Страница:
Графин, полный мартини, покрылся капельками влаги. Шу наполнила бокалы почти до краев и сразу же выпила свой до дна, закусив только крохотной маслиной. Они болтали и смеялись. Шу так и сыпала всякими историями, касавшимися, как она выразилась, ее «идиотской профессии»: о поведении начальства, о капризах организаторов передач, о скандальных случаях из жизни артистов. Им стало совсем легко друг с другом, как когда-то, два года назад.
А потом Шу замолчала и долго вглядывалась в лицо Кейси.
— Вот мы беседуем, полковник, как самые близкие друзья, — начала она. — Но женский инстинкт подсказывает мне, что ты пришел сюда совсем не ради моих прекрасных глаз. Я читаю это на твоем открытом, честном лице. Тебе нужно что-то другое. Ну, говори, в чем дело?
Кейси засмеялся. Доказательства были налицо: она уже выпила два бокала, а его бокал все еще стоял наполовину полный.
— Я знал, что ты рано или поздно разоблачишь меня, Шу, — сказал он. — Я приехал в Нью-Йорк, чтобы кое-что разузнать, и думал, что ты захочешь мне помочь. Но все это должно остаться между нами.
— Милый мой, — ответила она, — я не имею ни малейшего понятия ни о бомбах, ни о тех штучках, в которых люди носятся вокруг земли. А если ты один из этих контрразведчиков, то я, слава богу, не знакома ни с одним русским.
— Это политическое дело, Шу, — сказал Кейси. Он знал, что тут нужна осторожность, и заранее продумал все, что скажет ей. — Жизнь в Вашингтоне очень сложна, и иногда военным приходится выполнять задания, не имеющие ничего общего с пушками или ракетами.
— Это я хорошо знаю, золотце.
— Одним словом, я выполняю небольшое секретное поручение группы демократов, которые опасаются, что генерал Скотт, мой шеф, попытается выставить свою кандидатуру против президента Лимена на предстоящих через два года выборах.
— Ой как интересно! — Шу подвернула под себя ноги и подняла сигарету, словно дирижерскую палочку. — Спрашивай меня поскорее.
— Обещаешь, что весь наш разговор останется в тайне?
— Что за вопрос? На службе меня зовут Мисс Ни гугу. А мне давно хочется тайно участвовать в каком-нибудь политическом деле погрязнее.
Кейси распустил галстук и вертел недопитый бокал.
— Так вот, мы слышали, что генерал Скотт состоит в связи с твоей подругой Миллисент Сеньер. Помнишь, ты как-то нас знакомила?
— А, Милли, — с разочарованной гримасой протянула Шу. — Что же тут секретного? Они путаются бог знает с каких пор. Можешь объявить об этом в световой газете на Таймс-сквер десятифутовыми буквами, и никто не удивится.
— Может быть, — согласился Кейси, — но не думаю, чтобы об их связи когда-нибудь писали в газетах. Во всяком случае, нам надо узнать более подробно об их отношениях… от тебя, если возможно.
— Кому это «нам»?
— Скажем, кое-кому из друзей президента.
— Ай-я-яй, — покачала головой Шу. — Значит, жизнь в Вашингтоне очень сложна, а? Днем ты работаешь для генерала Скотта, а ночью — против него.
— М-м… да, в некотором роде. Ну так как же?
— Я обожаю президента Лимена, и, по-моему, с ним поступают низко и несправедливо, особенно теперь, когда он старается избавить нас от этой ужасной бомбы. Правда, Джигс?
Кейси отпил из бокала и промолчал.
— Ну так вот. Милли и Джим Скотт путаются уже давно. Вначале у них была действительно горячая любовь. Я не знаю, как генерал относится к миссис Скотт, но он и вправду по уши влюбился в Милли. Она тоже почти полюбила его. Не думаю, чтобы Милли могла его по-настоящему полюбить, но, во всяком случае, она очень привязалась к нему. Она то и дело звонила мне, требовала, чтобы я поклялась держать все в тайне, и без умолку болтала о своем Джиме. Я встречала у нее генерала несколько раз. Должна признать, очень видный мужчина, хотя и не в моем вкусе.
— Как ты думаешь, Скотт не собирался разводиться? — перебил ее Кейси.
— Никогда, — решительно заявила Шу. — Да и Милли этого не хотела. Это весьма деловая женщина. Она без ума от своего журнала. Ей нравится, конечно, вся эта любовная романтика, но женитьба — нет! — Шу бросила на него быстрый взгляд поверх бокала. — Интересно, стану ли и я такой, Джигс?
— Нет, — сказал он, изображая строгого отца. — Мы вас женим, барышня. Ну, а Скотт и Милли все еще увлечены друг другом?
— Не совсем. Он, правда, звонит по телефону, а недели две назад приезжал сам, но в общем они поостыли. Милли говорит, он чем-то очень занят. Последний раз, говорила она, Скотт приезжал со своим адъютантом — его фамилия, кажется, Мердок, — и они просто воспользовались ее квартирой для каких-то своих военных дел. Ведь увлечениям всегда приходит конец, и, зная Милли, я даже удивляюсь, что это тянулось так долго. Я думаю, ей льстило, что она стала любовницей такого важного генерала.
Кейси разглядывал картину с двумя быками. «Почему зеленые рога?» — удивлялся он, думая в то же время обо всей этой любовной истории.
— Есть какие-нибудь доказательства их связи? — спросил он.
— Доказательства? Что ты имеешь в виду?
— Ну, какие-нибудь письменные доказательства.
Шу с притворным отвращением передернула плечами.
— Если ты думаешь, Джигс, что я унижусь до того, что стану красть для тебя любовные письма…
— Да я не о письмах, — возразил он, — и вовсе не хочу, чтобы ты что-нибудь крала. Но нет ли, скажем, фотографии с автографом, или подарка от Скотта, который подтверждался бы счетом из магазина, или еще чего-нибудь вроде этого?
— А-а… — Шу задумалась, потом захихикала. — Не знаю, следует ли рассказывать, но это так забавно. Милли, скажу тебе, — это тип. Она такая женственная и такая модница, и у нее такой тонкий вкус, но, бог мой, до чего же она жадна на деньги! Милли зарабатывает кучу денег, и в эту зиму, когда ей надо было составлять налоговую декларацию, она из кожи вон лезла, чтобы как-то уменьшить сумму своих доходов. Не знаю, посоветовал ли ей это адвокат, — не думаю, но она списала три тысячи долларов на угощение генерала Скотта за прошлый год.
— Неужели? — Кейси в самом деле удивился. — Как же это ей удалось?
— Ты забыл, что значат моды в наше время, мой дорогой. — Шу откинула назад голову и расхохоталась. — Ну не умора ли? Милли решила, что, если ее будут допрашивать, она скажет, что ей приходилось угощать генерала Скотта, чтобы получать от него самые свежие сведения о том, что носят жены военных и девушки, служащие в армии. Я просто в восторге от ее находчивости. Скостить налог за счет любовной связи — вот потеха! Никто, кроме Милли, до этого не додумался бы.
— Ну и удалось ей это проделать?
— Погоди, дальше было еще смешнее. Милли заблаговременно представила декларацию, а в марте к ней зашел налоговый инспектор и попросил объяснить, на каком основании она сделала вычет из своих доходов. Милли сообщила ему все, что я тебе сейчас рассказала. Вскоре после визита инспектора ей прислали извещение из налогового управления, в котором говорилось, что она не имела права уменьшать сумму своих доходов и обязана уплатить еще какую-то сумму в счет налога. Милли рассвирепела и понесла всякий вздор. Говорит, если правительство хочет ее судить, пусть судит. Видно, их любовь все равно уже пошла на убыль и Милли нечего было терять. Она так взбесилась, что готова была полезть в драку. Конечно, у нее не было никаких оснований спорить, но попробуй докажи ей что-нибудь, когда дело касается денег.
— Чем же все кончилось? — небрежно спросил Кейси, стараясь не подать виду, что эта история его заинтересовала.
— Они пошли на компромисс! — Шу снова заливисто расхохоталась. — Ну не молодец ли Милли? Какой-то человек в налоговом управлении робко и невнятно пробормотал, что никто не хочет ставить в неловкое положение ни генерала Скотта, ни мисс Сеньер, и спросил, не будет ли она возражать, если ей разрешат убавить сумму дохода на полторы тысячи и уплатить налог за остальное. Так она и сделала, и все остались довольны. Она сберегла тысячу, правительство получило тысячу, а генерал Скотт, насколько я знаю, по сей день ничего не подозревает. Что, остроумно?
— Я думал, что такие компромиссы делаются гласно, — сказал Кейси.
— О, это касается крупных дел, когда нанимают адвокатов и усаживаются вокруг стола с портфелями и всякой дребеденью, — сказала Шу. — А здесь была просто маленькая частная беседа между Милли и симпатичным человечком из налогового управления.
Кейси перевел разговор на личные темы. Шу спросила его о сыновьях и поинтересовалась, был ли он сам пай-мальчик в Вашингтоне. А вот она в прошлом году чуть было не вышла замуж, но вовремя успела обнаружить, что жених невероятно нудный тип, что он хочет наплодить кучу детей и жить где-то в глуши, в округе Фэрфилд.
— Все-таки нельзя верить мужчинам, даже самым хорошим… — с театральным вздохом сказала Шу. — Да, Джигс, я думаю, нам не стоит выходить из дому и тратить уйму денег, которых у офицеров морской пехоты не так уж много. Давай-ка лучше останемся здесь, тем более что у меня в холодильнике есть чудесный бифштекс и еще кое-что.
Кейси колебался. Он понимал, что появляться в больших нью-йоркских ресторанах ему сейчас нельзя. С другой стороны, обед при свечах наедине с девушкой может привести к последствиям, непозволительным для человека, на которого возложена ответственная миссия. Поэтому, собираясь к Шу, он намеревался предложить ей пообедать в каком-нибудь маленьком уютном заведении, где не бывает много посетителей и где он не будет опасаться встречи с кем-нибудь из знакомых.
— Идет, — наконец сказал он, преодолев свои сомнения. — С большим удовольствием пообедаю здесь. Только ты, пожалуйста, там ничего особенного не…
— А я и не умею ничего особенного… на кухне. — Она поцеловала его в лоб и вышла. Кейси услышал, как хлопнула дверца холодильника и загремели сковородки.
— Послушай-ка, Шу, — крикнул он, — пока ты готовишь, я добегу до угла, позвоню по телефону. Мне надо кое с кем договориться.
— Позвони из спальни. Джигс. Обещаю не подслушивать, даже если будешь говорить с миссис Кейси.
— Нет, это деловой разговор, и нам приказывают пользоваться только автоматами.
Шу высунула голову в дверь.
— Ай-я-яй, скажите, как таинственно. Хотя это и не очень вежливо, но, если так действуют тайные агенты, валяй. Скоро вернешься?
— Конечно.
Кейси застегнул воротничок рубашки и затянул галстук. Выходя из дому, он кивнул швейцару и направился в сторону Лексингтон-авеню. Из телефонной будки в аптеке на углу улицы он позвонил в Белый дом и спросил мисс Червейси, которая переключила его на Эстер Таунсенд.
— Мисс Таунсенд, говорит Кейси. Какие новости?
— Все трудятся. Только что получили хорошие вести из-за океана от Поля.
— Так он достал это?
— Кажется, достал. Во всяком случае, шеф чувствует себя гораздо лучше. А что у вас?
— Слушайте, мисс Таунсенд. Подробности я сообщу ему завтра лично. А пока передайте хозяину вот что. Миллисент Сеньер указала в налоговой декларации, что она потратила порядочную сумму на угощение нашего общего друга. Это не совсем то доказательство, какое мы ищем, но оно может пригодиться, если мы окажемся в затруднительном положении. По-моему, Тодду следовало бы затребовать эту декларацию. Даю имя по буквам: М-и-л-л-и…
— Я знаю, как оно пишется, полковник. Что-нибудь еще?
— Пока все.
— Хорошо. Не забудьте стереть губную помаду, перед тем как вернетесь домой. До свидания, полковник.
Обед у Шу, как и следовало ожидать, проходил весьма интимно. На столе мерцала одинокая свеча, после бифштекса и салата Шу принесла бутылку коньяку. Потом она опустилась на пол, прислонив голову к колену Кейси.
— Мне так хорошо, Джигс, — сказала она. — Все как прежде.
Ее низкий голос и мягкий полусвет убаюкивали Кейси. Он снял пиджак и ослабил галстук. «Если я потеряю осторожность, — подумал он, — мне крышка».
— Скажи, — усилием воли он заставил себя вернуться к прежней теме, — не говорила ли когда-нибудь Милли о том, что Скотт знаком с телевизионным комментатором Гарольдом Макферсоном?
— Ах ты стервец, — тихо проговорила Шу. Она повернула к нему голову и потерлась щекой о его колено. — У тебя и сейчас одни дела на уме!
— Надо же отрабатывать свои суточные.
«Кстати, — подумал он, — кто мне оплатит расходы по поездке? Видимо, это будет мой вклад в дело защиты конституции».
— Ну, Шу, выкладывай, что знаешь. Я думал, ты любишь политические интриги.
— Люблю, — надулась Шу, — но, знаешь, всему свое место и время. Ну, ладно. Допрашивайте, мистер окружной прокурор.
— Так что, она говорила что-нибудь о нем?
— Зачем ей было говорить? Макферсон с женой был как-то на одном из интимных обедов у нее, на котором, была и я. Ну и сосед мне тогда достался — жуткий зануда! И все же лучше этого Макферсона. Меня прямо воротит от таких воображал, как он. Весь вечер тогда канючил одно и то же: все ему не по душе, начиная с равноправия женщин и кончая конгрессом.
— Скотт дружит с ним? — спросил Кейси.
— Они уже давно знакомы, и похоже, что очень дружны. Когда я говорила, что мне не нравится твой Джентльмен Джим, я имела в виду именно его дружбу с Макферсоном. Меня не интересуют люди, которые слушают этого маньяка. Он загипнотизировал всю страну, а на самом деле ведь это просто шарлатан.
— Ты думаешь, у Скотта с Макферсоном хорошие отношения?
— Не думаю, а знаю, — ответила Шу. — Когда Скотт приезжал сюда последний раз, недели две назад, Милли говорила, что он проводит с Макферсоном больше времени, чем с ней.
— Знаешь, Шу, ты в самом деле можешь мне помочь. Мне надо поговорить с человеком, который достаточно хорошо знает Макферсона. Может, ты знаешь кого-нибудь из его окружения, кто относился бы к нему так же, как и ты?
— Есть такой человек — Мортон Фримен, — сразу же ответила Шу. — Он один из писак в том же заведении. Зарабатывает кучу денег, но я знаю, что он ненавидит Макферсона и ждет случая, чтобы перекинуться в другую контору.
— Ты можешь устроить мне встречу с ним, скажем, за ленчем?
— Конечно. — Шу встала, взяла со столика вечернюю газету, перелистала несколько страниц и, найдя нужное место, перегнула газету и подала ее Кейси. — Вот посмотри. Ходили слухи о специальном выступлении Макферсона в конце недели, а здесь, кажется, пишут об этом подробнее.
Шу оставила Кейси газету и пошла к телефону. Он зажег торшер, повернул к себе один из абажуров и в разделе телевизионных новостей прочитал заметку, указанную Шу.
— Время устраивает, — ответил Кейси, — но лучше бы подыскать не такое оживленное место.
Шу вышла из спальни и вскочила на кушетку.
— Он будет ждать тебя в «Чаше». Это маленький кабачок на 54-й улице, между Мэдисон и парком. В половине первого. Ты его легко узнаешь: он носит большие толстые очки, а волосы у него вечно взлохмачены. И вид у него всегда очень-очень серьезный.
Кейси вырвал заметку из газеты.
— Ты ничего не слышала у себя на службе о выступлении Макферсона? — спросил он.
Она плотнее прижалась к нему и пробежала заметку.
— В понедельник прошел какой-то слух, а вчера была небольшая заметка в «Ньюс». По-моему, это правда. Ух, этот ужасный Макферсон! Будь я директором РБК, я давно дала бы ему по шапке.
Шу протянула руку и выключила лампу: осталась только свеча, горевшая на столе. Они выпили еще по рюмке коньяку. Минуты шли, прошло уже около часа. Шу игриво пощипывала мочку его уха. Когда он обнял ее за талию, а потом отнял руку, она тут же водворила ее назад.
Перебирая пальцами волосы Кейси, Шу прошептала:
— Мне всегда нравился твой ежик. Помнишь?
«Становится чересчур уютно, — подумал Кейси, — и чересчур приятно». У него сильно забилось сердце, и он почувствовал, что не в силах побороть желание. Но, решив на сей раз не поддаваться, Кейси извинился и прошел в ванную.
В ванной оказались новые обои с рисунками достопримечательностей Парижа: тут были и новые киоски, и собор Парижской богоматери, и прилавки с книгами на берегу Сены, и полуобнаженные танцовщицы, и, конечно, Эйфелева башня. Кейси покоробило от такой безвкусицы.
«Глупенькая озорница! Слишком молода, — подумал он. — А я давно уже вышел из этого возраста».
Его внимание привлекло маленькое объявление, написанное Шу печатными буквами и приклеенное к зеркалу: «Господа, не лезьте в чужие аптечки».
«Да, Шу, ты очень пикантная девушка, можно сказать, неотразимая, но ты еще очень молода. Мне сорок четыре года и приходится быть осмотрительнее. Если я просижу еще десять минут, то останусь на всю ночь».
Вернувшись в комнату, он поправил галстук и лениво потянулся. Нужно было уйти, но так, чтобы ее не обидеть.
— Мне, пожалуй, пора возвращаться в отель, — сказал он. — Ведь нам обоим завтра работать.
— Лгунишка, — опять разоблачила его Шу, — ты можешь спать до полудня и прекрасно знаешь, что я тоже не люблю вставать рано. — Она подошла и крепко прижалась к нему, обвив руками шею. — Там в шкафчике на полке лежит зубная щетка, которой ты пользовался всего раза два, — прошептала она. — Я думала, она когда-нибудь может тебе понадобиться.
Он крепко поцеловал ее и ощутил теплоту соблазнительных бедер. «Прости меня, Шу, — подумал он, — мне очень жаль, но все кончилось в ту же ночь, когда и началось, и было это два года назад». Они молча стояли, прижавшись друг к другу. Потом Кейси заставил себя оторваться.
Шу стояла, расставив ноги и откинув назад голову, и смотрела на него с горькой усмешкой.
— Итак, женатик отчаливает, — сказала она.
— По-видимому, да, Шу. Спасибо за все…
— Не благодари меня, Джигс. Я благодарить тебя не собираюсь.
Он нерешительно открыл дверь, смущенный, что приходится так уходить. В мерцании оплывшей свечи вырисовывался силуэт девушки. Она стояла посреди комнаты, скрестив на груди руки, лицо ее не выражало ничего.
— До свиданья, Шу.
— Прощай, Джигс, — мягко поправила она.
Кейси быстро зашагал по коридору: хотелось скорее выйти на свежий воздух. Пока он проходил пятнадцать кварталов, отделявших его от «Шервуда», мысли лихорадочно толклись в его голове. Та ночь, два года назад, о которой он нарочно старался не думать весь вечер, теперь встала перед ним во всех подробностях: неожиданный взрыв чувств, жаркие объятия, нежные и требовательные слова, ее полная и безраздельная поглощенность любовной страстью. А потом долго и молчаливо они по очереди тянули одну сигарету, слишком уставшие, чтобы говорить.
«Спасибо этим обоям, — подумал он, — иначе началось бы такое, что на этот раз, наверно, не скоро кончилось бы».
Мысли Кейси все еще блуждали в прошлом, когда он повернул выключатель в своем номере. Внезапная вспышка яркого света вернула его к действительности. На туалетном столике стояла небольшая фотография Мардж с мальчиками, которую он всегда брал с собой в поездки.
Опустившись на край постели, он снял телефонную трубку. Телефонистка ответила не сразу.
«Можно позвонить Мардж, — подумал он, — просто чтобы она знала, что я жив и лежу в своей постели… один».
Потом он вдруг рассердился. «К чертям! Я уже сегодня достаточно сделал для Мардж. Больше, чем хотел, знает бог. Будем говорить честно, Кейси: тебе хотелось остаться у Шу и переспать с ней. И даже сейчас ты жалеешь, что не остался…»
— Какой номер? — спросила телефонистка.
— Не надо, — ответил Кейси и положил трубку. Он все еще чувствовал вкус губной помады Шу, тот же вкус, что и два года назад. Он помнил его, помнил даже название помады, хотя только раз видел тюбик утром на умывальнике: «Малина со льдом».
— К черту, к черту, к черту!
Почти всю ночь Кейси метался в постели и заснул только под утро, а когда проснулся, часы показывали 7:45. Он умылся, побрился и направился было вниз позавтракать, но потом решил сначала позвонить в Белый дом.
Когда его соединили с Эстер Таунсенд, ее голос звучал натянуто и устало.
— Я лучше соединю вас с ним, — сказала она, когда он назвал себя.
Секунду спустя он услышал другой голос:
— Да?
— Доброе утро, сэр, говорит полковник Кейси. У меня дела идут хорошо. Надеюсь, когда я вернусь сегодня днем, у меня будет что доложить.
— Делайте все, что можете. — Голос Лимена был совершенно безжизненный. — Все, что можете. Поль Джирард погиб.
А потом Шу замолчала и долго вглядывалась в лицо Кейси.
— Вот мы беседуем, полковник, как самые близкие друзья, — начала она. — Но женский инстинкт подсказывает мне, что ты пришел сюда совсем не ради моих прекрасных глаз. Я читаю это на твоем открытом, честном лице. Тебе нужно что-то другое. Ну, говори, в чем дело?
Кейси засмеялся. Доказательства были налицо: она уже выпила два бокала, а его бокал все еще стоял наполовину полный.
— Я знал, что ты рано или поздно разоблачишь меня, Шу, — сказал он. — Я приехал в Нью-Йорк, чтобы кое-что разузнать, и думал, что ты захочешь мне помочь. Но все это должно остаться между нами.
— Милый мой, — ответила она, — я не имею ни малейшего понятия ни о бомбах, ни о тех штучках, в которых люди носятся вокруг земли. А если ты один из этих контрразведчиков, то я, слава богу, не знакома ни с одним русским.
— Это политическое дело, Шу, — сказал Кейси. Он знал, что тут нужна осторожность, и заранее продумал все, что скажет ей. — Жизнь в Вашингтоне очень сложна, и иногда военным приходится выполнять задания, не имеющие ничего общего с пушками или ракетами.
— Это я хорошо знаю, золотце.
— Одним словом, я выполняю небольшое секретное поручение группы демократов, которые опасаются, что генерал Скотт, мой шеф, попытается выставить свою кандидатуру против президента Лимена на предстоящих через два года выборах.
— Ой как интересно! — Шу подвернула под себя ноги и подняла сигарету, словно дирижерскую палочку. — Спрашивай меня поскорее.
— Обещаешь, что весь наш разговор останется в тайне?
— Что за вопрос? На службе меня зовут Мисс Ни гугу. А мне давно хочется тайно участвовать в каком-нибудь политическом деле погрязнее.
Кейси распустил галстук и вертел недопитый бокал.
— Так вот, мы слышали, что генерал Скотт состоит в связи с твоей подругой Миллисент Сеньер. Помнишь, ты как-то нас знакомила?
— А, Милли, — с разочарованной гримасой протянула Шу. — Что же тут секретного? Они путаются бог знает с каких пор. Можешь объявить об этом в световой газете на Таймс-сквер десятифутовыми буквами, и никто не удивится.
— Может быть, — согласился Кейси, — но не думаю, чтобы об их связи когда-нибудь писали в газетах. Во всяком случае, нам надо узнать более подробно об их отношениях… от тебя, если возможно.
— Кому это «нам»?
— Скажем, кое-кому из друзей президента.
— Ай-я-яй, — покачала головой Шу. — Значит, жизнь в Вашингтоне очень сложна, а? Днем ты работаешь для генерала Скотта, а ночью — против него.
— М-м… да, в некотором роде. Ну так как же?
— Я обожаю президента Лимена, и, по-моему, с ним поступают низко и несправедливо, особенно теперь, когда он старается избавить нас от этой ужасной бомбы. Правда, Джигс?
Кейси отпил из бокала и промолчал.
— Ну так вот. Милли и Джим Скотт путаются уже давно. Вначале у них была действительно горячая любовь. Я не знаю, как генерал относится к миссис Скотт, но он и вправду по уши влюбился в Милли. Она тоже почти полюбила его. Не думаю, чтобы Милли могла его по-настоящему полюбить, но, во всяком случае, она очень привязалась к нему. Она то и дело звонила мне, требовала, чтобы я поклялась держать все в тайне, и без умолку болтала о своем Джиме. Я встречала у нее генерала несколько раз. Должна признать, очень видный мужчина, хотя и не в моем вкусе.
— Как ты думаешь, Скотт не собирался разводиться? — перебил ее Кейси.
— Никогда, — решительно заявила Шу. — Да и Милли этого не хотела. Это весьма деловая женщина. Она без ума от своего журнала. Ей нравится, конечно, вся эта любовная романтика, но женитьба — нет! — Шу бросила на него быстрый взгляд поверх бокала. — Интересно, стану ли и я такой, Джигс?
— Нет, — сказал он, изображая строгого отца. — Мы вас женим, барышня. Ну, а Скотт и Милли все еще увлечены друг другом?
— Не совсем. Он, правда, звонит по телефону, а недели две назад приезжал сам, но в общем они поостыли. Милли говорит, он чем-то очень занят. Последний раз, говорила она, Скотт приезжал со своим адъютантом — его фамилия, кажется, Мердок, — и они просто воспользовались ее квартирой для каких-то своих военных дел. Ведь увлечениям всегда приходит конец, и, зная Милли, я даже удивляюсь, что это тянулось так долго. Я думаю, ей льстило, что она стала любовницей такого важного генерала.
Кейси разглядывал картину с двумя быками. «Почему зеленые рога?» — удивлялся он, думая в то же время обо всей этой любовной истории.
— Есть какие-нибудь доказательства их связи? — спросил он.
— Доказательства? Что ты имеешь в виду?
— Ну, какие-нибудь письменные доказательства.
Шу с притворным отвращением передернула плечами.
— Если ты думаешь, Джигс, что я унижусь до того, что стану красть для тебя любовные письма…
— Да я не о письмах, — возразил он, — и вовсе не хочу, чтобы ты что-нибудь крала. Но нет ли, скажем, фотографии с автографом, или подарка от Скотта, который подтверждался бы счетом из магазина, или еще чего-нибудь вроде этого?
— А-а… — Шу задумалась, потом захихикала. — Не знаю, следует ли рассказывать, но это так забавно. Милли, скажу тебе, — это тип. Она такая женственная и такая модница, и у нее такой тонкий вкус, но, бог мой, до чего же она жадна на деньги! Милли зарабатывает кучу денег, и в эту зиму, когда ей надо было составлять налоговую декларацию, она из кожи вон лезла, чтобы как-то уменьшить сумму своих доходов. Не знаю, посоветовал ли ей это адвокат, — не думаю, но она списала три тысячи долларов на угощение генерала Скотта за прошлый год.
— Неужели? — Кейси в самом деле удивился. — Как же это ей удалось?
— Ты забыл, что значат моды в наше время, мой дорогой. — Шу откинула назад голову и расхохоталась. — Ну не умора ли? Милли решила, что, если ее будут допрашивать, она скажет, что ей приходилось угощать генерала Скотта, чтобы получать от него самые свежие сведения о том, что носят жены военных и девушки, служащие в армии. Я просто в восторге от ее находчивости. Скостить налог за счет любовной связи — вот потеха! Никто, кроме Милли, до этого не додумался бы.
— Ну и удалось ей это проделать?
— Погоди, дальше было еще смешнее. Милли заблаговременно представила декларацию, а в марте к ней зашел налоговый инспектор и попросил объяснить, на каком основании она сделала вычет из своих доходов. Милли сообщила ему все, что я тебе сейчас рассказала. Вскоре после визита инспектора ей прислали извещение из налогового управления, в котором говорилось, что она не имела права уменьшать сумму своих доходов и обязана уплатить еще какую-то сумму в счет налога. Милли рассвирепела и понесла всякий вздор. Говорит, если правительство хочет ее судить, пусть судит. Видно, их любовь все равно уже пошла на убыль и Милли нечего было терять. Она так взбесилась, что готова была полезть в драку. Конечно, у нее не было никаких оснований спорить, но попробуй докажи ей что-нибудь, когда дело касается денег.
— Чем же все кончилось? — небрежно спросил Кейси, стараясь не подать виду, что эта история его заинтересовала.
— Они пошли на компромисс! — Шу снова заливисто расхохоталась. — Ну не молодец ли Милли? Какой-то человек в налоговом управлении робко и невнятно пробормотал, что никто не хочет ставить в неловкое положение ни генерала Скотта, ни мисс Сеньер, и спросил, не будет ли она возражать, если ей разрешат убавить сумму дохода на полторы тысячи и уплатить налог за остальное. Так она и сделала, и все остались довольны. Она сберегла тысячу, правительство получило тысячу, а генерал Скотт, насколько я знаю, по сей день ничего не подозревает. Что, остроумно?
— Я думал, что такие компромиссы делаются гласно, — сказал Кейси.
— О, это касается крупных дел, когда нанимают адвокатов и усаживаются вокруг стола с портфелями и всякой дребеденью, — сказала Шу. — А здесь была просто маленькая частная беседа между Милли и симпатичным человечком из налогового управления.
Кейси перевел разговор на личные темы. Шу спросила его о сыновьях и поинтересовалась, был ли он сам пай-мальчик в Вашингтоне. А вот она в прошлом году чуть было не вышла замуж, но вовремя успела обнаружить, что жених невероятно нудный тип, что он хочет наплодить кучу детей и жить где-то в глуши, в округе Фэрфилд.
— Все-таки нельзя верить мужчинам, даже самым хорошим… — с театральным вздохом сказала Шу. — Да, Джигс, я думаю, нам не стоит выходить из дому и тратить уйму денег, которых у офицеров морской пехоты не так уж много. Давай-ка лучше останемся здесь, тем более что у меня в холодильнике есть чудесный бифштекс и еще кое-что.
Кейси колебался. Он понимал, что появляться в больших нью-йоркских ресторанах ему сейчас нельзя. С другой стороны, обед при свечах наедине с девушкой может привести к последствиям, непозволительным для человека, на которого возложена ответственная миссия. Поэтому, собираясь к Шу, он намеревался предложить ей пообедать в каком-нибудь маленьком уютном заведении, где не бывает много посетителей и где он не будет опасаться встречи с кем-нибудь из знакомых.
— Идет, — наконец сказал он, преодолев свои сомнения. — С большим удовольствием пообедаю здесь. Только ты, пожалуйста, там ничего особенного не…
— А я и не умею ничего особенного… на кухне. — Она поцеловала его в лоб и вышла. Кейси услышал, как хлопнула дверца холодильника и загремели сковородки.
— Послушай-ка, Шу, — крикнул он, — пока ты готовишь, я добегу до угла, позвоню по телефону. Мне надо кое с кем договориться.
— Позвони из спальни. Джигс. Обещаю не подслушивать, даже если будешь говорить с миссис Кейси.
— Нет, это деловой разговор, и нам приказывают пользоваться только автоматами.
Шу высунула голову в дверь.
— Ай-я-яй, скажите, как таинственно. Хотя это и не очень вежливо, но, если так действуют тайные агенты, валяй. Скоро вернешься?
— Конечно.
Кейси застегнул воротничок рубашки и затянул галстук. Выходя из дому, он кивнул швейцару и направился в сторону Лексингтон-авеню. Из телефонной будки в аптеке на углу улицы он позвонил в Белый дом и спросил мисс Червейси, которая переключила его на Эстер Таунсенд.
— Мисс Таунсенд, говорит Кейси. Какие новости?
— Все трудятся. Только что получили хорошие вести из-за океана от Поля.
— Так он достал это?
— Кажется, достал. Во всяком случае, шеф чувствует себя гораздо лучше. А что у вас?
— Слушайте, мисс Таунсенд. Подробности я сообщу ему завтра лично. А пока передайте хозяину вот что. Миллисент Сеньер указала в налоговой декларации, что она потратила порядочную сумму на угощение нашего общего друга. Это не совсем то доказательство, какое мы ищем, но оно может пригодиться, если мы окажемся в затруднительном положении. По-моему, Тодду следовало бы затребовать эту декларацию. Даю имя по буквам: М-и-л-л-и…
— Я знаю, как оно пишется, полковник. Что-нибудь еще?
— Пока все.
— Хорошо. Не забудьте стереть губную помаду, перед тем как вернетесь домой. До свидания, полковник.
Обед у Шу, как и следовало ожидать, проходил весьма интимно. На столе мерцала одинокая свеча, после бифштекса и салата Шу принесла бутылку коньяку. Потом она опустилась на пол, прислонив голову к колену Кейси.
— Мне так хорошо, Джигс, — сказала она. — Все как прежде.
Ее низкий голос и мягкий полусвет убаюкивали Кейси. Он снял пиджак и ослабил галстук. «Если я потеряю осторожность, — подумал он, — мне крышка».
— Скажи, — усилием воли он заставил себя вернуться к прежней теме, — не говорила ли когда-нибудь Милли о том, что Скотт знаком с телевизионным комментатором Гарольдом Макферсоном?
— Ах ты стервец, — тихо проговорила Шу. Она повернула к нему голову и потерлась щекой о его колено. — У тебя и сейчас одни дела на уме!
— Надо же отрабатывать свои суточные.
«Кстати, — подумал он, — кто мне оплатит расходы по поездке? Видимо, это будет мой вклад в дело защиты конституции».
— Ну, Шу, выкладывай, что знаешь. Я думал, ты любишь политические интриги.
— Люблю, — надулась Шу, — но, знаешь, всему свое место и время. Ну, ладно. Допрашивайте, мистер окружной прокурор.
— Так что, она говорила что-нибудь о нем?
— Зачем ей было говорить? Макферсон с женой был как-то на одном из интимных обедов у нее, на котором, была и я. Ну и сосед мне тогда достался — жуткий зануда! И все же лучше этого Макферсона. Меня прямо воротит от таких воображал, как он. Весь вечер тогда канючил одно и то же: все ему не по душе, начиная с равноправия женщин и кончая конгрессом.
— Скотт дружит с ним? — спросил Кейси.
— Они уже давно знакомы, и похоже, что очень дружны. Когда я говорила, что мне не нравится твой Джентльмен Джим, я имела в виду именно его дружбу с Макферсоном. Меня не интересуют люди, которые слушают этого маньяка. Он загипнотизировал всю страну, а на самом деле ведь это просто шарлатан.
— Ты думаешь, у Скотта с Макферсоном хорошие отношения?
— Не думаю, а знаю, — ответила Шу. — Когда Скотт приезжал сюда последний раз, недели две назад, Милли говорила, что он проводит с Макферсоном больше времени, чем с ней.
— Знаешь, Шу, ты в самом деле можешь мне помочь. Мне надо поговорить с человеком, который достаточно хорошо знает Макферсона. Может, ты знаешь кого-нибудь из его окружения, кто относился бы к нему так же, как и ты?
— Есть такой человек — Мортон Фримен, — сразу же ответила Шу. — Он один из писак в том же заведении. Зарабатывает кучу денег, но я знаю, что он ненавидит Макферсона и ждет случая, чтобы перекинуться в другую контору.
— Ты можешь устроить мне встречу с ним, скажем, за ленчем?
— Конечно. — Шу встала, взяла со столика вечернюю газету, перелистала несколько страниц и, найдя нужное место, перегнула газету и подала ее Кейси. — Вот посмотри. Ходили слухи о специальном выступлении Макферсона в конце недели, а здесь, кажется, пишут об этом подробнее.
Шу оставила Кейси газету и пошла к телефону. Он зажег торшер, повернул к себе один из абажуров и в разделе телевизионных новостей прочитал заметку, указанную Шу.
«МАК САМ ОПЛАЧИВАЕТ СВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ?..— Джигс, — крикнула из спальни Шу, — Мортон предлагает встретиться в половине первого у входа на искусственный каток. Тебя это устраивает?
Гарольд Макферсон, сердитый пожилой человек с телевидения, требует у радиовещательной компании РБК время для выступления с 6 до 7 часов вечера в субботу. Политический болтун, как нам стало известно, так жаждет получить это время, что готов взять на себя расходы. Он отказывается сообщить заправилам компании о своих намерениях, сказал только, что посвятит весь час политическим комментариям, а ведь он и так пять раз в неделю участвует в передаче новостей. РБК, которая все равно в этот час передает всякую чепуху об общественном обслуживании, как говорят, сочувственно относится к просьбе Макферсона. Вероятнее всего, в субботу вечером Мак целый час без передышки будет выкладывать свои антиправительственные взгляды».
— Время устраивает, — ответил Кейси, — но лучше бы подыскать не такое оживленное место.
Шу вышла из спальни и вскочила на кушетку.
— Он будет ждать тебя в «Чаше». Это маленький кабачок на 54-й улице, между Мэдисон и парком. В половине первого. Ты его легко узнаешь: он носит большие толстые очки, а волосы у него вечно взлохмачены. И вид у него всегда очень-очень серьезный.
Кейси вырвал заметку из газеты.
— Ты ничего не слышала у себя на службе о выступлении Макферсона? — спросил он.
Она плотнее прижалась к нему и пробежала заметку.
— В понедельник прошел какой-то слух, а вчера была небольшая заметка в «Ньюс». По-моему, это правда. Ух, этот ужасный Макферсон! Будь я директором РБК, я давно дала бы ему по шапке.
Шу протянула руку и выключила лампу: осталась только свеча, горевшая на столе. Они выпили еще по рюмке коньяку. Минуты шли, прошло уже около часа. Шу игриво пощипывала мочку его уха. Когда он обнял ее за талию, а потом отнял руку, она тут же водворила ее назад.
Перебирая пальцами волосы Кейси, Шу прошептала:
— Мне всегда нравился твой ежик. Помнишь?
«Становится чересчур уютно, — подумал Кейси, — и чересчур приятно». У него сильно забилось сердце, и он почувствовал, что не в силах побороть желание. Но, решив на сей раз не поддаваться, Кейси извинился и прошел в ванную.
В ванной оказались новые обои с рисунками достопримечательностей Парижа: тут были и новые киоски, и собор Парижской богоматери, и прилавки с книгами на берегу Сены, и полуобнаженные танцовщицы, и, конечно, Эйфелева башня. Кейси покоробило от такой безвкусицы.
«Глупенькая озорница! Слишком молода, — подумал он. — А я давно уже вышел из этого возраста».
Его внимание привлекло маленькое объявление, написанное Шу печатными буквами и приклеенное к зеркалу: «Господа, не лезьте в чужие аптечки».
«Да, Шу, ты очень пикантная девушка, можно сказать, неотразимая, но ты еще очень молода. Мне сорок четыре года и приходится быть осмотрительнее. Если я просижу еще десять минут, то останусь на всю ночь».
Вернувшись в комнату, он поправил галстук и лениво потянулся. Нужно было уйти, но так, чтобы ее не обидеть.
— Мне, пожалуй, пора возвращаться в отель, — сказал он. — Ведь нам обоим завтра работать.
— Лгунишка, — опять разоблачила его Шу, — ты можешь спать до полудня и прекрасно знаешь, что я тоже не люблю вставать рано. — Она подошла и крепко прижалась к нему, обвив руками шею. — Там в шкафчике на полке лежит зубная щетка, которой ты пользовался всего раза два, — прошептала она. — Я думала, она когда-нибудь может тебе понадобиться.
Он крепко поцеловал ее и ощутил теплоту соблазнительных бедер. «Прости меня, Шу, — подумал он, — мне очень жаль, но все кончилось в ту же ночь, когда и началось, и было это два года назад». Они молча стояли, прижавшись друг к другу. Потом Кейси заставил себя оторваться.
Шу стояла, расставив ноги и откинув назад голову, и смотрела на него с горькой усмешкой.
— Итак, женатик отчаливает, — сказала она.
— По-видимому, да, Шу. Спасибо за все…
— Не благодари меня, Джигс. Я благодарить тебя не собираюсь.
Он нерешительно открыл дверь, смущенный, что приходится так уходить. В мерцании оплывшей свечи вырисовывался силуэт девушки. Она стояла посреди комнаты, скрестив на груди руки, лицо ее не выражало ничего.
— До свиданья, Шу.
— Прощай, Джигс, — мягко поправила она.
Кейси быстро зашагал по коридору: хотелось скорее выйти на свежий воздух. Пока он проходил пятнадцать кварталов, отделявших его от «Шервуда», мысли лихорадочно толклись в его голове. Та ночь, два года назад, о которой он нарочно старался не думать весь вечер, теперь встала перед ним во всех подробностях: неожиданный взрыв чувств, жаркие объятия, нежные и требовательные слова, ее полная и безраздельная поглощенность любовной страстью. А потом долго и молчаливо они по очереди тянули одну сигарету, слишком уставшие, чтобы говорить.
«Спасибо этим обоям, — подумал он, — иначе началось бы такое, что на этот раз, наверно, не скоро кончилось бы».
Мысли Кейси все еще блуждали в прошлом, когда он повернул выключатель в своем номере. Внезапная вспышка яркого света вернула его к действительности. На туалетном столике стояла небольшая фотография Мардж с мальчиками, которую он всегда брал с собой в поездки.
Опустившись на край постели, он снял телефонную трубку. Телефонистка ответила не сразу.
«Можно позвонить Мардж, — подумал он, — просто чтобы она знала, что я жив и лежу в своей постели… один».
Потом он вдруг рассердился. «К чертям! Я уже сегодня достаточно сделал для Мардж. Больше, чем хотел, знает бог. Будем говорить честно, Кейси: тебе хотелось остаться у Шу и переспать с ней. И даже сейчас ты жалеешь, что не остался…»
— Какой номер? — спросила телефонистка.
— Не надо, — ответил Кейси и положил трубку. Он все еще чувствовал вкус губной помады Шу, тот же вкус, что и два года назад. Он помнил его, помнил даже название помады, хотя только раз видел тюбик утром на умывальнике: «Малина со льдом».
— К черту, к черту, к черту!
Почти всю ночь Кейси метался в постели и заснул только под утро, а когда проснулся, часы показывали 7:45. Он умылся, побрился и направился было вниз позавтракать, но потом решил сначала позвонить в Белый дом.
Когда его соединили с Эстер Таунсенд, ее голос звучал натянуто и устало.
— Я лучше соединю вас с ним, — сказала она, когда он назвал себя.
Секунду спустя он услышал другой голос:
— Да?
— Доброе утро, сэр, говорит полковник Кейси. У меня дела идут хорошо. Надеюсь, когда я вернусь сегодня днем, у меня будет что доложить.
— Делайте все, что можете. — Голос Лимена был совершенно безжизненный. — Все, что можете. Поль Джирард погиб.
Четверг, утро
Джордан Лимен положил трубку. Он почти не слушал, что говорил Кейси, и снова уставился на клочок желтой бумаги с наклеенным на нее обрывком телеграфной ленты, присланный секретарем Белого дома по делам печати Фрэнком Саймоном.
— Боже мой, господин президент, какой ужас! — сказал Саймон. — Я даже не знал, что Поль в отъезде, пока мне не позвонили в четыре часа утра.
Лимен привстал, вцепившись в ручки кресла. Его голос задрожал от гнева.
— Я потерял самого близкого друга, а вы горюете о том, что подумают о вас эти жалкие репортеришки. Неужели вы действительно думаете, что это так важно?
Он снова опустился в кресло, закрыл глаза и с явным усилием взял себя в руки.
— Поль погиб, Фрэнк. Вот что важно.
Саймон стоял навытяжку перед столом президента, ошеломленный и тем, как Лимен истолковал его замечание, и внезапной вспышкой гнева в его голосе.
— Простите, господин президент, — чуть слышно произнес он, — но Поль был и моим другом.
Лимен взглянул на него и медленно покачал головой, словно стараясь отделаться от тяжелых мыслей.
— Разумеется, Фрэнк. Извините меня. Просто я… — Он не закончил фразы. — Вот что: надо опубликовать извещение. Попробуйте набросать проект и покажите мне. Вы знаете, что я хотел бы сказать?
— О его поездке, господин президент…
— Напишите, что он был за границей в отпуске, но по моей просьбе возвращался домой, чтобы разрешить некоторые вопросы, связанные с забастовкой в ракетной промышленности. Много писать не надо.
«Много писать не надо, — думал Лимен. — Не надо писать о том, что я послал его на смерть, что он погиб, выполняя для меня грязную работу, пытаясь спасти мою шкуру. Не надо писать, что он выполнил ее так же хорошо, как делал для меня все прочее.
Не надо писать, что я не знаю, как обойдусь без него. Написать только, что он был в отпуске».
Когда через несколько минут Саймон вернулся с проектом извещения, президент согнувшись сидел за столом и, подперев руками подбородок, разглядывал акварель, висевшую на стене. Картина изображала дом в Норуолке, в штате Огайо, где он провел свои детские годы. Лимен просмотрел проект.
— Хорошо, Фрэнк, — сказал он, не поднимая глаз на секретаря.
Выйдя из кабинета, Саймон остановился у стола Эстер Таунсенд и указал большим пальцем через плечо.
— Ей-богу, Эстер, его здорово потрясла гибель Поля, правда?
— Если бы вы только знали!..
— Слушайте, — продолжал Саймон, — за последние дни у меня создалось впечатление, будто здесь все катится под гору. Лимен никого не принимает и нигде не появляется.
Эстер пожала плечами.
— Шеф озабочен договором, Фрэнк. Он в большом затруднении. Бывают такие моменты.
Лимен сидел за столом, чувствуя страшную физическую слабость. Он видел перед собой большую некрасивую голову Джирарда, видел его полусочувственную, полуциничную улыбку, слышал его резкие, но здравые рассуждения об этой отвратительной авантюре Скотта. Он слышал голос, доносившийся по телефону вчера вечером. И вот Поль погиб, а вместе с ним погибло и единственное доказательство… «Прости меня, Поль, — мысленно произнес Лимен, — что я упоминаю об этом в такой момент, но без твоих доказательств решить дело будет почти невозможно».
«Мадрид. Сегодня рано утром в горах Сьерра-де-Гвадаррама, северо-западнее Мадрида, разбился трансокеанский реактивный лайнер. Погибло 48 человек, в том числе один из высокопоставленных чиновников Белого дома.Лимен взглянул на Саймона, стоящего перед столом. Худое лицо молодого человека выражало глубокую скорбь.
Как полагают, при катастрофе погиб 21 американец, в числе которых был и Поль Джирард, 45 лет, секретарь президента Лимена по вопросам назначения встреч и приемов. Самолет, шедший курсом на Нью-Йорк, разбился и взорвался вскоре после того, как пилот радировал, что обнаружились технические неполадки и он возвращается в Мадрид для устранения неисправностей.
По имеющимся сведениям, оставшихся в живых нет. Представители авиационной компании не могли сразу представить объяснения причин катастрофы».
— Боже мой, господин президент, какой ужас! — сказал Саймон. — Я даже не знал, что Поль в отъезде, пока мне не позвонили в четыре часа утра.
Лимен привстал, вцепившись в ручки кресла. Его голос задрожал от гнева.
— Я потерял самого близкого друга, а вы горюете о том, что подумают о вас эти жалкие репортеришки. Неужели вы действительно думаете, что это так важно?
Он снова опустился в кресло, закрыл глаза и с явным усилием взял себя в руки.
— Поль погиб, Фрэнк. Вот что важно.
Саймон стоял навытяжку перед столом президента, ошеломленный и тем, как Лимен истолковал его замечание, и внезапной вспышкой гнева в его голосе.
— Простите, господин президент, — чуть слышно произнес он, — но Поль был и моим другом.
Лимен взглянул на него и медленно покачал головой, словно стараясь отделаться от тяжелых мыслей.
— Разумеется, Фрэнк. Извините меня. Просто я… — Он не закончил фразы. — Вот что: надо опубликовать извещение. Попробуйте набросать проект и покажите мне. Вы знаете, что я хотел бы сказать?
— О его поездке, господин президент…
— Напишите, что он был за границей в отпуске, но по моей просьбе возвращался домой, чтобы разрешить некоторые вопросы, связанные с забастовкой в ракетной промышленности. Много писать не надо.
«Много писать не надо, — думал Лимен. — Не надо писать о том, что я послал его на смерть, что он погиб, выполняя для меня грязную работу, пытаясь спасти мою шкуру. Не надо писать, что он выполнил ее так же хорошо, как делал для меня все прочее.
Не надо писать, что я не знаю, как обойдусь без него. Написать только, что он был в отпуске».
Когда через несколько минут Саймон вернулся с проектом извещения, президент согнувшись сидел за столом и, подперев руками подбородок, разглядывал акварель, висевшую на стене. Картина изображала дом в Норуолке, в штате Огайо, где он провел свои детские годы. Лимен просмотрел проект.
— Хорошо, Фрэнк, — сказал он, не поднимая глаз на секретаря.
Выйдя из кабинета, Саймон остановился у стола Эстер Таунсенд и указал большим пальцем через плечо.
— Ей-богу, Эстер, его здорово потрясла гибель Поля, правда?
— Если бы вы только знали!..
— Слушайте, — продолжал Саймон, — за последние дни у меня создалось впечатление, будто здесь все катится под гору. Лимен никого не принимает и нигде не появляется.
Эстер пожала плечами.
— Шеф озабочен договором, Фрэнк. Он в большом затруднении. Бывают такие моменты.
Лимен сидел за столом, чувствуя страшную физическую слабость. Он видел перед собой большую некрасивую голову Джирарда, видел его полусочувственную, полуциничную улыбку, слышал его резкие, но здравые рассуждения об этой отвратительной авантюре Скотта. Он слышал голос, доносившийся по телефону вчера вечером. И вот Поль погиб, а вместе с ним погибло и единственное доказательство… «Прости меня, Поль, — мысленно произнес Лимен, — что я упоминаю об этом в такой момент, но без твоих доказательств решить дело будет почти невозможно».