Страница:
- В воду, сопляки! - Алибек тоже вооружился веслом, второе взял в руки Лече Дугушев. - Считаю до трех. Потом буду таранить вашу посудину, пока она не перевернется. Но тогда я вас, паскуды, распластаю винтом. В воду!
- Погоди, - Гумиста с ухмылкой указал на осадку "Крыма": лодка в воду погружалась буквально на глазах.
Алексей молчал. Бесполезно откачивать воду, даже если они возьмутся за работу втроем. Она долго зачерпывала во время преследования, да еще захлестнуло волной. Совсем она не утонет, ее удержат на плаву пенопластовые плиты, расположенные в бортах и носовом герметическом отсеке.
- Пацаны, обувь снимайте, - тихо распорядился он. Катера сошлись бортами. Первым ударом весла, пришедшимся в предплечье Алексея, Уваров ослабил его хватку, а вторым выбил весло из его рук. Потом сильно ткнул в грудь парня. Избегая нападения Гумисты, Алексей прыгнул за борт. Все равно покидать полузатонувшую посудину. Лучше уж без серьезных травм.
Сейчас он не думал, сумеет ли доплыть до берега, его занимали другие мысли: оставят ли их в покое. Могут на прощанье долбануть веслом по голове. Наверняка так и поступят, дабы исключить любую возможность возвращения кого-либо из них.
Он посмотрел на барахтающегося рядом Мишку. Мишка, может, и протянет какое-то время, а вот Булат...
Бандиты словно знали о том, что Булат не очень хорошо плавает. Хотя к чему им знать, стоит только поглядеть на его хрупкую фигуру, испуганное лицо, судорожные движения его рук.
Алексей не проронил больше ни одного слова. Он понимал - просить этих людей пощадить хотя бы самого маленького бесполезно. Заодно берег силы, прекрасно зная, что порой не хватает всего капли, всего одного движения, одного глотка воздуха.
Бандиты накинули фал на переднюю "утку" лодки и выпустили его метров на десять. Они ждали, когда усталость подберется сначала к одному, потом к другому. Старший казался сильным парнем, но он быстро устанет, спасая сначала одного товарища, потом другого. Чтобы спастись самому, сил у него не хватит.
А младший, похоже, быстро начал сдаваться. Вот он, следуя указаниям старшего, переворачивается на спину, пытается вытянуть ноги в горизонтальное положение. Ему помогают оба товарища. Один занялся его ногами, другой заводит за голову руки: в таком положении можно долго находиться без движения, отдыхать. Но маленький ублюдок боится расслабить свое тело, боится утонуть, все мышцы его напряжены. В рот попадает вода, он отплевывает ее вместе с нечленораздельными выкриками, повизгивает. А старший молодец, делает сразу два дела - поддерживает товарища и снимает с него одежду, которая тянет того на дно.
Средний тоже начал уставать, он буквально вымотался, помогая маленькому, суча под его телом ногами, удерживая того на плаву. Но так и не смог ничего поделать с его руками. Они рефлекторно приходили в движение, вместо того чтобы спокойно вытянуться далеко за головой, обнажив лишь кончики пальцев. "Булат, держись!" - хрипит он, а сам еле удерживается на поверхности. И помогает, помогает младшему тонуть, так же инстинктивно, словно в бревно, напоследок вцепляясь в него. Он тоже делает два дела, даже три: тонет сам, спасая товарища, и в то же время топит его.
Все, малыш пошел ко дну. А восхищение старшим продолжает расти. Он нырнул за малышом. И долго не показывался на поверхности. Потом появился, тяжело дыша и цепляясь красными от натуги глазами за последнего товарища. "Мишка, держись!" - теперь уже хрипит старший.
Вода любит размеренные движения, она не переносит суеты и беспорядочности, наказывает за это, стремительно отбирая силы. А ведь все трое в спокойном состоянии могли бы продержаться долго. А тут не прошло и двадцати минут, как уже второй, булькнув напоследок, стал стремительно погружаться.
Алибек не переставал удивляться старшему: тот снова нырнул!
- Рефлексы у него с вывихом, - заметил он Гумисте. - Вместо того чтобы спасаться самому, этот баран спасает покойников. Растянем ему удовольствие, - громко сказал он, больше обращаясь к тяжело дышащему Алексею, вновь показавшемуся из воды. - Живи, насколько хватит у тебя сил. Ты заслужил.
Он отвел ему не больше часа, и то завысил значимость или стойкость крепкого орешка. Вся жизнь Алибека Уварова прошла на Каспии. Не здесь конкретно, а в Махачкале. Он сам пару раз тонул, по себе знал, как быстро тают силы, как паника сокращает срок, как желание жить поедает остатки мужества, тех же сил. Как непередаваемо мучительно не прощаться с жизнью нет, таких мыслей в голову не приходит, - а просто умирать, носоглоткой чувствовать вал соленой воды, которую, как насосом, качают и качают легкие. И все смешивается перед открытыми глазами, водная муть перемешивается с радужными пятнами, в голове среди сумбура четко вопит одна лишь мысль; она, словно заключенная в клетку, бьется о воображаемые прутья, рвет их зубами, кровоточащими деснами, наконец застревает в прутьях и успокаивается... Все, пришел конец. Но путь к нему, несмотря на краткость процесса, неимоверно долог.
Все это прочувствовали в полной мере два пацана, которых с безумным отчаянием спасал их старший товарищ. Ему вдвойне, втройне будет мучительней умирать.
И только сейчас Султан, сидящий неподвижно, обернулся к Шамилю. Старик и так был седой, а сейчас его волосы показались Амирову... Такого цвета раньше он никогда не видел. Дагестанец походил на сипа, хищную птицу. Но с обрезанными крыльями, отпиленными когтями. Наверное, ему хотелось выдрать свои глаза, оглохнуть, чтобы не видеть и не слышать ничего вокруг.
Старик плакал, проклиная человека, к которому раньше питал симпатию. Человека, который принес ему облегчение, дав в руки то, о чем Шамиль молил Аллаха, - его кровника. Человека, который предал его - не в тюрьме от безысходности или под пытками, а оказавшись на воле; а перед тем как продать, позвонил и спросил о деньгах, иуда! Шамиль проклинал Сергея Марковцева.
Старый дагестанец и умер с этим именем на устах. Его сердце не выдержало.
Алибек завел двигатель и на очень маленьком ходу натянул фал. Разворачиваясь, "Крым", как загарпуненный кит, потянулся за буксиром. Потом скорость чуть увеличилась, но все равно оставалась небольшой. Даже через десять минут можно было видеть едва приметную точку в воде - голову старшего. Потом она исчезла...
***
Холодная вода отнимала силы, сковывала движения. Немного спасала одежда. В положении замерзшего, обессиленного Алексея она играла большую роль, служа заградительным щитом между водой и телом.
Он постарался отбросить все посторонние мысли, сосредоточившись на одной: ему нужно выжить. Теперь он не имеет права умереть. Даже если он пойдет ко дну, то оттолкнется ногами.
Алексей, лежа на спине, плавными гребками направлял свое тело вдоль побережья, до которого ему, конечно, не доплыть. Но не так далеко есть место, где течение вынесет его на небольшой островок с грифонами. Там есть пресная вода, там будет возможность повалиться на твердую землю и забыться сном. Это все, что требовалось ему.
А сейчас нужно держаться на плаву. Когда он почувствует, словно освежающее дуновение ветерка, спасительное течение, то обретет дополнительные силы. Их как раз хватит, чтобы дотянуть до острова.
Вот оно, незаметное прикосновение. Оно дало знать о себе словно полегчавшими руками, и вода показалась Алексею легкой. Стало чуть холоднее, но теперь он обрел цель: вдалеке, похожий на могильный холмик, показался конус земли. Островок рос на глазах.
Глава 16
Враг врага моего
51
Москва, 21 сентября, пятница
Андрей Овчинников находился на рабочем месте, когда прозвучал телефонный звонок, один из многих десятков задень, суливший либо деловой разговор, либо беседу личного характера. Для Андрея лучше бы, конечно, поговорить на отвлеченную от личной тему, точнее, семейной жизни. Еще свежи были воспоминания о напористом капитане первого ранга Шестакове, занесшем над семейными узами бывшего командира "Гранита" острый нож. Куда деть поговорку: "Плохо на работе, хорошо в семейном кругу"? Везде плохо; двурукий начальник "экспертно-проблемного" отдела ухватился еще и за спинку рабочего кресла главы службы безопасности "Мегаполиса".
- Алло? Овчинников слушает.
- Андрей Николаевич? - услышал он мужской голос, показавшийся ему знакомым.
- Да, да, это я.
"Где я слышал этот голос?" У Андрея сложилось впечатление, что не так давно он разговаривал с этим человеком по телефону.
- Кто это?
Овчинников временно прервал отношения с женой управляющего банком. Временно - это для нее, для себя решил - навсегда. Хватит. Однако в глубине души понимал: пройдет время, и он... Что, возьмется за старое? Или, лучше сказать, за новое? Нет, проще это выглядит так: погоня за новыми ощущениями. Одно дело просто нагрешить, другое - нагрешить остро, интересно. Разве не занятно смотреть на своего шефа, "молочного" брата, когда перед глазами подобно радужным кругам сияет обнаженное тело его супруги?
- С кем я говорю?
- Это Марковцев, - подсказал знакомый голос.
- Сергей?! - Изумлению Овчинникова не было предела.
Марк на том конце провода тихо рассмеялся.
- Вы напомнили мне анекдот: "У меня родился сын?" - "Нет". - "А кто?"
У него еще хватает наглости шутить, рассказывать анекдоты. Да он просто не в своем уме.
Стоп! - вдруг осенило Овчинникова. Откуда он звонит? Он же должен находиться в тюрьме. Либо в камеры провели телефоны, либо...
- Вы звоните по сотовому? - Это был третий, последний вариант, другого не существовало.
- Вообще-то я отдаю предпочтение пистолетам, но сейчас звоню из автомата. Пришлось купить телефонную карту.
- Надеюсь, звоните не из Новограда. - Овчинников быстро приходил в себя.
Марковцев снова рассмеялся и перешел на "ты".
- Извини за тот случай, Андрей. У тебя нет желания встретиться? У меня к тебе деловое предложение.
- Где? - автопилотом спросил Овчинников.
- Я назову место с одним условием: ты приедешь один. Рассчитываю на твое честное слово, поскольку о твоем звонке Шестакову или просто в милицию я не узнаю.
- Один раз ты меня уже подставил и с меня же требуешь честного слова.
В прошлый раз Марковцев буквально использовал его, а сейчас? Неужели история еще не закончена? Так ведь недолго обвинить его в организации теракта или пособничестве преступникам, захватившим самолет.
Так или иначе, в Овчинникова все время летели комья грязи. Вначале на него пало подозрение в хищении вооружения с базы, потом в пособничестве террористам. Затем все подозрения развеялись при помощи цифровой записи его беседы с Марковцевым. Однако запись не отражает лиц, а только голоса, что, если лица во время разговора имели заговорщический вид?
- Я не требую, - пояснил Сергей. - Если ты согласен, жду тебя через пятнадцать минут на 2-й Тверской-Ямской, напротив дома номер 40. Это не так далеко от твоего банка. Я подъеду на вишневой "восьмерке". И извини, если опоздаю на пять-десять минут, - собираюсь взять с собой женщину, а женщины, как тебе известно, долго одеваются. Хотя и красиво.
- Обойдемся без намеков, - зло обронил хозяин кабинета. - Я приеду.
Овчинников положил трубку и некоторое время смотрел на телефонный аппарат. Рука не поднималась набрать на нем хотя бы две цифры. Тому много причин. И неизвестно, куда делась злость на Марковцева. Просто злость; а вот ее близкой родственницы, злорадства, Андрей по отношению к Сергею вообще не испытывал. Другой бы на его месте мстительно сверкнул красивыми зубами: "Доигрался!" И подсветил блеском глаз: "Туда тебе и дорога". Однако известие о поимке особо опасного преступника он встретил разочарованным покачиванием головой.
И только сейчас, когда он принял окончательное решение встретиться с Марком, на губах Овчинникова проступила улыбка - обратная реакция на его застарелый, месячной давности жест неудовлетворенности, крохотное сочувствие Марковцеву.
И все же Андрей снял трубку, чтобы отдать своим подчиненным распоряжение.
Через пару минут по указанному Сергеем адресу выехала машина с опытными бойцами охраны, вслед за ней в компании пары личных телохранителей управляющего банком на место встречи отправился Овчинников.
***
Вишневая "восьмерка" показалась из переулка Александра Невского. Дом номер 40 по Тверской-Ямской оказался на противоположной по ходу движения стороне. Еще не зная, кто за рулем, Овчинников, наблюдая за "Жигулями" из своего "Мерседеса", предположил, что, если водитель Марковцев, тот развернет машину, чтобы встать напротив означенного в разговоре дома.
Так и случилось. Восьмая модель с включенным правым поворотником развернулась и, что стало для Андрея неожиданностью, дала задний ход, вплотную встав к белому "Ауди". Иномарка уже стояла, когда на место прибыла группа службы безопасности "Мегаполиса". Позади немецкой машины стоял аварийный знак, водитель находился в салоне и копался, по всей видимости, с замком зажигания.
Что ж, так даже лучше, подумал Овчинников, не преминув усмехнуться.
- Саша, - спросил он водителя, - видел маневр "восьмерки"? Повтори его. Подъедешь - заблокируй машину, сдай назад.
Водитель кивнул.
Андрей по рации связался с другой машиной и отдал очередное распоряжение.
Он страховался, как ему казалось, не напрасно. Он мог симпатизировать своему коллеге на расстоянии, при контакте же в первую очередь решил соблюсти правила безопасности. Как ни крути, Марковцев - преступник, каким-то чудом снова оказавшийся на свободе.
Наверное, Сергей справедливо рассчитывал на честность Андрея, о которой сообщил в телефонном разговоре, вполне вероятно, он демонстрировал и свою открытость, так бездарно, с точки зрения профессионала, поместив себя между двух машин - водитель "Мерседеса" к этому времени выполнил распоряжение шефа и заблокировал "Жигули", встав к ним вплотную.
В панорамном зеркальце "Мерседеса" отразились вспыхнувшие дальним светом фары "Жигулей" и озарили на миг улыбку на лице Овчинникова: Марковцев приглашал его к себе в машину. Что ж, теперь можно и поговорить когда второй джип стал сбоку от "восьмерки", заняв часть дороги, а стекла недвусмысленно опус шлись, открывая на обозрение суровых с виду бойцов службы безопасности, взявших машину в коробочку.
Овчинников спокойно прошел к открытой дверце и уселся на переднее кресло.
- Дверь можешь закрыть, - посоветовал Марковцев.
Чуть помедлив, Андрей, глядя то на Сергея, то мимо него - на своих подчиненных в "мерее", готовых вытащить стволы, хлопнул дверцей.
Негромкий звук словно послужил сигналом стоящему позади "Жигулей" "Ауди". Он дал задний ход и выехал на дорогу. И Марк действовал так же быстро. Он резко подал "восьмерку" назад и, лихо развернувшись, быстро набрал скорость, держа направление в сторону Большой Садовой. А "Ауди", в свою очередь, заблокировал одну из двух машин Овчинникова.
Позади опешившего Андрея раздался женский голос:
- Советую не делать резких движений. Вслед за этим он услышал характерный щелчок взведенного курка.
- В "Ауди" мой человек, - пояснил Марк главе безопасности. - А твои, Андрей, заранее начали нервировать меня. Так что извини, поговорим наедине, как и договаривались.
- Похоже на похищение, - довольно спокойно отозвался Овчинников. Твоего человека сейчас положат лицом на асфальт.
- Чтобы этого не произошло, - сказал Марковцев, на порядочной скорости подъезжая к Оружейному переулку, чтобы через пару кварталов нырнуть на улицу Фадеева и окончательно оторваться от преследования, - свяжись со своими и скажи, что с тобой все в порядке. Через час вы снова встретитесь.
Андрей послушно вытащил рацию.
- Саша?.. Все в порядке... Да, уверен. Водителя иномарки отпустите.
Сергей запарковал машину возле Миусской площади и представил Овчинникову пассажира на заднем сиденье:
- Катя, офицер ФСБ. Ты можешь убрать пистолет.
Овчинников полуобернулся в кресле. Скворцова пересела ближе к левой дверце и ответила на приветственный кивок собеседника.
- Давай я расскажу тебе все по порядку, - предложил Марк. - Может, тогда мы найдем общий язык.
Андрей слушал молча, изредка кивая головой. Его слегка сощуренные глаза, указывающие на недоверчивость, постепенно приобретали прямо противоположный оттенок.
Главное он понял. Впрочем, стержневых моментов было много, взять хотя бы вооружение с базы, которое словно прокляли, заклеймили печатями, скрепили подписями, просто продали вместе с бойцами спецназа, - вооружение, благодаря которому остался жив Марковцев, но распрощался с жизнью Родион Ганелин.
- Меня не покупали, - подходил к концу Марковцев, - я сам продался. Выбор был небогатый: с деньгами человек урод, без денег - калека. Что лучше, а, Андрей?
Овчинников пожал плечами: не знаю. И добавил:
- Я понял одно: лечить тебя бесполезно.
- В точку попал. Поможешь мне?
В сложившейся ситуации Андрей, словами Марковцева, - "враг моего врага" (Шестакова), значит, его друг и союзник. Эта старая истина редко подводила тех, кто следовал ей.
- Чем помочь? - спросил Овчинников.
- Я строил на тебе определенные планы. Не шантаж - дважды на одном я никогда не останавливаюсь. Материальная заинтересованность. По всем банкам разослали номера купюр, из тех денег, что доставили мне на борт самолета. Допускаю, что процентов пять, от силы десять успели переписать. За этот список я готов был расплатиться с тобой: за каждую "засвеченную" купюру "чистую".
- Но денег-то у тебя нет, - заметил Овчинников.
- Они у моего партнера. Мы договаривались залечь на дно, подождать, пока поиски немного поутихнут, пока с тебя слезут - хотя бы Шестаков со своей бандой.
- Не говори при мне его имени, - попросил Овчинников. И его глаза, способные, казалось, менять цвет, снова сузились.
Марк очень точно выразился - Шестаков со своей бандой. Такое определение не подходило к преступной группе Марковцева, но, как трафарет, точно накладывалось на сотрудников "проблемного" отдела во главе с начальником. Марк выглядел человечнее, что ли. Урод он или калека, говоря его словами, но все же человек.
- У Кости два пути, - продолжил Сергей, - обратиться за помощью к своему приятелю в банк, с которым он планировал ограбить его, или к тебе от моего имени, следуя намеченному плану.
- Сколько вы собирались выжидать?
- Минимум месяц, - ответил Сергей. - Костя остался один. Он хорош, когда ему отдают четкие распоряжения. То, как он управился со мной и Валей Мезенцевым, по большому счету требовало от него лишь отваги, от сообразительности ничего не зависело. Сейчас же он попал в трудное положение, когда нужно принять взвешенное решение. Инструкции живут в нем крепко, он автоматически выдержит срок в тридцать дней, да еще прихватит недельку, перестраховываясь: Я знаю людей такого типа, они не самостоятельные, ими нужно руководить. Короче, Андрей, кроме процентов, о которых я говорил, за Костю я отдам тебе половину всей суммы.
- Тебе можно поступить проще - подежурить у дверей "Мегаполиса" или СИБМира самому или передоверить это дело... - Овчинников глянул на Скворцову, - офицеру ФСБ.
Марк покачал головой:
- Я не могу разорваться. Я в розыске, а у Кати работа в управлении.
- Он может обратиться в другой банк?
- Теоретически - да. Практически - нет. У него есть два канала, зачем ему искать еще? Девять из десяти, что он напорется на крупные неприятности. Искать канал - долгая и трудная работа, требующая проверок и перепроверок по линии МВД, ФСБ. Везде нужно давать деньги, но главное - иметь связи в правоохранительных органах. Нет, - ухмыльнулся Сергей, - Косте ничего не светит. "Деньги достаются тем, кому они нужнее всего". А мне без них в Дагестане делать нечего.
- В Дагестане? - переспросил Овчинников.
- Ага. Неподалеку от того места, где ты проходил службу. Катя, расскажи, чем пестрят сегодня заголовки оперативных сводок.
Катя отвечала намеренно монотонно, нехотя, решив для себя: эта услуга Марковцеву - последняя по многим причинам, включая и то, что контакт с Овчинниковым походил на боевую операцию. Вряд ли она засветила своего агента, который находился за рулем "Ауди", - он не задает лишних вопросов, просто выполняет распоряжения и получает за это деньги.
- В Дагестане был убит Шамиль Науров, пропали два его племянника.
- Там ничего не сказано о Султане Амирове, - продолжил Марк, - я мог бы дополнить сводку. Если бы не приличная должность, которую ты занимаешь в банке, я бы предложил тебе прогуляться по местам боевой славы. Не скучают руки по штурвалу?
- Не скучают, - солгал Андрей.
- Так мы договорились насчет денег?
- Пока не знаю.
- Но список купюр в банк поступил, так?
- Естественно.
- Если договоримся, сумеешь наладить контакт с коллегой из СИБМира?
- Да. Я найду для него нужные слова.
Овчинников не стал спрашивать, почему Марковцев доверился ему. Ответ прозвучал месяцем раньше по телефону: "Мы оба профессионалы, Андрей. Давайте в этом деле обойдемся без официальных лиц". Дело затянулось, хотя и разделилось на две разные части - в том числе и качественно.
Андрей мог сдать Марка так же технично, как и сам Сергей часом раньше, предвидя в общем-то стандартную ситуацию, освободил его от опеки телохранителей. Он пошел на этот шаг для того, во-первых, чтобы еще раз доказать свою незаурядность, во-вторых, перестраховался. Ведь под надежной охраной разговор мог пойти в ином ключе: Сергей мог занервничать, а Андрей, имея инициативу, наоборот, остался бы спокойным. Во всяком случае, они могли не понять друг друга, а телефон, рация и оружие под рукой. Сейчас же беседа проходила в относительно равных условиях. Марк добился того, чего хотел, и мог рассчитывать на положительный результат переговоров.
Уважать его - в прямом смысле этого слова - не за что. Завидовать?.. Да, себе Андрей мог сказать, что немного завидует бывшему подполковнику спецназа. Его решительности, доли безумства, неустрашимости. Он казался ему викингом, бросившим вызов целой империи.
- Что ты решил, Андрей? - вывел Овчинникова из раздумья голос "викинга". - Скажи себе: "Да будет так, как должно быть, даже если все будет наоборот".
- Это твоя любимая поговорка?
- Одна из любимых. - Сергей неожиданно рассмеялся. - Я вспомнил одну вещь. Как только люди Наурова перенесли вооружение с базы в яхт-клуб, я по каналам военно-морской разведки передал сообщение Шестакову - и только после этого исчез из поля зрения ГРУ.
- И что было в том послании?
- А в том послании всего четыре слова: "Прощай! Уехала гражданка Иванова". А если серьезно, то дословно:
"Прочтите второй стих псалма номер три и восьмой стих псалма номер сто". Капитан третьего ранга, фамилии его не запомнил, посмотрел на меня как на суперагента с пятью нолями.
- Уже в то время ты начал замаливать грехи? - сострил Овчинников.
- Нет. Когда-то я монашествовал и нашел много удивительных вещей, читая Библию. Не знаю, прочел псалмы Шестаков или отнесся к моей шифровке атеистически.
А послание, показавшееся начальнику отдела зловещим, уже само по себе говорило о скорых неприятностях. Шестаков, находясь в своем офисе, в раздумье побарабанил пальцами по столу, потом подошел к шкафу и взял с полки подарок немецких коллег: миниатюрную книжицу размером со спичечный коробок. "Новый Завет и псалтирь" стараниями немецких умельцев уместился на тонких, едва ли не прозрачных страницах.
Вооружившись лупой, Шестаков, предчувствуя крупные неприятности, все же пошелестел страницами, отыскивая нужные, и прочел то, что получилось.
И как идти с этим "на ковер" к Прохоренко? - подумал он, еще раз перечитав "стихотворную" депешу от Марковцева:
Стих первый: "Господи! Как умножились враги мои!.." Стих второй: "С раннего утра буду истреблять всех нечестивцев земли, делающих беззаконие".
52
Москва, 24 сентября, понедельник
Марковцев, Мезенцев... и "Мегаполис". За последние дни Горохов перегрузил свои мозги, которые не хотели выполнять одну из главных функций - избирательность по отношению к получаемой информации. Голова, как хорошая мясорубка на мясокомбинате, перерабатывала все, что в нее попадало, выходило соответственно. Три "М" - часть готового продукта.
Вышло то, что вышло: Костя благоразумно не явился на "стрелку" с Дугушевым. Задаром сдал дагестанца. Вряд ли они тронут Наурова - старик поступил по закону гор. А если Амиров еще жив? Нет, он скорее мертв, чем жив, нервничал Костя, не замечая новой привычки сцеплять пальцы рук и щелкать суставами.
Больше в таком состоянии он находиться не мог - еще немного, и он сойдет с ума.
Совсем недавно, сдавая Шамиля Наурова, Костя вспомнил мудрую истину: "Не ошибается тот, кто ничего не делает". Но его беда заключалась в том, что он не знал другого изречения на эту же тему: "Умный может совершить ошибку, но он не повторит ее никогда".
***
До "Мегаполиса" Костя добрался на метро. Трехэтажный, возведенный из облицовочного кирпича банк тем не менее не бросался в глаза, отличаясь от соседних строений утонченностью стиля, молодостью.
Такими же качествами обладали охранники, одетые с иголочки.
Посетитель, оставив справа от себя зал обмена валюты, подошел к застекленной конторке. Бросив взгляд на портативный металлоискатель, обратился к старшему смены:
- Погоди, - Гумиста с ухмылкой указал на осадку "Крыма": лодка в воду погружалась буквально на глазах.
Алексей молчал. Бесполезно откачивать воду, даже если они возьмутся за работу втроем. Она долго зачерпывала во время преследования, да еще захлестнуло волной. Совсем она не утонет, ее удержат на плаву пенопластовые плиты, расположенные в бортах и носовом герметическом отсеке.
- Пацаны, обувь снимайте, - тихо распорядился он. Катера сошлись бортами. Первым ударом весла, пришедшимся в предплечье Алексея, Уваров ослабил его хватку, а вторым выбил весло из его рук. Потом сильно ткнул в грудь парня. Избегая нападения Гумисты, Алексей прыгнул за борт. Все равно покидать полузатонувшую посудину. Лучше уж без серьезных травм.
Сейчас он не думал, сумеет ли доплыть до берега, его занимали другие мысли: оставят ли их в покое. Могут на прощанье долбануть веслом по голове. Наверняка так и поступят, дабы исключить любую возможность возвращения кого-либо из них.
Он посмотрел на барахтающегося рядом Мишку. Мишка, может, и протянет какое-то время, а вот Булат...
Бандиты словно знали о том, что Булат не очень хорошо плавает. Хотя к чему им знать, стоит только поглядеть на его хрупкую фигуру, испуганное лицо, судорожные движения его рук.
Алексей не проронил больше ни одного слова. Он понимал - просить этих людей пощадить хотя бы самого маленького бесполезно. Заодно берег силы, прекрасно зная, что порой не хватает всего капли, всего одного движения, одного глотка воздуха.
Бандиты накинули фал на переднюю "утку" лодки и выпустили его метров на десять. Они ждали, когда усталость подберется сначала к одному, потом к другому. Старший казался сильным парнем, но он быстро устанет, спасая сначала одного товарища, потом другого. Чтобы спастись самому, сил у него не хватит.
А младший, похоже, быстро начал сдаваться. Вот он, следуя указаниям старшего, переворачивается на спину, пытается вытянуть ноги в горизонтальное положение. Ему помогают оба товарища. Один занялся его ногами, другой заводит за голову руки: в таком положении можно долго находиться без движения, отдыхать. Но маленький ублюдок боится расслабить свое тело, боится утонуть, все мышцы его напряжены. В рот попадает вода, он отплевывает ее вместе с нечленораздельными выкриками, повизгивает. А старший молодец, делает сразу два дела - поддерживает товарища и снимает с него одежду, которая тянет того на дно.
Средний тоже начал уставать, он буквально вымотался, помогая маленькому, суча под его телом ногами, удерживая того на плаву. Но так и не смог ничего поделать с его руками. Они рефлекторно приходили в движение, вместо того чтобы спокойно вытянуться далеко за головой, обнажив лишь кончики пальцев. "Булат, держись!" - хрипит он, а сам еле удерживается на поверхности. И помогает, помогает младшему тонуть, так же инстинктивно, словно в бревно, напоследок вцепляясь в него. Он тоже делает два дела, даже три: тонет сам, спасая товарища, и в то же время топит его.
Все, малыш пошел ко дну. А восхищение старшим продолжает расти. Он нырнул за малышом. И долго не показывался на поверхности. Потом появился, тяжело дыша и цепляясь красными от натуги глазами за последнего товарища. "Мишка, держись!" - теперь уже хрипит старший.
Вода любит размеренные движения, она не переносит суеты и беспорядочности, наказывает за это, стремительно отбирая силы. А ведь все трое в спокойном состоянии могли бы продержаться долго. А тут не прошло и двадцати минут, как уже второй, булькнув напоследок, стал стремительно погружаться.
Алибек не переставал удивляться старшему: тот снова нырнул!
- Рефлексы у него с вывихом, - заметил он Гумисте. - Вместо того чтобы спасаться самому, этот баран спасает покойников. Растянем ему удовольствие, - громко сказал он, больше обращаясь к тяжело дышащему Алексею, вновь показавшемуся из воды. - Живи, насколько хватит у тебя сил. Ты заслужил.
Он отвел ему не больше часа, и то завысил значимость или стойкость крепкого орешка. Вся жизнь Алибека Уварова прошла на Каспии. Не здесь конкретно, а в Махачкале. Он сам пару раз тонул, по себе знал, как быстро тают силы, как паника сокращает срок, как желание жить поедает остатки мужества, тех же сил. Как непередаваемо мучительно не прощаться с жизнью нет, таких мыслей в голову не приходит, - а просто умирать, носоглоткой чувствовать вал соленой воды, которую, как насосом, качают и качают легкие. И все смешивается перед открытыми глазами, водная муть перемешивается с радужными пятнами, в голове среди сумбура четко вопит одна лишь мысль; она, словно заключенная в клетку, бьется о воображаемые прутья, рвет их зубами, кровоточащими деснами, наконец застревает в прутьях и успокаивается... Все, пришел конец. Но путь к нему, несмотря на краткость процесса, неимоверно долог.
Все это прочувствовали в полной мере два пацана, которых с безумным отчаянием спасал их старший товарищ. Ему вдвойне, втройне будет мучительней умирать.
И только сейчас Султан, сидящий неподвижно, обернулся к Шамилю. Старик и так был седой, а сейчас его волосы показались Амирову... Такого цвета раньше он никогда не видел. Дагестанец походил на сипа, хищную птицу. Но с обрезанными крыльями, отпиленными когтями. Наверное, ему хотелось выдрать свои глаза, оглохнуть, чтобы не видеть и не слышать ничего вокруг.
Старик плакал, проклиная человека, к которому раньше питал симпатию. Человека, который принес ему облегчение, дав в руки то, о чем Шамиль молил Аллаха, - его кровника. Человека, который предал его - не в тюрьме от безысходности или под пытками, а оказавшись на воле; а перед тем как продать, позвонил и спросил о деньгах, иуда! Шамиль проклинал Сергея Марковцева.
Старый дагестанец и умер с этим именем на устах. Его сердце не выдержало.
Алибек завел двигатель и на очень маленьком ходу натянул фал. Разворачиваясь, "Крым", как загарпуненный кит, потянулся за буксиром. Потом скорость чуть увеличилась, но все равно оставалась небольшой. Даже через десять минут можно было видеть едва приметную точку в воде - голову старшего. Потом она исчезла...
***
Холодная вода отнимала силы, сковывала движения. Немного спасала одежда. В положении замерзшего, обессиленного Алексея она играла большую роль, служа заградительным щитом между водой и телом.
Он постарался отбросить все посторонние мысли, сосредоточившись на одной: ему нужно выжить. Теперь он не имеет права умереть. Даже если он пойдет ко дну, то оттолкнется ногами.
Алексей, лежа на спине, плавными гребками направлял свое тело вдоль побережья, до которого ему, конечно, не доплыть. Но не так далеко есть место, где течение вынесет его на небольшой островок с грифонами. Там есть пресная вода, там будет возможность повалиться на твердую землю и забыться сном. Это все, что требовалось ему.
А сейчас нужно держаться на плаву. Когда он почувствует, словно освежающее дуновение ветерка, спасительное течение, то обретет дополнительные силы. Их как раз хватит, чтобы дотянуть до острова.
Вот оно, незаметное прикосновение. Оно дало знать о себе словно полегчавшими руками, и вода показалась Алексею легкой. Стало чуть холоднее, но теперь он обрел цель: вдалеке, похожий на могильный холмик, показался конус земли. Островок рос на глазах.
Глава 16
Враг врага моего
51
Москва, 21 сентября, пятница
Андрей Овчинников находился на рабочем месте, когда прозвучал телефонный звонок, один из многих десятков задень, суливший либо деловой разговор, либо беседу личного характера. Для Андрея лучше бы, конечно, поговорить на отвлеченную от личной тему, точнее, семейной жизни. Еще свежи были воспоминания о напористом капитане первого ранга Шестакове, занесшем над семейными узами бывшего командира "Гранита" острый нож. Куда деть поговорку: "Плохо на работе, хорошо в семейном кругу"? Везде плохо; двурукий начальник "экспертно-проблемного" отдела ухватился еще и за спинку рабочего кресла главы службы безопасности "Мегаполиса".
- Алло? Овчинников слушает.
- Андрей Николаевич? - услышал он мужской голос, показавшийся ему знакомым.
- Да, да, это я.
"Где я слышал этот голос?" У Андрея сложилось впечатление, что не так давно он разговаривал с этим человеком по телефону.
- Кто это?
Овчинников временно прервал отношения с женой управляющего банком. Временно - это для нее, для себя решил - навсегда. Хватит. Однако в глубине души понимал: пройдет время, и он... Что, возьмется за старое? Или, лучше сказать, за новое? Нет, проще это выглядит так: погоня за новыми ощущениями. Одно дело просто нагрешить, другое - нагрешить остро, интересно. Разве не занятно смотреть на своего шефа, "молочного" брата, когда перед глазами подобно радужным кругам сияет обнаженное тело его супруги?
- С кем я говорю?
- Это Марковцев, - подсказал знакомый голос.
- Сергей?! - Изумлению Овчинникова не было предела.
Марк на том конце провода тихо рассмеялся.
- Вы напомнили мне анекдот: "У меня родился сын?" - "Нет". - "А кто?"
У него еще хватает наглости шутить, рассказывать анекдоты. Да он просто не в своем уме.
Стоп! - вдруг осенило Овчинникова. Откуда он звонит? Он же должен находиться в тюрьме. Либо в камеры провели телефоны, либо...
- Вы звоните по сотовому? - Это был третий, последний вариант, другого не существовало.
- Вообще-то я отдаю предпочтение пистолетам, но сейчас звоню из автомата. Пришлось купить телефонную карту.
- Надеюсь, звоните не из Новограда. - Овчинников быстро приходил в себя.
Марковцев снова рассмеялся и перешел на "ты".
- Извини за тот случай, Андрей. У тебя нет желания встретиться? У меня к тебе деловое предложение.
- Где? - автопилотом спросил Овчинников.
- Я назову место с одним условием: ты приедешь один. Рассчитываю на твое честное слово, поскольку о твоем звонке Шестакову или просто в милицию я не узнаю.
- Один раз ты меня уже подставил и с меня же требуешь честного слова.
В прошлый раз Марковцев буквально использовал его, а сейчас? Неужели история еще не закончена? Так ведь недолго обвинить его в организации теракта или пособничестве преступникам, захватившим самолет.
Так или иначе, в Овчинникова все время летели комья грязи. Вначале на него пало подозрение в хищении вооружения с базы, потом в пособничестве террористам. Затем все подозрения развеялись при помощи цифровой записи его беседы с Марковцевым. Однако запись не отражает лиц, а только голоса, что, если лица во время разговора имели заговорщический вид?
- Я не требую, - пояснил Сергей. - Если ты согласен, жду тебя через пятнадцать минут на 2-й Тверской-Ямской, напротив дома номер 40. Это не так далеко от твоего банка. Я подъеду на вишневой "восьмерке". И извини, если опоздаю на пять-десять минут, - собираюсь взять с собой женщину, а женщины, как тебе известно, долго одеваются. Хотя и красиво.
- Обойдемся без намеков, - зло обронил хозяин кабинета. - Я приеду.
Овчинников положил трубку и некоторое время смотрел на телефонный аппарат. Рука не поднималась набрать на нем хотя бы две цифры. Тому много причин. И неизвестно, куда делась злость на Марковцева. Просто злость; а вот ее близкой родственницы, злорадства, Андрей по отношению к Сергею вообще не испытывал. Другой бы на его месте мстительно сверкнул красивыми зубами: "Доигрался!" И подсветил блеском глаз: "Туда тебе и дорога". Однако известие о поимке особо опасного преступника он встретил разочарованным покачиванием головой.
И только сейчас, когда он принял окончательное решение встретиться с Марком, на губах Овчинникова проступила улыбка - обратная реакция на его застарелый, месячной давности жест неудовлетворенности, крохотное сочувствие Марковцеву.
И все же Андрей снял трубку, чтобы отдать своим подчиненным распоряжение.
Через пару минут по указанному Сергеем адресу выехала машина с опытными бойцами охраны, вслед за ней в компании пары личных телохранителей управляющего банком на место встречи отправился Овчинников.
***
Вишневая "восьмерка" показалась из переулка Александра Невского. Дом номер 40 по Тверской-Ямской оказался на противоположной по ходу движения стороне. Еще не зная, кто за рулем, Овчинников, наблюдая за "Жигулями" из своего "Мерседеса", предположил, что, если водитель Марковцев, тот развернет машину, чтобы встать напротив означенного в разговоре дома.
Так и случилось. Восьмая модель с включенным правым поворотником развернулась и, что стало для Андрея неожиданностью, дала задний ход, вплотную встав к белому "Ауди". Иномарка уже стояла, когда на место прибыла группа службы безопасности "Мегаполиса". Позади немецкой машины стоял аварийный знак, водитель находился в салоне и копался, по всей видимости, с замком зажигания.
Что ж, так даже лучше, подумал Овчинников, не преминув усмехнуться.
- Саша, - спросил он водителя, - видел маневр "восьмерки"? Повтори его. Подъедешь - заблокируй машину, сдай назад.
Водитель кивнул.
Андрей по рации связался с другой машиной и отдал очередное распоряжение.
Он страховался, как ему казалось, не напрасно. Он мог симпатизировать своему коллеге на расстоянии, при контакте же в первую очередь решил соблюсти правила безопасности. Как ни крути, Марковцев - преступник, каким-то чудом снова оказавшийся на свободе.
Наверное, Сергей справедливо рассчитывал на честность Андрея, о которой сообщил в телефонном разговоре, вполне вероятно, он демонстрировал и свою открытость, так бездарно, с точки зрения профессионала, поместив себя между двух машин - водитель "Мерседеса" к этому времени выполнил распоряжение шефа и заблокировал "Жигули", встав к ним вплотную.
В панорамном зеркальце "Мерседеса" отразились вспыхнувшие дальним светом фары "Жигулей" и озарили на миг улыбку на лице Овчинникова: Марковцев приглашал его к себе в машину. Что ж, теперь можно и поговорить когда второй джип стал сбоку от "восьмерки", заняв часть дороги, а стекла недвусмысленно опус шлись, открывая на обозрение суровых с виду бойцов службы безопасности, взявших машину в коробочку.
Овчинников спокойно прошел к открытой дверце и уселся на переднее кресло.
- Дверь можешь закрыть, - посоветовал Марковцев.
Чуть помедлив, Андрей, глядя то на Сергея, то мимо него - на своих подчиненных в "мерее", готовых вытащить стволы, хлопнул дверцей.
Негромкий звук словно послужил сигналом стоящему позади "Жигулей" "Ауди". Он дал задний ход и выехал на дорогу. И Марк действовал так же быстро. Он резко подал "восьмерку" назад и, лихо развернувшись, быстро набрал скорость, держа направление в сторону Большой Садовой. А "Ауди", в свою очередь, заблокировал одну из двух машин Овчинникова.
Позади опешившего Андрея раздался женский голос:
- Советую не делать резких движений. Вслед за этим он услышал характерный щелчок взведенного курка.
- В "Ауди" мой человек, - пояснил Марк главе безопасности. - А твои, Андрей, заранее начали нервировать меня. Так что извини, поговорим наедине, как и договаривались.
- Похоже на похищение, - довольно спокойно отозвался Овчинников. Твоего человека сейчас положат лицом на асфальт.
- Чтобы этого не произошло, - сказал Марковцев, на порядочной скорости подъезжая к Оружейному переулку, чтобы через пару кварталов нырнуть на улицу Фадеева и окончательно оторваться от преследования, - свяжись со своими и скажи, что с тобой все в порядке. Через час вы снова встретитесь.
Андрей послушно вытащил рацию.
- Саша?.. Все в порядке... Да, уверен. Водителя иномарки отпустите.
Сергей запарковал машину возле Миусской площади и представил Овчинникову пассажира на заднем сиденье:
- Катя, офицер ФСБ. Ты можешь убрать пистолет.
Овчинников полуобернулся в кресле. Скворцова пересела ближе к левой дверце и ответила на приветственный кивок собеседника.
- Давай я расскажу тебе все по порядку, - предложил Марк. - Может, тогда мы найдем общий язык.
Андрей слушал молча, изредка кивая головой. Его слегка сощуренные глаза, указывающие на недоверчивость, постепенно приобретали прямо противоположный оттенок.
Главное он понял. Впрочем, стержневых моментов было много, взять хотя бы вооружение с базы, которое словно прокляли, заклеймили печатями, скрепили подписями, просто продали вместе с бойцами спецназа, - вооружение, благодаря которому остался жив Марковцев, но распрощался с жизнью Родион Ганелин.
- Меня не покупали, - подходил к концу Марковцев, - я сам продался. Выбор был небогатый: с деньгами человек урод, без денег - калека. Что лучше, а, Андрей?
Овчинников пожал плечами: не знаю. И добавил:
- Я понял одно: лечить тебя бесполезно.
- В точку попал. Поможешь мне?
В сложившейся ситуации Андрей, словами Марковцева, - "враг моего врага" (Шестакова), значит, его друг и союзник. Эта старая истина редко подводила тех, кто следовал ей.
- Чем помочь? - спросил Овчинников.
- Я строил на тебе определенные планы. Не шантаж - дважды на одном я никогда не останавливаюсь. Материальная заинтересованность. По всем банкам разослали номера купюр, из тех денег, что доставили мне на борт самолета. Допускаю, что процентов пять, от силы десять успели переписать. За этот список я готов был расплатиться с тобой: за каждую "засвеченную" купюру "чистую".
- Но денег-то у тебя нет, - заметил Овчинников.
- Они у моего партнера. Мы договаривались залечь на дно, подождать, пока поиски немного поутихнут, пока с тебя слезут - хотя бы Шестаков со своей бандой.
- Не говори при мне его имени, - попросил Овчинников. И его глаза, способные, казалось, менять цвет, снова сузились.
Марк очень точно выразился - Шестаков со своей бандой. Такое определение не подходило к преступной группе Марковцева, но, как трафарет, точно накладывалось на сотрудников "проблемного" отдела во главе с начальником. Марк выглядел человечнее, что ли. Урод он или калека, говоря его словами, но все же человек.
- У Кости два пути, - продолжил Сергей, - обратиться за помощью к своему приятелю в банк, с которым он планировал ограбить его, или к тебе от моего имени, следуя намеченному плану.
- Сколько вы собирались выжидать?
- Минимум месяц, - ответил Сергей. - Костя остался один. Он хорош, когда ему отдают четкие распоряжения. То, как он управился со мной и Валей Мезенцевым, по большому счету требовало от него лишь отваги, от сообразительности ничего не зависело. Сейчас же он попал в трудное положение, когда нужно принять взвешенное решение. Инструкции живут в нем крепко, он автоматически выдержит срок в тридцать дней, да еще прихватит недельку, перестраховываясь: Я знаю людей такого типа, они не самостоятельные, ими нужно руководить. Короче, Андрей, кроме процентов, о которых я говорил, за Костю я отдам тебе половину всей суммы.
- Тебе можно поступить проще - подежурить у дверей "Мегаполиса" или СИБМира самому или передоверить это дело... - Овчинников глянул на Скворцову, - офицеру ФСБ.
Марк покачал головой:
- Я не могу разорваться. Я в розыске, а у Кати работа в управлении.
- Он может обратиться в другой банк?
- Теоретически - да. Практически - нет. У него есть два канала, зачем ему искать еще? Девять из десяти, что он напорется на крупные неприятности. Искать канал - долгая и трудная работа, требующая проверок и перепроверок по линии МВД, ФСБ. Везде нужно давать деньги, но главное - иметь связи в правоохранительных органах. Нет, - ухмыльнулся Сергей, - Косте ничего не светит. "Деньги достаются тем, кому они нужнее всего". А мне без них в Дагестане делать нечего.
- В Дагестане? - переспросил Овчинников.
- Ага. Неподалеку от того места, где ты проходил службу. Катя, расскажи, чем пестрят сегодня заголовки оперативных сводок.
Катя отвечала намеренно монотонно, нехотя, решив для себя: эта услуга Марковцеву - последняя по многим причинам, включая и то, что контакт с Овчинниковым походил на боевую операцию. Вряд ли она засветила своего агента, который находился за рулем "Ауди", - он не задает лишних вопросов, просто выполняет распоряжения и получает за это деньги.
- В Дагестане был убит Шамиль Науров, пропали два его племянника.
- Там ничего не сказано о Султане Амирове, - продолжил Марк, - я мог бы дополнить сводку. Если бы не приличная должность, которую ты занимаешь в банке, я бы предложил тебе прогуляться по местам боевой славы. Не скучают руки по штурвалу?
- Не скучают, - солгал Андрей.
- Так мы договорились насчет денег?
- Пока не знаю.
- Но список купюр в банк поступил, так?
- Естественно.
- Если договоримся, сумеешь наладить контакт с коллегой из СИБМира?
- Да. Я найду для него нужные слова.
Овчинников не стал спрашивать, почему Марковцев доверился ему. Ответ прозвучал месяцем раньше по телефону: "Мы оба профессионалы, Андрей. Давайте в этом деле обойдемся без официальных лиц". Дело затянулось, хотя и разделилось на две разные части - в том числе и качественно.
Андрей мог сдать Марка так же технично, как и сам Сергей часом раньше, предвидя в общем-то стандартную ситуацию, освободил его от опеки телохранителей. Он пошел на этот шаг для того, во-первых, чтобы еще раз доказать свою незаурядность, во-вторых, перестраховался. Ведь под надежной охраной разговор мог пойти в ином ключе: Сергей мог занервничать, а Андрей, имея инициативу, наоборот, остался бы спокойным. Во всяком случае, они могли не понять друг друга, а телефон, рация и оружие под рукой. Сейчас же беседа проходила в относительно равных условиях. Марк добился того, чего хотел, и мог рассчитывать на положительный результат переговоров.
Уважать его - в прямом смысле этого слова - не за что. Завидовать?.. Да, себе Андрей мог сказать, что немного завидует бывшему подполковнику спецназа. Его решительности, доли безумства, неустрашимости. Он казался ему викингом, бросившим вызов целой империи.
- Что ты решил, Андрей? - вывел Овчинникова из раздумья голос "викинга". - Скажи себе: "Да будет так, как должно быть, даже если все будет наоборот".
- Это твоя любимая поговорка?
- Одна из любимых. - Сергей неожиданно рассмеялся. - Я вспомнил одну вещь. Как только люди Наурова перенесли вооружение с базы в яхт-клуб, я по каналам военно-морской разведки передал сообщение Шестакову - и только после этого исчез из поля зрения ГРУ.
- И что было в том послании?
- А в том послании всего четыре слова: "Прощай! Уехала гражданка Иванова". А если серьезно, то дословно:
"Прочтите второй стих псалма номер три и восьмой стих псалма номер сто". Капитан третьего ранга, фамилии его не запомнил, посмотрел на меня как на суперагента с пятью нолями.
- Уже в то время ты начал замаливать грехи? - сострил Овчинников.
- Нет. Когда-то я монашествовал и нашел много удивительных вещей, читая Библию. Не знаю, прочел псалмы Шестаков или отнесся к моей шифровке атеистически.
А послание, показавшееся начальнику отдела зловещим, уже само по себе говорило о скорых неприятностях. Шестаков, находясь в своем офисе, в раздумье побарабанил пальцами по столу, потом подошел к шкафу и взял с полки подарок немецких коллег: миниатюрную книжицу размером со спичечный коробок. "Новый Завет и псалтирь" стараниями немецких умельцев уместился на тонких, едва ли не прозрачных страницах.
Вооружившись лупой, Шестаков, предчувствуя крупные неприятности, все же пошелестел страницами, отыскивая нужные, и прочел то, что получилось.
И как идти с этим "на ковер" к Прохоренко? - подумал он, еще раз перечитав "стихотворную" депешу от Марковцева:
Стих первый: "Господи! Как умножились враги мои!.." Стих второй: "С раннего утра буду истреблять всех нечестивцев земли, делающих беззаконие".
52
Москва, 24 сентября, понедельник
Марковцев, Мезенцев... и "Мегаполис". За последние дни Горохов перегрузил свои мозги, которые не хотели выполнять одну из главных функций - избирательность по отношению к получаемой информации. Голова, как хорошая мясорубка на мясокомбинате, перерабатывала все, что в нее попадало, выходило соответственно. Три "М" - часть готового продукта.
Вышло то, что вышло: Костя благоразумно не явился на "стрелку" с Дугушевым. Задаром сдал дагестанца. Вряд ли они тронут Наурова - старик поступил по закону гор. А если Амиров еще жив? Нет, он скорее мертв, чем жив, нервничал Костя, не замечая новой привычки сцеплять пальцы рук и щелкать суставами.
Больше в таком состоянии он находиться не мог - еще немного, и он сойдет с ума.
Совсем недавно, сдавая Шамиля Наурова, Костя вспомнил мудрую истину: "Не ошибается тот, кто ничего не делает". Но его беда заключалась в том, что он не знал другого изречения на эту же тему: "Умный может совершить ошибку, но он не повторит ее никогда".
***
До "Мегаполиса" Костя добрался на метро. Трехэтажный, возведенный из облицовочного кирпича банк тем не менее не бросался в глаза, отличаясь от соседних строений утонченностью стиля, молодостью.
Такими же качествами обладали охранники, одетые с иголочки.
Посетитель, оставив справа от себя зал обмена валюты, подошел к застекленной конторке. Бросив взгляд на портативный металлоискатель, обратился к старшему смены: