Нейгауз Вольфганг. Его называли Иваном Ивановичем

   - Ничего. Принесите молока! - проговорил Шменкель и, поймав удивленный взгляд полицая, показал рукой на желудок, как бы объясняя, что ему противопоказан алкоголь.
   Когда Румянцев вышел из комнаты, Шменкель сел на стул и стал слушать, о чем Коровин спрашивает помощника полицая.
   - Этот дом, - рассказывал парень с глазами убийцы, - до двадцать третьего года принадлежал одному кулаку. Позже здесь находилось правление колхоза, а теперь отделение полиции. Здесь же живет и староста Петухов с женой.
   - Жена у него здешняя? - спросил Коровин.
   - Нет. - Парень хихикнул. - Староста Петухов выиграл ее в Вадино в карты у господина гауптшарфюрера.
   Вернулся Румянцев, неся крынку молока и чистые стаканы.
   - Сколько полицаев находится в Скерино? - спросил его Шменкель.
   - Шесть, господин лейтенант, кроме меня.
   - Хорошо. Старайтесь лучше, Румянцев. Областная комендатура Смоленска установила, что подготовка полицаев проходит неудовлетворительно. Немецкое государство не затем содержит русские полиции, чтобы бандиты могли оставаться безнаказанными. Так вот, в селе Шамилово открываются курсы, на которые нужно откомандировать всех местных полицаев. Там они пройдут курс политической и военной подготовки.
   Шменкель подождал, пока Коровин переведет его слова, потом посмотрел на часы и строго сказал:
   - Приказываю вам за полчаса собрать всех полицаев. У каждого должно быть оружие, боеприпасы и паек на трое суток. Вы лично будете сопровождать их на учение и сами примете в нем участие. Понятно?
   - Я вас прошу... - начал Румянцев. - Дело в том, что недалеко отсюда находятся партизаны, и если в селе не останется ни одного полицая, то... Разрешите обождать. Скоро староста Петухов вернется в село.
   - Как вы смеете?! - Шменкель стукнул кулаком по столу. - Вы не хотите выполнять приказ вермахта? Может, вы заодно с большевиками? Я прикажу как следует вас всех проверить! И тогда вас ничто не спасет!
   Румянцев застыл по стойке "смирно". Его уши пылали.
   - Я мигом, - затараторил он вдруг, - можете на меня положиться. - И по-военному повернулся кругом. Второй полицай пошел вслед за ним. Коровин что-то спросил Шменкеля по-русски.
   - Я вас не понимаю. Может, вы объясните мне это на моем родном языке? - переспросил его Шменкель.
   - А что, если подождать возвращения старосты? - повторил свой вопрос Виктор, на этот раз уже по-немецки.
   - Это невозможно.
   Фрицу и самому эта мысль не давала покоя, но он гнал ее прочь. Кто знает, вдруг Петухов вернется в село не один, а в сопровождении эсэсовцев. И тогда трое разведчиков попадут к ним, как мышки в лапы кошке. Фриц не стал ничего объяснять Коровину, так как этот дом был вражеской территорией, а у стен могут быть уши.
   - Мы должны уложиться вовремя. Идите проконтролируйте, как Румянцев выполнит мой приказ.
   В доме было жарко и душно, однако, даже оставшись один, Шменкель не решился расстегнуться. Он выпил залпом два стакана молока. За окнами маячила могучая фигура Рыбакова: он охранял дом на всякий случай.
   Томительно тянулось время. Шменкель вытащил из кармана коробку сигарет и закурил, глубоко затянувшись. "Что делать? - думал он. - Или, рискуя жизнью, ждать возвращения предателя Петухова, или же просто ограничиться захватом семи полицаев? Что сможет сделать без них Петухов? Стоит ли из-за одного предателя рисковать жизнью товарищей? Нет. Значит, мое решение правильное".
   Шменкель поймал себя на желании схватить старосту и эсэсовцев в лесу. Разумеется, мечтать о поимке Анкельмана нечего - вряд ли гауптшарфюрер разъезжает по оккупированной территории без усиленной охраны. Здесь шансов было очень и очень мало.
   Стук в дверь вывел Шменкеля из задумчивости. Не дожидаясь разрешения войти, на пороге появилась женщина. У нее были миндалевидные глаза и черные вьющиеся волосы, спадающие на плечи. Однако игривая улыбка и нездоровый цвет лица со множеством морщин сразу же подсказали Фрицу, что перед ним обычная потаскушка.
   Женщина поставила на стол тарелку со свежими огурцами, бутылку водки, положила кусок сала и тоном, не терпящим возражений, произнесла:
   - Я составлю вам компанию, господин офицер! Зовут меня Мариной.
   Шменкелю нетрудно было догадаться, что перед ним одна из любовниц старосты, которую сейчас подослали для обработки немецкого офицера. Выгнать ее Шменкель не мог - это сразу вызвало бы подозрение. Женщина уселась рядом со Шменкелем, и он невольно отметил, что под шелковой блузкой на ней больше ничего не было.
   Фриц усмехнулся:
   - Я охотно посижу рядом с такой очаровательной дамой. Но разве вас зовут не Марией?
   - Раньше так звали. - И женщина сделала красноречивый жест. - Я даже не помню, когда это было.
   Говорила она по-немецки довольно сносно. Натренированным движением одним ударом дна бутылки о скамейку - Марина вышибла пробку и разлила водку в стаканы.
   - За ваше здоровье, господин лейтенант!
   - Только один глоток. За гостеприимную хозяйку, - проговорил Шменкель. - Вообще-то я на службе не пью.
   Фриц с опаской поглядывал на женщину, которая все ближе и ближе придвигалась к нему. "Черт бы ее побрал, - думал Шменкель. - Хоть бы Виктор поскорее возвращался".
   Марина залпом опустошила свой стакан и вновь наполнила его.
   - Интересно, как посмотрит староста, если я проведу с вами время? спросил Фриц как ни в чем не бывало и подмигнул женщине.
   - Петухов? - удивилась Марина и залилась смехом.
   Потом, положив руки на стол, сказала:
   - Петухов - большая свинья, господин лейтенант. Очень большая свинья, и он мне ничего не посмеет сказать.
   Шменкель недоверчиво покачал головой, а Марина, глядя на него хмельными глазами, продолжала:
   - Они мне не верят. Да вы сами с ними познакомитесь. Господин гауптшарфюрер пообещал старосте целое состояние, если он поймает немца, который перешел на сторону партизан. А Петухов такой трус, что и сказать невозможно. Он храбрый только с беззащитными.
   В окне показалась голова Рыбакова. От удивления Петр вытаращил глаза, но тут же отшатнулся от окна.
   - А что, такой немец действительно есть или это придумали? - спросила Марина.
   - Есть такой. Я читал листовку о нем. Большевик! - Шменкель встал. Жаль, очаровательная фрау, но служба есть служба.
   Поправив портупею, Шменкель надел фуражку и вышел из дома. Сельская улица уже не была пустой в этот час: ребятишки возились в песке, у одного из заборов стояли две женщины, о чем-то оживленно переговариваясь.
   К Шменкелю подошел Коровин:
   - Все в порядке, господин лейтенант!
   За Коровиным подошли Румянцев и три полицая. Через несколько минут к ним присоединились остальные.
   Шменкель приказал построить полицаев и проверил у них оружие и патроны. Потом скомандовал:
   - Напра-во!
   Коровин шел во главе группы, Рыбаков - замыкающим, Шменкель - сбоку.
   Гуськом вышли из деревни и вскоре очутились на полянке, где, пользуясь редким случаем, отдыхали женщины. Увидев немцев и полицаев, они сразу же принялись за работу. Группа прошла мимо них и остановилась на опушке леса. Женщины удивленно смотрели вслед.
   Вдруг немцы, взяв автоматы наизготовку, громко крикнули:
   - Руки вверх! Бросай оружие!
   - Партизаны это! - сообразила какая-то крестьянка. - Вы только взгляните!
   Женщины увидели, что Румянцев на четвереньках ползет к Рыбакову. Встав на колени, он слезливо молил пощадить его. Ударом приклада Рыбаков заставил его замолчать и встать на ноги.
   Крестьянки очень удивились, так как партизаны, разоружив полицаев, не расправились с ними. Через несколько минут пленники под конвоем скрылись в чаще леса.
   На допросе полицаи, надеясь, что откровенность может их спасти, подробно рассказали о зверствах эсэсовцев и гестапо. А Румянцев сообщил, что в партизанскую бригаду имени Чапаева гестапо засылало своих агентов с заданием убить командира отряда, а немца Фрица Шменкеля схватить и доставить в гестапо. Но до сих пор, несмотря на большое вознаграждение, никто не сумел поймать "беглого немца".
   Партизанский суд приговорил всех семерых изменников Родины к смертной казни. Приговор был зачитан Васильевым перед строем партизан. Фриц присутствовал на казни и хорошо понимал справедливость приговора партизан. Невольно он вспомнил, как его арестовали, как нацистский суд приговорил его к заключению в концлагерь, и ему захотелось поскорее приблизить тот день, когда у него на родине рабочие вынесут такой же справедливый приговор всем врагам немецкого народа.
   После расплаты с предателями Дударев и Васильев еще некоторое время наблюдали за селом Скерино. Разведчику из отряда удалось поговорить с местными жителями. От него Шменкель узнал, что Петухов в ту ночь на лошади удрал из села. К вечеру того же дня в село прибыл отряд эсэсовцев с собаками. Эсэсовцы прочесали село, в здании полиции перевернули все вверх дном, но никого, разумеется, не нашли. Женщины, которые были невольными свидетельницами происшедшего на опушке леса, в своих показаниях, как одна, заявили, что ничего подозрительного в тот день в селе не заметили. Марину, которая призналась, что беседовала с немецким лейтенантом, задержали и увезли в город, в комендатуру. С тех пор в селе ее больше никогда не видели.
   А через несколько дней из соседних сел неожиданно исчезли несколько местных полицаев. Партизаны здесь были ни при чем. Видимо, после событий в Скерино полицаи сочли благоразумным заранее скрыться, чтобы не попасть в руки партизан. Среди крестьян много было об этом разговоров. Все почувствовали, что эсэсовцам и полицаям уже не бесчинствовать здесь безнаказанно, как прежде.
   * * *
   Сильный северо-восточный ветер раскачивал вершины деревьев. Под его могучими ударами стонал голый лес. Лужи затянул первый хрупкий ледок. Зима в том году пришла позже обычного.
   В землянке, где разместился штаб отряда, было тепло и уютно. Сюда только доносилось несмолкающее завывание ветра.
   Метрах в ста от землянки, на опушке, партизаны рыли могилу...
   На столе, сколоченном из голых необструганных досок, лежали документы погибших партизан, сверху - их партийные билеты. Николай Тимофеевич Мальцев был начальником разведки отряда "За Родину". Сейчас командир приложил к партбилету Мальцева листок, в котором перечислялись все его заслуги: после окончания войны листок может пригодиться родным. У Сергея Александровича Тихомирова не было никого из родных. Коровин рассказал Васильеву, что фашисты замучили мать Тихомирова, а сестру-подростка угнали в Германию.
   Отодвинув документы в сторону и подперев голову рукой, командир на миг задумался о том, что он напишет о Тихомирове. Какими выдающимися качествами комиссара, партийного руководителя обладал Тихомиров? Когда Васильев пришел в отряд, это был уже слаженный боевой коллектив, во главе которого стояли Просандеев и Тихомиров. После гибели Просандеева отрядом руководили Заречнов и Тихомиров, а затем он, Васильев, и Тихомиров. Комиссар был человеком большой души. Разве можно простыми словами выразить всю горечь утраты, рассказать
   Васильев еще раз вспомнил события, которые произошли в ночь на 30 ноября.
   Комиссару бригады Полуэктову и ему, Васильеву, было поручено разработать план нападения на гарнизон противника, находившийся в селе Терешино. Проведение этой операции диктовалось особой необходимостью.
   Осенью 1942 года партизанская борьба в Смоленской области достигла своей высшей точки, почти каждый день партизаны нападали на гарнизоны противника. В планировании и разработке этих операций принимали участие не только штаб бригады, но и командиры отрядов. Жизнь подтверждала, что объединенные операции силами нескольких отрядов более эффективны, что пора иметь свое "тяжелое оружие" в виде минометных подразделений. Время неожиданных налетов на врага прошло, теперь тщательно продумывалось любое нарушение коммуникаций противника, любой взрыв на железной дороге или взрыв моста. Ведь могло случиться так, что взорванный мост или железнодорожная ветка очень скоро понадобятся своим войскам. Положение на фронте изменилось в пользу Красной Армии, и это влияло на действия партизанских отрядов.
   ...Васильев внимательно следил, как желтый от табака палец Полуэктова движется по карте. Линия фронта, проходившая между Холмом и Орлом, потом поворачивала на восток, у Духовщины - на север, а на уровне Ржева делала поворот на юго-запад, выпрямляясь только у Кирова. Поставив кулак на этот участок карты, Полуэктов сказал:
   - Сюда немцы бросили свою девятую армию и части четвертой армии, а также третью танковую армию. Против них действуют войска наших Западного и Калининского фронтов, тесня гитлеровцев с трех сторон. По последним данным, которыми мы располагаем, наши войска прорвали оборону противника у города Белый. Бои развернулись в районе сел Турянка и Матренино.
   - Ну-ка, ну-ка! - Васильев нашел место, где находился его отряд. - Я полагаю, что в данной ситуации нам совсем нетрудно прорваться всей бригадой через линию фронта и соединиться с частями Красной Армии.
   - Фантазер ты! - не вытерпел Михаил Семенович. - Ты думаешь, я не знаю, какое настроение царит в отрядах? Не одному тебе хочется пробиться на восток через линию фронта. Думает, там вас торжественно встретят, зачислят в резерв: ешь кашу от пуза да грейся на печи. А то, что кругом противник, тебя не касается, да? - И он со злостью ударил кулаком по карте. - Не хватает только, чтобы мы выделили для вас почетный эскорт.
   В чем-то он был прав: в мечтах Васильев не раз переносился через линию фронта и видел себя в рядах Красной Армии.
   - А ты не кричи на меня! - ответил Васильев. - Все прекрасно понимают, что в первую очередь мы должны выполнить возложенную на нас задачу и помочь ликвидировать угрожающий Красной Армии выступ. Но пойми, наконец: каждый рад, что наши так близко. Неужели ты этого не понимаешь?
   Васильеву хотелось добавить, что партизан неплохо подбодрить, дать им отдохнуть, потому что за последние недели беспрерывных боев все сильно измотались. Но он ничего не сказал. Ведь комиссар и сам должен понимать это.
   Сейчас задача партизан оставалась прежней: нарушать коммуникации противника, связь войск, находящихся на передовой, с их тылами. Кроме того, нужно было уничтожить гитлеровский опорный пункт в Терешино, чтобы наступающие части Красной Армии без задержки развивали свой успех в юго-западном направлении.
   - Давай действовать, - сказал Васильев. - Предлагаю нанести главный удар из района Кулагино.
   План проведения операции был одобрен Морозовым и нашел поддержку у командиров всех подразделений. Приказ требовал выполнять план наступления с большой точностью.
   Вечером 29 ноября группа разведчиков во главе с Иваном Ивановичем вернулась в лагерь и доложила командованию, что фашисты отсиживаются в избах, выставив небольшое число наружных постов. К семи часам вечера партизанские отряды "Александр Невский" и имени Фурманова, выдвинувшись из района Кулагино и Прудище, устроили засаду. С востока фашистский гарнизон окружили отряды имени Котовского и "За Родину", с севера - имени Щорса и "Смерть фашизму".
   Свои две пушки партизаны незаметно выдвинули на огневые позиции на окраине села Холопово. Под покровом темноты, при сильном ветре, который заглушал все звуки, партизаны быстро и незаметно для противника заняли исходные позиции для наступления.
   В половине десятого вечера в штаб отряда сообщили, что все находятся на своих местах. А через две минуты по приказу Васильева красная ракета возвестила о начале операции. И в тот же миг тишина была взорвана орудийными разрывами и автоматной стрельбой. Все огневые средства партизан обрушились на гарнизон противника. Растерявшись от неожиданности, гитлеровцы не смогли организовать оборону.
   - Вперед! В атаку! Ура! - крикнул Васильев и выстрелил в небо вторую ракету, на этот раз зеленую.
   Партизаны отряда "Смерть фашизму" поднялись в атаку. Фашисты бросились к машинам, но попали под огонь партизан, находившихся в засаде. Однако были среди гитлеровцев и опытные фронтовики, которые не хотели отступать. Бой разгорелся упорный. Земля содрогалась от взрывов - это взлетали на воздух фашистские склады боеприпасов. Пламя пожаров разгоняло тьму, и было видно, что немцы, перебегая от дома к дому, отходят.
   Васильев на секунду остановился. Партизанские минометы все еще вели огонь. В воздухе пахло гарью.
   "Неужели минометчики не заметили второй ракеты?"
   Командир выхватил из кобуры ракетницу и выстрелил три зеленые ракеты. Огонь минометов прекратился. Одновременно затих и шум перестрелки, и Васильев услышал, как кто-то неподалеку от него крикнул:
   - Комиссара убили!..
   Васильев вспомнил, как он увидел Тихомирова, упавшего головой на вытянутую руку, еще сжимавшую автомат. Сначала командир подумал, что Тихомиров только контужен. Но, увидев окровавленный висок комиссара, Васильев понял, что это конец. Глаза комиссара были открыты, как у живого, и смерть его казалась нелепым недоразумением...
   Надев меховой жилет и подпоясавшись, Васильев вышел из шалаша. Стояла поздняя осень. Хмурое небо, голые деревья. Земля была серой и неприветливой. Погибших уже положили в гробы. Голова Тихомирова была забинтована, лицо строгое-строгое, губы плотно сжаты. Фуражку комиссара после взрыва разыскать не удалось, и потому на грудь ему положили другую, с новенькой звездочкой. Над гробами погибших приспущено Красное знамя, врученное отряду подпольным райкомом партии. У знамени стоял начальник штаба Филиппов с двумя партизанами. Напротив выстроился почетный караул из представителей всех партизанских отрядов.
   Васильев принял рапорт. Он хорошо обдумал свою речь. Сначала он говорил об операции:
   - В результате боев противник потерял триста солдат и офицеров. Уничтожено или повреждено пятьдесят семь грузовых машин врага. Нами захвачено большое количество оружия и боеприпасов, а также штабные документы из штаба дивизии, штаба батальона особого назначения и транспортной колонны. Удар по врагу был нанесен совместными действиями нескольких партизанских отрядов...
   Командир оглядывал партизан. В почетный караул были назначены бойцы, особо отличившиеся в бою. Вот стоит Спирин, ни один мускул не дрогнет на его лице. Партизан рядом с ним молча вытирает слезы. Вот и по щеке Рыбакова скатилась скупая слеза. Взгляд командира остановился на Иване Ивановиче. Глаза Фрица были сухи, похудевшее лицо бледнее обычного.
   Легкий ветерок разносил голос командира по всей поляне:
   - Наши товарищи, которые пали смертью храбрых в этом бою, были для нас примером. Николай Тимофеевич Мальцев, командир отряда, погиб...
   Васильев говорил о героизме погибших, а сам смотрел на Ивана Ивановича. Словно в кинематографе, с огромной быстротой промелькнул в памяти момент гибели Тихомирова.
   Комиссар как-то сказал о Шменкеле, что тот готов выполнить любое задание, никогда ни на что не жалуется и не корчит кислой мины, если что приходится ему не по вкусу.
   Тогда в ответ на эти слова Васильев только пожал плечами. Комиссар, однако, не успокоился и продолжал: "У Шменкеля никогда ничего не болит. Шменкель никогда не устает. Кроме приказа, который ему отдаешь ты, он еще сам отдает себе приказ. Он, мужественно борется против фашистов и готов бороться за каждого своего соотечественника, который мог бы перейти на нашу сторону. Именно поэтому Шменкель всегда готов выполнить любое твое задание, но ты не должен бесконечно пользоваться этой его готовностью..."
   Стараясь говорить спокойно, Васильев продолжал:
   - К сожалению, товарищ Тихомиров не оставил нам на память ни фотографии, ни каких-либо записей. Вся жизнь Тихомирова была отдана службе Родине. Мы, товарищи, были для него родной семьей, это о нас с вами он заботился. Он знал каждого из нас лучше, чем мать знает своих сыновей...
   Ветер шумел в кронах деревьев, играл полотнищем Красного знамени, бросал редкие снежинки на лица погибших.
   - Над гробом наших товарищей мы не будем давать громких клятв. Партизан клянется один раз. Мы обещаем нашему Сергею Александровичу жить и бороться, как это делал он сам. Будем беспощадны к врагу, будем сердечны к своим товарищам по борьбе, будем строги к самим себе. Мы никогда не забудем о той ответственности, которая лежит на нас.
   Командир снял фуражку и склонил голову перед погибшими.
   Гробы опустили в могилу, и комья сухой земли забарабанили по крышкам.
   В свои подразделения партизаны возвращались молчаливые я притихшие.
   Сибиряк и Шменкель забили в землю дулом вниз трофейный немецкий автомат. Васильеву невольно подумалось, как много еще партизанских могил придется им вот так обозначать и сколько могил останутся безвестными...
   События последующих недель развивались стремительно. Под Новый год командиров подразделений и комиссаров собрали в штабной землянке, чтобы зачитать новогодний приказ.
   Радист Саша Ковалев поймал Москву. Передавали сводку Совинформбюро. В сводке сообщалось о результатах шестинедельного контрнаступления советских войск под Сталинградом. Командир бригады Морозов рассказал, как Котельниково было освобождено войсками Сталинградского фронта, который затем соединился с войсками Донского фронта, окружив 6-ю немецкую армию.
   - Успешно действуют и войска Западного фронта, которые во взаимодействии с партизанскими отрядами во многом способствовали успеху войск, действовавших под Сталинградом и на Дону. Я прошу вас, товарищи, передать благодарность всем партизанам за их самоотверженную борьбу, борьбу очень важную и решительную. Не напрасно пролита кровь восьмидесяти пяти партизан бригады имени Чапаева, которые пожертвовали своей жизнью во имя освобождения Родины.
   Память павших партизан почтили минутой молчания. Фриц Шменкель стоял у самого входа, не понимая, зачем его, рядового партизана, Васильев пригласил на совещание командиров.
   "Может, командир, - Думал Шменкель, - просто решил отметить меня за умелые действия, но ведь так действовал не я один".
   Затем был зачитан приказ Верховного Главнокомандующего, в котором говорилось о том, что позади многие месяцы тяжелых кровопролитных боев и скоро для советского народа настанут радостные дни.
   Фриц присел на ящик рядом с адъютантом Морозова, пожилым партизаном. Может, он и не был таким, только борода старила его.
   Партизан ткнул в ящик ногой и прошептал:
   - Это летчики нам доставили. Не забыли своих. Увидишь, что там, так глаза вытаращишь.
   Разговор тем временем зашел о том, что надо отправить партизан по селам, чтобы они рассказали жителям о последних новостях с фронтов и вместе с ними отпраздновали Новый год.
   "Интересно, - подумал Шменкель, - в какое село пойдет наш отряд и встретим ли мы там своих старых друзей?" Он уже давно не чувствовал себя среди партизан чужим, да и приближающийся Новый год был совсем не похож на прошлый.
   Когда совещание закончилось, командиры подразделений стали спешно прощаться, надевать ватники и полушубки, чтобы поскорее поделиться с бойцами новостями с фронта.
   Фриц встал с ящика. Адъютант откинул крышку, и Шменкель увидел бутылки.
   - С Большой земли мы получили новогодний подарок, - улыбнулся Морозов.
   Васильев подозвал Шменкеля, и Фриц хотел выйти вместе с ним, но на его плечо легла чья-то рука.
   - Сегодня вы останетесь у нас, Иван Иванович. Для вас у меня тоже кое-что имеется, - сказал ему капитан Дударев.
   Они пошли к землянке начальника разведки. Ветер дул в спину, помогая идти. В землянке капитана было тепло, у печки грелся радист. Как только они вошли, он встал и вышел.
   Дударев сел к столу, пригласил и Фрица присесть.
   - Вы, наверное, помните, - начал капитан, - как однажды летом, когда вы были ранены, я говорил вам о специальном задании. Правда, с того момента прошло довольно много времени... Хочу вас предупредить: все, что я сейчас скажу, совершенно секретно. Ваш командир будет предупрежден, чтобы не было ненужных разговоров.
   - Слушаюсь!
   Шменкеля несколько обескуражил чересчур официальный тон капитана. После дружеской атмосферы совещания в землянке Морозова голос капитана казался слишком строгим.
   - Противник намеревается в ближайшее время нанести нашей бригаде массированный удар, - продолжал капитан безо всякого перехода. - Документы, захваченные нами в селе Терешино, подтверждают это. Но нам известно больше: команда полевой жандармерии, возглавляемая капитаном Вейнсбахом, с комендатурой в селе Вадино увеличилась вдвое. Эсэсовский карательный отряд гауптшарфюрера Анкельмана вырос до целого батальона. Кроме того, в район прибыли многочисленные отряды СС и гестапо. Примерно то же самое можно наблюдать и в районе Батурино. Основные силы враг концентрирует в Духовщине. Приведена в боевую готовность целая кавалерийская бригада СС особого назначения. Вы понимаете?
   Шменкель все понимал. Присутствие здесь кавалерии свидетельствовало о. том, что гитлеровцы задумали серьезную карательную операцию.