Ниммо Дженни. Лазурный питон

   – Извините, дядя Патон, я нечаянно, – прошептал мальчик и прикрыл дверь, оставив дядю в одиночестве, если не считать общества древней бурой мышки.
   На кухне позвякивали чашки и блюдца – это мама вернулась с работы. Обрадованный Чарли для скорости съехал по перилам.
   – А где Билли? – удивилась мама. Пришлось поведать ей о неожиданном посещении мистера Иезекииля.
   – Бедный ребенок, – вздохнула мама. – Должно быть, ему очень одиноко. Надо что-то придумать! Уверена, желающие его усыновить найдутся, он такой славный.
   – Блуры нипочем его не отпустят, – хмуро сказал Чарли. – Им нравится держать людей в рабстве.
   – Что да, то да, – тихо отозвалась мама, на миг замерев с чайником в руке. – Отнесешь дяде чаю, ладно?
   – Кхм… – замешкался Чарли, – по-моему, лучше мне к нему не соваться.
   – Почему вдруг?
   – Ну… мы с ним… кажется, он на меня немножко рассердился.
   Чарли всегда считал, что мама у него просто отличная: никогда не делает трагедии из его ссор с домашними. Вот и сейчас она только вздохнула и, поставив на поднос чашку и вазочку с печеньем, сказала:
   – Хорошо, я сама.
   Через несколько минут мама вернулась с пустым подносом и обеспокоенно сказала Чарли:
   – Что-то мне Патон совсем не нравится. Лежит носом в подушку, бледный как мел, без сил и еле отвечает. Чарли, что с ним такое стряслось?
   – Он побывал в замке Юбим. – Чарли решил не скрывать правду.
   Мама чуть поднос не выронила.
   – Как? В обиталище этой жуткой Иоланды? Это она с ним такое сотворила?
   – Нет, мам, это кто-то другой. Или что-то другое. Дядя ни в какую не говорит, кто и что. А Иоланда сейчас не у себя в замке, а тут, у нас в городе. Она живет у теток, только не в виде старухи, а в виде девочки – примерно моего возраста. Называет себя Беллой. Она с тетками уже один раз приходила в гости, когда ты была на работе.
   Испуганная, мама прижала ладонь ко рту.
   – Чарли, не становись им поперек пути! – взмолилась она. – Когда-то Иоланда пыталась силой оставить у себя в замке твоего папу. Он тогда был еще ребенком. Ему повезло: оказалось, что он не из одаренных, поэтому Иоланда утратила к нему интерес.
   – Не знаю, повезло или нет, – усомнился Чарли. – Будь папа одаренным, он бы, может, еще постоял за себя.
   – Кто знает? – Лицо у мамы сделалось задумчивым. – Как жаль, что ты тоже из этого семейства!
   – Ничего не попишешь, какой уж есть. – Чарли расправил плечи. – И я их не боюсь. Пусть только попробуют ко мне лезть – крепко пожалеют!
   Мама ободряюще улыбнулась ему.
   В воскресенье Чарли решил прогуляться в «Зоокафе»: благодаря волшебной палочке он как раз успел подготовиться к контрольной и выучить все уроки.
   – А, вот и ты, Чарли! – приветствовал его швейцар Нортон. – А Спринтер-Боб тебя заждался. Ты ведь с ним погуляешь?
   Чарли виновато замешкался на пороге. Он совсем забыл про бедного пса.
   – До парка далековато, – неуверенно сказал мальчик.
   – Тогда хоть на пустоши погуляйте, – предложил Нортон. – Ты не представляешь, как он без тебя скучал.
   Чарли уже хотел было пройти на кухню, но заметил в дальнем углу Оливию и Лизандра. Едва завидев Чарли, Оливия вскочила и замахала руками: мол, иди к нам! Выглядела она сегодня до странности нормальной: ни тебе радужного грима, ни тебе экстравагантной прически дикой расцветки.
   Не без труда Чарли пробрался к столику – под ногами путалось целое полчище мохнатых кроликов.
   – Что это ты нынче без боевой раскраски? – поинтересовался он у Оливии, причем чуть не споткнулся о ее белого кролика и ухватился за стул.
   – Готовлюсь к спектаклю перед каникулами, – объяснила девочка. – Дай, думаю, похожу пока в человеческом виде, а потом ка-а-а-ак загримируюсь на премьеру – все просто рухнут!
   – Жду не дождусь! – заверил ее Чарли. – Вот уж не ждал встретить вас здесь.
   – Мне надоело сидеть дома, – сказала Оливия. – А у Лизандра были свои резоны прийти.
   Чарли бросилось в глаза, что африканец, обычно весьма жизнерадостный, сегодня просто не мог усидеть на месте: он ерзал на стуле, бросал по сторонам встревоженные взгляды. Его серый попугай Гомер то и дело перепархивал с одного плеча хозяина на другое, а то и на голову.
   – А Танкред где? – спросил Чарли.
   – Отец засадил его за уроки – к контрольной готовиться. Я-то уже все вызубрил, не мог больше дома торчать.
   – Что-то случилось? – забеспокоился Чарли. Лизандр покачал головой.
   – Духи предков на меня рассердились, – пробормотал он. – Спать не дают. Всю ночь грохотали у меня в голове своими барабанами и завывали заклинания.
   Попугай вдруг завопил:
   – Кар-ра-ул! Катастр-р-рофа!
   – Гомер нутром чует, когда дело неладно, – кивнул на птицу Лизандр. – Он всегда такой, когда предки мной недовольны.
   – А почему бы предкам не объяснить тебе, что им не нравится? – удивилась Оливия.
   Лизандр бросил на нее мрачный взгляд:
   – Потому что я должен сам это выяснить! Надо сказать, духи предков Лизандра были больше, чем просто какие-то заурядные привидения: они обладали огромной магической силой. Чарли уже случалось иметь с ними дело: не раз и не два их сильные коричневые руки, их острые копья и крепкие щиты вызволяли мальчика из беды. И если уж духи предков разгневались, то неспроста.
   – Пошли прогуляемся! – предложил друзьям Чарли, надеясь, что свежий воздух приободрит Лизандра.
   – Отличная идея! – Оливия подхватила за шкирку своего кролика.
   Как раз в этот момент мистер Комшарр и вывел в зал Спринтера-Боба. Пес рвался к Чарли, а кошки с кроликами так и брызгали от него в разные стороны.
   – Он соскучился по тебе, Чарли, – сказал мистер Комшарр, наблюдая за тем, как мальчик терпеливо сносит крепкие псиные объятия и липкие поцелуи в нос.
   – А как Босх? – спросил Чарли, когда Спринтер-Боб немного угомонился.
   – Цветет и пахнет, – сообщил хозяин «Зоокафе». – Моя жена души в нем не чает, да и Огнецы тоже.
   – Надо же! – поразилась Оливия. – Кошки мышку не едят.
   – Это непростые кошки, – серьезно напомнил ей мистер Комшарр. – Ну, шагайте, ребятки. Чарли, смотри погуляй с псом как следует, и пусть он побегает. Мне-то за ним не угнаться.
   Троица друзей и их питомцы отправились на вересковую пустошь, которая начиналась сразу за окраиной города. Оливия несла кролика в корзинке, а попугай так и ехал на плече у Лизандра, подскакивая в ритм его шагам.
   На пустоши Чарли сразу спустил Спринтера-Боба с поводка, и пес, заливаясь счастливым лаем, стал носиться туда-сюда и нюхать траву. Попугай Гомер снялся с плеча Лизандра и тяжелыми нырками летел за Спринтером, хрипло выкрикивая какую-то чушь:
   – Кар-ра-ул! Сор-р-рвался с катушек! Слетел со свор-р-рки!
   – Гомер! Наоборот! Это со сворки срываются, а с катушек слетают! – весело крикнула вслед попугаю Оливия.
   – Что ты к словам цепляешься, это он от расстройства, – одернул ее Лизандр.
   – Умственного, что ли? – захихикала девочка, бойко прыгая по вереску.
   – Ничего смешного! – зарычал африканец. – Когда Гомер расстроен, он все путает! Как я! А я тоже расстроен!
   – Ах, извини-и-и! – пропела Оливия. – Вижу, ты тоже с катушек слетел.
   Чарли недовольно покосился на хохочущую Девочку. Вольно ей потешаться над Лизандром!
   Она и понятия не имеет, каково бедняге! Слов нет, Оливия – отличная девчонка и надежный друг, но некоторых вещей она в упор не понимает, особенно насчет одаренности. Вот побывала бы в нашей шкуре, так знала бы, что одаренным быть – не сахар. Совсем не сахар…
   – Уймись, – вполголоса попросил он Оливию, поймав за рукав.
   Та вопросительно подняла брови, но многозначительный взгляд Чарли сделал свое дело.
   – Пожалуй, не пойду я завтра в школу, – пробурчал Лизандр.
   – Почему? – спросил Чарли.
   – Сам не знаю. Не хочется. Что-то мне подсказывает – попаду я там в передрягу. – Лизандр говорил все тише и тише, так что Чарли с Оливией еле разбирали его слова.
   – Как это не пойдешь? – взвился Чарли. – Надо! А как же скульптура? Как же Рики Сверк?
   – А тебе-то что? – удивился его горячности Лизандр.
   – Мне? Тоже сам не знаю, – подумав, ответил Чарли. – Ну, вроде как виноватым себя чувствую перед Рики, потому что больше не пытался его спасти. Не до того было. Но ты сам подумай, каково ему там, на чердаке, одному, в пылище, в темнотище, да еще и невидимкой. И к тому же он понятия не имеет, сколько там просидит и выберется ли вообще! Нет, надо его вытащить, и как можно скорее! Мы должны, Лизандр, мы обязаны! Ну пожалуйста, пообещай, что придешь в понедельник в школу! Прошу тебя!
   – Ладно, подумаю, – неопределенно откликнулся Лизандр.
   Он посвистал попугаю, и большая серая птица, покружив, опустилась к нему на плечо.
   – Пока! – Лизандр повернулся и размашисто пошел прочь, глядя себе под ноги.
   Попугай Гомер ехал у него на плече задом наперед, глядя на Чарли с Оливией блестящими круглыми глазами.
   – Бер-р-р-регитесь! – прокричал он напоследок.

Глава 11
ПОЗОЛОЧЕННАЯ ПАУТИНА И БЫК ИЗ БИФШТЕКСОВ

   Поднимаясь по крутому склону холма к дому, на Вершины, Лизандр неожиданно для себя запыхался. Мальчик насторожился: раньше с ним ничего подобного не случалось! С чего бы это он, такой сильный, на голову выше всех в классе, отличный спортсмен и школьный чемпион по легкой атлетике, вдруг стал задыхаться, как дряхлый старик?
   Барабаны предков! Вот в чем дело! Они оглушительно гремели в голове у Лизандра, и голова у него шла кругом. Вот потому-то он и задыхался.
   – Катастр-р-рофический обор-р-рот! – проорал попугай с плеча хозяина.
   – Хуже некуда, – согласился Лизандр. Он как раз преодолел самую крутую часть подъема, с облегчением очутился на ровной площадке и остановился передохнуть. Отсюда, с Вершин, город был виден как на ладони, и над всем властвовал огромный и величественный купол собора. Прочие здания рядом с ним казались скворечниками, и только мрачная постройка на северном конце города могла с ним состязаться.
   – Академия… – неприязненно процедил Лизандр.
   От одного вида школьных стен ему почему-то стало дурно: глаза ело, кожа горела, горло саднило. Лизандр рванул воротник рубашки так, что пуговица отлетела, а сам рванулся к дому. Вот наконец и высокие кованые ворота! Миновав их, мальчик припустил по ровно подстриженным зеленым лужайкам к шикарному белому дому.
   Его мама, миссис Джессамин Вед, красивая и статная женщина, смотрела какую-то телевизионную игру, но, стоило зазвучать шагам Лизандра, она мгновенно поняла, что с сыном неладно. Он с топотом промчался к себе в комнату, и каждый его шаг отдавался под крышей дома барабанным грохотом. Лизандр унаследовал свой дар именно от матери: миссис Вед тоже временами слышала, как духи предков барабанной дробью требуют внимания, чтобы сообщить какое-нибудь пророчество или дать совет.
   Миссис Вед не без труда поднялась из удобного глубокого кресла. Ей, такой полной и крепкой, последнее время стало тяжеловато двигаться, но миссис Вед и без голосов предков точно знала, что ждет ребенка. Придерживаясь за перила, она спустилась на первый этаж. Комната Лизандра помещалась между комнатами его сестер, десяти и четырнадцати лет, и обе девочки слушали что-то оглушительное и крайне немелодичное – судя по всему, рэп. Громкий речитатив и гитарные аккорды заглушали барабанный бой, если он и раздавался.
   – Гортензия! Александра! Утихомирьтесь! – Повелительный голос матери прозвучал так непререкаемо, что обе дочки тотчас послушались и сделали музыку потише. Теперь стала отчетливо слышна громкая барабанная дробь в комнате у Лизандра, а когда миссис Вед заглянула к нему, звуковая волна едва не сшибла ее с ног.
   – Лизандр, успокойся! – крикнула миссис Вед, попятившись. Она всегда выражалась весьма лаконично: зачем тратить лишние слова?
   Сын лежал на кровати, закрыв глаза и заткнув уши. Но мамин голос он услышал и поднял веки.
   – Ну-ка о дереве думай, сынок, – нараспев начала миссис Вед, – ствол его крепок, могуч и высок, ветви его до небес достают, листья его не шуршат, а поют. Думай о дереве – о короле, долго бродившем по этой земле…
   Лизандр больше не затыкал уши и с облегчением вздохнул.
   – То-то же! – Миссис Вед опустилась на край кровати. – Тебе лучше?
   Мальчик кивнул. Заклинание всегда срабатывало. Стоило Лизандру представить себе дерево с алой листвой или портрет Алого короля, украшавший класс в академии, где одаренные учили уроки, – и он успокаивался. Барабанная дробь постепенно стихала и теперь звучала у него в голове не громче стука дождя по крыше. По крайней мере, соображать она уже не мешала.
   – Рассказывай, – велела мама.
   – Передр-р-ряга! – подал голос попугай, сидевший на подоконнике.
   – Тебя не спрашивают! – цыкнул на него Лизандр. – Но он прав, случилась какая-то беда – не знаю, что именно, но в академии стряслось нечто скверное. Я видел, как над ней поднимается дым, и у меня вся кожа просто огнем горела. И еще, мам, предки вне себя от гнева.
   – Без причины они не гневаются, – коротко заметила миссис Вед.
   – Не пойду я в школу в понедельник, – заявил Лизандр. – Я… мне никогда не было так паршиво. Я просто не могу… не готов столкнуться с тем, что там произошло.
   – Ты должен. – Миссис Вед ободрительно похлопала сына по плечу. – Тебе обязательно надо пойти в школу.
   – Вот и Чарли Бон то же самое говорит.
   – Чарли?
   – Да. Ну, знаешь, тот пацаненок, который вечно ходит лохматый. Помнишь, мы были на дне рождения у его дяди? Чарли младше всех, но он только и делает, что ввязывается в какие-то истории, а мы с Танкредом и Габриэлем – вслед за ним. На этот раз он пытается вызволить одного мальчика, которого превратили в невидимку.
   – В невидимку? – встревоженно переспросила миссис Вед.
   – Ага. Я вырезаю его портрет из дерева, – продолжал Лизандр. – Знаешь, мам, так здорово получается! Наверно, самая удачная моя работа. Понимаешь, я решил, что предки помогут расколдовать невидимку, если будут знать, как он выглядит. Но барабаны… они твердят, будто я сделал что-то не так.
   Миссис Вед встала.
   – Не ты, сынок. Кое-кто другой. Отправляйся в школу и разберись. – Она двинулась к двери, и ее длинная цветастая юбка шуршала, как морской прибой.
   – Пр-рекр-р-расное р-р-развлечение! – закричал попугай.
   – Кому как. – И миссис Вед удалилась.
   Наступил понедельник, и предчувствия Лизандра не замедлили оправдаться.
   Первое, что увидели Чарли с Фиделио, выбежав в сад после контрольной по истории, была компания их друзей, столпившаяся вокруг кострища, причем довольно свежего. В самом кострище ничего особенного не было – завхоз Уидон частенько жег на задворках академии мусор, – но вот выражение на лицах друзей Чарли насторожило. Лизандр как будто окаменел и уставился на угли, точно не веря своим глазам. Танкред весь напрягся, и его соломенная шевелюра искрилась от волнения. Оливия, стоявшая по другую руку от Лизандра, заметила Чарли и отчаянно замахала ему. Чарли с Фиделио мгновенно оказались рядом.
   На выжженном пятачке валялись какие-то обгорелые сучья, клочки бумаги, а из них смотрели… два голубых глаза. Это было все, что осталось от деревянного шедевра, в который Лизандр вложил столько времени и сил.
   – Как они могли?! – одними губами спросила Эмма.
   Лизандра затрясло. Он стоял руки по швам, сжав кулаки, и весь дрожал от гнева и обиды. Говорить он, похоже, просто не мог.
   Чарли краем глаза заметил, что на них, как на подопытных зверьков, глядит кучка старшеклассников, все как на подбор – заклятые враги Чарли и его друзей. Тут был Аза Пик с удовлетворенной усмешечкой на остренькой физиономии, рядом злорадно ухмылялась Зелда Добински. А вот Манфред не улыбался – он свирепо уставился прямо на Лизандра: не иначе злился, что тот придумал такой отличный способ выручить Рики Сверка.
   – Никто же про нее не знал… – прошелестел Лизандр. – Никто, кроме нас… Как же… Кто же…
   – Кто-то с живописи, ясное дело, – откликнулась Оливия.
   Повисло молчание. Затем Лизандр, а за ним и остальные посмотрели туда, где у входа в руины за ними наблюдали Белла и ее хвостик – Доркас.
   – Но почему? – Лизандра все еще трясло.
   – Потому что скульптура получилась слишком хорошо, – мрачно объяснила Оливия. – И еще потому, что кое-кому совершенно не улыбается, чтобы Рики расколдовали.
   – Ты только не сдавайся, Лизандр! – решился Чарли. – Ладно?
   – Знал бы ты, каково ему! – вмешался Танкред. – Он же душу в эту скульптуру вложил! Ему же самому больно – верно, Зандр? А ты, Чарли, и понятия не имеешь, что это такое!
   Чарли смутился.
   – Извини… – выдавил он. – Я правда не знал… что это так.
   Фиделио навострил уши. Потом помотал головой.
   – Что за дела? – удивился он. – Барабаны бьют. Совсем рядом!
   – А ты как думаешь? – обрушился на него взвинченный Танкред. – Хватит, Зандр, пошли отсюда. – Он крепко ухватил друга за руку и повлек за собой к школе. Лизандр шел покорно, с пустыми глазами, но, похоже, плохо соображал, кто и куда его ведет. Чарли и остальные смотрели ему вслед и отчетливо слышали затихающий вдали звук барабанов, похожий на стук огромного сердца.
   – Я же его не просил скульптуру резать! – тоненько, сдавленно сказал Чарли, обращаясь к невыносимо живым голубым глазам, глядевшим из пепла. – Он сам захотел! Сам придумал!
   – Ты ни в чем не виноват, – подбодрил его Фиделио. – Ничего, оклемается Лизандр. А нам просто надо придумать другой способ.
   – Все равно ужас. – Эмма даже не могла смотреть в кострище. – Точно… сгорел настоящий мальчик.
   – Ладно, будет терзаться, пошли, – сквозь зубы сказала Оливия, косясь на розовощекую Беллу и Доркас. – А то эти вон прямо упиваются, на нас глядя. Хватит им потешаться.
   Не успели они направиться к школе, как к кострищу подбежал Габриэль.
   – Слушайте, со мной сейчас такое было! – выдохнул он. – Я пошел на урок фортепиано и… В общем, чуть не застрял там лет так на сто! А еще… – Тут его взгляд упал на кострище, и Габриэль воскликнул: – Это что?! Неужели…
   – Именно. Скульптура Лизандра, – подтвердил Чарли. – И все мы прекрасно знаем, кто ее спалил.
   Оливия попыталась переключить внимание друзей на что-нибудь повеселее и сказала:
   – А я фрисби из дома привезла! Давайте сыграем!
   Десять минут прыганья по траве и метания летающей тарелки сделали свое дело: компания немножко приободрилась. Оливия то и дело теряла туфли и очень веселилась. Когда они, запыхавшиеся, уселись на бревно, Габриэль вновь вернулся к рассказу о необычайном уроке фортепиано.
   Собственно, мистер Пилигрим, который преподавал этот предмет, всегда был престранным человеком и уж точно самым чудаковатым из всех школьных учителей. Долговязый, бледный, темноволосый, всегда с отсутствующим видом, он редко появлялся где-нибудь помимо музыкальной комнаты наверху западной башни и даже позволял себе пропускать утренние собрания в актовом зале. Кроме того, мистер Пилигрим славился крайней молчаливостью, из-за которой желающих учиться у него почти не было: в самом деле, какой же это учитель музыки, если ты играешь-играешь, а он и слова не вымолвит? Только Габриэль и ходил к нему на занятия. И, о чудо, на этот раз мистер Пилигрим разговорился (конечно, на свой лад), причем сообщил пораженному Габриэлю немало интересного.
   – Ну, так что он сказал? Не тяни! – Оливия нетерпеливо постучала носком канареечно-желтой туфли по траве.
   – Да бред какой-то, – ответил Габриэль. – Дело было так. Играл я, играл, а мистер Пилигрим вдруг ни к селу ни к городу говорит: «Не знаю, как его сюда занесло, но я ему помочь не смог». Я спрашиваю: кого занесло? А он в ответ: мол, для него это слишком, и светофоры, и транспорт, и пластмасса всякая. Они ему не нравятся – слишком непонятно. Рано или поздно он все это уничтожит, но я бы не стал его винить. – Габриэль развел руками. – Ничего себе, а? Потом посмотрел на меня в упор и говорит: «Только не знаю, как именно он это сделает, а ты? Ты что думаешь?» А я ему на это…
   В душе у Чарли зашевелилось нехорошее подозрение, и он уронил летающую тарелку на ногу Габриэлю.
   – Ты чего? – вскинулся тот.
   – Рассказывай! – потеребила его Оливия, сгоравшая от нетерпения. – А ты ему на это…
   – Я говорю: понятия не имею, сэр. А что тут еще скажешь?
   – Эх ты! Надо было спросить: «Кто такой он и что именно сделает?» – подсказал Фиделио.
   Нехорошее подозрение набирало силу, и Чарли нервно заерзал.
   – Что случилось? Ты прямо позеленел! – участливо заметила Эмма.
   – Минутку-минутку… – Чарли дернул Габриэля за рукав. – А мистер Пилигрим не сказал, как выглядел этот таинственный «он»?
   Габриэль помотал головой:
   – Нет, и даже имени его не назвал. Просто расписывал, какой этот тип могущественный и необыкновенный. А потом показывает мне ноты – между прочим, Бетховена, сонату номер двадцать семь, – и говорит: «Смотри, что он сотворил с музыкой!» У меня глаза на лоб полезли: все ноты до единой из черных стали золотыми! Потом я огляделся, – а у мистера Пилигрима же в башне летучих мышей полно. Они вообще-то симпатичные, мне нравятся, считай, те же хомячки, только крылатые…
   – И что мыши? – поторопил его Фиделио.
   – Тоже стали как позолоченные! – выпалил Габриэль.
   – Мамочки… – вырвалось у Чарли. Он чуть с бревна не упал.
   Эмма забеспокоилась:
   – Нет, тебе определенно плохо!
   – Все нормально, – промямлил Чарли.
   – И пауки с паутиной тоже стали позолоченные, – растерянно продолжал Габриэль, – но это как раз мило, похоже на новогодние украшения.
   Чарли обливался холодным потом. Впервые в жизни он услышал звонок на урок (точнее, охотничий рожок на урок) с плохо скрываемой радостью. И впервые в жизни перспектива контрольной по математике казалась ему радужной. Что угодно, лишь бы отвлечься и ни слова больше не слышать про подозрительные чудеса, о которых повествует Габриэль. Поди знай, о чем он еще собирался рассказать!
   Фиделио еле удалось нагнать приятеля – с такой скоростью Чарли мчался к школе.
   – По-моему, тебе известно, кто приходил к мистеру Пилигриму! – проницательно заявил Фиделио.
   – Тс-с! – взмолился Чарли, но было поздно: рядом уже галопировала Оливия.
   – Давай расскажи! Жалко тебе, что ли? – воскликнула она.
   К счастью, именно в этот момент они всей кучей ввалились в холл, и Чарли возблагодарил устав академии за строгое правило молчания. Сжав губы в ниточку, он направился на урок математики. За ним спешил заинтригованный Фиделио. Разочарованные девочки пошли по своим классам, а Габриэль с тяжким вздохом поплелся на контрольную по сольфеджио, которая уже дня три преследовала его в кошмарных снах.
   Как Чарли ни надеялся погрузиться в спасительные дроби и уравнения, чтобы забыть о чудесах в музыкальной комнате, ему это не удалось: мысли все равно крутились вокруг таинственного посетителя, позолотившего паутину и летучих мышей над головой у мистера Пилигрима. Ну кто бы еще додумался до такого? Кто еще станет шарахаться от светофоров и транспорта? Контрольную Чарли сдал позже всех и был уверен, что написал ее на двойку. Эх, надо было не французский с волшебной палочкой зубрить, а к математике готовиться!
   Однако рассказом Габриэля скверные новости не закончились: на следующей перемене Чарли услышал еще кое-что. Одна из буфетчиц в столовой, трясущимися руками разливая суп, во всеуслышание рассказывала:
   – Захожу я утром к мяснику, бифштексов купить, и только я к витрине, а они вдруг как вспорхнут с прилавка – и превратились в быка! В живого быка! Выбил он витрину – и на улицу! Еле увернуться успела. Ужас, ужас! Бык из бифштексов воскрес! Куда мир катится?
   – А и правда, куда, миссис Джилл? – широко улыбнувшись, спросил Фиделио. Взбудораженная миссис Джилл, не глядя, плюхнула половину супа ему мимо тарелки, и он еле успел отскочить.
   – Ты ведь ей не поверил? – прошептал Чарли, усаживаясь рядом с приятелем за стол.
   – А ты разве поверил? – Фиделио хохотнул. – Бедная тетенька, у нее крыша поехала!
   – Я – да, – мрачно сказал Чарли. – Даже и не сомневаюсь.
   К ним подсел измученный контрольной Габриэль.
   – Слыхали? – спросил он. – Миссис Джилл быка у мясника встретила!
   – Еще как слыхали! – прервал его Фиделио. – Чарли вот верит. Потому что знает, кто это устроил, почему и зачем. Ну, Чарли, признавайся: кто?
   – Картину помните? – со вздохом спросил Чарли. – Маленькую такую, старинную, я ее в той четверти в школу приносил.
   Фиделио и Габриэль замерли, не донеся ложки до рта.
   – Это которая с чародеем? – свистящим шепотом уточнил Габриэль.
   Чарли быстро огляделся. В столовой царил обычный гвалт, смешанный со стуком ложек и вилок. Никто вроде бы не обращал внимания на их компанию, да и попробуй разбери хоть слово в таком гаме. Но мальчик на всякий случай придвинулся поближе к приятелям и, понизив голос, вкратце рассказал о визите к Скорпио и его последствиях, включая и бурую мышку.
   – По-твоему, раз мышь тут, так и колдун тут? – спросил Фиделио.
   – А как же иначе? Я сначала подумал – быть того не может, он же остался на картине. Но дядя Патон утверждает, что это только изображение Скорпио, а не суть. В общем, я все время убеждал себя, что Скорпио не мог выбраться, потому что… ну, страшно не хотел в это верить.