ни сил, ни жизни самой во имя победы.
   К Лукьянову подошел командующий флотом.
   - Все ваши люди сознают, какой корабль им доверяют? Вам же теперь будут завидовать все подводники Севера. Ваш корабль должен стать лучшим на флоте!
   Встреча с ярославцами запомнилась всем североморцам. С точки зрения воспитания она стоила десятков самых ярких бесед и лекций о связи армии с народом и их единстве. Ничто не может так затронуть сердца людей, как подобное реальное, осязаемое доказательство заботы народа о своем флоте, о своих сынах-моряках.
   Спустя короткое время экипаж "Ярославского комсомольца" сообщил ярославцам о своей первой победе. Она была добыта дерзко и смело - лодка прорвала две линии вражеского охранения и с короткой дистанции торпедировала транспорт, нагруженный боеприпасами. Страшный взрыв потряс море. Он был настолько силен, что сама лодка получила небольшие повреждения.
   Семья кораблей, построенных на трудовые сбережения молодежи, росла. Появились лодки "Челябинский комсомолец", "Новосибирский комсомолец", "Ленинский комсомол".
   Командующий нацеливал на вражеские коммуникации не только подводные лодки, но и другие силы флота. Много он работал с летчиками. Вначале результаты их ударов по конвоям были сравнительно низкими. Объяснялось это тем, что в распоряжении морских летчиков было много типов самолетов. Летали они на МБР-2 - тихоходных, слабо вооруженных летающих лодках и на устаревших СБ. Только в 1942 году на смену этим машинам пришли более совершенные ПЕ-2 и ИЛ-4. Но дело было не только в технике, а в приемах ее боевого использования. Бомбовые удары с больших высот редко приносили победу. Не могли похвалиться большими успехами и торпедоносцы.
   Заглянем снова в дневник адмирала.
   "Как известно, существуют два способа торпедирования - высокое, похожее на обычное бомбометание с горизонтального полета, и низкое. Если сбросить торпеду с большой высоты, то для самолета в таком случае меньше опасности быть сбитым, зато вероятность попадания торпеды в цель гораздо меньшая. Если же сбросить торпеду на бреющем полете в пятистах-восьмистах метрах от цели, то, конечно, опасность для самолета возрастает, ибо атакуемый корабль и его охрана вводят в действие не только зенитную артиллерию, но и вообще все, что способно стрелять. В таком случае торпедоносцу приходится преодолевать весьма плотную огневую завесу, точнее - идти в огне.
   Мы на флоте решились на это, поскольку надо было топить суда противника наверняка, чтобы сорвать его попытки изменить положение на сухопутном фронте, и результаты сказались немедленно".
   29 июля 1942 года два торпедоносца, ведомые капитаном И. Я. Гарбузовым, обнаружили в Варангер-фиорде караван вражеских судов. Летчики со стороны солнца сблизились с наиболее крупным транспортом. Сбросили торпеды с дистанции 400 метров. Транспорт водоизмещением 15 тысяч тонн пошел ко дну.
   За летнюю кампанию 1942 года морские летчики потопили 12 вражеских судов. Потери противника резко возросли в переломном 1943 году. Летчики-североморцы разнообразили тактику действий. Наряду с крейсерством ("свободной охотой") одиночных торпедоносцев применялись массированные удары, в которых торпедоносцы, бомбардировщики, штурмовики действовали совместно.
   А. Г. Головко со своего командного пункта мог включаться в волну любой радиостанции, работающей на флоте. И он следил за каждым боем летчиков. Высокую оценку он дал группе из трех торпедоносцев, ведомой гвардии капитаном А. З. Величкиным. Под прикрытием девятки истребителей торпедоносцы атаковали конвой из 14 судов. Атаку вели с двух бортов, чтобы затруднить противнику маневр уклонения от торпед. Истребители в это время штурмовыми действиями подавляли зенитную артиллерию врага. Результаты удара - один транспорт потоплен, другой поврежден. На обратном пути самолеты подверглись нападению дюжины "мессершмиттов". Потеряв три машины, гитлеровцы отказались от боя.