Неизвестен Автор. Полководцы и военачальники Великой Отечественной (Выпуск 1)

   Генерал Н. Ф. Ватутин возвращался из района боев в штаб фронта. Различив в синих сумерках плотную, коренастую фигуру командующего, часовой встрепенулся, взял автомат "на караул". Николай Федорович поздоровался с солдатом, потер уставшие глаза и, с усилием открыв набухшую дверь, сказал мне:
   - Заходи, Константин Васильевич, посидим...
   Сняв бекешу, он улыбнулся и добавил:
   - Надо немножко заглянуть вперед, прикинуть, что дальше будем делать.
   Обладая широким оперативно-стратегическим кругозором, Николай Федорович никогда не пренебрегал опытом и знаниями других. С планами и замыслами он непременно знакомил всех членов Военного совета, просил обдумать проект и высказать свою точку зрения. Мы, члены Военного совета, и другие работники фронта часто собирались в кабинете командующего и по-товарищески, вполне откровенно беседовали о ходе боевых действий и новых планах. Временами даже и горячо спорили. А в деловых, принципиальных спорах хорошо проверялась и оттачивалась мысль, рождалась истина, вырабатывалось правильное решение.
   Но когда решение обретало форму директивы или приказа, командующий войсками фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин становился тверд и непреклонен и всю энергию и волю, все свои усилия употреблял на то, чтобы вырвать у врага победу и достичь конечного результата запланированной операции.
   Время уже перевалило за полночь, а я, забыв про сон и усталость, жадно продолжал слушать командующего. На моих глазах совершалось таинство рождения оперативного замысла. Выход войск Тринадцатой и Шестидесятой армий на рубеж Луцк, Млинов, Изяслав открывал большие перспективы. Об этом говорил Николай Федорович. Я глядел то на карту, на которой командующий что-то примерял, то на вдохновенное лицо обычно сдержанного в чувствах человека и зримо представлял себе наши войска, приближающиеся к государственной границе СССР.
   ...Я уже говорил, что Николай Федорович любил читать произведения М. В. Фрунзе. Вот и в эту нашу встречу он вновь уселся за рабочий стол, перелистывая книгу.
   - Знаешь, Константин Васильевич, опять я перечитываю томик сочинений Фрунзе, - сказал он. - Всякий раз нахожу все новые и новые, полезные для себя советы. Михаил Васильевич Фрунзе - большой человек и крупный марксист. Как глубоко он мыслил и двигал военное дело! И как заботился, чтобы во главе наших войск стояли умные, образованные, хорошо знающие военное дело, политически и нравственно совершенные командные кадры. Вот послушай, что он советует нашим командирам.
   И Николай Федорович прочитал:
   - "Только тот из вас, кто будет чувствовать постоянное недовольство самим собой, недовольство и неполноту своего научного багажа, вынесенного из стен академии, кто будет стремиться к расширению своего кругозора, к повышению своего теоретического и практического багажа, - только тот не отстанет в военном деле, будет идти вперед и, быть может, проведет за собой десятки и сотни других людей".
   Переложив страничку тонкой бумажной закладкой, Николай Федорович закрыл книгу и продолжал:
   - Как метко сказано: "Чувствовать постоянное недовольство самим собой, недовольство и неполноту своего научного багажа"! Надо постоянно напоминать это нашим командирам. Тогда и зазнайства меньше будет. А то иной командир выиграет бой, операцию и уже чванится, нос задирает, думает, что достиг вершин. А если по настоящему потрясти такого, то на поверку выходит, что знания-то у него непрочные, жиденькие.
   Ватутин встал, прошелся по хате, потом продолжал:
   - Скажи мне, Константин Васильевич, откуда у некоторых командиров берется проклятое зазнайство? Убежден, что это исходит не от большого ума, а от себялюбия и недостатка культуры. Зазнайство - это пережиток прошлого. Как оно нам вредит...
   Разговор затянулся допоздна. Николай Федорович перебирал в памяти прошлое, много говорил о том, какие нам нужны знания, чтобы умело бить врага, что нынешняя война, даже отдельный бой и операция, требует новаторского подхода, широкого применения не только личного опыта, но и опыта всей армии.
   Потом Николай Федорович, как бы спохватившись, сказал:
   - Да, чуть не забыл прочитать тебе еще одну интересную выдержку из сочинений М. В. Фрунзе. Она имеет отношение ко всем командным кадрам, к политработникам особенно. "Сохранит ли в будущем политическая работа в армии то место, которое она имела в минувшей гражданской войне?" - Я отвечаю категорически, несомненно "да". Политические органы были, есть и будут одной из основных баз нашего военного строительства".
   Высказывание М. В. Фрунзе о роли политработы в армии я хорошо знал. Но мне вдвойне было приятно, что на этих словах акцентировал мое внимание и командующий войсками фронта, высоко ценивший политработу. Генерал армии Н. Ф. Ватутин всегда учитывал замечательные морально-боевые качества советского воина. Он знал, что когда волей к победе проникнуты все, от генералов до рядовых, то никакие преграды не сдержат неукротимого порыва наших войск.
   18 февраля 1944 года Военный совет Первого Украинского фронта получил директиву Ставки, обязывающую командующего подготовить наступательную операцию на проскуровско-черновицком направлении. Генерал армии Н. Ф. Ватутин с головой ушел в работу. Он трудился упоенно, не давая покоя ни себе, ни работникам штаба. Вздремнет, бывало, часа три-четыре, освежится принесенной из колодца холодной, с ледком, водой, взбодрит себя гимнастикой - и снова за дела.
   За каких-нибудь пять дней и ночей генерал армии Н. Ф. Ватутин вместе со штабом разработал план новой наступательной операции. За такой короткий срок командующий вряд ли сумел бы выполнить эту сложную задачу, если бы у него, самоотверженного трудолюбца, не имелись предварительные наброски и разработки, подготовленные в результате многодневных размышлений и черновой кропотливой работы.
   И вот члены Военного совета собрались у командующего. Николай Федорович поднялся из-за стола, обернулся к стене и решительно отдернул шторку, за которой висела оперативная карта фронта.
   - Итак, смотрите, что задумано...
   Красные стрелы, изображенные на карте, дробили оборону противника, расчленяли его фронт сходящимися ударами. Наши танковые клещи охватывали немецко-фашистские дивизии, угрожая врагу окружением и уничтожением. В новом оперативном плане ярко была выражена идея сокрушительного разгрома крупной группировки немецко-фашистских войск.
   Замысел операции Первого Украинского фронта заключался в том, чтобы ударами на ряде направлений раздробить оборону противника на части и уничтожить вражеские войска порознь.
   Главный удар наносился силами трех общевойсковых армий, которыми командовали генералы А. А. Гречко, Н. П. Пухов и И. Д. Черняховский, и двух танковых армий генералов В. М. Баданова и П. С. Рыбалко с фронта Торговица, Шепетовка, Любар, в общем направлении на Тернополь, Чертков. Обеспечение ударной группировки слева возлагалось на армии под командованием генералов Е. П. Журавлева и К. С. Москаленко.
   Ставка план утвердила. Командующий войсками Первого Украинского фронта и Военный совет сосредоточили все внимание на том, чтобы быстро и скрытно осуществить перегруппировку частей и соединений, хорошо и всесторонне подготовить наше весеннее наступление.
   Рассказывая о стиле работы Н. Ф. Ватутина, мне хочется снова и снова подчеркнуть, что он трудился всегда с подъемом и напряжением. Это был необыкновенный трудолюбец. Даже когда все дела переделаны, все донесения и сводки прочитаны, все приказы и распоряжения подписаны и все люди, пришедшие на прием, выслушаны, - он и тогда находил себе занятие.
   А вот для досуга выкроить время не мог. Этого работящего, мало отдыхающего человека я как-то затащил на концерт украинского ансамбля песни и пляски, прошедшего с нашим фронтом большой боевой путь.
   Девушки, одетые в яркие, красочные национальные костюмы, весело и задорно запели украинскую народную песню "Ой ходила дивчина бережком". И в такт песне, легко и плавно, словно не касаясь земли, проходит в танце артистка Вишневая, которую на фронте любовно называли Вишенкой.
   На смену украинской песне пришла и русская. Тихо и грустно наигрывает баянист. Негромко и согласно слышатся голоса:
   В чистом поле, поле под ракитой, Где клубится в заревах туман, Там лежит, ох там лежит убитый, Там схоронен красный партизан.
   Я вижу, как нахмурился, сдвинул брови Николай Федорович. Песня произвела на него большое впечатление... Концертом командующий остался доволен. Он хвалил артистов, благодарил и меня за то, что я взял над ним "культурное шефство". А когда выходили из сельского клуба, неожиданно сказал:
   - Зайдем ко мне, Константин Васильевич. Пока я сидел на концерте, мне одна заманчивая мысль покоя не давала...
   И я понял, что Николай Федорович продолжал думать даже тогда, когда казалось, что он наконец-то отдыхает. Жизнь талантливого полководца была замечательным подвигом творческой мысли и вдохновенного труда.
   29 февраля 1944 года мы с Николаем Федоровичем Ватутиным выехали в штаб Тринадцатой армии, находившийся в то время в городе Ровно. Командующий войсками фронта решил ознакомить руководящий состав армии с планом предстоящей операции и уточнить задачу армии, проверить готовность войск к наступлению.
   На совещании присутствовали командарм генерал-лейтенант Н. П. Пухов, член Военного совета армии генерал-майор М. А. Козлов, начальник штаба генерал-лейтенант Г. К. Маландин, командир Двадцать пятого танкового корпуса генерал-майор танковых войск Ф. Г. Аникушкин, командир Первого гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майор В. К. Баранов и некоторые другие командиры.
   В своем выступлении перед руководящим составом армии командующий войсками фронта познакомил собравшихся с общим замыслом предстоящих действий. Он подчеркнул, что мартовская наступательная операция преследует цель разгромить группировку немцев в районе Кременец, Старо-Константинов, Тернополь и овладеть рубежом Коселин, Горохов, Радзехув, Красне, Золочез, Тернополь, Проскуров, Хмельник. В дальнейшем войска фронта наносят удар в общем направлении на Чертков с целью перерезать южной группе немецких войск пути отхода на запад в полосе севернее реки Днестр.
   В заключение Николай Федорович дал последние устные указания командарму Н. П. Пухову и потребовал Дубно не атаковывать с фронта, а непременно обходить его с северо-запада и юго-востока. Он подчеркнул, что жизни солдатские надобно особенно заботливо сберегать и учиться побеждать врага с малыми потерями. Поэтому не стоит идти на противника в лоб, нужно обходить его опорные пункты, используя слабо защищенные места.
   - А когда оборона противника взломана, - продолжал генерал армии Н. Ф. Ватутин, - то уж времени не теряй и наращивай силы, расширяй брешь и как можно быстрее вводи в прорыв танки - главную ударную силу наших войск.
   Командующий фронтом особо предупредил, что танки надо применять умело, с учетом местности, не посылать через леса, по топям и болотам. Он напомнил, что, кроме двух танковых корпусов, Тринадцатой армии приданы и два кавалерийских корпуса. А в лесной местности конница может легче маневрировать, нежели танки. Кавалерия хорошо подкрепит нашу главную ударную силу, но для этого нужны согласованность, четкое взаимодействие.
   Вопросам взаимодействия, связи и управления войсками командующий фронтом уделял особо пристальное внимание. Он лично проверил, как в Тринадцатой армии налажено взаимодействие между наземными войсками и авиацией, между пехотой, артиллерией и танками.
   - Тринадцатой армии надлежит не только нанести удар в направлении на Броды, - отметил в заключение генерал Н. Ф. Ватутин, - но и надежно прикрыть фланг фронта, обеспечить справа нашу главную ударную группировку. Помните о своей особой ответственности, будьте начеку, в боевой готовности. Желаю вам боевых успехов!
   ...Совещание закончено. Карты свернуты, оперативные документы уложены в портфель. Завязался непринужденный разговор о служебных и житейских делах, о поступившем в войска пополнении.
   - Прежде чем стать кадровым военным, вы, говорят, были учителем? спросил Николай Федорович генерала Н. П. Пухова.
   - Так точно, - ответил Николай Павлович. - Впрочем, я и сейчас не оставляю любимого дела. Командир, независимо от его ранга, есть воспитатель бойцов.
   - Совершенно верно, - соглашаюсь я. - Но вам, Николай Павлович, также известно, что воспитание людей - дело сложное, а у нас в войсках сейчас много молодых офицеров, прошедших в училищах и на курсах ускоренную подготовку. Опыта у них маловато, и надо бы им помочь.
   Мы с Ватутиным порекомендовали генералу Н. П. Пухову поделиться на страницах фронтовой газеты своим богатым опытом, высказать полезные советы и предложения по вопросам воинского воспитания.
   - Что же, если выкроится свободное время, я это сделаю, - в раздумье проговорил Николай Павлович и, погладив ладонью бритую бугристую голову, с усмешкой спросил: - А будет ли оно, свободное время?
   - Как хочешь, но дал слово - держись, - заметил на это Н. Ф. Ватутин.
   Генерал Н. П. Пухов сдержал свое слово. Он написал очень интересную и содержательную, богатую фактическим материалом и яркими, очень полезными мыслями статью "О воинском воспитании молодых офицеров". Она с продолжением печаталась примерно в десяти номерах фронтовой газеты "За честь Родины". Ее сокращенный вариант был опубликован в журнале "Военный вестник". Статья видного военачальника, умудренного богатейшим опытом воспитания людей, оказала помощь командным кадрам.
   Из Ровно мы уезжали, находясь под впечатлением встречи с генералом Н. П. Пуховым и его ближайшими помощниками. Настроение у командующего войсками фронта было превосходное. Все шло по намеченному плану. Николай Федорович оживленно беседовал и в пути задавал вопросы то мне, то помощнику начальника оперативного отдела штаба фронта майору Белошицкому.
   - Армии, возглавляемой генералом Пуховым, даже под тринадцатым номером везет, - шутливо говорил Николай Федорович. - В Киевской операции она дальше всех продвинулась на запад. Затем, не имея численного превосходства, овладела Ровно и Луцком и прорвалась к Дубно. Видно, кроме "везения", у руководящего состава армии есть еще и умение. Пухов - опытный генерал, настоящая военная косточка. Еще в первую мировую войну в прапорщиках ходил. Хорошую боевую закалку он получил в годы гражданской войны, а в мирное время много занимался и работал в военно-учебных заведениях Красной Армии.
   Немного помолчав, Н. Ф. Ватутин продолжил свою мысль:
   - Пухов - военачальник мыслящий, дерзающий. Он умеет передать свои знания подчиненным, а вместе с тем слушает, берет от них разумное. Недаром говорят, что уметь слушать подчиненного и впитывать в себя все ценное, полезное - это тоже талант.
   Мы с командующим пришли к единому мнению, что в Тринадцатой армии Военный совет подобран удачно: люди деловые, инициативные, энергичные.
   Генерал Н. П. Пухов блестяще знал свою армию и бессменно командовал ею с 25 января 1942 года. Во главе штаба Тринадцатой армии стоял образованный и талантливый генерал Г. К. Маландин, имевший за плечами опыт работы в Генеральном штабе. Ветераном армии по праву считался член Военного совета генерал М. А. Козлов, опытный кадровый политработник. В сорок первом году он занимал некоторое время пост начальника политуправления вновь образованного Центрального фронта, затем был назначен членом Военного совета Тринадцатой армии и почти всю войну бессменно находился на этой ответственной должности. Все эти руководящие работники были знатоками своего дела, дополняли один другого и трудились слаженно, дружно, сплоченно, добиваясь общего успеха.
   Делясь впечатлениями о людях армии и коротая время в разговорах, мы ехали по Ровенскому шоссе, направляясь в Славуту, в штаб Шестидесятой армии, к И. Д. Черняховскому. Заметив проселочную дорогу, ответвляющуюся от большака, генерал армии Н. Ф. Ватутин дал водителю знак остановиться.
   - А зачем нам, собственно, делать крюк по шоссе? - спросил Николай Федорович. - Эта дорога тоже ведет в Славуту. Здесь всего каких-нибудь двадцать пять километров. Черняховский, наверное, заждался нас. Давайте свернем напрямик и не будем делать объезд через Новоград-Волынский.
   И мы свернули на проселок.
   Дорога петляла по лощинам и буеракам, мимо маленьких рощиц. Проехали одно село, другое. И нигде ни души. Словно все вымерло.
   Неожиданно рядом послышалась стрельба. Машина с охраной, въехавшая было на окраину села Милятин, начала быстро пятиться. Порученец командующего полковник Семиков взволнованно выкрикнул:
   - Там бандеровская засада! Бандиты обстреляли машину и теперь наступают на нас.
   - Все к бою! - выйдя из машины, скомандовал Ватутин и первым лег в солдатскую цепь.
   Из-за строений показались бандиты, рассыпавшиеся по заснеженному полю. Их было немало, а наша охрана состояла лишь из десяти автоматчиков.
   Обстрел все более усиливался. Факелом вспыхнула легковая машина командующего, подожженная зажигательными пулями. Затем запылал и другой автомобиль.
   Бандеровцы приближались. Наши автоматчики, занявшие позицию в глубоком придорожном кювете, открыли огонь. Заговорил и пулемет. Длинную очередь прострочил по врагу находившийся возле нас рядовой Михаил Хабибулин. Организованный отпор охладил пыл бандитов. Они залегли и в атаку поднимались уже менее уверенно. Я посоветовал Николаю Федоровичу взять портфель с оперативными документами и под прикрытием огня автоматчиков выйти из боя. Он наотрез отказался, заявив, что командующему не к лицу оставлять бойцов на произвол судьбы. А портфель приказал вынести офицеру штаба, дав ему в сопровождение одного автоматчика. Когда офицер замялся в нерешительности, Николай Федорович сурово прикрикнул:
   - Выполняйте приказ! И офицер с автоматчиком поползли. Положение усложнялось. На фоне закатного неба было отчетливо видно, как перебежками подбираются бандиты, намереваясь охватить нас с двух сторон.
   Бой продолжался. Во время перестрелки генерал армии Н. Ф. Ватутин был тяжело ранен. То, что не удавалось совершить гитлеровцам, сделали их подлые наймиты - бандеровцы-националисты, нанесшие предательский злобный удар.
   Мы бросились к раненому командующему и положили его в единственную уцелевшую машину. Под обстрелом врага открытый "газик" проехал немного и остановился. То ли мотор был прострелен, то ли испортилось что-то. Выяснять было некогда, и мы понесли Николая Федоровича на руках, спеша доставить его в укрытие. А охрана продолжала вести бой.
   Нежданно-негаданно навстречу показались сани с парой лошадей. Возница пытался было уйти от нас, так как его напугала перестрелка. Но мы его все же остановили и положили в сани командующего. Перевязав наскоро кровоточащую рану, мы тронулись в путь по направлению к Ровенскому шоссе.
   Притомившиеся кони не спеша тащились по проселочной дороге, подбрасывая сани на бесчисленных ухабах. Николай Федорович, крепившийся до последней возможности, морщился от жгучей боли. Пола его простреленной бекеши намокла от крови. Генерал ослабел, у него появился болезненный озноб.
   Наконец мы выбрались на Ровенское шоссе, усеянное синими мерцающими огоньками. Сумерки уже сгустились, и переброска войск по дорогам усилилась. В одной из хат, прилепившихся возле шоссе, мы нашли военного врача. Он оказал Николаю Федоровичу медицинскую помощь. После этого снова двинулись в путь и вскоре встретили машины с пехотой, высланные нам на выручку командующим Тринадцатой армии генералом Н. П. Пуховым. О чрезвычайном происшествии ему, оказывается, доложил офицер штаба, выносивший портфель с документами. Колонну замыкала санитарная машина. На ней Николай Федорович был доставлен в Ровно, где ему тотчас сделали первую операцию.
   Таковы обстоятельства ранения и эвакуации с поля боя командующего войсками Первого Украинского фронта генерала армии Н. Ф. Ватутина. К сожалению, некоторые литераторы и мемуаристы, пользуясь непроверенными слухами, не совсем верно описывают эту историю.
   Доставив раненого командующего фронтом в военный госпиталь в Ровно и проконсультировавшись с врачами, я доложил о происшествии по ВЧ Верховному Главнокомандующему, сообщил о состоянии здоровья Н. Ф. Ватутина и о том, что оперативные документы не попали к врагу. Сталин более или менее спокойно пожурил нас и с укоризной сказал:
   - В вашем распоряжении имеется такая огромная масса войск, а вы не взяли даже надежной охраны. Так не годится!
   Вслед за устным докладом по ВЧ я направил Верховному Главнокомандующему из штаба Тринадцатой армии следующее письменное донесение:
   "Тов. Сталину
   Докладываю о происшествии с генералом армии Ватутиным. 29 февраля 1944 года, возвращаясь из штаба Тринадцатой армии вместе с тов. Ватутиным в составе четырех машин и личной охраны в количестве 10 человек, в 18.50 при въезде в северную окраину д. Милятин, что 18 км южнее Гоща, подверглись нападению бандитов...
   При перестрелке тов. Ватутин был ранен.
   Все меры по вывозу раненого тов. Ватутина из района нападения приняты.
   Характер ранения: сквозное пулевое правого бедра с переломом кости. По предварительному заключению хирурга Тринадцатой армии ранение относится к категории тяжелых, требующих лечения минимум два месяца. К оказанию мед. помощи привлечены все лучшие силы. На 3.00 1.3.44 года состояние здоровья тов. Ватутина удовлетворительное.
   Находится в Пятьсот шестом армейском госпитале в Ровно. Врачи настаивают в течение суток не трогать, а 2.3 обязательно эвакуировать самолетом "Дуглас" в Москву.
   Член Военного совета Первого Украинского фронта
   генерал-майор Крайнюков.
   Нр. 1568. 1.3.44 года".
   Утром, без особой, правда, охоты, врачи разрешили мне на несколько минут навестить раненого командующего. Услышав шаги, Николай Федорович открыл глаза, спросил:
   - Все целы? Как документы?
   Я поспешил успокоить его. Портфель с документами сохранен. В лапы к бандитам никто не попал.
   - Что же, бойцы охраны сделали все, что могли, прерывисто дыша, произнес генерал армии Н. Ф. Ватутин. - Они держались мужественно и достойно. Скажите бойцам, что командующий благодарит их. Прошу отличившихся представить к награде.
   Помолчав с минуту, Николай Федорович тихо сказал:
   - Да-а, неприятная приключилась история. Обидно! Ведь я хорошо знал поганую натуру бандитов. Помню, когда еще был красноармейцем, гонялся за шайками Махно и Беленького. У бандеровцев та же подлая тактика - внезапные налеты на малочисленные группы, змеиные укусы, засады, нападение из-за угла.
   Генерал армии Н. Ф. Ватутин был эвакуирован в Киев, ибо город Ровно в те дни часто подвергался налетам вражеской авиации. Для его лечения в столицу Советской Украины были командированы из Москвы опытнейшие специалисты.
   Вспоминается моя беседа с Н. Ф. Ватутиным в санитарном поезде, направлявшемся в Киев. Николай Федорович встретил меня обрадованно и спросил:
   - Ну как думаешь, Константин Васильевич, разрешат мне после лечения вернуться на фронт? - И, не дождавшись ответа, уверенно заявил: - Разрешат! Недельки три поскучаю на госпитальной койке, а там на фронт приеду. На костылях, а доберусь! И снова за работу. Эх, да что там нога! Голова еще пока цела и способна мыслить, решать оперативные задачи.
   Я уверял генерала армии Н. Ф. Ватутина и был в этом искренне убежден, что он непременно поправится и вернется в боевой строй.
   - А жить-то, Константин Васильевич, оказывается, хочется, - грустно покачав головой, признался Николай Федорович. - Конечно, если надо, то я, не колеблясь, отдам свою жизнь без остатка за дело партии. Но невероятно хочется снова вернуться в кипение боя и своими глазами увидеть нашу великую победу.
   Вскоре после происшествия с Ватутиным мы получили приказ Ставки Верховного Главнокомандования, датированный 9 марта 1944 года. В нем было сказано:
   "При всех выездах командующих фронтами и армиями, лиц высшего командного состава, а также при перевозке важных оперативных документов выделять для сопровождения указанных лиц надежную личную охрану".
   В Военный совет и штаб фронта из столицы Советской Украины приходили утешительные вести. Мы ежедневно получали из Киевского военного округа по телеграфу бюллетени о состоянии здоровья тов. Николаева (так кодировалась фамилия Н. Ф. Ватутина).
   Здоровье генерала армии Н. Ф. Ватутина начало идти на поправку. Николай Федорович, как сообщали нам, интересовался обстановкой на фронте и искренне радовался боевым успехам перешедших в наступление войск Первого Украинского фронта.
   Однако через 33 дня после ранения Николая Федоровича в бюллетене о состоянии здоровья, подписанном видными деятелями медицины тт. Шамовым, Вовси, Гуревичем, Ищенко и Василенко, появились тревожные нотки, хотя первые строки документа и не предвещали ничего опасного:
   "В течение ночи температура больного была нормальная. Больной удовлетворительно спал. Утром больной довольно активен, хорошо покушал. Пульс 104. Температура к 12 часам поднялась до 39,3 без озноба. Пульс 120".
   Несмотря на энергичное лечение, направленное на борьбу с инфекцией, состояние больного продолжало оставаться тяжелым и температура не спадала, колеблясь от 38,2 до 40,2. От заместителя главного хирурга Красной Армии генерал-майора медицинской службы Шамова пришло сообщение о том, что на консилиуме с академиком Бурденко признано необходимым для спасения жизни больного произвести срочную ампутацию ноги.