После полуночи у скамьи гребцов мелькнули две тени. Негромко звякнули цепи.
— Скоро ли? — послышался приглушённый шёпот.
— Ждите! — последовал ответ. — Ваша свобода — в моём кулаке.
— А ты нас не обманешь?
— Слово Мастарны крепче камня!
Пираты поднимались на палубу. Мастарна что-то шепнул на ухо Саулу, и тот залился раскатистым смехом.
— Ай да хозяин! — выдохнул Саул, потирая руки. — С тобой не пропадёшь!
Внезапно зарычал Гуда. Прислушиваясь к звукам человеческого голоса, лев колотил хвостом по своим бокам и глухо рычал.
Иудей пригрозил льву кулаком:
— Смотри! Спихну тебя в море!
— Какой храбрый, когда лев в клетке, — смеялся Мастарна.
Смолк и лев. И только с берега доносился рокот волн и крики морских птиц, резкие и унылые.
Немой торг
— Ну что ж, будем торговать, суффет? — спросил он, скомкав в кулаке бороду.
— Попробуем! — ответил ему в тон Ганнон. — Сейчас прикажу Малху приготовить лодку.
Ещё до полудня лодка была нагружена товаром: яркими дешёвыми тканями, стеклянными побрякушками, медными и железными кольцами. Всё это ценилось туземцами, жившими на берегу обширного залива, называвшегося почему-то Золотой рекой.
В лодку, где уже сидели Ганнон, Мидаклит, Малх и Мастарна, спустился Бокх. Льва ему пришлось оставить на палубе, но перед тем как покинуть корабль, он подошёл к клетке и ласково провёл ладонью по лбу Гуды.
Мастарна стоял на носу. Малх правил на чёрный блестящий камень с раздвоенной вершиной. У камня клокотали волны. Обойдя его, лодка вошла в небольшую бухточку и уткнулась носом в берег. Он был низкий, песчаный, поросший густым кустарником, постепенно переходившим в лес. Поодаль виднелась небольшая поляна.
Вытащив лодку на песок, карфагеняне принялись выгружать товары.
— Несите их туда! — Бокх указал рукой на поляну.
— Зачем? — удивился Ганнон. — Ведь обычно торгуют на берегу.
— Здесь не Карфаген, — коротко отвечал маврузий.
Последовав совету Бокха, карфагеняне отнесли товары на поляну. Это была обычная поляна, покрытая пожелтевшей травой.
— Ну что ж, — сказал Ганнон, окидывая взглядом своих спутников и товары, — всё готово для торговли. Недостаёт лишь малого — покупателей!
Карфагеняне рассмеялись.
— Они придут! — уверенно сказал Бокх. — Только надо возвратиться к лодкам.
— Зачем же мы несли товары сюда? — недоумевал Малх. — Может быть, ты хочешь сказать, что надо оставить товары здесь, а самим идти к берегу?
Маврузий кивнул головой.
— Удивительная страна! — воскликнул эллин. — Бросить товары без присмотра? Попробуй это сделать в Карфагене или в моём родном Милете — разоришься в первый же день!
— Они, наверное, заберут наши товары и оставят взамен золото, — предположил Ганнон.
— Оставят тебе щепотку, — ворчал Малх, — будешь и этому рад.
Пока карфагеняне разговаривали, Бокх собирал на берегу сухие сучья. Сложив их, он вытащил захваченный им на корабле трут. Вспыхнул огонь. Ветер дул с моря, и дым потянуло в сторону суши.
Ганнон оглянулся. Ему показалось, что на поляне мелькнула чёрная фигурка. Потом она исчезла, словно провалившись под землю. И вскоре в кустах за поляной задымил костёр.
— Что это значит? — удивился Малх.
— Это значит, что можно идти, — пояснил маврузий.
Карфагеняне направились к поляне. Ганнон шёл первым. Ему не терпелось осмотреть оставленные товары. Уже издали было видно, что они лежат на своих местах. Не пропало ни одного колечка, ни одной побрякушки. Неподалёку от товаров лежало два кожаных мешочка. Ганнон взвесил один из них в руке. Мастарна развязал другой, и глаза его жадно заблестели.
— Золото! — выдохнул он.
— На него можно снарядить гаулу и расплатиться с ликситами, — обрадованно сказал Малх.
Один Бокх был чем-то недоволен.
— Идите назад к лодкам. А золото оставьте здесь.
— Зачем же его оставлять? — заволновался Мастарна.
— Послушаемся Бокха, — промолвил Ганнон, положив кожаный мешочек на землю. Мастарна, ворча, повиновался.
На берегу маврузий разжёг ещё один костёр. Выждав немного времени, карфагеняне вновь отправились на поляну. У товаров стояло четыре мешочка с золотом.
Лицо Мастарны расплылось в улыбке.
— Клянусь морем, — он хлопнул Бокха по плечу, — ты умеешь торговать!
Забрав золото, карфагеняне направились к лодке, оставив товары невидимым покупателям. [63]
Ганнон испытывал большое удовлетворение. «Отсюда, — думал он, — река золота потечёт в Карфаген, и залив оправдает своё название».
Оставалось закрепить за собой Керну до прибытия колонистов. Ганнон решил оставить на островке моряков, снабдив их припасами, оружием, сетями для рыбной ловли. Судя по обилию чаек, в заливе было множество рыбы.
Моряки принялись рубить лес и расчищать место для хижин. В них они поселятся сами. Потом их заменят колонисты из Карфагена. Одновременно Ганнон готовил корабль к плаванию.
Бокх рассказал, что к югу от Керны в океан впадает большая река Хрета. [64]На её берегах добывают золото, которым торгуют в Керне. К Хрете и решил плыть Ганнон.
Большая река
Он мчался к югу, и какая-то пугающая беспечность была в лёгкости его движений. Но люди с тревожным любопытством вглядывались в берег, обрамлённый пенной стеной прибоя. Его шум заглушал все голоса и звуки таинственного материка, и лишь изредка сквозь него, как через невидимую стену, прорывались тоскливые крики птиц.
Пять раз заря расцвечивала косые паруса гаулы, а на шестое утро показался широкий, окутанный розоватой дымкой залив. Волны, отбрасываемые носом, имели мутно-жёлтую окраску, и каждому было ясно, что в залив впадает какая-то большая река. Это и была Хрета.
Чтобы войти в реку, пришлось ждать прилива. О его приближении свидетельствовали глухой, могучий рёв и белая полоса пены, выгибавшаяся подобно хищному зверю.
По сравнению с Хретой все виденные Ганноном реки могли показаться ручейками. Корабль шёл посередине реки, её берега были едва видны.
Странное чувство овладело Ганноном: ведь здесь не был ни один человек, родившийся на берегах Внутреннего моря. Ни один корабль не входил в эту реку, не проплывал мимо этих островов, каждый из которых больше Керны. Неведомый мир властно звал вперёд. Голова была в тумане. Сердце стучало. Казалось, будто ты заколдован, отрезан от всего, что знал когда-то, где-то, может быть, в другой жизни.
На серебристых песчаных отмелях, как чёрные брёвна, лежали огромные ящерицы. Их пасти с острыми зубами были раскрыты, словно в язвительной усмешке.
Мидаклит радостно потирал руки:
— Это крокодил, или, как его называют египтяне, хамис. Эллины рассказывают о нём немало небылиц. Они клянутся, что крокодил единственное животное, лишённое языка. Но египтянин, наблюдавший, как служители храма бальзамируют крокодила, уверил меня, что у крокодила имеется язык, только он настолько мал и так плотно прилегает к гортани, что крокодил не может его вытянуть. От того же египтянина я узнал, что у чудовища подвижна нижняя челюсть, а не верхняя, как считают эллины. Сегодня скончалась ещё одна небылица. Гекатей пишет, что крокодилы водятся только в Ниле!
— А может быть, эта река и есть рукав Нила? — предположил Ганнон.
— Возможно, ты и прав, — ответил Мидаклит после долгого раздумья. — Не исключено, что Нил и эта река имеют общие истоки. Но Гекатей, говоря о Ниле, имел в виду египетскую реку… [65]
— Смотрите! Смотрите! У него во рту птичка! — закричал Гискон, показывая на чудовище, лежавшее наполовину в воде. — Он её сейчас съест.
— Не бойся, Гискон! — успокоил мальчика эллин. — Это ржанка. С нею крокодил живёт в согласии. Птичка выклёвывает у него из зубов остатки пищи и насекомых. Крокодилу это нравится.
Прошло ещё немного времени, и морякам встретились бегемоты. Один из них проплыл так близко, что его можно было задеть веслом.
— Гиппопотам! — сказал Мидаклит по-эллински. [66]
— А мне кажется, — возразил Ганнон, — бегемот скорее напоминает разъевшуюся свинью.
— И мясо у него как у свиньи, — вставил Малх, прищёлкнув языком. — Давайте его убьём!
— Как ты это сделаешь, если его шкура толще, чем обшивка на твоём корабле, и из воды торчит только один нос?
— Не только нос, но уши и глаза! — поправил Мидаклит. — Он слышит и видит, и нюхает, но почти весь в воде.
Корабль подошёл ближе к берегу и стал на якоря. В лодку спустились Малх, Мидаклит, Бокх, Саул и Мастарна.
— Возьмите и меня! — попросил Гискон.
Ганнон сделал мальчику знак, чтобы он оставался на корабле, и, махнув на прощание Синте, вышедшей его проводить, спустился в лодку.
Берег, на который они высадились, был покрыт высокой болотной травой и огромными стволами деревьев, видимо, сваленных бурей. Высохшая верхушка одного дерева лежала прямо на воде, и Мастарна решил привязать к ней лодку.
При его приближении, поднимая тучи брызг, в воду бросился крокодил. Саул погрозил ему кулаком:
— Проваливай, а то я спущу с тебя шкуру и сделаю из неё отличную плеть! Такая плеть сможет поднять и мёртвого! — И он подмигнул Мастарне.
— Не отнести ли нам товары туда? — Мастарна указал на песчаную отмель шагах в двухстах от того места, где они высадились. — Тут сыро!
— А пока вы перенесёте товары, мы с Мастарной поедем за новой партией, — предложил Саул.
— Обернёмся мигом! — добавил тот, заметив, что Ганнон колеблется.
Мастарна сделал знак Саулу, чтобы тот следовал за ним. Оба прыгнули в лодку и налегли на вёсла. Карфагеняне перенесли товары на песчаную отмель и стали собирать сучья для костра. Это оказалось не лёгким делом. Поваленные стволы деревьев, так же как и трава, были пропитаны влагой. Собрав сучья, Ганнон отнёс их к Бокху, высекавшему с помощью кремня и кусочка железа огонь. Маврузий не привык к такому способу добывания огня и, утомлённый бесплодными попытками, бросил наконец кремень и железо в воду. Взяв палочку, он острогал её конец, видимо, решив добыть огонь по-своему. Ганнон присел на корточки, наблюдая за приготовлениями Бокха. Ему ещё никогда не приходилось видеть, как добывают огонь без кремня и железа. Бокх не мог отыскать сухого куска дерева. На помощь ему пришёл Малх. Он предложил маврузию щепку, отколотую от весла.
Мидаклит бродил по берегу, разглядывая невиданные травы.
— Беда! Беда! — вдруг послышался его взволнованный голос.
Эллин бежал, размахивая руками.
Ганнон вскочил и побежал навстречу учителю.
Эллин тяжело дышал.
— Ушёл! — наконец выдохнул он.
— Кто ушёл?
Мидаклит молча указал на реку. И тут только Ганнон разглядел, к своему ужасу, удаляющегося «Сына бури».
— Будь проклят этот этруск! — яростно закричал Малх. — Клянусь морем, это его работа! А ты ещё его выкупил из рабства! — Старый моряк потрясал кулаками.
Ганнон сидел неподвижно. В его памяти всплыли слова Мидаклита: «Не нравятся мне эти друзья. Жди от них беды, суффет». И вот пришла беда, неожиданная и неотвратимая. Что будет с Синтой? Пираты могут надругаться над ней, продать её в рабство! Хорошо, что с Синтой маленький друг. Но сможет ли он ей помочь?
Внезапно Ганнон ударил себя ладонью по лбу:
— Это он! Как я не догадался сразу!
— О ком ты говоришь!
— Мастарна! Это он тогда ночью искал Синту. Это его видел Гискон!
— Похоже, ты прав, — вздохнул Малх. — Выходит, что его подговорил Стратон, порази его бог в пятое ребро! Мидаклит, а как полагаешь ты?
Эллин ходил по берегу. Судя по коротким фразам, изредка вылетавшим из его уст, Мидаклита больше всего волновала судьба свитка и «рисунка земли», оставшихся на корабле. То и дело Мидаклит вытаскивал из-под хитона костяную табличку с дорогой его сердцу надписью «Атлантида» и смотрел на неё с таким видом, словно хотел сказать: «У меня осталось только это».
Услышав, что его зовут, эллин подошёл.
— Вы хотите знать, что я думаю обо всём этом? Так слушайте. Двое пиратов не могли сами захватить корабль. У них были сообщники. Чудес не бывает. Им помочь могли только рабы!
— Рабы? — воскликнул Ганнон. — Но ведь пираты с ними так жестоко обращались!
— Нет, ты не послушался моего совета, — вздохнул Мидаклит. — Ты не счёл нужным посмотреть в обратную сторону!
— Седая борода прав, — вступил в разговор маврузий. — Плохие люди мало били рабов, а те сильно кричали.
— Не будем терять времени, — предложил Ганнон. — Надо решать, как нам быть.
— До Керны можно добраться сушей или морем, — рассуждал Мидаклит.
— У нас нет лодки! — возразил Ганнон.
— Её можно соорудить! — Эллин взглянул на Малха, ожидая его поддержки.
— Чем мы её будем делать? — вздохнул старый моряк. — Мы должны срубить и выдолбить дерево, изготовить вёсла — на это уйдёт не менее двадцати дней. А за это время, если позволят боги, можно добраться до Керны пешком.
Доводы Малха показались всем убедительными. Было решено не мешкая держать путь в Керну. Карфагеняне рассчитали, что путь до Керны займёт не менее месяца. Ведь придётся идти только днём.
Взвалив на спину тюки материи, которые теперь имели неизмеримо большую ценность, чем всё золото Хреты, они тронулись в путь.
В стране чудес
Бунт
Да, началось это с того, что к судну подошла лодка. На палубу поднялся Мастарна и стал подтаскивать к борту корабля товары. Потом Мастарна наклонился над бортом и крикнул Саулу:
— Перемени вёсла!
Иудей привязал лодку к верёвочной лестнице, вытянул вёсла из петель и передал их Мастарне. Потом, быстро поднявшись на корабль, спустился на нижнюю палубу. Гискон знал, что там, рядом со скамьёй гребцов, хранятся запасные вёсла.
Но что это за крики, звон и шум? Может быть, Саул снова бьёт гребцов? Нет, гребцы выбегают на палубу. В руках у них цепи и вёсла. Они вопят. Лица их искажены яростью.
— Бунт! Бунт! — закричал один из матросов, но тотчас же свалился под ноги Мастарне.
Этруск мгновенно раскроил ему череп.
И только тогда Гискон понял, что гребцы не сами освободились от оков, что всё происходящее на его глазах — дело рук пиратов, заранее готовившихся к нападению.
— Лопни мои глаза! — кричал Саул. — Сдавайтесь!
Но только двое матросов бросились плашмя на палубу, моля о пощаде. Несколько человек кинулось в трюм, где хранилось оружие. Но под ними рухнула лестница. Видимо, её подпилили заранее. Один моряк, спасаясь от ярости гребцов, взбирался на мачту, но руки его соскользнули, и он упал.
Разъярённые гребцы окружили его.
В это время один из матросов выхватил у гребца весло и ловким ударом свалил его с ног. Саул с грозным рёвом бросился на матроса. И вот тогда Гискон решил, что и он может принять участие в схватке. Как кошка, он прыгнул на иудея.
Но Саул просто отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. Гискон покатился по палубе. Тюк материи спас ему жизнь: он смягчил силу удара.
Что же произошло дальше? Этого Гискон не знал. Уже смеркалось. Гискон понял, что он долго был без сознания.
И вдруг им овладела мучительная мысль: «Пираты захватили корабль! А где же Ганнон и Мидаклит? Где Малх? Они остались в чужой стране. Что их ждёт? Как им помочь? Где Синта?»
— Лопни мои глаза, а ведь рыбка клюнула! — раздался вдруг знакомый голос над головой Гискона.
Гискон стиснул зубы.
— Клянусь Тиннит, наживка была что надо! — самодовольно ответил этруск. — Пусть они теперь пешком добираются до своей Керны.
— С каких это пор ты стал клясться Тиннит, — проворчал Саул. — Не Стратон ли обратил тебя в свою веру?
— Мы, этруски, почитаем тех богов, которые нам полезны. И этим богам мы приносим жертву. Тиннит меня не обидела. «Сын бури» наш. И девчонка тоже.
— Не надо было их выпускать! — сказал Саул после некоторого раздумья. — Ганнон тебе не простит Синты. Он нас отыщет и на дне морском.
Этруск рассмеялся.
— Скажешь ещё, Ганнон! Его уже давно сожрали звери. Представляю себе, как он скулил, увидев, что нет корабля. Тиннит не простила ему, что он похитил жрицу.
— Смотри, как они гребут, — сказал Саул. — Без плети не обойтись!
— Я вижу, что тебе боги не дали разума, — молвил этруск. — Если ты к ним прикоснёшься пальцем, они нас вышвырнут в море. Теперь они господа, а мы с тобою рабы. Надо их уговорить. Пойдём!
Послышались тяжёлые шаги, скрип лестницы. Потом всё стихло. Только море било о борта гаулы.
«Так это был Мастарна! — вспыхнула мысль в мозгу у Гискона. — Вот кто ходил у костров вместе со Стратоном. Жрец подговорил пиратов захватить Синту. А этруск клялся Тиннит. Ганнон на него и не подумал. Даже иудей и тот удивился, услышав эту клятву. Откуда Ганнону знать обычаи этрусков?»
Превозмогая боль, мальчик поднялся и взглянул на клетку, где был Гуда. Лев ходил из угла в угол, с тоской вглядываясь в грозно шумевшее море. Казалось, он искал своего господина. Казалось, он понимал, что произошло.
Гискон спустился по деревянной лестнице. В каюте Ганнона было тихо. Гискон осторожно приоткрыл дверь и отшатнулся. Он увидел Синту: ноги и руки её затянуты верёвками, голова с распущенными волосами наклонена, глаза закрыты.
— Синта! — прошептал мальчик, переступая порог.
Синта вздрогнула. Увидев Гискона, она рванулась к нему и упала на ковёр. В этот момент мальчик почувствовал, что чьи-то жёсткие пальцы больно стиснули ему ухо.
— Щенок! — шипел Мастарна. — Ещё раз войдёшь сюда — задушу. А тебе, — обратился он к Синте, нагло улыбаясь, — советую быть поласковее. Твой хозяин теперь я!
Он протянул к девушке руку, напоминающую клешню, но остановился. Видимо, его смутил блеск ненависти в глазах Синты.
Гости Мастарны
Вчера Мастарна подвёл корабль к самому берегу и приказал спустить паруса. Это стоило немалых трудов. Со спущенными парусами «Сын бури» вошёл в устье небольшой речки, возможно рукава Хреты. На правом её берегу, шагах в двухстах от воды, виднелось несколько десятков жалких шалашей. Мастарна жадно и нетерпеливо глядел на них, потирая руки. Появление корабля вызвало ужас у обитателей хижин. Они попрятались в кустах. Но, убедившись, что пришельцы мирно бродят по берегу, чернокожие осмелели. По двое, по трое они подходили к песчаной косе, близ которой стоял на якорях «Сын бури». Здесь они находили оставленные для них разноцветные кусочки материи, стекляшки и дешёвые медные фибулы. [67]От радости туземцы щёлкали языком, хлопали себя по животу, подпрыгивали.
На следующее утро Мастарна приказал развесить на перилах и реях яркие ткани. Судно стало напоминать персидский базар. На воду была спущена лодка, также украшенная тканями. С лодки на косу были переброшены сходни. Гискон понял коварный замысел пиратов: они хотели заманить чернокожих на корабль.
У сходен собралось человек двадцать туземцев, но никто из них не решался взойти на диковинное сооружение, полное заманчивых вещей. Многие почему-то указывали пальцами вверх.
«Они, наверное, считают, что корабль упал с неба!» — решил Гискон.
Наконец мальчик лет десяти, с курчавыми волосами, совершенно голый, с тугим, как барабан, животом ступил на сходни и сделал первый шаг. Он оглянулся, посмотрел на своих соплеменников. Чернокожие стояли не шевелясь, затаи в дыхание.
— Не бойся, малыш, иди сюда! — кричал ему Мастарна, протягивая целый кусок материи.
Мальчик догадался, что белый бородатый человек хочет подарить ему эту чудесную раскрашенную шкуру, кусочки которой он видел ещё вчера на берегу. Неужели ему одному будет принадлежать это богатство? Он разрежет эту шкуру кремнёвым ножом на мелкие полоски и повяжет вокруг шеи, рук и ног. Он раздаст их своим братьям и сёстрам. И, уже не колеблясь, мальчик взбежал на корабль и прижал к животу протянутый ему Мастарной кусок материи. Раздался восхищённый крик чернокожих. Обгоняя друг друга, они бросились на корабль. Вот они расхаживают по палубе, заглядывают в каюты и трюм, всему поражаются. Особенно удивительно большое бронзовое зеркало, которое вынес для них Саул. Трудно удержаться от смеха, видя, как они в ужасе отскакивают от своего собственного изображения, а потом, осмелев, пытаются его схватить.
Пираты дружески хлопают дикарей по плечам, угощают вином и финиками. Чернокожие довольно щёлкают языком. Угощение им нравится.
Несколько дикарей остановились у клетки с Гудой. Лев ходил из угла в угол, колотил хвостом по своим бокам. Чернокожие упали на колени. Лев, их самый страшный враг, покорён этими белолицыми колдунами! Какой же они должны обладать властью над людьми?
Увлечённые новыми для них вещами, обманутые ласковым обращением, туземцы не заметили, как матросы подняли сходни и корабль стал медленно отходить от берега.
Первым это обнаружил мальчик, которому Мастарна подарил кусок материи. Он хотел сойти на берег, унести своё сокровище, но сходен не было. Полоса воды отделяла корабль от берега. Мальчик вздрогнул, как перепел от тени ястреба, и издал жалобный крик.
Дикари в ужасе метались по кораблю. Но пираты ловкими ударами свалили их на палубу и живо скрутили им руки и ноги плетёными ремнями. Одному чернокожему удалось прыгнуть за борт. Мастарна приказал Саулу убить пловца. Но чернокожий, увидев дротик в руках иудея, с головой погрузился в воду. Он вынырнул у самого берега, вышел на берег, отряхнулся от воды, как утка, и, не оглядываясь, бросился к хижинам.
Пока пираты приковывали пленников к вёслам ржавыми цепями, Мастарна вслух подсчитывал добычу:
— Девятнадцать мужчин и один мальчишка!
На берег высыпала толпа разъярённых туземцев. Они грозили кораблю кулаками, исступлённо кричали. В руках у них были палки, камни и изогнутые луки.
Град камней обрушился на «Сына бури». Камни ударялись о борт корабля, о перила, но не причиняли пиратам никакого вреда.
Пленники увидели своих сородичей. Они пытались разорвать цепи руками, перегрызть их. Яростный вопль ужаса и бессилия сотрясал корабль.
А тем временем гребцы под наблюдением Саула занялись снастями. Был прилив, и корабль мог выйти в море.
Вдруг один из гребцов упал. Лицо его исказилось предсмертной судорогой. На синих вывернутых губах показалась пена.
Саул бросился к упавшему. Оперённое древко небольшой стрелки торчало в его бедре.
— Отравленные стрелы! — в ужасе завопил иудей и стремглав побежал к другому борту.
Человек тридцать чернокожих кинулись в воду. Вот они уже подплывают к кораблю и хватаются за его вёсла.
В это время послышался страшный рёв. Над палубой мелькнуло огромное огненное тело. Это был Гуда. Сделав гигантский прыжок, лев оказался на берегу среди мечущихся в панике чернокожих.
К вечеру «Сын бури» был уже далеко от того места, где были предательски захвачены туземцы. Шум волн заглушался тяжёлыми ударами вёсел, свистом хлыста и воплями чернокожих. Мастарна учил новых гребцов обращению с вёслами.
— Довольно, хозяин! — крикнул Саул. — В один день не выучишь!
Что-то проворчав, этруск спустился в трюм. Оттуда раздался глухой шум, звон чаш.
«Пьют! — подумал Гискон. — В трюме много вина. Его прислал в подарок Ганнону суффет Гадеса».
При мысли о Ганноне сердце мальчика больно сжалось. Это он, когда пираты были заняты чернокожими, незаметно выпустил Гуду. Гискон думал, что лев кинется на пиратов и растерзает их. Тогда можно будет освободить тех четырёх моряков, которых Мастарна приковал к вёслам, и привести корабль в Керну. Но лев бросился на берег. Невольно он, Гискон, помог этруску. Удивительно, пираты даже не заподозрили, что клетка была открыта мальчиком. Они убеждены, что Гуда не просто лев, а оборотень. Что ему стоило самому отодвинуть железный засов? Пираты радуются своему спасению и тому, что они избавились от этого страшного зверя. Сколько удач выпало на их долю!
Мальчик как-то слышал об умной собаке, отыскавшей заблудившегося хозяина. Не сможет ли Гуда найти Бокха? Тогда Ганнону будут не страшны ни дикие звери, ни дикие люди. Гуда их спасёт, как дельфин спас того греческого певца, выброшенного в море такими же коварными людьми, как Мастарна и Саул.
Гискон прошёл к корме. За кораблём неотступно следовала морская лисица. Видимо, тело гребца, погибшего от отравленной стрелы, пришлось чудовищу по вкусу. Время от времени чудовище переворачивалось, показывая брюхо молочного цвета и пасть, усеянную острыми зубами.
У сходен собралось человек двадцать туземцев, но никто из них не решался взойти на диковинное сооружение, полное заманчивых вещей. Многие почему-то указывали пальцами вверх.
«Они, наверное, считают, что корабль упал с неба!» — решил Гискон.
Наконец мальчик лет десяти, с курчавыми волосами, совершенно голый, с тугим, как барабан, животом ступил на сходни и сделал первый шаг. Он оглянулся, посмотрел на своих соплеменников. Чернокожие стояли не шевелясь, затаи в дыхание.
— Не бойся, малыш, иди сюда! — кричал ему Мастарна, протягивая целый кусок материи.
Мальчик догадался, что белый бородатый человек хочет подарить ему эту чудесную раскрашенную шкуру, кусочки которой он видел ещё вчера на берегу. Неужели ему одному будет принадлежать это богатство? Он разрежет эту шкуру кремнёвым ножом на мелкие полоски и повяжет вокруг шеи, рук и ног. Он раздаст их своим братьям и сёстрам. И, уже не колеблясь, мальчик взбежал на корабль и прижал к животу протянутый ему Мастарной кусок материи. Раздался восхищённый крик чернокожих. Обгоняя друг друга, они бросились на корабль. Вот они расхаживают по палубе, заглядывают в каюты и трюм, всему поражаются. Особенно удивительно большое бронзовое зеркало, которое вынес для них Саул. Трудно удержаться от смеха, видя, как они в ужасе отскакивают от своего собственного изображения, а потом, осмелев, пытаются его схватить.
Пираты дружески хлопают дикарей по плечам, угощают вином и финиками. Чернокожие довольно щёлкают языком. Угощение им нравится.
Несколько дикарей остановились у клетки с Гудой. Лев ходил из угла в угол, колотил хвостом по своим бокам. Чернокожие упали на колени. Лев, их самый страшный враг, покорён этими белолицыми колдунами! Какой же они должны обладать властью над людьми?
Увлечённые новыми для них вещами, обманутые ласковым обращением, туземцы не заметили, как матросы подняли сходни и корабль стал медленно отходить от берега.
Первым это обнаружил мальчик, которому Мастарна подарил кусок материи. Он хотел сойти на берег, унести своё сокровище, но сходен не было. Полоса воды отделяла корабль от берега. Мальчик вздрогнул, как перепел от тени ястреба, и издал жалобный крик.
Дикари в ужасе метались по кораблю. Но пираты ловкими ударами свалили их на палубу и живо скрутили им руки и ноги плетёными ремнями. Одному чернокожему удалось прыгнуть за борт. Мастарна приказал Саулу убить пловца. Но чернокожий, увидев дротик в руках иудея, с головой погрузился в воду. Он вынырнул у самого берега, вышел на берег, отряхнулся от воды, как утка, и, не оглядываясь, бросился к хижинам.
Пока пираты приковывали пленников к вёслам ржавыми цепями, Мастарна вслух подсчитывал добычу:
— Девятнадцать мужчин и один мальчишка!
На берег высыпала толпа разъярённых туземцев. Они грозили кораблю кулаками, исступлённо кричали. В руках у них были палки, камни и изогнутые луки.
Град камней обрушился на «Сына бури». Камни ударялись о борт корабля, о перила, но не причиняли пиратам никакого вреда.
Пленники увидели своих сородичей. Они пытались разорвать цепи руками, перегрызть их. Яростный вопль ужаса и бессилия сотрясал корабль.
А тем временем гребцы под наблюдением Саула занялись снастями. Был прилив, и корабль мог выйти в море.
Вдруг один из гребцов упал. Лицо его исказилось предсмертной судорогой. На синих вывернутых губах показалась пена.
Саул бросился к упавшему. Оперённое древко небольшой стрелки торчало в его бедре.
— Отравленные стрелы! — в ужасе завопил иудей и стремглав побежал к другому борту.
Человек тридцать чернокожих кинулись в воду. Вот они уже подплывают к кораблю и хватаются за его вёсла.
В это время послышался страшный рёв. Над палубой мелькнуло огромное огненное тело. Это был Гуда. Сделав гигантский прыжок, лев оказался на берегу среди мечущихся в панике чернокожих.
К вечеру «Сын бури» был уже далеко от того места, где были предательски захвачены туземцы. Шум волн заглушался тяжёлыми ударами вёсел, свистом хлыста и воплями чернокожих. Мастарна учил новых гребцов обращению с вёслами.
— Довольно, хозяин! — крикнул Саул. — В один день не выучишь!
Что-то проворчав, этруск спустился в трюм. Оттуда раздался глухой шум, звон чаш.
«Пьют! — подумал Гискон. — В трюме много вина. Его прислал в подарок Ганнону суффет Гадеса».
При мысли о Ганноне сердце мальчика больно сжалось. Это он, когда пираты были заняты чернокожими, незаметно выпустил Гуду. Гискон думал, что лев кинется на пиратов и растерзает их. Тогда можно будет освободить тех четырёх моряков, которых Мастарна приковал к вёслам, и привести корабль в Керну. Но лев бросился на берег. Невольно он, Гискон, помог этруску. Удивительно, пираты даже не заподозрили, что клетка была открыта мальчиком. Они убеждены, что Гуда не просто лев, а оборотень. Что ему стоило самому отодвинуть железный засов? Пираты радуются своему спасению и тому, что они избавились от этого страшного зверя. Сколько удач выпало на их долю!
Мальчик как-то слышал об умной собаке, отыскавшей заблудившегося хозяина. Не сможет ли Гуда найти Бокха? Тогда Ганнону будут не страшны ни дикие звери, ни дикие люди. Гуда их спасёт, как дельфин спас того греческого певца, выброшенного в море такими же коварными людьми, как Мастарна и Саул.
Гискон прошёл к корме. За кораблём неотступно следовала морская лисица. Видимо, тело гребца, погибшего от отравленной стрелы, пришлось чудовищу по вкусу. Время от времени чудовище переворачивалось, показывая брюхо молочного цвета и пасть, усеянную острыми зубами.