Немировский Александр. Откуда пошел, как был организован и защищен мир

   Упала и рассыпалась звезда.
   Стал лемехом космический осколок,
   Проведена по полю борозда,
   Заколосилось золотое жито.
   Пусть точится железная коса,
   Но мы ведь не единым хлебом сыты
   Поэзией нас кормят небеса.
   Творец всего живого и спаситель
   Нас сотворил не для одной еды.
   Поговорим о несравненной Сите,
   На борозде рожденной от звезды,
   И о любви к ней доблестного Рамы,
   Который одолел Равану - Смерть.
   "Рамаяна" - возвышеннее храма,
   И не дано ей, как любви, стареть.
   Обратился как-то Вальмики, красноречивейший из риши, к божественному мудрецу Нараде с просьбой:
   - Скажи мне, мудрейший, кто из людей самый безупречный, добродетельный, отважный, прекрасный, умудренный знаниями.
   - Это Рама, сын Дашаратхи, - ответил Нарада, не раздумывая. - Восславь его жизнь и деяния, если сумеешь. И лучше всего в таком песнопении, которое смогут прочувствовать все, обитающие на этой земле.
   Поблагодарив мудреца, Вальмики удалился в растерянности, ибо не смог понять, что имел в виду Нарада, говоря о песнопении, какое в состоянии прочувствовать все живущие. Вскоре после этого бродил он со своими учениками по лесу, рассуждая о достойных предметах. И вот видит он двух куликов, затеявших любовную игру и в пылу её не заметивших приближающегося охотника. Тот, воспользовавшись увлеченностью птиц друг другом, выпустил из лука стрелу, и самец упал, обливаясь кровью. Отчаянный крик самки пробудил в душе Вальмики гневные слова проклятия:
   Охотник, любовь поразивший стрелою,
   Вовеки пребудешь ты в мире изгоем.
   Выкрикнув это, Вальмики обратился к ученикам и продолжал их наставлять добру. Но слова проклятия то и дело всплывали в его памяти, и повторял он их, пока не понял, что проклял нечестивца стихом неведомого размера. И пришла ему в голову мысль: "Не это ли песнопение имел в виду Нарада, создатель многих стихотворных размеров и изобретатель первой вины? Не оно ли способно лучше всего передать чувство любви, доступное всем живущим?"
   Внезапно перед Вальмики предстал Бог-творец.
   - Это шлока! - возгласил он. - Поведай о Раме и Сите шлоками.
   Едва только Брахма исчез, Вальмики отослал учеников и забросил все прочие дела. Он стал слагать поэму о Любви, прерванной разлукой, равной Смерти.
   Пролог на небесах
   И вновь собрались боги на горе Меру, подпирающей тремя вершинами небо. Тысячелетия терзал небожителей страх перед смертью. Но и обретя бессмертие, они страдали от позора и бессилия.
   Творец мира Брахма совершил величайшую оплошность. Поверив в добродетельность святого отшельника Раваны, он не только даровал ему неуязвимость, но и наделил его стрелой, не дающей промаха. Однако и безупречному мужу не выдержать испытания могуществом. Как только Раване были вручены дары Брахмы, он превратился в надменное десятиголовое чудовище, и все три мира потеряли покой. Сам владыка богов Индра в страхе перед Раваной принял облик павлина, и Равана прошел мимо, его не узнав. Когда же он вернул себе прежний облик, то был побежден сыном Раваны, взят в плен и с трудом обрел свободу. Побеждены были и другие боги, став поденщиками Раваны: Агни - поваром, Варуна - водоносом, Вайю заметальщиком. После выполнения службы на острове Ланке, где был дворец Раваны, им было разрешено возвращаться на гору Меру.
   Почуяв дуновение ветерка, боги разом повернули головы. Конечно, это Вайю! Как всегда он запаздывает, а потом оправдывается, что Равана заставляет подметать не только пол дворца, но и весь остров.
   Устроившись на скале, Вайю радостно прошелестел:
   - Слушайте, братья. Весть, которую я принес, поучительнее любой другой. Мне удалось подслушать разговор Раваны с его сыном Индраджитом.
   При этом имени Индра заскрежетал зубами. Над Меру грянул гром и разнесся по миру.
   - А много ли сыновей у Раваны? - грозно спросил владыка богов.
   - Один Индраджит, он великий маг и волшебник, - отозвался легкомысленный Вайю, кажется, не понимая, почему его перебили.
   - Почему же ты не назвал его просто сыном?
   - Прости, Индра, - проговорил Вайю. - Имя это вырвалось у меня само. У меня не было намерения напоминать о позоре, нанесенном тебе "победителем Индры". Я взволнован. Я стал обладателем тайны.
   - Говори скорее! Что тянешь? - послышались голоса богов.
   - Я узнал, - сказал Вайю, переходя на шепот, - что владычество Раваны не вечно. Сын, обращаясь к отцу, напомнил ему, что его может одолеть смертный, если его поддержат обезьяны.
   - Это добрая весть, - проговорил Индра. - За обезьянами дело не станет. Ведь твой сын, Вайю, кажется, обезьяна?
   - Хануман имеет облик обезьяны, - вставил Вайю. - Но он великий воитель и главный помощник царя Сугривы.
   - Что касается смертного, - продолжал Индра, - то у меня имеются сомнения. Сможет ли человек одолеть Равану и его сына, владеющего тайнами волшебства? Да и сколько нам придется ждать, пока этот смертный явится на свет?
   - Прислушайтесь, боги! - послышался голос Агни. - Ко мне с алтаря на северном берегу Сарайю взывает Дашаратха, царь Кошалы.
   - Что надобно ещё этому старцу, прожившему шестьдесят тысяч лет? воскликнул Яма. - В таком возрасте пора и перестать чего-либо желать.
   - Он просит наследника. Я слышу, как его голос заглушает мычание по крайней мере сотни быков.
   При этих словах боги оживились, а Индра сказал:
   - Люди на земле стали скупы. Мнится мне, что они проведали о нашем позоре. За последние сто лет нам никто не приносил в жертву более десятка быков. Дашаратха - достойный человек, и ему надо помочь. Конечно, о сыне он мог бы подумать раньше.
   - А что, если Равану сокрушит сын Дашаратхи? - перебил Индру Варуна.
   - Прекрасная мысль! - воскликнул Вишну. - А есть ли у Дашаратхи жена?
   - У него их три, - отозвался всеведающий Агни. - Старшую зовут Каушалья, среднюю - Кайкейя, младшую - Сумитра. Царь любит и балует более других Кайкейю, но он соблюдает закон, и в царском доме нет раздоров.
   - Тогда я спущусь на землю и возрожусь в сыновьях Дашаратхи, - сказал Вишну. - И сыновей у него будет столько, сколько у света сторон, сколько колес у устойчивой колесницы, сколько у года времен. Но чтобы одолеть ракшасов, и вам, боги, придется всем спуститься на землю и возродиться там в обезьянах, как это уже сделал Вайю.
   - Мы согласны! - ответил за всех богов Индра.
   И возликовали боги, кажется, впервые поняв, что спасение не за горами. Но все же радовались они молча, опасаясь, как бы Равана не проведал об их замыслах. Не привлекая к себе внимания, Вишну поспешил на землю. Приняв там облик отшельника, он проник во дворец и предложил царским женам снадобье необыкновенного свойства. Каушалья отведала половину его, Кайкейя, закормленная сластями, - восьмую часть, Сумитра, младшая из жен, остальное.
   И в тот же день каждая из трех понесла под сердцем дитя, но потребовалось ещё три долгих месяца, чтобы о предстоящей радости стало известно им самим и их близким.
   Кошала
   Кошала считалась самым могущественным и богатым царством Индии. Блистательная столица её Айодхья, сооруженная в незапамятные времена прародителем рода человеческого Ману, не уступала великолепием небесному граду Индры и сияла, как самый крупный бриллиант в короне земных городов. Не имели себе равных её дворцы и чертоги. От них в разных направлениях, как солнечные лучи, отходили улицы, застроенные стройными рядами зданий, делая столицу похожей на доску с клетками для игры в кости.
   Город, омываемый тихоструйной Сарайю, защищала возведенная с величайшим искусством стена со многими башнями. Непрошеных гостей ожидали находившиеся в полной готовности орудия, мечущие камни и стрелы. В пустотах стены стояли наготове хорошо обученные боевые слоны и кони. Воители Айодхьи были отважны и благородны. Каждый из них владел колесницей и мог без труда пересесть с неё на боевого слона или коня. Попадая стрелою в цель по звуку, они никогда не позволяли себе стрелять в безоружных.
   Нигде в Индии не было мудрее брахманов, чем в Айодхье. Никто лучше их не постиг духа вед. Они были чисты сердцем, не зная корысти и обмана, и потому угодны богам, дававшим им благоприятные знамения. Не уступали им слагатели гимнов риши, к которым благоволила Вач. Они вытесывали свои песни, как плотник колесницу, они сплетали слова, как ткачи пестрые ткани, и то, что создавалось их вдохновением, переживало века.
   Славились умением и мастера Айодхьи - прядильщики шелка, сверлильщики отверстий в драгоценных камнях, чеканщики, резчики, гончары, стеклодувы. Земледельцы Кошалы обеспечивали себя и жителей столицы рисом десяти видов, превосходным сахарным тростником, коноплей того прочного сорта, который шел на изготовление тетивы для царских луков и для священных одеяний. Скотоводы приводили упитанных быков и овец для пищи и приношения богам. Опытные лекари лечили от болезней. Лицедеи и фокусники развлекали народ, как всюду, охочий до зрелищ. Женщины Айодхьи были прекрасны телом и душой, веселы и благочестивы.
   Великим царством и достойными его обитателями управлял доблестный Дашаратха, бесстрашный, грозный для недругов, платящий за дружбу приязнью, за вражду враждой, господин своим чувствам и поступкам, равный могуществом Индре, богатством - Кубере. Не был он похож на тех царей, которые свои недостатки представляют величиной с горчичное семя, а пороки других размером в гору. К нему съезжались раджи со всего мира как младшие к старшему, и не было ни одного, кого не одарил бы он подарком, достойным своего богатства и щедрости; но самым ценным даром считался совет Дашаратхи, ибо мудростью он соперничал с богоравным Ману, прародителем рода человеческого.
   Подданные гордились своим царем, а царь - своими подданными, и управляющие миром боги уже привыкли к тому, что обитатели той части мира, которой правил Дашаратха, менее всего досаждали им своими жалобами и сетованиями, реже всего требовали вмешательства в свои неполадки, ибо, подражая царю, они были честны, и не ведали зависти, лжи и коварства.
   Ожидание
   Дворец, столица и все царство были охвачены необыкновенным волнением. С быстротою Вайю распространилась весть, что не одна, а сразу три жены владыки ждут детей. По всем направлениям во весь опор скакали гонцы за разными диковинами, которые пожелали иметь будущие матери, ибо выполнение любого пожелания беременной - наипервейшая обязанность супруга, заложившего семя и желающего иметь здорового наследника. Одновременно к соседним царям были отправлены почтенные члены совета старейшин с извещением, что Дашаратха, поразмыслив, возвращает безвозмездно захваченные им земли, служившие на протяжении нескольких поколений яблоком раздора. И, конечно же, соседи понимали, с чем связана доброта Дашаратхи: во время беременности война опасна для супружеской пары и ожидаемого потомства. И хотя священный закон, запрещавший стрижку ногтей, купание в стоячей воде и постройку нового дома, касался лишь той семьи, где была роженица, из солидарности с Дашаратхой ему добровольно последовали очень многие, и в Айодхье можно было видеть мужей, осторожно передвигающихся босиком, чтобы не обломать длинных ногтей. Возросло число тех, кого можно было принять по буйно растущим волосам за отшельников.
   Со всей Индии прибыли в столицу врачи, чтобы следить за здоровьем царских жен. Брахманы перерыли священные книги и собственную память в поисках наставлений об обязанностях беременной, и не прекращались споры, какие из этих наставлений применимы в тех случаях, когда беременных сразу три.
   Заблаговременно были выбраны три помещения в здоровой, юго-западной части дворца, из тысяч коров отобрали трех наилучших, которым требовалось поклониться за три дня до родов. С той же тщательностью были назначены женщины, имевшие здоровых детей, для сопровождения рожениц к месту родов. По всему дворцу, а затем и во всей столице были развязаны все узлы и, к великой радости узников, разбиты все колодки и оковы, чтобы ничто не могло помешать выходу новорожденных из материнского чрева на свет, чтобы роды были безболезненными.
   Когда гонцы и трубачи возвестили наступление последнего дня перед родами, вся Кошала запела:
   Четыре стороны у неба
   У земли их четыре.
   Четыре семени боги вложили,
   Чтобы правде быть в мире.
   Затаив дыхание, ожидало родов все царство. Ведь если, не приведи Брахма, жены Дашаратхи произведут на свет одних девочек, тогда после кончины царя его власть достанется их мужьям-чужакам. В храмах и домашних молельнях дни и ночи приносили жертвы богу Пушану, чтобы он даровал хотя бы одного мальчика. Можно себе представить всеобщее ликование при вести, что в царском доме за одну ночь появилось сразу четыре наследника, столько же, сколько сторон света, столько же, сколько колес у прочной колесницы!
   Четырежды счастливый
   И вот уже во внутренних помещениях дворца вместе с горьковатым дымом сжигаемого сандала разносится запах горчичного семени, от которого, как от огня, разбегается всякая нечисть, опасная для новорожденного. И великие заботы, возлагаемые священным законом на отца, легли на плечи четырежды счастливого Дашаратхи, отняв у него все время. Переходя от одного помещения к другому, безымянным пальцем он вкладывал в беззубые ротики младенцев священную смесь из молока, масла, меда, рисовой и ячменной муки, повторяя:
   - Бхух! Я помещаю в тебя! Бхувах! Я помещаю в тебя! Бхух! Бхувах! Свах! Все это я помещаю в тебя!
   Произнеся это, он наклонялся к ушку ребенка, стараясь не коснуться его бородой, и шептал: "Ты, Веда!"
   Вместе с этой церемонией и этим словом сыновья обретали зародыш того, что станет главным в муже - разум. Но ещё оставалось позаботиться об их долголетии, об их сопротивляемости злу. Церемонии, церемонии. А после них предстояло вознаграждение всех, кто помогал родителям, кто просто присутствовал и радовался, - золотом, серебром, коровами, постелями, зонтами, гирляндами за каждого из четырех сыновей. Всякий получил на благо то, что было угодно его душе.
   Однако все это было лишь преддверием к главной из церемоний рождения к наречению имени, ибо имя давалось не просто, чтобы не спутать одного сына или дочь с другим и другой, - оно пророчески определяло характер и судьбу. Сколько же надо было думать, принимая советы брахманов и звездочетов, чтобы не ошибиться в именах царевичей! Сына от Каушильи Дашаратха решил назвать Рамачандра ("Темный как месяц"). Был младенец цветом кожи несколько темнее, чем сводные братья, и много подвижнее их. И впрямь, была судьба Рамы темна, и он провел много лет во мраке леса, где совершил великие подвиги, озарившие его имя сиянием славы. И оставался он темен для главного врага своего Раваны, который не сразу разгадал в царевиче великого противника, мстителя за богов и людей. Сын от Кайкейи получил имя Бхарата ("Воспитанный"), и оно также определило его судьбу. Воспитание лишило его всего того недоброго, что он мог унаследовать от своей вздорной матери, сделало образцом порядочности. Сыновья от младшей, Сумитры, получили имена Лакшмана и Шатругхна, также соответствующие их судьбе.
   Первые подвиги
   И выросли сыновья Дашаратхи. Были они наделены красотой, силой, доблестью и жаждой знания. Не было им равных в искусстве владеть луком, управлять колесницами, ездить верхом на конях и слонах. Могучерукие, крепко подпоясанные, готовые к схватке, они были любимцами горожан, взиравших на них с удивлением и восторгом. Поэтому слава о них обошла всю Индию.
   Рама был мудрее и опытнее братьев. Еще будучи мальчиком и играя деревянным мечом, он вещал как опытный старец, был искусен в ведах и веданте, постигал человека с такой же быстротой, с какой выпускал стрелы из лука, был со всеми приветлив, умел обуздывать гнев, не терял достоинства в общении даже с дурными людьми.
   Однажды во дворец явился прославленный праведник Вишвамитра. Предложил ему Дашаратха воду для омовения ног, полосканье для рта, почетное золотое сиденье. И рассказал праведник царю о бесчинствах, творимых в лесу нечестивыми ракшасами. Будучи наслышан о достоинствах Рамы, Вишвамитра попросил царя отпустить с ним сына, чтобы защитить лесную обитель. Не хотел Дашаратха расставаться с любимцем, но тогда отшельник разгневался, зашатались дворец и весь город, повалились на пол плохо закрепленные на стенах вещи. Испугался царь и уступил воле праведника. Рама был отпущен, и с ним вместе к подножью Хималаев отправился Лакшмана, неразлучный со старшим братом с детства.
   Путь от тихой Сарайю к могучей Ганге занял много дней. Переправляясь через реку, великий отшельник впервые благословил юношей священной водой, произнеся молитву, изгоняющую сглаз и чуждую волю.
   На том берегу Ганги путники вступили в огромный и мрачный лес и сразу же увидели изуродованные деревья, безобразные ямы, разоренные гнезда, услышали стоны обитателей чащи.
   - Это буйствует ракшаска Тарака, - объяснил Вишвамитра. - Она считает себя владычицей этого леса и вытворяет что хочет. Ростом она с гору и обладает мощью тысячи взбесившихся слонов. Многие витязи пытались её одолеть, но она ломала их мечи и копья, как былинки. Рама и Лакшмана! Вам придется её убить. Да вот она приближается к нам со стороны дороги!
   Юноши повернули голову и увидели столб пыли, скрывавший очертания чудовища. В путников полетели огромные камни. Один из них упал совсем рядом, врезавшись в землю.
   Глаза Рамы загорелись гневом. Вытащив стрелу, он наложил её на дугу лука и отпустил тетиву. Раздался дикий вопль. Тарака схватилась лапами за лицо. Сквозь пальцы её хлестала кровь. Носа у Тараки словно не было.
   - Вот я её и проучил! - проговорил Рама, опуская лук.
   - Убей ее! - посоветовал Вишвамитра. - Это очень мстительное существо и опасное, особенно ночью.
   Рама наложил на лук вторую неотвратимую стрелу, и огромная голова ракшаски скатилась на дорогу.
   После этого Вишвамитра приказал Раме взойти на камень, и когда юноша выполнил приказ, произнес заклятие:
   - Будь тверд как камень и прими священное оружие.
   Тотчас перед Рамой выстроились палицы, мечи и секиры. Хором они произнесли:
   - Владей нами, Рама! Ты господин, а мы твои слуги.
   Рама поблагодарил Вишвамитру, а оружие опустил, приказав:
   - Слуги мои! Отдыхайте. Придете ко мне, когда я вам прикажу.
   Вишвамитра и его спутники продолжали свой путь, пока не достигли местности, изобилующей благоухающими тенистыми деревьями. Сладкогласие птиц сливалось с журчаньем бегущих по камням ручьев, в которых плескались серебристые рыбки. Это и была лесная обитель Вишвамитры.
   Первую ночь царевичи отдыхали, а затем Вишвамитра поручил им охранять священное пламя алтаря. Пять ночей прошли без тревоги, на шестую раздался грозный гул, и на алтарь обрушились потоки черной крови. Задремавший было Рама вскочил на ноги и увидел в небе две огромные тени с перепончатыми крыльями, как у летучих мышей. Достаточно было двух стрел, чтобы проносившиеся в небе кровожадные ракшасы подняли вопль. Один из них, Маричу, был отброшен стрелою к Океану, другой - Субаха, пронзенный насквозь, упал к ногам Рамы.
   Лесной обители более никто не угрожал. Рама и Лакшмана могли возвращаться в Айодхью. Но Вишвамитра уговорил их отправиться вместе с ним к царю видехов Джанаке, обещав им показать лук, которого не удалось согнуть ни богам, ни смертным.
   Лук Шивы
   С великой радостью принял Джанака святого праведника и прибывших вместе с ним царевичей. Рассказ же Вишвамитры о подвигах Рамы поверг царя и придворных в изумление. Проведя почетных гостей по дворцу, он пригласил их за празднично накрытый стол. И тогда Вишвамитра обратился к царю:
   - Достоин удивления твой чертог, о Джанака. Но ты не показал сыновьям царя Дашаратхи свой божественный лук.
   И хлопнул царь в ладоши, приказав выполнить пожелание праведника, и пока шли за луком, рассказал братьям его удивительную историю:
   - Однажды Дакша, тесть Шивы, устроил на небесах праздник, пригласив на него и земных царей. Так на небе оказался и мой предок Деварата. Но приглашение не было послано Шиве, и он, оскорбленный, явился с огромным луком. Не без труда удалось небожителям смягчить гнев Шивы, грозившего перестрелять всех. И тогда Шива, оглядев гостей, передал лук на вечное хранение моему предку.
   Тут послышался с улицы скрип колес, дополненный тяжелым дыханием. Пять тысяч мужей с трудом катили огромную телегу.
   - Вот святыня нашего рода, - сказал Джанака, подходя к окну. Человеку и поднять-то лук Шивы не под силу.
   - О, Рама! - воскликнул Вишвамитра. - Мнится мне, что пора тебе взглянуть на это оружие!
   Выбежав на улицу, Рама вскочил на телегу и откинул крышку огромного железного сундука. Все пространство вокруг наполнилось запахом сандала.
   Царевич обратил лицо к Джанаке, вышедшему посмотреть, как Рама справится с луком.
   - Хочешь, - спросил Рама, - я подниму лук и соединю его концы тетивой?
   Джанака кивнул в знак согласия.
   Рама наклонился над сундуком, поднял лук одной рукой, надел на него тетиву и согнул. Раздался звук, подобный раскату грома. Мужи, катившие телегу, в ужасе повалились на землю. Царь смотрел на обломки гигантского лука широко открытыми глазами.
   Опомнившись, он подошел к Раме и склонил перед ним голову.
   - Исполнилось задуманное мною! - проговорил он.
   Прочитав в глазах юноши недоумение, он продолжил:
   - Я царствовал в Митхиле много лет, а боги все не давали мне потомства. Обратился я за советом к всеведущим брахманам, что мне сделать, чтобы не умереть бездетным. Они мне выбрали место для возведения алтаря и повелели вспахать его плугом. И вот когда я шел, держась за ручки плуга, из борозды вышла прекрасная дева, дарованная мне Притхиви, матерью-землей. Обрадованный, я принес богам клятву, что отдам приемную дочь мою Ситу за того, кто сумеет натянуть тетиву на лук Шивы. После этого многие пытались это сделать, но отступили с позором, после чего, объединившись, пошли на меня войной и более года осаждали мою столицу.
   - Эти же благосклонные боги прислали в Митхилу Раму. С таким зятем, как он, тебе никто не страшен, - сказал Вишвамитра. - Пошли, о царь, гонцов в Айодхью за Дашаратхой и пригласи его к себе. Думаю, что захочет он с тобой породниться.
   Свадебный дар
   В то утро дворец Айодхьи вместил едва ли не всех властителей Севера и Юга, Востока и Запада. Не было одного лишь Джанаки, раджи Митхилы, за которым второпях забыли послать гонца. Остальные же собрались в зале собрания и заняли места по старшинству, ожидая, когда появится любимец богов, покоритель вражеских городов Дашаратха. Царила атмосфера торжества и радостного ожидания, ибо каждый из собравшихся понимал, что не станут его приглашать издалека по маловажному делу.
   И вот распахнулись настежь парадные двери, и под пение флейт в окружении пышной свиты перед великим собранием предстал махараджа. Пока он проходил к своему золотому трону под белым балдахином, раджи стояли, опустившись на сидения лишь после того, как он сел.
   Окинув взглядом зал, Дашаратха произнес речь голосом, подобным раскату грома:
   - Многие тысячи лет минули с тех пор как я начал править под сенью этого белого балдахина, следуя заветам предков, которые пеклись о подданных, как о своих детях. Ныне старость согнула мои плечи, и бремя дхармы утомило меня. Стремясь к покою, я возложил корону отчичей моих на старшего сына Раму, ставшего мужем дочери царя Митхилы и обладающего всеми достоинствами, какие надобно иметь государю. Я призвал вас, чтобы услышать ваше мнение о принятом мною решении. Рассудите меня, о мужи. Готовы ли вы подчиниться власти моего сына ещё при моей жизни?
   Едва отзвучали эти слова, как раздались единодушные возгласы одобрения. Раджи приветствовали решение великого владыки стоя, со сложенными ладонями.
   И снова взял речь махараджа.
   - Я имею честь, о мужи, пригласить вас на помазание моего сына в один из ближайших дней, когда луна войдет в созвездие Пушья. Пока же отправляйтесь в отведенные вам покои и ожидайте торжества.
   В доме гнева
   Весть о решении Дашаратхи и о приготовлениях к великому торжеству подобно счастливой птице облетела Айодхью и все царство, переполнив всех радостью. Дома и хижины украсились гирляндами цветов. Забросив все дела, умастившись сандалом, облекшись в нарядные одеяния, люди стекались к царскому дворцу, чтобы занять лучшие места.
   И во всей Кошале нашлись только два глаза, не излучавшие радость, а пылавшие злобой. Они принадлежали горбунье Мантхаре, выросшей вместе с царицей Кайкейей в доме её дяди. Выглянув из окна дворца, услышав музыку и пение ведийских гимнов, смешивавшуюся с радостным говором толпы, ржанием коней и ревом слонов, и узнав о решении царя, она отправилась к своей подруге и наперснице, покоившейся на широком ложе.
   - Вставай, неразумная! - проговорила Мантхара. - Известно ли тебе, какая надвинулась беда, готовая смыть твое благополучие, как разлившаяся река? Знай же, что твой супруг решил отказаться от власти в пользу Рамы, а не твоего сына Бхараты. Несчастный живет в доме своего дяди, не зная, как и ты, ни о чем.
   - Какое счастье! - воскликнула Кайкейя. - Я горжусь Рамой не меньше, чем собственным сыном. И он будет радоваться принесенной тобою вести. Прими за неё в дар это ожерелье.
   Но капля за каплей вливала Мантхара в душу недалекой царской любимицы яд зависти. И наконец Кайкейя сама спросила совета, как сделать, чтобы царство досталось Бхарате.
   - Удались в Дом гнева, - прошипела коварная советчица. - Предайся притворной печали. Супруг, увидев, что ты исчезла, бросится за тобою. И тогда ты выскажи две просьбы: пусть отправит Раму на четырнадцать лет в изгнание и назначит царем Бхарату.