– Не последить ли вам за светофором? А то опять прозеваете, – зло заметила она, тщательно укладывая шляпу на коленях.
– Как знать. Может быть, и стоит пропустить.
Она быстро посмотрела на него и напоролась на ослепительную улыбку.
– За одну краткую поездку в машине я больше узнал о вас, чем за все часы, что мы фехтовали идеями у вас в кабинете, – протянул он.
В течение их нескольких встреч на прошлой неделе, вдвоем и с Саймоном, Морган был столь напорист и деловит, что Клодия почти перестала ждать, когда же упадет второй ботинок[8]. Следуя его неожиданному примеру, она уклонилась от опасного конфликта, чреватого последствиями, и внушила себе мысль, что их деловые отношения носят чисто интеллектуальный характер.
И теперь, когда ей это почти удалось, трусость все же взяла верх, второй ботинок – судя по грохоту, подбитый гвоздями сапожище – шарахнулся, да так, что все старые сомнения вновь одолели ее. Как только могла она вообразить, будто он – не тот безжалостный делец, каким зарекомендовал себя в прошлом?
– Я знал, что вытащить вас на солнце и воздух – очень хорошая идея, – подзуживал он. – И, надеюсь, вы также кое-что узнали обо мне?
– Что вы – плохой водитель? – спросила она, рассчитывая избавиться от неприятного наблюдения, которое он вел за нею.
Морган прищелкнул языком, ничуть не обиженный.
– Что, несмотря на все признаки, я не хочу огорчить или испугать вас.
Трудно было придумать что-нибудь ужаснее. Его серьезность в сочетании с ленивым, хищным удовлетворением была совершенно уничтожающей.
– Ясно. Поэтому-то вы так скоропалительно и сплавили Марка в Италию – а то, чего доброго, он меня огорчит… – саркастически проговорила она, все еще испытывая боль унижения.
– Марк отправился по своей воле. В общем-то он давно хотел посетить завод Феррари. И когда приглашение наконец пришло, его и веревками бы не удержали от поездки – даже такой всемогущий человек, каким вы меня как будто считаете, не в силах повлиять на личные расписания автомобилестроителей Милана и Турина. Существует же такая вещь, как совпадение…
– Весьма удобное совпадение, – съехидничала Клодия, не желая больше недооценивать противника.
– Послушайте…
– Прошу прощения, мистер Стоун. Не позвать ли механика? Моя машина стоит вон там, и я заметил, что у вас вроде бы что-то не в порядке.
Официальный тон полицейского не скрывал, насколько он восхищается машиной Моргана.
К своему огорчению, Клодия увидела, что опять зажегся зеленый свет и что оба они этого не заметили.
– Проблема – с пассажиркой, а не с машиной, – коварно пробормотал Морган, выпрямляясь на сиденье, пока полицейский переводил взгляд с глянцевитого кузова на розовое лицо Клодии. – А сейчас я поеду. И еще как – рысью!
– А! – рослый парень в синем мундире понимающе улыбнулся. – Понял, сэр. Но, пожалуй, вам лучше показать машину в дороге. А она, между прочим, классная!
– Спасибо. Кстати, если у меня случится поломка, ни в коем разе не зовите механика. Окончательно опозорюсь перед механиками, что у меня служат. Я и сам в этом деле мастак. С любыми проблемами справлюсь.
Полицейский широко улыбнулся и отдал честь, переглядываясь с обескураженной Клодией.
– Вижу, мистер Стоун. Желаю приятно провести время, сэр… сударыня.
Когда они припустили, набирая скорость плавно, в расчете на восторг полицейского, провожающего их завистливым взглядом, Клодия рассвирепела.
– Зачем вы все это говорили? Сами знаете, что он подумает!
– А он и без того подумал. Когда он вмешался, вы так густо покраснели, что, не будь машина открытой, он бы заподозрил, что мы занимаемся любовью, а не просто разговариваем. – Морган выжал сцепление, сбавляя скорость на повороте. – И опять, знаете ли, покраснели. Вспоминаете, как последний раз занимались любовью в машине?
– Нет! – еще свирепее соврала она.
– Не хотите же вы сказать, будто Крис хотя бы единожды не попытался объединить две великие любви своей жизни?
Впервые в его голосе не проскользнуло и нотки презрения при имени ее возлюбленного, и, вопреки здравому смыслу, дразнящая фамильярность, с какой он сказал о прошлом, каким-то образом уничтожила боль, вызванную воспоминанием. Она до того не желала заводить разговоры о ее отношениях с Крисом, что подавила не только тягостные воспоминания, но и хорошие.
– По-моему, нам следует переменить тему, – сухо предложила Клодия, а он, как всегда, отказался подчиниться вежливому намеку.
– Я в машине лишился невинности.
– До чего же ошеломляюще восхитительно, – ледяным тоном процедила Клодия.
– В известной мере – да. Но весьма неудобно. Машина была двухместная, и рычаг запутался у меня в штанах. На девушку это произвело огромное впечатление!
Сама того не желая, Клодия рассмеялась. А рассмеявшись, не могла сохранять надменную отрешенность, с какой вела себя при Моргане.
– А это была?.. – она как раз вовремя остановилась. Боже упаси показаться хоть чем-то в нем заинтересованной.
– Мать Марка? Да. Марина – моя первая женщина, хотя, к счастью, я не был ее первым мужчиной. Хорошо хоть один из нас понимал, что нужно делать!
Клодию это признание несколько шокировало.
– Вы хотите сказать, что у нее были… другие ухажеры?
Моргана позабавила ее попытка выражаться деликатно.
– Ей было восемнадцать, и ухажеры у нее, разумеется, имелись. Но любовник, до меня, – только один.
В голове у Клодии загудело от этого интимного откровения. Несколькими краткими фразами он полностью низверг некоторые из ее наиболее лелеемых предрассудков. Она еле заметила, что при всей его деликатности обращения с машиной он с особым шиком промчался мимо фасада «Харбор-Пойнта».
– Она была старше вас?
– На два года, – уголок его рта дернулся. – Разница менее чем вполовину вашей с Марком, но до двадцати лет это не имеет значения. В чем дело, Клодия, неужели это не соответствует вашему представлению о том, как лихой, эгоистичный парень соблазнил и развратил нежное юное существо?
– Я не взялась бы судить… – запинаясь, начала Клодия и поняла, что и впрямь предполагала нечто подобное.
– В вашем положении я бы не стал кидать камни, – заметил он с жестокой проницательностью. – Но люди как будто предпочитают строить нелестные предположения, исходя из голых фактов.
– Да… ну, во всяком случае, при всем вашем красноречии вы никак не приукрасили голые факты, – подчеркнула она. – Даже как будто специально старались выставить себя виноватым.
– Некоторым образом так оно и было. – Морган пожал плечами, лениво перемещая руки на руле. – Хотя Марина, быть может, сексуально и была более зрелой, чем я, но я превосходил ее эмоционально. Я гораздо быстрее понял, к чему приведет ее беременность, чем она сама. Так как заботы о предохранении я всецело переложил на нес, то не мог уклониться от своей доли ответственности.
То, что он замялся перед словом «беременность», прошло бы незамеченным у обычного слушателя, но Клодии это говорило о чувствительности, которой она сама не была чужда.
– А вам не приходило в голову… – она смолкла, сама удивляясь, что отважилась на такой вопрос.
И опять он как будто уловил ее мысли, прежде чем она их высказала.
– Что она умышленно забеременела, дабы выйти за меня замуж? Да, приходило, особенно когда она заставляла меня принять денежную помощь родителей, но теперь, задним числом, с высоты моего опыта скажу, что нет. Она была настолько этим раздавлена, что всякий умысел исключался. Марина по-настоящему не хотела и замуж – так же, как не хотела ребенка. Однако не родить или отдать младенца кому-нибудь с целью усыновления было несовместимо с ее воспитанием… да и моим, если на то пошло.
В его словах было так мало горечи и злобы, что Клодия подумала: а может быть, вопреки всем свидетельствам обратного, он любил ту, ради которой переменил весь ход своей молодой жизни.
– А от чего она умерла?
– В автокатастрофе, – ответил он после секундной паузы.
Клодия прерывисто вздохнула.
– Ах, я очень сожалею…
– Я тоже. Такая нелепость! Она такая молодая – только двадцать три, – полная жизни, собиралась возвращаться в университет и получить диплом, чему помешала беременность. За рулем сидел не я – меня даже не было в машине. Последняя отрывистая фраза стоила многих томов.
– Я не спрашивала, – хрипло проговорила она.
– Но думали.
Клодия видела, с каким напряжением его руки стиснули руль.
– В общем-то нет. Вы – очень хороший водитель.
Руки его ослабили хватку.
– Десять минут назад вы так не считали, – пробормотал он с легкой иронией.
– Скорость – одно, лихость – другое, Я и сама иногда превышаю скорость.
Ее попытка сострить не удалась, а он искоса бросил на нее задумчивый взгляд.
– Значит, вы все-таки водите машину.
– Конечно. Я не безнадежная неврастеничка.
– Только время от времени? – в отличие от нее он не терял чувство юмора. – А Крис лихо водил?
– На шоссе – да. Только не на треке. Там он был очень быстрый, но хладнокровный и расчетливый, правил никогда не нарушал. А когда ездил для собственного удовольствия, сам устанавливал правила – буквально не ведал страха. Он, видите ли, судьбу свою носил с собой. Знал, что если ему суждено быть убитым, то на треке, поэтому не на треке он считал себя неуязвимым.
– Нелегко жить с такими взглядами, – был единственный комментарий.
– И это он не видел будущего в ваших отношениях – или же их боялись вы?
На этот раз Морган зашел чересчур далеко. Клодия горько пожалела о своем порывистом откровении. Убирая с лица волосы, она одновременно подготавливала убийственный ответ, который прекратил бы разговор. Но едва открыла рот, как Морган довольно крякнул и подрулил к обочине тротуара, ловко вклинившись позади автомобиля, выезжавшего из густого ряда машин, стоящих по обеим сторонам Восточной эспланады.
– Зачем мы здесь? Куда направляемся? – с запозданием спросила Клодия.
– А я думал, что вы и не спросите, – невозмутимо ответил он. – Вы неизменно усматривали дурной умысел во всех моих побуждениях, однако на этот раз были поразительно доверчивы. И в данном случае ваша доверчивость оправдается. Мы направляемся домой…
Глава 6
– Как знать. Может быть, и стоит пропустить.
Она быстро посмотрела на него и напоролась на ослепительную улыбку.
– За одну краткую поездку в машине я больше узнал о вас, чем за все часы, что мы фехтовали идеями у вас в кабинете, – протянул он.
В течение их нескольких встреч на прошлой неделе, вдвоем и с Саймоном, Морган был столь напорист и деловит, что Клодия почти перестала ждать, когда же упадет второй ботинок[8]. Следуя его неожиданному примеру, она уклонилась от опасного конфликта, чреватого последствиями, и внушила себе мысль, что их деловые отношения носят чисто интеллектуальный характер.
И теперь, когда ей это почти удалось, трусость все же взяла верх, второй ботинок – судя по грохоту, подбитый гвоздями сапожище – шарахнулся, да так, что все старые сомнения вновь одолели ее. Как только могла она вообразить, будто он – не тот безжалостный делец, каким зарекомендовал себя в прошлом?
– Я знал, что вытащить вас на солнце и воздух – очень хорошая идея, – подзуживал он. – И, надеюсь, вы также кое-что узнали обо мне?
– Что вы – плохой водитель? – спросила она, рассчитывая избавиться от неприятного наблюдения, которое он вел за нею.
Морган прищелкнул языком, ничуть не обиженный.
– Что, несмотря на все признаки, я не хочу огорчить или испугать вас.
Трудно было придумать что-нибудь ужаснее. Его серьезность в сочетании с ленивым, хищным удовлетворением была совершенно уничтожающей.
– Ясно. Поэтому-то вы так скоропалительно и сплавили Марка в Италию – а то, чего доброго, он меня огорчит… – саркастически проговорила она, все еще испытывая боль унижения.
– Марк отправился по своей воле. В общем-то он давно хотел посетить завод Феррари. И когда приглашение наконец пришло, его и веревками бы не удержали от поездки – даже такой всемогущий человек, каким вы меня как будто считаете, не в силах повлиять на личные расписания автомобилестроителей Милана и Турина. Существует же такая вещь, как совпадение…
– Весьма удобное совпадение, – съехидничала Клодия, не желая больше недооценивать противника.
– Послушайте…
– Прошу прощения, мистер Стоун. Не позвать ли механика? Моя машина стоит вон там, и я заметил, что у вас вроде бы что-то не в порядке.
Официальный тон полицейского не скрывал, насколько он восхищается машиной Моргана.
К своему огорчению, Клодия увидела, что опять зажегся зеленый свет и что оба они этого не заметили.
– Проблема – с пассажиркой, а не с машиной, – коварно пробормотал Морган, выпрямляясь на сиденье, пока полицейский переводил взгляд с глянцевитого кузова на розовое лицо Клодии. – А сейчас я поеду. И еще как – рысью!
– А! – рослый парень в синем мундире понимающе улыбнулся. – Понял, сэр. Но, пожалуй, вам лучше показать машину в дороге. А она, между прочим, классная!
– Спасибо. Кстати, если у меня случится поломка, ни в коем разе не зовите механика. Окончательно опозорюсь перед механиками, что у меня служат. Я и сам в этом деле мастак. С любыми проблемами справлюсь.
Полицейский широко улыбнулся и отдал честь, переглядываясь с обескураженной Клодией.
– Вижу, мистер Стоун. Желаю приятно провести время, сэр… сударыня.
Когда они припустили, набирая скорость плавно, в расчете на восторг полицейского, провожающего их завистливым взглядом, Клодия рассвирепела.
– Зачем вы все это говорили? Сами знаете, что он подумает!
– А он и без того подумал. Когда он вмешался, вы так густо покраснели, что, не будь машина открытой, он бы заподозрил, что мы занимаемся любовью, а не просто разговариваем. – Морган выжал сцепление, сбавляя скорость на повороте. – И опять, знаете ли, покраснели. Вспоминаете, как последний раз занимались любовью в машине?
– Нет! – еще свирепее соврала она.
– Не хотите же вы сказать, будто Крис хотя бы единожды не попытался объединить две великие любви своей жизни?
Впервые в его голосе не проскользнуло и нотки презрения при имени ее возлюбленного, и, вопреки здравому смыслу, дразнящая фамильярность, с какой он сказал о прошлом, каким-то образом уничтожила боль, вызванную воспоминанием. Она до того не желала заводить разговоры о ее отношениях с Крисом, что подавила не только тягостные воспоминания, но и хорошие.
– По-моему, нам следует переменить тему, – сухо предложила Клодия, а он, как всегда, отказался подчиниться вежливому намеку.
– Я в машине лишился невинности.
– До чего же ошеломляюще восхитительно, – ледяным тоном процедила Клодия.
– В известной мере – да. Но весьма неудобно. Машина была двухместная, и рычаг запутался у меня в штанах. На девушку это произвело огромное впечатление!
Сама того не желая, Клодия рассмеялась. А рассмеявшись, не могла сохранять надменную отрешенность, с какой вела себя при Моргане.
– А это была?.. – она как раз вовремя остановилась. Боже упаси показаться хоть чем-то в нем заинтересованной.
– Мать Марка? Да. Марина – моя первая женщина, хотя, к счастью, я не был ее первым мужчиной. Хорошо хоть один из нас понимал, что нужно делать!
Клодию это признание несколько шокировало.
– Вы хотите сказать, что у нее были… другие ухажеры?
Моргана позабавила ее попытка выражаться деликатно.
– Ей было восемнадцать, и ухажеры у нее, разумеется, имелись. Но любовник, до меня, – только один.
В голове у Клодии загудело от этого интимного откровения. Несколькими краткими фразами он полностью низверг некоторые из ее наиболее лелеемых предрассудков. Она еле заметила, что при всей его деликатности обращения с машиной он с особым шиком промчался мимо фасада «Харбор-Пойнта».
– Она была старше вас?
– На два года, – уголок его рта дернулся. – Разница менее чем вполовину вашей с Марком, но до двадцати лет это не имеет значения. В чем дело, Клодия, неужели это не соответствует вашему представлению о том, как лихой, эгоистичный парень соблазнил и развратил нежное юное существо?
– Я не взялась бы судить… – запинаясь, начала Клодия и поняла, что и впрямь предполагала нечто подобное.
– В вашем положении я бы не стал кидать камни, – заметил он с жестокой проницательностью. – Но люди как будто предпочитают строить нелестные предположения, исходя из голых фактов.
– Да… ну, во всяком случае, при всем вашем красноречии вы никак не приукрасили голые факты, – подчеркнула она. – Даже как будто специально старались выставить себя виноватым.
– Некоторым образом так оно и было. – Морган пожал плечами, лениво перемещая руки на руле. – Хотя Марина, быть может, сексуально и была более зрелой, чем я, но я превосходил ее эмоционально. Я гораздо быстрее понял, к чему приведет ее беременность, чем она сама. Так как заботы о предохранении я всецело переложил на нес, то не мог уклониться от своей доли ответственности.
То, что он замялся перед словом «беременность», прошло бы незамеченным у обычного слушателя, но Клодии это говорило о чувствительности, которой она сама не была чужда.
– А вам не приходило в голову… – она смолкла, сама удивляясь, что отважилась на такой вопрос.
И опять он как будто уловил ее мысли, прежде чем она их высказала.
– Что она умышленно забеременела, дабы выйти за меня замуж? Да, приходило, особенно когда она заставляла меня принять денежную помощь родителей, но теперь, задним числом, с высоты моего опыта скажу, что нет. Она была настолько этим раздавлена, что всякий умысел исключался. Марина по-настоящему не хотела и замуж – так же, как не хотела ребенка. Однако не родить или отдать младенца кому-нибудь с целью усыновления было несовместимо с ее воспитанием… да и моим, если на то пошло.
В его словах было так мало горечи и злобы, что Клодия подумала: а может быть, вопреки всем свидетельствам обратного, он любил ту, ради которой переменил весь ход своей молодой жизни.
– А от чего она умерла?
– В автокатастрофе, – ответил он после секундной паузы.
Клодия прерывисто вздохнула.
– Ах, я очень сожалею…
– Я тоже. Такая нелепость! Она такая молодая – только двадцать три, – полная жизни, собиралась возвращаться в университет и получить диплом, чему помешала беременность. За рулем сидел не я – меня даже не было в машине. Последняя отрывистая фраза стоила многих томов.
– Я не спрашивала, – хрипло проговорила она.
– Но думали.
Клодия видела, с каким напряжением его руки стиснули руль.
– В общем-то нет. Вы – очень хороший водитель.
Руки его ослабили хватку.
– Десять минут назад вы так не считали, – пробормотал он с легкой иронией.
– Скорость – одно, лихость – другое, Я и сама иногда превышаю скорость.
Ее попытка сострить не удалась, а он искоса бросил на нее задумчивый взгляд.
– Значит, вы все-таки водите машину.
– Конечно. Я не безнадежная неврастеничка.
– Только время от времени? – в отличие от нее он не терял чувство юмора. – А Крис лихо водил?
– На шоссе – да. Только не на треке. Там он был очень быстрый, но хладнокровный и расчетливый, правил никогда не нарушал. А когда ездил для собственного удовольствия, сам устанавливал правила – буквально не ведал страха. Он, видите ли, судьбу свою носил с собой. Знал, что если ему суждено быть убитым, то на треке, поэтому не на треке он считал себя неуязвимым.
– Нелегко жить с такими взглядами, – был единственный комментарий.
– И это он не видел будущего в ваших отношениях – или же их боялись вы?
На этот раз Морган зашел чересчур далеко. Клодия горько пожалела о своем порывистом откровении. Убирая с лица волосы, она одновременно подготавливала убийственный ответ, который прекратил бы разговор. Но едва открыла рот, как Морган довольно крякнул и подрулил к обочине тротуара, ловко вклинившись позади автомобиля, выезжавшего из густого ряда машин, стоящих по обеим сторонам Восточной эспланады.
– Зачем мы здесь? Куда направляемся? – с запозданием спросила Клодия.
– А я думал, что вы и не спросите, – невозмутимо ответил он. – Вы неизменно усматривали дурной умысел во всех моих побуждениях, однако на этот раз были поразительно доверчивы. И в данном случае ваша доверчивость оправдается. Мы направляемся домой…
Глава 6
– Это полностью исключено! Клодия стояла посередине изящно меблированной квартиры – руки на бедрах, глаза гневно сверкали – и смотрела на человека, облокотившегося о широкий диван, обитый кремовой кожей.
– А почему? – спокойно произнес Морган, рассматривая ее. – По-моему, это – идеальное решение. Вы сказали, что ищете жилье. Так почему не здесь? – Он рывком приподнялся с дивана и неспешно прошел к раздвижной стеклянной двери на маленький балкон. – Тут бесплатно, уединенно, вид великолепный, а у Восточного залива очень удобное сообщение с центром. Летом вы сможете ходить на работу пешком, а я знаю со слов Саймона, что именно ваша любовь к пешим прогулкам привела к организации «оздоровительных моционов для туристов», как вы озаглавили вашу брошюру. – Он отворил дверь, вышел на балкон и облокотился на перила. – Смотрите-ка, отсюда и ваш отель видно.
Клодия и не шевельнулась. Ни один из доводов на нее не подействовал.
– Мне это неинтересно. Не вернуться ли нам к делу?
Он подошел к ней. Солнечное сияние образовывало нимб вокруг его белой рубашки и скрывало выражение его лица.
– Да почему же, Клодия? Ведь вы так сразу не отказались, когда Марк предложил найти вам квартиру. Считайте это моим возмещением за то, что я помешал вам нанять ту, которую предлагал он.
– Это другое, – пробормотала Клодия, пытаясь собраться с мыслями, которые пришли в полное смятение, когда Морган показал ей квартиру на верхнем этаже, выходящую на набережную, и сказал, что квартира – ее. Именно то, что он сказал, а не предложил или не спросил, ее взъярило.
– В самом деле? А в каком отношении?
– Это же не его квартира… – изготовилась она к обороне.
– А эта – не моя.
– Значит, вашей фирмы…
– Тоже нет. Питер – просто-напросто друг, который у меня вдобавок работает, – мягко перебил Морган. – Он страшно бы обиделся, скажи вы ему, что он у себя в доме не хозяин. Следующие четыре месяца он проведет в Германии и сговорился с одним студентом, что тот присмотрит за квартирой, но сделка лопнула как раз накануне его отъезда. Он не хочет рисковать, оставляя квартиру без присмотра, и попросил меня сделать ему одолжение найти кого-нибудь надежного…
– И, конечно же, вы немедленно подумали обо мне! – саркастически процедила Клодия. – С каких это пор вы стали чтить меня доверием?
– А вы мое доверие считаете честью, Клодия? – нежнейше проговорил он, приближаясь, а она запаниковала и попятилась, пока ее не остановил поручень дивана.
– Я… в общем-то, я ищу постоянное жилье… – торопливо и запинаясь проговорила она.
– В таком случае считайте это началом. А пока вы осмотритесь, это снимет ваше напряжение. – Он взял массивную стеклянную статуэтку, повернул ее в разные стороны, внимательно смотря, как преломляется в ней свет, и одновременно лукаво заметил:
– Помните: Марк в отъезде, «пятисотка» не за горами, так что, по всему, я в отеле буду ночевать чаще обычного. И если уж хотите избегать меня во внеслужебные часы, то здесь это удобнее. И вам не надо будет держаться со мной подобострастно, как с ценимым клиентом. И притворяться не надо будет. Здесь я смогу видеться с вами лишь по вашему личному приглашению…
Она поняла, что ею бесцеремонно вертят, но это не меняло правды его слов. Внезапно она увидела выгоды там, где ранее маячили только нежелательные осложнения. Она чуть не сказала, что вообще старалась избегать его, но тут же смекнула, что это и впрямь значило бы искушать судьбу.
– Я… я не знаю, – оглядываясь, схитрила она. Квартира была прелестная, одна из четырех в асимметричном здании, причем до моря можно было добросить камень[9]… Клодия улыбнулась. Уж она-то знает один камень, который полезно было бы окунуть в море – может, заносчивости поубавится!
– Хотите, так берите, – сказал он, ставя статуэтку на место с уверенной улыбкой, но она не собиралась уступать так легко.
– Это – ваша философия? – едко спросила она.
– Да, если платить за то, что берешь, – пожал он плечами.
– Но вы сказали, что квартира эта – бесплатная, – подчеркнула она сладким голосом. – В сущности говоря, если я буду за нею присматривать – так не следует ли вам платить мне?
– Наличными или натурой? – с легкостью отпарировал он. – Называйте цену, Клодия.
Это настолько напомнило то зловещее предложение, которое он сделал два года назад, что ее сотрясла буря противоречивых чувств.
– Вы ведь мне уже уплатили – помните? – неосторожно сказала она, отворачиваясь.
Он остановил ее одним-единственным прикосновением пальца к ее коралловому рукаву – и повернул к себе.
– Я-то думал, что прежде скорее уплатили вы, – очень серьезно проговорил он. – Никакая компенсация не возместит жизнь. Считайте, что это мое одолжение Питеру – лишь часть моего долга вам.
– Вы ничего мне не должны, – в отчаянии сказала Клодия, желая убежать и спрятаться от задумчивого синего взгляда. – Прошлое и есть прошлое – было да сплыло! Вы сказали мне, до чего сожалеете. Я – тоже. На этом и подведем черту.
– «Словами долги не платят»[10], – тихо процитировал он. – Шекспир был прав. Мой долг вам не уплатить ни словами, ни деньгами. – Она опрометчиво посмотрела на него, и он добавил, причем в глазах его сверкнула мрачная решимость:
– И я этого не оставлю. Не могу… – Слова его прозвучали почти клятвенно, и Клодию опять охватила паника.
– Знаете, квартиру я беру, – сказала она. – Я очень благодарна, и…
– Мне вашей благодарности не надо…
– А что же надо? – сердито выпалила она. – Чего ради вы так со мной поступаете? Ради мести?.. – и прикусила губу, а его взгляд ожесточился.
– Ради мести? Да на что мне месть? Чего ради мне мстить вам? Вы-то что мне сделали?
Воцарилось ужасное молчание. Клодия была уверена, что болезненная нерешительность четко отразилась на бледном ее лице. А ну, давай действуй, подсказал ей рассудок. Сейчас – идеальная возможность все разъяснить. Начать сызнова… или навсегда окончить…
– Я… я… – Пока она искала слова, которые начисто бы уничтожили их взаимное уважение, дружбу или любое другое чувство, он задумчиво продолжал:
– А между прочим, я-то что вам делаю? Не только предоставляю великолепную профессиональную возможность показать себя на новой работе, что само собой разумеется, но еще помогаю найти жилье в чужом городе и прошу прощения за ошибки – прежние и теперешние. Почему же вам так трудно что-нибудь от меня принять?..
Он не придвинулся ближе, но она вдруг почувствовала себя притиснутой к стене.
– Морган…
– Да, Клодия?
Его ладонь скользнула под ее расстегнутый жакет, обхватила талию, умеряя нервное сопротивление, и он заключил ее, напуганную, в объятия.
– Или вы не этого боитесь, Герцогиня? Его приоткрытый рот прижался к ее рту, заглушая рвущийся из горла крик протеста, и молния страшной тревоги поразила ее сознание. После первого трепетного шока она как будто оказалась обернутой горячим, влажным шелком, который обволакивал ее, гладил, неотвратимо возбуждая ее чувства.
Мир потемнел, когда она закрыла глаза, прерывая восхитительно ужасающее зрелище синих глаз Моргана – на расстоянии выдоха от нее, – пылающих от вожделения. Она сделала ошибку: опьянение теперь могло охватить и ее.
Беззащитная, она пыталась отстранить его, но он противился, пощипывая ей нижнюю губу, пока она снова не уступила ему, позволив его губам, зубам, языку властвовать над нею, и это одновременно ввергало ее в ужас и возносило. Выиграв единоборство, он с легкостью переместил поудобнее ладонь у нее на теле, раздвинув пальцы на талии так, что они обхватили ей спину, а большой палец вдавился в мягкое рубчатое полотно сразу под ее грудями, двигаясь взад и вперед чувственным вступлением к неотвратимой ласке. При всем своем смятении Клодия ответила ему, как цветок – солнцу, раскрываясь от тепла полузабытых чувств и ощущений, которые слишком долго ассоциировались у нее с сопутствующей болью, вызванной пустотой и утратами.
Сама того не сознавая, она поднялась на цыпочки, изгибая спину и слегка поводя бедрами, а ее белая пикейная юбка сверкнула на фоне темных брюк Моргана, пока она пыталась умерить боль, причиненную его внезапным натиском. Она почувствовала, как тугая полоса плоти на миг сжалась под ее бедренной костью, тупо метнулась вперед, и осознание того, что это, совершенно ее ошарашило, так что ей недостало сил притвориться непонимающей. Глаза Клодии широко раскрылись. А глаза Моргана выжидали, затопляли ее синим маревом, следили, как настигает ее шок от понимания того, что она делает с ним… а он – с нею.
– Нет… – еле слышный протестующий выдох замер под его языком, обволокшим ее язык – по-интимному заботливо и вместе с тем соблазнительно-чувственно. Она двинула головой, он отпустил ее, чтобы насладиться тем, как отчаянно пульсирует жилка у нее под ухом, нежно скользнул губами по ее шее и застыл у ямки над ключицей. Губы его ощущали, как у нее под кожей пульсирует кровь.
– Да… – Его пальцы давили снизу вверх, сжимали ее пышную плоть, как бы в ответ на прикосновение ее бедер, отпускали и вновь давили, ритмично двигая ее груди в кружевных чашах бюстгальтера – так, что соски ее отвердели от нежного, рассчитанного трения.
– Морган… – она ухватила его за рубашку, пытаясь найти опору, убедить себя, что это не просто безрассудный плод ее греховной фантазии.
– Да… – он не отвечал на ее робкую мольбу, но возбуждал в ней трепет наслаждения, пронизывающий, как он чувствовал, ее гибкое тело. Бедра его задвигались, мягко направляя ее нетвердые ноги по ковру, пока она не наткнулась на плотный закругленный подлокотник дивана. Она чувствовала, как двигаются его бедра, как он обхватил ее ладонями, а рот его скользит по белому полотну, обтянувшему ей грудь.
Клодия, моргая, уставилась в потолок. Ее ошеломили быстрота и напряженность собственных чувств. Руки и ноги несли бремя не изведанного дотоле наслаждения. Если это происходит на самом деле, то почему оно ощущается таким… таким невероятно хорошим, правильным'! Если же это сон, то самый эротичный из виденных ею…
Ладонь Клодии скользнула над его расстегнутым воротничком, пальцы погрузились в темные, тронутые инеем волосы у него на затылке и сжались в инстинктивном протесте, когда на миг он остановился. И снова упоительно задвигался, прижимаясь своим жестким лицом к ее груди, настойчиво и откровенно заявляя о себе как обладателе, что вынудило ее снова произнести его имя, на этот раз – шепотом, в котором слышались растерянность и страсть.
Он довольно проурчал и содрал с нее верхнюю одежду, двигая ртом по кремовым выпуклостям, выступающим из бюстгальтера с большим вырезом. По обнаженному склону холма и дразняще благоуханной долине он прочертил прямую линию обильных, кусающих поцелуев, которые таяли на ее трепетном теле, словно горячий мед, пропитывая ее сладостью, доходящей до самой сердцевины ее существа. Теперь она запустила ему в волосы обе руки, исступленно требуя наслаждения, изнеможенно ожидала, когда же он коснется кружева, которое так старательно обходит, и страстная сдержанность его нежной атаки предстала ей и радостным откровением, и пугающим разочарованием.
И лишь почувствовав, как пальцы его заскользили у нее по бедру, ухватив полу юбки и высоко ее задирая над ее плененными бедрами, она ощутила, как снова просачиваются в ее сознание прежние страхи.
Она что-то пробормотала, стараясь вынырнуть на поверхность из чувственного отупения, а он успокоил ее: наконец-то нашарил один из двух сосков, взял зубами и укусил. Разнузданное вожделение яростно взорвалось в ее мозгу и затмило возвращавшийся к ней рассудок. Голова ее откинулась в сладострастной истоме, и в то же время он нежно передвинул руку у нее под юбкой между их телами и коснулся потаенного места, охраняющего ее женственность. Это было нежное, скользящее касание пальца, нашедшего путь между шелковистых ног, стиснутых его могучими коленями. Жалящий укус и крайняя деликатность, с какой его горячий палец коснулся плотно облегающей пленки ее трусиков, подействовали на Клодию так, словно Морган уже овладел ею.
Отчаянно, в беспомощных конвульсиях Клодия вскрикнула, слепая и глухая к тому, как Морган вполголоса выругался, голова его дернулась вверх, а руки крепко обхватили ее, прижав трепетное тело к своему. Клодию по-прежнему терзали судороги и дрожь, а он глубоко протолкнул ногу между ее ногами, стараясь облегчить до боли восхитительное желание ее туго напряженного тела, жарко раскрасневшегося лица и сверкающих золотистых глаз.
Жадно следил он, как женщина в его объятиях изнемогала и постепенно затихла. В голове у него стучала горячая кровь – со смешанным чувством торжества, дикарского довольства обладанием и почти гневной ненавистью к ничем не сдерживаемому блаженству, обретенному ею из того, что он собирался сделать лишь легкой любовной забавой.
С минуты на минуту Клодия поймет, что произошло, и с его стороны потребуется весьма сдержанное обращение, дабы убедить ее, что он не собирался воспользоваться ее новоявленной уязвимостью… если даже и воспользовался!
Клодии не хотелось отрывать голову от его груди, но она понимала, что рано или поздно придется посмотреть ему в глаза. Не вечно же прятать свой позор!
У Клодии хватило сил по-деревянному выпрямиться у него в объятиях, безмолвно давая понять, что его поддержка больше не нужна. Она медленно подняла голову, содрогаясь оттого, что неизбежно встретит его понимающий взор.
Но не самодовольную или циничную ухмылку она увидела. У Моргана было строгое и до странности нежное лицо. От этого ей сделалось еще хуже. Наверно, он ошарашен и даже, может быть, испытывает отвращение. Уж она-то испытывает! Клодия отчаянно искала, чем бы оправдать свое возмутительное поведение, и поняла: нечем. Ее раскрасневшееся лицо побледнело и снова раскраснелось. Из этих унизительных объятий с достоинством не выйдешь, подумала она, чувствуя себя донельзя несчастной. Что ни говори, он все равно сочтет, будто она выказала себя распутной пройдохой с головы до ног, а он это все время подозревал!
Молчание тянулось невыносимо. Незачем и ждать, когда он снимет ее с крючка. Морган как будто готов был вот так стоять без конца и ждать, когда она заговорит. Ну что бы ей сказать такое, способное привнести что-то хоть сколько-нибудь нормальное в эту ужасающе ненормальную ситуацию? Она лихорадочно искала какую-нибудь нейтральную тему, которая позволила бы отступить, сохраняя хотя бы видимость достоинства.
– А почему? – спокойно произнес Морган, рассматривая ее. – По-моему, это – идеальное решение. Вы сказали, что ищете жилье. Так почему не здесь? – Он рывком приподнялся с дивана и неспешно прошел к раздвижной стеклянной двери на маленький балкон. – Тут бесплатно, уединенно, вид великолепный, а у Восточного залива очень удобное сообщение с центром. Летом вы сможете ходить на работу пешком, а я знаю со слов Саймона, что именно ваша любовь к пешим прогулкам привела к организации «оздоровительных моционов для туристов», как вы озаглавили вашу брошюру. – Он отворил дверь, вышел на балкон и облокотился на перила. – Смотрите-ка, отсюда и ваш отель видно.
Клодия и не шевельнулась. Ни один из доводов на нее не подействовал.
– Мне это неинтересно. Не вернуться ли нам к делу?
Он подошел к ней. Солнечное сияние образовывало нимб вокруг его белой рубашки и скрывало выражение его лица.
– Да почему же, Клодия? Ведь вы так сразу не отказались, когда Марк предложил найти вам квартиру. Считайте это моим возмещением за то, что я помешал вам нанять ту, которую предлагал он.
– Это другое, – пробормотала Клодия, пытаясь собраться с мыслями, которые пришли в полное смятение, когда Морган показал ей квартиру на верхнем этаже, выходящую на набережную, и сказал, что квартира – ее. Именно то, что он сказал, а не предложил или не спросил, ее взъярило.
– В самом деле? А в каком отношении?
– Это же не его квартира… – изготовилась она к обороне.
– А эта – не моя.
– Значит, вашей фирмы…
– Тоже нет. Питер – просто-напросто друг, который у меня вдобавок работает, – мягко перебил Морган. – Он страшно бы обиделся, скажи вы ему, что он у себя в доме не хозяин. Следующие четыре месяца он проведет в Германии и сговорился с одним студентом, что тот присмотрит за квартирой, но сделка лопнула как раз накануне его отъезда. Он не хочет рисковать, оставляя квартиру без присмотра, и попросил меня сделать ему одолжение найти кого-нибудь надежного…
– И, конечно же, вы немедленно подумали обо мне! – саркастически процедила Клодия. – С каких это пор вы стали чтить меня доверием?
– А вы мое доверие считаете честью, Клодия? – нежнейше проговорил он, приближаясь, а она запаниковала и попятилась, пока ее не остановил поручень дивана.
– Я… в общем-то, я ищу постоянное жилье… – торопливо и запинаясь проговорила она.
– В таком случае считайте это началом. А пока вы осмотритесь, это снимет ваше напряжение. – Он взял массивную стеклянную статуэтку, повернул ее в разные стороны, внимательно смотря, как преломляется в ней свет, и одновременно лукаво заметил:
– Помните: Марк в отъезде, «пятисотка» не за горами, так что, по всему, я в отеле буду ночевать чаще обычного. И если уж хотите избегать меня во внеслужебные часы, то здесь это удобнее. И вам не надо будет держаться со мной подобострастно, как с ценимым клиентом. И притворяться не надо будет. Здесь я смогу видеться с вами лишь по вашему личному приглашению…
Она поняла, что ею бесцеремонно вертят, но это не меняло правды его слов. Внезапно она увидела выгоды там, где ранее маячили только нежелательные осложнения. Она чуть не сказала, что вообще старалась избегать его, но тут же смекнула, что это и впрямь значило бы искушать судьбу.
– Я… я не знаю, – оглядываясь, схитрила она. Квартира была прелестная, одна из четырех в асимметричном здании, причем до моря можно было добросить камень[9]… Клодия улыбнулась. Уж она-то знает один камень, который полезно было бы окунуть в море – может, заносчивости поубавится!
– Хотите, так берите, – сказал он, ставя статуэтку на место с уверенной улыбкой, но она не собиралась уступать так легко.
– Это – ваша философия? – едко спросила она.
– Да, если платить за то, что берешь, – пожал он плечами.
– Но вы сказали, что квартира эта – бесплатная, – подчеркнула она сладким голосом. – В сущности говоря, если я буду за нею присматривать – так не следует ли вам платить мне?
– Наличными или натурой? – с легкостью отпарировал он. – Называйте цену, Клодия.
Это настолько напомнило то зловещее предложение, которое он сделал два года назад, что ее сотрясла буря противоречивых чувств.
– Вы ведь мне уже уплатили – помните? – неосторожно сказала она, отворачиваясь.
Он остановил ее одним-единственным прикосновением пальца к ее коралловому рукаву – и повернул к себе.
– Я-то думал, что прежде скорее уплатили вы, – очень серьезно проговорил он. – Никакая компенсация не возместит жизнь. Считайте, что это мое одолжение Питеру – лишь часть моего долга вам.
– Вы ничего мне не должны, – в отчаянии сказала Клодия, желая убежать и спрятаться от задумчивого синего взгляда. – Прошлое и есть прошлое – было да сплыло! Вы сказали мне, до чего сожалеете. Я – тоже. На этом и подведем черту.
– «Словами долги не платят»[10], – тихо процитировал он. – Шекспир был прав. Мой долг вам не уплатить ни словами, ни деньгами. – Она опрометчиво посмотрела на него, и он добавил, причем в глазах его сверкнула мрачная решимость:
– И я этого не оставлю. Не могу… – Слова его прозвучали почти клятвенно, и Клодию опять охватила паника.
– Знаете, квартиру я беру, – сказала она. – Я очень благодарна, и…
– Мне вашей благодарности не надо…
– А что же надо? – сердито выпалила она. – Чего ради вы так со мной поступаете? Ради мести?.. – и прикусила губу, а его взгляд ожесточился.
– Ради мести? Да на что мне месть? Чего ради мне мстить вам? Вы-то что мне сделали?
Воцарилось ужасное молчание. Клодия была уверена, что болезненная нерешительность четко отразилась на бледном ее лице. А ну, давай действуй, подсказал ей рассудок. Сейчас – идеальная возможность все разъяснить. Начать сызнова… или навсегда окончить…
– Я… я… – Пока она искала слова, которые начисто бы уничтожили их взаимное уважение, дружбу или любое другое чувство, он задумчиво продолжал:
– А между прочим, я-то что вам делаю? Не только предоставляю великолепную профессиональную возможность показать себя на новой работе, что само собой разумеется, но еще помогаю найти жилье в чужом городе и прошу прощения за ошибки – прежние и теперешние. Почему же вам так трудно что-нибудь от меня принять?..
Он не придвинулся ближе, но она вдруг почувствовала себя притиснутой к стене.
– Морган…
– Да, Клодия?
Его ладонь скользнула под ее расстегнутый жакет, обхватила талию, умеряя нервное сопротивление, и он заключил ее, напуганную, в объятия.
– Или вы не этого боитесь, Герцогиня? Его приоткрытый рот прижался к ее рту, заглушая рвущийся из горла крик протеста, и молния страшной тревоги поразила ее сознание. После первого трепетного шока она как будто оказалась обернутой горячим, влажным шелком, который обволакивал ее, гладил, неотвратимо возбуждая ее чувства.
Мир потемнел, когда она закрыла глаза, прерывая восхитительно ужасающее зрелище синих глаз Моргана – на расстоянии выдоха от нее, – пылающих от вожделения. Она сделала ошибку: опьянение теперь могло охватить и ее.
Беззащитная, она пыталась отстранить его, но он противился, пощипывая ей нижнюю губу, пока она снова не уступила ему, позволив его губам, зубам, языку властвовать над нею, и это одновременно ввергало ее в ужас и возносило. Выиграв единоборство, он с легкостью переместил поудобнее ладонь у нее на теле, раздвинув пальцы на талии так, что они обхватили ей спину, а большой палец вдавился в мягкое рубчатое полотно сразу под ее грудями, двигаясь взад и вперед чувственным вступлением к неотвратимой ласке. При всем своем смятении Клодия ответила ему, как цветок – солнцу, раскрываясь от тепла полузабытых чувств и ощущений, которые слишком долго ассоциировались у нее с сопутствующей болью, вызванной пустотой и утратами.
Сама того не сознавая, она поднялась на цыпочки, изгибая спину и слегка поводя бедрами, а ее белая пикейная юбка сверкнула на фоне темных брюк Моргана, пока она пыталась умерить боль, причиненную его внезапным натиском. Она почувствовала, как тугая полоса плоти на миг сжалась под ее бедренной костью, тупо метнулась вперед, и осознание того, что это, совершенно ее ошарашило, так что ей недостало сил притвориться непонимающей. Глаза Клодии широко раскрылись. А глаза Моргана выжидали, затопляли ее синим маревом, следили, как настигает ее шок от понимания того, что она делает с ним… а он – с нею.
– Нет… – еле слышный протестующий выдох замер под его языком, обволокшим ее язык – по-интимному заботливо и вместе с тем соблазнительно-чувственно. Она двинула головой, он отпустил ее, чтобы насладиться тем, как отчаянно пульсирует жилка у нее под ухом, нежно скользнул губами по ее шее и застыл у ямки над ключицей. Губы его ощущали, как у нее под кожей пульсирует кровь.
– Да… – Его пальцы давили снизу вверх, сжимали ее пышную плоть, как бы в ответ на прикосновение ее бедер, отпускали и вновь давили, ритмично двигая ее груди в кружевных чашах бюстгальтера – так, что соски ее отвердели от нежного, рассчитанного трения.
– Морган… – она ухватила его за рубашку, пытаясь найти опору, убедить себя, что это не просто безрассудный плод ее греховной фантазии.
– Да… – он не отвечал на ее робкую мольбу, но возбуждал в ней трепет наслаждения, пронизывающий, как он чувствовал, ее гибкое тело. Бедра его задвигались, мягко направляя ее нетвердые ноги по ковру, пока она не наткнулась на плотный закругленный подлокотник дивана. Она чувствовала, как двигаются его бедра, как он обхватил ее ладонями, а рот его скользит по белому полотну, обтянувшему ей грудь.
Клодия, моргая, уставилась в потолок. Ее ошеломили быстрота и напряженность собственных чувств. Руки и ноги несли бремя не изведанного дотоле наслаждения. Если это происходит на самом деле, то почему оно ощущается таким… таким невероятно хорошим, правильным'! Если же это сон, то самый эротичный из виденных ею…
Ладонь Клодии скользнула над его расстегнутым воротничком, пальцы погрузились в темные, тронутые инеем волосы у него на затылке и сжались в инстинктивном протесте, когда на миг он остановился. И снова упоительно задвигался, прижимаясь своим жестким лицом к ее груди, настойчиво и откровенно заявляя о себе как обладателе, что вынудило ее снова произнести его имя, на этот раз – шепотом, в котором слышались растерянность и страсть.
Он довольно проурчал и содрал с нее верхнюю одежду, двигая ртом по кремовым выпуклостям, выступающим из бюстгальтера с большим вырезом. По обнаженному склону холма и дразняще благоуханной долине он прочертил прямую линию обильных, кусающих поцелуев, которые таяли на ее трепетном теле, словно горячий мед, пропитывая ее сладостью, доходящей до самой сердцевины ее существа. Теперь она запустила ему в волосы обе руки, исступленно требуя наслаждения, изнеможенно ожидала, когда же он коснется кружева, которое так старательно обходит, и страстная сдержанность его нежной атаки предстала ей и радостным откровением, и пугающим разочарованием.
И лишь почувствовав, как пальцы его заскользили у нее по бедру, ухватив полу юбки и высоко ее задирая над ее плененными бедрами, она ощутила, как снова просачиваются в ее сознание прежние страхи.
Она что-то пробормотала, стараясь вынырнуть на поверхность из чувственного отупения, а он успокоил ее: наконец-то нашарил один из двух сосков, взял зубами и укусил. Разнузданное вожделение яростно взорвалось в ее мозгу и затмило возвращавшийся к ней рассудок. Голова ее откинулась в сладострастной истоме, и в то же время он нежно передвинул руку у нее под юбкой между их телами и коснулся потаенного места, охраняющего ее женственность. Это было нежное, скользящее касание пальца, нашедшего путь между шелковистых ног, стиснутых его могучими коленями. Жалящий укус и крайняя деликатность, с какой его горячий палец коснулся плотно облегающей пленки ее трусиков, подействовали на Клодию так, словно Морган уже овладел ею.
Отчаянно, в беспомощных конвульсиях Клодия вскрикнула, слепая и глухая к тому, как Морган вполголоса выругался, голова его дернулась вверх, а руки крепко обхватили ее, прижав трепетное тело к своему. Клодию по-прежнему терзали судороги и дрожь, а он глубоко протолкнул ногу между ее ногами, стараясь облегчить до боли восхитительное желание ее туго напряженного тела, жарко раскрасневшегося лица и сверкающих золотистых глаз.
Жадно следил он, как женщина в его объятиях изнемогала и постепенно затихла. В голове у него стучала горячая кровь – со смешанным чувством торжества, дикарского довольства обладанием и почти гневной ненавистью к ничем не сдерживаемому блаженству, обретенному ею из того, что он собирался сделать лишь легкой любовной забавой.
С минуты на минуту Клодия поймет, что произошло, и с его стороны потребуется весьма сдержанное обращение, дабы убедить ее, что он не собирался воспользоваться ее новоявленной уязвимостью… если даже и воспользовался!
Клодии не хотелось отрывать голову от его груди, но она понимала, что рано или поздно придется посмотреть ему в глаза. Не вечно же прятать свой позор!
У Клодии хватило сил по-деревянному выпрямиться у него в объятиях, безмолвно давая понять, что его поддержка больше не нужна. Она медленно подняла голову, содрогаясь оттого, что неизбежно встретит его понимающий взор.
Но не самодовольную или циничную ухмылку она увидела. У Моргана было строгое и до странности нежное лицо. От этого ей сделалось еще хуже. Наверно, он ошарашен и даже, может быть, испытывает отвращение. Уж она-то испытывает! Клодия отчаянно искала, чем бы оправдать свое возмутительное поведение, и поняла: нечем. Ее раскрасневшееся лицо побледнело и снова раскраснелось. Из этих унизительных объятий с достоинством не выйдешь, подумала она, чувствуя себя донельзя несчастной. Что ни говори, он все равно сочтет, будто она выказала себя распутной пройдохой с головы до ног, а он это все время подозревал!
Молчание тянулось невыносимо. Незачем и ждать, когда он снимет ее с крючка. Морган как будто готов был вот так стоять без конца и ждать, когда она заговорит. Ну что бы ей сказать такое, способное привнести что-то хоть сколько-нибудь нормальное в эту ужасающе ненормальную ситуацию? Она лихорадочно искала какую-нибудь нейтральную тему, которая позволила бы отступить, сохраняя хотя бы видимость достоинства.