Николаев Андрей. Русский экзорцист (Отчитывающий)

   Александр Ярославович открыл конверт, заглянул в него и укоризненно посмотрел на Волохова.
   - Как же так?
   - Виноват, - опустил голову тот, - не думал я, что сейчас пользуются такими приемами.
   - Хоть что-то прочитать успел?
   Волохов по памяти пересказал несколько слов, которые прочитал до того, как письмо рассыпалось в прах.
   - Да-а, - протянул Александр Ярославович.
   - Вы на марки взгляните.
   - А что глядеть. Не знаю, из резиденции Папы или нет, но, во всяком случае, письмо из Ватикана. Возможно, письмо - предупреждение. Я ожидал чего-нибудь подобного. Эх ты!
   - Ладно вам, Александр Ярославович, я и так себя съел уже по этому поводу, - Волохов вяло махнул рукой, - позвольте, - он даже остановился, словно только сейчас до него дошли последние слова собеседника, - что значит, вы ожидали чего-то подобного?
   - Наши доморощенные сатанисты еще не вышли на такой уровень, чтобы вызвать к жизни существо, след которого ты обнаружил. Гонения на церковь в период советской власти сыграли здесь, как ни странно, положительную роль. Все, что касалось бога или дьявола, отрицалось, замалчивалось и преследовалось. Западные церкви ушли от нас в плане исследования как демонологии, так и божественного начала далеко вперед. Не знаю, хорошо это или плохо.
   Александр Ярославович протянул Волохову свернутую газету.
   - Почитай. Недельной давности. Там внизу маленькая статья про убийство диггера. По-моему, это подтверждает мою теорию.
   - Какую теорию?
   - Я подожду, пока ты сам придешь к тем же выводам.
   Волохов развернул газету и на ходу стал читать заметку, приноравливаясь к неторопливой поступи собеседника. Александр Ярославович шел вдоль стендов, останавливаясь ненадолго возле картин, разглядывал и, не проявляя интереса, шел дальше.
   - Вот, скажи мне, Павел, такая усредненность живописи, повторяемость сюжетов, это что, боязнь приподняться над толпой или просто лень придумать что-то свое?
   - Вы о чем, - Волохов поднял голову, - а... Ну, скорее, это коньюнктура,
   рыночные отношения.
   - То есть: спрос рождает предложение? Но спроса, как раз и не видно.
   - Время раннее, а потом, сюда многие приходят просто посмотреть, пожал плечами Волохов.
   Надменно приподняв подбородок, Александр Ярославович прошел мимо абстрактных картин.
   - Если я не понимаю, что нарисовано, - это не искусство!
   Волохов вздохнул.
   - Хорошо, что вы не истина в последней инстанции.
   Посетителей на выставке действительно было мало. Продавцы дремали на складных стульях, лениво обмахиваясь газетами. Собравшись в кучку в углу возле одного из стендов, выпивала группа длинноволосых, местами бородатых личностей. Волохов, дочитав статью, прошел мимо, постукивая по ладони свернутой в трубку газетой. Александр Ярославович остановился возле одной из картин и долго смотрел на нее.
   - "Человек с филином", - наклонившись к холсту, прочитал он, - кто автор? - негромко спросил он.
   - Автора бог прибрал, - приблизился к нему бородатый мужичок в синем берете набекрень, - это копия.
   - Бог выбирает лучших, - констатировал Александр Ярославович, брезгливо покосившись на мужичка, в бороде которого застряли хлебные крошки.
   - Лучше бы он его нам оставил, - вытирая усы, сказал мужичок.
   - Неисповедимы пути..., - веско сказал Александр Ярославович и, не закончив фразу, проследовал дальше.
   Волохов ждал его в конце вернисажа.
   - Почему вас заинтересовала эта заметка? - спросил он.
   - Меня заинтересовал район убийства. Судя по всему, убитый был диггером-одиночкой, хотя нашли его на поверхности. В тех местах в пятнадцатом - шестнадцатом веках проложено много подземных коммуникаций. И как раз к пятнадцатому веку относятся сведения о появлении на Руси черной книги. То, что ты нашел у отца Василия, как-то может быть связано с этой статьей. В те годы государь призвал итальянцев строить Кремль и соборы. Фиораванти, Солари, Фрязина. Аристотель Фиораванти, Алевиз Фрязин, Пьетро Антонио Солари. Выдающиеся итальянские(венецианские) инженеры и архитекторы XV - начала XVI веков. По приглашению великого князя московского Ивана III строили кремлевские соборы, башни и стены Кремля, Грановитую Палату.
   - Это были мастера с большой буквы, к тому же венецианцы, а не...
   - Венеция тоже была папской вотчиной. В окружении мастеров вполне мог находиться лазутчик.
   Они шли вверх по узкой тенистой улице, поднимаясь к Ленинскому проспекту.
   - Еще меня насторожил способ убийства... - Александр Ярославович посторонился, пропуская идущую навстречу девушку в легком, почти прозрачном платье, и, посмотрев ей вслед, покачал головой, - скоро совсем голые ходить будут.
   - Осуждаете?
   - Скажем так: не одобряю. В женщине должна какая-то тайна присутствовать, недосказанность. В мое время даже дворовые девки в закрытой до пят одежде ходили!
   - Ага, - поддакнул Волохов, - а под сарафаном - ничего. Задирай, светлый князь, любой подол и пользуй на здоровье.
   - Фи, - скривился Александр Ярославович, - с дворовой девкой...
   - Неужто не случалось, а, ваше сиятельство? Такой видный мужчина, благодетель, защитник веры! А? Помимо наложниц там всяких. А?
   - Ну, ты ...хм..., не очень то, - неуверенно сказал Александр Ярославович, - давай-ка, посерьезней, Павел.
   - Как скажете. А я вот слышал...
   - Однако не будем отвлекаться, - князь поспешил вернуться к прерванному разговору, - способ убийства, выколотые глаза и отрезанные кисти рук. Этот несчастный явно увидел то, чего не должен был видеть, и взял то, на что не имел прав. Так казнили воров и разбойников.
   - Подземелья достраивались в последующие века?
   - Да, причем в той же манере, но ты узнаешь кладку венецианцев. В тайниках и схронах вместо раствора кирпич клали на расплавленный свинец. Больше ничем помочь не могу - сведений о подземельях нет с середины девятнадцатого века.
   - Спасибо и на этом.
   - Пожалуйста. Похоже, подготовка закончилась, и теперь он будет действовать быстро.
   Справа, за потемневшей от времени и непогоды кирпичной стеной, стояла небольшая церковь. Александр Ярославович залюбовался разноцветьем куполов, придававшим церкви неуместно-пряничный вид.
   - Храм Иоанна Воина, - сказал он, - батюшка здесь неплохой служит. Зайдем?
   - Ни за что, - категорически отказался Волохов.
   - Нехристь окаянный, - пробормотал Александр Ярославович, - ладно. Не забудь про отчет.
   Вышедший первым Гусь внимательно оглядел двор. Дневная жара загнала старух-пенсионерок в тень на скамейки у подъездов. Малышня ковырялась в песочнице под присмотром млевших под деревьями мамаш. Гусь обошел кругом джип, еще раз огляделся. Какой-то мужик с подбитым глазом, в замызганном и потертом пиджаке и неопределенного цвета брюках тщился вытащить веревкой винную пробку из пустой бутылки. Гусь вразвалку подошел к нему.
   - Слышь, синюк, ну-ка давай отсюда.
   Мужик поднял пропитую немытую морду, глянул заплывшим глазом и, не говоря ни слова, подобрал мешок и потопал со двора.
   Хлопнула дверь подъезда, вышли Сергей с Марией. Он открыл для нее заднюю дверцу джипа, сам устроился на переднем сиденье. Следом показался Олег, сел за руль, включил зажигание, опустил стекло и позвал Гуся.
   - Значит так, часов до девяти мы в "Праге", а потом в казино. Прозвони клубы: не было ли наездов, как менты себя ведут, ну, в общем, сам знаешь. Если по поводу памятника Толяну скульптор будет звонить - дай ему мой номер. По мелочам не звони - развеяться надо, - сказал он.
   - Понял, Олег, все как в сказке будет, - кивнул Гусь. Тут он заметил бомжа, который вроде прислушивался к разговору, - мужик, ты че тут ушами прядешь? Ты че, не понял, что я тебе сказал? Давай вали отсюда и чтобы больше к нам ни ногой.
   - Оставь его, - опустив стекло, процедила Мария, - это местный. Вчера с нами Толика поминал.
   - Вчера - это вчера, а сегодня не хрена тут атмосферу портить, пробормотал Гусь. - Он проводил глазами джип и снова повернулся к бомжу, - я тебе че сказал?
   Бомж подхватился и заковылял дальше. Гусь хлопнул в ладоши и потер руки.
   - Ну и ладно, нам казино не к чему. Мы по-своему отдыхаем.
   Он достал сотовый телефон, в который никак не мог наиграться, и набрал номер.
   - Санек, наливай, - сказал он и поспешил в подъезд.
   Доехав до "Китай-города", Волохов вышел на Солянку. Труп диггера нашли на углу Хитровского и Подколокольного переулков. Волохов зашагал к Покровскому бульвару. Ночью это место было не самое оживленное в городе, но и не настолько пустынное, чтобы никто не заметил, как человеку отрезают руки. Старые дома начала века, а может, и прошлого столетия пестрели вывесками небольших фирм, нотариальных контор, магазинчиков. Было и несколько жилых домов, так что вряд ли тело тащили издалека. Для себя Волохов уже очертил круг поисков, ограничив его Покровским бульваром, Малым Трехсвятительским и Подкопаевским переулками. Тело могли вытащить из канализационного люка, но могли и вынести из подвала одного из близлежащих домов. Волохов сделал круг и по Хитровскому переулку вернулся к месту, где нашли тело. Постоял, оглядывая дома. Вокруг бурлил водоворот спешащих, задыхающихся от жары москвичей. Автомобили, сгрудившиеся в лабиринтах узких улиц, казались заблудившимся стадом, потерявшим пастуха. Если убийца тот, кого он ищет, должен быть след. Пока он его не почувствовал. Ну, что ж, придется поискать. Двор дома недалеко от церкви Святителя Николая привлек его внимание своей отстраненностью от городской суеты. Казалось, время застыло в нем, сохраняя атмосферу зеленых и тенистых московских двориков. Волохов не торопясь прошел мимо, заглянув во двор. Двери подъездов были с кодовыми замками, но хуже было другое. Во дворе, судя по пустым бутылкам, собирались любители выпить на свежем воздухе, и бдительные старушки возле подъездов подозрительными взглядами провожали каждого проходящего по двору. Волохов с бумажкой в руке, якобы в поисках нужного адреса, пошел вдоль подъездов. Возле одного из них он замер, будто налетел на стену. Он искал след и он его нашел. Остаточное воздействие было слабым, но это был след. Волохов огляделся, запоминая место и, сокрушенно покачав головой - мол, не тот адрес, - вышел на улицу.
   Ночь изменила двор почти до неузнаваемости. Старый дом уже спал, тускло светились только окна, выходящие на лестничные площадки. Волохов, стараясь держаться в тени, прошел к подъезду, возле которого днем ощутил след. Код на двери можно было легко определить по истертым металлическим кнопкам. Коротко подсветив фонариком, он пробежал пальцами по кнопкам и вошел внутрь. Справа от лестницы обшитая жестью дверь вела в подвал. Присмотревшись к скобам, на которых висел устрашающих размеров замок, Волохов хмыкнул и, подцепив пальцами, без усилий вытянул скобы из двери. Несколько ступеней вели вниз, в заваленный старым хламом подвал. Пробираясь между сломанных велосипедов, покореженных детских колясок и полусгнивших чемоданов, Волохов вдруг замер, ощутив впереди пустоту. Он посветил фонариком. Свет был тусклый, дрянной. Помянув китайский ширпотреб, Волохов раздвинул лежащие на полу доски, увидел пролом и присел над ним на корточки. В желтом свете проявились серые бетонные стены и мелкий ручеек, бежавший по дну. След вел вниз. Чуть касаясь краев пролома, Волохов мягко спрыгнул, присев, огляделся. Коллектор был высокий, в рост человека, по стенам шли кабели в металлической обмотке и запотевшие трубы, в которых что-то с журчанием текло. Воздух был влажный, но не затхлый. След был отчетлив, и потерять его при всем желании было нельзя. Стараясь не замочить ноги, Волохов пошел вперед, придерживаясь руками за трубы. Возле канализационного люка след раздваивался. Одна часть вела вверх, на улицу, другая уходила дальше по коллектору. Наверху по улице проехал автомобиль, крышка колодца, неплотно лежавшая в пазах, отозвалась глухим звоном. Волохов двинулся вперед. Через несколько десятков метров след внезапно кончился. Бетонная труба уходила вперед, в темноту, боковых проходов не было. В недоумении повертев головой, он прикинул пройденный путь. Выходило, что сейчас он находился где-то в районе Яузского бульвара. Он осветил стены и влажный пол, провел руками по стенам. На левой ладони остались крошки цемента. Кусок бетона здесь был чуть темнее. Волохов выключил фонарь и, закрыв глаза, сосредоточился. По телу побежал озноб, в кончиках пальцев возникло знакомое покалывание, и он остановил трансформацию. Когда он открыл глаза, мир вокруг выглядел иначе. Теплый воздух, сквозивший в тоннеле, приобрел тысячи оттенков цвета. Ручеек под ногами, казалось, был свит из десятков радужных лент. Кусок стены слева светился тусклым фосфорным пятном среди неживого камня. Волохов поднес отяжелевшие ладони с растопыренными пальцами к стене и резко ударил по световому пятну. Кусок стены пропал под его руками, как внезапно исчезнувший мираж. Положив руки на крошащиеся бетоном края отверстия, он заглянул внутрь. Почти над головой нависал кирпичный свод, пахло землей и плесенью. Воздух был тяжелый, густой. Повиснув на руках, Волохов нащупал под ногами опору. Это был старинный подземный ход, ведущий скорее всего к реке. Так называемый "вылаз", на случай осады. След в застоявшемся воздухе ощущался сильнее, и Волохов, скребя ороговевшими кончиками пальцев по стенам, осторожно пошел вперед. Все время подмывало встать на четвереньки. Он с трудом передвигал вперед отяжелевшие ноги, но если суждено встретить врага сейчас, лучше не терять драгоценные секунды на изменение тела. Постепенно понижаясь, вылаз сделал несколько поворотов. Запахло сыростью, кирпич под руками стал влажным, и за очередным поворотом Волохов наткнулся на тупик. В одной из боковых стен зиял пролом. Осколки кирпича перекатывались под ногами, чавкала сырая земля, кладка впереди, казалось, истекала слезами. Волохов приблизил к ней голову и услышал мерный шум воды. Должно быть, за стеной текла река. Осторожно подойдя к пролому, он заглянул в него. Это была небольшая комната с кирпичными стенами, полом и потолком. Волохов протиснулся внутрь. Пахло кровью и еще чем-то, что он не смог определить. Появилось какое-то странное ощущение, будто своды стали давить на него. Если раньше он чувствовал толщину кладки, слежавшийся грунт за ней, то теперь казалось, что за стенами этой комнаты пустота, ничто. Волохов шагнул к стене, подсветил фонарем и царапнул ороговевшим концом пальца между кирпичей. Из-под когтя змейкой поползла мягкая металлическая стружка. Свинец вместо раствора. Вылаз к реке могли построить и в более раннее время, но этот схрон явно сложили иноземные мастера. Он наступил на что-то мягкое, присел, разглядывая. Под ногой лежал кусок полуистлевшей, пропитанной пахучим составом кожи. Волохов приподнял его. Сгибы на коже свидетельствовали, что в нее был завернут небольшой предмет. Запах крови стал ощутимей. Волохов посветил вокруг. Темная лужа наполовину спекшейся, наполовину впитавшейся в кирпич крови напоминала разлитую смолу. Ее было много. Человек, потерявший такое количество крови, не мог остаться в живых. Волохов отступил к выходу, поскреб подошвами по полу, счищая кровь.
   - Значит, здесь он тебя встретил, - пробормотал он.
   Свернув найденный кусок кожи, он засунул ее в карман куртки. Здесь больше нечего было делать.
   Обратный путь до вертикального колодца занял немного времени, хотя навалившаяся усталость замедляла движение. Волохов взялся руками за скобы и полез вверх. Возле чугунной крышки люка он прислушался. Где-то рядом работал двигатель автомобиля. Ну и черт с ним, решил Волохов. Скажу, что погреться залез. Упершись в крышку рукой, он нажал на нее. Никакого результата. Нажал сильнее - то же самое. Он присмотрелся к краям. Нет, не приварена. Утвердившись на скобах, нажал плечом. Крышка приподнялась было, но тут же встала на место. Да что это такое, он же слышал, как она болталась под колесом проехавшего автомобиля. Подумав, что ему придется снова спускаться вниз и тащиться обратно к подвалу в доме возле церкви, Волохов почувствовал нарастающую злость. Шагнув еще на ступеньку вверх, он скорчился, упираясь в люк плечами и спиной.
   - Ну, я тебе, - прошипел он.
   Глаза застлало багровым туманом, и, издав хриплый рев, он рванулся вверх.
   - Ну, Мариш, ну давай, ну что ты, - молодой человек, нашептывая на ушко своей спутнице ласковые слова, пытался расстегнуть на ней блузку, одновременно нащупывая рукоятку откидывания пассажирского сидения. - Ну, молодожены мы, в конце-то концов, или как?
   - Может, домой поедем? - возражала молодая жена. - Там мама.
   - Вот именно, что там мама, - молодой человек откинул, наконец, сидение и занялся брюками. - Кому мама, а кому теща. Опять будет стучать в стенку и спрашивать, что я с тобой делаю.
   - Ну, хорошо, только быстро.
   - Еще чего.
   "Девятка", стоявшая в переулке под разбитым фонарем, передним колесом на канализационном люке, слегка вздрогнула.
   - Дорогой, ты ничего не почувствовал?
   - Нет, но вот-вот надеюсь почувствовать, - молодой человек решительно спустил джинсы вместе с трусами.
   - Что-то было, я серьезно... ох, ... о-о, не останавливайся, пожалуйста...
   - Ни за что не остановлюсь!
   Капот автомобиля внезапно подбросило так, что молодой человек чувствительно приложился копчиком к крыше салона. Он метнулся за руль, лихорадочно нащупывая ключи зажигания. Мотор, слава богу, завелся сразу. Путаясь в спущенных штанах, он нажал на газ, со скрежетом включая заднюю скорость. "Девятка" отпрыгнула назад и встала, заглохнув.
   Чугунная крышка канализационного люка, кувыркаясь, взмыла в воздух. Вслед за ней из люка с ревом вылетело что-то невообразимо страшное, черное, огромное. Это "что-то" приземлилось на четвереньки, затем поднялось на задние лапы и, волоча толстый хвост и порыкивая, исчезло в ближайшем переулке.
   - К маме...
   - К теще...
   Взревев мотором, "девятка" сорвалась с места.
   Конечно, это был сон. Но сон, граничащий с явью, сон-предвиденье приближающейся реальности. Цвета вокруг были мягкие, словно размытые утренней дымкой. Прохладный ветер ласкал разгоряченное тело, увлажнял и смягчал сухую кожу. Раскинутая по телу паутина не стесняла движений, наоборот, живительная прохлада, проникавшая в него через тончайшую золотую проволоку, вплетенную в нити паутины, несла ощущение свежести. Паук-птицеед, играя тонкой сетью, заставлял ее пробегать волнами по коже. Запутавшиеся в паутине майские жуки, щекоча кожу, смешно перебирали лапками. Им было не страшно, они знали, что притаившийся паук не принесет им вреда. Он просто пригласил их поиграть в свою золотую сеть. Паутина была не закончена, ее кончики свисали с тела, трепеща на ветру, словно требуя завершенности формы, сформированной тысячелетиями.
   Он оглянулся. За ним стояли его соратники, прекрасные, как и он сам. Их было много, лиц было не разобрать, но он знал, что они улыбаются. Улыбаются и ждут, как ждет и он сам.
   И ожидание кончилось: из утренней дымки появилась женщина. Чуть смущенно улыбаясь, она шла к нему по зеленой траве, раздвигая ее босыми ногами. Шла она осторожно, и прятавшиеся в траве кузнечики успевали уступить ей дорогу, зелеными брызгами разлетаясь из-под маленьких ступней. Тело ее было чистое, как девственно белый холст, на который еще не наложены краски. Тело девочки, едва перешагнувшей порог, отделяющий девичество от материнства, но уже сменившее угловатость подростка на мягкую женственность.
   Паук тронул нити, призывая его к движению, и он шагнул навстречу женщине-девочке по мягкой траве. В ее глазах читалось сомнение, но он знал, что сможет преодолеть его. Она и сейчас была прекрасна, как жемчужина в полуоткрытом моллюске, но станет драгоценностью, стоит только освободить ее из раковины и оправить в золото.
   Он почувствовал легкий укол в предплечье, и картина, подернувшись рябью, исчезла. Ему стало немного жаль, что он не досмотрел сон до конца, и лишь уверенность в том, что скоро сон обернется явью, примирила его с пробуждением.
   Рец прижал ватку к месту укола на открытой вене и заботливо кивнул ему, как проснувшемуся ребенку.
   - Ты улыбался.
   - Мне было хорошо, - счастливо улыбнувшись, ответил Дима. - Я видел сон, там была она...
   - Ты узнал ее?
   - Нет, лицо я не запомнил, но, кажется, я уже видел ее. Я думаю, она ждет нас.
   - Ты прав, она ждет. Давай же не терять времени.
   Он помог Дмитрию встать, выдавил на ладонь горку прозрачного геля и мягкими движениями стал натирать его покрытое выпуклыми рисунками тело. Затем подал рубашку с длинными рукавами, летние брюки. Дима оглядел себя. Тело было слегка влажным, поблескивающим. Глядя на переплетающиеся узоры, он вдруг понял, что могут чувствовать картины великих мастеров: гордость своею исключительностью, благодарность мастеру, легкое презрение к окружающим, лишенным возможности дарить красоту. Голова немного закружилась от этого ощущения, но он чувствовал, как бодрость наполняет его.
   - Она станет такой же?
   - Конечно. Если ты поможешь ей.
   - А сейчас, что сейчас? Мы поедем к ней? - нетерпение овладело им.
   - Да, я хочу, чтобы ты посмотрел на нее. Я думаю, ты согласишься с моим выбором. Спускайся к машине, я сейчас.
   Дима вышел на лестницу, а Рец, вернувшись в комнату, отдернул шторы и подошел к зеркалу. Несколько мгновений он внимательно изучал свое лицо, затем провел пальцами по переносице сверху вниз. Под кожей вместо хряща и костей было что-то сыпучее, словно туда набили песок. Он ткнул пальцем в подбородок, и на этом месте образовалась заметная вмятина.
   - Об этом ты не говорил, искуситель, - усмехнувшись, пробормотал Рец.
   Опустив руки, он слегка прищурил глаза, разглядывая себя. Под его взглядом нос стал менять очертания, становясь то хищным, как у стервятника, то курносым, как у гиены. Подбородок вытягивался или расширялся, похрустывая раздробленными лицевыми косточками. Он немного поиграл, меняя лицо, заставляя брови нависать, скрывая глаза, сглаживая или выдвигая скулы. Зеркало бесстрастно отражало плавную, но стремительную, словно в пластилиновой анимации, смену внешности.
   - А впрочем, мне нравится, - подытожил Рец и вышел из квартиры.
   Дмитрий ждал его, стоя возле джипа. Солнце слепило глаза, и Рец подал ему темные очки. Машина выехала со двора. Дима с интересом стал смотреть в окно. Оказывается, весна уже прошла, и на московских улицах царил летний зной. В воздухе висела голубоватая дымка, выбрасываемая бесчисленными автомобилями. Люди, смотревшие на него из переполненной консервной банки автобуса, казалось, ненавидели все вокруг. И это летнее пекло, и спрессованное пространство автобуса, заполненное потными телами, и его, с жалостью глядевшего на них. Даже дети, изнуренные жарой на улицах, играли будто по привычке, а не от избытка нерастраченной энергии.
   Старики, собирающие бутылки, нищие, роющиеся в гниющих отходах, спящие на высохшей траве скверов бомжи...
   И над всем царило раскаленное обесцвеченное небо.
   - Как страшно они живут...
   Рец взглянул на него. Черные глаза его, казалось, были полны скорби.
   - Ты можешь изменить мир. Только не отступай.
   Они подъехали почти к дверям ресторанчика. Жара обожгла их, но тотчас сменилась уютной прохладой, отгороженной от зноя массивной дверью и темными стеклами заведения. Они присели за столик в углу. Есть не хотелось. Рец заказал кружку пива себе, чай Дмитрию и закурил в ожидании.
   - Она здесь, она придет? - Дима нетерпеливо оглядывался.
   - Она здесь, мне кажется, ты узнаешь ее. Я навещал ее, но меня она не знает. И пусть. Ты станешь ее вселенной.
   За соседним столиком с хрустом поглощали пиццу. Возле салат-бара кто-то ковырялся в тарелке, вылавливая маринованные грибы. Девушки разносили заказанные блюда, но ее не было.
   Внезапно Рец положил ему руку на плечо, и он увидел.
   Он сразу узнал ее тонкую фигурку, русые волосы, заколоты в пушистый хвост, ее чуть курносый носик и смешливые зеленые глаза. Она принесла заказ на соседний столик, и Дима потянулся к ней, но Рец удержал его.
   - Девушка, про нас, кажется, забыли, - сказал он.
   Она улыбнулась и Дима сразу вспомнил, как она, нагая, шла к нему по мягкой траве и на лице ее была такая же чуть смущенная улыбка.
   - Подождите немного, сейчас я постараюсь помочь, - она тряхнула головкой и исчезла.
   - Да, - пробормотал Дима, - это она. Я скажу ей, что...
   - Нет, мой дорогой, - Рец покачал головой, - она не готова, или ты забыл? Но я обещаю, скоро ты начнешь ее преображение.
   Он поднялся из-за стола.
   - А теперь пойдем. Пусть она пока забудет о нас.
   Глава 8
   После путешествия по московским подземельям Волохов вернулся в парк утром. Витька не было. Хотелось спать, и Волохов прилег в тени дерева. Сон был тяжелый, неприятный. Ему казалось, что он ползет в старом канализационном коллекторе. В боковых проходах греются какие-то люди с землистыми лицами. Они одеты в лохмотья, подпоясанные серыми кушаками. Одежда их провоняла потом, вокруг кишат насекомые. Проползая мимо, Волохов задерживал дыхание, но все равно запах немытого тела преследовал его. Неужто от меня, подумал сквозь сон Волохов, перевернулся на другой бок и приоткрыл глаза. Возле него сидел Витек. На земле рядом с ним стоял флакон "Шиповника" с отвинченной крышкой. Витек терзал батон хлеба, ломая его на крупные куски. Увидев, что Волохов проснулся, он подмигнул и приподнял флакон.