Еще порядочный кусок остался позади, опять тихонько посмотришь, и по-прежнему стоят журавли, так что надежда растет все более и более.
Отдохнув немного, продолжаешь ползти, как вдруг раздается громкий отрывистый крик одного из пары – знак, что осторожные птицы заметили что-то недоброе.
Насторожившись и вытянув шею, смотрят они теперь в ту сторону, где несколько пошевелившихся от моего движения кустиков травы возбудили их подозрительное внимание.
Притаив дыхание, лежу я на земле, но что делать далее? Ползти ли вперед или стрелять наудачу отсюда, несмотря на то, что до журавлей еще более двухсот шагов?
С первых разов, когда я мало был знаком с нравами этой птицы, мой выбор обыкновенно склонялся на первое решение, но оно всегда приводило к неудачным результатам. Встревоженные журавли уже зорко продолжали смотреть в ту сторону, где чуяли опасность, и лишь только, обождав, яначинал ползти, как они, заметив снова шевелившуюся траву, тотчас же улетали и иногда очень далеко.
Впоследствии, убедившись в бесполезности первой меры, я всегда предпочитал в подобном случае стрелять на авось и действительно убил одного журавля шагов на двести, но это случилось только раз, а промахов делалось многое множество.
Грустно и обидно бывало видеть, как пуля взрывала снег, не долетая или перелетая через журавлей, и, таким образом, все трудности далекого ползанья, иногда через весенние лужи, пропадали совершенно даром. Но зато, когда удавалось подкрадываться в меру меткого выстрела и пронизанный пулей журавль падал, как сноп, на землю, я радовался, как ребенок, и изо всех сил пускался бежать к дорогой добыче.
Тотчас по прилете, который описываемые журавли совершают небольшими стайками от 4 до 12 экземпляров, они разбиваются на пары и держатся, как я уже говорил выше, по берегу Сунгачи, пока в конце марта не начнут таять болота. Тогда каждая пара выбирает себе определенную область, в которой выводит детей и живет до осеннего отлета.
Для вывода птенцов в ханкайском бассейне китайских журавлей остается немного менее, чем японских. Они предпочитают для этой цели совершенно открытые равнины и потому никогда не попадаются в узких горных долинах, в которых любят держаться японские журавли. Притом же они менее оказывают привязанности к детям, нежели эти последние, и хотя постоянно приводят охотника в отчаяние своей осторожностью, но все-таки служат лучшим украшением здешних обширных водоемов.
Вслед за первыми прилетными птицами, несмотря на постоянные холода, начинают показываться другие виды, и не проходит дня, чтобы не появился какой-нибудь новый экземпляр, так что к 9 марта, т. е. ко дню, с которого собственно считается начало весны, в прилете было уже 22 вида.
В том числе, кроме вышеописанных, находились: орлан белохвостый, появляющийся здесь ранее всех других птиц, еще с половины февраля; сокол-пустельга и ястреб-тетеревятник, оба довольно редкие в здешних местах; черный коршун, в большом числе гнездящийся в ханкайском бассейне.
Утки: кряква, косачка, шилохвость, чирянка [чирок], широконоска и моклок, или клоктун. За исключением двух последних видов, из которых широконоска остается здесь в малом количестве, а клоктун вовсе не остается для вывода птенцов, остальные четыре породы во множестве гнездятся в ханкайском бассейне.
Крохаль большой, являющийся здесь только пролетом, хотя и в большом числе. Белый аист, также гнездящийся на Ханке. Чибис, который здесь и в Европе с громким пискливым криком встречает каждое подозрительное существо, приближающееся к его владениям. Стренатки: тростниковая малая, белоголовая и глупая. Два последних вида, как кажется, вовсе не гнездятся на Ханке. Сорокопут – очень редкий здесь даже во время пролета, и японский снегирь, в большом количестве гнездящийся в густых зарослях по берегам рек ханкайского бассейна.
Однако все эти птицы показались только в небольшом количестве – в одиночку, парами или небольшими стайками, словно передовые гонцы тех бесчисленных стад, которые должны были нагрянуть, лишь только погода сделается немного потеплее.
Между тем в ожидании такого благополучного времени еще появились: белая и серая цапли, в большом числе гнездящиеся на Ханке, чайка сизая – одна из самых обыкновенных здесь птиц; гусь большой, всегда держащийся только небольшими обществами или отдельными парами, хотя и появляющийся весной в значительном числе; улит, или лозник, являющийся на Ханке, и то в небольшом числе, только во время пролета; нырец, гнездящийся на всех здешних болотистых озерах; дрозд Науманна, растягивающий свой пролет до начала мая, но для вывода молодых здесь не остающийся; стренатка деревенская; жаворонок полевой, в большом числе гнездящийся в степной полосе ханкайского бассейна. Наконец, 13 марта появилась самая значительная и редкая птица здешних стран – японский ибис.
Родной брат знаменитой священной птицы древних египтян, этот ибис чрезвычайно красив. Достигая в размерах крыльев до 4 футов [120 см], он имеет спину, верхнюю часть шеи и хохол пепельно-голубого цвета, низ тела бледно-розового, а крылья огненно-красные; передняя голая часть головы и ноги кирпично-красные, длинный же согнутый клюв черный с ржавчинно-красным концом.
Появление этого ибиса на озере Ханке в такую раннюю весеннюю пору, когда все болота и озера еще закованы льдом, а термометр по ночам падает до минус 13 °Р [-16,25 °C], составляет весьма замечательный факт в орнитологической географии.
Даже странно сказать, что в то время, когда эта южная птица прилетает на снежные сунгачинские равнины, вместе с нею еще в продолжение почти целого месяца живет здесь белая сова, гнездящаяся, как известно, на тундрах Крайнего Севера.
Я сам онемел от удивления, когда однажды выстрелом, направленным в пролетавшего мимо меня ибиса, вспугнул эту сову и пустил в нее другой заряд своего двуствольного ружья.
Подобно всем прочим водным и голенастым, ибисы с прилета до тех пор, пока не начнут таять болота, держатся на берегу Сунгачи обыкновенно в сообществе других птиц, всего чаще белых и серых цапель, на чуткость и осторожность которых могут вполне положиться. Притом же они сами по себе очень осторожны, так что если я и представил охоту за белыми журавлями как одну из самых трудных, то теперь должен сказать, что охота за ибисами нисколько не уступает ей в этом отношении.
Прежде всего, нужно заметить, что стрельба пулями в такую небольшую птицу, как ибис, не может быть годною; поэтому волей или неволей нужно употреблять дробовик, из которого выстрел действителен, конечно, только на близком расстоянии.
Но попробуйте-ка подкрасться к ибису на такую меру, в то время когда два-три их экземпляра сидят на берегу оттаявшего залива в сообществе целой сотни серых и белых цапель, не один раз приводивших меня в отчаяние своим лукавством и осторожностью.
Ведь, кажется, ползешь, бывало, по такой густой и высокой траве, что сам черт не углядит; нет, смотришь, не приблизился еще и на сотню шагов, как тебя уже заметили эти длинноногие дьяволы, взлетели и вместе с ибисом отправились на другое место.
Идешь за ним туда, опять ползешь, и опять повторяется та же самая история.
Иногда же случалось таким образом, что, подкравшись шагов на полтораста, вдруг встречаешь гладкий лед широкого залива, на противоположном конце которого ходят ибисы в сообществе своих друзей-цапель, часто же и других знакомых: журавлей, бакланов, гусей, уток и прочей пернатой братии. В подобных случаях уже нечего и думать о дальнейшем подкрадывании, так что, лежа на окраине травы и любуясь на все это общество в бинокль, я, как нельзя более, олицетворял собой басню о лисице, пришедшей за виноградом.
Однако после многих неудачных хождений мне удалось, наконец, убить двух ибисов; кроме того, одного убил мой товарищ и еще двух случайно, во время сильной метели, застрелили казаки, так что я имею в своей коллекции пять экземпляров этих прекрасных птиц. Такое число добытых ибисов очень удачно, так как они здесь вообще редки и на нижней Сунгаче держалось никак не более двух-трех десятков даже во время весеннего пролета.
С конца марта ибисы откочевывают к водоемам, но вскоре удаляются отсюда и размещаются для вывода молодых по небольшим рощам, рассыпанным, подобно островам, среди здешних водоемов.
Здесь они устраивают свои гнезда на деревьях, и хотя мне самому ни разу не удалось найти такого гнезда, но местные казаки и китайцы уверяли, что прежде им случалось доставать молодых, которых они употребляли для еды.
Голос ибиса весьма неблагозвучен и очень похож на карканье вороны, только несколько громче и грубее. Такой крик он издает часто как на лету, так и сидя на земле, но в особенности сильно кричит, будучи подстрелен.
После вывода молодых ибисы скитаются небольшими партиями, вероятно, выводками, по берегам озер, преимущественно же тихих, уединенных рек и проводят таким образом целое лето до времени осеннего отлета. Появление японского ибиса служило как бы сигналом к началу валового пролета других птиц; в тот же самый день, т. е. 13 марта, несмотря на сильную метель, продолжавшуюся всю ночь и днем до полудня, показались большие стада уток-клоктунов. Низко, почти над самою землею, неслись они с юга и затем, встретив Сунгачу, направлялись вверх по ней на полынью, которая стоит целую зиму при истоке этой реки из озера Ханки. Поплавав здесь немного, клоктуны усаживались на льду для отдыха. Затем каждое вновь прилетавшее стадо присоединялось к прежнему, так что вскоре образовалась стая приблизительно около трех тысяч штук.
Посидев несколько часов, вся эта живая громада поднялась с шумом, напоминающим бурю, и на лету то свертывалась в одну сплошную кучу, то вытягивалась фронтом в линию, то, наконец, летела углом или разбивалась на другие меньшие стаи, которые вскоре опять соединялись с общей массой.
С этих пор в течение всего марта клоктуны держались по Сунгаче такими огромными стадами, что однажды с одного выстрела я убил 14 штук, а по пяти и семи экземпляров за один раз случалось убивать довольно часто.
Присутствие этих уток всегда можно было слышать еще издали по беспрерывному крику, который издают самцы и который совершенно похож на слог: кло, кло, кло, отчего, конечно, произошло и русское название этой птицы.
Однако, несмотря на начавшийся 13 марта валовой пролет клоктунов и серых цапель, постоянные, нисколько не уменьшавшиеся холода опять задержали на целую неделю появление в больших массах других пород птиц, хотя небольшие партии продолжали лететь по-прежнему. Вообще весна на озере Ханке, и в особенности март, характеризуется постоянными и сильными холодами, которых, по-видимому, никак нельзя ожидать при таком южном положении этого края.
Между тем здесь в иную зиму снег выпадает на три фута [90 см] толщины, и первые разливы показываются только в последних числах марта. Даже в апреле случаются, и довольно часто, снежные метели, а термометр минимум в нынешнюю весну из 30 дней этого месяца 23 раза падал по ночам ниже нуля.
В десятой главе при более подробном обзоре здешнего климата я укажу и на другие факты, свидетельствующие о его неожиданной суровости; теперь же скажу, что хотя погода весной на Ханке стоит большей частью ясная, но зато постоянно ветреная, а эти-то ветры и усиливают собою холод, так что термометр иногда разом падает на два-три градуса, лишь только поднимается ветер после кратковременного затишья.
Такое постоянное господство ветров, между которыми преобладают юго-западные, можно отчасти объяснить обширностью равнинной формы поверхности, где малейшее нарушение равновесия в атмосфере вызывает ветер, беспрепятственно дующий в любом направлении.
Действительно, за исключением ночей затишья бывают здесь очень непродолжительны. Притом же ветер часто начинается вдруг порывами и дует иногда суток по двое сряду в одном направлении.
В период с 13 по 20 марта, т. е. до того времени, с которого начался настоящий валовой пролет уток и других птиц, появлялись вновь: крохаль-луток огромными стаями; чайка обыкновенная, во множестве гнездящаяся на Ханке; даурская галка, гнездящаяся здесь в достаточном количестве;
лунь; пискливый малый гусь; утка чернеть; утка свищ и чирок полевой. Последние два вида уток выводят молодых в значительном количестве в ханкайском бассейне, но первый вовсе не гнездится.
Вместе с тем начался настоящий валовой пролет уток, которые, за исключением клоктунов, появлялись до сих пор только отдельными небольшими стайками. Но теперь стадо за стадом, сотня за сотней, целые тысячи несутся к северу, останавливаясь для отдыха и продовольствия на Сунгаче, которая в буквальном смысле кишит и голенастыми птицами. День и ночь стоит здесь настоящий кагал от всевозможного крика, свиста и писка, среди которого нельзя разобрать отдельные голоса.
Отдохнув немного, продолжаешь ползти, как вдруг раздается громкий отрывистый крик одного из пары – знак, что осторожные птицы заметили что-то недоброе.
Насторожившись и вытянув шею, смотрят они теперь в ту сторону, где несколько пошевелившихся от моего движения кустиков травы возбудили их подозрительное внимание.
Притаив дыхание, лежу я на земле, но что делать далее? Ползти ли вперед или стрелять наудачу отсюда, несмотря на то, что до журавлей еще более двухсот шагов?
С первых разов, когда я мало был знаком с нравами этой птицы, мой выбор обыкновенно склонялся на первое решение, но оно всегда приводило к неудачным результатам. Встревоженные журавли уже зорко продолжали смотреть в ту сторону, где чуяли опасность, и лишь только, обождав, яначинал ползти, как они, заметив снова шевелившуюся траву, тотчас же улетали и иногда очень далеко.
Впоследствии, убедившись в бесполезности первой меры, я всегда предпочитал в подобном случае стрелять на авось и действительно убил одного журавля шагов на двести, но это случилось только раз, а промахов делалось многое множество.
Грустно и обидно бывало видеть, как пуля взрывала снег, не долетая или перелетая через журавлей, и, таким образом, все трудности далекого ползанья, иногда через весенние лужи, пропадали совершенно даром. Но зато, когда удавалось подкрадываться в меру меткого выстрела и пронизанный пулей журавль падал, как сноп, на землю, я радовался, как ребенок, и изо всех сил пускался бежать к дорогой добыче.
Тотчас по прилете, который описываемые журавли совершают небольшими стайками от 4 до 12 экземпляров, они разбиваются на пары и держатся, как я уже говорил выше, по берегу Сунгачи, пока в конце марта не начнут таять болота. Тогда каждая пара выбирает себе определенную область, в которой выводит детей и живет до осеннего отлета.
Для вывода птенцов в ханкайском бассейне китайских журавлей остается немного менее, чем японских. Они предпочитают для этой цели совершенно открытые равнины и потому никогда не попадаются в узких горных долинах, в которых любят держаться японские журавли. Притом же они менее оказывают привязанности к детям, нежели эти последние, и хотя постоянно приводят охотника в отчаяние своей осторожностью, но все-таки служат лучшим украшением здешних обширных водоемов.
Вслед за первыми прилетными птицами, несмотря на постоянные холода, начинают показываться другие виды, и не проходит дня, чтобы не появился какой-нибудь новый экземпляр, так что к 9 марта, т. е. ко дню, с которого собственно считается начало весны, в прилете было уже 22 вида.
В том числе, кроме вышеописанных, находились: орлан белохвостый, появляющийся здесь ранее всех других птиц, еще с половины февраля; сокол-пустельга и ястреб-тетеревятник, оба довольно редкие в здешних местах; черный коршун, в большом числе гнездящийся в ханкайском бассейне.
Утки: кряква, косачка, шилохвость, чирянка [чирок], широконоска и моклок, или клоктун. За исключением двух последних видов, из которых широконоска остается здесь в малом количестве, а клоктун вовсе не остается для вывода птенцов, остальные четыре породы во множестве гнездятся в ханкайском бассейне.
Крохаль большой, являющийся здесь только пролетом, хотя и в большом числе. Белый аист, также гнездящийся на Ханке. Чибис, который здесь и в Европе с громким пискливым криком встречает каждое подозрительное существо, приближающееся к его владениям. Стренатки: тростниковая малая, белоголовая и глупая. Два последних вида, как кажется, вовсе не гнездятся на Ханке. Сорокопут – очень редкий здесь даже во время пролета, и японский снегирь, в большом количестве гнездящийся в густых зарослях по берегам рек ханкайского бассейна.
Однако все эти птицы показались только в небольшом количестве – в одиночку, парами или небольшими стайками, словно передовые гонцы тех бесчисленных стад, которые должны были нагрянуть, лишь только погода сделается немного потеплее.
Между тем в ожидании такого благополучного времени еще появились: белая и серая цапли, в большом числе гнездящиеся на Ханке, чайка сизая – одна из самых обыкновенных здесь птиц; гусь большой, всегда держащийся только небольшими обществами или отдельными парами, хотя и появляющийся весной в значительном числе; улит, или лозник, являющийся на Ханке, и то в небольшом числе, только во время пролета; нырец, гнездящийся на всех здешних болотистых озерах; дрозд Науманна, растягивающий свой пролет до начала мая, но для вывода молодых здесь не остающийся; стренатка деревенская; жаворонок полевой, в большом числе гнездящийся в степной полосе ханкайского бассейна. Наконец, 13 марта появилась самая значительная и редкая птица здешних стран – японский ибис.
Родной брат знаменитой священной птицы древних египтян, этот ибис чрезвычайно красив. Достигая в размерах крыльев до 4 футов [120 см], он имеет спину, верхнюю часть шеи и хохол пепельно-голубого цвета, низ тела бледно-розового, а крылья огненно-красные; передняя голая часть головы и ноги кирпично-красные, длинный же согнутый клюв черный с ржавчинно-красным концом.
Появление этого ибиса на озере Ханке в такую раннюю весеннюю пору, когда все болота и озера еще закованы льдом, а термометр по ночам падает до минус 13 °Р [-16,25 °C], составляет весьма замечательный факт в орнитологической географии.
Даже странно сказать, что в то время, когда эта южная птица прилетает на снежные сунгачинские равнины, вместе с нею еще в продолжение почти целого месяца живет здесь белая сова, гнездящаяся, как известно, на тундрах Крайнего Севера.
Я сам онемел от удивления, когда однажды выстрелом, направленным в пролетавшего мимо меня ибиса, вспугнул эту сову и пустил в нее другой заряд своего двуствольного ружья.
Подобно всем прочим водным и голенастым, ибисы с прилета до тех пор, пока не начнут таять болота, держатся на берегу Сунгачи обыкновенно в сообществе других птиц, всего чаще белых и серых цапель, на чуткость и осторожность которых могут вполне положиться. Притом же они сами по себе очень осторожны, так что если я и представил охоту за белыми журавлями как одну из самых трудных, то теперь должен сказать, что охота за ибисами нисколько не уступает ей в этом отношении.
Прежде всего, нужно заметить, что стрельба пулями в такую небольшую птицу, как ибис, не может быть годною; поэтому волей или неволей нужно употреблять дробовик, из которого выстрел действителен, конечно, только на близком расстоянии.
Но попробуйте-ка подкрасться к ибису на такую меру, в то время когда два-три их экземпляра сидят на берегу оттаявшего залива в сообществе целой сотни серых и белых цапель, не один раз приводивших меня в отчаяние своим лукавством и осторожностью.
Ведь, кажется, ползешь, бывало, по такой густой и высокой траве, что сам черт не углядит; нет, смотришь, не приблизился еще и на сотню шагов, как тебя уже заметили эти длинноногие дьяволы, взлетели и вместе с ибисом отправились на другое место.
Идешь за ним туда, опять ползешь, и опять повторяется та же самая история.
Иногда же случалось таким образом, что, подкравшись шагов на полтораста, вдруг встречаешь гладкий лед широкого залива, на противоположном конце которого ходят ибисы в сообществе своих друзей-цапель, часто же и других знакомых: журавлей, бакланов, гусей, уток и прочей пернатой братии. В подобных случаях уже нечего и думать о дальнейшем подкрадывании, так что, лежа на окраине травы и любуясь на все это общество в бинокль, я, как нельзя более, олицетворял собой басню о лисице, пришедшей за виноградом.
Однако после многих неудачных хождений мне удалось, наконец, убить двух ибисов; кроме того, одного убил мой товарищ и еще двух случайно, во время сильной метели, застрелили казаки, так что я имею в своей коллекции пять экземпляров этих прекрасных птиц. Такое число добытых ибисов очень удачно, так как они здесь вообще редки и на нижней Сунгаче держалось никак не более двух-трех десятков даже во время весеннего пролета.
С конца марта ибисы откочевывают к водоемам, но вскоре удаляются отсюда и размещаются для вывода молодых по небольшим рощам, рассыпанным, подобно островам, среди здешних водоемов.
Здесь они устраивают свои гнезда на деревьях, и хотя мне самому ни разу не удалось найти такого гнезда, но местные казаки и китайцы уверяли, что прежде им случалось доставать молодых, которых они употребляли для еды.
Голос ибиса весьма неблагозвучен и очень похож на карканье вороны, только несколько громче и грубее. Такой крик он издает часто как на лету, так и сидя на земле, но в особенности сильно кричит, будучи подстрелен.
После вывода молодых ибисы скитаются небольшими партиями, вероятно, выводками, по берегам озер, преимущественно же тихих, уединенных рек и проводят таким образом целое лето до времени осеннего отлета. Появление японского ибиса служило как бы сигналом к началу валового пролета других птиц; в тот же самый день, т. е. 13 марта, несмотря на сильную метель, продолжавшуюся всю ночь и днем до полудня, показались большие стада уток-клоктунов. Низко, почти над самою землею, неслись они с юга и затем, встретив Сунгачу, направлялись вверх по ней на полынью, которая стоит целую зиму при истоке этой реки из озера Ханки. Поплавав здесь немного, клоктуны усаживались на льду для отдыха. Затем каждое вновь прилетавшее стадо присоединялось к прежнему, так что вскоре образовалась стая приблизительно около трех тысяч штук.
Посидев несколько часов, вся эта живая громада поднялась с шумом, напоминающим бурю, и на лету то свертывалась в одну сплошную кучу, то вытягивалась фронтом в линию, то, наконец, летела углом или разбивалась на другие меньшие стаи, которые вскоре опять соединялись с общей массой.
С этих пор в течение всего марта клоктуны держались по Сунгаче такими огромными стадами, что однажды с одного выстрела я убил 14 штук, а по пяти и семи экземпляров за один раз случалось убивать довольно часто.
Присутствие этих уток всегда можно было слышать еще издали по беспрерывному крику, который издают самцы и который совершенно похож на слог: кло, кло, кло, отчего, конечно, произошло и русское название этой птицы.
Однако, несмотря на начавшийся 13 марта валовой пролет клоктунов и серых цапель, постоянные, нисколько не уменьшавшиеся холода опять задержали на целую неделю появление в больших массах других пород птиц, хотя небольшие партии продолжали лететь по-прежнему. Вообще весна на озере Ханке, и в особенности март, характеризуется постоянными и сильными холодами, которых, по-видимому, никак нельзя ожидать при таком южном положении этого края.
Между тем здесь в иную зиму снег выпадает на три фута [90 см] толщины, и первые разливы показываются только в последних числах марта. Даже в апреле случаются, и довольно часто, снежные метели, а термометр минимум в нынешнюю весну из 30 дней этого месяца 23 раза падал по ночам ниже нуля.
В десятой главе при более подробном обзоре здешнего климата я укажу и на другие факты, свидетельствующие о его неожиданной суровости; теперь же скажу, что хотя погода весной на Ханке стоит большей частью ясная, но зато постоянно ветреная, а эти-то ветры и усиливают собою холод, так что термометр иногда разом падает на два-три градуса, лишь только поднимается ветер после кратковременного затишья.
Такое постоянное господство ветров, между которыми преобладают юго-западные, можно отчасти объяснить обширностью равнинной формы поверхности, где малейшее нарушение равновесия в атмосфере вызывает ветер, беспрепятственно дующий в любом направлении.
Действительно, за исключением ночей затишья бывают здесь очень непродолжительны. Притом же ветер часто начинается вдруг порывами и дует иногда суток по двое сряду в одном направлении.
В период с 13 по 20 марта, т. е. до того времени, с которого начался настоящий валовой пролет уток и других птиц, появлялись вновь: крохаль-луток огромными стаями; чайка обыкновенная, во множестве гнездящаяся на Ханке; даурская галка, гнездящаяся здесь в достаточном количестве;
лунь; пискливый малый гусь; утка чернеть; утка свищ и чирок полевой. Последние два вида уток выводят молодых в значительном количестве в ханкайском бассейне, но первый вовсе не гнездится.
Вместе с тем начался настоящий валовой пролет уток, которые, за исключением клоктунов, появлялись до сих пор только отдельными небольшими стайками. Но теперь стадо за стадом, сотня за сотней, целые тысячи несутся к северу, останавливаясь для отдыха и продовольствия на Сунгаче, которая в буквальном смысле кишит и голенастыми птицами. День и ночь стоит здесь настоящий кагал от всевозможного крика, свиста и писка, среди которого нельзя разобрать отдельные голоса.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента