Нейгауз Вольфганг. Его называли Иваном Ивановичем

   Фриц сел к столу и, достав краюху хлеба, разломил ее, подав хозяйке большую часть. Затем отпил глоток самогону.
   - Чудно, - проговорил он, с трудом подыскивая нужные слова. - От одних немцев ты прятала самогон, а другому немцу даешь. Ты ведь знаешь, что я тоже немец?
   Женщина только махнула рукой:
   - Ты коммунист?
   - Комсомолец, отец у меня был коммунистом.
   - А сейчас он чем занимается?
   - Убили его. Полиция его застрелила.
   Женщина тяжело вздохнула:
   - Мой муж - человек мирный, а вот сейчас он тоже в лесу, у партизан. Зовут его Андреем Семеновичем Демидовым. Может, встретишься с ним? Тогда передай ему привет от меня и скажи, что я жду его.
   Женщина немного помолчала.
   - Ну и что из того, что ты немец? Не это важно, родину-то ведь не выбирают. Ведь ты был немецким комсомольцем...
   Женщина сидела в ночной рубашке, поверх которой был накинут полушубок, две тяжелые косы заброшены за спину. Только сейчас Фриц заметил, что женщина была еще молода и хороша собой. Шменкель удивился, как быстро и точно она охарактеризовала его.
   - Я все время думал, как мне тяжело чувствовать себя немцем, а ты вот сказала несколько слов, и все стало ясно.
   Фриц улыбнулся.
   - Я вот только сейчас заметил, что ты еще молодая и симпатичная. Как тебя зовут?
   - Марфа Степановна.
   - Ну за твое здоровье, Марфа!
   Шменкель выпил стопку и закусил хлебом.
   Женщина заговорила снова:
   - Ваш комиссар советует уйти всем в лес. Построить там землянки и забрать стариков и детишек. Комиссар опасается, что фашисты, захватив село, сожгут его дотла, а нас всех расстреляют.
   Фриц почувствовал, что женщина будто советуется с ним. "Конечно, ей жаль оставлять дом. А может, она думает, что комиссар преувеличивает опасность?"
   - Комиссар прав, - ответил Фриц. - Сюда могут прийти эсэсовцы или какая-нибудь полицейская часть. Эти не пощадят ни детей, ни стариков.
   Фриц закурил и продолжал:
   - Забирай своих детей и уходи в лес. Конечно, жить в лесу нелегко, но там вас никто не тронет. Дичи в ваших краях много, так что не пропадете.
   - Комиссар то же самое говорит. Для начала обещает дать нам лошадей и продовольствие. И оружие тоже.
   - Уходи, Марфа, уходи! Забирай детей и уходи.
   Хозяйка убрала со стола посуду и спросила:
   - Ну как, партизан, теперь заснешь?
   - Конечно.
   Погасив свет, хозяйка легла спать.
   Через два дня партизанская разведка доложила, что фашисты группируют на шоссе крупную колонну, которая, видимо, после обеда прибудет в Комарово.
   Командир отряда еще раз все проверил и приказал бойцам после обстрела колонны противника обязательно навязать ему ближний бой, а затем перейти врукопашную.
   Шменкель вместе с Петром Рыбаковым устроились в сарае на краю села. Задача у всех партизан была одна - не пропустить в город ни одного фашиста. Марфа Степановна дала Фрицу кусок красной материи, и он сделал себе красную повязку на рукав, какие носили партизаны.
   После обеда разведчики сообщили, что фашистский обоз находится километрах в семи от села. Волнение партизан росло с каждым часом. Комиссар лично обходил боевые позиции и наказывал бойцам, чтобы они смелее переходили врукопашную.
   - Нельзя давать противнику опомниться, - повторял Тихомиров.
   Командный пункт Просандеева был оборудован на вершине холма в бывшем клубе. Отсюда хорошо просматривались и дорога, и почти все село. Здесь же находились посыльный и пулеметчик.
   Тихомиров стоял рядом с командиром и наблюдал.
   Картина была самая мирная: деревня как деревня, из труб вился дымок, во дворах тявкали собаки. Только вот людей нигде не видно. Но к этому оккупанты уже привыкла: при их появлении все живое обычно пряталось, а двери запирались на засов.
   - Пока ничего не видно, - проговорил командир.
   - Они не заставят долго ждать, - заметил комиссар и опять стал смотреть на дорогу.
   Вдруг он тихонечко присвистнул.
   - Что случилось?
   - Сани.
   Просандеев тоже увидел сани с одиноким седоком в тулупе.
   - Смотри-ка! Немцы, видно, кое-чему уже научились и высылают вперед наблюдателя. Ну что ж, его-то мы пропустим, не спугнем.
   - Подожди-ка. - Тихомиров поднес бинокль к глазам и неожиданно громко рассмеялся: - Глазам своим не верю. Ведь это твой дед катит из Курганово! И передал бинокль командиру: - Посмотри, убедись сам.
   Командир сразу узнал знакомого деда.
   - Скачи ему навстречу. Пусть поторапливается, а то, чего доброго, приведет фашистов на хвосте, - приказал Просандеев посыльному.
   Предупреждение было своевременным. Как только старик въехал в село, на шоссе показалась колонна гитлеровцев.
   - Товарищ командир, прибыл с важным сообщением, - обратился дед к Просандееву.
   - Только не сейчас. Видишь, мы приготовили здесь тепленькую встречу фашистам.
   - Это я прекрасно вижу, товарищ командир.
   - Тогда иди в погреб.
   - Что-о-о?! - совсем не по-военному воскликнул старик. - Я тоже умею стрелять.
   Только теперь все увидели, что у деда был с собой дробовик.
   - Что ты собираешься делать со своим ружьишком? - не без иронии спросил Тихомиров. - Сбивать пуговицы у немцев с шинелей?
   Дед обиделся и проворчал:
   - Подожди, посмотришь, на что способно охотничье ружье!
   Но на старика больше никто не обращал внимания, так как передние сани гитлеровцев уже подъезжали к околице.
   Шменкель из своего укрытия всю дорогу видел как на ладони. Метрах в ста пятидесяти дорога делала небольшой поворот, но там был командный пункт: пулемет командира возвестит о начале атаки.
   - Немцы уже едут, разве ты не видишь? - прошептал Рыбаков.
   В морозном воздухе отчетливо слышался скрип множества саней, Вот из-за поворота показались первые сани, за ними вторые, третьи... Сани приближались, росли в размерах. Солдаты, сидевшие в санях, были закутаны до самого носа, воротники шинелей подняты. Немцы били в ладоши, стараясь как-то согреться.
   Шменкель изготовился для ведения огня, взяв на прицел первые сани. В руках у него был трофейный автомат. Сани подъехали так близко, что Фриц хорошо видел посиневший нос фашиста. Но команды стрелять все еще не было. Фриц уже боялся пропустить первые сани, которые ехали от него метрах в пятидесяти.
   И в этот момент началось. Шменкель, увидев сноп трассирующих пуль, летящих со стороны КП, начал бить из автомата по саням. Солдаты попадали в снег. Испуганная лошадь рванулась в сторону, но тут же запуталась задними ногами в постромках соседних саней. Стрельба со всех сторон ошеломила гитлеровцев.
   Шменкель выскочил на улицу. Из домов и сараев, стреляя на ходу, бежали к дороге партизаны. Гремело громкоголосое "ура".
   В кустах Фриц заметил нескольких немецких солдат. Он расстрелял их длинной очередью, но, когда нажал спусковой крючок еще раз, автомат молчал: магазин был пуст. Тогда Фриц настиг убегающего от него офицера и со всего маху ударил его прикладом по голове.
   Не останавливаясь, Шменкель бежал дальше. Подобрав валявшийся на снегу немецкий пулемет, он начал стрелять в убегающих гитлеровцев...
   Через десять минут все было кончено. Наступила тишина. Постепенно из погребов и подвалов начали выходить местные жители. Напрасно Шменкель пытался увидеть на их лицах злорадство. Для них этот бой был ни больше ни меньше как справедливой расплатой с гитлеровцами. И это возмездие русские несли с достоинством и гордостью.
   Фриц забрал ручной пулемет убитого офицера и стал искать своего друга Рыбакова. Петр оказался неподалеку, он уже разгружал одни сани. Слышалась команда взводных командиров. Просандеев с комиссаром и дедом-связным медленно обходили поле боя. Вскоре местные жители, те, кто был в засаде, привели пятнадцать пойманных лошадей.
   - Ты обещал дать нам оружие, командир, - сказал один из крестьян, обращаясь к Просандееву, - а то с охотничьими берданками много не навоюешь.
   - В первую очередь необходимо укрыть в надежном месте трофеи. Все жители сегодня же должны покинуть село и уйти в лес.
   Во дворе правления колхоза складывали отбитое у фашистов добро: мешки с мукой и картофелем, птицу, меха, шубы, ковры, посуду и даже постельное белье. Двое саней целиком были нагружены бутылями с самогоном.
   У саней с самогоном стоял шум и гвалт. Оказалось, что кое-кто из партизан захотел было прихватить с собой несколько бутылок, но доктор Кудинова и две медсестры мужественно защищали сани.
   - Ах ты, рыжая сатана! - кричала хрупкая на вид Кудинова на здоровенного партизана. - А что я с тобой буду делать, если тебя ранят? Рану нечем будет обработать! Уходи отсюда! Понял?!
   Однако великан не уходил и жалобно просил:
   - Дорогая вы наша докторша, сердца у вас нет, что ли? Хотя бы в качестве премии дали поллитровочку!
   Неизвестно, чем бы закончился этот спор, если б не свисток командира, звавший всех на построение.
   Отряд построился. Командир принял доклады взводных. Оказалось, что у партизан имеются лишь легкораненые, и то несколько человек.
   - Смирно! - скомандовал Просандеев и, обведя взглядом бойцов, сказал: - Товарищи партизаны! Вы мужественно сражались с врагом. Противник понес большие потери. Вы воочию убедились, что немецкую армию можно побеждать. Но для нас это только начало борьбы. Нескольким фашистам все же удалось бежать в Сафонова. Там они, конечно, поднимут по тревоге весь гарнизон. Так что работы у нас много. Смерть фашизму! Ура!
   Раздалось громкое "ура". Партизаны хорошо знали своего командира: он был храбр в бою, но речи говорить не любил и обычно поручал это своему комиссару. И уж если сейчас Просандеев обратился к партизанам с речью, значит, командира переполняла радость победы.
   Комиссар в это время вел переговоры с жителями села и комсомольцами. Отбитые у фашистов трофеи были так велики, что отряд не мог забрать с собой и четвертой доли. Из тридцати захваченных; у гитлеровцев лошадей в отряд взяли только десять да пятеро саней, груженных продовольствием.
   - Все остальное берите себе, - сказал комиссар. - Зерно вам будет очень кстати. Село ваше фашисты наверняка сожгут. Сеять пока придется где-нибудь в лесах на полянах и просеках, так что забирайте с собой плуги и сеялки. Оружие мы вам тоже дадим...
   Вскоре к беседующим подошел и Просандеев. Крестьяне благодарили партизан за помощь.
   - По нашему партизанскому обычаю после такого боя не мешало бы выдать по чарке водки. Как ты думаешь, Сергей Александрович? - обратился к Тихомирову командир.
   - А если гитлеровцы сегодня же нападут на нас? - со своей стороны спросил комиссар.
   Просандеев улыбнулся:
   - Сегодня они этого при всем желании не смогут сделать.
   Комиссар провел ладонью по лбу:
   - А откуда тебе это известно?
   - Потому что я знаю фашистов.
   Просандеев вытащил из планшетки карту.
   - Сегодня вечером они будут только совещаться. Представь себя на месте противника. В Комарово засела сильная группа партизан, или бандитов, как они нас называют... Это мы-то бандиты? По их мнению, бандиты - опасный, но трусливый противник. Гитлеровцы, конечно, полагают, что мы уже ушли из села.
   - Ну а дальше что?
   Командир скрутил цигарку и закурил.
   - Фашисты считают, что мы уже ушли из деревни, бросив население на произвол судьбы. Что они сделают? Через несколько дней пришлют карательный отряд или отряд полицейских, чтобы спалить село и уничтожить жителей.
   - Ты мне лучше ответь на мой вопрос. Почему они не нападут на нас сегодня?
   - Почему? Почему? - начал сердиться командир. - Потому что они боятся, а вдруг мы заминировали шоссе! Вот мне и Шменкель рассказывал, что гитлеровцы не осмеливаются появляться по ночам... Пойми же ты наконец, что они действительно боятся нас.
   Тихомиров не выдержал и улыбнулся, но тут же строго спросил:
   - Где выставлены наши посты?
   - Один двойной пост - в семи километрах от Сафоново, а дальше - через каждые два километра. Тут только одна дорога, по которой могут появиться гитлеровцы!
   Комиссар еще раз улыбнулся:
   - Раздачу спиртного поручи доктору, если, конечно, надумаешь.
   Марфа Степановна расцеловала Фрица в обе щеки и, улыбнувшись, сказала:
   - Ну, счастливого тебе пути, партизан! И не забудь передать привет мужу, если где его встретишь.
   Так же сердечно она простилась с Рыбаковым и Коровиным и вышла. Женщина ловко вскочила в сани, где уже сидели ее дети, и, крикнув на лошадей, дернула вожжи. Сани покатились со двора.
   Один за другим крестьяне покидали село. Кто сидел в санях, кто деловито вел лошадь под уздцы. Это небольшое село было для них родиной. Многие родились здесь и. никуда дальше Сафоново или Смоленска не выезжали. И вот теперь они покидали родное гнездо. Никто не плакал. Никто не оглядывался, и отнюдь не потому, что они не надеялись сюда вернуться. Просто сейчас это было для них прошлым. Война осиротила их село, принесла страх и беспокойство, но не согнула этих людей. И сейчас они уходили для того, чтобы вернуться.
   Шменкель с грустью смотрел вслед удалявшимся саням. Партизанам было невесело. Все молчали. Фриц понимал, что сейчас всё, видимо, вспоминают своих близких, жен, невест, детей, судьба которых, быть может, сложилась так же. Когда деревню покинули все жители, партизаны стали расходиться по домам. И только выданные им сто граммов понемногу развеяли грустное настроение.
   Дед из Курганово тоже стоял в очереди за чаркой. Когда черед дошел до него, он затараторил:
   - Вообще-то мне положено не сто, а целых триста граммов, потому что я в три раза старше этих зеленых юнцов, которых еще молоком поить нужно. Ну уж ладно, я выпью только двести, свои сто граммов мне комиссар отдал.
   Все это старик придумал не сморгнув глазом, но строгая докторша как ни в чем не бывало вылила в трофейный котелок деда только две манерки.
   Выпив, старик раскраснелся и, сдвинув меховую капелюху на затылок, уселся среди партизан.
   - Смотрите, наш дед еще орден схватит, - заметил пулеметчик. - Я как сейчас вижу, как он пришел к комиссару со своим дробовиком, с которым, наверное, еще Адам в раю ходил на охоту. Когда же фашисты стали приближаться и командир скомандовал: "Огонь!", я застрочил из пулемета и совсем забыл про деда. Смотрю, а старик-то рядом со мной. Целится так спокойно, а потом как трахнет, да так, будто под домом мина разорвалась. Когда дым рассеялся, гляжу - на шоссе убитый фашист лежит.
   Пока пулеметчик рассказывал, старик сидел молча и только посмеивался, а потом проговорил:
   - Эх, молодо-зелено. Да неужели старый охотник не справится с фашистской сволочью? У меня такая дробь, что любого свалит. Я еще в гражданскую таким манером не одного беляка на тот свет отправил. - Старик хитро улыбнулся. - Есть у меня теперь трофей, карабин фашистский. Вот заберу его домой, смажу как положено, заверну в холстину и пусть себе лежит, пока не понадобится.
   - Я тоже у одного прихватил винтовку, - вставил кто-то из партизан. Только прицел какой-то странный.
   Увидев винтовку, Шменкель, который до этого сидел молча, встал и, взяв оружие в руки, сказал:
   - Эта винтовка с оптическим прицелом, а на стволе даже глушитель имеется, чтобы звук выстрела был не очень сильным. - Разобрав винтовку, Фриц объяснил партизанам назначение отдельных частей. - У кого отобрали эту винтовку?
   - У одного офицера.
   - Ага. - Шменкель задумался. - Наверное, это собственное оружие офицера. Видно, хотел поохотиться в здешних лесах.
   - А ты, я вижу, неплохо разбираешься в оружии, - удивился Петр.
   - И всегда интересовался техникой, - ответил Фриц, собирая винтовку.
   Заметив на себе внимательный взгляд деда, Шменкель добавил:
   - Сама по себе винтовка - это еще не все. Главное, в какие руки она попадет.
   И он сел на свое место.
   Партизаны вновь стали спрашивать о винтовке. Он отвечал на вопросы, сопровождая рассказ показом. Никто и не заметил, как исчез дед.
   Через полчаса Шменкеля вызвал командир. Войдя в комнату, Фриц сразу почувствовал что-то неладное. Тихомиров стоял у окна и нервно постукивал пальцами по стеклу. Дед сидел какой-то насупленный.
   - Садись, Фриц, - по-дружески, но без своей обычной улыбки предложил Просандеев.
   Шменкель, ничего не понимая, переводил взгляд с одного на другого.
   - Я слышал, - начал командир, - что ты только что объяснял ребятам устройство снайперской винтовки?
   - Да.
   - Это хорошо. Очень хорошо. Многие партизаны не умеют владеть немецким оружием, а мы обязаны научиться этому. Сегодня ты захватил в бою пулемет?
   Шменкель кивнул:
   - Так точно, товарищ командир.
   - Ты хорошо знаешь оружие?
   - Меня этому учили.
   - Что это за пулемет?
   - Пулемет МГ-34. Он используется и как ручной, и как станковый. Может применяться и для стрельбы по воздушным целям.
   Коровин переводил слова Фрица.
   - У нас есть несколько таких пулеметов и патроны к ним тоже есть в достаточном количестве, - сказал Просандеев. - Комиссар предложил назначить тебя инструктором, чтобы ты научил партизан обращаться с трофейными пулеметами.
   - Слушаюсь, товарищ командир.
   Шменкель встал, полагая, что разговор окончен. Однако Просандеев сделал знак рукой, и Фриц снова сел.
   Комиссар перестал барабанить по стеклу и, повернувшись, проговорил:
   - Товарищ Шменкель, мы получили печальное известие. Вот дед, комиссар кивнул в сторону старика, - сообщил нам, что в Паделище прибыл карательный отряд. Лесник Порутчиков арестован, а его дом сожжен. Лесника фашисты увезли в Заборье, где, наверное, и повесили.
   Шменкель молчал, лицо его побледнело.
   - Здесь, видимо, пахнет изменой, - предположил Просандеев. Порутчикова пытали, но он ничего не сказал.
   Комок застрял у Шменкеля в горле. Сергей Михайлович Порутчиков прятал его от немцев. Ему Фриц обязан жизнью. И вот он, Фриц, стал причиной его гибели.
   - Разрешите мне, товарищ командир, самому расправиться с предателем...
   - Пока он нам еще не известен. Но если узнаем, ему от нас не уйти.
   Когда Фриц вернулся к товарищам, все невольно замолчали: такое грустное у него было лицо.
   Просандеев развернул на столе карту.
   - В Доме культуры нужно установить пулемет. Обзор оттуда превосходный, в случае чего позицию можно сменить. - Командир провел пальцем по карте. Вот по этой дороге каратели поедут в село. Вот здесь мы должны их встретить, укрываясь за домами. Для этого нам достаточно взвода. Остальные два взвода займут круговую оборону, так как фашисты наверняка окружат село.
   Тихомиров внимательно слушал объяснение командира.
   - Нам нужно иметь в виду, - продолжал Просандеев, - что противник постарается получить поддержку из Сафоново. Бой будет нелегким. Эсэсовцы сражаются упорно.
   Комиссар перебил Просандеева:
   - Я думаю, Иван, Шменкелю нужно дать МГ-34 и двух человек.
   - А ты понимаешь, что он сразу же привлечет на себя огонь противника?
   - Разумеется, понимаю. В этом и будет заключаться его задача.
   - Гитлеровцы здесь будут опасные...
   - Не опаснее, чем где-нибудь еще.
   - Да, конечно.
   - Я удивляюсь тебе, Иван, - проговорил Тихомиров. - Ты не соглашаешься с моим предложением, а потом опять скажешь, что я не доверяю Шменкелю.
   - Глупости. Разве ты не видел, как он сегодня вел себя в бою?
   - Видел, как же не видел. Он ухлопал офицера. Только сделано это было довольно легкомысленно.
   - А если его убьют? - быстро спросил командир.
   - Завтра с таким же успехом могут убить и тебя, и меня, и любого другого. На то она и война, - отрезал Тихомиров. - Наша же задача заключается в том, чтобы вести борьбу с противником и нести при этом как можно меньше потерь. А для этого нужно уметь правильно расставить силы, и прежде всего хорошо знать своих людей...
   - До сих пор в мои обязанности входило планировать предстоящую операцию! - резко сказал Просандеев.
   Тихомирову пришлось выслушать упрек командира, однако комиссара не так-то легко было склонить на свою сторону, и он спокойно ответил:
   - Это и сегодня входит в твои обязанности. Однако я тоже обязан дать тебе совет. Дело это серьезное, и его нужно спокойно обсудить.
   Оба сердито посмотрели друг на друга и вдруг рассмеялись.
   - Ну, валяй, Сергей, дальше, - согласился командир.
   - А ты обратил внимание, какое было лицо у Шменкеля, когда он услышал о смерти Порутчикова? - спросил Тихомиров. - Известие потрясло его, и он в какой-то мере считает себя виновным в гибели лесника - ведь Фриц скрывался в его доме. Я думаю, что, если мы дадим Шменкелю ответственное задание, которое потребует от него напряжения всех сил, мы только поможем ему.
   - Понимаю, психологический маневр, - сказал командир.
   - Я думаю не только о завтрашнем бое. Шменкель хорошо знает привычки своих соотечественников и лучше, чем кто-либо другой, сообразит, как в каком случае нужно действовать. Мы убедились, что он умеет быстро ориентироваться в бою. У него есть все данные для того, чтобы со временем стать хорошим разведчиком. Единственное, что мне в нем не понравилось, так это его легкомыслие. Я сам с ним завтра поговорю, и, если он правильно меня поймет, мы дадим ему ответственное задание.
   Тихомиров встал и потянулся. От него не ускользнула насмешливая улыбка командира.
   - Я знаю, ты рад, что не обманулся в Шменкеле.
   - Рад. И не только этому. Рад, что и ты начинаешь проникаться к нему доверием. Хорошо, Сергей, сделаем так, как ты предлагаешь.
   Просандеев вздохнул и добавил:
   - Да, денек будет горячий.
   Вторым номером у пулемета назначили долговязого парня лет двадцати по имени Степан. У него были волосы цвета спелой ржи и продолговатое лицо. Он ловко подтаскивал на позицию мешки, набитые мокрыми опилками, и ленты с патронами. Степан постоянно напевал себе что-то под нос, словно готовился не к бою, а к свадьбе.
   Часа через два пулеметное гнездо было полностью оборудовано. Шменкель не без удовольствия осмотрел позицию, которая понравилась даже самому Просандееву.
   Когда командир ушел, Фриц сказал Степану:
   - Степан, наша задача - отвлечь на себя огонь противника и во что бы то ни стало удерживать позицию. Степан внимательно посмотрел на Фрица.
   - Если со мной что случится, - продолжал Шменкель, - второй номер обязан немедленно заменить меня. Понимаешь? А теперь давай потренируемся.
   Они несколько раз менялись местами, и Степан направлял пулемет на различные объекты.
   Фрица беспокоила только одна мысль: не будет ли у противника орудий. Если будут, тогда надежды остаться в живых почти нет. Но думал он об этом так, словно его лично это нисколько не касалось.
   Через час в селе появился посыльный. Командир вышел ему навстречу и принял донесение. Условным сигналом Просандеев дал партизанам знать, что эсэсовцы приближаются к селу.
   Партизаны быстро заняли свои позиции.
   Прошло меньше часа, и Степан доложил Шменкелю:
   - Я вижу их... Вон там!
   Фриц удивился собственному спокойствию. В нем сейчас было только одно желание - стрелять, убивать фашистов, которые сеяли смерть на этой земле.
   Гитлеровцы медленно приближались к селу. В первых санях сидел мужчина в телогрейке, на голове - меховая шапка. Вторые сани ехали на некотором расстоянии от первых. В них сидели немецкие автоматчики.
   - Что такое? - удивился Степан, - Почему в первых санях нет солдат?
   - Боятся, не заминирована ли дорога, - ответил Фриц.
   Наблюдая в бинокль, Шменкель разглядел, что первые сани нагружены камнями. Фриц посчитал, сколько саней двигалось в колонне. Противник явно превосходил партизан в силе. Шменкель сосредоточил все внимание на эсэсовцах. Местность перед ним лежала как на ладони: укатанная лента дороги, дома в снежных шапках, а дальше чернела полоска леса. На фоне снега гитлеровцы были видны особенно четко.
   - А ведь в первых санях наш, пленный красноармеец, - толкнул Фрица Степан.
   - Пожалуй, так оно и есть. Смотри не отвлекайся.
   В ста метрах от села эсэсовцы остановились. Первые сани тоже встали. Гитлеровский офицер внимательно осмотрел село в бинокль, но, видимо, ничего особенного не заметил: деревня как деревня, жители сидят по домам, топят печки.
   И вот уже сани начали разъезжаться в разных направлениях, окружая село. Сначала кольцо окружения было большим, но постепенно оно стало сужаться. Автоматчики соскочили с саней и пошли цепью. Было ясно, что они не собираются выпустить из села ни одной живой души. Каратели шли уверенно: такую "чистку" им приходилось делать не впервые.
   Сани въехали в село и остановились на площади перед зданием сельсовета. Эсэсовцы вылезли из саней. Они двигались не спеша, чувствуя себя как дома.
   И в этот момент ударила длинная очередь. Эсэсовский офицер свалился на землю. Защелкали ружейные выстрелы, послышались взрывы ручных гранат. Шменкель внимательно наблюдал за происходящим.
   Среди гитлеровцев началась паника. Перепуганные лошади рванули сани и бешено помчались, круша все на своем пути.
   На площади разгорелся бой. На земле валялись мертвые гитлеровцы и убитые лошади. Однако некоторым фашистам удалось убежать на огороды. Окопавшись, они открыли ответный огонь.
   Степан лежал за пулеметом и не сводил глаз с цепи автоматчиков, которая, казалось, застыла на месте. Автоматчики слышали стрельбу на площади, но из-за домов не могли видеть, что там происходит. Однако вскоре автоматчики стали приближаться к селу. Они уже не шли, а бежали.
   Шменкель дал по ним первую очередь. Он хорошо видел, как несколько солдат упали в снег и больше не поднялись.
   Фриц дал еще одну очередь. Послышались крики гитлеровцев. Значит, и на этот раз он не промахнулся. Фриц зло усмехнулся и стал выпускать одну очередь за другой. Сменив ленту, он вновь открыл огонь по черным фигуркам, залегшим на снегу.