Нибел Флетчер. Семь дней в мае

   Утром Кларку пришлось достать из-под койки газету, чтобы вспомнить, какой сегодня день. Ему казалось, что он здесь уже целый месяц, но сегодня, должно быть, только четверг. Да, газета была за вторник, вечерний выпуск. В Эль-Пасо он прибыл в среду утром, и с тех пор прошла только одна ночь.
   И вдруг он увидел: на полу, около двери, стояла еще одна бутылка «Старого Бенджамина». Без колебаний он отнес ее в уборную и вылил все до капли. На этот раз он не стал проверять вкус пальцем, а просто поставил пустую бутылку рядом с первой.
   В 7:30 принесли завтрак. Как и прежде, солдат торопливо поставил его на стол, взял вчерашний поднос и удалился. Кларк даже не пытался с ним заговорить.
   Казалось, утро никогда не кончится. Прибор для кондиционирования воздуха жужжал без остановки. Перед домом шагал уже другой часовой. Кларк следил за тонкими полосками света, проникавшими через жалюзи и медленно ползшими по полу — по мере того как солнце поднималось выше.
   Ленч, состоявший из супа, сандвича и молока, принес уже новый солдат. Он тоже ничего не сказал.
   Кларк ощутил легкие симптомы паники. Он никогда не знал страха и не помнил, чтобы когда-нибудь у него сдали нервы, но теперь сознание, что рухнули все планы, мучительно терзало его и никак не давало сосредоточиться. Если даже ему как-нибудь удастся выбраться из этой одиночной камеры, то что дальше? Где его автомобиль? Как уехать с базы? Ему не удавалось довести нить своих мыслей до конца. Они перескакивали с одного на другое. Джирард уже должен бы вернуться. Получил ли он какие-нибудь письменные доказательства? Будем надеяться, помоги ему бог. А Лимен, наверное, не может понять, что стряслось с его старым дружком Реем. Сомневается ли все еще Тодд насчет авантюры Скотта? Если да, то хорошо бы этому скептику поменяться местами с ним, Кларком. Сумеют ли все они сорвать эту безумную затею без него?
   Он ходил взад и вперед по комнате, считая шаги и высоко поднимая колени. Пересчитал все заклепки в металлическом каркасе крыши. Стал думать о жене. Она умерла три года назад, и как ему все это время не хватало ее! Старался представить, как поступил бы Скотт с конгрессом, если бы ему удалось в субботу захватить власть. А что бы он предпринял в отношении России? Кларк выстирал нижнюю рубашку в ванной и повесил ее сушить перед прибором для кондиционирования воздуха, потом принял душ: он весь вспотел, а главное — надо же было что-то делать.
   Потом снова растянулся на кровати, дав себе слово прочитать газету от начала до конца, но вскоре выронил ее из рук и задремал. Проснувшись, он понял, что уже вечер, потому что полоски света дошли до конца пола и даже взобрались на стену и были уже не такими яркими, как прежде. Он еще раз приподнял жалюзи. Единственное, что изменилось, — это тень от гор: теперь она простиралась через пустыню. Принесли обед, и Кларк заставил себя поесть. Позднее, уже в сумерках, прошла колонна грузовиков с джипом во главе. Он сосчитал их и сделал еще несколько пометок на конверте.
   Стук в дверь прервал беспорядочные размышления Кларка.
   — Сенатор Кларк?
   Голос был незнакомый. Новый посетитель как будто не решался входить, и Кларк крикнул:
   — Войдите!
   Вошел офицер со знаками различия полковника на куртке с раскрытым воротом. У него было круглое румяное лицо, кудрявые черные волосы и большие оттопыренные уши, похожие на ручки кувшина.
   У Кларка сильно забилось сердце. Должно быть, это друг Кейси, Гендерсон, подумал он. Во всяком случае, его внешность соответствует описанию.
   — Я полковник Гендерсон, сэр, — сказал офицер, протягивая руку и застенчиво улыбаясь, — исполняющий обязанности начальника базы на время отсутствия полковника Бродерика.
   «Отсутствия? — подумал Кларк. — Рей, старина, вот тебе случай доказать, что ты мог бы быть лучшим коммерсантом во всей Джорджии, если бы только захотел».
   — Рад с вами познакомиться, — сказал сенатор. — А что случилось с полковником Бродериком?
   — Приказ, сэр, — ответил Гендерсон. — Его вызвали на день-два. Мне очень жаль, что приходится просить вас остаться в этом домике, сенатор. Откровенно говоря, я не могу понять, зачем это нужно, но я получил на сей счет особое распоряжение.
   — Я понимаю, что вы здесь ни при чем, полковник. — Кларк решил вести игру не спеша и спокойно. — Тут, должно быть, просто недоразумение. Мы выигрываем войны, но не можем избавиться от неразберихи в мирное время.
   — Вы правы, сенатор, — улыбнулся Гендерсон, — но, к сожалению, я ничем не могу вам помочь.
   — Забудем об этом, и присядьте на минутку, — сказал Кларк. — А знаете, ведь ваш приятель Кейси — мой хороший друг. Он о вас очень высокого мнения… Матт, так, кажется?
   — Да, сэр. Откуда вы знаете Джигса?
   — Зовите меня Реем, Матт, — сказал Кларк неожиданно очень бодрым тоном. — О, Кейси не раз выступал перед нашей комиссией. Между прочим, он однажды оказал огромную услугу одному из моих друзей в Атланте. Мы с Кейси, как говорится, люди одной породы. Он добрый малый, я тоже.
   Гендерсон держался уже не так официально. Он не имел представления, зачем этого сенатора посадили под замок, но, как бы то ни было, Кларк показался ему действительно славным парнем, каких на базе «У» встречалось не много.
   — Не нужно ли вам чего-нибудь, сенатор? — спросил он. — Не хотите ли выпить?
   Кларк подозрительно посмотрел на Гендерсона, но не мог прочесть на его лице ничего, кроме самого невинного гостеприимства. «Ну что же, — подумал он, — можно начинать».
   — Как раз этой дряни мне не надо, — сказал он. — Подойдите-ка сюда.
   Кларк повел Гендерсона в ванную и показал ему две пустые бутылки.
   — Ваш начальник был настолько любезен, или, вернее, настолько подл, что снабдил меня этим добром. Я вылил их в унитаз.
   — Я не понимаю вас, сенатор, — в недоумении сказал Гендерсон. — Почему эти бутылки? И зачем вы их вылили?
   — Я слабоват насчет выпивки, Матт, — пояснил Кларк, — и ваш хозяин знает об этом, вернее, узнал после разговора с сенатором Прентисом.
   — С Прентисом?
   — Да, с Прентисом — председателем нашей комиссии. — Голос Кларка звучал иронически. — Бродерик звонил ему из этой комнаты. По окончании разговора он унес с собой телефон, а я получил виски и вдобавок… тюремный номер, как я полагаю.
   По виду Гендерсона было ясно, что он что-то заподозрил, но не знает, как быть. Он бочком направился к двери, бормоча что-то невнятное насчет неотложных дел, но Кларк удержал его за локоть.
   — Погодите, полковник, не уходите. Я в здравом уме, несмотря на то что меня уже два дня держат взаперти. Не распорядитесь ли вы, чтобы нам принесли из столовой кофе? Я хочу вам кое-что рассказать и прошу меня выслушать.
   Гендерсон неохотно согласился. Он открыл дверь, сказал что-то часовому и вернулся в комнату, но на этот раз выбрал стул поближе к двери.
   — Матт, — спросил Кларк, — вы доверяете Кейси?
   — Абсолютно. А что?
   — Если бы Джигс вполне серьезно рассказал вам кое о чем, вы поверили бы ему?
   — Конечно.
   — Хорошо. Знаете ли вы, — медленно проговорил Кларк, — что, когда вы в прошлое воскресенье говорили Кейси об ОСКОСС, он понятия не имел, что это такое?
   Гендерсон не мог скрыть своего изумления.
   — Откуда вы знаете, что я виделся с Джигсом в воскресенье?
   — Он сам рассказал об этом мне и еще некоторым людям, — выпалил Кларк. — Кейси никогда не слыхал об этой базе.
   — Правда? — Гендерсон нахмурился, его круглое лицо приняло озабоченный вид. — Но он говорил со мной так, как будто знает о ней все.
   — Он притворялся. А вернувшись после завтрака с вами в свой кабинет, перерыл все приказы комитета начальников штабов за целый год, но не нашел никакого упоминания об ОСКОСС или о чем-нибудь в этом роде. Больше того, президент Лимен никогда не слышал об этой базе. И я тоже.
   — Не могу поверить, сэр. Полковник Бродерик все время ездит в Вашингтон для доклада начальству.
   — Некоторым начальникам он, может быть, и докладывает, но только не верховному главнокомандующему. Матт, теперь выслушайте меня. Я хочу рассказать вам такую гнусную историю, какой вы никогда в жизни не слыхали.
   Кларк начал рассказывать обо всем, что обнаружил Кейси в воскресенье и понедельник. В дверь постучали: вошел сержант и поставил поднос с двумя кружками кофе на столик. Пока они потягивали кофе, Кларк, стараясь произвести впечатление на Гендерсона, рассказал с мельчайшими подробностями о том, как Кейси первый раз пришел в Белый дом, потом бегло описал совещание в солярии во вторник, упомянув о заданиях, данных Джирарду и Кейси, и объяснил, как он сам проделал путь из международного аэропорта в Эль-Пасо до ворот базы «У».
   Но Гендерсона это не убедило.
   — Трудно поверить всему этому, сенатор. Как же так? Генерал Скотт несколько раз за последние недели прилетал сюда с другими членами комитета начальников штабов, и не было ни малейшего намека на то, что происходит что-то… что-то неладное.
   — А адмирал Палмер был когда-нибудь здесь?
   — Нет, но…
   — А почему меня заперли? А две бутылки моего любимого виски, чтобы напоить меня пьяным? Разве вы всегда подсовываете посетителям бутылку виски перед завтраком?
   — Нет, сэр. Признаюсь, все это очень странно… как вы связываете эти факты.
   — Иначе их и не свяжешь, полковник. И это хуже, чем странно. — Кларк говорил нарочно резко. — Это заранее обдуманная и тщательно разработанная попытка свержения законного правительства Соединенных Штатов. Это, друг мой, подрывная деятельность, мятеж, и всякий, кто в нем участвует или помогает другим, рискует получить двадцать лет каторжной тюрьмы.
   Гендерсон слушал с растерянным и нерешительным видом; это был уже совсем не тот добродушный офицер, что час назад.
   — Что же вы от меня хотите, сенатор?
   — Когда вернется Бродерик?
   — Завтра, он говорил.
   — Тогда сегодня вечером вы должны выпустить меня с этой базы. И я хочу, чтобы вы полетели со мной в Вашингтон.
   Гендерсон отрицательно покачал головой.
   — Сенатор, вы знаете, что это невозможно. Я офицер и подчиняюсь приказам. Я никогда еще не нарушал приказов.
   — Никогда, Матт?
   — Никогда.
   — Тогда я приказываю вам от имени главнокомандующего выпустить меня отсюда и отправиться со мной в Вашингтон.
   — Но…
   — Вам нечего бояться, — продолжал Кларк. — Смотрите: если и Кейси, и президент, и я ошибаемся, и ничего такого нет, я гарантирую, что вы получите письмо от президента Соединенных Штатов, которое можете предъявить своему начальнику, подшить в личное дело или использовать как захотите. А если мы правы, вам не придется оправдываться за то, что вы меня освободили. Ну, что вы теперь скажете?
   — Не в этом дело, — проговорил Гендерсон, явно встревоженный и даже сердитый оттого, что его ставили между двух огней. — Я получил приказ от своего начальника не выпускать вас из этого дома. Я понимаю, что президент может его отменить, но вы-то не имеете такого права, сенатор.
   — Полковник, если вы будете упорствовать, вы рискуете собственными руками погубить страну.
   Гендерсон опять покачал головой. Кларк попробовал переменить тактику, заявив, что Кейси сделал гораздо больше того, о чем просят Гендерсона. Кейси сам пошел к президенту, поставив на карту свою долгую и безупречную службу в морской пехоте. Он пошел потому, — Кларк говорил, используя всю силу своего убеждения, — что сердцем чувствовал свою правоту.
   — Так-то оно так, — возразил Гендерсон, — но, может быть, Джигс вовсе и не прав, даже если вы правильно передаете его мысли.
   Кларк продолжал настаивать, он почувствовал, что Гендерсон начинает понемногу сдавать. Ему было жаль офицера, которого сейчас раздирали противоречия, но ослаблять нажим было никак нельзя. Кларк отстаивал свою точку зрения с решимостью, какой ему часто не хватало во время сенатских дебатов.
   — Для чего все эти отборные войска? — вопрошал он, гремя на всю комнату. — Вы знаете, что здесь собран цвет армии. Почему же это держат в тайне от президента? Почему Скотт поручил командование ими человеку, который открыто презирает гражданскую власть? Что же, черт возьми, вы думаете, здесь происходит, Матт, если не подготовка к свержению правительства?
   Гендерсон сидел, уставившись на свои руки, прижатые к коленям. Его всегда веселое круглое лицо теперь исказилось от мучительного напряжения, а огромные уши еще больше подчеркивали его несчастный вид. Но, когда он заговорил, в голосе его слышалось прежнее упрямство.
   — Но ведь, сенатор, для борьбы с подрывной деятельностью нужны закаленные люди.
   — С подрывной деятельностью? Матт, разве не вы говорили Джигсу, что вам кажется странным, почему в боевой подготовке вашей части уделяется больше внимания захвату объектов, а не обороне их, или что-то в этом роде?
   — Да, но…
   — И почему базой командует человек, открыто объявляющий себя сторонником диктатуры?
   — Конечно, полковник Бродерик, как бы сказать, довольно консервативный человек, но…
   — Какой там к черту консервативный! — снова вспылил Кларк. — Это отъявленный фашист, и вы это прекрасно знаете.
   Гендерсон поднял глаза и встретился взглядом с Кларком:
   — Послушайте, сенатор, скажу вам откровенно. У меня есть кое-какие сомнения насчет нашей части и Бродерика, но то, что вы сказали, — в это трудно поверить. И потом, откуда я знаю, что у вас на уме?
   — Вы хотите сказать, что я не в своем уме?
   — Нет, сэр, что вы! Но, может быть, это какая-нибудь каверза. Может быть, генерал Скотт послал вас сюда проверить нашу бдительность.
   — Если бы даже это и было так, чего на самом деле нет, что вы теряете, уехав со мной?
   — Как что? Я стал бы дезертиром, — унылым тоном произнес Гендерсон. — В военное время за это могут расстрелять, а в мирное время, да еще в такой части, могут влепить добрых двадцать лет тюрьмы.
   — За то, что вы уехали с сенатором Соединенных Штатов?
   — Вы штатский человек. И в этом все дело. Я не могу выполнять ваши приказания.
   Кларк почувствовал легкую боль в желудке, но старался не обращать на нее внимания.
   — Если нам удастся дозвониться к Кейси, вы его послушаете?
   — Конечно. Во всяком случае, я так думаю.
   Кларк сразу же понял, что допустил ошибку. Было бы глупо разговаривать с Кейси отсюда. Какие порядки на военном коммутаторе в Вашингтоне? Наверно, о каждом вызове докладывают Скотту или Мердоку. Кларк быстро сообразил, как выйти из положения.
   — Хорошо, — сказал он. — Само собой разумеется, что мы не можем воспользоваться линией базы. Давайте выйдем за ворота, пройдем до ближайшего автомата и позвоним Кейси. Даю вам слово, что, если разговор вас не удовлетворит, я вернусь с вами обратно.
   Гендерсон покачал головой.
   — Вы никак не можете понять, сенатор, что мне приказано держать вас здесь.
   — Вы тоже никак не можете понять, что я имею устное полномочие от главнокомандующего приказывать вам.
   Гендерсон упрямо покачал головой. Кларк предпринял новую попытку.
   — Ладно, Матт, а как вы смотрите на такое предложение? Мы выезжаем из базы и едем по направлению к Эль-Пасо до первой телефонной будки. Вы опускаете монету и просите телефонистку дать вам коммутатор Белого дома. Когда вам ответят, я беру трубку и вызываю вам президента. Вы объясняете ему обстановку и просите указаний. Клянусь богом, это должно удовлетворить любого военного, в каком бы ранге он ни был.
   Кларк вынул бумажник и сунул Гендерсону дюжину разных документов: свидетельство об образовании, удостоверения офицера резерва армии и почетного автоинспектора штата Джорджия, водительские права. Шесть или семь документов подтверждали, что он сенатор Соединенных Штатов. Один документ Гендерсон изучал особенно внимательно. Тисненный золотом заголовок гласил: «Клуб сторонников Лимена», а в списке числились Лимен в качестве президента клуба, Кларк — вице-президента и еще с полдюжины видных демократов в качестве членов-учредителей. Карточка была подписана характерным росчерком Лимена, а на оборотной стороне было написано от руки: «Рею, человеку, который сделал это возможным. Джорди».
   Гендерсон вертел в руках карточку, разглядывая ее со всех сторон. Тем временем Кларк возобновил психологическую обработку. Он красноречиво говорил об американской системе правления, о высоком уважении Лимена к военным, о традициях. Он старался повторить слово в слово рассуждения Лимена в солярии Белого дома в прошлый вторник. Кларк говорил почти пятнадцать минут, и Гендерсон ни разу не перебил его. Когда он кончил, наступило молчание.
   Полковник, шагавший по комнате, пока Кларк наставлял его, остановился, с минуту пристально смотрел на сенатора и наконец направился к двери.
   — Я схожу домой, возьму кое-какие вещи и отдам некоторые распоряжения, — сообщил он почти шепотом. — Не беспокойтесь, я вернусь.
   Кларк, совершенно обессиленный, бросился на кровать. «О господи, я совсем выдохся», — подумал он. Совет Гендерсона «не беспокоиться» не помогал. Кларк начал сомневаться, увидит ли он еще полковника. А вдруг тот вернется с врачом и смирительной рубашкой?
   Первым звуком, который он услышал почти через час, был шум подъехавшего автомобиля.
   — На сегодня достаточно, сержант, — раздался голос Гендерсона. — Вы свободны. Я беру штатского на свое попечение. Можете отправляться в казарму.
   Гендерсон просунул голову в дверь:
   — Берите свой пиджак и выходите.
   Около дома стоял взятый напрокат «форд» Кларка. Гендерсон жестом пригласил сенатора сесть за руль, а сам показывал, куда ехать. Ночь была прохладная, почти холодная, солнце село уже пять часов назад. Часы Кларка показывали 2:30 по вашингтонскому времени. Значит, здесь 11:30, подумал он.
   Гендерсон ничего не говорил, только жестом показывал, где нужно повернуть. Вскоре они выехали на ровную, прямую дорогу, которая, пересекая пустыню, вела к металлической ограде. Воздух был чудесный. Кларк решил, что два дня пребывания в помещении с кондиционированным воздухом — это, пожалуй, уже предел для человека. Мимо проносилась ровная и пустынная местность, только изредка в лунном свете мелькали крошечные тени перекати-поля.
   — Можете не звонить президенту, — отрывисто проговорил Гендерсон.
   — Я человек слова, Матт, — ответил Кларк.
   — Не нужно, — сказал Гендерсон. — Стоит мне выйти за ворота базы, и я все равно получу свое, если вы говорите неправду. Даже президент не сможет мне помочь.
   Только теперь Кларк ощутил всю глубину пропасти, отделяющей политического деятеля от военного человека. Для Кларка приказ был лишь выражением определенного мнения, чем-то таким, что можно хотя бы обсуждать и ставить под сомнение. Для Гендерсона он был чем-то абсолютным, непреложным, как закон. Кларк вздрогнул.
   — Мне все равно надо ему позвонить, — сказал он, — если позволит время. Может быть, придется просить его помощи, чтобы нам дали отсюда самолет.
   Из будки у ворот вышел сержант, отдал честь Гендерсону и внимательно посмотрел на Кларка.
   — Прошу прощения, полковник, — обратился он к Гендерсону, — но мне приказано не выпускать этого гражданского с базы, сэр.
   — Не беспокойтесь, сержант, — ответил Гендерсон. — Я сейчас исполняю обязанности начальника базы и сопровождаю его в город.
   — Полковник Бродерик сказал «нет», сэр. — Сержант был настойчив. — Перед отъездом он остановился здесь и велел ни при каких обстоятельствах не выпускать из базы этого гражданского, да и вообще никого.
   Часовой с бесстрастным лицом стоял около машины, держа перед собой винтовку.
   Неожиданно Гендерсон высунул руку в окно, схватил винтовку за ложе и ударил сержанта стволом по скуле. В тот же момент он открыл дверцу и выскочил из машины. Часовой попятился назад. Гендерсон вырвал у него винтовку, вынул патроны и забросил ее как можно дальше.
   Потом, направив на ошеломленного часового пистолет, — Кларк недоумевал, где Матт его прятал, — Гендерсон откинул щеколду и широко распахнул ворога. «Ого, — подумал Кларк, — раз уж этот парень решился, он даром слов не тратит».
   Кларк выехал за ворота и остановился подождать Гендерсона. Пистолет полковника все еще был направлен на часового.
   — Жмите, сенатор, — сказал он. — Теперь нас больше никто не остановит. Вечером всех загоняют за ограду.
   Кларк погнал «форд» по шоссе. Он вел машину на предельной скорости до самого поворота на автостраду, повернул направо и помчал по освещенной лунным светом дороге на Эль-Пасо.

Пятница, утро

   Кларк и Гендерсон медленно ехали в Вашингтон из аэропорта. Когда они проезжали мост, часы на приборной доске автомобиля показывали одну минуту девятого. Кларк, борясь с усталостью, сбросил правый ботинок в надежде, что вибрация мотора, передаваемая через педаль акселератора, не даст ему заснуть. Гендерсон с Открытым ртом покачивался на своем сиденье. Он уснул почти в ту же минуту, как Кларк захлопнул дверцу машины на стоянке в аэропорту.
   Пробиваясь в утреннем потоке машин, несущихся через мост к Пентагону и другим правительственным учреждениям, расположенным в Вашингтоне и его окрестностях, Кларк испытывал такое чувство, словно кто-то насыпал ему песку под веки. Это была долгая ночь. Мчась во взятом напрокат седане к аэропорту Эль-Пасо, они решили не пользоваться рейсовым самолетом, чтобы избежать риска быть перехваченными. Гендерсон заметил, что, хотя база «У» не зарегистрирована в местной комендатуре, любой офицер с базы может приказать военной полиции арестовать его и задержать Кларка. Поэтому, миновав аэродром, они направились к отдаленному ангару, где после получасовой нервотрепки Кларку удалось нанять маленький самолет. Затем Кларк созвонился с Далласом и заказал места на рейсовый самолет до Вашингтона. Пилот арендованного самолета доставил их в Даллас лишь за несколько минут до отлета.
   Кларк с его «золотым характером», как называл президент Лимен его способность изливать на собеседника все тепло своего южного обаяния, никак не мог успокоить расходившиеся нервы своего спутника. Матта Гендерсона одолевали мрачные мысли. Ему было совершенно ясно, что его военная карьера кончилась. Он то подолгу угрюмо молчал, то засыпал Кларка беспокойными вопросами. Сенатор пытался шутить, но Гендерсон не воспринимал его шуток. Кларк понял, что только Кейси может помочь ему привести Гендерсона в себя. Теперь полковник горько раскаивался в своем поступке. По мнению Кларка, Гендерсон наверняка считал, что, чем ближе они к Вашингтону, тем скорее будет над ним военный суд. Поэтому Рей даже обрадовался, когда Гендерсон наконец уснул в автомобиле.
   Кларк остановил машину перед выкрашенным в белую краску кирпичным домиком в Джорджтауне, фасад которого был лишь на фут или на два шире длины автомобиля. Гендерсон шаткой походкой пересек вслед за ним тротуар и остановился в ожидании, пока Кларк возился с дверным ключом.
   — Вот мы и дома, — сказал сенатор.
   На кушетке и на полу небольшой гостиной валялись книги, старые газеты и журналы. На углу камина висел свитер, а на столе выделялись серые круглые пятна от стаканов.
   — Уборщица приходит раз в неделю, — извинился Кларк. — Садитесь, а я попробую вызвать Джигса по телефону.
   Он отыскал в телефонной книге домашний номер Кейси и набрал его. Оба продолжали стоять. От прежнего румянца на лице Гендерсона не осталось и следа.
   — Джигс? — сказал сенатор. — Говорит Рей Кларк. Да, это я. Мне повезло, а то бы я все еще торчал посреди пустыни. Слушайте, тут со мной один наш приятель. У него ужасный вид. То ли он наелся неспелых дынь, то ли считает, что свалял дурака, приняв нашу сторону. Скажите ему пару слов. Его зовут Матт Гендерсон.
   Гендерсон взял телефонную трубку. Он слушал Кейси, и лицо его постепенно прояснялось. Сначала он слабо улыбнулся, потом расхохотался и повесил трубку.
   — Джигс говорит, чтобы я не беспокоился, — радостно сообщил Гендерсон. — Он не может всего сказать, потому что Мардж дома, но говорит, что скоро увидимся. Я готов сделать все, что вы скажете.
   — Сейчас вы отправитесь спать, — распорядился Кларк и, подталкивая Гендерсона, отвел его наверх в спальню. — Теперь ваша очередь побыть под домашним арестом, только у нас нет вооруженной охраны вокруг дома. Мы в Вашингтоне обходимся без этого. Но смотрите, никаких телефонных разговоров и не выходить из дому, пока я за вами не вернусь. Если проголодаетесь, когда проснетесь, найдете что-нибудь поесть в кухне. Кофе в шкафчике над плитой.
   Гендерсон уже развязывал шнурки на ботинках, когда Кларк закрыл за собой дверь спальни. Сенатор сбежал вниз через две ступеньки и позвонил Эстер Таунсенд в Белый дом.
   — Сенатор! — Ему редко приходилось слышать такой возглас радости и облегчения. — Где вы?
   — Дома, золотко, где и положено быть всем пай-мальчикам во время завтрака.
   — Можете сейчас же приехать сюда? — спросила она, сразу переходя на серьезный тон. — У него большие неприятности, вы ему нужны.
   — Еду, — ответил Кларк.
   Он подъехал к Белому дому с тыльной стороны и поставил машину около большой магнолии у входа в приемную, расположенную на первом этаже. Часовые и полицейские Белого дома кивнули ему. Сенатору от Джорджии не нужно было предъявлять удостоверение: его здесь все знали в лицо. Он вошел в здание и в маленьком, отделанном ореховыми панелями лифте поднялся на второй этаж.