Страница:
– Очень ценная вещь, – сказал убежденно пожилой бирманец в пиджаке, в клетчатой юбке, обувавшийся рядом со мной. – Клык йесина.
– Зачем он мне?
– Любой слон будет вас слушаться, – сказал бирманец.
– У меня нет слона.
Бирманец не стал обращать внимания на очевидную иронию.
– Ие, – сказал он, – вода. Син…
– Слон, – сказал я.
–Да, йе-син – водяной слон. Очень маленький и очень ядовитый. Если укусит большого слона – тот сразу умрет.
Бирманец поднялся, подобрал с земли книгу и букет белых цветов. И ушел.
– Очень дешево отдам, – сказал шан, сохраняя чувство собственного достоинства. У него был вид человека, который хочет сделать мне подарок, ценность которого не очевидна лишь профану.
– Сколько? – спросил я.
– Сто джа.
– Это очень много, – сказал я. – За эти деньги можно купить 10 деревянных слонов. И у каждого по два таких клыка.
Шан печально улыбнулся, взял у меня мешочек и вернулся на свое место. Он потерял ко мне интерес. Он был обижен, но, как воспитанный человек, говорить об этом не стал.
Вечером, после ужина, мы с моим приятелем бирманцем Ко Львином вытащили тростниковые кресла на веранду и поставили их подальше от голой электрической лампы. На лампу летела ночная живность, обжигалась и сыпалась на серый пол. По потолку носились обалдевшие от обильной добычи гекконы, и летучие мыши пролетали по краю освещенного круга, подхватывая неосторожных жуков.
– Ко Львин, – спросил я. – Кто такой йе-син?
– Йесин? Я никогда его не видел.
– Мне сегодня предлагали его клык.
– Не надо было покупать, – сказал Ко Львин. Они бы тебя обманули. Это они сами делают. Вытачивают из слоновой кости.
– А как узнать, что он настоящий?
– Надо поднести его слону. Если слон убежит, значит, настоящий.
– Послушай, Ко Львин, это какая-то мистика. Почему слон должен убегать от кусочка кости?
– Не смейся, – сказал Ко Львин. – Ты не так давно живешь здесь, чтобы смеяться. Это не сказка. Это самый настоящий зверь. Нет человека во всей стране, который бы не знал о йесине. Только очень мало, кто его видел. Даже мертвого.
Ко Львин достал из кармана сигару, закурил, и белый дым поплыл в стоячем воздухе, разгоняя насекомых.
– Йесин живет в воде. В реках и даже в море, но недалеко от берега, там, где кончается пресная вода и начинается соленая. Он совсем как слон, только маленький, четыре дюйма от хобота до хвоста. Иногда йесин выходит на берег, но не любит там оставаться. Для человека он не опасен. Но слоны его очень боятся. Так боятся, что не входят в воду, если там йесин. Мой дядя работает в Тенассериме в лесу, где валят тик. Он сам видел, как слон Колаун, которого загнали все-таки в реку, затрубил, выскочил на берег и умер. А когда стали смотреть, отчего он умер, нашли две маленькие ранки. И старший махаут – погонщик – сказал, что это следы клыков йесина.
– Может, это была змея? – спросил я. – Слоны чувствуют, если близко ядовитая змея.
– Нет, это был йесин. Ты же знаешь, что бывают слоны-убийцы. Но они не убивают, если махаут их не боится. Махаут, спускаясь на землю, втыкает рядом с собой копье. Слон знает и не нападает. А самое надежное средство укротить такого слона – клык йесина. Или даже целый засушенный йесин. Старший махаут всегда носит клык или целого зверя в мешочке. Слон чувствует запах и боится. Если будешь в Тенассериме или в Сандовее, пойди к слонам, махауты тебе покажут.
– А ученые йесина видели?
– Не знаю.
– Так почему его не поймают? Почему его нет в зоопарке?
– А дельфины есть в зоопарке? Я сам видел дельфина в Иравади. А такин? Сколько лет все знали, что в горах живет такин, – и только недавно одного поймали, и мы его увидели. А он ведь большой, почти как бык. В Бирме много странных зверей. И много таким места в горах, в лесу, где никто еще не бывал. Бирма большая страна.
Два крестьянина из города Пегу пришли летом 1970 года в Революционный совет Бирмы и передали председателю совета три мумии йесинов. Через несколько дней была создана комиссия крупнейших биологов Бирмы, которой предстояло ответить на два вопроса: что представляют собой мумии и что представляет собой йесин? Так родилась сенсация.
Правда, в отличие от истории со «снежным человеком» и лох-несским чудовищем йесин – существо странной, двойственной натуры. С одной стороны, практически никто в Бирме не сомневается в том, что он существует, тогда как подавляющее большинство жителей нашей страны убеждено, что «снежный человек» – явление скорее желательное, чем действительное. С другой стороны, если о «снежном человеке» существует огромная литература, масса гипотез и споров, то маленький водяной слон никогда вниманием прессы не пользовался. Я убежден, что все, или почти все, читатели «Вокруг света» о йесине и слыхом не слыхивали.
И вот прорвалась плотина молчания. Журналисты, писатели и ученые стали вспоминать, что же, кроме всенародной убежденности, говорит о существовании водяного слона.
Во-первых, были летописи, хроники, книги. В одной из них утверждается, что во время похода на Сиам в XVII веке три слона погибли, укушенные йесином. Другая хроника рассказывала о гибели слона в Иравади. В книге Дж. Эванса «Болезни слонов», классическом труде такого рода, говорится: "Слон теряет способность управлять конечностями, возникают мышечные судороги… голова его падает в воду, и он захлебывается. Это сравнительно обычное явление приписывается бирманцами укусу мифического существа «йесин». Известный исследователь слонов подполковник Уильяме также признает существование этого редкого животного.
Авторы статей о йесинах, заполнивших газеты и журналы, приводили свидетельства очевидцев, рассказы о водяных слонах, истории о гибели слонов и так далее. Но интереснее всего были письма людей, серьезно занимавшихся изучением йесинов. Оказалось, что такие люди есть в Бирме.
Одним из них оказался Бо Тая, или, другими словами, товарищ Тая – один из 30 героев Бирмы, организаторов национальной армии. Вскоре после достижения Бирмой независимости, в начале пятидесятых годов, Бо Тая руководил отрядом, который должен был проложить дорогу в джунглях неподалеку от города Пьинмана. В составе отряда было несколько слонов, и махауты рассказывали о том, что в горном озерке вблизи лагеря живут йесины. Бо Тая, заинтригованный возможностью взглянуть на легендарного зверька, упросил махаутов показать ему водяных слонов. Погонщики отвели его к озеру, и из кустов в бинокль Бо Тая хорошо разглядел йесинов. Затем по его просьбе погонщики расставили в озере ловушки для рыбы, и один из йесинов попался в ловушку. Несколько дней он прожил в канистре из-под керосина, наполненной водой. Однако вскоре сдох. Бо Тая описывает йесина как существо, очень напоминающее слона, длиной около 15 сантиметров, с четырьмя пальцами на лапах и коротким хвостом. Кожа у него почти без шерсти, бурая, по бокам хобота два клыка. Бо Тая полагал, что, хотя махауты уверены в паническом ужасе слонов перед йесинами, нет оснований считать зверьков ядовитыми. Йесин – явно млекопитающее. Больше того, Бо Тая вспомнил, что до войны в городе Пьинман хранилось чучело йесина, пойманного одним из лесников.
Наиболее интересным свидетельством оказались воспоминания ветеринарного инспектора У Ба Мьяина. Ветеринар сообщил, что заинтересовался йесином еще в 1925 году, когда впервые приехал в Южную Бирму. Он долго искал йесина в маленьких речках, впадающих в океан в районе Сандовея, но лишь в 1930 году рыбак принес ему самку водяного слона, случайно попавшую в сеть. У Ба Мьяин произвел вскрытие зверька, отчет о котором сохранился. Описание животного совпадает с данными Бо Тая, хотя самка, изученная ветеринаром, была меньшего размера, и цвет кожи ее был скорее серым. На каждой ноге у нее также было четыре пальца, длинный хобот достигал земли, зубы йесина были приспособлены для пережевывания растительной пищи. Остатки водорослей обнаружились и в желудке. У Ба Мьяин также полностью отвергает слухи о том, что йесин ядовит. Еще одного водяного слона У Ба Мьяину удалось поймать через пять лет, в 1935 году. Это был самец, у него обнаружились клыки – в остальном описание его полностью совпадает с описанием, сделанным Бо Таей. Самец также оказался вегетарианцем. У Ба Мьяин утверждал, что вскрытие дает основание отнести зверька к отряду хоботных, к слонам.
Комиссия ученых внимательно изучила все свидетельства очевидцев и даже пошла на эксперимент, чтобы проверить утверждение о страхе слонов перед йесинами. Ученые раздобыли несколько талисманов, изготовленных якобы из клыков йесинов, и отправились в зоопарк, где подносили талисманы к слонам. Слоны спокойно глядели на мощи, которые должны были бы повергать их в ужас, но ничего такого не выказывали.
В результате единодушное мнение биологов гласило: вероятность реального существования странного существа, схожего со слоном, но достигающего в длину лишь 10-12 сантиметров, велика. Причем разительно точно совпадающие описания животного, сделанные самыми различными очевидцами, лишенными возможности сговориться, свидетельствуют о том, что йесин – неизвестный еще науке вид (если не род) и вряд ли можно допустить, что за йесина принимали водяных крыс или мышей. Было высказано мнение, что йесин может оказаться неизвестным видом дамана, – есть такие зверьки, кое в чем близкие хоботным, но живут они лишь в горных районах Африки и никакой склонности к воде не испытывают. Еще один представитель животного мира был заподозрен в родстве с йесинами – тупайи, насекомоядные зверьки,; похожие на белок, которые живут в Юго-Восточной Азии. У тупайи длинное рыльце, напоминающее хобот. Но тупайи – древесные животные.
Биологи, изучавшие проблему водяного слона, решили также, что сходство йесина со слоном, возможно, не такое уж разительное, как кажется с первого взгляда, и создало ему сомнительную и даже страшноватую славу истребителя слонов и окружило его легендами. Иесину стали, к примеру, приписывать «подвиги» ядовитых змей, немало которых водится в реках и прибрежных водах Бирмы. Легенды, порожденные внешним сходством со слоном, родили суеверия и даже попытки изготовить не только клыки йесинов, но и мумии их. Ведь и мумии, принесенные в Революционный совет, оказались подделками – они были смонтированы из трупов крыс и кусочков слоновой кости.
Комиссия разослала в горные районы Бирмы письма с просьбой местным властям способствовать поимке йесинов. Никто не обольщается тем, что завтра в Рангун привезут этих зверьков, ибо пока не доказано даже само существование их. Но ведь и сегодня ученые обнаруживают все новые и новые виды мелких зверей – обитателей тропических лесов и вод. Возможно, среди не открытых еще жителей нашей планеты ждет своего латинского названия и, может быть, известности маленький водяной слон – неуловимый йесин.
И наконец еще одно сообщение о том, как сегодня продолжаются открытия неведомых животных. Автор такого открытия – французский путешественник и писатель Мишель Пейссель, вернувшийся из очередной экспедиции.
Караван участников научной экспедиции намеревался вернуться с Тибета в Дэнкуэн, так как снежные заносы закрыли верхние перевалы. Мишель Пейссель, посовещавшись с проводниками и носильщиками (всего их было 11), принял решение направиться мало исследованным окольным путем. Он и пять его европейских спутников и предположить не могли, что этот маршрут приведет их в… каменный век.
Сопровождаемый сильными снежными бурями и ледяными ветрами, караван, преодолев перевал на высоте 5 тысяч метров, оказался в тихой горной долине, которая не значилась на картах. Вот что рассказал М. Пейссель, после того как его экспедиция возвратилась в Париж.
– Посреди пустынной тундры мы увидели девственные леса, в которых росли огромные березы, ивы и хвойные деревья. В не меньшей степени нас удивили и животные, которых мы увидели в этой долине. Обезьяны, похожие на макак, искали под снежным покровом насекомых и листья. Поблизости от обезьян бродил благородный олень, принадлежащий к почти вымершему виду.
Больше всего, однако, нас, европейских ученых, поразило животное, которое до сих пор было известно лишь по наскальным рисункам в пещерах, относящимся к каменному веку. Когда мы наткнулись на первое из этих животных, то сначала подумали о случайной мутации. Но потом мы увидели второе, третье и, наконец, целое стадо. По снегу бежали десятка два лошадей буланой масти. Ростом они были с пони. Головы угловатой формы. Гривы короткие, наподобие щетки. По спине вдоль позвоночника тянулась темная полоса, ноги тоже были черными. И форма головы, и все остальное точно соответствовало найденным в пещерах изображениям лошадей каменного века, которые считались давно вымершими…
Ривокская лошадь – так, по имени региона, где она встретилась, Пейссель назвал неизвестное ранее копытное животное. Ученые полагают, что оно могло бы стать важным звеном в цепи гиппологической эволюции. На это, по меньшей мере, надеются его первооткрыватели,
Дело в том, что до сих пор остаются неясными отдельные стадии развития, в процессе которого на протяжении 50 миллионов лет первобытная лошадь высотой в полметра превращалась сначала в тапиров, зебр и ослов, а потом в грациозных арабских скакунов фризских тяжеловозов и горячих жеребцов американского дикого Запада.
Современная лошадь окончательно сформировалась примерно 5 миллионов лет назад. Тогда она скакала по степям всего Евроазиатского континента. Пещерные жители, запечатлевшие это животное на своих наскальных рисунках, охотились на него и употребляли мясо в пищу. Первобытная лошадь была оттеснена к местам своего изначального обитания, когда скифы, жившие на территории нынешней Центральной России, начали – это происходило примерно пять тысячелетий назад – ловить и укрощать пугливых травоядных животных.
Скифские животноводы отбирали только самых крупных лошадей, остальных прогоняли прочь. «Отвергнутые» животные уходили все дальше в дикие, труднодоступные места, так что их больше никто не видел. Поэтому стало сенсацией, когда в 1878 году в Монголии великому русскому путешественнику Николаю Михайловичу Пржевальскому повстречалась «первобытная лошадь». Ученый доставил ее к царскому двору. С тех пор этот вид лошади носит имя ее первооткрывателя.
Другого предка современной лошади французский ученый Пейссель встретил в 1993 году во время своей предыдущей экспедиции в Тибет. По названию региона, где она паслась, ее окрестили нангхенской лошадью.
По внешнему виду и формам открытая Пейсселем ривокская лошадь тоже отличается от своих региональных – тибетских – сородичей. «Она выглядит очень примитивной и очень крепкой» – так участник экспедиции Игнасио Касас охарактеризовал маленькую лошадь с мордой осла.
Участники экспедиции Пейсселя не обладали навыками, чтобы поймать лошадь способом, обычным у народа бонпо. Только один раз путешественникам удалось задержать животное и взять у него пробу крови. Генный анализ этой крови, проводимый в английской лаборатории, должен помочь ученым определить место ривокской лошади в гиппологическом родословном древе.
ИСТОРИЯ С УГРЕМ
– Зачем он мне?
– Любой слон будет вас слушаться, – сказал бирманец.
– У меня нет слона.
Бирманец не стал обращать внимания на очевидную иронию.
– Ие, – сказал он, – вода. Син…
– Слон, – сказал я.
–Да, йе-син – водяной слон. Очень маленький и очень ядовитый. Если укусит большого слона – тот сразу умрет.
Бирманец поднялся, подобрал с земли книгу и букет белых цветов. И ушел.
– Очень дешево отдам, – сказал шан, сохраняя чувство собственного достоинства. У него был вид человека, который хочет сделать мне подарок, ценность которого не очевидна лишь профану.
– Сколько? – спросил я.
– Сто джа.
– Это очень много, – сказал я. – За эти деньги можно купить 10 деревянных слонов. И у каждого по два таких клыка.
Шан печально улыбнулся, взял у меня мешочек и вернулся на свое место. Он потерял ко мне интерес. Он был обижен, но, как воспитанный человек, говорить об этом не стал.
Вечером, после ужина, мы с моим приятелем бирманцем Ко Львином вытащили тростниковые кресла на веранду и поставили их подальше от голой электрической лампы. На лампу летела ночная живность, обжигалась и сыпалась на серый пол. По потолку носились обалдевшие от обильной добычи гекконы, и летучие мыши пролетали по краю освещенного круга, подхватывая неосторожных жуков.
– Ко Львин, – спросил я. – Кто такой йе-син?
– Йесин? Я никогда его не видел.
– Мне сегодня предлагали его клык.
– Не надо было покупать, – сказал Ко Львин. Они бы тебя обманули. Это они сами делают. Вытачивают из слоновой кости.
– А как узнать, что он настоящий?
– Надо поднести его слону. Если слон убежит, значит, настоящий.
– Послушай, Ко Львин, это какая-то мистика. Почему слон должен убегать от кусочка кости?
– Не смейся, – сказал Ко Львин. – Ты не так давно живешь здесь, чтобы смеяться. Это не сказка. Это самый настоящий зверь. Нет человека во всей стране, который бы не знал о йесине. Только очень мало, кто его видел. Даже мертвого.
Ко Львин достал из кармана сигару, закурил, и белый дым поплыл в стоячем воздухе, разгоняя насекомых.
– Йесин живет в воде. В реках и даже в море, но недалеко от берега, там, где кончается пресная вода и начинается соленая. Он совсем как слон, только маленький, четыре дюйма от хобота до хвоста. Иногда йесин выходит на берег, но не любит там оставаться. Для человека он не опасен. Но слоны его очень боятся. Так боятся, что не входят в воду, если там йесин. Мой дядя работает в Тенассериме в лесу, где валят тик. Он сам видел, как слон Колаун, которого загнали все-таки в реку, затрубил, выскочил на берег и умер. А когда стали смотреть, отчего он умер, нашли две маленькие ранки. И старший махаут – погонщик – сказал, что это следы клыков йесина.
– Может, это была змея? – спросил я. – Слоны чувствуют, если близко ядовитая змея.
– Нет, это был йесин. Ты же знаешь, что бывают слоны-убийцы. Но они не убивают, если махаут их не боится. Махаут, спускаясь на землю, втыкает рядом с собой копье. Слон знает и не нападает. А самое надежное средство укротить такого слона – клык йесина. Или даже целый засушенный йесин. Старший махаут всегда носит клык или целого зверя в мешочке. Слон чувствует запах и боится. Если будешь в Тенассериме или в Сандовее, пойди к слонам, махауты тебе покажут.
– А ученые йесина видели?
– Не знаю.
– Так почему его не поймают? Почему его нет в зоопарке?
– А дельфины есть в зоопарке? Я сам видел дельфина в Иравади. А такин? Сколько лет все знали, что в горах живет такин, – и только недавно одного поймали, и мы его увидели. А он ведь большой, почти как бык. В Бирме много странных зверей. И много таким места в горах, в лесу, где никто еще не бывал. Бирма большая страна.
Два крестьянина из города Пегу пришли летом 1970 года в Революционный совет Бирмы и передали председателю совета три мумии йесинов. Через несколько дней была создана комиссия крупнейших биологов Бирмы, которой предстояло ответить на два вопроса: что представляют собой мумии и что представляет собой йесин? Так родилась сенсация.
Правда, в отличие от истории со «снежным человеком» и лох-несским чудовищем йесин – существо странной, двойственной натуры. С одной стороны, практически никто в Бирме не сомневается в том, что он существует, тогда как подавляющее большинство жителей нашей страны убеждено, что «снежный человек» – явление скорее желательное, чем действительное. С другой стороны, если о «снежном человеке» существует огромная литература, масса гипотез и споров, то маленький водяной слон никогда вниманием прессы не пользовался. Я убежден, что все, или почти все, читатели «Вокруг света» о йесине и слыхом не слыхивали.
И вот прорвалась плотина молчания. Журналисты, писатели и ученые стали вспоминать, что же, кроме всенародной убежденности, говорит о существовании водяного слона.
Во-первых, были летописи, хроники, книги. В одной из них утверждается, что во время похода на Сиам в XVII веке три слона погибли, укушенные йесином. Другая хроника рассказывала о гибели слона в Иравади. В книге Дж. Эванса «Болезни слонов», классическом труде такого рода, говорится: "Слон теряет способность управлять конечностями, возникают мышечные судороги… голова его падает в воду, и он захлебывается. Это сравнительно обычное явление приписывается бирманцами укусу мифического существа «йесин». Известный исследователь слонов подполковник Уильяме также признает существование этого редкого животного.
Авторы статей о йесинах, заполнивших газеты и журналы, приводили свидетельства очевидцев, рассказы о водяных слонах, истории о гибели слонов и так далее. Но интереснее всего были письма людей, серьезно занимавшихся изучением йесинов. Оказалось, что такие люди есть в Бирме.
Одним из них оказался Бо Тая, или, другими словами, товарищ Тая – один из 30 героев Бирмы, организаторов национальной армии. Вскоре после достижения Бирмой независимости, в начале пятидесятых годов, Бо Тая руководил отрядом, который должен был проложить дорогу в джунглях неподалеку от города Пьинмана. В составе отряда было несколько слонов, и махауты рассказывали о том, что в горном озерке вблизи лагеря живут йесины. Бо Тая, заинтригованный возможностью взглянуть на легендарного зверька, упросил махаутов показать ему водяных слонов. Погонщики отвели его к озеру, и из кустов в бинокль Бо Тая хорошо разглядел йесинов. Затем по его просьбе погонщики расставили в озере ловушки для рыбы, и один из йесинов попался в ловушку. Несколько дней он прожил в канистре из-под керосина, наполненной водой. Однако вскоре сдох. Бо Тая описывает йесина как существо, очень напоминающее слона, длиной около 15 сантиметров, с четырьмя пальцами на лапах и коротким хвостом. Кожа у него почти без шерсти, бурая, по бокам хобота два клыка. Бо Тая полагал, что, хотя махауты уверены в паническом ужасе слонов перед йесинами, нет оснований считать зверьков ядовитыми. Йесин – явно млекопитающее. Больше того, Бо Тая вспомнил, что до войны в городе Пьинман хранилось чучело йесина, пойманного одним из лесников.
Наиболее интересным свидетельством оказались воспоминания ветеринарного инспектора У Ба Мьяина. Ветеринар сообщил, что заинтересовался йесином еще в 1925 году, когда впервые приехал в Южную Бирму. Он долго искал йесина в маленьких речках, впадающих в океан в районе Сандовея, но лишь в 1930 году рыбак принес ему самку водяного слона, случайно попавшую в сеть. У Ба Мьяин произвел вскрытие зверька, отчет о котором сохранился. Описание животного совпадает с данными Бо Тая, хотя самка, изученная ветеринаром, была меньшего размера, и цвет кожи ее был скорее серым. На каждой ноге у нее также было четыре пальца, длинный хобот достигал земли, зубы йесина были приспособлены для пережевывания растительной пищи. Остатки водорослей обнаружились и в желудке. У Ба Мьяин также полностью отвергает слухи о том, что йесин ядовит. Еще одного водяного слона У Ба Мьяину удалось поймать через пять лет, в 1935 году. Это был самец, у него обнаружились клыки – в остальном описание его полностью совпадает с описанием, сделанным Бо Таей. Самец также оказался вегетарианцем. У Ба Мьяин утверждал, что вскрытие дает основание отнести зверька к отряду хоботных, к слонам.
Комиссия ученых внимательно изучила все свидетельства очевидцев и даже пошла на эксперимент, чтобы проверить утверждение о страхе слонов перед йесинами. Ученые раздобыли несколько талисманов, изготовленных якобы из клыков йесинов, и отправились в зоопарк, где подносили талисманы к слонам. Слоны спокойно глядели на мощи, которые должны были бы повергать их в ужас, но ничего такого не выказывали.
В результате единодушное мнение биологов гласило: вероятность реального существования странного существа, схожего со слоном, но достигающего в длину лишь 10-12 сантиметров, велика. Причем разительно точно совпадающие описания животного, сделанные самыми различными очевидцами, лишенными возможности сговориться, свидетельствуют о том, что йесин – неизвестный еще науке вид (если не род) и вряд ли можно допустить, что за йесина принимали водяных крыс или мышей. Было высказано мнение, что йесин может оказаться неизвестным видом дамана, – есть такие зверьки, кое в чем близкие хоботным, но живут они лишь в горных районах Африки и никакой склонности к воде не испытывают. Еще один представитель животного мира был заподозрен в родстве с йесинами – тупайи, насекомоядные зверьки,; похожие на белок, которые живут в Юго-Восточной Азии. У тупайи длинное рыльце, напоминающее хобот. Но тупайи – древесные животные.
Биологи, изучавшие проблему водяного слона, решили также, что сходство йесина со слоном, возможно, не такое уж разительное, как кажется с первого взгляда, и создало ему сомнительную и даже страшноватую славу истребителя слонов и окружило его легендами. Иесину стали, к примеру, приписывать «подвиги» ядовитых змей, немало которых водится в реках и прибрежных водах Бирмы. Легенды, порожденные внешним сходством со слоном, родили суеверия и даже попытки изготовить не только клыки йесинов, но и мумии их. Ведь и мумии, принесенные в Революционный совет, оказались подделками – они были смонтированы из трупов крыс и кусочков слоновой кости.
Комиссия разослала в горные районы Бирмы письма с просьбой местным властям способствовать поимке йесинов. Никто не обольщается тем, что завтра в Рангун привезут этих зверьков, ибо пока не доказано даже само существование их. Но ведь и сегодня ученые обнаруживают все новые и новые виды мелких зверей – обитателей тропических лесов и вод. Возможно, среди не открытых еще жителей нашей планеты ждет своего латинского названия и, может быть, известности маленький водяной слон – неуловимый йесин.
И наконец еще одно сообщение о том, как сегодня продолжаются открытия неведомых животных. Автор такого открытия – французский путешественник и писатель Мишель Пейссель, вернувшийся из очередной экспедиции.
Караван участников научной экспедиции намеревался вернуться с Тибета в Дэнкуэн, так как снежные заносы закрыли верхние перевалы. Мишель Пейссель, посовещавшись с проводниками и носильщиками (всего их было 11), принял решение направиться мало исследованным окольным путем. Он и пять его европейских спутников и предположить не могли, что этот маршрут приведет их в… каменный век.
Сопровождаемый сильными снежными бурями и ледяными ветрами, караван, преодолев перевал на высоте 5 тысяч метров, оказался в тихой горной долине, которая не значилась на картах. Вот что рассказал М. Пейссель, после того как его экспедиция возвратилась в Париж.
– Посреди пустынной тундры мы увидели девственные леса, в которых росли огромные березы, ивы и хвойные деревья. В не меньшей степени нас удивили и животные, которых мы увидели в этой долине. Обезьяны, похожие на макак, искали под снежным покровом насекомых и листья. Поблизости от обезьян бродил благородный олень, принадлежащий к почти вымершему виду.
Больше всего, однако, нас, европейских ученых, поразило животное, которое до сих пор было известно лишь по наскальным рисункам в пещерах, относящимся к каменному веку. Когда мы наткнулись на первое из этих животных, то сначала подумали о случайной мутации. Но потом мы увидели второе, третье и, наконец, целое стадо. По снегу бежали десятка два лошадей буланой масти. Ростом они были с пони. Головы угловатой формы. Гривы короткие, наподобие щетки. По спине вдоль позвоночника тянулась темная полоса, ноги тоже были черными. И форма головы, и все остальное точно соответствовало найденным в пещерах изображениям лошадей каменного века, которые считались давно вымершими…
Ривокская лошадь – так, по имени региона, где она встретилась, Пейссель назвал неизвестное ранее копытное животное. Ученые полагают, что оно могло бы стать важным звеном в цепи гиппологической эволюции. На это, по меньшей мере, надеются его первооткрыватели,
Дело в том, что до сих пор остаются неясными отдельные стадии развития, в процессе которого на протяжении 50 миллионов лет первобытная лошадь высотой в полметра превращалась сначала в тапиров, зебр и ослов, а потом в грациозных арабских скакунов фризских тяжеловозов и горячих жеребцов американского дикого Запада.
Современная лошадь окончательно сформировалась примерно 5 миллионов лет назад. Тогда она скакала по степям всего Евроазиатского континента. Пещерные жители, запечатлевшие это животное на своих наскальных рисунках, охотились на него и употребляли мясо в пищу. Первобытная лошадь была оттеснена к местам своего изначального обитания, когда скифы, жившие на территории нынешней Центральной России, начали – это происходило примерно пять тысячелетий назад – ловить и укрощать пугливых травоядных животных.
Скифские животноводы отбирали только самых крупных лошадей, остальных прогоняли прочь. «Отвергнутые» животные уходили все дальше в дикие, труднодоступные места, так что их больше никто не видел. Поэтому стало сенсацией, когда в 1878 году в Монголии великому русскому путешественнику Николаю Михайловичу Пржевальскому повстречалась «первобытная лошадь». Ученый доставил ее к царскому двору. С тех пор этот вид лошади носит имя ее первооткрывателя.
Другого предка современной лошади французский ученый Пейссель встретил в 1993 году во время своей предыдущей экспедиции в Тибет. По названию региона, где она паслась, ее окрестили нангхенской лошадью.
По внешнему виду и формам открытая Пейсселем ривокская лошадь тоже отличается от своих региональных – тибетских – сородичей. «Она выглядит очень примитивной и очень крепкой» – так участник экспедиции Игнасио Касас охарактеризовал маленькую лошадь с мордой осла.
Участники экспедиции Пейсселя не обладали навыками, чтобы поймать лошадь способом, обычным у народа бонпо. Только один раз путешественникам удалось задержать животное и взять у него пробу крови. Генный анализ этой крови, проводимый в английской лаборатории, должен помочь ученым определить место ривокской лошади в гиппологическом родословном древе.
ИСТОРИЯ С УГРЕМ
По числу загадок обыкновенный угорь может сравниться со многими объектами криптозоологии. Да и сам он, как выясняется, имеет отношение к этой дисциплине.
Долгое время мы не знали об угре главного: каким способом, когда и где он производит потомство.
С самых давних пор люди, разрезая рыбу при приготовлении пищи, привыкли в должное время года находить в ней икру или молоку. Но для угря этого должного времени, похоже, не существовало вовсе. Никто не мог с достоверностью заявить, будто видел икру угря, и около тысячи лет назад Аристотель просто подытожил народный опыт, когда заявил, что «угорь не имеет пола, а порождает его морская пучина».
Чуть позже выяснили, что угри могут довольно долго жить без воды, но только если окружены влажной средой. Отсюда пошли истории о том, что по ночам угри выходят из рек. Такое явление нельзя считать невозможным только потому, что угорь – рыба. Разумеется, он не станет покушаться на горох или воровать молодую чечевицу, поскольку не питается растительной пищей, но он может охотиться на насекомых или земляных червей.
Но если прогулки угрей не порождали больших споров, поскольку с этой мыслью просто соглашались, с вопросам размножения дело обстояло иначе. Тут существовала настоящая тайна. И каждый автор разрабатывал собственную теорию. Конрад Геснер, писавший в 1558 году, пытался еще сохранять непредвзятость, говоря, что все, кто изучал тему об их происхождении и размножении, придерживались трех разных точек зрения. Согласно одной, угри рождаются в иле или влаге. По-видимому, эту идею доктор Геснер расценивал не очень высоко. По другой теории, угри трутся о грунт брюхом, и слизь с их тел оплодотворяет ил и почву, и те родят новых угрей не мужского и не женского пола, поскольку у угрей, говорят, нет половых различий. Третье мнение гласило, что угри размножаются икрой, как и все остальные рыбы.
Чуть позже зоологи поступили очень логично: они анатомировали угрей в надежде найти если не икру и молоку, то хотя бы органы, способные в должное время их выделить. И нашли то, что искали. Одновременно рыбаки предоставили дополнительное и, казалось бы, совсем простое доказательство. Каждый год по осени они замечали, что множество взрослых угрей идут вниз по рекам и исчезают в открытом море. А весной огромные косяки маленьких, в несколько сантиметров длиной, угрей входят в реки и медленно пробиваются вверх по течению. Эти угри прозрачны, поэтому на побережье Европейского континента их называют «стеклянными».
Так около 150 лет назад ученые решили, что спор завершен. Угорь был признан пресноводной рыбой, которая нерестится в море.
Так выглядел этот вопрос в середине прошлого века. Но исследователи не подозревали, какие сюрпризы ожидают их в недалеком будущем.
В 1851 году натуралист Каул поймал очень занятную морскую рыбешку. Она была любопытна прежде всего своей наружностью. Если поместить несколько таких рыбок в аквариум с соленой водой, то на первый взгляд аквариум покажется пустым. Приглядевшись, можно увидеть несколько пар крошечных черных глаз, которые плавают «сами по себе». Долгое наблюдение поможет вам рассмотреть водянистые тени: они, будто хвосты, тянутся за глазами. Вытащенная из воды, рыба эта похожа на лист лавра, только большой. Этакий лавровый листок, сделанный из гибкого стекла, тонкий, прозрачный и хрупкий. Рыбу можно положить на газету или книгу и без труда читать сквозь нее печатный шрифт.
Доктор Каул принялся штудировать литературу в поисках описания этой рыбы и, ничего не найдя, описал ее сам. По научной традиции он подобрал ей и наименование: лептоцефалус бревирострис.
На этом вроде бы все .и кончилось. Однако два итальянских ихтиолога, Грасси и Каландруччио, прочитали описание Каупа и решили изучать лептоцефалуса дальше.
Поначалу это была рутина: возле Мессины наловили рыб, приготовили аквариум и посадили туда несколько лептоцефалусов. Рыбки ели, плавали по кругу и выглядели – по крайней мере, те их части, которые были видимы, – вполне здоровыми. Но они уменьшались в размерах! Самый большой из лептоцефалусов имел 75 миллиметров в длину, когда его выловили. Пока за ним наблюдали, он стал на целых 10 миллиметров короче. Кроме того, он похудел и утратил свою листообразную форму. А потом совершенно неожиданно превратился в молодого «стеклянного» угря!
Оправившись от изумления, Грасси и Каландруччио объявили, что открытый Каупом лептоцефалус – не что иное, как угорь в стадии личинки или малек взрослого угря. Речной и озерный угорь тут же стали считаться подростками, которые, возмужав, вновь возвращаются в море. Взрослый угорь, заключили итальянцы, откладывает икру на дно морское и, вероятно, погибает, поскольку никто никогда не видел, чтобы крупные угри входили из моря в устье рек и плыли вверх по течению. Из икры выводятся мальки, которых доктор Каул ошибочно принял за лептоцефалуса. Они остаются в придонных слоях воды до тех пор, пока либо не превращаются, либо готовятся превратиться в молодого угря. Затем молодые угри плывут все в менее соленые воды до тех пор, пока не входят наконец в реки.
Грасси и Каландруччио объяснили, почему лептоцефалус встречается так редко. Потому что сидит у дна моря. Им просто повезло, и они получили личинок из Мессинского пролива, где течения часто выносят на поверхность обитателей глубин.
Если сделать лептоцефалуса более или менее видимым, поместив его на лист черной бумаги, можно заметить, что его тело состоит из множества сегментов. По-научному эти сегменты, похожие на звенья цепи, именуются майомерами. Итальянцы подумали, что количество сегментов может соответствовать числу позвонков у взрослого угря. И доказали, что это так: если у вас достанет терпения пересчитать количество сегментов у малька, вы сможете сказать, сколько позвонков будет у взрослого.
Все это было прекрасно, но история еще не закончилась! Другой год, другое море, другой ученый. В 1904 году в Атлантике, между Исландией и Фарерскими островами, датский биолог Иоханнес Шмидт, работавший для королевского министерства рыболовства, находился на борту маленького датского парохода «Тор». Закинув с борта невод, Шмидт выловил один прозрачный «лавровый листок», столь прославленный итальянскими учеными. Длиной он мог тягаться с самыми крупными особями из Мессины. Доктор Шмидт почувствовал приятное волнение: лептоцефалус по какой-то неизвестной, но, вероятно, занятной причине оказался у поверхности воды. Но позже таких же прозрачных рыбок стали ловить и в других районах Атлантики.
На морской карте Западной Европы видна линия. где глубина составляет три тысячи футов. Моряки называют ее «линией 500 саженей». К западу от нее ~ бездны Атлантики, к востоку – мелкие моря, залившие часть континентальной суши. Шмидт заметил, что приблизительно в районе этой линии в конце лета и скапливаются 75-миллиметровые лептоцефалусы, когда начинаются их превращения, описанные Грасси и Каландруччио. К следующей весне они становятся молодыми угрями и подходят к устьям европейских рек.
После проб и ошибок Шмидт понял, что место, откуда угри начинали свое путешествие, вероятнее всего, было Саргассовым морем.
Саргассово море, незаслуженно слывущее кладбищем погибших кораблей, которые теряют ход в плавучем клубке толстых гниющих водорослей, на самом деле представляет собой район Атлантического океана, где в теплых водах южных широт растут водоросли особого вида. Имея овальную форму, море тянется с севера на юг примерно на тысячу миль и на две тысячи – с запада на восток. Оно медленно обращается вокруг своей оси, поскольку его непрерывно подталкивают океанические течения и особенно Гольфстрим. Центр этого вращающегося моря находится в нескольких сотнях миль к юго-востоку от Бермуд, а сами острова расположены на краю Саргассова моря. Насколько близко к краю, зависит от времени года, поскольку количество водорослей меняется.
Экспедиция, которой предстояло проследить путь угря к его действительному нерестилищу, отплыла в 1913 году на маленькой шхуне «Маргарита». Шмидт и его помощники заметили: чем дальше вдоль Гольфстрима продвигались они, тем мельче становились лептоцефалусы. Нерестилище было в районе Саргассова моря – это экспедиция установила точно. Увы, всего через полгода работы «Маргариту» выбросило на берег Вест-Индии. А потом началась мировая война.
В 1920 году Шмидт вернулся к работе – на четырехмачтовой моторной шхуне «Дана» (запомним это название!). И выяснил: европейские угри, покидающие реки Европы осенью, похоже, передвигаются с постоянной высокой скоростью и попадают в Саргассово море к Рождеству и Новому году. Где они мечут икру, еще точно не известно: ее нет в плавающих на поверхности водорослях, хотя они обросли икрой других рыб. Нет ее, похоже, и на морском дне, поскольку океан под Саргассовым морем очень глубок. За первое лето они вырастают до 25 миллиметров, за второе эта длина удваивается, а за третье достигает 75. После превращения они входят в пресную воду и идут вверх по рекам. За три года, предшествующие превращению, они перемещаются примерно на тысячу миль в год, «катаясь» большую часть времени в струях Гольфстрима.
Американские угри тоже мечут икру под Саргассовым морем, но в несколько ином его районе. Их нерестилище ближе к берегам Америки. Американский угорь тоже проходит тысячу миль в год, но вырастает до длины в три дюйма за один год. Больше времени ему на это не требуется, потому что он намного ближе к устью рек, в которых проводит большую часть жизни.
«Сбиваются» ли молодые угри с пути? Пока ничего подобного не замечено! Загадка миграции до сих пор не разгадана.
Подавайте вернемся к той самой тайне, которую мы обещали в начале рассказа.
После плавания в Саргассово море корабль «Дана» участвовал еще в одной экспедиции, кругосветной. Она состоялась в 1928-1930 годах. Коллекция, собранная экспедицией, сейчас находится в лаборатории морской биологии в Шарлотгенлунде. В коллекции есть лептоцефалус, выловленный на глубине около тысячи футов близ крайней точки Африки, 35 градусов 42 минуты южной широты и 18 градусов 37 минут восточной долготы. Этот лептоцефалус имеет длину… 184 сантиметра! Взрослый угорь этого вида никому не известен… Если он растет в тех же пропорциях, что и обычный угорь, то получается чудовище длиной… более 20 метров. Не будем утверждать, что это и есть морской змей, но давайте все же зададимся вопросом: что бы из него выросло, если б он остался на свободе?
Долгое время мы не знали об угре главного: каким способом, когда и где он производит потомство.
С самых давних пор люди, разрезая рыбу при приготовлении пищи, привыкли в должное время года находить в ней икру или молоку. Но для угря этого должного времени, похоже, не существовало вовсе. Никто не мог с достоверностью заявить, будто видел икру угря, и около тысячи лет назад Аристотель просто подытожил народный опыт, когда заявил, что «угорь не имеет пола, а порождает его морская пучина».
Чуть позже выяснили, что угри могут довольно долго жить без воды, но только если окружены влажной средой. Отсюда пошли истории о том, что по ночам угри выходят из рек. Такое явление нельзя считать невозможным только потому, что угорь – рыба. Разумеется, он не станет покушаться на горох или воровать молодую чечевицу, поскольку не питается растительной пищей, но он может охотиться на насекомых или земляных червей.
Но если прогулки угрей не порождали больших споров, поскольку с этой мыслью просто соглашались, с вопросам размножения дело обстояло иначе. Тут существовала настоящая тайна. И каждый автор разрабатывал собственную теорию. Конрад Геснер, писавший в 1558 году, пытался еще сохранять непредвзятость, говоря, что все, кто изучал тему об их происхождении и размножении, придерживались трех разных точек зрения. Согласно одной, угри рождаются в иле или влаге. По-видимому, эту идею доктор Геснер расценивал не очень высоко. По другой теории, угри трутся о грунт брюхом, и слизь с их тел оплодотворяет ил и почву, и те родят новых угрей не мужского и не женского пола, поскольку у угрей, говорят, нет половых различий. Третье мнение гласило, что угри размножаются икрой, как и все остальные рыбы.
Чуть позже зоологи поступили очень логично: они анатомировали угрей в надежде найти если не икру и молоку, то хотя бы органы, способные в должное время их выделить. И нашли то, что искали. Одновременно рыбаки предоставили дополнительное и, казалось бы, совсем простое доказательство. Каждый год по осени они замечали, что множество взрослых угрей идут вниз по рекам и исчезают в открытом море. А весной огромные косяки маленьких, в несколько сантиметров длиной, угрей входят в реки и медленно пробиваются вверх по течению. Эти угри прозрачны, поэтому на побережье Европейского континента их называют «стеклянными».
Так около 150 лет назад ученые решили, что спор завершен. Угорь был признан пресноводной рыбой, которая нерестится в море.
Так выглядел этот вопрос в середине прошлого века. Но исследователи не подозревали, какие сюрпризы ожидают их в недалеком будущем.
В 1851 году натуралист Каул поймал очень занятную морскую рыбешку. Она была любопытна прежде всего своей наружностью. Если поместить несколько таких рыбок в аквариум с соленой водой, то на первый взгляд аквариум покажется пустым. Приглядевшись, можно увидеть несколько пар крошечных черных глаз, которые плавают «сами по себе». Долгое наблюдение поможет вам рассмотреть водянистые тени: они, будто хвосты, тянутся за глазами. Вытащенная из воды, рыба эта похожа на лист лавра, только большой. Этакий лавровый листок, сделанный из гибкого стекла, тонкий, прозрачный и хрупкий. Рыбу можно положить на газету или книгу и без труда читать сквозь нее печатный шрифт.
Доктор Каул принялся штудировать литературу в поисках описания этой рыбы и, ничего не найдя, описал ее сам. По научной традиции он подобрал ей и наименование: лептоцефалус бревирострис.
На этом вроде бы все .и кончилось. Однако два итальянских ихтиолога, Грасси и Каландруччио, прочитали описание Каупа и решили изучать лептоцефалуса дальше.
Поначалу это была рутина: возле Мессины наловили рыб, приготовили аквариум и посадили туда несколько лептоцефалусов. Рыбки ели, плавали по кругу и выглядели – по крайней мере, те их части, которые были видимы, – вполне здоровыми. Но они уменьшались в размерах! Самый большой из лептоцефалусов имел 75 миллиметров в длину, когда его выловили. Пока за ним наблюдали, он стал на целых 10 миллиметров короче. Кроме того, он похудел и утратил свою листообразную форму. А потом совершенно неожиданно превратился в молодого «стеклянного» угря!
Оправившись от изумления, Грасси и Каландруччио объявили, что открытый Каупом лептоцефалус – не что иное, как угорь в стадии личинки или малек взрослого угря. Речной и озерный угорь тут же стали считаться подростками, которые, возмужав, вновь возвращаются в море. Взрослый угорь, заключили итальянцы, откладывает икру на дно морское и, вероятно, погибает, поскольку никто никогда не видел, чтобы крупные угри входили из моря в устье рек и плыли вверх по течению. Из икры выводятся мальки, которых доктор Каул ошибочно принял за лептоцефалуса. Они остаются в придонных слоях воды до тех пор, пока либо не превращаются, либо готовятся превратиться в молодого угря. Затем молодые угри плывут все в менее соленые воды до тех пор, пока не входят наконец в реки.
Грасси и Каландруччио объяснили, почему лептоцефалус встречается так редко. Потому что сидит у дна моря. Им просто повезло, и они получили личинок из Мессинского пролива, где течения часто выносят на поверхность обитателей глубин.
Если сделать лептоцефалуса более или менее видимым, поместив его на лист черной бумаги, можно заметить, что его тело состоит из множества сегментов. По-научному эти сегменты, похожие на звенья цепи, именуются майомерами. Итальянцы подумали, что количество сегментов может соответствовать числу позвонков у взрослого угря. И доказали, что это так: если у вас достанет терпения пересчитать количество сегментов у малька, вы сможете сказать, сколько позвонков будет у взрослого.
Все это было прекрасно, но история еще не закончилась! Другой год, другое море, другой ученый. В 1904 году в Атлантике, между Исландией и Фарерскими островами, датский биолог Иоханнес Шмидт, работавший для королевского министерства рыболовства, находился на борту маленького датского парохода «Тор». Закинув с борта невод, Шмидт выловил один прозрачный «лавровый листок», столь прославленный итальянскими учеными. Длиной он мог тягаться с самыми крупными особями из Мессины. Доктор Шмидт почувствовал приятное волнение: лептоцефалус по какой-то неизвестной, но, вероятно, занятной причине оказался у поверхности воды. Но позже таких же прозрачных рыбок стали ловить и в других районах Атлантики.
На морской карте Западной Европы видна линия. где глубина составляет три тысячи футов. Моряки называют ее «линией 500 саженей». К западу от нее ~ бездны Атлантики, к востоку – мелкие моря, залившие часть континентальной суши. Шмидт заметил, что приблизительно в районе этой линии в конце лета и скапливаются 75-миллиметровые лептоцефалусы, когда начинаются их превращения, описанные Грасси и Каландруччио. К следующей весне они становятся молодыми угрями и подходят к устьям европейских рек.
После проб и ошибок Шмидт понял, что место, откуда угри начинали свое путешествие, вероятнее всего, было Саргассовым морем.
Саргассово море, незаслуженно слывущее кладбищем погибших кораблей, которые теряют ход в плавучем клубке толстых гниющих водорослей, на самом деле представляет собой район Атлантического океана, где в теплых водах южных широт растут водоросли особого вида. Имея овальную форму, море тянется с севера на юг примерно на тысячу миль и на две тысячи – с запада на восток. Оно медленно обращается вокруг своей оси, поскольку его непрерывно подталкивают океанические течения и особенно Гольфстрим. Центр этого вращающегося моря находится в нескольких сотнях миль к юго-востоку от Бермуд, а сами острова расположены на краю Саргассова моря. Насколько близко к краю, зависит от времени года, поскольку количество водорослей меняется.
Экспедиция, которой предстояло проследить путь угря к его действительному нерестилищу, отплыла в 1913 году на маленькой шхуне «Маргарита». Шмидт и его помощники заметили: чем дальше вдоль Гольфстрима продвигались они, тем мельче становились лептоцефалусы. Нерестилище было в районе Саргассова моря – это экспедиция установила точно. Увы, всего через полгода работы «Маргариту» выбросило на берег Вест-Индии. А потом началась мировая война.
В 1920 году Шмидт вернулся к работе – на четырехмачтовой моторной шхуне «Дана» (запомним это название!). И выяснил: европейские угри, покидающие реки Европы осенью, похоже, передвигаются с постоянной высокой скоростью и попадают в Саргассово море к Рождеству и Новому году. Где они мечут икру, еще точно не известно: ее нет в плавающих на поверхности водорослях, хотя они обросли икрой других рыб. Нет ее, похоже, и на морском дне, поскольку океан под Саргассовым морем очень глубок. За первое лето они вырастают до 25 миллиметров, за второе эта длина удваивается, а за третье достигает 75. После превращения они входят в пресную воду и идут вверх по рекам. За три года, предшествующие превращению, они перемещаются примерно на тысячу миль в год, «катаясь» большую часть времени в струях Гольфстрима.
Американские угри тоже мечут икру под Саргассовым морем, но в несколько ином его районе. Их нерестилище ближе к берегам Америки. Американский угорь тоже проходит тысячу миль в год, но вырастает до длины в три дюйма за один год. Больше времени ему на это не требуется, потому что он намного ближе к устью рек, в которых проводит большую часть жизни.
«Сбиваются» ли молодые угри с пути? Пока ничего подобного не замечено! Загадка миграции до сих пор не разгадана.
Подавайте вернемся к той самой тайне, которую мы обещали в начале рассказа.
После плавания в Саргассово море корабль «Дана» участвовал еще в одной экспедиции, кругосветной. Она состоялась в 1928-1930 годах. Коллекция, собранная экспедицией, сейчас находится в лаборатории морской биологии в Шарлотгенлунде. В коллекции есть лептоцефалус, выловленный на глубине около тысячи футов близ крайней точки Африки, 35 градусов 42 минуты южной широты и 18 градусов 37 минут восточной долготы. Этот лептоцефалус имеет длину… 184 сантиметра! Взрослый угорь этого вида никому не известен… Если он растет в тех же пропорциях, что и обычный угорь, то получается чудовище длиной… более 20 метров. Не будем утверждать, что это и есть морской змей, но давайте все же зададимся вопросом: что бы из него выросло, если б он остался на свободе?