Немцов Владимир. Семь цветов радуги

   - Видали? - Копытин линейкой указал на переехавший дом. Глаза его восторженно сверкали из-за очков. - Начало полной реконструкции Девичьей поляны, или, вернее, нашего города. Комсомольская улица должна быть абсолютно прямой и, конечно, широкой. Вот этот домик, - он указал на "объект эксперимента", - построен сразу после войны. Дом добротный, но деревянный и абсолютно без всяких удобств. Это просто хата первого послевоенного строительства. В те годы надо было прежде всего разместить людей из сожженных жилищ. Теперь мы такие домики используем как подсобные помещения для всяких складов, сараев...
   Вадим заметил, что Копытин, как всегда, часто употреблял слово "абсолютно". Оно как бы подчеркивало математическую точность всего сказанного.
   - Наверное, сейчас вы нарисовали новый занавес? - спросил с улыбкой Вадим, вспоминая "клуб на бревнах". - Уже совершенно фантастический!
   Копытин смущенно махнул рукой.
   - Нет, вы не подумайте, что я как-то подсмеиваюсь над вашей работой, поспешно поправился Багрецов, боясь обидеть художника. - Мне в то время это очень понравилось. Занавес, как лозунг! Как иллюстрация! Смотрите все! Именно такой должна быть Девичья поляна! И зрители, конечно, видели, к чему должен привести настоящий, упорный труд. Гляжу я на ваш город, - мечтательно продолжал Вадим, ероша шевелюру, - и думаю, что сейчас вы уже всего достигли, даже большего, чем это было изображено на занавесе, Уже труднее нарисовать новый. Как говорится, фантазии не хватит. Все сделано!
   - Нет, это вы серьезно? - Копытин, не поднимая глаз, рассматривал счетную линейку. - Мы не фантазируем. У нас абсолютно точная программа действий. Так же, как и у вас в городе. Основной проект нашего завтра я могу нарисовать абсолютно с закрытыми глазами. И далеко еще не все сделано. Если бы мне поручили написать сейчас новый занавес для нашего клуба, то это была бы уже не улица в Девичьей поляне.
   - А что же?
   - Знаете, Вадим Сергеевич, - уклончиво заметил Копытин, - мы уже давно вышли за околицу нашей деревни.
   Багрецов задумался. Неожиданно закрапал дождь. Теплые капли падали с высоты.
   Подняв голову вверх, Вадим увидел маленькое, почти незаметное облачко.
   А кругом небо было глубоким и прозрачным, словно синий хрусталь. Светило солнце.
   "В "ясном городе" даже дождь идет при ясном небе!" - подумал Багрецов.
   Копытин снял очки и, улыбаясь, смотрел на удивленного гостя.
   ГЛАВА 7
   ДРУЗЬЯ РАССКАЗЫВАЮТ
   Пройдут
   года
   сегодняшних тягот,
   летом коммуны
   согреет лета,
   и счастье
   сластью
   огромных ягод
   дозреет
   на красных
   октябрьских цветах.
   В. Маяковский
   Напрасно Вадим пытался узнать у колхозного архитектора, откуда ни с того ни с сего появился дождь. Нельзя же всерьез принимать странное, неожиданно прилетевшее облачко. Копытин либо отмалчивался, либо отвечал, что Вадиму Сергеевичу, как наблюдательному и ученому человеку, известны случаи, когда при солнце бывает дождь, который в просторечье называется грибным.
   Багрецов обиженно взглянул на песчаную дорожку бульвара. Молодые деревца с узорчатыми листьями тянулись вдоль нее. На песке темнели следы от частых капель. Среди свежих ворсистых листочков кустарника блестели крупные прозрачные горошины. Гость присмотрелся к ним внимательней. Под мокрыми листьями повисли красные капли смородины. Еще дальше зеленели продолговатые ягоды крыжовника. Только теперь Вадим заметил, что все кусты, высиженные по бульвару правильными рядами, усыпаны спелыми ягодами. Деревья здесь тоже были почти все плодовые.
   "Пройдет совсем немного лет, и на них зарумянятся яблоки, - подумал Вадим. - Нальются ароматным соком тяжелые желтые груши, закачаются на тонких ветках сизые сливы, и тысячами темных блестящих глаз будут выглядывать из листвы сочные вишни".
   Мечтатель Багрецов видел все это, как наяву. Ему не нужно было напрягать свое воображение. Он уже сейчас видел, как капли теплого дождя скатываются по упругой коже душистой антоновки.
   - Вы не подумайте, что я от вас что-то скрываю, - обратился к гостю Копытин, беря его за руку. - Сейчас приедет Никифор Карпович. Он все абсолютно объяснит. Вы меня поймете, - виновато моргая близорукими глазами, говорил Копытин. - Мне не хотелось бы раньше времени рассказывать о том, что пока еще не совсем абсолютно получается.
   Вадим, вероятно, не слышал Бориса, он все еще был под впечатлением будущего сада. Сады на улицах. Падают с мягким стуком на землю огромные красные яблоки апорт. Кланяются прохожему тяжелые ветви, полные невиданных мичуринских плодов... "Возьми, отведай, дорогой хозяин", - будто слышится в шелесте листвы. Каждый прохожий, кто бы он ни был, их хозяин. Вот оно, настоящее изобилие... В Девичьей поляне и во всем районе уже не будут продавать фрукты. Зачем?
   "Нет, не только в районе, а всюду, - думал Вадим, смотря на тонконогие деревца. - Прав Копытин, когда он сказал, что они уже вышли за деревенскую околицу. Везде будут цвести сады на улицах. Маяковский тоже был мечтатель", вспомнил вдруг Вадим стихи поэта:
   ...выбрать день
   самый синий,
   и чтоб на улицах
   улыбающиеся милиционеры
   всем
   в этот день
   раздавали апельсины.
   - Апельсины, - тихо про себя повторил Вадим.
   - Что? Апельсины? - переспросил Копытин. - Здесь Шульгина для пробы высадила особенно зимостойкие. - Борис подвел товарища к небольшим темным кустикам. - Не знаю, что из этого получится. Открытый грунт - не оранжерея.
   Очки архитектору явно мешали. Он снял их и сейчас размахивал ими, взяв за дужки.
   - С нашей новой архитектурой, предназначенной для средней полосы, как-то не очень вяжется южная растительность. Вот смотрите, - он указал очками на длинный ряд почти готовых домов. - Настоящий современный русский стиль. Видите, даже печные трубы, двойные рамы. Они, конечно, рассчитаны на суровую зиму - и вдруг рядом... апельсинчики. - Борис презрительно дернул губой. Абсолютно не идет и безусловно портит общий ансамбль... Мне, конечно, как вроде... главному архитектору колхоза... - Копытин прищурился и скромно опустил глаза, - приходится за этим следить, но ведь Ольга абсолютно упрямый человек. Вы бы ее хоть уговорили.
   - Теперь уже поздно, - с тайной улыбкой возразил Вадим, смотря на плотные темно-зеленые листья апельсиновых деревьев. - Нельзя же такую прелесть выдергивать. Он снова вспомнил... "улыбающихся милиционеров".
   - Да я с апельсинами почти помирился. Думаю, потому, что не верю в них. Копытин махнул рукой и скупо улыбнулся. - Я боюсь другого. Вдруг Ольга выведет какую-нибудь абсолютно зимостойкую пальму и обсадит ими наши северные домики.
   - Все возможно! - рассмеялся Вадим и указал на небольшое здание, где маляры отделывали фасад. - А это что? Ясли?
   Главный архитектор даже поморщился. Он надел очки и удивленно взглянул на Багрецова. "Ну можно ли быть таким неграмотным, а еще москвич!" - словно говорили его глаза.
   - Обыкновенный колхозный дом для небольшой семьи, - сказал Копытин. Зайдемте?
   Борис правел гостя сквозь небольшую террасу, где два паренька из местных строителей вставляли цветные стекла в верхнюю часть окон.
   Архитектор показал Багрецову внутренность небольшой трехкомнатной квартиры. Полы еще были измазаны мелом, пахло краской, но уже чувствовалось, что дня через три здесь появятся новоселы.
   - Телефон где ставить, товарищ Копытин? - спросил мальчуган лет пятнадцати. Через плечо у него висела, как спасательный круг, бухта провода.
   - У хозяина надо спрашивать, - укоризненно заметил архитектор, приглаживая и без того гладкие русые волосы. - Откуда я знаю, где ему будет удобнее?
   Паренек поправил сползающую бухту и хмуро заметил:
   - Спрашивал. Да он не признает нас.
   - Абсолютно из памяти выскочило! - со смехом воскликнул Копытин и повернулся к гостю. - В этом доме самый старший хозяин Тюрин Петр Иванович. Он всем тут командует.
   - Это кто же?
   - Петушка помните? Радиста нашего самого главного?
   - Ну как же! - оживился Вадим. Он вспомнил вихрастого радиоэнтузиаста в больших сапогах. - Петушок еще с нами подземную реку искал.
   - Вот-вот. Он самый. Так что же, - Борис обратился к монтеру, - проволоку вашу не признает?
   - Ну да, - обиженно отозвался мальчуган и почесал в затылке. - Говорит: "Я по радио со всеми полями разговариваю. У нас даже тракторы по радио управляются, а эта ваша паутина - отсталость одна".
   - Напрасно, - посочувствовал монтеру Багрецов. - Петушок должен понимать, что такое проволока. Ведь он все-таки начальник проволочного узла.
   - Был, - отозвался Копытин. - Теперь он начальник абсолютно всех колхозных радиоустановок, и ваших в том числе. Парень не унимается. Каждый день новые затеи... С проволочниками он, как говорится, пребывает в состоянии постоянной войны.
   Телефонист перекинул бухту на другое плечо и пошел защищать оставшиеся, еще не занятые радистом позиции.
   - Вадим Сергеевич!
   Багрецов обернулся. Юноша в широкополой шляпе быстро шел по коридору.
   - Я вас по всему колхозу ищу! - обрадованно воскликнул он.
   Яркий солнечный свет падал сквозь двери. Виден был только силуэт вошедшего человека, поэтому Багрецов не мог сразу узнать в этом высоком широкоплечем юноше Сергея Тетеркина.
   Да и трудно узнать. Голос стал совсем другим, похожим на глуховатый басок Тимофея Бабкина, да и движения иные, размеренные и даже солидные. Но что больше всего поразило Вадима - Пастушок отпустил себе усы. Правда, они казались редкими, неопределенно рыжеватого цвета, но все-таки это были усы взрослого мужчины.
   Сняв шляпу, не торопясь, шел заведующий молочной фермой навстречу московскому гостю.
   - Тимофея Васильевича я уже видел, - сказал он, крепко пожимая руку Багрецову. - А вот вас еле нашел.
   Сергей торопливо пересказал Вадиму самые свежие новости, упомянул о своих непрекращающихся спорах со старшей коровницей Фросей, которая по своей "научной отсталости" не очень-то жалует его новые затеи. Рассказал он и о своем смышленом помощнике. Никитка еще в прошлом году нашел глину для черепицы, а сейчас занял место Сергея, стал старшим пастухом.
   - Но не понимает он всей научной сущности пастушьего дела, - жаловался Сергей, пощипывая усы. (Видно, он хотел в этом подражать Никифору Карповичу.) - Не понимает, что, кроме геологии, надо все науки, по возможности, одолеть. Корма даже как следует не знает. В какой траве сколько белка содержится, сколько углеводов. Какой же он пастух после этого? - с искренним огорчением заключил Сергей, наморщив упрямый лоб. - Внимание к скотине среднее. Как проводит он скот на пастбище? - Сергей избегал употреблять выражение "гнать скот", так как оно ни в коей мере не соответствовало действительности. Проводит его, - продолжал он, видя, что Багрецов сочувственно кивает головой, - а сам, вместо того чтобы смотреть за коровами, всякую минералогию разводит. Вытащит из кармана разные камни да и любуется ими. Или того хуже: в яме копается, говорит, что горючие сланцы ищет... Ничего с ним не сделаешь, Сергей развел руками: - придется отпустить в город учиться на геолога.
   - Ты лучше о себе расскажи, как овец облучал, - со смешком заметил Копытин.
   - Ничего особенного, - равнодушно сказал Тетеркин, но не выдержал пристального взгляда Вадима и смутился. - Пробовали разное.
   Он растерянно посмотрел на носки своих сапог.
   - Застеснялся, как красная девица. Ишь, глазки опустил, - подтрунивал архитектор. - Здесь же абсолютно свои люди. Ай совестно признаться?
   - Чего мне совеститься! - Сергей рассердился.
   "Помолчал бы лучше этот очкастый строитель, когда гости приезжают", подумал он, а вслух сказал:
   - Я известку с медом и творогом не мешал.
   Пришлось и строителю сконфузиться. Он в свое время пробовал долговечные известковые растворы для кирпичной кладки. Какие-то рецепты выкопал у стариков; говорят, что в старину замешивали известь на меду, а также на твороге, поэтому здания века стояли. Проверить трудно, надо прожить эти несколько веков. Вот почему товарищи подсмеивались над Борисом. Он чуть ли не на языке пробовал известковый раствор. Но это было давно, когда ни "главный архитектор", ни другие члены ОКБ ничего не понимали в строительстве. Потом все эти вещи им разъяснили приезжие специалисты из города.
   Копытин, наконец, нашелся и, обращаясь к Багрецову, примирительно заметил:
   - Мы немало делали ошибок. Искали лучшего, иной раз даже оригинальничали, потому что знаний не было. Но думаю, что все это пошло на пользу. Правда, мы иной раз чувствовали себя учеными; нам казалось, что все можем сделать. Сергей, например, подкручивал свои еще не существующие усы и удивлялся, почему это академики до сих пор не изобретут какой-нибудь сногсшибательный способ, чтобы за лето с одной овцы полтонны шерсти снять. Эту задачу однажды он и захотел решить.
   Борис повернул свои очки к Сергею. Вадиму показалось, что за выпуклыми стеклами светятся лампочки. Будто сразу два карманных фонарика освещали сейчас сконфуженное лицо Сергея.
   - А чего ж не попробовать! - убежденно сказал Тетеркин. - Я читал в каком-то старом журнале, что у других получалось. - Сергей смотрел на товарищей из-под бровей. - Проверить-то можно или нет? - укоризненно обратился он к Борису. - Без всяких затрат, потому что московские ребята привезли нам генератор для очистки семян от зерновых вредителей.
   - Интересно. Универсальный генератор? Так это с ним ты фокусы вытворял? не скрывая любопытства, спросил Вадим, вспомнив свои неудачи с "облученной простоквашей".
   - Понятно, - со вздохом ответил девичьеполянский экспериментатор. Он поднял глаза к потолку и рассматривал еще не просохшие пятна.
   - Дело абсолютно прошлое, Сережка! - Копытин по-дружески хлопнул товарища по спине. - Можно, я расскажу?
   Сергей равнодушно пожал плечами и снова уставился на потолок: "Что ж, рассказывай, если тебе это хочется".
   - Так вот слушайте, Вадим Сергеевич, - начал Копытин. - Абсолютно поучительный опыт. Не знаю, откуда наш изобретатель вычитал о действии ультракоротких волн на некоторых, как он обычно говорит, "млекопитающих". Кто-то писал, что после облучения этими волнами шерсть у баранов чуть ли не по земле начинает волочиться. Идет этакий муфлон и подметает дорожки вместо дворника... В общем, умилительная картина. Как тут ею не прельстишься! Выпросил наш изобретатель двух баранов на соседней ферме. Кто ж осмелится отказать Сергею? Он у нас немало хорошего придумал. Соорудил "профессор" Тетеркин специальное приспособление для того, чтобы этих баранов по очереди загонять в магнитное поле, и опыты начались...
   Копытин с улыбкой взглянул на Сергея, который все еще изучал непросохший потолок.
   - А выглядело это так, - продолжал он. - Представьте себе большую бочку, лежащую на бревнах. Вокруг бочки медная лента, или, говоря языком радистов, самоиндукция генератора. Так мне пояснил изобретатель. В подобных делах я не специалист! Потом ты, Сергей, кажется, конденсаторные пластины вместо этой самоиндукции поставил. Правильно?
   Тетеркин безнадежно махнул рукой.
   - По-всякому пробовал.
   - Верные помощники неугомонного изобретателя, Никитка и Петушок, тащат барана в бочку, - таинственным голосом продолжал рассказывать Копытин, потирая руки от удовольствия.
   Ему, видимо, доставляло удовольствие вспоминать об этих опытах. Сколько иной раз бывает смешного даже в самой серьезной науке, когда к ней подходят не с того конца увлекающиеся экспериментаторы вроде Сергея!
   - Баран ревет, абсолютно упирается, головой мотает, - продолжал рассказчик, и за стеклами его очков словно вспыхивали веселые огоньки. - Но что поделаешь, если упрямство изобретателя не знает границ? Включается генератор, и сидит бедное животное в бочке, выращивая прямо на глазах роскошную чудо-шерсть. Борис весь затрясся от еле сдерживаемого смеха.
   - Может быть, мощности не хватало? - участливо спросил Багрецов Сергея. Он встретил в нем товарища по несчастью.
   "И ничего тут нет смешного, - подумал Вадим, взглянув на веселого архитектора. - Обидно, когда ничего не получается. Это тебе не сладкая известка, а высшая форма "технико-биологического эксперимента".
   - Вероятно, частота не подходила? - снова обратился он к Сергею.
   - Не знаю, - равнодушно отозвался изобретатель, приглаживая колючие усы. Без всяких генераторов наша Агафья Николаевна на овцеферме получает в год с каждого барана по двадцать килограммов шерсти. Уход правильный, и порода хорошая - ставропольские мериносы. Один такой баран без всякого облучения дает за год шерсти на шесть вот таких костюмов.
   Тетеркин выставил вперед рукав своей темно-синей гимнастерки, а другой рукой пощупал тонкое сукно широких брюк, заправленных в сапоги.
   - Это все хорошо, - согласился Вадим. - Но чем же все-таки кончилась твоя затея? - Его, как изобретателя, не устраивало обыкновенное решение этого вопроса, к которому прибегла Агафья Николаевна. - Разве десять костюмов не лучше шести? - с пристрастием спрашивал он у Сергея.
   - Пусть такими делами ученые занимаются, - недовольно ответил Тетеркин, сдвинув брови. - Каждому свое.
   С этим не мог не согласиться Багрецов. Однако он внутренне был убежден, что члены Особой комсомольской бригады могли бы очень существенно помочь настоящим ученым, так же как и ученые ребятам из ОКБ. Почем знать: если бы Сережка посоветовался с каким-нибудь знающим профессором, может, что-нибудь и получилось бы?
   - Но это еще не все, - лукаво заметил Копытин, приберегая к концу самое удивительное сообщение. - После этих опытов у нашего Сергея вдруг начали молниеносно расти усы. Пришлось ему купить бритву. До этого "профессор" только пощипывал мягкий пушок на губе.
   - Ну что ты городишь? - возмутился Тетеркин, с досадой взмахнув широкополой шляпой.
   - А кто бритву в сельпо спрашивал? - с ехидцей, прищурившись, сказал насмешник. - Опыты с баранами не удались, но зато у Сережки появились желанные усы. Вот они! Результат эксперимента налицо. Злые языки рассказывают еще об одном факте, - острословил Копытин, вытащив гребенку и аккуратно расчесывая пробор: - что прямо во время опытов у Сергея со свистом и шумом росла борода. Вечером, торопясь на свидание с девушкой - не скажу какой, но вы ее скоро узнаете, - подмигнул Копытин Вадиму, - злополучный изобретатель сбривал эту бороду и бежал в парк. - Борис привстал на цыпочки и таинственно продолжал: Представьте себе такую картину... Луна, тишина... На дороге показывается девушка, она торопится... Вот она подходит ближе... протягивает руку и в ужасе отшатывается. Перед ней стоит абсолютно бородатый Сережка!
   Вадим уже позабыл о своем сочувствии изобретателю и покатывался со смеху. Он живо представил себе эту необыкновенную картину. "Со свистом и шумом растет борода", - вспомнил он определение Бориса.
   Тетеркин недоумевающе смотрел на москвича.
   "Нет, Бабкин не стал бы так насмешничать. А во всем виноват Борька Копытин, он уже не первому рассказывает эту историю. Вот тоже сказку выдумал!.. Абсолютно... Абсолютно", - мысленно передразнил Сергей своего товарища.
   Он вежливо пригласил Багрецова зайти к нему на ферму и, сославшись на неотложные дела, попрощался. Сергей снова спешил к Бабкину. "Тимофей Васильевич правильный человек. А этим, что Борису, что Багрецову, только бы побалагурить!" - думал Сергей, спускаясь по ступенькам крыльца.
   - У нас были всякие проекты домов, - продолжал Копытин после ухода незадачливого экспериментатора. Он осторожно открывал двери в разные комнаты. - Спорили долго и в городе и здесь. Наконец решили строить двухэтажные. Но старики запротестовали. Неспособно им по лестницам лазить. Лифт в двухэтажном доме, как вы сами понимаете, абсолютная бессмыслица, да к тому же, архитектор развел руками и улыбнулся, - согласились мы со своими стариками. Земли хватит в Девичьей поляне. Чего ж тесниться.
   Копытин привел Багрецова в ванную комнату, повернул кран. Мощная брызжущая струя воды весело захлестала по белой эмали.
   Длинная блестящая труба, изогнутая, как стебель подсолнечника, с круглым дырчатым диском наверху и никелированным рычагом внизу, была такой же, как 7 Вадима в квартире. Обыкновенный душ. Снова вспомнил Вадим любимого Маяковского:
   и каплет
   прохладный
   дождик-душ
   из дырчатой
   железной тучки.
   Он повернул рычаг, и ванная комната наполнилась шумом дождя.
   Как приятно прийти с работы и подставить свое разгоряченное, усталое тело под это "плещущее щекотание", вспоминал Вадим знакомые стихи. В них Маяковский рассказывал, как рабочий Иван Козырев сселялся в новую квартиру. Прошли года, и теперь в такую же квартиру с ванной въедет сельский рабочий Иван Тюрин (отец "главного радиста" Петьки). Он будет вспоминать стихи поэта, чувствуя "ласковость этого душа".
   ...в рубаху
   в чистую
   влазь.
   Влажу и думаю:
   - Очень правильная
   эта,
   наша
   советская власть.
   * * * * * * * * * *
   Всюду по городу водил Багрецова колхозный архитектор. Он показывал ему новое здание больницы, новый универмаг, привел его на овощеперерабатывающий завод с мощными сушилками для кореньев, цехом, производящим томатную пасту и томатный сок. В одном из цехов по конвейеру двигались консервные банки. Вадим видел, как машина плотно закрывала их штампованными металлическими крышками. Работница внимательно следила за работой автомата.
   Везде на этом производстве ходили люди в белых халатах. И тут невольно подумал Вадим, что люди эти не кто иные, как девичьеполянские колхозницы. Это они стоят у автоматов, смотрят в микроскопы и пробирки. Колхозницы работают в цехах и заводской лаборатории.
   Москвич устал от впечатлений. Он видел уже не прежнюю Девичью поляну, а новый агрогород, где сочетались лучшие черты передовой советской промышленности с привольем колхозных полей.
   Велосипедные дорожки, покрытые красным песком, выходили за околицу и разбегались в разные стороны. В полях они шли вдоль лесных защитных полос, в прохладной тени деревьев, где струилась по дну канала живая вода.
   Лишь к вечеру Копытин привел московского гостя в правление колхоза. Здесь они распрощались.
   Багрецов поправил шляпу, небрежно перекинул плащ через руку и зашагал вдоль коридора. На дверях кабинетов Вадим читал таблички. Он искал надпись "агроном".
   Под ногами чувствовалась приятная мягкость бархатной дорожки. В окна, затененные белыми прозрачными занавесями, лился спокойный вечерний свет.
   "Здесь, наверное, на брошенный окурок смотрят, как на тигра", - подумал Вадим, глядя на блестящий желтый пол. Он вспомнил, как Анна Егоровна поделилась с москвичом своей радостью: год уже как она не курит!
   Ольга сидела за столом. Срочные сводки и обработка результатов последних опытов задержали ее здесь, в правлении. Как всегда закусив нижнюю губу, она жмурилась над развернутой картой полей. Лампа под белым молочным абажуром освещала ее озабоченное лицо.
   Шульгина не заметила, как, неслышно ступая по ковру кабинета, к ее столу подошел московский гость.
   Снова, как и всегда при встрече с Ольгой, Вадим почувствовал что-то неладное с сердцем. Оно совсем некстати запрыгало, будто встревоженная белка. Тесно ему, видите ли, внутри.
   Ольга подняла большие серые глаза. Увидев Багрецова, она отбросила карту, которая сейчас же свернулась трубочкой и скатилась на пол.
   Вадим кинулся было поднимать ее, но Ольга знаком удержала предупредительного гостя и, быстро вскочив из-за стола, пошла к нему навстречу.
   - Удивительная у вас способность, Вадим Сергеевич, всегда попадать вовремя, - с радостной улыбкой приветствовала его Шульгина. - Ну, здравствуйте!
   Она протянула руку.
   - Мне сказали, что вы бродите по городу. - Ольга высоко подняла темные длинные брови и смотрела на юношу. Вадиму показалось, что в ее широко открытых глазах было такое же теплое материнское выражение, как и у Анны Егоровны. Узнали Девичью поляну? Но вы еще и не то увидите! - Она взглянула на стенные часы. - Через пятнадцать минут за нами заедет Никифор Карпович. Копытин вам все рассказал?
   - Нет. Он ссылался на Васютина.
   - Ну и чудесно.
   Ольга подошла к телефону и, приподняв трубкой волосы, закрывающие ухо, негромко сказала:
   - Диспетчера... Это ты, Коля? Наш гость нашелся. Пошлите мотоцикл за другим в гостиницу.
   Повесив трубку, она взяла из рук Вадима шляпу и положила ее на стол.
   - Дайте-ка, я на вас посмотрю.
   Ольга глядела на него пристально, словно изучая. Вадим видел в ней уже не прежнюю таинственную девушку, исчезнувшую, как призрак, в ту первую ночь на холме.
   В глазах ее светилось что-то новое и непонятное. Казалось, она сейчас скажет, совсем как его мать: "Вадик, ты почему-то плохо кушаешь? Побледнел, шейка тоненькая. В чем только душа держится!" Так, по существу, и получилось.
   - Совсем синий, - безапелляционно заявила Олька после тщательного изучения внешности Вадима. - Я попрошу Анну Егоровну направить вас в наш санаторий. Там таких тощих очень любят. Благо есть с кем подзаняться.
   Вадим пытался было возразить, но Ольга со смехом прикрикнула на него:
   - Вы что? Разучились слушаться своего бригадира?
   Как провинившийся школьник. Багрецов опустил глаза.
   ГЛАВА 8
   ДЕСЯТЬ СОЛНЦ В ДОЖДЛИВУЮ НОЧЬ
   А моя
   страна