Неизвестен Автор. Сказание о Ёсицунэ

   Да, грозные замыслы лелеял он уже в свои шестнадцать лет!
   "Пожалуй, этому человеку можно довериться",- подумал он, а вслух произнес:
   - Так и быть, откроюсь тебе. Только смотри никому не проболтайся. Я - сын императорского конюшего левой стороны. Хочу передать с тобой письмо к Хидэхире. Когда доставишь ответ?
   Китидзи соскользнул с сиденья и распростерся перед Сяна-о, коснувшись земли верхушкой шапки эбоси.
   - Господин Хидэхира изволил говорить мне о вашей милости,- проговорил он.Чем посылать письмо, пожалуйте к нему сами. О ваших удобствах в пути я позабочусь.
   И Сяна-о подумал: "Ожидая ответа на письмо, я изведусь. Отправлюсь лучше вместе с ним".
   - Когда ты трогаешься? - осведомился он.
   - Завтра как раз благоприятный день. Поэтому совершу только обычный предотъездный обряд - и послезавтра непременно в путь.
   - Коли так, буду ждать тебя на выезде из столицы в Аватагути перед храмом Дзюдзэндзи.
   - Слушаюсь,- сказал Китидзи и удалился из храма. А Сяна-о воротился в покои настоятеля и стал скрытно от всех готовить себя в дорогу. С далекой своей седьмой весны и до нынешних шестнадцати лет привык он проводить здесь дни и ночи с любимым наставником, который по утрам развеивал туманы его сомнений, а по вечерам раскрывал перед ним звездные небеса, и теперь при мысли о разлуке, как ни сдерживал себя Сяна-о, его душили слезы.
   Но знал он, что если ослабнет духом, то ничего у него не получится, и потому на рассвете второго месяца четвертого года Дзёан - Унаследованного Покоя - навсегда покинул гору Курама. Накануне он облачился в нижнее кимоно из некрашеной ткани и еще в кимоно из китайского узорчатого атласа, поверх него в легкое кимоно из бледно-голубого харимского шёлка, в широкие белые шаровары и куртку из китайской парчи в пять разноцветных нитей с шестой золотой; под куртку поддел даренный настоятелем панцирь, препоясался коротким мечом с рукоятью и ножнами, крытыми синей парчой, и боевым мечом с золотой отделкой; слегка напудрил лицо, навел черной краской тонкие брови и сделал высокую прическу с двумя кольцами надо лбом. Так в сиротливом одиночестве приготовился он в путь, и ему подумалось: "Когда другой явится в храм и займет здесь мое место, пусть помянет со скорбью меня возлюбленный мой наставник!" Он взял бамбуковую флейту и играл около часу, а затем, оставив в прощальный дар лишь эти звуки, плача и плача, покинул гору Курама.
   Этой же ночью он объявился на Четвертом проспекте в жилище Сёсимбо и сказал ему, что отправляется в край Осю.
   - Я с вами на удачу и на беду! - воскликнул Сёсимбо и принялся было собираться. Однако Сяна-о остановил его:
   - Ты останешься в столице, будешь следить, что затевают в доме Тайра, и сообщать мне.
   И Сёсимбо послушно согласился остаться в столице. После этого Сяна-о пошел в Аватагути. Сёсимбо всетаки увязался проводить его, и они вдвоем стали ждать Китидзи близ храма Дзюдзэндзи. Глубокой ночью Китидзи вышел из столицы и вступил в Аватагути. Впереди него шли два десятка с лишним лошадей, навьюченных разнообразным добром. Был он в отменном дорожном наряде: куртка, украшенная пятнами от персимонового сока и набивным узором из переплетающихся цветов и трав, и верховые наштанники из звериной шкуры короткой и густой шерстью наружу. Он восседал в рогатом седле на гнедом жеребце с рыжей гривой и рыжим хвостом, а для Сяна-о вел в поводу каурого коня под черным лакированным седлом, осыпанным золотой пылью, и вез наштаниики из пятнистой оленьей кожи.
   - Так ты не забыл, что мы договорились? - произнес Сяна-о.
   Китидзи поспешно слетел с седла, подвел коня и поддержал стремя. Он был сам не свой от радости, что ему привалило этакое везенье. А Сяна-о сказал ему:
   - Будем гнать коней, пока у них не лопнут жилы. На вьючных лошадей не оглядываться. Я совершаю побег. Когда хватятся, что меня нет в храме, станут искать в столице. Когда доищутся, что меня нет и в столице, кинутся за мной в земли вдоль моря - Токайдо. Если настигнут до горы Сурихари, то прикажут вернуться. Отказ был бы нарушением долга и морали, на это я пойти не могу, а если ворочусь в столицу, попаду в руки врагов. Главное для нас - пройти через заставу Асигара, а уж Восточные земли сердечно преданны роду Минамото. Там мы с полуслова получим на почтовых станциях новых лошадей. Когда же пройдем заставу Сиракава, то дальше начнутся места, где правит Хидэхира, и пусть тогда льют дожди и воют ветры - нам будет все нипочем!
   Слушая это, Китидзи поражался: "Экий страх! У него нет ни единого борзого скакуна, при нем нет ни единого бесстрашного вассала, а он мнит брать лошадей в землях, где ныне правят его враги!"
   Но он выказал повиновение и погнал лошадей, и они промчались по дороге Мацудзака, проскочили заставу Встреч, миновали бухту Оцу по берегу, проехали через Китайский мост над рекой Сэта и, не останавливаясь ни па миг, достигли почтовой станции Кагами. Хозяйкой увеселений там была старая знакомая Китидзи; она вывела к путникам множество "разрушительниц крепостей".
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   О ТОМ, КАК НА СТАНЦИИ КАРАМИ К КИТИДЗИ ВОРВАЛИСЬ РАЗБОЙНИКИ
   Поскольку столица была рядом, Китидзи из опасения чужих глаз засадил Сяна-о между девицами на самое дальнее и последнее место, хотя и страдал при этом от неловкости. Дважды или трижды обменявшись с Китидзи чашками сакэ, хозяйка ухватила его за рукав и сказала:
   - Вы проезжаете этой дорогой каждый год или раз в два года, но никогда прежде йе было при вас этого хорошенького мальчика. Он вам родственник или просто попутчик?
   - Не родственник и не попутчик,- ответствовал Китидзи.
   По щекам хозяйки полились слезы.
   - За свою жизнь я претерпела немало невзгод и повидала немало печальных дел,- проговорила она,- но одно событие давних лет я помню, словно сейчас. Этот благородный юноша внешностью и повадками точь-в-точь такой же, как паж при особе государыни Томонага, второй сын императорского конюшего. Должно быть, вы уговорили его ехать с вами. После мятежей Хогэн и Хэйдзи отпрыски рода Минамото сосланы по разным местам. Если молодой господин, войдя в возраст, задумает великое дело, то замолвите за меня словечко, везите его сюда. А то ведь, как говорится, у стен есть уши, у камней - языки. Алый цветок и в саду не спрячешь.
   - Не выдумывай,- возразил Китидзи.- Это всего лишь мой задушевный дружок.
   Тогда хозяйка со словами: "Пусть же люди говорят, что угодно" - поднялась на ноги и, потянув юношу за рукав, пересадила на почетное место. А когда наступила ночь, она увела его к себе. Китидзи, порядочно выпив, заснул. Улегся почивать и Сяна-о.
   В самую полночь этой ночью на станции Кагами случалось великое смятение. В том году страну постиг голод, и вот гремевший в землях Дэва предводитель разбойников Юри-но Таро и знаменитый в провинции Этиго Бродячий Монах Фудзисава из уезда Кубики сговорились и перешли в провинцию Синано. Там к ним присоединился Саку-по Таро, сын временного начальника в Саку; в провинции Каи к ним пристал временный начальник Яцусиро, в Тотоми - Правитель Кадзуса, в провинции Суруга - Окицуно Дзюро, в Кодзукэ - Тоёока-но Гэмбати, все прославленные грабители из самурайских родов. Собралось их двадцать пять шаек силой в семьдесят человек, и предводители рассудили так: "В землях Токайдо взять нынче нечего. Лучше пройдемся-ка по горным селениям, тряхнем зажиточных смердов, напоим наших молодцов веселым вином, потом погуляем в столице, а как пройдет лето и задуют осенние ветры, разойдемся по домам через северные провинции". И вот уже они осторожно двигались к столице, стараясь не попадаться людям на глаза.
   Как раз в ту ночь они остановились в доме по соседству с особняком хозяйки почтовой станции Кагами.
   И сказал Юри-но Таро Бродячему Монаху Фудзисаве:
   - В заведении у здешней хозяйки ночует известный в столице скупщик золота Китидзи. Он на пути в край Осю, и при нем много ценного товара. Что сделаем?
   Бродячий Монах Фудзисава вскричал:
   - Вот уж воистину, братец, "при попутном ветре да еще и парус, при попутном течении да еще и шест"! Налетим, отберем товар у этого мерзавца, будут деньги на вино у наших молодцов!
   Полдюжины матерых негодяев облачились в панцири, запалили полдюжины пропитанных маслом факелов и подняли над головами, и, хотя снаружи была темнота, под крышей стало светло как днем. Во главе встали Юри-но Таро и Бродячий Монах Фудзисава, а всего их пошло на дело семеро. На Юри-но Таро был желто-зеленый шнурованный панцирь в мелкую пластину поверх желто-зеленого боевого наряда из китайской ткани и заломленная шапка эбоси, подвязанная тесьмой у кадыка; в руке он сжимал боевой меч длиной в три сяку пять супов. Фудзисава же был облачен в плетеные кожаные доспехи черного цвета поверх темно-синего платья и шлем; имел он при себе крытый черным лаком меч в ножнах из медвежьей шкуры шерстью наружу и огромную алебарду. Они ринулись на особняк хозяйки в середине ночи, вломились в комнату для прислуги, глянули - никого. Ворвались в гостиную, глянули - никого. Что такое? И они понеслись по дому, разрубая бамбуковые шторы и полосуя раздвижные перегородки.
   Китидзи перепугался и вскочил как встрепанный. Может быть, нагрянули Четверо Небесных Царей? Он не знал, что это грабители явились за его богатствами, и ему представилось, будто в Рокухаре проведали о том, что он переправляет Минамото в край Осю, и прислали покарать его. Бросив все, он согнулся в три погибели и пустился стремглав наутек.
   Увидев это, Сяна-о подумал: "На кого нельзя полагаться, так это на простолюдина. Будь это какой-никакой самурай, он бы так не поступил. Ну что ж, раз уж я покинул столицу, отдам свою жизнь за покойного родителя. Труп мой выставят на этой станции Кагами, только и всего". Он натянул штаны и облачился в панцирь, подхватил под мышку меч, намотал на голову свое нижнее кимоно из желтого китайского атласа и через раздвижную перегородку выскочил из комнаты. Укрывшись за ширмой, он стал с нетерпением ждать, когда же наконец появятся эти восьмеро бандитов. И они явились, вопя: "Хватай мерзавца Китидзи!"
   Они не знали, что за ширмой кто-то есть, но вот подняли факелы, и несказанная прелесть открылась их взорам. Лишь вчера покинул гору Курама этот ученик, чья красота прославилась от монастырей древней Нары до храмов горы Хиэй; при взгляде на его безупречную белую кожу, на искусно вычерненные зубы, на голову, увенчанную, как подобало бы даме, пестрым атласом, вспоминалась прекрасная Мацура Саёхимэ, что год напролет махала со скалы косынкой вслед уплывшему на чужбину мужу; и смазавшиеся во сне линии бровей являли вид такой, словно смазал их ветерок от взмахов соловьиных крыльев. Будь это в правление императора Сюань-цзуна, его звали бы Ян Гуйфэй. Во времена Хань Уди его путали бы с красавицей Ли.
   Грабители не знали, сколь страшен этот юноша. Решив, что это всего лишь "разрушительница крепостей", с которой коротал ночь Китидзи, они отпихнули его за ширму и двинулись дальше. Сяна-о подумал: "Что толку жить, если тебя не считают достойным противником? Сколь прискорбно будет, если скажут когда-нибудь, что вот-де сын Еситомо по имени Усивака, замыслив мятеж и отправившись в край Осю, встретил по пути на станции Кагами разбойников и убоялся за свою бесполезную жизнь, а потом еще, глядите-ка, замышлял против самого Тайра Киёмори!" И еще он подумал: "Мне ли бежать от боя?", выхватил из ножен меч, бросился вслед за разбойниками и очутился между ними. Они шарахнулись в разные стороны, но Юрино Таро, увидев его, вскричал:
   - Да что вы так оторопели? Просто это не девка, а мужчина, да еще какой удалой!
   Думая покончить бой одним взмахом меча, он отклонился назад и рубанул со всей силой. Но был он весьма высокого роста, да и меч у него был длинный, и острив увязло в досках потолка. И пока он тужился вытянуть меч, Сяна-о яростно ударил своим коротким мечом и отсек ему левую ладонь вместе с запястьем, а возвратным взмахом снес ему голову. Так погиб Юри-но Таро двадцати семи лет от роду.
   Увидев это, Бродячий Монах Фудзисава взревел:
   - Да что же это делается такое?
   Взмахнув алебардой, он бросился на Сяна-о. Тот встретил его не дрогнув, и они принялись осыпать друг друга ударами. Фудзисава перехватил алебарду за самый конец рукояти и сделал глубокий выпад. Сяна-о, увернувшись, прыгнул вперед. Меч его был воистину знаменитым сокровищем, взмах - и алебарда с перерубленным древком упала на пол. Фудзисава схватился за меч, но обнажить не успел. Новый взмах - и лицо его рассеклось пополам от шлема до подбородка. Так он погиб сорока одного года от роду.
   Китидзи, наблюдая это из укромного местечка, подумал: "Поразительные дела творит этот юноша! И как бы он не счел меня презренным трусом!" Он побежал к своей постели, облачился в панцирь, распустил и растрепал узел волос на макушке и, обнаживши и взяв к плечу меч, присоединился к Сяна-о. Размахивая факелами, оброненными разбойниками, они выбежали в сад перед домом. Враги бросились наутек, но Сяна-о догонял их и рубил, догонял и рубил, и вот уже пятеро матерых злодеев пали мертвыми. Двое раненых бежали. За одним из них Сяна-о погнался, но не догнал. Остальные разбойники, услыхав из-за стены, что творится, поспешили укрыться в ночи на горе Кагами. Всю эту ночь на станции никто не спал, а когда рассвело, головы пяти разбойников, связанные в четки, были вывешены на всеобщее обозрение к востоку от станционных построек. К ним имелось извещение, которое гласило:
   "Прежде вы только слышали, а ныне смотрите своими глазами! Кто был тот путник, который предал смерти Юрино Таро из Дэва, Бродячего Монаха Фудзисаву из Этиго и их сообщников, а всего пятерых? Судьба соединила его со столичным скупщиком золота Китидзи. Это его первое дело, и совершено оно в возрасте шестнадцати лет. Если хотите узнать о нем больше, обратитесь к Токобо в храме на горе Курама. Писано четвертого дня второго месяца четвертого года Дзёан". А потом люди долго шептались боязливо, что это не иначе как выступил в путь кто-то из рода Минамото.
   Утром они выехали из Кагами. По дороге Китидзи всячески старался услужить Сяна-о. Они перевалили через гору Оно-но-Сурихари в Оми, проехали почтовые станции Бамба и Самэгами и к вечеру, изрядно припозднившись, достигли станции Аохака в провинции Мино. Некогда Ёситомо удостоил своей благосклонности тамошнюю хозяйку, и там же поблизости был похоронен его второй сын Томчнага, паж при особе государыни. Справившись, где его могила, Сяна-о всю ночь читал над покойным братом "Лотосовую сутру", а на рассвете соорудил деревянное надгробье сотоба и собственноручно начертал на нем надпись санскритскими знаками. Затем, отслужив заупокойную службу, они тронулись дальше. Полюбовались в пути на заре рощей вокруг горного храма Коясу, а на третий день достигли храма Ацута в провинции Овари.
   КАК НАД СЯНА-О БЫЛ СОВЕРШЕН ОБРЯД ПЕРВОЙ МУЖСКОЙ ПРИЧЕСКИ
   Прежний главный настоятель храма Ацута был тестем Еситомо. Нынешний главный настоятель был шурином. По-соседству с храмом, в месте, именуемом Мандокоро, пребывала и вдова Есптомо, матушка его третьего сына хёэ-но скэ Ёритомо. Чтя в них память о родителе, Сяна-о послал Китидзи уведомить о себе. Тотчас же главный настоятель отрядил людей встретить его и оказать подобающее гостеприимство. Сяна-о хотел продолжать путь на следующий день, однако его всячески упрашивали и разными предлогами удерживали, так что пришлось ему пробыть в храме Ацута три дня. И Сяна-о сказал Китидзи:
   - Мне претит ехать в край Осю мальчишкой. Я желаю прибыть туда в шапке эбоси, как подобает взрослому мужчине. Пусть совершат надо мною, хотя бы и наскоро, обряд первой мужской прически. Можно это устроить?
   - Постараюсь, чтобы ваша милость были довольны,- ответствовал Китидзи.
   Шапку эбоси представил главный настоятель. Он сделал Сяна-о мужскую прическу и возложил шапку ему на голову. Тогда Сяна-о сказал:
   - Вот явлюсь я в таком виде в край Осю, и Хидэхира спросит, как меня зовут. Мне придется ответить: "Сяна-о". Но ведь это не имя для мужчины, над которым совершен обряд, и Хидэхира, чтобы переменить его, непременно предложит мне совершить обряд полностью. А ведь Хидэхира происходит от наших наследственных вассалов, так что это может вызвать нарекания. Поэтому полный обряд надо мною будет совершен здесь, перед великим и пресветлым божеством Ацута, а также перед матушкой братьев моих хёэ-но скэ Ёритомо и Каба-но Нориёри. Так я решил.
   Сосредоточившись и очистившись, предстал он перед великим и пресветлым божеством. Главный настоятель был рядом с ним.
   И сказал юноша, обращаясь к Китидзи:
   - Много детей у моего отца, императорского конюшего левой стороны. Старший сын - Акугэнда Ёсихира; второй сын - Томонага, паж при особе государыни; третий сын - хёэ-но скэ Ёритомо; четвертый сын - Каба-но Нориёри;
   пятый сын - Дзэндзи-но кими; шестой сын - Свирепое Преподобие; седьмой сын - Кё-но кими; я же должен был бы называться Хатиро, то есть восьмым сыном, однако не подобает мне равняться с моим дядей Татэтомо, который прославил свое боевое прозвище Хатиро из Тиндзэя в дни мятежа Хогэн. Звание последнего в роду меня не печалит, и пусть прозвище мое будет Сама-но Куро, или девятый сын императорского конюшего. Что же до истинного имени, то деда моего звали Тамэёси, отца - Еситомо, старшего брата - Есихира, а меня нареките Есицунэ.
   Вчера еще он звался Сяна-о, а сегодня сменил имя на Сама-но Куро Есицунэ и покинул храм Ацута.
   В размышлениях о том, что предстоит, миновал он при отливе Наруми, перешел через восемь мостов Яцухаси в провинцию Микава и ввечеру обозрел мост через бухту Хама на в провинции Тотоми. Много было у него на пути знаменитых мест, коими любовались в былые лета столь славные мужи, как Аривара-но Нарихира и Ямакагэ-но тюдзё, но все это занимает, когда легко на сердце, а когда заботы одолевают, то и знаменитые пейзажи ни к чему. Так прошло несколько дней, он перевалил через гору Упу и выехал на равнину Укисима, что в провинции Суруга.
   О ВСТРЕЧЕ С АНОСКИМ МОНАХОМ
   Он сообщил о себе своему единоутробному брату Апоскому Монаху по прозванию Свирепое Преподобие. Аноский Монах обрадовался чрезвычайно. Он принял Есицунэ с любовью и лаской, и, когда сидели они друг против друга и вели беседу о минувшем, плакал навзрыд.
   - Удивительно! - говорил он.- Два года было тебе, когда нас разлучили. Тринадцать лет я не знал, где ты и что с тобой. И радостно мне теперь, что ты стал таким взрослым и замыслил великое дело. Хотел бы и я пойти с тобою плечом к плечу на беду и удачу, но ныне я постигаю учение Сакья-Муни, место мое в келье наставника, и я выкрасил три мои одежды в черный цвет. Не мне облачаться в доспехи и носить оружие, так что не последую я за тобою. И еще: кто будет молиться за блаженство души нашего покойного родителя? И еще: желаю я возносить моления за преуспеяние отпрысков нашего рода. Но все равно грустно мне расставаться с тобою так скоро, не пробыв вместе хотя бы месяца. Вот и хёэ-но скэ Еритомо пребывает совсем неподалеку, в Ходзё в провинции Идзу, но его стерегут столь крепко, что сноситься с ним не могу. Слышу только, что он совсем рядом, а обменяться письмом нельзя. Не знаю, как тебе нынче увидеться с ним, так что лучше всего напиши письмо, а уж я от себя постараюсь своими словами ему передать.
   Есицунэ написал и оставил письмо и в тот же день достиг главного города провинции Идзу.
   Там, когда наступила ночь, вознес он такое моление:
   - Наму, великое и пресветлое божество храма Мисима, гонгэн Сото в храме Идзуяма и Китидзё-комагата в храме Асигара! Исполните мою просьбу, пусть я встану во главе трехсоттысячного войска! Если же нет, пусть не стронуться мне ни на шаг к западу от этой горы!
   Поистине, страшна была эта решимость в расцвете его юности, в его шестнадцать лет!
   Он проехал заставу Асигара, миновал стороной Колодец Хориканэ на равнине Мусаси, бросил взгляд на места, где некогда грустил по дому преславный Аривара-но Нарихира, а затем вступил в провинцию Симоцукэ и остановился в селении Такано. С уходящими днями все дальше становилась столица и все ближе придвигались Восточные земли, и в ту ночь воспоминания о столице овладели им. Он спросил хозяина постоялого двора:
   - Что это за провинция?
   - Симоцукэ,- ответил тот.
   - Здесь земля уезда или чье-либо поместье?
   - Поместье из владений рода Симокавабэ.
   - А кто владелец этого поместья?
   - Мисасаги-но хёэ, старший сын Мисасаги-но скэ и дядя по отцу младшего государственного советника Синдзэя, убитого в мятеже Хэйдзи.
   о том,
   КАК ЕСИЦУНЭ СПАЛИЛ УСАДЬБУ МИСАСАГИ
   Было это в храме Курама, когда Есицунэ исполнилось девять лет; он сидел на коленях у настоятеля Токобо, а настоятель беседовал с неким гостем. И сказал гость:
   - Экие чудные глаза у этого мальчика. Поведайте мне, чей он родом?
   - Это отпрыск императорского конюшего левой стороны,- ответил Токобо.
   - Вот как? Ну, много хлопот доставит он дому Тайра в предбудущем времени. Сохранить таким людям жизнь и оставить их в Японии - да это все равно, что вскормить тигров и выпустить их на широкие поля! Ведь, войдя в возраст, он непременно поднимет мятеж. Слышишь, мальчик? При каком-нибудь таком случае не забудь обратиться ко мне. Мой дом во владениях Симокавабэ, что в провинции Симоцукэ.
   Гостем был, конечно, Мисасаги, и теперь, вспомнив его лестные слова, Есицунэ подумал: а не проще ли обратиться за помощью к нему, нежели продолжать путь в далекий край Осю? Он сказал Китидзи:
   - Поезжай вперед и жди меня в Муро-но Ясиме. Я повидаю кое-кого, а потом нагоню тебя.
   И он отправился к Мисасаги, а Китидзи скрепя сердце тронулся дальше дорогой в край Осю.
   Подъехав к резиденции Мисасаги, Ёсицунэ увидел, что хозяин её не иначе как преуспевает, ибо у ворот стоит на привязи немалое число оседланных лошадей. Он заглянул внутрь: там толпились человек пятьдесят старых и молодых челядинцев. Он поманил одного и сказал:
   - Ступай доложи обо мне.
   - А ты откуда?
   - Из столицы, там я встречал твоего господина. Челядинец пошел и доложил.
   - Что за человек? - спросил его Мисасаги.
   - С виду весьма достойный.
   - Раз так, зови сюда.
   Когда Ёсицунэ вошел, Мисасаги сказал:
   - Поведайте, кто вы такой.
   - Мы встречались, когда я был маленьким,- произнес в ответ Ёсицунэ.- Вы, наверное, забыли меня. У настоятеля Токобо в храме Курама вы предложили обратиться к вам, когда я начну свое дело. И я явился с надеждой на вас.
   Выслушав его, Мисасаги в смятении подумал: "Экая напасть на мою голову! Мои взрослые сыновья все в столице и состоят при особе Сигэмори, старшего сына великого министра. Если я примкну к Минамото, они пропадут ни за грош".
   Поразмыслив несколько времени, он сказал так:
   - Рад вас приветствовать. Благодарю за доверие. Однако примите во внимание: вы вкупе с братьями вашими за мятеж Хэйдзи были обречены казни, и Киёмори волею своей удостоил вас пощады только лишь потому, что приблизил к себе некую особу из павильона на углу Сюдзяку и Седьмого проспекта. И хоть неведомы сроки ни молодым, ни старым, но стоит ли вам затевать что-либо, пока жив Киёмори?
   Выслушав его, Ёсицунэ подумал: "Ведь эта мразь - первый в Японии дурак и трус!" Однако сила была не на его стороне, и с тем тот день и кончился. Тогда Ёсицунэ сказал себе: "Раз пользы от него никакой, то и жалеть его нечего". Глубокой ночью он поджег дом Мисасаги, да так, что спалил весь дотла, а сам скрылся, подобно тени во мраке.
   Он рассудил, что задуманной дорогой проехать ему вряд ли удастся, ибо на равнину Екота, в Муро-но Ясиму и на заставу Сиракава пошлют людей ему наперехват. Поэтому он пустил коня вдоль реки Сумида и бросил поводья: быстроногий конь, проделав двухдневный переход всего за один день, домчал его до места под названием Итахана в провинции Кодзукэ.
   КАК ИСЭ САБУРО СТАЛ ВАССАЛОМ ЁСИЦУНЭ
   День уже клонился к вечеру. Ёсицунэ узрел толпу жалких хижин, но места, где он мог бы провести ночь, не было. Проехав несколько дальше, однако, обнаружил он достойное строение. Вид оно являло изящный и окружено было бамбуковой изгородью с калиткой из кипарисовых досок. Имелся там и искусственный пруд, по берегу которого теснились птицы; любуясь и восхищаясь отменным вкусом хозяев, вступил он во двор, приблизился к веранде и позвал:
   - Прошу кого-нибудь из дома!
   Вышла служанка лет двенадцати и спросила:
   - Чего изволите?
   - Разве нет в этом доме кого-либо постарше тебя? Если есть, пусть выйдет, и мы поговорим.
   Служанка удалилась и доложила. По прошествии короткого времени за раздвижной перегородкой появилась изящная дама возрастом лет восемнадцати.
   - Что вам угодно? - осведомилась она.
   - Я из столицы,- сказал Ёсицунэ,- и направляюсь в Восточные края навестить в Тако одного человека. Места ваши мне незнакомы, а между тем скоро стемнеет. Прошу пристанища на ночь.
   Дама на это ответила:
   - Просьба ваша не затруднила бы нас, но хозяин в отлучке и вернется лишь поздно ночью. В отличие от прочих, человек он весьма сварливый, и невозможно сказать, как он к вам отнесется. Для вас это прискорбно, но делать нечего, придется вам искать другой ночлег.
   - Если хозяин, явившись, выкажет досаду, я тотчас удалюсь в чистое поле, где одни лишь тигры ночуют,- возразил Ёсицунэ, и дама смешалась.