Страница:
— Девятый калибр. Слоновье, — тоном эксперта определил Сашка, нимало не беспокоясь, что в Австралии нет слонов, и Змей его с удовольствием поддержал. Приятно иметь слоновье ружье.
— Погоди, дядь Володь, — засуетился Игорь, — сейчас у тебя комплект будет.
Племяш заставил дядю закрыть глаза, надел на него свой подарок — изукрашенную заклепками кожаную куртку — и подвел к зеркалу.
— Смотри! А кожа какая, дядь Володь! Чистая лайка.
Явно молодежного покроя куртка, похоже, досталась Игорю даром в его российско-сирийской фирме. Она скорее украсила бы жизнерадостного байкера, а тут все увидели в зеркале молодящегося старика, решившего побаловаться примеркой внучковой курточки. Пьяненький Змей, совершенно счастливый, повесил слоновье ружье на грудь, схватил сохадзевский газовик и выказал готовность пальнуть из того и другого, не сходя с места. Мужчины подхватили его и выставили за порог. Змей шарахнул из двух стволов. Его втащили назад и захлопнули дверь, чтобы газ не ворвался в дом.
— Дядь Володь, — усадив Змея за стол, начал Игорь, — а зачем тебе в Москве гараж, если ты живешь на даче?
Змей, который был ниже Игоря, посмотрел на него, как он умел, будто сверху вниз:
— А затем он мне нужен, Игорек, что этот гараж мой.
— Ну и будет он твой. Ты мне только позволь машину ставить, на время, а то совсем сгниет. А если ты когда и приедешь в Москву, так ведь в гараже и две машины поместятся.
— Нет, — сказал Змей, — там и без твоей жестянки тесно: подарки некуда складывать, все чуланы забиты.
Я же не прошу тебя взять мои подарки к себе в квартиру.
— Давай, — охотно согласился Игорь, — особенно если телевизор.
— Не, телевизоров подарили только два, мне самому мало. А так шлют военные железки. С Черноморского флота притаранили шестнадцатидюймовый снаряд. Пустой, конечно.
— Давай снаряд, — с пьяной покладистостью напросился Игорь.
Змей запыхтел и полез в карман за трубкой. Ничего хорошего это Игорю не предвещало: Змей обычно курил сигареты, а если начинал сосать трубку, жди скандала.
— А телевизоры ты не показал! — пошел на попятную племяш, хорошо изучивший своего знаменитого дядю.
Змей неохотно повел черенком трубки, мол, что их показывать, вот они. Оба телевизора стояли тут же, уже без коробок, но в пенопласте — ушастый «Сони» и маленький «Филипс».
Мужчины быстро сняли упаковку, вытянули усики антенн, и экран «Филипса» засветился первым. Змею вручили пульт, он забегал пальцами по кнопкам, перелистывая программы.
— И дециметры ловит, — подлизнулся Игорь.
Змей дошел до РТР. Показывали ток-шоу «Криминальный интерес». Во весь экран — лицо молодого ведущего с коварным прищуром.
— Давай к «тарелке» подключим, дядь Володь, — суетился Игорь, — может, Си-эн-эн поймает.
А Змей вдруг сказал, глядя в экран:
— Это мой сын, Дмитрий Владимирович!
Татьяна уставилась на Барсукова, который знал первую жену Змея и, понятно, их сына. Но Барсуков сам смотрел то на Змея, то на Игоря.
— Я его не помню, маленький был, — неуверенно сказал племяш.
— А я говорю: он мой сын! — Змей снова полез в карман за трубкой.
— Позвольте, — влез Викин Сергей, — он же Савельев! И отец у него адмирал, я знаю.
— Ага, — иронически поддакнул Змей. — Ты с этим адмиралом вчера в «Каре» выдул бутылку виски. Петра Кириллыча помнишь?
У Татьяны сердце оборвалось. Она-то думала, что эти морячки вчера уболтали, увели Змея. А Змей сам от нее скрылся'. Пил с человеком, который отбил его жену.
— Сын, сын! — взвизгнула Вика и кинулась к Змею. — А я и не пойму, почему я в него такая влюбленная! А он твой сын! Как он мне нравится, такой умница!
— Я и сам не знал, — улыбался польщенный Змей. — Они же остались во Владике, а у меня баротравма, передели в Москву…
Историю про баротравму Татьяна слышала сто раз.
Змей не мог успокоиться, что был боевым пловцом, капитаном третьего ранга, а стал каким-то майором и так, на сухопутье, дослужился до полковника. Любил носить морскую форму — в его «Воениздате» на это смотрели сквозь пальцы.
— Дядь Володь, — выслушав про баротравму, заметил Игорь, — а все-таки он больше не на тебя похож, а на мать.
— Нет! Нет! Нет! — прыгала Вика. — Вылитый Кадышев!
— Да нос-то не его, — заспорил племяш.
В кутерьме никто не обращал внимания на Татьяну, сжавшуюся на диване в комок. Люди, люди, что же вы такие гады и так плохо скрываете свое гадство? Игорь, племяш, зарится на гараж и недоволен тем, что появился прямой наследник. А Вика довольна: она-то уже не наследница, зато какая это шпилька Татьяне — сын, законный!
Змей вышел и принес карточку сына, еще первоклассника с октябрятской звездочкой. Татьяна застонала про себя: выходит, он хранил ее где-то недалеко, может быть, носил в кармане…
Все кинулись разбирать: похож, не похож — глаза, губы, уши.
— «Уши»! — злился Змей. — Я с его так называемым отцом двадцать лет не разговаривал. А вчера встретились на банкете и как бы даже помирились. Он мне открытым текстом сказал: твой сын.
Тем временем Сашка настроил второй телевизор, и сразу два змеесына заулыбались с экранов.
— Вот это сын, это наследничек! — подвел итог Сохадзе. — Ну, за твое отцовское счастье!
Откупорили шампанское, и все кинулись чокаться со Змеем. Вика вилась вокруг Змея, и ей тоже каким-то образом доставались поздравления. Она царственно кивала, как мать наследника. Ну, еще бы, змеесын — любимый телеведущий — ее забору двоюродный плетень!
И тут племяш решил воспользоваться благодушным настроением Змея. Опять полез с гаражом:
— Ну так мы договорились, дядь Володь? Дай мне ключи, я дубликаты сниму и верну.
Змей побагровел:
— Я живой, Игорек! Я еще даже водку с тобой пью, а ты за моим столом…
Не договорив, он встал и вышел. Звякнула застекленная дверь кабинета. Все замолчали, только Сашка, выложив на тарелке композицию из шпрот и оливок, что-то объяснял Барсукову. Татьяна прислушалась и ужаснулась. Ее брат в деталях рассказывал, как, привязав к двум бронетранспортерам, они разорвали «белые колготки» — нанятую чеченцами биатлонистку из Прибалтики.
АКТИВНАЯ РАЗРАБОТКА
Когда начальник отдела безопасности начинал говорить такими ведомственными афоризмами, это означало, что ему что-нибудь нужно. Например, оправдаться.
— Ваши не проследили за нападавшими, — догадался Тарковский.
— Не «ваши», а «ваш», в единственном числе. Он был без напарника и выполнил приказ — наблюдать за Кадышевым.
— Хоть номер машины-то записал?
— А как же. Записал и доложил мне сразу же. Только, Виктор Саулыч, принадлежит этот номерок хлебному фургону отечественной марки «ЗИЛ», а те двое были как раз на «Форде-Скорпио», окраска — вишневый металлик.
В голосе Шишкина слышалось плохо скрываемое ехидство. Человек более открытый сказал бы: «Сам виноват, не надо было жаться на оплату наружки». Но Шишкин никогда не говорил в лоб — он давал понять. Тарковский к этому привык и сам научился разговаривать с кагэбэшником недомолвками.
— Сколько? — без обиняков спросил Тарковский.
— Да пока что пустяки — сотни три.
Тарковский изумленно вскинул брови:
— Ты бы еще сказал «рублей».
— Рублей не получится, — постарался не заметить иронии Шишкин. — На дачу пошлем Гришу и добавим ему сотню, чтобы не считал, что его понизили. На его место пока возьмем старшего смены — этому добавлять не надо — и за две сотни наймем нового охранника в торговый зал, любого болвана, лишь бы умел галстук завязывать.
— Не пойму, Никита Васильевич, кто из нас жмот, я или ты? — буркнул Тарковский. — Сколько надо на самом деле?
Пожав плечами, дескать, сами приучили экономить, Шишкин выдал реальную цифру:
— Тысяч пять. А если «жучки» ставить, то двадцать.
Техника у нас древняя, Виктор Саулыч.
— Двести тысяч грохнул в один только «Галант» — и древняя?!
Шишкин ответил улыбкой, означавшей: «Ну конечно же, ты жмот».
— В «Галанте» — мы обновили систему безопасности.
Там одна техника, а для наружки нужна совсем другая.
Направленный микрофон, например. Вообще, Виктор Саулович, у вас служба безопасности на положении падчерицы. Поймите же, нельзя пассивно обороняться: кто не наступает, тот обречен на поражение.
Ну вот, снова кагэбэшные афоризмы.
— Бери двадцать, — согласился Тарковский. — Только расскажи, чем ты меня осчастливишь на эту сумму.
— Во-первых, круглосуточное наблюдение за дачей.
Место там неудобное, но есть подходящий столб для телекамеры: запитаем от сети, замаскируем. Стало быть, и камера нужна. Не такая, как у нас в торговых залах, — счел нужным пояснить Шишкин.
Его намеки начали раздражать.
— Ты дурака-то из меня не делай, — огрызнулся Тарковский.
— Во-вторых или уже в-третьих, — безмятежно продолжал начальник отдела безопасности, — надо ставить наблюдение и за городской квартирой. Объект в ней не живет, но как раз это и привлекает. Вам ведь нужны те двое на «фордике»?
— Думаешь, они попытаются?..
— Думаю, — понял неоконченный вопрос Шишкин.
— А может, мы раньше?..
— Тоже думаю. Я бы сам тряхнул стариной, но у него замки английские, и не ширпотреб, в мое время таких не было. Взломать можно и за двадцать минут, но хотелось бы скрытно.
За пять минут, мысленно поправил Тарковский, вспомнив, как ему «болгаркой» спиливали дверные петли.
Тоже был не ширпотреб.
— Ключи будут, — пообещал он. — Что еще?
— Ну, если ключи, то больше ничего. Всадим ему «жучок» в телефонный аппарат. Хотя, конечно, это вчерашний день: когда подключаешься, объект слышит щелчок.
Тарковский черкнул в блокноте: «20», передумал, зачеркнул, написал «25». Пусть сделают без щелчка, для Умника не жалко. Если только Кадышев — Умник. Поставил точку, означавшую ненаписанные три нуля, и, вырвав листок, протянул Шишкину.
— Для кассира. И проследи, чтобы сожгли.
Кагэбэшный лис опять улыбался. Прокурорские выгребли из кассы сто тысяч неоприходованных долларов и на полмиллиона таких записочек, только тогда Тарковский и нули писал, и ставил дату, и расписывался. Теперь-то его научили осторожности.
— Ну что ты скалишься?! — взъелся Тарковский. — Солнечный клоун! Ты когда мне обещал Умника достать?!
Зря он вспомнил Умника. Не вовремя, не в том контексте. Шишкин мог связать это его замечание со слежкой за писателем… За три года работы Тарковский так и не научился доверять начальнику отдела безопасности.
Черт их знает, этих пламенных дзержинцев. Как-то раз Шишкин выдал один из своих афоризмов: «Присягу принимают не на время службы, а на всю жизнь». Словом, были вещи, о которых Тарковский не мог ему говорить прямо. Одно дело — поставить охрану, снять охрану, попасти конкурента или работницу бухгалтерии, которая стала жить не по средствам. Здесь Тарковский не скрытничал. Но, скажем, задания найти Умника и нынешнее — установить наблюдение за писателем — напоминали в его устах сказку «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».
— Не буду вас обременять своим присутствием, — встал Шишкин.
К разговору о Кадышеве он больше не возвращался, хотя начинал с настойчивых просьб объяснить, зачем нужна эта слежка за уважаемым писателем. Значит, сам дотумкал связать Кадышева и Умника, понял Тарковский.
Нет, положительно, скрытность кагэбэшного лиса оборачивалась ему боком: зная эту его черту, начинаешь понимать недосказанное и ловишь его так же просто, как если бы он говорил все в лоб.
— Да, — решил проверить себя Тарковский.
— Что — да?
Тарковский молчал, и кагэбэшник, переступая через характер, неохотно выдал свою догадку:
— Кадышев — Умник?
— Возможно. Я не уверен, — искренне ответил Тарковский.
— Наташа — его внучатая племянница, — подсказал Шишкин, как всегда, не закончив мысль: «Его племянница — значит, могла поставлять ему компромат».
— Исключено, — мотнул головой Тарковский. — Она у меня с января, а Умник присосался больше двух лет назад.
Его познабливало от нетерпения. Прощупать этого Кадышева, выяснить главное, и, если он — Умник… То непонятно, что с ним делать. Не та фигура Умник, чтобы его тихо исчезнуть и запытать, вытягивая, где спрятан компромат. Люди Шишкина два года пытались засечь его во время передачи денег и ни разу не увидели даже издали. Так неужели осторожный Умник не подстраховался на случай похищения? Виктор Саулович не сомневался, что копии компрометирующих документов окажутся в УБЭП, ФСБ и прокуратуре раньше, чем Умнику развяжут язык…
Нет, с Кадышевым (если, повторимся, он — Умник) надо по-другому. Они с Виктором Сауловичем два миллионера, опора экономики, движущая сила реформ. Кадышев знает, что часть капитала Тарковского образовалась в эпоху «пирамид» из аферы со старушечьими сбережениями, Тарковский знает, что часть капитала Кадышева добыта шантажом. Как говорится, могли бы дружить. Но у писателя на руках документы, а у Тарковского — ничего, кроме голых подозрений (которые, может, и не подтвердятся). Значит, нужно накопать равноценный компромат На Кадышева. А пока это не сделано, хотя бы намекнуть писаке, что его тайна — уже не тайна и надо бы ему поосторожней обращаться с компроматами на Вэ Эс Тарковского.
У Виктора Сауловича имелось пухлое досье на Кадышева, о каком Шишкин мог только мечтать, — Наташа постаралась. Самого важного она, конечно, не знала, но всю явную часть жизни любимого дядюшки описала подробнейшим образом — от бытовых привычек до круга знакомств. И был в этом кругу один человечек, косвенным образом зависевший от Тарковского. Пожалуй, он мог бы передать Кадышеву невинную фразу, смысл которой не дойдет до законопослушного писателя (если он законопослушный), а вот Умник поймет намек!.. Эта мысль пришла только что. Тарковский покосился на своего начальника отдела безопасности. Не ушел, так и стоит. Посоветоваться? Ох, неохота до конца раскрываться перед кагэбэшным лисом, придется самому… В Майами у Тарковского срывалась выгодная сделка с тряпьем, которое в Америке уже относили прошедшим летом, а в Москве станут носить будущим. Он и так уже задержался на лишние сутки. И задержится еще. Завтра вечером он будет не догадываться, а знать.
— Что еще? — буркнул Тарковский.
— Я о Наташе. — Шишкин мялся: не любил влезать в интимные дела хозяина, и Виктор Саулович это ценил. — Ключи вы собираетесь достать через нее? Я к тому, что надо бы ее обучить, как делают слепок.
— Не надо, — ответил Тарковский, — Наташа уже знает, что ей делать. А ты дай команду своему человеку… :
Начальник отдела безопасности снова сел и плотно придвинул кресло к хозяйскому столу.
ТАНГО СО ЗМЕЕМ
— Здесь акустика не та, поставьте выше, отстегните колонки…
— Что вы там возитесь?! — рявкнул Змей. Он сам порылся в кассетах, выбрал какую-то старую, грязноватую на вид.
— Ун танго итальяно! — грянуло из обеих колонок.
— До-о-льче танго! — подхватил Змей, щелкнул каблуками и пошел на Вику. Татьяна часто слышала, как он гонял это танго, работая по ночам, — вдохновлялся воспоминаниями?
Вторая змеежена встала, как загипнотизированная, ее глаза сияли. Змей достал из кармана белые парадные перчатки, натянул и положил руку Вике на талию…
Это было не просто красиво — шикарно! Какая-то школьная классика, «После бала», что ли, вертелась у Татьяны в голове: благородный седой полковник и крупная русская красавица. Мужчины сделали стойку. Даже похабник Сохадзе, пытавшийся изображать вилками кастаньеты, притих — впечатление было сильное. Танго лилось, танго не кончалось, оно было записано-переписано раза три подряд. Партнеры начали задыхаться, но это выглядело не как слабость, а как любовный экстаз, В лихом повороте Змей кинул на бедро немаленькую Вику, и оркестр выдохнул в последний раз. Он помнил, где запись кончается!
Ну, слава богу, все! Змей проводил Вику к дивану.
И гости думали, что все; Татьяна видела, как облегченно выдохнул Викин Сергей. Кассета шипела, шипела, но Змей не торопился ее останавливать. Оказалось, не все, дальше пошла любительская запись: Змей поет по-польски своим густым басом:
Налэво мост, направо мост.
А долэм Висла плынэ…
Игорь гулко зааплодировал. Змей испепелил его взглядом, и племяш спрятал руки за спину. А к голосу Змея на кассете присоединился молодой женский:
Аутобусы чэрвэнэм мигаем!..
Вика! И — вместе со Змеем:
Заглендаэм до окэн трамваэм!..
Змей торжествующе смотрел на бывшую жену, провокатор!
Вика вскочила и кинулась из комнаты. Сергей побагровел. Так ему и надо, разине, подумала Татьяна, но, взглянув на сияющего Змея, поняла, что над Сергеем торжествовать глупо: ей самой тоже чуть ли не изменили у всех на глазах! Она выскользнула из столовой. В конце коридора мелькнуло Викино синее платье и скрылось за дверью ванной.
Пока Татьяна скреблась в запертую дверь и уговаривала Вику открыть, в столовой театр танца перешел в театр военных действий. Оттуда пулей вылетела Наташка и с шальными глазами бросилась к Татьяне. За пять лет Наташка не придумала, как называть Татьяну — родственное «ты», и все, — и сейчас только махала рукой:
— Там, там…
Подворачивая каблуки, Татьяна бросилась за ней.
Посреди столовой Змей с Сергеем напирали друг на друга грудью, Сашка с Игорем их растаскивали. Наташка и Татьяна дружно охнули и рванули обратно к ванной.
— Тетя Вика, тетя Вика! — заколотилась в дверь Наташка. В другое время Татьяна не простила бы ей «тетю Вику». Хотя, с другой стороны, Наташка так с детства привыкла. Какого черта заперлась эта тетя!
— Вика, открывай!
Вика щелкнула задвижкой, высунулась заплаканная, с красным носом, почему-то без туфель, в одних колготках. Топилась, что ли?
— Там наши… — только успела ей сказать Татьяна, и Вика поняла. Как была, босиком, она рванулась в столовую и добежала первой. Догнав ее, Татьяна с Наташкой застали совершенно другую картину.
Змей с Сергеем пили на брудершафт. В переплетенных локтями руках сверкали двухсотграммовые фужеры, до краев наполненные коньяком. Мужики воплями подзадоривали соперничающих самцов. Татьяна охнула. Ну ладно, Сергей, он здоровенный кабан, но Змей-то, Змей куда, сердечник?!
— Пей до дна! — нестройно грянули мужики. Соперники выпили, облобызались и одновременно грохнули фужеры об пол — вдребезги! Сергей рукавом пиджака вытер прошибшую Змея слезу, а тот по-отечески погладил его по голове.
Татьяна шмыгнула в кабинет и стащила сигарету из открытой Змеевой пачки. Она тайком покуривала, когда муж не видел. Руки ходили ходуном после этих петушиных боев. Подымить здесь? Нет, учует. Сам коптит как паровоз, а нюх тонкий. Заглянув по пути в столовую — успокоились, пьют мировую, — она пошла будто бы на кухню и, не зажигая света в коридоре, свернула к черному ходу.
На пустыре у змеестрельбища, едва различимый сквозь сетку в двери, темнел силуэт человека.
Татьяна примерзла к полу. В глазах еще плавали круги от люстр в столовой. Чуть погодя рассмотрела: силуэт был определенно женский. Отвернувшись от ветра, незнакомка чиркнула зажигалкой. Не скрывается.
Фу ты, Наташка!
Светлячок сигареты поплясал в воздухе и описал ровный круг. Татьяна, уже было собравшись окликнуть змееплемянницу, только по-рыбьи сглотнула воздух. Если бы не сегодняшний случай с бандитами… Она тогда стояла здесь же, в коридоре, а Змей — на месте Наташки, и это совпадение почему-то вызывало у нее страх. Чепуха, успокоила себя Татьяна.
Сигарета описала еще один круг.
Чувствуя себя полной дурой, Татьяна сковырнула туфли и начала подкрадываться к двери. В лунном свете поблескивали валявшиеся под насыпью пивные банки, по которым сегодня днем пуляли стрелки. Слабо светилось небо, перечеркнутое голыми ветками осин. И вдруг как ниоткуда в небе всплыла тень, показавшаяся Татьяне гигантской. Наташка оживленно засемафорила сигаретным огоньком, и тень бесшумно спрыгнула с насыпи. Ее не стало видно, только блестевшие банки как будто накрывало черным платком, потом они снова появлялись из темноты.
Не дыша, Татьяна подкралась к черному ходу. За сетчатой дверью ее не увидят, это проверено, в последний раз — сегодня утром. Наташкины фокусы не поддавались разумному объяснению. Знакомого привела? Тогда почему скрывает — хочет сделать сюрприз?
В проем двери вплыла рука и оттащила Наташку за косяк. Забубнил мужской голос.
— Ну и что же, что видно?! — огрызнулась Наташка. — Я покурить вышла. На, забирай. Когда вернешься?
Голос ответил коротко и невнятно.
— А пораньше нельзя? — спросила Наташка.
— Бу-бу.
— Мне же заночевать придется!
Ответа мужчины Татьяна опять не расслышала.
— Ну и ладно, тогда нажрусь, чтоб не так противно было, — решила Наташка и щелчком отправила сигарету в сторону насыпи.
Стараясь не топать, Татьяна побежала прочь, наткнулась на свои сброшенные туфли, громыхнула… Дверь у нее за спиной скрипнула, и по ногам ударило холодом..
— Ой, кто это? — вполне натурально испугалась Татьяна.
— Я. Ты что в темноте бродишь?
— Т-с-с… — Татьяна торопливо всовывала ноги в туфли, задники смялись. — Покурить иду. Зажигалка у тебя есть?
— Ты прям как маленькая, дядь Володю боишься.
В Наташкином голосе слышалось облегчение, и Татьяна окончательно поняла, что сюрпризом тут и не пахнет — во всяком случае, приятным для Змея. С кем она встречалась, кто заставлял ее прятаться, чтобы не заметили из коридора?! Мужская тень была здоровенная. Верзила, которого ранил Змей? Да нет, он еле уполз, сейчас отлеживается.
Ослепив Татьяну, вспыхнул огонек.
— Наташ, оставь зажигалку, я на улице покурю.
— Нет, я ее из рук не выпускаю. Завалится куда-нибудь, а она золотая, и к тому же подарок.
— Если что, позови меня, — попросила Татьяна, тычась в огонек сигаретой.
— Само собой. Конспигация, батенька, конспигация и еще раз конспигация, — прокартавила Наташка и ушла, оставив за собой ощутимый даже в сигаретном дыму сладкий запах духов.
На улице было холодно, и Татьяна осталась курить у двери, пуская дым через сетку. Поймала себя на том, что прячет сигарету в кулаке — боится: вдруг на огонек опять придет этот, «тень»?
Господи, что происходит в доме?! В какую историю вляпалась Наташка? Если бы не сегодняшнее появление бандитов, Татьяна остановилась бы на самом банальном объяснении: любовник. Наверное, с окрестных дач. Наташка гостила у Змея летом и вполне могла познакомиться.
Но после того, как у тебя в доме произошла натуральная перестрелка, начнешь подозревать родную маму. Кстати, надо написать маме.
Курить в темноте было неинтересно. Говорят, слепые не курят, потому что не видят дыма. Татьяна затянулась напоследок и отправила сигарету вслед за Наташкиной, еще дотлевавшей на земле умирающим светлячком. В голову опять полезла эта Вика, дрянь, провокаторша и разлучница. А Наташка? Надо присмотреть за ней, вот и все.
ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ
Тут их ждал сюрприз: в квартире горел свет.
— Погоди, дядь Володь, — засуетился Игорь, — сейчас у тебя комплект будет.
Племяш заставил дядю закрыть глаза, надел на него свой подарок — изукрашенную заклепками кожаную куртку — и подвел к зеркалу.
— Смотри! А кожа какая, дядь Володь! Чистая лайка.
Явно молодежного покроя куртка, похоже, досталась Игорю даром в его российско-сирийской фирме. Она скорее украсила бы жизнерадостного байкера, а тут все увидели в зеркале молодящегося старика, решившего побаловаться примеркой внучковой курточки. Пьяненький Змей, совершенно счастливый, повесил слоновье ружье на грудь, схватил сохадзевский газовик и выказал готовность пальнуть из того и другого, не сходя с места. Мужчины подхватили его и выставили за порог. Змей шарахнул из двух стволов. Его втащили назад и захлопнули дверь, чтобы газ не ворвался в дом.
— Дядь Володь, — усадив Змея за стол, начал Игорь, — а зачем тебе в Москве гараж, если ты живешь на даче?
Змей, который был ниже Игоря, посмотрел на него, как он умел, будто сверху вниз:
— А затем он мне нужен, Игорек, что этот гараж мой.
— Ну и будет он твой. Ты мне только позволь машину ставить, на время, а то совсем сгниет. А если ты когда и приедешь в Москву, так ведь в гараже и две машины поместятся.
— Нет, — сказал Змей, — там и без твоей жестянки тесно: подарки некуда складывать, все чуланы забиты.
Я же не прошу тебя взять мои подарки к себе в квартиру.
— Давай, — охотно согласился Игорь, — особенно если телевизор.
— Не, телевизоров подарили только два, мне самому мало. А так шлют военные железки. С Черноморского флота притаранили шестнадцатидюймовый снаряд. Пустой, конечно.
— Давай снаряд, — с пьяной покладистостью напросился Игорь.
Змей запыхтел и полез в карман за трубкой. Ничего хорошего это Игорю не предвещало: Змей обычно курил сигареты, а если начинал сосать трубку, жди скандала.
— А телевизоры ты не показал! — пошел на попятную племяш, хорошо изучивший своего знаменитого дядю.
Змей неохотно повел черенком трубки, мол, что их показывать, вот они. Оба телевизора стояли тут же, уже без коробок, но в пенопласте — ушастый «Сони» и маленький «Филипс».
Мужчины быстро сняли упаковку, вытянули усики антенн, и экран «Филипса» засветился первым. Змею вручили пульт, он забегал пальцами по кнопкам, перелистывая программы.
— И дециметры ловит, — подлизнулся Игорь.
Змей дошел до РТР. Показывали ток-шоу «Криминальный интерес». Во весь экран — лицо молодого ведущего с коварным прищуром.
— Давай к «тарелке» подключим, дядь Володь, — суетился Игорь, — может, Си-эн-эн поймает.
А Змей вдруг сказал, глядя в экран:
— Это мой сын, Дмитрий Владимирович!
Татьяна уставилась на Барсукова, который знал первую жену Змея и, понятно, их сына. Но Барсуков сам смотрел то на Змея, то на Игоря.
— Я его не помню, маленький был, — неуверенно сказал племяш.
— А я говорю: он мой сын! — Змей снова полез в карман за трубкой.
— Позвольте, — влез Викин Сергей, — он же Савельев! И отец у него адмирал, я знаю.
— Ага, — иронически поддакнул Змей. — Ты с этим адмиралом вчера в «Каре» выдул бутылку виски. Петра Кириллыча помнишь?
У Татьяны сердце оборвалось. Она-то думала, что эти морячки вчера уболтали, увели Змея. А Змей сам от нее скрылся'. Пил с человеком, который отбил его жену.
— Сын, сын! — взвизгнула Вика и кинулась к Змею. — А я и не пойму, почему я в него такая влюбленная! А он твой сын! Как он мне нравится, такой умница!
— Я и сам не знал, — улыбался польщенный Змей. — Они же остались во Владике, а у меня баротравма, передели в Москву…
Историю про баротравму Татьяна слышала сто раз.
Змей не мог успокоиться, что был боевым пловцом, капитаном третьего ранга, а стал каким-то майором и так, на сухопутье, дослужился до полковника. Любил носить морскую форму — в его «Воениздате» на это смотрели сквозь пальцы.
— Дядь Володь, — выслушав про баротравму, заметил Игорь, — а все-таки он больше не на тебя похож, а на мать.
— Нет! Нет! Нет! — прыгала Вика. — Вылитый Кадышев!
— Да нос-то не его, — заспорил племяш.
В кутерьме никто не обращал внимания на Татьяну, сжавшуюся на диване в комок. Люди, люди, что же вы такие гады и так плохо скрываете свое гадство? Игорь, племяш, зарится на гараж и недоволен тем, что появился прямой наследник. А Вика довольна: она-то уже не наследница, зато какая это шпилька Татьяне — сын, законный!
Змей вышел и принес карточку сына, еще первоклассника с октябрятской звездочкой. Татьяна застонала про себя: выходит, он хранил ее где-то недалеко, может быть, носил в кармане…
Все кинулись разбирать: похож, не похож — глаза, губы, уши.
— «Уши»! — злился Змей. — Я с его так называемым отцом двадцать лет не разговаривал. А вчера встретились на банкете и как бы даже помирились. Он мне открытым текстом сказал: твой сын.
Тем временем Сашка настроил второй телевизор, и сразу два змеесына заулыбались с экранов.
— Вот это сын, это наследничек! — подвел итог Сохадзе. — Ну, за твое отцовское счастье!
Откупорили шампанское, и все кинулись чокаться со Змеем. Вика вилась вокруг Змея, и ей тоже каким-то образом доставались поздравления. Она царственно кивала, как мать наследника. Ну, еще бы, змеесын — любимый телеведущий — ее забору двоюродный плетень!
И тут племяш решил воспользоваться благодушным настроением Змея. Опять полез с гаражом:
— Ну так мы договорились, дядь Володь? Дай мне ключи, я дубликаты сниму и верну.
Змей побагровел:
— Я живой, Игорек! Я еще даже водку с тобой пью, а ты за моим столом…
Не договорив, он встал и вышел. Звякнула застекленная дверь кабинета. Все замолчали, только Сашка, выложив на тарелке композицию из шпрот и оливок, что-то объяснял Барсукову. Татьяна прислушалась и ужаснулась. Ее брат в деталях рассказывал, как, привязав к двум бронетранспортерам, они разорвали «белые колготки» — нанятую чеченцами биатлонистку из Прибалтики.
АКТИВНАЯ РАЗРАБОТКА
При активной разработке изучаемого объекта невозможно обойтись без скрытого наблюдения за его личной ч деловой жизнью, выполняемого чаще всего визуальными (слежка) и акустическими (подслушивание) методами.
Р. РОНИН. Своя разведка
Тарковский. Тот же вечер
— А интересный писатель этот Кадышев. Меньше суток его наблюдаем, и уже перестрелка! — Шишкин, старый кагэбэшный лис, довольно потирал руки. — Виктор Саулович, можно наконец-то узнать, с какой целью мы его пасем? Или охраняем? Исполнитель, не знающий цели, ограничен в решениях.Когда начальник отдела безопасности начинал говорить такими ведомственными афоризмами, это означало, что ему что-нибудь нужно. Например, оправдаться.
— Ваши не проследили за нападавшими, — догадался Тарковский.
— Не «ваши», а «ваш», в единственном числе. Он был без напарника и выполнил приказ — наблюдать за Кадышевым.
— Хоть номер машины-то записал?
— А как же. Записал и доложил мне сразу же. Только, Виктор Саулыч, принадлежит этот номерок хлебному фургону отечественной марки «ЗИЛ», а те двое были как раз на «Форде-Скорпио», окраска — вишневый металлик.
В голосе Шишкина слышалось плохо скрываемое ехидство. Человек более открытый сказал бы: «Сам виноват, не надо было жаться на оплату наружки». Но Шишкин никогда не говорил в лоб — он давал понять. Тарковский к этому привык и сам научился разговаривать с кагэбэшником недомолвками.
— Сколько? — без обиняков спросил Тарковский.
— Да пока что пустяки — сотни три.
Тарковский изумленно вскинул брови:
— Ты бы еще сказал «рублей».
— Рублей не получится, — постарался не заметить иронии Шишкин. — На дачу пошлем Гришу и добавим ему сотню, чтобы не считал, что его понизили. На его место пока возьмем старшего смены — этому добавлять не надо — и за две сотни наймем нового охранника в торговый зал, любого болвана, лишь бы умел галстук завязывать.
— Не пойму, Никита Васильевич, кто из нас жмот, я или ты? — буркнул Тарковский. — Сколько надо на самом деле?
Пожав плечами, дескать, сами приучили экономить, Шишкин выдал реальную цифру:
— Тысяч пять. А если «жучки» ставить, то двадцать.
Техника у нас древняя, Виктор Саулыч.
— Двести тысяч грохнул в один только «Галант» — и древняя?!
Шишкин ответил улыбкой, означавшей: «Ну конечно же, ты жмот».
— В «Галанте» — мы обновили систему безопасности.
Там одна техника, а для наружки нужна совсем другая.
Направленный микрофон, например. Вообще, Виктор Саулович, у вас служба безопасности на положении падчерицы. Поймите же, нельзя пассивно обороняться: кто не наступает, тот обречен на поражение.
Ну вот, снова кагэбэшные афоризмы.
— Бери двадцать, — согласился Тарковский. — Только расскажи, чем ты меня осчастливишь на эту сумму.
— Во-первых, круглосуточное наблюдение за дачей.
Место там неудобное, но есть подходящий столб для телекамеры: запитаем от сети, замаскируем. Стало быть, и камера нужна. Не такая, как у нас в торговых залах, — счел нужным пояснить Шишкин.
Его намеки начали раздражать.
— Ты дурака-то из меня не делай, — огрызнулся Тарковский.
— Во-вторых или уже в-третьих, — безмятежно продолжал начальник отдела безопасности, — надо ставить наблюдение и за городской квартирой. Объект в ней не живет, но как раз это и привлекает. Вам ведь нужны те двое на «фордике»?
— Думаешь, они попытаются?..
— Думаю, — понял неоконченный вопрос Шишкин.
— А может, мы раньше?..
— Тоже думаю. Я бы сам тряхнул стариной, но у него замки английские, и не ширпотреб, в мое время таких не было. Взломать можно и за двадцать минут, но хотелось бы скрытно.
За пять минут, мысленно поправил Тарковский, вспомнив, как ему «болгаркой» спиливали дверные петли.
Тоже был не ширпотреб.
— Ключи будут, — пообещал он. — Что еще?
— Ну, если ключи, то больше ничего. Всадим ему «жучок» в телефонный аппарат. Хотя, конечно, это вчерашний день: когда подключаешься, объект слышит щелчок.
Тарковский черкнул в блокноте: «20», передумал, зачеркнул, написал «25». Пусть сделают без щелчка, для Умника не жалко. Если только Кадышев — Умник. Поставил точку, означавшую ненаписанные три нуля, и, вырвав листок, протянул Шишкину.
— Для кассира. И проследи, чтобы сожгли.
Кагэбэшный лис опять улыбался. Прокурорские выгребли из кассы сто тысяч неоприходованных долларов и на полмиллиона таких записочек, только тогда Тарковский и нули писал, и ставил дату, и расписывался. Теперь-то его научили осторожности.
— Ну что ты скалишься?! — взъелся Тарковский. — Солнечный клоун! Ты когда мне обещал Умника достать?!
Зря он вспомнил Умника. Не вовремя, не в том контексте. Шишкин мог связать это его замечание со слежкой за писателем… За три года работы Тарковский так и не научился доверять начальнику отдела безопасности.
Черт их знает, этих пламенных дзержинцев. Как-то раз Шишкин выдал один из своих афоризмов: «Присягу принимают не на время службы, а на всю жизнь». Словом, были вещи, о которых Тарковский не мог ему говорить прямо. Одно дело — поставить охрану, снять охрану, попасти конкурента или работницу бухгалтерии, которая стала жить не по средствам. Здесь Тарковский не скрытничал. Но, скажем, задания найти Умника и нынешнее — установить наблюдение за писателем — напоминали в его устах сказку «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».
— Не буду вас обременять своим присутствием, — встал Шишкин.
К разговору о Кадышеве он больше не возвращался, хотя начинал с настойчивых просьб объяснить, зачем нужна эта слежка за уважаемым писателем. Значит, сам дотумкал связать Кадышева и Умника, понял Тарковский.
Нет, положительно, скрытность кагэбэшного лиса оборачивалась ему боком: зная эту его черту, начинаешь понимать недосказанное и ловишь его так же просто, как если бы он говорил все в лоб.
— Да, — решил проверить себя Тарковский.
— Что — да?
Тарковский молчал, и кагэбэшник, переступая через характер, неохотно выдал свою догадку:
— Кадышев — Умник?
— Возможно. Я не уверен, — искренне ответил Тарковский.
— Наташа — его внучатая племянница, — подсказал Шишкин, как всегда, не закончив мысль: «Его племянница — значит, могла поставлять ему компромат».
— Исключено, — мотнул головой Тарковский. — Она у меня с января, а Умник присосался больше двух лет назад.
Его познабливало от нетерпения. Прощупать этого Кадышева, выяснить главное, и, если он — Умник… То непонятно, что с ним делать. Не та фигура Умник, чтобы его тихо исчезнуть и запытать, вытягивая, где спрятан компромат. Люди Шишкина два года пытались засечь его во время передачи денег и ни разу не увидели даже издали. Так неужели осторожный Умник не подстраховался на случай похищения? Виктор Саулович не сомневался, что копии компрометирующих документов окажутся в УБЭП, ФСБ и прокуратуре раньше, чем Умнику развяжут язык…
Нет, с Кадышевым (если, повторимся, он — Умник) надо по-другому. Они с Виктором Сауловичем два миллионера, опора экономики, движущая сила реформ. Кадышев знает, что часть капитала Тарковского образовалась в эпоху «пирамид» из аферы со старушечьими сбережениями, Тарковский знает, что часть капитала Кадышева добыта шантажом. Как говорится, могли бы дружить. Но у писателя на руках документы, а у Тарковского — ничего, кроме голых подозрений (которые, может, и не подтвердятся). Значит, нужно накопать равноценный компромат На Кадышева. А пока это не сделано, хотя бы намекнуть писаке, что его тайна — уже не тайна и надо бы ему поосторожней обращаться с компроматами на Вэ Эс Тарковского.
У Виктора Сауловича имелось пухлое досье на Кадышева, о каком Шишкин мог только мечтать, — Наташа постаралась. Самого важного она, конечно, не знала, но всю явную часть жизни любимого дядюшки описала подробнейшим образом — от бытовых привычек до круга знакомств. И был в этом кругу один человечек, косвенным образом зависевший от Тарковского. Пожалуй, он мог бы передать Кадышеву невинную фразу, смысл которой не дойдет до законопослушного писателя (если он законопослушный), а вот Умник поймет намек!.. Эта мысль пришла только что. Тарковский покосился на своего начальника отдела безопасности. Не ушел, так и стоит. Посоветоваться? Ох, неохота до конца раскрываться перед кагэбэшным лисом, придется самому… В Майами у Тарковского срывалась выгодная сделка с тряпьем, которое в Америке уже относили прошедшим летом, а в Москве станут носить будущим. Он и так уже задержался на лишние сутки. И задержится еще. Завтра вечером он будет не догадываться, а знать.
— Что еще? — буркнул Тарковский.
— Я о Наташе. — Шишкин мялся: не любил влезать в интимные дела хозяина, и Виктор Саулович это ценил. — Ключи вы собираетесь достать через нее? Я к тому, что надо бы ее обучить, как делают слепок.
— Не надо, — ответил Тарковский, — Наташа уже знает, что ей делать. А ты дай команду своему человеку… :
Начальник отдела безопасности снова сел и плотно придвинул кресло к хозяйскому столу.
ТАНГО СО ЗМЕЕМ
Соперник (м.), ница (ж.). Соревнователь, совместник и сопротивник, соискатель, состязатель, противоборец; враг, неприятель, противник, супостат; завистник и зложелатель.
В.ДАЛЬ. Толковый словарь
Татьяна. Вечер переходит в ночь
Змей вернулся в тесноватом ему морском мундире советских времен, до пояса увешанном наградами. И новый орден успел привернуть, отметила Татьяна. Под мышкой у него был еще один подарок — музыкальный центр. Мужчины кинулись устанавливать аппарат, племянничек-подлиза командовал:— Здесь акустика не та, поставьте выше, отстегните колонки…
— Что вы там возитесь?! — рявкнул Змей. Он сам порылся в кассетах, выбрал какую-то старую, грязноватую на вид.
— Ун танго итальяно! — грянуло из обеих колонок.
— До-о-льче танго! — подхватил Змей, щелкнул каблуками и пошел на Вику. Татьяна часто слышала, как он гонял это танго, работая по ночам, — вдохновлялся воспоминаниями?
Вторая змеежена встала, как загипнотизированная, ее глаза сияли. Змей достал из кармана белые парадные перчатки, натянул и положил руку Вике на талию…
Это было не просто красиво — шикарно! Какая-то школьная классика, «После бала», что ли, вертелась у Татьяны в голове: благородный седой полковник и крупная русская красавица. Мужчины сделали стойку. Даже похабник Сохадзе, пытавшийся изображать вилками кастаньеты, притих — впечатление было сильное. Танго лилось, танго не кончалось, оно было записано-переписано раза три подряд. Партнеры начали задыхаться, но это выглядело не как слабость, а как любовный экстаз, В лихом повороте Змей кинул на бедро немаленькую Вику, и оркестр выдохнул в последний раз. Он помнил, где запись кончается!
Ну, слава богу, все! Змей проводил Вику к дивану.
И гости думали, что все; Татьяна видела, как облегченно выдохнул Викин Сергей. Кассета шипела, шипела, но Змей не торопился ее останавливать. Оказалось, не все, дальше пошла любительская запись: Змей поет по-польски своим густым басом:
Налэво мост, направо мост.
А долэм Висла плынэ…
Игорь гулко зааплодировал. Змей испепелил его взглядом, и племяш спрятал руки за спину. А к голосу Змея на кассете присоединился молодой женский:
Аутобусы чэрвэнэм мигаем!..
Вика! И — вместе со Змеем:
Заглендаэм до окэн трамваэм!..
Змей торжествующе смотрел на бывшую жену, провокатор!
Вика вскочила и кинулась из комнаты. Сергей побагровел. Так ему и надо, разине, подумала Татьяна, но, взглянув на сияющего Змея, поняла, что над Сергеем торжествовать глупо: ей самой тоже чуть ли не изменили у всех на глазах! Она выскользнула из столовой. В конце коридора мелькнуло Викино синее платье и скрылось за дверью ванной.
Пока Татьяна скреблась в запертую дверь и уговаривала Вику открыть, в столовой театр танца перешел в театр военных действий. Оттуда пулей вылетела Наташка и с шальными глазами бросилась к Татьяне. За пять лет Наташка не придумала, как называть Татьяну — родственное «ты», и все, — и сейчас только махала рукой:
— Там, там…
Подворачивая каблуки, Татьяна бросилась за ней.
Посреди столовой Змей с Сергеем напирали друг на друга грудью, Сашка с Игорем их растаскивали. Наташка и Татьяна дружно охнули и рванули обратно к ванной.
— Тетя Вика, тетя Вика! — заколотилась в дверь Наташка. В другое время Татьяна не простила бы ей «тетю Вику». Хотя, с другой стороны, Наташка так с детства привыкла. Какого черта заперлась эта тетя!
— Вика, открывай!
Вика щелкнула задвижкой, высунулась заплаканная, с красным носом, почему-то без туфель, в одних колготках. Топилась, что ли?
— Там наши… — только успела ей сказать Татьяна, и Вика поняла. Как была, босиком, она рванулась в столовую и добежала первой. Догнав ее, Татьяна с Наташкой застали совершенно другую картину.
Змей с Сергеем пили на брудершафт. В переплетенных локтями руках сверкали двухсотграммовые фужеры, до краев наполненные коньяком. Мужики воплями подзадоривали соперничающих самцов. Татьяна охнула. Ну ладно, Сергей, он здоровенный кабан, но Змей-то, Змей куда, сердечник?!
— Пей до дна! — нестройно грянули мужики. Соперники выпили, облобызались и одновременно грохнули фужеры об пол — вдребезги! Сергей рукавом пиджака вытер прошибшую Змея слезу, а тот по-отечески погладил его по голове.
Татьяна шмыгнула в кабинет и стащила сигарету из открытой Змеевой пачки. Она тайком покуривала, когда муж не видел. Руки ходили ходуном после этих петушиных боев. Подымить здесь? Нет, учует. Сам коптит как паровоз, а нюх тонкий. Заглянув по пути в столовую — успокоились, пьют мировую, — она пошла будто бы на кухню и, не зажигая света в коридоре, свернула к черному ходу.
На пустыре у змеестрельбища, едва различимый сквозь сетку в двери, темнел силуэт человека.
Татьяна примерзла к полу. В глазах еще плавали круги от люстр в столовой. Чуть погодя рассмотрела: силуэт был определенно женский. Отвернувшись от ветра, незнакомка чиркнула зажигалкой. Не скрывается.
Фу ты, Наташка!
Светлячок сигареты поплясал в воздухе и описал ровный круг. Татьяна, уже было собравшись окликнуть змееплемянницу, только по-рыбьи сглотнула воздух. Если бы не сегодняшний случай с бандитами… Она тогда стояла здесь же, в коридоре, а Змей — на месте Наташки, и это совпадение почему-то вызывало у нее страх. Чепуха, успокоила себя Татьяна.
Сигарета описала еще один круг.
Чувствуя себя полной дурой, Татьяна сковырнула туфли и начала подкрадываться к двери. В лунном свете поблескивали валявшиеся под насыпью пивные банки, по которым сегодня днем пуляли стрелки. Слабо светилось небо, перечеркнутое голыми ветками осин. И вдруг как ниоткуда в небе всплыла тень, показавшаяся Татьяне гигантской. Наташка оживленно засемафорила сигаретным огоньком, и тень бесшумно спрыгнула с насыпи. Ее не стало видно, только блестевшие банки как будто накрывало черным платком, потом они снова появлялись из темноты.
Не дыша, Татьяна подкралась к черному ходу. За сетчатой дверью ее не увидят, это проверено, в последний раз — сегодня утром. Наташкины фокусы не поддавались разумному объяснению. Знакомого привела? Тогда почему скрывает — хочет сделать сюрприз?
В проем двери вплыла рука и оттащила Наташку за косяк. Забубнил мужской голос.
— Ну и что же, что видно?! — огрызнулась Наташка. — Я покурить вышла. На, забирай. Когда вернешься?
Голос ответил коротко и невнятно.
— А пораньше нельзя? — спросила Наташка.
— Бу-бу.
— Мне же заночевать придется!
Ответа мужчины Татьяна опять не расслышала.
— Ну и ладно, тогда нажрусь, чтоб не так противно было, — решила Наташка и щелчком отправила сигарету в сторону насыпи.
Стараясь не топать, Татьяна побежала прочь, наткнулась на свои сброшенные туфли, громыхнула… Дверь у нее за спиной скрипнула, и по ногам ударило холодом..
— Ой, кто это? — вполне натурально испугалась Татьяна.
— Я. Ты что в темноте бродишь?
— Т-с-с… — Татьяна торопливо всовывала ноги в туфли, задники смялись. — Покурить иду. Зажигалка у тебя есть?
— Ты прям как маленькая, дядь Володю боишься.
В Наташкином голосе слышалось облегчение, и Татьяна окончательно поняла, что сюрпризом тут и не пахнет — во всяком случае, приятным для Змея. С кем она встречалась, кто заставлял ее прятаться, чтобы не заметили из коридора?! Мужская тень была здоровенная. Верзила, которого ранил Змей? Да нет, он еле уполз, сейчас отлеживается.
Ослепив Татьяну, вспыхнул огонек.
— Наташ, оставь зажигалку, я на улице покурю.
— Нет, я ее из рук не выпускаю. Завалится куда-нибудь, а она золотая, и к тому же подарок.
— Если что, позови меня, — попросила Татьяна, тычась в огонек сигаретой.
— Само собой. Конспигация, батенька, конспигация и еще раз конспигация, — прокартавила Наташка и ушла, оставив за собой ощутимый даже в сигаретном дыму сладкий запах духов.
На улице было холодно, и Татьяна осталась курить у двери, пуская дым через сетку. Поймала себя на том, что прячет сигарету в кулаке — боится: вдруг на огонек опять придет этот, «тень»?
Господи, что происходит в доме?! В какую историю вляпалась Наташка? Если бы не сегодняшнее появление бандитов, Татьяна остановилась бы на самом банальном объяснении: любовник. Наверное, с окрестных дач. Наташка гостила у Змея летом и вполне могла познакомиться.
Но после того, как у тебя в доме произошла натуральная перестрелка, начнешь подозревать родную маму. Кстати, надо написать маме.
Курить в темноте было неинтересно. Говорят, слепые не курят, потому что не видят дыма. Татьяна затянулась напоследок и отправила сигарету вслед за Наташкиной, еще дотлевавшей на земле умирающим светлячком. В голову опять полезла эта Вика, дрянь, провокаторша и разлучница. А Наташка? Надо присмотреть за ней, вот и все.
ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ
Если испытание раскаленным железом может успокоить общество и защитить обвиняемого от несправедливых нападок, то нельзя возражать против применения этого испытания.
Я. ШПРЕНГЕР. Г. ИНСТИТОРИС. Молот ведьм
Шишкин. Ночь на 6 ноября, субботу
С полученных от Наташи кадышевских ключей были в ту же ночь изготовлены дубликаты. (Писатель их отсутствия не заметил, поскольку в середине вечера переоделся в мундир, а ключи были выкрадены из брошенного им пиджака и туда же возвращены.) Не откладывая дела в долгий ящик, Шишкин лично поехал обыскивать городскую квартиру Кадышева, взяв еще двоих чопов', так как дело это муторное и долгое.Тут их ждал сюрприз: в квартире горел свет.