Страница:
...По длинным крутым лестницам - словно в сердце Арды, по бесконечным анфиладам подземных залов шли они, и Майя изумленно оглядывался по сторонам. Но последний зал поразил его больше, чем все уже виденное. Черный каменный пол; но стены и своды светятся ровным мягким светом. Словно застывшие струи воды - сталактиты; кажется - тронь, и отзовутся легким звенящим звуком...
Майя стоял перед тем, кого называли в Валиноре Владыкой тьмы; его проводник незаметно исчез куда-то: он был один. Он поднял глаза - и замер.
Это лицо - гордое, величественное и прекрасное - было первым, что увидел он при пробуждении. И теперь видел - снова.
"Мелькор... Значит, Мелькор. Ауле проговорился".
- Приветствую тебя, Вала Мелькор.
Мелькор пристально посмотрел на Майя; в его глазах промелькнула тень насмешки:
- Привет и тебе, Майя Ауле, Артано-Аулендил.
Майя передернуло.
- У меня больше нет имени. И более я не слуга Ауле!
- Почему?
Майя стал рассказывать, сжимая кулаки от гнева. Мелькор слушал молча и, наконец, сказал:
- Значит, так ты ушел. Ты смел и дерзок, Майя. И чего же ты хочешь от меня?
- Я хочу стать твоим учеником. У меня ничего нет - кроме этого, Майя снял с пояса кинжал и протянул его Мелькору. - Возьми. Только прими к себе!
Мелькор, не глядя, взял оружие и усмехнулся:
- Ученичество не покупают дарами. Разве ты не знаешь этого?
Но, когда взглянул на кинжал, лицо его изменилось. Две стальных змеи сплетались в рукояти, и глаза их горели живым огнем.
- Откуда тебе известен этот знак?
- Не знаю... Может, сказал кто-то, а может, я знал всегда... Мне показалось - Мудрость Бытия...
- Ты прав; только это идет из Тьмы. А камни? Я никогда не видел таких; что это?
...Клинок был первым, что сделал он без помощи Ауле. Но когда, радостный, принес он свое творение Кузнецу, тот как-то странно посмотрел на рукоять кинжала и сказал с показным равнодушием:
- Что можешь ты создать такого, что не было бы ведомо мне? Ты порождение мысли моей, и ни в замыслах, ни в деяниях твоих нет ничего, что не имело бы своего абсолютного начала во мне.
Майя стоял в растерянности. Ауле, наконец, перевел взгляд на самого Майя:
- И что это за одежды у тебя? Почему черное?
- Мне так нравится. Неужели ты не видишь: это красиво?
Ответ был дерзок. Ауле нахмурился и проворчал:
- Красиво, красиво... Сказано: слуги Валар должны носить их цвета. Почему ты считаешь себя исключением? Красиво... Кто только тебе это в голову вбил?
- Ты же сам сказал: я - порождение мысли твоей, и ни в замыслах, ни в деяниях моих нет ничего, что не имело бы своего абсолютного начала в тебе!
И, глядя на Кузнеца своими пронзительно-светлыми глазами, Майя усмехнулся. Ауле не нашелся с ответом.
...Впервые хоть кто-то заинтересовался творениями Майя Артано. Потому с мальчишеской радостью начал он рассказывать, как задумал сделать камень, похожий на каплю крови Арды; как взял он частицу пламени Арды и заключил ее в кристалл; как украсил этими камнями созданное им...
Мелькор слушал внимательно, изредка задавал вопросы, потом сказал:
- Тебе ведь дано создавать. Почему же ты пришел ко мне - ведь у вас говорят, что, кроме как разрушать, я не способен ни на что?
Майя взглянул на руки Мелькора, спокойно лежащие на подлокотниках трона. Узкие, сильные. Тонкие длинные пальцы. Удивительно красивые руки.
- У тебя руки творца, - тихо сказал Майя. - Только я никогда не видел твоих творений...
Вала улыбнулся - чуть заметно, уголком губ - прикрыл глаза и медленно провел рукой по клинку кинжала. И клинок загорелся льдистым бледным пламенем под его пальцами.
Майя ошеломленно смотрел на Мелькора.
- Как ты это сделал? Никто из них не умеет такого...
- Они отвергли Тьму, что древнее мира; отвергли и знания Тьмы. А заклятия Тьмы сильнее заклятий Света. Все просто.
Мелькор протянул Майя кинжал:
- Возьми.
- Ты... отвергаешь мой дар?
- Это по праву твое. И я уже сказал тебе: нельзя купить ученичество дарами, - Мелькор усмехнулся, на этот раз грустно. - Возьми.
Майя принял из рук Мелькора холодно мерцающий клинок.
"Я не нужен ему, - тяжело думал Майя, - и мне некуда идти. Зачем я ему? Слишком мало знаю. Слишком мало могу. Все кончено".
Мелькор внимательно посмотрел на молодого Майя и, поднявшись с трона, коротко сказал:
- Идем.
Майя, стиснув зубы, медленно пошел следом.
"Сейчас скажет - уходи. И что я буду делать? Не вернусь. Ни за что не вернусь. На коленях умолять буду - пусть у себя оставит. Все, что угодно, сделаю. Только - с ним", - ожесточенно думал Майя.
Они стояли теперь на вершине горы. И Мелькор сказал молодому Майя:
- Смотри.
Сначала тот не видел ничего, кроме привычной темноты. А потом рванулось над головой ослепительным светом - сияющее, огненное, раскаленное... Майя тихо вскрикнул и прикрыл глаза рукой:
- Свет... откуда? Что это?
- Солнце.
- Это сотворил - ты?
- Нет. Оно было раньше, прежде Арды. Смотри.
И Майя смотрел, и видел, как огненный шар, темнея - словно остывал кипящий металл, - скрылся за горизонтом. И наступила тьма, но теперь Майя видел в ней свет - искры, мерцающие холодным светом капли.
- Что это?
- Звезды. Такие же солнца, как то, что видел ты. Только они очень далеко. Там - иные миры...
- Их тоже создал Единый? Как и Арду?
- Нет. Они были и до Эру; и он - не единственный творец, хотя всеми силами пытается забыть об этом. Его имя - Эру - изначально "Пламя"; но он называет себя Единым и пытается заставить остальных верить в это.
Молодой Майя, наверно, испугался бы, скажи это кто-то другой, не Мелькор. Но сейчас страха не было: он верил Мелькору и восхищался им.
"Он воистину бесстрашен. И воистину - могущественнейший из Айнур. Недаром Валар так боятся его".
- Но почему же я раньше не видел этого? - спросил Майя.
- Не только ты. Другие тоже - до времени. Только смотрят, не видя. Воля Эру. Я рад, что тебе они не смогли закрыть глаза.
И, положив руку на плечо Майя, так сказал Мелькор:
- Ты будешь моим учеником. Я давно решил. Еще когда увидел творение твоих рук.
Он вздохнул и прибавил с непонятной грустью:
- И все-таки первым ты сделал - клинок...
- Учитель... - выдохнул Майя.
- Отныне имя тебе - Ортхэннэр, Владеющий Силой Пламени.
И улыбнулся светло и спокойно:
- Многому еще придется учить тебя, Майя Ортхэннэр...
- ...А чему хочешь научиться ты?
- Всему. Всему, что не знает Ауле.
- Зачем ты хочешь знать это?
- Как это - зачем? - Майя недоуменно воззрился на Мелькора. - Чтобы создавать новое. Чтобы знать. Почему ты спрашиваешь?
- Я не хочу, чтобы ты торопился. Сначала разберись в себе. Убедись, что не употребишь знания во зло.
- Но разве знание может быть злом?
- Конечно. Вот, смотри.
Мелькор поднял руку, и Ортхэннэр увидел на его запястье странный черно-золотой браслет. Нет, не браслет - гибкое, прекрасное существо обвивало руку Учителя.
- Что это?
- Локиэ - Змея.
- Я не знал, что такое бывает...
- Рукоять твоего клинка - помнишь?
- Да... Но мне казалось - я просто придумал, а тут живое...
- Протяни руку.
Ортхэннэр повиновался, и чешуйчатое холодное тело змеи обвилось вокруг его запястья.
- Какая красивая... Это ты сделал?
- Я... Ты говоришь - красивая? Но она смертельна опасна.
- Разве такое может быть опасным?
- Да. Ее яд таит смерть. Но в умеющих и знающих руках этот же яд может приносить исцеление. Двойственность. Потому во многих мирах змея символ знания: ведь знание также может нести и жизнь, и смерть. И также опасно оно в неопытных руках, ибо может обернуться злом. Помнишь, я сказал - первым твоим творением был клинок. Потому и спросил.
- Но и у тебя - меч, Учитель...
- И меч не всегда служит смерти.
Они остановились.
- Прислушайся. Что ты слышишь?
- Песню волка. Шорох крыльев совы.
- Слушай.
- Я слышу, как ветер поет в ветвях, как шелестит трава.
- Слушай сердцем, Ученик.
Ортхэннэр молчал долго. Потом сказал, словно сам удивляясь своим словам:
- Знаешь, Учитель... мне кажется: что-то бьется - живое, хочет вырваться... и почему-то не может...
- Ты умеешь слышать. Смотри.
Мечом очертил Мелькор в воздухе странный знак, на мгновение вспыхнувший, но почти в тот же миг рассыпавшийся голубоватыми искрами, и коснулся клинком земли. И почудилось Майя - тихо вздрогнула земля. И там, где коснулся ее черный меч, забил родник. Опустившись на колени, Ученик зачерпнул ладонью ледяную воду и поднял сияющие глаза на Учителя:
- Как ты сделал это?
- Узнаешь, - Мелькор улыбнулся в ответ.
- ...Знаешь... иногда почему-то кажется - мир так хрупок...
- Потому я и хочу, чтобы ты был осторожен. Великая сила те знания, что я даю тебе; одно неверное движение, шаг с пути - и ты начнешь разрушать.
- Я понимаю, - Майя обернулся к Мелькору - и замер.
"Крылья?!"
Вала смотрел на ночное небо, тихо улыбаясь - то ли своим мыслям, то ли чему-то неслышимому пока для Ортхэннэра.
Огромные черные крылья за спиной.
"Конечно... если Валар могут принимать любой облик, кому же и быть крылатым, как не ему?.."
ЧЕТВЕРО. ВЕК ДЕРЕВ СВЕТА
Золотоокий спал, но сон его был не совсем сном. Ибо казалось ему, что он в Арде - везде и повсюду одновременно: в Валиноре и в Сирых Землях; и видит и слышит все, что творится. Он видел все - но ничего не мог. Не мог крикнуть, что звезды - гэле - не творение Варды, что это и есть Свет... Он видел, как ушел Артано; он даже позавидовал ему, ибо знал, что у самого не хватит силы духа уйти к Врагу... А Врага он уже не мог называть Врагом. И слова, идущие из ниоткуда, дождем падали в сердце его, и он понял смысл имени - Мелькор...
А потом он увидел над собой прекрасное лицо Айо. Он знал, что это сон. Но Айо мог входить в любые сны, и сейчас он выводил из сна Золотоокого.
- Все что ты видел - истина, - тихо говорил Айо. - Истина и то, что Король Мира и Варда не хотят, чтобы это видели. Мне тяжело понять, почему.
Золотоокий молчал. Терять веру всегда тяжко. Наконец он поднял голову.
- Я не могу больше, - с болью проговорил он. - Надо уходить.
- К Врагу?
- Нет. Просто уходить. Не "к кому" - "откуда".
- Тебя не отпустят.
- Все равно. Иначе лучше бы не просыпаться...
- Хорошо. Постараюсь помочь. Но тогда уйду и я... Как же отпустить тебя одного - такого, - грустно улыбнулся Айо.
Были ли то чары Айо, или действительно Манве и Варда больше не желали видеть Золотоокого здесь, но его отпустили. Правда он уходил лишь для того, чтобы узнать, пришли ли уже в мир Старшие дети Единого - Валар не желали покидать светлый Аман. Ирмо же легко отпустил Айо, и друзья ушли вместе.
Они выходили из Озера Куивиэнен - слабые, беспомощные, испуганные, совсем нагие. А земля эта не была раем Валинора. И они дрожали от холодного ветра и жались друг к другу, боясь всего, боясь этого огромного, чудовищного дара Эру, что упал в их слабые, не подготовленные к этому руки - боясь Эндорэ. Ночь рождения была безлунной, непроглядной, и в темноте таился страх. И только там, вверху, светилось что-то доброе и красивое, и один из Эльфов протянул вверх руки, словно просил о помощи, и позвал:
- Эле!
Тот, кто пришел к ним первым, откликнувшись на их зов, носил черные одежды, и те, что ушли с ним, стали Эльфами Тьмы, хотя им было дано ощутить и познать радость Света раньше всех своих собратьев. Ибо было им дано - видеть.
Тот, кто пришел к ним вторым, был огромен, громогласен и блистающ, и многие Эльфы в ужасе бежали от него в ночь; те же, что ушли с ним из Эндорэ, стали Эльфами Света, хотя и не знали Света истинного.
Те, что пришли к ним третьими, были очень похожи на них, но гораздо мудрее. И Эльфы, слушавшие песни Золотоокого и видевшие наваждения Айо, полюбили Эндорэ и остались здесь навсегда. Они разделились на разные племена и по-разному говорили они, но в Валиноре их звали Авари, Ослушники.
Так Золотоокий нарушил приказ Короля Мира, ибо остался в Эндорэ. Так остался в Покинутых Землях Айо. Так не вернулся Охотник, ибо хотел он творить. Так не вернулась Весенний Лист, ибо остался в Средиземье Охотник. А Оссе не покидал Средиземье никогда.
Бродил по земле Золотоокий, и Эльфы чтили его и любили его песни, хотя и не все понимали. Пел он и о Валиноре, и о Творении, и о Светильниках, но если бы все это слышал Король Мира, то вряд ли Золотоокий сумел бы спеть потом хоть одну песню. И только Эльфы Тьмы, что жили на севере, понимали его так, как он сам понимал себя. Потому любил он бывать среди них, но тайно - он боялся мощи и величия Мелькора.
...Так и зародились у Эльфов Средиземья предания о добрых богах, что жили среди них и учили их Красоте...
РОЖДЕННЫЕ ТЬМОЙ. ВЕК ДЕРЕВ СВЕТА; ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ ДО 487 ГОДА
Медленно освобождались Эльфы от оков сна. Слабые и беспомощные в этом огромном мире, они держались вместе. И проснулось в них желание говорить друг с другом, и давать имена всему, что окружало их. Казалось иногда, что эти подсказывает им неслышный голос. И называли они себя - Квенди, Те, Кто Говорит...
Пришло время, когда захотелось Эльфам покинуть долину Озера Пробуждения и взглянуть на мир за ее пределами. Но некоторые из ушедших во тьму не вернулись, и впервые в душах Эльфов проснулся страх, отныне неразрывно связанный для них с темнотой и тьмой. Говорили - Охотник увез их с собой, и никогда не вернуться им.
"Бешеный конь несет страшного всадника тьмы; стая чудовищ - свита его... Грому подобна поступь коня, вянет трава, где ступает он; адское пламя - всадника взгляд. Тот, кто встречает его, не вернется назад. Огненный ветер - дыханье его, ужас - оружье в руке его, смерть - его знамя, чертоги - ад... Тот, кто встретит его, не вернется назад".
"Но о несчастных, которых заманил в ловушку Мелькор, доподлинно не известно ничего. Ибо кто из живущих спускался в подземелья Утумно или постиг тьму замыслов Мелькора? Однако мудрые в Эрессеа почитают истиной, что все те из Квенди, которые попали в руки Мелькора прежде, чем пала крепость Утумно, были заключены там в темницу, и медленными жестокими пытками были они извращены и порабощены; и так вывел Мелькор отвратительное племя Орков - из зависти к Эльфам и в насмешку над ними; и не стало позднее более жестоких врагов Эльфам, чем они. Ибо Орки были живыми и умножались, подобно Детям Илуватара, но ничто, живущее собственной жизнью или имеющее видимость жизни никогда после своего мятежа в Предначальные времена Музыки Айнур не мог создать Мелькор: так говорят мудрые. И глубоко в сердцах своих Орки ненавидели Господина своего, которому служили из страха. Может статься, это деяние - самое низкое из свершенных Мелькором, и более прочих ненавистно Илуватару".
Так говорит "Квента Сильмариллион".
Но было так: те, что, устрашившись Тьмы, рассеялись по лесам, стали Эльфами Страха. Ужас неведомого сковал их души; отныне и Свет, и Тьма равно страшили их. Страх изменил не только облик, но и души их, ибо слабы сердцем были они. Страх гнал их в леса и горы, прочь от владений Черного Валы, чью мощь и величие чувствовали они, а потому страшились его; прочь от тех, кто был одной крови с ними. Из этого страха родилась ненависть ко всему живущему. Красота Эльфов, Детей Единого, изначально жила и в Эльфах Страха; но совершенная красота сходна с совершенным уродством. Так стало с Эльфами Страха. Все в облике их казалось преувеличенным: громадные удлиненные глаза с крохотными зрачками; слишком маленький и яркий рот, таивший почти звериные - мелкие и острые - зубы и небольшие клыки, слишком длинные цепкие паучьи пальцы... При взгляде на них в душе рождался неосознанный непреодолимый ужас, и ныне страшились они не только других, но и самих себя... И назвали их - Орками, что значит - Чудовища.
Меняли облик Орков и их темные скитания в лесах. Дикая жизнь сделала их сильными и яростными и научила их охотиться стаями, подобно хищным зверям. Привыкшие к вечному сумраку пещер и лесов, они возненавидели свет и стали бояться огня; даже мерцание далеких звезд было нестерпимо для их глаз. Получивших тяжелые раны на охоте добивали или бросали в лесу; иногда - когда было голодно - и поедали: жалость была неведома Оркам. Сильнейшие и беспощадные становились их вожаками: только Силе поклонялись они. Милосердие казалось им слабостью, сострадание - чувством чуждым и неведомым, и в муках живых существ находили они лучшую забаву для себя.
Был у Орков и свой язык, в котором - искаженные до неузнаваемости жили отзвуки Языка Тьмы. Ни песен, ни сказаний не было у них; грубыми стали голоса их, и хриплый вой был их боевым кличем.
Им незачем было оттачивать разум, но развивались в них чувства, свойственные ночным хищникам: острый слух и обоняние, умение видеть в темноте, неутомимость в охоте и жажда крови. И не было спасения от них, порождений страха и темноты...
И было так: старшие из Эльфов, охваченные изумленной радостью при виде нового, юного мира и жаждой познать его, ушли далеко за пределы Долины Эльфов и странствовали при свете звезд - ибо Солнце и Луну не дано было еще видеть им - в сумрачных лесах. И однажды встретился им всадник на вороном коне. Эльфы изумились, ибо не знали, что есть в мире и иные живые существа, подобные им. Но не было во всаднике ничего угрожающего, бледное лицо его было прекрасным и мудрым: в Эльфах не возникло страха перед ним.
Всадник спешился. Он не был огромен ростом: просто очень высок, выше любого из Эльфов. Одеяния его казались сотканными из тьмы, и плащ летел за его плечами, как черные крылья, а глаза его были - звезды.
Эльфы рассматривали его с удивлением, и он улыбался уголком губ, невольно представив их - в Валиноре. Таких, какими они были сейчас: в одеждах из шкур, в руках - копья с кремневыми наконечниками; лишь у немногих на ногах - сандалии на деревянной подошве, с переплетением кожаных ремешков до колен...
А им было странно в незнакомце все: и весь его облик, и его одежда ("Каким же огромным должен быть зверь, чтобы из его шкуры сшить такой плащ!"), и охватывающий его тонкую талию наборный пояс из стальных пластин - Эльфы не знали металлов; и его вороной скакун - Эльфы никогда не видели коней...
Коснувшись правой рукой груди, незнакомец затем протянул ее одному из Эльфов раскрытой ладонью вверх - в знак мира. Эльф повторил его жест и улыбнулся:
- Кто ты? Как зовут тебя?
- Мое имя Мелькор, - ответил незнакомец.
- Мелькор... Любовь к миру? Прекрасное имя... Меня зовут Гэлеон.
- У тебя тоже прекрасное имя: Сын Звезд.
- Ты - из Эллери Кэнно?
Мелькор про себя отметил, что их язык отличается от языка других Эльфов: на том языке имя народа звучало бы Элдар Квенди.
- Нет, я не из вашего народа.
- Но ты похож на нас, хотя и другой...
- Я из Творцов Мира. Мы приняли облик, подобный вашему.
- Значит, ты можешь изменять облик?
- Да; только зачем? - Мелькор улыбнулся, но в тот же миг произошло странное: огромные черные крылья, осыпанные звездной пылью, взметнулись за его плечами, звезда вспыхнула на его челе, и в длинных черных волосах, казалось, запутались звезды.
- Ох... - восхищенно выдохнул Гэлеон, - неужели все Творцы Мира такие... такие...
В это время мальчонка лет пяти появился из-за спины отца, стоявшего чуть поодаль: глаза горят, рот приоткрыт от удивления:
- Это что за зверь у тебя?
- Конь.
- А его можно погладить?.. Какой красивый... Он не укусит?
Мелькор рассмеялся:
- Нет... хочешь посидеть на нем?
Малыш восхищенно закивал. Мелькор взял его на руки, посадил в седло; мальчик осторожно погладил густую длинную гриву коня, поднял голову:
- Отец! Смотри!..
Мелькор заметил девочку, жмущуюся к ногам матери:
- А ты что же, маленькая? Иди сюда.
Девочка обхватила руками колени матери, искоса поглядывая на Крылатого. Мать закрыла лицо руками.
- Она не говорит, Мелькор, - после недолгого молчания сказал Гэлеон. - У нее отнялся язык. Понимаешь, мы сидели у костра, она гуляла неподалеку, и вдруг - крик... Смотрим она бежит к костру, а за ней... Тварь какая-то жуткая на поляну выскочила - в лохмотьях шкуры, сутулая, лапы длинные... и не лапы - руки, пальцы скрючены, скалится страшно, а глаза - красноватые, светятся, показалось - без зрачков... Самое страшное - это не зверь был. Это было больше похоже на нас. С тех пор...
Мелькор посерьезнел:
- Понимаю. Как ее зовут?
- Аэни.
- Светлячок... Не бойся меня, маленькая. Иди сюда.
Девочка помедлила несколько мгновений, потом с опаской пошла вперед. Остановилась, глядя на Валу снизу вверх. Тот присел на траву:
- Дай мне руку, Аэни.
Ручонка девочки доверчиво легла в ладонь Мелькора. Вала внимательно посмотрел ей в глаза, погладил ее мягкие светлые волосы.
- Я могу ее вылечить.
Мать Аэни вспыхнула:
- Это... правда?
- Да. Только... для этого мне нужно взять ее с собой. Если ты отпустишь ее, прекрасная госпожа. Поверь, я не причиню ей зла.
Женщина задумалась, потом ответила:
- Я почему-то верю тебе. Но мне тяжело расставаться с Аэни. Она у меня одна... Это надолго?
- Несколько дней.
- Прости... как ты сказал? День... что это?
- Ах да... Какой же я недогадливый! Вы же не видите... Видишь звезду? Когда в седьмой раз она встанет в зените, девочка вернется. И я обещаю: твоя дочь будет здорова.
- Благодарю тебя, Крылатый.
- Поедешь со мной, маленькая?
Девочка обернулась к матери, словно прося разрешения, потом кивнула.
- Мама! Мамочка!
Женщина подхватила Аэни на руки:
- Ты... говоришь, девочка моя? Он вылечил тебя?
- Мамочка, смотри, что он мне подарил! - Аэни разжала кулачок.
- Пойдем к костру, малышка, я посмотрю...
- Зачем? - удивилась девочка. - Ведь так светло...
- Светло?.. Пойдем к костру.
На ладони девочки лежал маленький кленовый листок в золотых прожилках со сверкающей каплей росы. Мать осторожно взяла его в руку, боясь, что капля скатится с листка...
Он был из камня.
- Какое чудо... - тихо промолвил Гэлеон. - Как бы мне хотелось создавать такое же...
- Научишься, - ответил бесшумно подошедший Мелькор.
- А почему Аэни говорит, что - светло?
- Может быть, скоро вы поймете...
- Неужели ты не видишь, мама? Вон там, наверху - огонь, такой яркий, ярче костра... Видишь? Он говорит - это Солнце, Саэрэ, - девочка очень тщательно выговорила последнее слово.
- Саэрэ?
- Да, да! Он говорит - это звезда, только очень близко, поэтому так ярко светит...
Девочка весело щебетала, рассказывая, что было там, куда она ездила. Ей не хватало слов, и она озабоченно морщила нос, пытаясь объяснить, как это - дворец из камня, мерцающие стены пещер, высокие черные горы... Какой там был странный зверь - пушистый, черный, с глазами - как светящиеся зеленые листья, ласковый... Потом, утомленная, свернулась калачиком у костра и задремала, крепко сжимая в кулачке кленовый листок. По лицу вертевшегося тут же мальчишки было заметно, что он жгуче завидует Аэни; однако справился с собой и, присев рядом, начал жадно прислушиваться к разговору взрослых.
- Ты говорил - один из Творивших Мир... Кто они? Как был создан мир? - допытывался Гэлеон. Мелькор прислонился к стволу дерева, скрестил руки на груди и начал:
- Был Эру, назвавший себя - Единым, которого в Арте стали именовать Илуватаром, Отцом Всего Сущего...
Когда рассказ был окончен, некоторое время все молчали. Потом снова заговорил Гэлеон:
- Значит, мы - Дети Единого?
- Да, так...
- Скажи, а где же другие Бессмертные? Почему мы никогда не видели их? Ты говоришь: вы пришли в Арту, чтобы приготовить этот мир к приходу Эльфов и Людей: почему же только ты пришел к нам? Разве другие не знают того, что знаешь ты?
- Знают. Но они покинули эту землю и ныне пребывают в Земле Бессмертных, Валиноре. Здесь я один.
- Почему же ты не среди них?
- Мой путь иной, чем у них. Не зная Тьмы, они изначально отвергли ее и могут жить только в Свете. Теперь Тьма и темнота равно страшат их.
- Разве Бессмертным ведом страх?
Мелькор промолчал.
- Тебе известны судьбы мира. Скажи, какова судьба Эльфов?
- Вам предопределено бессмертие - таков дар Единого. Вам суждено уйти в землю Бессмертных.
- Но мы не хотим уходить! - горячо воскликнул тот, кому предстояло стать Художником.
- А я хотел бы взглянуть на Валинор, - задумчиво промолвил кто-то. Увидеть и вернуться...
- Вы не сможете вернуться. Такова воля Единого.
- Но если нам суждено уйти, зачем же ты говоришь с нами? - спросил Гэлеон.
- Вы не испугались Тьмы, а значит, способны понять ее, и тогда вам откроется суть Равновесия Миров. Вы сможете освободиться от оков Предопределенности, и вам будет дано право выбора.
- Ты говорил - выбор дан только Людям... Значит, мы станем Людьми?.. Бессмертие... А что такое смерть?
- Только Смертные могут уйти из этого мира, найти свой путь в Эа.
- Это тоже дар Илуватара?
- Нет. Это мой дар тем, кто разорвет замкнутый круг Предопределенности.
- Я не все еще понимаю в твоих словах. Нужно думать. Ты останешься с нами?
- Мне нужно покинуть вас ненадолго. Но я вернусь.
- Мы будем ждать тебя, Крылатый.
...Когда Черный Всадник скрылся в сумраке леса, глядя ему вслед, Гэлеон тихо сказал:
- Кажется, я понял его... Если бы не было Тьмы, мы никогда не увидели бы звезд...
Он вернулся к ним, Крылатый Вала. И снова говорил с ними, объяснял, отвечал... Дети привязались к нему, а он рассказывал им прекрасные истории о травах и звездах, о зверях и камнях... Первые дети в этом юном мире, они были удивительными существами - доверчивые, открытые, восхищенные, удивительно нежные, как хрупкие цветы. Наивные, чудесные создания, которых невозможно было не любить. И казалось Мелькору - все, что творит он сейчас - творит для них. Так появились в мире удивительные существа: огромные черные бабочки с крыльями, отливающими зеленью и золотом; летучие рыбы; морские раки, строившие себе прекрасные раковины-дома; единороги и дельфины; стрекозы с огромными глазами, похожими на драгоценные камни; водяные паучки-серебрянки и морские змеи... И не было для Валы радости большей, чем видеть изумленные глаза детей и слышать: "Что это? Какое чудо..." И теперь, глядя на Учителя, Ортхэннэр с трудом мог удержаться от улыбки. Как все переменила маленькая гостья Хэлгор! И правда удивительные существа...
Майя стоял перед тем, кого называли в Валиноре Владыкой тьмы; его проводник незаметно исчез куда-то: он был один. Он поднял глаза - и замер.
Это лицо - гордое, величественное и прекрасное - было первым, что увидел он при пробуждении. И теперь видел - снова.
"Мелькор... Значит, Мелькор. Ауле проговорился".
- Приветствую тебя, Вала Мелькор.
Мелькор пристально посмотрел на Майя; в его глазах промелькнула тень насмешки:
- Привет и тебе, Майя Ауле, Артано-Аулендил.
Майя передернуло.
- У меня больше нет имени. И более я не слуга Ауле!
- Почему?
Майя стал рассказывать, сжимая кулаки от гнева. Мелькор слушал молча и, наконец, сказал:
- Значит, так ты ушел. Ты смел и дерзок, Майя. И чего же ты хочешь от меня?
- Я хочу стать твоим учеником. У меня ничего нет - кроме этого, Майя снял с пояса кинжал и протянул его Мелькору. - Возьми. Только прими к себе!
Мелькор, не глядя, взял оружие и усмехнулся:
- Ученичество не покупают дарами. Разве ты не знаешь этого?
Но, когда взглянул на кинжал, лицо его изменилось. Две стальных змеи сплетались в рукояти, и глаза их горели живым огнем.
- Откуда тебе известен этот знак?
- Не знаю... Может, сказал кто-то, а может, я знал всегда... Мне показалось - Мудрость Бытия...
- Ты прав; только это идет из Тьмы. А камни? Я никогда не видел таких; что это?
...Клинок был первым, что сделал он без помощи Ауле. Но когда, радостный, принес он свое творение Кузнецу, тот как-то странно посмотрел на рукоять кинжала и сказал с показным равнодушием:
- Что можешь ты создать такого, что не было бы ведомо мне? Ты порождение мысли моей, и ни в замыслах, ни в деяниях твоих нет ничего, что не имело бы своего абсолютного начала во мне.
Майя стоял в растерянности. Ауле, наконец, перевел взгляд на самого Майя:
- И что это за одежды у тебя? Почему черное?
- Мне так нравится. Неужели ты не видишь: это красиво?
Ответ был дерзок. Ауле нахмурился и проворчал:
- Красиво, красиво... Сказано: слуги Валар должны носить их цвета. Почему ты считаешь себя исключением? Красиво... Кто только тебе это в голову вбил?
- Ты же сам сказал: я - порождение мысли твоей, и ни в замыслах, ни в деяниях моих нет ничего, что не имело бы своего абсолютного начала в тебе!
И, глядя на Кузнеца своими пронзительно-светлыми глазами, Майя усмехнулся. Ауле не нашелся с ответом.
...Впервые хоть кто-то заинтересовался творениями Майя Артано. Потому с мальчишеской радостью начал он рассказывать, как задумал сделать камень, похожий на каплю крови Арды; как взял он частицу пламени Арды и заключил ее в кристалл; как украсил этими камнями созданное им...
Мелькор слушал внимательно, изредка задавал вопросы, потом сказал:
- Тебе ведь дано создавать. Почему же ты пришел ко мне - ведь у вас говорят, что, кроме как разрушать, я не способен ни на что?
Майя взглянул на руки Мелькора, спокойно лежащие на подлокотниках трона. Узкие, сильные. Тонкие длинные пальцы. Удивительно красивые руки.
- У тебя руки творца, - тихо сказал Майя. - Только я никогда не видел твоих творений...
Вала улыбнулся - чуть заметно, уголком губ - прикрыл глаза и медленно провел рукой по клинку кинжала. И клинок загорелся льдистым бледным пламенем под его пальцами.
Майя ошеломленно смотрел на Мелькора.
- Как ты это сделал? Никто из них не умеет такого...
- Они отвергли Тьму, что древнее мира; отвергли и знания Тьмы. А заклятия Тьмы сильнее заклятий Света. Все просто.
Мелькор протянул Майя кинжал:
- Возьми.
- Ты... отвергаешь мой дар?
- Это по праву твое. И я уже сказал тебе: нельзя купить ученичество дарами, - Мелькор усмехнулся, на этот раз грустно. - Возьми.
Майя принял из рук Мелькора холодно мерцающий клинок.
"Я не нужен ему, - тяжело думал Майя, - и мне некуда идти. Зачем я ему? Слишком мало знаю. Слишком мало могу. Все кончено".
Мелькор внимательно посмотрел на молодого Майя и, поднявшись с трона, коротко сказал:
- Идем.
Майя, стиснув зубы, медленно пошел следом.
"Сейчас скажет - уходи. И что я буду делать? Не вернусь. Ни за что не вернусь. На коленях умолять буду - пусть у себя оставит. Все, что угодно, сделаю. Только - с ним", - ожесточенно думал Майя.
Они стояли теперь на вершине горы. И Мелькор сказал молодому Майя:
- Смотри.
Сначала тот не видел ничего, кроме привычной темноты. А потом рванулось над головой ослепительным светом - сияющее, огненное, раскаленное... Майя тихо вскрикнул и прикрыл глаза рукой:
- Свет... откуда? Что это?
- Солнце.
- Это сотворил - ты?
- Нет. Оно было раньше, прежде Арды. Смотри.
И Майя смотрел, и видел, как огненный шар, темнея - словно остывал кипящий металл, - скрылся за горизонтом. И наступила тьма, но теперь Майя видел в ней свет - искры, мерцающие холодным светом капли.
- Что это?
- Звезды. Такие же солнца, как то, что видел ты. Только они очень далеко. Там - иные миры...
- Их тоже создал Единый? Как и Арду?
- Нет. Они были и до Эру; и он - не единственный творец, хотя всеми силами пытается забыть об этом. Его имя - Эру - изначально "Пламя"; но он называет себя Единым и пытается заставить остальных верить в это.
Молодой Майя, наверно, испугался бы, скажи это кто-то другой, не Мелькор. Но сейчас страха не было: он верил Мелькору и восхищался им.
"Он воистину бесстрашен. И воистину - могущественнейший из Айнур. Недаром Валар так боятся его".
- Но почему же я раньше не видел этого? - спросил Майя.
- Не только ты. Другие тоже - до времени. Только смотрят, не видя. Воля Эру. Я рад, что тебе они не смогли закрыть глаза.
И, положив руку на плечо Майя, так сказал Мелькор:
- Ты будешь моим учеником. Я давно решил. Еще когда увидел творение твоих рук.
Он вздохнул и прибавил с непонятной грустью:
- И все-таки первым ты сделал - клинок...
- Учитель... - выдохнул Майя.
- Отныне имя тебе - Ортхэннэр, Владеющий Силой Пламени.
И улыбнулся светло и спокойно:
- Многому еще придется учить тебя, Майя Ортхэннэр...
- ...А чему хочешь научиться ты?
- Всему. Всему, что не знает Ауле.
- Зачем ты хочешь знать это?
- Как это - зачем? - Майя недоуменно воззрился на Мелькора. - Чтобы создавать новое. Чтобы знать. Почему ты спрашиваешь?
- Я не хочу, чтобы ты торопился. Сначала разберись в себе. Убедись, что не употребишь знания во зло.
- Но разве знание может быть злом?
- Конечно. Вот, смотри.
Мелькор поднял руку, и Ортхэннэр увидел на его запястье странный черно-золотой браслет. Нет, не браслет - гибкое, прекрасное существо обвивало руку Учителя.
- Что это?
- Локиэ - Змея.
- Я не знал, что такое бывает...
- Рукоять твоего клинка - помнишь?
- Да... Но мне казалось - я просто придумал, а тут живое...
- Протяни руку.
Ортхэннэр повиновался, и чешуйчатое холодное тело змеи обвилось вокруг его запястья.
- Какая красивая... Это ты сделал?
- Я... Ты говоришь - красивая? Но она смертельна опасна.
- Разве такое может быть опасным?
- Да. Ее яд таит смерть. Но в умеющих и знающих руках этот же яд может приносить исцеление. Двойственность. Потому во многих мирах змея символ знания: ведь знание также может нести и жизнь, и смерть. И также опасно оно в неопытных руках, ибо может обернуться злом. Помнишь, я сказал - первым твоим творением был клинок. Потому и спросил.
- Но и у тебя - меч, Учитель...
- И меч не всегда служит смерти.
Они остановились.
- Прислушайся. Что ты слышишь?
- Песню волка. Шорох крыльев совы.
- Слушай.
- Я слышу, как ветер поет в ветвях, как шелестит трава.
- Слушай сердцем, Ученик.
Ортхэннэр молчал долго. Потом сказал, словно сам удивляясь своим словам:
- Знаешь, Учитель... мне кажется: что-то бьется - живое, хочет вырваться... и почему-то не может...
- Ты умеешь слышать. Смотри.
Мечом очертил Мелькор в воздухе странный знак, на мгновение вспыхнувший, но почти в тот же миг рассыпавшийся голубоватыми искрами, и коснулся клинком земли. И почудилось Майя - тихо вздрогнула земля. И там, где коснулся ее черный меч, забил родник. Опустившись на колени, Ученик зачерпнул ладонью ледяную воду и поднял сияющие глаза на Учителя:
- Как ты сделал это?
- Узнаешь, - Мелькор улыбнулся в ответ.
- ...Знаешь... иногда почему-то кажется - мир так хрупок...
- Потому я и хочу, чтобы ты был осторожен. Великая сила те знания, что я даю тебе; одно неверное движение, шаг с пути - и ты начнешь разрушать.
- Я понимаю, - Майя обернулся к Мелькору - и замер.
"Крылья?!"
Вала смотрел на ночное небо, тихо улыбаясь - то ли своим мыслям, то ли чему-то неслышимому пока для Ортхэннэра.
Огромные черные крылья за спиной.
"Конечно... если Валар могут принимать любой облик, кому же и быть крылатым, как не ему?.."
ЧЕТВЕРО. ВЕК ДЕРЕВ СВЕТА
Золотоокий спал, но сон его был не совсем сном. Ибо казалось ему, что он в Арде - везде и повсюду одновременно: в Валиноре и в Сирых Землях; и видит и слышит все, что творится. Он видел все - но ничего не мог. Не мог крикнуть, что звезды - гэле - не творение Варды, что это и есть Свет... Он видел, как ушел Артано; он даже позавидовал ему, ибо знал, что у самого не хватит силы духа уйти к Врагу... А Врага он уже не мог называть Врагом. И слова, идущие из ниоткуда, дождем падали в сердце его, и он понял смысл имени - Мелькор...
А потом он увидел над собой прекрасное лицо Айо. Он знал, что это сон. Но Айо мог входить в любые сны, и сейчас он выводил из сна Золотоокого.
- Все что ты видел - истина, - тихо говорил Айо. - Истина и то, что Король Мира и Варда не хотят, чтобы это видели. Мне тяжело понять, почему.
Золотоокий молчал. Терять веру всегда тяжко. Наконец он поднял голову.
- Я не могу больше, - с болью проговорил он. - Надо уходить.
- К Врагу?
- Нет. Просто уходить. Не "к кому" - "откуда".
- Тебя не отпустят.
- Все равно. Иначе лучше бы не просыпаться...
- Хорошо. Постараюсь помочь. Но тогда уйду и я... Как же отпустить тебя одного - такого, - грустно улыбнулся Айо.
Были ли то чары Айо, или действительно Манве и Варда больше не желали видеть Золотоокого здесь, но его отпустили. Правда он уходил лишь для того, чтобы узнать, пришли ли уже в мир Старшие дети Единого - Валар не желали покидать светлый Аман. Ирмо же легко отпустил Айо, и друзья ушли вместе.
Они выходили из Озера Куивиэнен - слабые, беспомощные, испуганные, совсем нагие. А земля эта не была раем Валинора. И они дрожали от холодного ветра и жались друг к другу, боясь всего, боясь этого огромного, чудовищного дара Эру, что упал в их слабые, не подготовленные к этому руки - боясь Эндорэ. Ночь рождения была безлунной, непроглядной, и в темноте таился страх. И только там, вверху, светилось что-то доброе и красивое, и один из Эльфов протянул вверх руки, словно просил о помощи, и позвал:
- Эле!
Тот, кто пришел к ним первым, откликнувшись на их зов, носил черные одежды, и те, что ушли с ним, стали Эльфами Тьмы, хотя им было дано ощутить и познать радость Света раньше всех своих собратьев. Ибо было им дано - видеть.
Тот, кто пришел к ним вторым, был огромен, громогласен и блистающ, и многие Эльфы в ужасе бежали от него в ночь; те же, что ушли с ним из Эндорэ, стали Эльфами Света, хотя и не знали Света истинного.
Те, что пришли к ним третьими, были очень похожи на них, но гораздо мудрее. И Эльфы, слушавшие песни Золотоокого и видевшие наваждения Айо, полюбили Эндорэ и остались здесь навсегда. Они разделились на разные племена и по-разному говорили они, но в Валиноре их звали Авари, Ослушники.
Так Золотоокий нарушил приказ Короля Мира, ибо остался в Эндорэ. Так остался в Покинутых Землях Айо. Так не вернулся Охотник, ибо хотел он творить. Так не вернулась Весенний Лист, ибо остался в Средиземье Охотник. А Оссе не покидал Средиземье никогда.
Бродил по земле Золотоокий, и Эльфы чтили его и любили его песни, хотя и не все понимали. Пел он и о Валиноре, и о Творении, и о Светильниках, но если бы все это слышал Король Мира, то вряд ли Золотоокий сумел бы спеть потом хоть одну песню. И только Эльфы Тьмы, что жили на севере, понимали его так, как он сам понимал себя. Потому любил он бывать среди них, но тайно - он боялся мощи и величия Мелькора.
...Так и зародились у Эльфов Средиземья предания о добрых богах, что жили среди них и учили их Красоте...
РОЖДЕННЫЕ ТЬМОЙ. ВЕК ДЕРЕВ СВЕТА; ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ ДО 487 ГОДА
Медленно освобождались Эльфы от оков сна. Слабые и беспомощные в этом огромном мире, они держались вместе. И проснулось в них желание говорить друг с другом, и давать имена всему, что окружало их. Казалось иногда, что эти подсказывает им неслышный голос. И называли они себя - Квенди, Те, Кто Говорит...
Пришло время, когда захотелось Эльфам покинуть долину Озера Пробуждения и взглянуть на мир за ее пределами. Но некоторые из ушедших во тьму не вернулись, и впервые в душах Эльфов проснулся страх, отныне неразрывно связанный для них с темнотой и тьмой. Говорили - Охотник увез их с собой, и никогда не вернуться им.
"Бешеный конь несет страшного всадника тьмы; стая чудовищ - свита его... Грому подобна поступь коня, вянет трава, где ступает он; адское пламя - всадника взгляд. Тот, кто встречает его, не вернется назад. Огненный ветер - дыханье его, ужас - оружье в руке его, смерть - его знамя, чертоги - ад... Тот, кто встретит его, не вернется назад".
"Но о несчастных, которых заманил в ловушку Мелькор, доподлинно не известно ничего. Ибо кто из живущих спускался в подземелья Утумно или постиг тьму замыслов Мелькора? Однако мудрые в Эрессеа почитают истиной, что все те из Квенди, которые попали в руки Мелькора прежде, чем пала крепость Утумно, были заключены там в темницу, и медленными жестокими пытками были они извращены и порабощены; и так вывел Мелькор отвратительное племя Орков - из зависти к Эльфам и в насмешку над ними; и не стало позднее более жестоких врагов Эльфам, чем они. Ибо Орки были живыми и умножались, подобно Детям Илуватара, но ничто, живущее собственной жизнью или имеющее видимость жизни никогда после своего мятежа в Предначальные времена Музыки Айнур не мог создать Мелькор: так говорят мудрые. И глубоко в сердцах своих Орки ненавидели Господина своего, которому служили из страха. Может статься, это деяние - самое низкое из свершенных Мелькором, и более прочих ненавистно Илуватару".
Так говорит "Квента Сильмариллион".
Но было так: те, что, устрашившись Тьмы, рассеялись по лесам, стали Эльфами Страха. Ужас неведомого сковал их души; отныне и Свет, и Тьма равно страшили их. Страх изменил не только облик, но и души их, ибо слабы сердцем были они. Страх гнал их в леса и горы, прочь от владений Черного Валы, чью мощь и величие чувствовали они, а потому страшились его; прочь от тех, кто был одной крови с ними. Из этого страха родилась ненависть ко всему живущему. Красота Эльфов, Детей Единого, изначально жила и в Эльфах Страха; но совершенная красота сходна с совершенным уродством. Так стало с Эльфами Страха. Все в облике их казалось преувеличенным: громадные удлиненные глаза с крохотными зрачками; слишком маленький и яркий рот, таивший почти звериные - мелкие и острые - зубы и небольшие клыки, слишком длинные цепкие паучьи пальцы... При взгляде на них в душе рождался неосознанный непреодолимый ужас, и ныне страшились они не только других, но и самих себя... И назвали их - Орками, что значит - Чудовища.
Меняли облик Орков и их темные скитания в лесах. Дикая жизнь сделала их сильными и яростными и научила их охотиться стаями, подобно хищным зверям. Привыкшие к вечному сумраку пещер и лесов, они возненавидели свет и стали бояться огня; даже мерцание далеких звезд было нестерпимо для их глаз. Получивших тяжелые раны на охоте добивали или бросали в лесу; иногда - когда было голодно - и поедали: жалость была неведома Оркам. Сильнейшие и беспощадные становились их вожаками: только Силе поклонялись они. Милосердие казалось им слабостью, сострадание - чувством чуждым и неведомым, и в муках живых существ находили они лучшую забаву для себя.
Был у Орков и свой язык, в котором - искаженные до неузнаваемости жили отзвуки Языка Тьмы. Ни песен, ни сказаний не было у них; грубыми стали голоса их, и хриплый вой был их боевым кличем.
Им незачем было оттачивать разум, но развивались в них чувства, свойственные ночным хищникам: острый слух и обоняние, умение видеть в темноте, неутомимость в охоте и жажда крови. И не было спасения от них, порождений страха и темноты...
И было так: старшие из Эльфов, охваченные изумленной радостью при виде нового, юного мира и жаждой познать его, ушли далеко за пределы Долины Эльфов и странствовали при свете звезд - ибо Солнце и Луну не дано было еще видеть им - в сумрачных лесах. И однажды встретился им всадник на вороном коне. Эльфы изумились, ибо не знали, что есть в мире и иные живые существа, подобные им. Но не было во всаднике ничего угрожающего, бледное лицо его было прекрасным и мудрым: в Эльфах не возникло страха перед ним.
Всадник спешился. Он не был огромен ростом: просто очень высок, выше любого из Эльфов. Одеяния его казались сотканными из тьмы, и плащ летел за его плечами, как черные крылья, а глаза его были - звезды.
Эльфы рассматривали его с удивлением, и он улыбался уголком губ, невольно представив их - в Валиноре. Таких, какими они были сейчас: в одеждах из шкур, в руках - копья с кремневыми наконечниками; лишь у немногих на ногах - сандалии на деревянной подошве, с переплетением кожаных ремешков до колен...
А им было странно в незнакомце все: и весь его облик, и его одежда ("Каким же огромным должен быть зверь, чтобы из его шкуры сшить такой плащ!"), и охватывающий его тонкую талию наборный пояс из стальных пластин - Эльфы не знали металлов; и его вороной скакун - Эльфы никогда не видели коней...
Коснувшись правой рукой груди, незнакомец затем протянул ее одному из Эльфов раскрытой ладонью вверх - в знак мира. Эльф повторил его жест и улыбнулся:
- Кто ты? Как зовут тебя?
- Мое имя Мелькор, - ответил незнакомец.
- Мелькор... Любовь к миру? Прекрасное имя... Меня зовут Гэлеон.
- У тебя тоже прекрасное имя: Сын Звезд.
- Ты - из Эллери Кэнно?
Мелькор про себя отметил, что их язык отличается от языка других Эльфов: на том языке имя народа звучало бы Элдар Квенди.
- Нет, я не из вашего народа.
- Но ты похож на нас, хотя и другой...
- Я из Творцов Мира. Мы приняли облик, подобный вашему.
- Значит, ты можешь изменять облик?
- Да; только зачем? - Мелькор улыбнулся, но в тот же миг произошло странное: огромные черные крылья, осыпанные звездной пылью, взметнулись за его плечами, звезда вспыхнула на его челе, и в длинных черных волосах, казалось, запутались звезды.
- Ох... - восхищенно выдохнул Гэлеон, - неужели все Творцы Мира такие... такие...
В это время мальчонка лет пяти появился из-за спины отца, стоявшего чуть поодаль: глаза горят, рот приоткрыт от удивления:
- Это что за зверь у тебя?
- Конь.
- А его можно погладить?.. Какой красивый... Он не укусит?
Мелькор рассмеялся:
- Нет... хочешь посидеть на нем?
Малыш восхищенно закивал. Мелькор взял его на руки, посадил в седло; мальчик осторожно погладил густую длинную гриву коня, поднял голову:
- Отец! Смотри!..
Мелькор заметил девочку, жмущуюся к ногам матери:
- А ты что же, маленькая? Иди сюда.
Девочка обхватила руками колени матери, искоса поглядывая на Крылатого. Мать закрыла лицо руками.
- Она не говорит, Мелькор, - после недолгого молчания сказал Гэлеон. - У нее отнялся язык. Понимаешь, мы сидели у костра, она гуляла неподалеку, и вдруг - крик... Смотрим она бежит к костру, а за ней... Тварь какая-то жуткая на поляну выскочила - в лохмотьях шкуры, сутулая, лапы длинные... и не лапы - руки, пальцы скрючены, скалится страшно, а глаза - красноватые, светятся, показалось - без зрачков... Самое страшное - это не зверь был. Это было больше похоже на нас. С тех пор...
Мелькор посерьезнел:
- Понимаю. Как ее зовут?
- Аэни.
- Светлячок... Не бойся меня, маленькая. Иди сюда.
Девочка помедлила несколько мгновений, потом с опаской пошла вперед. Остановилась, глядя на Валу снизу вверх. Тот присел на траву:
- Дай мне руку, Аэни.
Ручонка девочки доверчиво легла в ладонь Мелькора. Вала внимательно посмотрел ей в глаза, погладил ее мягкие светлые волосы.
- Я могу ее вылечить.
Мать Аэни вспыхнула:
- Это... правда?
- Да. Только... для этого мне нужно взять ее с собой. Если ты отпустишь ее, прекрасная госпожа. Поверь, я не причиню ей зла.
Женщина задумалась, потом ответила:
- Я почему-то верю тебе. Но мне тяжело расставаться с Аэни. Она у меня одна... Это надолго?
- Несколько дней.
- Прости... как ты сказал? День... что это?
- Ах да... Какой же я недогадливый! Вы же не видите... Видишь звезду? Когда в седьмой раз она встанет в зените, девочка вернется. И я обещаю: твоя дочь будет здорова.
- Благодарю тебя, Крылатый.
- Поедешь со мной, маленькая?
Девочка обернулась к матери, словно прося разрешения, потом кивнула.
- Мама! Мамочка!
Женщина подхватила Аэни на руки:
- Ты... говоришь, девочка моя? Он вылечил тебя?
- Мамочка, смотри, что он мне подарил! - Аэни разжала кулачок.
- Пойдем к костру, малышка, я посмотрю...
- Зачем? - удивилась девочка. - Ведь так светло...
- Светло?.. Пойдем к костру.
На ладони девочки лежал маленький кленовый листок в золотых прожилках со сверкающей каплей росы. Мать осторожно взяла его в руку, боясь, что капля скатится с листка...
Он был из камня.
- Какое чудо... - тихо промолвил Гэлеон. - Как бы мне хотелось создавать такое же...
- Научишься, - ответил бесшумно подошедший Мелькор.
- А почему Аэни говорит, что - светло?
- Может быть, скоро вы поймете...
- Неужели ты не видишь, мама? Вон там, наверху - огонь, такой яркий, ярче костра... Видишь? Он говорит - это Солнце, Саэрэ, - девочка очень тщательно выговорила последнее слово.
- Саэрэ?
- Да, да! Он говорит - это звезда, только очень близко, поэтому так ярко светит...
Девочка весело щебетала, рассказывая, что было там, куда она ездила. Ей не хватало слов, и она озабоченно морщила нос, пытаясь объяснить, как это - дворец из камня, мерцающие стены пещер, высокие черные горы... Какой там был странный зверь - пушистый, черный, с глазами - как светящиеся зеленые листья, ласковый... Потом, утомленная, свернулась калачиком у костра и задремала, крепко сжимая в кулачке кленовый листок. По лицу вертевшегося тут же мальчишки было заметно, что он жгуче завидует Аэни; однако справился с собой и, присев рядом, начал жадно прислушиваться к разговору взрослых.
- Ты говорил - один из Творивших Мир... Кто они? Как был создан мир? - допытывался Гэлеон. Мелькор прислонился к стволу дерева, скрестил руки на груди и начал:
- Был Эру, назвавший себя - Единым, которого в Арте стали именовать Илуватаром, Отцом Всего Сущего...
Когда рассказ был окончен, некоторое время все молчали. Потом снова заговорил Гэлеон:
- Значит, мы - Дети Единого?
- Да, так...
- Скажи, а где же другие Бессмертные? Почему мы никогда не видели их? Ты говоришь: вы пришли в Арту, чтобы приготовить этот мир к приходу Эльфов и Людей: почему же только ты пришел к нам? Разве другие не знают того, что знаешь ты?
- Знают. Но они покинули эту землю и ныне пребывают в Земле Бессмертных, Валиноре. Здесь я один.
- Почему же ты не среди них?
- Мой путь иной, чем у них. Не зная Тьмы, они изначально отвергли ее и могут жить только в Свете. Теперь Тьма и темнота равно страшат их.
- Разве Бессмертным ведом страх?
Мелькор промолчал.
- Тебе известны судьбы мира. Скажи, какова судьба Эльфов?
- Вам предопределено бессмертие - таков дар Единого. Вам суждено уйти в землю Бессмертных.
- Но мы не хотим уходить! - горячо воскликнул тот, кому предстояло стать Художником.
- А я хотел бы взглянуть на Валинор, - задумчиво промолвил кто-то. Увидеть и вернуться...
- Вы не сможете вернуться. Такова воля Единого.
- Но если нам суждено уйти, зачем же ты говоришь с нами? - спросил Гэлеон.
- Вы не испугались Тьмы, а значит, способны понять ее, и тогда вам откроется суть Равновесия Миров. Вы сможете освободиться от оков Предопределенности, и вам будет дано право выбора.
- Ты говорил - выбор дан только Людям... Значит, мы станем Людьми?.. Бессмертие... А что такое смерть?
- Только Смертные могут уйти из этого мира, найти свой путь в Эа.
- Это тоже дар Илуватара?
- Нет. Это мой дар тем, кто разорвет замкнутый круг Предопределенности.
- Я не все еще понимаю в твоих словах. Нужно думать. Ты останешься с нами?
- Мне нужно покинуть вас ненадолго. Но я вернусь.
- Мы будем ждать тебя, Крылатый.
...Когда Черный Всадник скрылся в сумраке леса, глядя ему вслед, Гэлеон тихо сказал:
- Кажется, я понял его... Если бы не было Тьмы, мы никогда не увидели бы звезд...
Он вернулся к ним, Крылатый Вала. И снова говорил с ними, объяснял, отвечал... Дети привязались к нему, а он рассказывал им прекрасные истории о травах и звездах, о зверях и камнях... Первые дети в этом юном мире, они были удивительными существами - доверчивые, открытые, восхищенные, удивительно нежные, как хрупкие цветы. Наивные, чудесные создания, которых невозможно было не любить. И казалось Мелькору - все, что творит он сейчас - творит для них. Так появились в мире удивительные существа: огромные черные бабочки с крыльями, отливающими зеленью и золотом; летучие рыбы; морские раки, строившие себе прекрасные раковины-дома; единороги и дельфины; стрекозы с огромными глазами, похожими на драгоценные камни; водяные паучки-серебрянки и морские змеи... И не было для Валы радости большей, чем видеть изумленные глаза детей и слышать: "Что это? Какое чудо..." И теперь, глядя на Учителя, Ортхэннэр с трудом мог удержаться от улыбки. Как все переменила маленькая гостья Хэлгор! И правда удивительные существа...