Страница:
В этой клетке было много разных обезьян и мартышек. Видно, им жилось очень хорошо. Они скакали и бегали по клетке, раскачивались на качелях и на трапециях и не обращали никакого внимания на ребят, стоящих перед клеткой. Некоторые мартышки спокойно сидели и выискивали блох у своих приятельниц. А некоторые просто тихо грелись на солнышке, удивленно посматривая на тех, которые гонялись друг за другом, играя в салочки.
И вдруг одна серая обезьянка подбежала к решетке, уцепилась за нее руками и, открыв рот, жалобно закричала. Она смотрела прямо на Нану.
- Нана, она узнала тебя! Наверное, она видела тебя в Африке! - обрадовались ребята.
Но Нана стояла, широко открыв глаза, и молчала. Обезьянка трясла руками решетку и кричала все громче. Казалось, она зовет Нану.
- Это Коку… - проговорила Нана, и из глаз ее потекли слезы. - Это моя обезьянка. Он меня узнал. А я его сначала не узнала. Это Коку…
Обезьянка прижалась мордочкой к решетке. Она жалобно визжала и продолжала трясти решетку.
Глава VI
Все следующие дни разговоры были только о зоопарке. Во время переменок по партам скакали газели и антилопы. Из-за дверей с громким рычанием выскакивали пантеры и тигры. Утром, завернувшись в желтое одеяло, вытянув руку вверх, Оля пробовала изобразить жирафа… Но одеяло упало на пол, и вместо жирафа получился лев.
- Гр-р-р!!! - рычала Оля под одеялом.
- Непохоже! Непохоже! - кричала Нана. - Совсем непохоже!
А мальчики ползали на животе, извиваясь, как удавы. Но Анна Ивановна заставила их взять щетки и как следует отчистить запачканные куртки и брюки. После этого больше никому не хотелось изображать удавов.
На классной доске перед уроком появлялись целые стада непонятных животных. И дежурные сердились, стирая тряпками нарисованные мелом ноги, хвосты, рога, зубы, хоботы, спины и клювы.
Когда Алеша вышел к доске решать задачку, у него сначала ничего не получалось, потому что на доске остался нестертым чей-то глаз, а Алеша принял его за нолик…
Во время урока Славик стал вспоминать, какое выражение лица было у льва, когда они подошли к его клетке. Славик начесал рыжеватые волосы на лоб, нахмурил брови и оскалил зубы. Он так увлекся этим занятием, что даже не заметил Анну Ивановну. А она подошла совсем близко, покачала головой и сказала:
- Ведь мы с вами уже условились, что во время уроков ни львы, ни тигры, никакие другие животные в классе не появляются. Славик действительно изображает льва очень похоже. Но мы посмотрим на его львиное лицо после уроков!
Все ребята, конечно, сразу посмотрели на Славика, но он уже сидел, вежливо улыбаясь Анне Ивановне. А Нана тихонько фыркнула, потому что Славик, маленький и худенький, ни чуточки не был похож на льва. Уж в этом-то Нана была уверена.
…Нана видела в Африке настоящего льва, и даже довольно близко. Она хорошо разглядела его большую мохнатую голову, широкие лапы и даже хвост с кисточкой на конце. Он сидел на дорожке, на красной сухой земле, возле желтых стеблей высокой травы. Он сидел не шевелясь, похожий на большую худую желтую кошку…
По субботам мама приезжает за Наной. Во время последнего урока на первом этаже собираются родители. Они увозят домой своих малышей, ребят первого и второго классов. Старшие ребята уезжают домой одни.
Все торопятся обедать. В этот день даже Нана, которая всегда дольше всех сидит за столом, быстро съедает и суп и второе. Еще бы! Она знает, что там, внизу, ее уже ждет мама! Закутанная в теплый платок, в меховом пальто, в больших ботинках… Нана все еще никак не может привыкнуть к такой одежде своей мамы.
Нана любила смотреть, как мама, приезжая в деревню к бабушке Нандунду, помогала ей работать, носила на голове большие корзины с кофейными зернами, тюки белого пушистого хлопка, чуть придерживая их рукой…
Легкая, высокая, стройная, открытые руки, босые ноги в легких сандалиях, на голове красивая повязка… А тут - теплые кофты, которые все время щекочут шею и спину… Теплые чулки, теплая шапка… Мама стоит около окна, такая неуклюжая в толстом пальто… И сама Нана такая смешная…
- Посмотри-ка на меня, мама! Я совсем как ты! Наверное, бабушка и папа не узнали бы нас с тобой!
Нана идет, растопырив руки. Толстые рукава пальто не дают им сгибаться. Продернутые через рукава, висят на тесемке варежки. Ботинки с калошами. Теплая меховая шапка. Нана останавливается перед зеркалом и смотрит на себя. Потом громко смеется.
- Анна Ивановна сказала, что, когда будет снег, мне дадут еще валенки. Что такое валенки? У тебя есть валенки, мама?
Мама качает головой и выставляет вперед правую ногу, обутую в теплый ботинок.
- Хватит с меня и этих ботинок. Ведь там внутри мех!
- Мама, а неужели будет еще холоднее? Ведь снега еще нет? Почему до сих пор нет снега?
- Не знаю, - говорит мама. - В прошлом году, когда я приехала, было теплее. И в это время уже был снег… Много снега!
- Расскажи мне, мама, какой снег?
- Ну, представь себе, Нана, что все улицы посыпаны сахаром. Густо-густо. И на деревьях сахар, и на крышах сахар. Все кругом белое и блестящее…
Мама, улыбаясь, смотрит на Нану и помогает ей забраться на ступеньку автобуса.
- Гражданочка, пройдите с ребенком на передние места! - говорит маме кондуктор. - Вот там, у окошечка, садитесь. Девочке виднее будет.
Мама и Нана садятся около окна на переднем сиденье.
- Мама! - тихонько толкает ее руку Нана. - Мама, а почему там, у нас дома, нам нельзя было садиться на передние скамейки автобуса, а только сзади? А почему здесь можно? Почему?
- Девочка моя, любовь моя, ну какие ты вопросы задаешь! Ведь мы с тобой сейчас в Москве! Здесь никто не обращает внимания на то, какого цвета человек. Пусть он будет черный, совсем черный, или коричневый, или желтый, или белый - он может ходить куда угодно, он может садиться на какую угодно скамейку, он может выбирать себе любую профессию… Важно только, чтобы он хорошо работал или хорошо учился. Чтобы приносил пользу своему народу. Ведь мы с тобой в Москве, любовь моя! - И мама крепко прижимает к груди голову Наны.
Когда Нана приезжает в общежитие, где живет мама, ей кажется, что она опять попала в Африку. По лестницам спускаются и поднимаются африканские юноши и девушки, звучит африканская речь, издали доносятся африканские песни. Из зала, где студенты репетируют свои номера для большого концерта, раздаются звуки африканского барабана - тамтама. Если бы сюда еще пальмы, и баобабы, и бананы, и горячее солнце - было бы совсем похоже на Африку.
- Здравствуй, Нана! - говорит по-русски Усман.
Он такой высокий, что должен согнуться пополам или присесть на корточки, чтобы заглянуть в лицо Нане. Он темнее всех в университете. Он приехал из африканской страны, которая называется Мали. Еще в прошлом году он не смог бы разговаривать с Наной, потому что он знал только французский язык, а Нана знала только португальский. А теперь они уже разговаривают по-русски.
Усман рассказывает Нане сказки своей страны, а Нана потом, в интернате, рассказывает их ребятам. Усман поет Нане песни своей страны. Но выучить их Нана не может, потому что он поет их не по-русски. Петь родные песни лучше всего на родном языке.
- Ты сегодня тоже расскажешь мне сказку? - спрашивает Нана.
- Я приду вечером и расскажу тебе замечательную сказку, которую когда-то мне рассказывала моя бабушка! - Усман улыбается, поднимается и уходит по коридору, высокий-высокий, чуть покачивающейся плавной походкой.
- Здравствуй, Нана! - ей протягивает руку Эфуа, девушка из Ганы. - Какие отметки ты получила за эту неделю?
Эфуа стоит перед Наной, уперев руки в бока, расставив крепкие ноги, и смеется, показывая белые-пребелые зубы.
- Я получила пятерку по арифметике. Пятерку за чтение. И пятерку за письмо! - гордо отвечает Нана. - А ты, Эфуа, что получила?
Эфуа задумывается, наклоняет голову.
Глава VIII
Жил-был один очень злой и очень ленивый крокодил, к тому же он был страшный обжора. Насытившись, он обычно ложился спать и спал дольше, чем все его родственники.
Он не любил даже маленьких птичек, которых крокодилы называют "зубочистками". Они раздражали его своим чириканьем.
У крокодилов принято после еды ложиться на песок и дремать, широко открыв пасть. А маленькие птички-"зубочистки" скачут в это время по большим желтым зубам крокодила и выдергивают остатки еды, застрявшей между зубами.
Ну, так вот, этот злой и ленивый крокодил никогда не позволял птичкам чистить свои зубы. Они, видите ли, мешали ему спать.
А на самом деле птички-"зубочистки" могли бы сослужить ему большую службу. Ведь они, прыгая по зубам крокодилов, пока те дремали, все видели вокруг. Если приближалась какая-нибудь опасность, они вспархивали и улетали с громким писком. А крокодилы просыпались от этого писка, открывали сонные глаза и торопливо ковыляли в реку. Вот так, предупреждая об опасности, птички благодарили крокодилов.
И вдруг одна серая обезьянка подбежала к решетке, уцепилась за нее руками и, открыв рот, жалобно закричала. Она смотрела прямо на Нану.
- Нана, она узнала тебя! Наверное, она видела тебя в Африке! - обрадовались ребята.
Но Нана стояла, широко открыв глаза, и молчала. Обезьянка трясла руками решетку и кричала все громче. Казалось, она зовет Нану.
- Это Коку… - проговорила Нана, и из глаз ее потекли слезы. - Это моя обезьянка. Он меня узнал. А я его сначала не узнала. Это Коку…
Обезьянка прижалась мордочкой к решетке. Она жалобно визжала и продолжала трясти решетку.
- Не может быть! - воскликнула Анна Ивановна. - Как могла попасть сюда твоя обезьянка?
- Но вы видите, он меня узнал… Это Коку… Это мой Коку… - повторяла Нана.
Около клетки уже столпилось множество людей. Все хотели посмотреть, что здесь происходит.
- Обезьянка узнала свою хозяйку. Видите? Вон стоит маленькая африканская девочка, - говорили люди друг другу.
- Девочка плачет, а обезьянка кричит. Надо сейчас же отдать девочке ее обезьянку! - возмущенно сказала какая-то женщина. - Позовите директора! Вызовите, пожалуйста, кого-нибудь сюда!
И вот появился сторож.
- Что такое? - спросил он удивленно.
- Видите, как волнуется обезьянка, увидав девочку. А девочка говорит, что это ее обезьянка! И плачет…
- Вот эта обезьянка? - удивился сторож. Он подошел к самой клетке и большим морщинистым пальцем погладил тоненькие пальчики обезьянки, вцепившиеся в решетку.
- Ты что кричишь, Степка?
- Это Коку. Он меня узнал.
- Что ты, девочка, что ты, милая! - Сторож отошел от клетки и погладил Нану по голове. - Эта серая обезьянка родилась у нас в зоопарке. Я сам ее выкормил из соски… Это Степка! Уверяю тебя! - И он снова подошел к клетке.
- Ты что раскричался? Ты что наделал? Видишь, девочка из-за тебя плачет?.. Она думает, что ты приехал из ее Африки. А ведь ты у нас настоящий москвич.
Сторож крючковатым пальцем чесал лобик обезьянки, прижатый к решетке.
- Ну, чего ты раскричался? А, Степка? - ласково спрашивал сторож.
И обезьянка успокоилась. Сторож повернулся к Нане, и вдруг широкая добрая улыбка озарила его лицо.
- Ну, теперь я понял! - сказал он. - У тебя, девочка, в руках яблоко. А наш Степка такой лакомка. Больше всего он любит яблоки и бананы. Вот он и раскричался, когда увидел, что ты держишь в руках. Ах, Степка, как тебе не стыдно! Сколько раз я тебе говорил: стыдно попрошайничать! Ах ты, Степка, Степка! - укоризненно качал головой сторож.
- Пожалуйста, отдайте ему, - тихонько сказала Нана, протягивая яблоко сторожу. - Он очень похож на мою обезьянку Коку…
- Но вы видите, он меня узнал… Это Коку… Это мой Коку… - повторяла Нана.
Около клетки уже столпилось множество людей. Все хотели посмотреть, что здесь происходит.
- Обезьянка узнала свою хозяйку. Видите? Вон стоит маленькая африканская девочка, - говорили люди друг другу.
- Девочка плачет, а обезьянка кричит. Надо сейчас же отдать девочке ее обезьянку! - возмущенно сказала какая-то женщина. - Позовите директора! Вызовите, пожалуйста, кого-нибудь сюда!
И вот появился сторож.
- Что такое? - спросил он удивленно.
- Видите, как волнуется обезьянка, увидав девочку. А девочка говорит, что это ее обезьянка! И плачет…
- Вот эта обезьянка? - удивился сторож. Он подошел к самой клетке и большим морщинистым пальцем погладил тоненькие пальчики обезьянки, вцепившиеся в решетку.
- Ты что кричишь, Степка?
- Это Коку. Он меня узнал.
- Что ты, девочка, что ты, милая! - Сторож отошел от клетки и погладил Нану по голове. - Эта серая обезьянка родилась у нас в зоопарке. Я сам ее выкормил из соски… Это Степка! Уверяю тебя! - И он снова подошел к клетке.
- Ты что раскричался? Ты что наделал? Видишь, девочка из-за тебя плачет?.. Она думает, что ты приехал из ее Африки. А ведь ты у нас настоящий москвич.
Сторож крючковатым пальцем чесал лобик обезьянки, прижатый к решетке.
- Ну, чего ты раскричался? А, Степка? - ласково спрашивал сторож.
И обезьянка успокоилась. Сторож повернулся к Нане, и вдруг широкая добрая улыбка озарила его лицо.
- Ну, теперь я понял! - сказал он. - У тебя, девочка, в руках яблоко. А наш Степка такой лакомка. Больше всего он любит яблоки и бананы. Вот он и раскричался, когда увидел, что ты держишь в руках. Ах, Степка, как тебе не стыдно! Сколько раз я тебе говорил: стыдно попрошайничать! Ах ты, Степка, Степка! - укоризненно качал головой сторож.
- Пожалуйста, отдайте ему, - тихонько сказала Нана, протягивая яблоко сторожу. - Он очень похож на мою обезьянку Коку…
Глава VI
"ЗДРАВСТВУЙ, КРОЛИК!.."
Все следующие дни разговоры были только о зоопарке. Во время переменок по партам скакали газели и антилопы. Из-за дверей с громким рычанием выскакивали пантеры и тигры. Утром, завернувшись в желтое одеяло, вытянув руку вверх, Оля пробовала изобразить жирафа… Но одеяло упало на пол, и вместо жирафа получился лев.
- Гр-р-р!!! - рычала Оля под одеялом.
- Непохоже! Непохоже! - кричала Нана. - Совсем непохоже!
А мальчики ползали на животе, извиваясь, как удавы. Но Анна Ивановна заставила их взять щетки и как следует отчистить запачканные куртки и брюки. После этого больше никому не хотелось изображать удавов.
На классной доске перед уроком появлялись целые стада непонятных животных. И дежурные сердились, стирая тряпками нарисованные мелом ноги, хвосты, рога, зубы, хоботы, спины и клювы.
Когда Алеша вышел к доске решать задачку, у него сначала ничего не получалось, потому что на доске остался нестертым чей-то глаз, а Алеша принял его за нолик…
Во время урока Славик стал вспоминать, какое выражение лица было у льва, когда они подошли к его клетке. Славик начесал рыжеватые волосы на лоб, нахмурил брови и оскалил зубы. Он так увлекся этим занятием, что даже не заметил Анну Ивановну. А она подошла совсем близко, покачала головой и сказала:
- Ведь мы с вами уже условились, что во время уроков ни львы, ни тигры, никакие другие животные в классе не появляются. Славик действительно изображает льва очень похоже. Но мы посмотрим на его львиное лицо после уроков!
Все ребята, конечно, сразу посмотрели на Славика, но он уже сидел, вежливо улыбаясь Анне Ивановне. А Нана тихонько фыркнула, потому что Славик, маленький и худенький, ни чуточки не был похож на льва. Уж в этом-то Нана была уверена.
…Нана видела в Африке настоящего льва, и даже довольно близко. Она хорошо разглядела его большую мохнатую голову, широкие лапы и даже хвост с кисточкой на конце. Он сидел на дорожке, на красной сухой земле, возле желтых стеблей высокой травы. Он сидел не шевелясь, похожий на большую худую желтую кошку…
Это случилось там, где жила бабушка Нандунду. Однажды Нана с мамой и Сабалу приехали в гости к бабушке. Они слезли с грузовичка и пошли по тропинке, сквозь заросли высокой травы. Шли, шли и вдруг вместо давно знакомых хижин, стоящих под большими развесистыми деревьями, увидали высокую ограду. Высокую прочную ограду, сделанную из высоченных кольев, заостренных сверху. Сабалу подошел к ограде, потрогал длинные жерди, посмотрел вверх. Ограда была гораздо выше Сабалу,
- Как видно, сюда повадился ходить лев! - сказал он. - Вот и сделали вокруг селения такую ограду. Наверное, мы сегодня услышим льва! Но ты не бойся, Нана! Он не сможет перескочить через такую загородку!
Все в селении у бабушки Нандунду были очень встревожены. Несколько дней тому назад люди, возвращаясь с работы, услыхали рычание льва. Привлеченные запахом коз, которые паслись на берегу реки, львы появились недалеко от селения. Днем они не были опасны. Но ночью, когда погаснут костры, когда люди лягут спать, голодные хищники, если не подстерегут какую-нибудь антилопу, обязательно заберутся в загон, где привязаны козы. И кто знает, может быть, нападут даже на человека.
Поэтому на следующий день никто не пошел работать на кофейной плантации. Нужно было как можно скорее сделать высокую ограду вокруг селения. Мало ли что может случиться? Пока еще львы ни на кого не напали. А что будет завтра? Такие соседи не очень-то приятны! И мужчины вместе с мальчиками отправились в лес рубить деревья.
С самого раннего утра до захода солнца работали люди. Таскали срубленные стволы, обламывали ветки, копали ямы, втыкали в них заостренные колья, переплетали их ветвями и длинными стеблями сухой травы… Наконец, когда по земле протянулись длинные тени, когда солнце стало клониться за далекие холмы, ограда была готова. С той стороны, где начиналась дорога, ведущая к реке, устроили ворота. Они закрывались задолго до захода солнца, и все к этому времени должны были возвращаться домой. Потому что львы выходят на охоту при последних лучах солнца.
- Хорошо, что мы приехали днем! - сказал Сабалу. - А то могли бы кое с кем повстречаться!
И когда на землю легли длинные тени от хижин, от людей и от ограды, ворота закрылись. Их подперли тяжелым бревном. И в это самое время вдали послышалось грозное рычание.
- Он очень далеко! - попробовала улыбнуться Нана, но ей все-таки было страшно.
- Тот, который рычит, далеко! - внимательно прислушиваясь к раскатам львиного голоса, покачал головой Сабалу. - Но зато другой где-нибудь уже совсем близко от нас. Они всегда охотятся вдвоем. Тот, который выслеживает добычу, молчит. А другой издали подает голос. Вовремя сделали ограду! Можно спать спокойно. Никакой лев не перескочит через такой высокий забор. Но если бы кто-нибудь опоздал и шел бы сейчас где-нибудь в лесу, по берегу реки или по этой дороге… Нет! Не хотел бы я оказаться на его месте!
- Теперь будем жить за оградой, - сказала бабушка Нандунду. - Львы не уйдут отсюда, пока не начнутся дожди или пока не придут охотники с ружьями. Так уже было когда-то… Нужно только, чтобы люди возвращались вовремя домой. Тогда все будут целы. Львы не попробуют даже наших коз!
…Козы тревожно метались в своих загонах, услыхав в темноте рычание льва… А люди, проснувшись ночью от глухих раскатов грозного рычания, поворачивались на циновке на другой бок и засыпали.
Но каждый день после полудня люди то и дело поглядывали на солнце, чтобы не пропустить время, когда оно приближалось к вершинам холмов… И тогда женщины спешили домой с кофейных плантаций, сзывая по дороге своих детей:
- Зе! Зекинью! Домой!
- Баила! Где ты? Домой!
- Илуку! Скорей домой!
И все появлялись откуда ни возьмись на тропинках, ведущих к селению. Мальчишки слезали с деревьев, на которых лакомились сладкими плодами, прибегали из леса со своими рогатками и палками, мчались с берега реки с удочками и рыбами, надетыми на прутик… Девочки бережно несли воду в больших выдолбленных тыквах, одежду, которую они стирали на речке, или тащили на веревках упирающихся коз…
Эти упрямые козы никак не могли понять, почему нужно так рано расставаться с зеленой травой и идти в скучный темный загон…
Последними приходили мужчины с тяжелыми мешками, с лопатами, с мотыгами…
- Все дома? - спрашивали люди друг у друга.
- Все вернулись? - спрашивала бабушка Нандунду.
- Все дома! - отвечали матери.
- Все дома! - отвечали мужчины.
- Тогда закрывайте ворота. Пора! - говорила бабушка Нандунду, и тяжелые ворота поворачивались на толстых петлях, сплетенных из крепких лиан. Ворота подпирали огромным бревном, и до утра уже никто больше не входил и не выходил из селения.
Где-то вдали раздавалось львиное рычание, за оградой скользили бесшумные тени зверей, а здесь, возле хижин, зажигались костры, женщины стряпали ужин, старики курили трубки, разговаривали или рассказывали сказки про животных, про злых и добрых волшебников.
Но однажды, когда ворота были уже заперты, когда все разошлись по своим хижинам, когда от реки донеслось обычное грозное раскатистое рычание, вдруг раздался отчаянный крик:
- Мурике нет дома! Моего мальчика нет дома!
Все выбежали из хижин. Тени от деревьев протянулись по земле до самой ограды, но было еще светло. Солнце только что начало скрываться за холмом.
Женщина бросилась к воротам, но кто-то схватил ее за руку.
- Нельзя! - крикнули ей. - Смотри, вон сидит лев!
И взрослые и дети бросились к воротам. Все прижались к ограде, стараясь разглядеть, что происходит на дороге.
Лев сидел, повернувшись боком к людям, совсем недалеко от ограды. Хорошо были видны темные волосы его гривы, маленькие уши. Длинный хвост с кисточкой на конце неподвижно лежал на красной земле.
Мать Мурике упала на землю и горько заплакала. Она работала в хижине и не заметила, как прошло время. Спохватилась, когда все дети были уже дома. А Мурике остался на берегу.
- Не плачь, Касула, - наклонилась к ней бабушка Нандунду. - Не плачь! Лев уйдет… Зачем ему здесь сидеть. Он сейчас уйдет. А Мурике вернется домой невредимый. Как только мы его увидим - откроем ворота…
- Ах, если бы было ружье! - прошептал Сабалу. - Его можно было бы застрелить! Сидит так близко… Но почему он не двигается? Мне кажется, он прислушивается к чему-то.
- Да! - сказала бабушка Нандунду, подойдя к ограде и внимательно разглядывая льва. - Видите, люди, он пошевелил левым ухом. Слушайте все. Что это?
Издали послышался звон колокольчика… Тихий звон такого колокольчика, который привязывают на шею козам, чтобы они не потерялись.
- Отстал чей-то козленок, - сказал кто-то.
- Сейчас он его разорвет, прошептала Нана.
И вдруг она услышала долетевшую издали песенку… Любимую песенку Мурике:
Из-за поворота дороги, из-за высоких стеблей травы показался маленький Мурике. Он шел прямо к воротам, коричневый мальчик в желтых трусиках. В одной руке он держал колокольчик, а другой рукой размахивал в такт песне…
Все замерли. Все затаили дыхание. На краю дороги сидел большой лев, и прямо к нему шел маленький мальчик. Он шел, гордо подняв вверх свою курчавую голову, глядя на голубое небо, и звонил в колокольчик.
Лев недовольно тряхнул головой, как будто ему что-то попало в ухо, вскочил и одним прыжком скрылся в зарослях травы. Закачались высокие сухие стебли…
- А-а-а! - вскрикнули все люди.
- Откройте скорее ворота! - закричала мать Мурике.
А сам Мурике только сейчас увидал, как качается высокая трава, услышал крик матери, перестал петь и остановился. И колокольчик умолк в его руке.
Ворота открылись, и мать бросилась навстречу Мурике.
- Иди скорее! - закричали ему.
- Разве солнце уже дошло до холма? - удивленно спросил Мурике и посмотрел на небо. - Еще рано! Почему вы закрываете ворота? А я нашел колокольчик, который потеряла наша коза! - И он снова поднял руку, зазвонил в колокольчик и запел свою песенку:
- Как видно, сюда повадился ходить лев! - сказал он. - Вот и сделали вокруг селения такую ограду. Наверное, мы сегодня услышим льва! Но ты не бойся, Нана! Он не сможет перескочить через такую загородку!
Все в селении у бабушки Нандунду были очень встревожены. Несколько дней тому назад люди, возвращаясь с работы, услыхали рычание льва. Привлеченные запахом коз, которые паслись на берегу реки, львы появились недалеко от селения. Днем они не были опасны. Но ночью, когда погаснут костры, когда люди лягут спать, голодные хищники, если не подстерегут какую-нибудь антилопу, обязательно заберутся в загон, где привязаны козы. И кто знает, может быть, нападут даже на человека.
Поэтому на следующий день никто не пошел работать на кофейной плантации. Нужно было как можно скорее сделать высокую ограду вокруг селения. Мало ли что может случиться? Пока еще львы ни на кого не напали. А что будет завтра? Такие соседи не очень-то приятны! И мужчины вместе с мальчиками отправились в лес рубить деревья.
С самого раннего утра до захода солнца работали люди. Таскали срубленные стволы, обламывали ветки, копали ямы, втыкали в них заостренные колья, переплетали их ветвями и длинными стеблями сухой травы… Наконец, когда по земле протянулись длинные тени, когда солнце стало клониться за далекие холмы, ограда была готова. С той стороны, где начиналась дорога, ведущая к реке, устроили ворота. Они закрывались задолго до захода солнца, и все к этому времени должны были возвращаться домой. Потому что львы выходят на охоту при последних лучах солнца.
- Хорошо, что мы приехали днем! - сказал Сабалу. - А то могли бы кое с кем повстречаться!
И когда на землю легли длинные тени от хижин, от людей и от ограды, ворота закрылись. Их подперли тяжелым бревном. И в это самое время вдали послышалось грозное рычание.
- Он очень далеко! - попробовала улыбнуться Нана, но ей все-таки было страшно.
- Тот, который рычит, далеко! - внимательно прислушиваясь к раскатам львиного голоса, покачал головой Сабалу. - Но зато другой где-нибудь уже совсем близко от нас. Они всегда охотятся вдвоем. Тот, который выслеживает добычу, молчит. А другой издали подает голос. Вовремя сделали ограду! Можно спать спокойно. Никакой лев не перескочит через такой высокий забор. Но если бы кто-нибудь опоздал и шел бы сейчас где-нибудь в лесу, по берегу реки или по этой дороге… Нет! Не хотел бы я оказаться на его месте!
- Теперь будем жить за оградой, - сказала бабушка Нандунду. - Львы не уйдут отсюда, пока не начнутся дожди или пока не придут охотники с ружьями. Так уже было когда-то… Нужно только, чтобы люди возвращались вовремя домой. Тогда все будут целы. Львы не попробуют даже наших коз!
…Козы тревожно метались в своих загонах, услыхав в темноте рычание льва… А люди, проснувшись ночью от глухих раскатов грозного рычания, поворачивались на циновке на другой бок и засыпали.
Но каждый день после полудня люди то и дело поглядывали на солнце, чтобы не пропустить время, когда оно приближалось к вершинам холмов… И тогда женщины спешили домой с кофейных плантаций, сзывая по дороге своих детей:
- Зе! Зекинью! Домой!
- Баила! Где ты? Домой!
- Илуку! Скорей домой!
И все появлялись откуда ни возьмись на тропинках, ведущих к селению. Мальчишки слезали с деревьев, на которых лакомились сладкими плодами, прибегали из леса со своими рогатками и палками, мчались с берега реки с удочками и рыбами, надетыми на прутик… Девочки бережно несли воду в больших выдолбленных тыквах, одежду, которую они стирали на речке, или тащили на веревках упирающихся коз…
Эти упрямые козы никак не могли понять, почему нужно так рано расставаться с зеленой травой и идти в скучный темный загон…
Последними приходили мужчины с тяжелыми мешками, с лопатами, с мотыгами…
- Все дома? - спрашивали люди друг у друга.
- Все вернулись? - спрашивала бабушка Нандунду.
- Все дома! - отвечали матери.
- Все дома! - отвечали мужчины.
- Тогда закрывайте ворота. Пора! - говорила бабушка Нандунду, и тяжелые ворота поворачивались на толстых петлях, сплетенных из крепких лиан. Ворота подпирали огромным бревном, и до утра уже никто больше не входил и не выходил из селения.
Где-то вдали раздавалось львиное рычание, за оградой скользили бесшумные тени зверей, а здесь, возле хижин, зажигались костры, женщины стряпали ужин, старики курили трубки, разговаривали или рассказывали сказки про животных, про злых и добрых волшебников.
Но однажды, когда ворота были уже заперты, когда все разошлись по своим хижинам, когда от реки донеслось обычное грозное раскатистое рычание, вдруг раздался отчаянный крик:
- Мурике нет дома! Моего мальчика нет дома!
Все выбежали из хижин. Тени от деревьев протянулись по земле до самой ограды, но было еще светло. Солнце только что начало скрываться за холмом.
Женщина бросилась к воротам, но кто-то схватил ее за руку.
- Нельзя! - крикнули ей. - Смотри, вон сидит лев!
И взрослые и дети бросились к воротам. Все прижались к ограде, стараясь разглядеть, что происходит на дороге.
Лев сидел, повернувшись боком к людям, совсем недалеко от ограды. Хорошо были видны темные волосы его гривы, маленькие уши. Длинный хвост с кисточкой на конце неподвижно лежал на красной земле.
Мать Мурике упала на землю и горько заплакала. Она работала в хижине и не заметила, как прошло время. Спохватилась, когда все дети были уже дома. А Мурике остался на берегу.
- Не плачь, Касула, - наклонилась к ней бабушка Нандунду. - Не плачь! Лев уйдет… Зачем ему здесь сидеть. Он сейчас уйдет. А Мурике вернется домой невредимый. Как только мы его увидим - откроем ворота…
- Ах, если бы было ружье! - прошептал Сабалу. - Его можно было бы застрелить! Сидит так близко… Но почему он не двигается? Мне кажется, он прислушивается к чему-то.
- Да! - сказала бабушка Нандунду, подойдя к ограде и внимательно разглядывая льва. - Видите, люди, он пошевелил левым ухом. Слушайте все. Что это?
Издали послышался звон колокольчика… Тихий звон такого колокольчика, который привязывают на шею козам, чтобы они не потерялись.
- Отстал чей-то козленок, - сказал кто-то.
- Сейчас он его разорвет, прошептала Нана.
И вдруг она услышала долетевшую издали песенку… Любимую песенку Мурике:
Мать Мурике вскочила и бросилась к ограде. Люди расступились и пропустили ее, чтобы она могла взглянуть в щелку между бревнами.
Здравствуй, кролик!
Где ты был?
Что ты ел
И что ты пил?
Из-за поворота дороги, из-за высоких стеблей травы показался маленький Мурике. Он шел прямо к воротам, коричневый мальчик в желтых трусиках. В одной руке он держал колокольчик, а другой рукой размахивал в такт песне…
Колокольчик весело звенел, а Мурике бодро шагал босиком по уже остывающей дороге и пел свою любимую песенку.
Здравствуй, кролик!
Где ты был?..
Все замерли. Все затаили дыхание. На краю дороги сидел большой лев, и прямо к нему шел маленький мальчик. Он шел, гордо подняв вверх свою курчавую голову, глядя на голубое небо, и звонил в колокольчик.
Лев недовольно тряхнул головой, как будто ему что-то попало в ухо, вскочил и одним прыжком скрылся в зарослях травы. Закачались высокие сухие стебли…
- А-а-а! - вскрикнули все люди.
- Откройте скорее ворота! - закричала мать Мурике.
А сам Мурике только сейчас увидал, как качается высокая трава, услышал крик матери, перестал петь и остановился. И колокольчик умолк в его руке.
Ворота открылись, и мать бросилась навстречу Мурике.
- Иди скорее! - закричали ему.
- Разве солнце уже дошло до холма? - удивленно спросил Мурике и посмотрел на небо. - Еще рано! Почему вы закрываете ворота? А я нашел колокольчик, который потеряла наша коза! - И он снова поднял руку, зазвонил в колокольчик и запел свою песенку:
- Как хорошо, что он нашел этот колокольчик! - вздохнув с облегчением, сказал Сабалу. - Львы очень не любят звона колокольчиков. Говорят, что у них начинают болеть уши от звона. Я слышал, что даже голодный лев не подойдет близко к козленку, у которого на шее болтается звоночек. А Мурике звонил так громко! Ах ты, кролик! - И Сабалу со смехом подхватил на руки проходившего мимо Мурике…
Здравствуй, кролик!
Где ты был?
Что ты ел
И что ты пил?
Глава VII
АФРИКА В МОСКВЕ
По субботам мама приезжает за Наной. Во время последнего урока на первом этаже собираются родители. Они увозят домой своих малышей, ребят первого и второго классов. Старшие ребята уезжают домой одни.
Все торопятся обедать. В этот день даже Нана, которая всегда дольше всех сидит за столом, быстро съедает и суп и второе. Еще бы! Она знает, что там, внизу, ее уже ждет мама! Закутанная в теплый платок, в меховом пальто, в больших ботинках… Нана все еще никак не может привыкнуть к такой одежде своей мамы.
Нана любила смотреть, как мама, приезжая в деревню к бабушке Нандунду, помогала ей работать, носила на голове большие корзины с кофейными зернами, тюки белого пушистого хлопка, чуть придерживая их рукой…
Легкая, высокая, стройная, открытые руки, босые ноги в легких сандалиях, на голове красивая повязка… А тут - теплые кофты, которые все время щекочут шею и спину… Теплые чулки, теплая шапка… Мама стоит около окна, такая неуклюжая в толстом пальто… И сама Нана такая смешная…
- Посмотри-ка на меня, мама! Я совсем как ты! Наверное, бабушка и папа не узнали бы нас с тобой!
Нана идет, растопырив руки. Толстые рукава пальто не дают им сгибаться. Продернутые через рукава, висят на тесемке варежки. Ботинки с калошами. Теплая меховая шапка. Нана останавливается перед зеркалом и смотрит на себя. Потом громко смеется.
- Анна Ивановна сказала, что, когда будет снег, мне дадут еще валенки. Что такое валенки? У тебя есть валенки, мама?
Мама качает головой и выставляет вперед правую ногу, обутую в теплый ботинок.
- Хватит с меня и этих ботинок. Ведь там внутри мех!
- Мама, а неужели будет еще холоднее? Ведь снега еще нет? Почему до сих пор нет снега?
- Не знаю, - говорит мама. - В прошлом году, когда я приехала, было теплее. И в это время уже был снег… Много снега!
- Расскажи мне, мама, какой снег?
- Ну, представь себе, Нана, что все улицы посыпаны сахаром. Густо-густо. И на деревьях сахар, и на крышах сахар. Все кругом белое и блестящее…
Мама, улыбаясь, смотрит на Нану и помогает ей забраться на ступеньку автобуса.
- Гражданочка, пройдите с ребенком на передние места! - говорит маме кондуктор. - Вот там, у окошечка, садитесь. Девочке виднее будет.
Мама и Нана садятся около окна на переднем сиденье.
- Мама! - тихонько толкает ее руку Нана. - Мама, а почему там, у нас дома, нам нельзя было садиться на передние скамейки автобуса, а только сзади? А почему здесь можно? Почему?
- Девочка моя, любовь моя, ну какие ты вопросы задаешь! Ведь мы с тобой сейчас в Москве! Здесь никто не обращает внимания на то, какого цвета человек. Пусть он будет черный, совсем черный, или коричневый, или желтый, или белый - он может ходить куда угодно, он может садиться на какую угодно скамейку, он может выбирать себе любую профессию… Важно только, чтобы он хорошо работал или хорошо учился. Чтобы приносил пользу своему народу. Ведь мы с тобой в Москве, любовь моя! - И мама крепко прижимает к груди голову Наны.
Когда Нана приезжает в общежитие, где живет мама, ей кажется, что она опять попала в Африку. По лестницам спускаются и поднимаются африканские юноши и девушки, звучит африканская речь, издали доносятся африканские песни. Из зала, где студенты репетируют свои номера для большого концерта, раздаются звуки африканского барабана - тамтама. Если бы сюда еще пальмы, и баобабы, и бананы, и горячее солнце - было бы совсем похоже на Африку.
- Здравствуй, Нана! - говорит по-русски Усман.
Он такой высокий, что должен согнуться пополам или присесть на корточки, чтобы заглянуть в лицо Нане. Он темнее всех в университете. Он приехал из африканской страны, которая называется Мали. Еще в прошлом году он не смог бы разговаривать с Наной, потому что он знал только французский язык, а Нана знала только португальский. А теперь они уже разговаривают по-русски.
Усман рассказывает Нане сказки своей страны, а Нана потом, в интернате, рассказывает их ребятам. Усман поет Нане песни своей страны. Но выучить их Нана не может, потому что он поет их не по-русски. Петь родные песни лучше всего на родном языке.
- Ты сегодня тоже расскажешь мне сказку? - спрашивает Нана.
- Я приду вечером и расскажу тебе замечательную сказку, которую когда-то мне рассказывала моя бабушка! - Усман улыбается, поднимается и уходит по коридору, высокий-высокий, чуть покачивающейся плавной походкой.
- Здравствуй, Нана! - ей протягивает руку Эфуа, девушка из Ганы. - Какие отметки ты получила за эту неделю?
Эфуа стоит перед Наной, уперев руки в бока, расставив крепкие ноги, и смеется, показывая белые-пребелые зубы.
- Я получила пятерку по арифметике. Пятерку за чтение. И пятерку за письмо! - гордо отвечает Нана. - А ты, Эфуа, что получила?
Эфуа задумывается, наклоняет голову.
- Я за эту неделю не получила никаких отметок. Преподаватель меня не спрашивал. Может быть, он меня не заметил. Или забыл про меня? У нас в группе теперь так много студентов. Четыре из Ганы, три из Вьетнама…
Эфуа считает, а Нана загибает пальцы.
- Два из Японии, два из Дагомеи, два с острова Цейлон, два из Аргентины… До скольких ты умеешь считать, Нана? - смеется Эфуа.
- До ста и даже больше! Только в уме трудно. Я насчитала - пятнадцать. А еще много?
- Насчитала пятнадцать? Значит, осталось уже немного. Еще один из Нигерии, один из Кении и двое с острова Занзибар. Сколько получилось, Нана?
Нана рассматривает растопыренные пальцы…
- Девятнадцать! - говорит она и бежит по коридору догонять маму.
Суббота… Сегодня весь вечер и завтра, весь воскресный день, студенты отдыхают. И Нана тоже отдыхает. Она ходит из комнаты в комнату, приветствует старых знакомых, знакомится с теми, кого еще не знала до сих пор.
- Нана, помоги мне прочитать письмо от русского друга! - говорит Исико, девушка из Японии. - Никак не могу понять, что здесь написано!
Нана садится на стул и читает:
- "Я очень обижусь, если ты не придешь ко мне в субботу вечером…"
- В субботу? Это сегодня! - вскрикивает Исико. - Надо уже идти!
В соседней комнате, где живут девушки с Кубы, танцуют. У дверей стоит улыбающийся Анхелино с аккордеоном в руках и играет, полузакрыв глаза от удовольствия. Анхелино очень любит играть. Если бы можно было, он даже на лекции ходил бы с аккордеоном.
Нана проходит по коридору и останавливается около стола, на котором лежит почта. Вот бы сюда мальчиков из ее интерната! Мальчиков, которые собирают марки! Из каких только стран нет здесь писем! Вот подошел к столу студент из Мексики. Для него есть письмо. Вот подошел студент из Индонезии. Ему тоже есть письмо. Вот подбежала маленькая худенькая девушка из Того. Перебрала тоненькими пальцами все конверты, посмотрела на Нану.
- Мне ничего нет! - И убежала.
Нана внимательно рассматривает все письма… Но из Анголы нет ни одного. Никто не пишет ни маме, ни Нане.
- Мама! - Вбежав в комнату, Нана прижимается головой к маминой руке. - Мама, а почему нам никто не пишет писем? Там на столе так много писем из разных стран… А для нас нет! Почему папа нам не пишет? И бабушка Жозефа?
Мама вздрагивает и тихо говорит:
- Они не знают, что мы здесь…
Эфуа считает, а Нана загибает пальцы.
- Два из Японии, два из Дагомеи, два с острова Цейлон, два из Аргентины… До скольких ты умеешь считать, Нана? - смеется Эфуа.
- До ста и даже больше! Только в уме трудно. Я насчитала - пятнадцать. А еще много?
- Насчитала пятнадцать? Значит, осталось уже немного. Еще один из Нигерии, один из Кении и двое с острова Занзибар. Сколько получилось, Нана?
Нана рассматривает растопыренные пальцы…
- Девятнадцать! - говорит она и бежит по коридору догонять маму.
Суббота… Сегодня весь вечер и завтра, весь воскресный день, студенты отдыхают. И Нана тоже отдыхает. Она ходит из комнаты в комнату, приветствует старых знакомых, знакомится с теми, кого еще не знала до сих пор.
- Нана, помоги мне прочитать письмо от русского друга! - говорит Исико, девушка из Японии. - Никак не могу понять, что здесь написано!
Нана садится на стул и читает:
- "Я очень обижусь, если ты не придешь ко мне в субботу вечером…"
- В субботу? Это сегодня! - вскрикивает Исико. - Надо уже идти!
В соседней комнате, где живут девушки с Кубы, танцуют. У дверей стоит улыбающийся Анхелино с аккордеоном в руках и играет, полузакрыв глаза от удовольствия. Анхелино очень любит играть. Если бы можно было, он даже на лекции ходил бы с аккордеоном.
Нана проходит по коридору и останавливается около стола, на котором лежит почта. Вот бы сюда мальчиков из ее интерната! Мальчиков, которые собирают марки! Из каких только стран нет здесь писем! Вот подошел к столу студент из Мексики. Для него есть письмо. Вот подошел студент из Индонезии. Ему тоже есть письмо. Вот подбежала маленькая худенькая девушка из Того. Перебрала тоненькими пальцами все конверты, посмотрела на Нану.
- Мне ничего нет! - И убежала.
Нана внимательно рассматривает все письма… Но из Анголы нет ни одного. Никто не пишет ни маме, ни Нане.
- Мама! - Вбежав в комнату, Нана прижимается головой к маминой руке. - Мама, а почему нам никто не пишет писем? Там на столе так много писем из разных стран… А для нас нет! Почему папа нам не пишет? И бабушка Жозефа?
Мама вздрагивает и тихо говорит:
- Они не знают, что мы здесь…
Нане вдруг становится страшно. Как не знают? Как не знают? Ведь тогда вечером, когда из радиоприемника прозвучал мамин голос, когда Москва заговорила маминым голосом… папа сказал Нане: "Никогда никому не говори! Никогда и никому!" Но маме… маме ведь можно сказать?.. Ведь мама думает, что папа не знает?..
- Мама, а он знает, что ты в Москве, - шепотом говорит Наняли смотрит маме в лицо. - Он знает!..
Мама хватает Нану за плечи и испуганно, но так же тихо спрашивает:
- Кто тебе сказал? Откуда ты знаешь?
И Нана рассказывает маме о том, как папа однажды вечером включил радио, как Москва заговорила маминым голосом, и Нана и папа сразу ее узнали. Как папа выключил радио и сказал Нане строго и сердито: "Никогда и никому не говори об этом!.."
Мама садится и закрывает голову руками.
- Айюэ! - шепчет она. - Айюэ! Почему ты мне раньше не сказала? Почему ты мне не сказала? - и она раскачивается всем телом, обхватив голову руками.
Нана обнимает маму и прижимается к ней крепко-крепко:
- Мама, ты боишься, что он приедет за нами?
И вдруг мама вскакивает. Высокая, тоненькая, она стоит перед Наной, и глаза ее сверкают.
- Нет, не боюсь! Нет, не боюсь! - говорит она, и руки ее сжимаются в кулаки… И голос ее дрожит. - Не боюсь! - еще раз говорит она и обнимает Нану. - Он не может сюда приехать! Сюда могут приехать только те африканцы, которые хотят свободы своей родине, которые желают счастья своему народу, своим братьям… А он не такой!.. Он не такой!.. Ты помнишь, Нана, как он запрещал мне учиться? Ты помнишь, Нана, как он не позволял мне работать?.. Он не хотел, чтобы я была учительницей, чтобы я учила африканских детей… Он хочет, чтобы в нашей стране всегда оставались колонизаторы, чтобы наша страна никогда не была свободной, чтобы всем распоряжались белые. Такие, как сеньор Морейра, как господин Смит, у которого служил папа… Он сделал много зла моим друзьям! Он сделал много зла нашему Сабалу. Он сделал много зла нашей бабушке. И нам с тобой, Нана, он сделал много зла. Я должна была уехать тайком, оставить тебя с ним. Я знаю, что он запретил всем в доме говорить обо мне. Но я хотела, чтобы моя дочка получила настоящее образование, чтобы моя дочка выросла настоящим человеком. Поэтому я попросила моих друзей помочь тебе приехать ко мне, в Москву… И вот мы теперь с тобой вместе, учимся здесь. Ты говоришь, что он знает, где я. Пускай! Сюда он не сможет приехать! - И мама крепко обнимает Нану.
Кто-то стучит в дверь, приоткрывает ее, и высокий Усман заглядывает в комнату:
- Нана, я пришел рассказывать тебе сказку. Ты хочешь послушать?
- Мама, а он знает, что ты в Москве, - шепотом говорит Наняли смотрит маме в лицо. - Он знает!..
Мама хватает Нану за плечи и испуганно, но так же тихо спрашивает:
- Кто тебе сказал? Откуда ты знаешь?
И Нана рассказывает маме о том, как папа однажды вечером включил радио, как Москва заговорила маминым голосом, и Нана и папа сразу ее узнали. Как папа выключил радио и сказал Нане строго и сердито: "Никогда и никому не говори об этом!.."
Мама садится и закрывает голову руками.
- Айюэ! - шепчет она. - Айюэ! Почему ты мне раньше не сказала? Почему ты мне не сказала? - и она раскачивается всем телом, обхватив голову руками.
Нана обнимает маму и прижимается к ней крепко-крепко:
- Мама, ты боишься, что он приедет за нами?
И вдруг мама вскакивает. Высокая, тоненькая, она стоит перед Наной, и глаза ее сверкают.
- Нет, не боюсь! Нет, не боюсь! - говорит она, и руки ее сжимаются в кулаки… И голос ее дрожит. - Не боюсь! - еще раз говорит она и обнимает Нану. - Он не может сюда приехать! Сюда могут приехать только те африканцы, которые хотят свободы своей родине, которые желают счастья своему народу, своим братьям… А он не такой!.. Он не такой!.. Ты помнишь, Нана, как он запрещал мне учиться? Ты помнишь, Нана, как он не позволял мне работать?.. Он не хотел, чтобы я была учительницей, чтобы я учила африканских детей… Он хочет, чтобы в нашей стране всегда оставались колонизаторы, чтобы наша страна никогда не была свободной, чтобы всем распоряжались белые. Такие, как сеньор Морейра, как господин Смит, у которого служил папа… Он сделал много зла моим друзьям! Он сделал много зла нашему Сабалу. Он сделал много зла нашей бабушке. И нам с тобой, Нана, он сделал много зла. Я должна была уехать тайком, оставить тебя с ним. Я знаю, что он запретил всем в доме говорить обо мне. Но я хотела, чтобы моя дочка получила настоящее образование, чтобы моя дочка выросла настоящим человеком. Поэтому я попросила моих друзей помочь тебе приехать ко мне, в Москву… И вот мы теперь с тобой вместе, учимся здесь. Ты говоришь, что он знает, где я. Пускай! Сюда он не сможет приехать! - И мама крепко обнимает Нану.
Кто-то стучит в дверь, приоткрывает ее, и высокий Усман заглядывает в комнату:
- Нана, я пришел рассказывать тебе сказку. Ты хочешь послушать?
Глава VIII
СКАЗКА…
Жил-был один очень злой и очень ленивый крокодил, к тому же он был страшный обжора. Насытившись, он обычно ложился спать и спал дольше, чем все его родственники.
Он не любил даже маленьких птичек, которых крокодилы называют "зубочистками". Они раздражали его своим чириканьем.
У крокодилов принято после еды ложиться на песок и дремать, широко открыв пасть. А маленькие птички-"зубочистки" скачут в это время по большим желтым зубам крокодила и выдергивают остатки еды, застрявшей между зубами.
Ну, так вот, этот злой и ленивый крокодил никогда не позволял птичкам чистить свои зубы. Они, видите ли, мешали ему спать.
А на самом деле птички-"зубочистки" могли бы сослужить ему большую службу. Ведь они, прыгая по зубам крокодилов, пока те дремали, все видели вокруг. Если приближалась какая-нибудь опасность, они вспархивали и улетали с громким писком. А крокодилы просыпались от этого писка, открывали сонные глаза и торопливо ковыляли в реку. Вот так, предупреждая об опасности, птички благодарили крокодилов.