Эта глава будет посвящена "Марксиане", то есть беседам с англичанами, с которыми я случайно встречался в 1895-1902 гг. и которые в разное время были более или менее тесно связаны с Карлом Марксом. Мне было интересно познакомиться со сложившимися у них впечатлениями о человеке, который оказал столь громадное влияние на международное рабочее движение.
Весной 1895 г. я проходил мимо углового дома на пересечении Тоттенхем-стрит и Кливленд-стрит, Лондон, В. I и заметил в окне комнаты, расположенной на первом этаже, ряд чартистских памфлетов и книг радикальных авторов, среди которых на продажу была выставлена книга Торолда Роджерса "Экономическое толкование истории". Я вошел в комнату и увидел там пожилого джентльмена, сидящего среди разбросанных вокруг него бумаг и книг, совершенно очевидно, из его библиотеки, от которых, из-за стесненных обстоятельств, он хотел избавиться. Я отобрал несколько книг Бронтера О'Брайена и Торолда Роджерса, заплатил за них, а потом осмелился спросить его имя. "Моя фамилия Таунсенд", - ответил он.
- Таунсенд! ...Мне знакома эта фамилия. Мне кажется, я видел ее среди подписей под "Воззванием о Гражданской войне во Франции" (1871), написанным Карлом Марксом и опубликованным Генеральным Советом Интернационала.
- Верно, - ответил он. - Я был членом Генерального Совета и в течение нескольких лет заседал в нем рядом с Марксом.
Когда я попросил его рассказать мне что-нибудь о Марксе, он сказал: "Маркс был львом, - Таунсенд сделал при этом рукой выразительное движение вокруг своей головы, - он был чрезвычайно корректен в споре, но знал о социальной и рабочей проблеме гораздо боль
271
ше, чем все мы. Я один из старых последователей О'Брайена, и мы предлагали покончить с эксплуатацией путем разрешения земельного вопроса и реформы денежного обращения. Маркс соглашался с нами - в Совете было несколько последователей О'Брайена - относительно значения национализации земли, но к реформе денежного обращения он относился иронически. Он добродушно называл нас валютными мошенниками, но вместе с тем открыто заявлял, что считает нас ценными членами Совета, так как мы можем нейтрализовать капиталистически-либеральное влияние некоторых тред-юнионистских членов Совета. Он всегда держал себя по-джентльменски, в отличие от Энгельса, который начал посещать наши заседания после 1870 года и не терпел возражений, он располагал средствами, и мы часто нуждались в его финансовой помощи. Жаль, что Бронтер О'Брайен не прожил еще несколько лет; он мог бы спорить с Марксом по проблемам денежного обращения; никто из нас не был способен на это".
Зимой 1901 г. я получил письмо от редактора "Vorwarts", где упоминалось, что близится выпуск юбилейного номера газеты и было бы желательно раздобыть для него какое-нибудь неопубликованное письмо Маркса; мне предлагалось достать его.
Насколько я знал, какие-то письма Маркса хранились только у профессора Бизли. Я попросил его принять меня и разрешить мне снять копию с любого письма Маркса, какое он посчитает уместным для этого случая. Он тогда жил в Сент-Леонарде, и, получив от него благоприятный ответ, я отправился к нему. Он сказал мне, что знал Маркса с 1868 г. - их познакомил Лафарг. "Марксу нравились мои суждения о Катилине, и, разумеется, я читал его Учредительный Манифест Международного Товарищества Рабочих. Он хорошо говорил по-английски, но с твердым акцентом, скорее как русский, а не как немец. После выхода в свет "Капитала" его друг Энгельс написал краткое изложение этого труда, и я попытался поместить его в "The Fortnightly Review". Однако Джон Морли решительно возражал и не принял его 528. Мне удалось упомянуть имя Маркса только тогда, когда я написал статью об "Интернационале" для "The Fortnightly" 529.
Маркс, несомненно, являлся буквально непревзойденным авторитетом в рабочем вопросе, был ходячей энциклопедией. Г-жа Бизли и я всегда были очень рады, когда он удостаивал нас своим визитом. Его речь искрилась остроумием". Г-н Бизли вручил мне письмо Маркса, чтобы сделать копию для "Vorwarts", весьма интересное письмо, в котором он в конце апреля 1871 г. сообщал Бизли, что г-н Лотар Бухер, правая рука Бисмарка, прислал ему (за десять дней до заключения Франкфуртского мирного договора 1871 г. 530) проект договора. Маркс тогда попросил Бизли - поскольку позитивисты были тесно связаны с Парижем - передать его Коммуне, чтобы дискредитировать Версальское правительство Тьера, ибо в проект, разумеется, входил пункт о передаче Эльзаса и Лотарингии Германии 531.[...]
Я переписал и перевел это письмо для "Vorwarts", оно вызвало в Берлине настоящую сенсацию. Я предложил профессору Бизли передать письма Маркса в берлинский архив германской социал-демократии, где они станут доступными для изучения. Он вежливо отклонил это предложение и сказал торжественным и почтительным тоном: "Мы, позитивисты, любим, чтобы вокруг нас витали великие духи".
В сентябре 1902 г. в Холборн Таун Холле в Лондоне состоялся съезд тред-юнионов. Я посылал оттуда корреспонденции для "Vorwarts", а Жан Лонге, специально приехавший из Парижа, был корреспондентом "Petite Republique". Мы знали друг друга с тех времен, когда я жил в Париже, и здесь встретились в зале. Он представил меня своему другу, г-ну (впоследствии сэру) Рандалу Кримеру, делегату его союза, и г-ну Мальтману Барри, корреспонденту "Standard". Оба джентльмена хорошо знали Маркса. Кример был первым секретарем Международного Товарищества Рабочих, а Барри был старым другом и поклонником Маркса с 1870 г. и вплоть до его смерти в 1883 г. По тому, как они смотрели на Лонге, я понял, что они испытывали чувство любви к нему, главным образом, как к "внуку Карла Маркса". Я засыпал их обоих вопросами относительно их мнения о Марксе. Кример, непоколебимый либерал и миротворец, рассказал мне многое о первых месяцах существования Интернационала, о том, как он
273
предлагал разные проекты устава новой организации и как Маркс отвергал их и сам написал Учредительный Манифест и Устав, которые были утверждены комитетом. Он всегда производил впечатление мастера мысли. Я спросил Кримера, почему он ушел с поста секретаря Интернационала, и он ответил: "После 1865 г. я пришел к убеждению, что, если мы не обеспечим в первую очередь международный мир, вся наша работа принесет мало пользы для международного рабочего движения. Пока не будут уничтожены войны, устойчивое улучшение положения рабочего класса невозможно. Вся социально-реформаторская деятельность станет сизифовым трудом; поэтому я посвятил свою жизнь движению за мир. Когда я познакомил Маркса с моими взглядами на войну и мир, он ответил, что рассчитывать на то, что капиталистическое общество установит мир, весьма утопично. Война непрерывно порождается противоречивыми экономическими, а следовательно, и сталкивающимися политическими интересами различных капиталистических государств. Более того, военная промышленность, то есть вооружение, стало неотъемлемой частью капиталистической экономики; она явилась, так сказать, одним из жизненно важных органов современной экономической системы. В глазах работодателей - и, увы, многих рабочих пушки, военные суда, винтовки, амуниция - такие же честные изделия, как локомотивы, ткани, мебель, газеты, книги и т. д. Кроме того, войны сыграли огромную роль в истории. Маркс напомнил мне о Крымской войне, сказав, что она сделала больше для прогрессивного развития России, чем целое столетие либеральных проповедей. В истории человечества появлялись такие реакционные и препятствующие развитию силы, уничтожить которые могла лишь война. Единственная полезная форма пацифизма - это поддержка Рабочего Интернационала, который является боевой силой и признает миссию пролетариата". Затем Кример добавил: "С тех пор мы были свидетелями множества войн - 1866, 1870-1871, 1877- 1878, 1895, 1898, 1900-1901 годов, но я все еще надеюсь, что человек станет благоразумным".
Весной 1895 г. я проходил мимо углового дома на пересечении Тоттенхем-стрит и Кливленд-стрит, Лондон, В. I и заметил в окне комнаты, расположенной на первом этаже, ряд чартистских памфлетов и книг радикальных авторов, среди которых на продажу была выставлена книга Торолда Роджерса "Экономическое толкование истории". Я вошел в комнату и увидел там пожилого джентльмена, сидящего среди разбросанных вокруг него бумаг и книг, совершенно очевидно, из его библиотеки, от которых, из-за стесненных обстоятельств, он хотел избавиться. Я отобрал несколько книг Бронтера О'Брайена и Торолда Роджерса, заплатил за них, а потом осмелился спросить его имя. "Моя фамилия Таунсенд", - ответил он.
- Таунсенд! ...Мне знакома эта фамилия. Мне кажется, я видел ее среди подписей под "Воззванием о Гражданской войне во Франции" (1871), написанным Карлом Марксом и опубликованным Генеральным Советом Интернационала.
- Верно, - ответил он. - Я был членом Генерального Совета и в течение нескольких лет заседал в нем рядом с Марксом.
Когда я попросил его рассказать мне что-нибудь о Марксе, он сказал: "Маркс был львом, - Таунсенд сделал при этом рукой выразительное движение вокруг своей головы, - он был чрезвычайно корректен в споре, но знал о социальной и рабочей проблеме гораздо боль
271
ше, чем все мы. Я один из старых последователей О'Брайена, и мы предлагали покончить с эксплуатацией путем разрешения земельного вопроса и реформы денежного обращения. Маркс соглашался с нами - в Совете было несколько последователей О'Брайена - относительно значения национализации земли, но к реформе денежного обращения он относился иронически. Он добродушно называл нас валютными мошенниками, но вместе с тем открыто заявлял, что считает нас ценными членами Совета, так как мы можем нейтрализовать капиталистически-либеральное влияние некоторых тред-юнионистских членов Совета. Он всегда держал себя по-джентльменски, в отличие от Энгельса, который начал посещать наши заседания после 1870 года и не терпел возражений, он располагал средствами, и мы часто нуждались в его финансовой помощи. Жаль, что Бронтер О'Брайен не прожил еще несколько лет; он мог бы спорить с Марксом по проблемам денежного обращения; никто из нас не был способен на это".
Зимой 1901 г. я получил письмо от редактора "Vorwarts", где упоминалось, что близится выпуск юбилейного номера газеты и было бы желательно раздобыть для него какое-нибудь неопубликованное письмо Маркса; мне предлагалось достать его.
Насколько я знал, какие-то письма Маркса хранились только у профессора Бизли. Я попросил его принять меня и разрешить мне снять копию с любого письма Маркса, какое он посчитает уместным для этого случая. Он тогда жил в Сент-Леонарде, и, получив от него благоприятный ответ, я отправился к нему. Он сказал мне, что знал Маркса с 1868 г. - их познакомил Лафарг. "Марксу нравились мои суждения о Катилине, и, разумеется, я читал его Учредительный Манифест Международного Товарищества Рабочих. Он хорошо говорил по-английски, но с твердым акцентом, скорее как русский, а не как немец. После выхода в свет "Капитала" его друг Энгельс написал краткое изложение этого труда, и я попытался поместить его в "The Fortnightly Review". Однако Джон Морли решительно возражал и не принял его 528. Мне удалось упомянуть имя Маркса только тогда, когда я написал статью об "Интернационале" для "The Fortnightly" 529.
Маркс, несомненно, являлся буквально непревзойденным авторитетом в рабочем вопросе, был ходячей энциклопедией. Г-жа Бизли и я всегда были очень рады, когда он удостаивал нас своим визитом. Его речь искрилась остроумием". Г-н Бизли вручил мне письмо Маркса, чтобы сделать копию для "Vorwarts", весьма интересное письмо, в котором он в конце апреля 1871 г. сообщал Бизли, что г-н Лотар Бухер, правая рука Бисмарка, прислал ему (за десять дней до заключения Франкфуртского мирного договора 1871 г. 530) проект договора. Маркс тогда попросил Бизли - поскольку позитивисты были тесно связаны с Парижем - передать его Коммуне, чтобы дискредитировать Версальское правительство Тьера, ибо в проект, разумеется, входил пункт о передаче Эльзаса и Лотарингии Германии 531.[...]
Я переписал и перевел это письмо для "Vorwarts", оно вызвало в Берлине настоящую сенсацию. Я предложил профессору Бизли передать письма Маркса в берлинский архив германской социал-демократии, где они станут доступными для изучения. Он вежливо отклонил это предложение и сказал торжественным и почтительным тоном: "Мы, позитивисты, любим, чтобы вокруг нас витали великие духи".
В сентябре 1902 г. в Холборн Таун Холле в Лондоне состоялся съезд тред-юнионов. Я посылал оттуда корреспонденции для "Vorwarts", а Жан Лонге, специально приехавший из Парижа, был корреспондентом "Petite Republique". Мы знали друг друга с тех времен, когда я жил в Париже, и здесь встретились в зале. Он представил меня своему другу, г-ну (впоследствии сэру) Рандалу Кримеру, делегату его союза, и г-ну Мальтману Барри, корреспонденту "Standard". Оба джентльмена хорошо знали Маркса. Кример был первым секретарем Международного Товарищества Рабочих, а Барри был старым другом и поклонником Маркса с 1870 г. и вплоть до его смерти в 1883 г. По тому, как они смотрели на Лонге, я понял, что они испытывали чувство любви к нему, главным образом, как к "внуку Карла Маркса". Я засыпал их обоих вопросами относительно их мнения о Марксе. Кример, непоколебимый либерал и миротворец, рассказал мне многое о первых месяцах существования Интернационала, о том, как он
273
предлагал разные проекты устава новой организации и как Маркс отвергал их и сам написал Учредительный Манифест и Устав, которые были утверждены комитетом. Он всегда производил впечатление мастера мысли. Я спросил Кримера, почему он ушел с поста секретаря Интернационала, и он ответил: "После 1865 г. я пришел к убеждению, что, если мы не обеспечим в первую очередь международный мир, вся наша работа принесет мало пользы для международного рабочего движения. Пока не будут уничтожены войны, устойчивое улучшение положения рабочего класса невозможно. Вся социально-реформаторская деятельность станет сизифовым трудом; поэтому я посвятил свою жизнь движению за мир. Когда я познакомил Маркса с моими взглядами на войну и мир, он ответил, что рассчитывать на то, что капиталистическое общество установит мир, весьма утопично. Война непрерывно порождается противоречивыми экономическими, а следовательно, и сталкивающимися политическими интересами различных капиталистических государств. Более того, военная промышленность, то есть вооружение, стало неотъемлемой частью капиталистической экономики; она явилась, так сказать, одним из жизненно важных органов современной экономической системы. В глазах работодателей - и, увы, многих рабочих пушки, военные суда, винтовки, амуниция - такие же честные изделия, как локомотивы, ткани, мебель, газеты, книги и т. д. Кроме того, войны сыграли огромную роль в истории. Маркс напомнил мне о Крымской войне, сказав, что она сделала больше для прогрессивного развития России, чем целое столетие либеральных проповедей. В истории человечества появлялись такие реакционные и препятствующие развитию силы, уничтожить которые могла лишь война. Единственная полезная форма пацифизма - это поддержка Рабочего Интернационала, который является боевой силой и признает миссию пролетариата". Затем Кример добавил: "С тех пор мы были свидетелями множества войн - 1866, 1870-1871, 1877- 1878, 1895, 1898, 1900-1901 годов, но я все еще надеюсь, что человек станет благоразумным".