Ниммо Дженни. Лазурный питон

   – Боб отлично выглядит, сэр! – подтвердил Чарли. – А с котами он как уживается?
   – Превосходно, мой мальчик. Они большие друзья. Кстати, Огнецы последнее время очень интересуются вашим учебным заведением. Это неспроста. У вас там что-то неладно?
   Чарли заколебался, потом глянул на мистера Краплака и решился.
   – Да, – тихо сказал он. – Более чем неладно.
   После чего мистер Комшарр был вкратце посвящен в историю с мальчиком-невидимкой и девочкой Беллой Доннер.
   – Чтоб меня! – пробормотал мистер Комшарр. – То-то я смотрю, коты к вам так и рвутся.
   В эту самую минуту в кафе ввалилась шумная компания – два светловолосых веснушчатых паренька и при них четыре черных пса самого свирепого вида, с тупыми мордами и массивными туловищами. Хозяева собак, рыхлые и неспортивные, судя по всему, не очень-то много времени уделяли дрессуре своих питомцев и вообще, кажется, толком не умели с ними управляться.
   – Ротвейлеры, – мрачно определил Габриэль. – Чарли, следи за Бобом. Они забияки, так в драку и лезут.
   Мистер Комшарр поспешил на помощь швейцару, поскольку четверка ротвейлеров уже с порога начала весьма бурно подавать голос. Спринтер-Боб заволновался, и из-под стола донесся его знаменитый раскатистый рык: пес не отказался бы бросить вызов наглым пришлецам, но не решался.
   Дети поспешно допили сок, и Чарли, крепко держа Боба за ошейник, отвел его в заднее помещение кафе, от греха подальше.
   – До следующей субботы, и веди себя прилично, – попрощался он с псом.
   Но на пути к выходу из кафе дорогу Чарли преградили ротвейлеры. Теперь они не только рычали, но и щерили устрашающие зубы. Мальчик в нерешительности остановился.
   – Извиняй, малец, – небрежно усмехнулся один из пареньков и без особой охоты оттащил псов в сторону.
   Габриэль уже держал дверь нараспашку, и Чарли поспешно выскочил на улицу, едва не сбив с ног торчавшую у входа девчонку – Доркас Мор.
   – Приветик, а ты что тут делаешь? – спросил он.
   – Братьев жду, – отозвалась она.
   – А своей зверушки у тебя нет? Или птицы?
   – Терпеть их не могу, – сквозь зубы процедила Доркас.
   Тут из кафе как раз вышел мистер Краплак, а за ним – Эмма с Оливией.
   – Ах! – Доркас прижала руки к груди. – Надо же, и вы здесь, сэр!
   Учитель живописи поспешно улыбнулся:
   – Здравствуй, Доркас.
   Но та уже крутилась около Эмминой клетки с неизвестной птицей.
   – Ой, какая птичка хорошенькая, черненькая! Как называется?
   – Это говорящий скворец-майна, – ответила Эмма, встревоженно следя за действиями Доркас. – Слушай, не надо…
   Но было слишком поздно – Доркас уже сунула палец сквозь прутья клетки.
   – Утю-тюсеньки! – просюсюкала она.
   – Бр-р-ред! – сердито крикнул скворец и клюнул нахалке палец.
   Доркас завизжала так, что земля содрогнулась и у всех присутствующих уши заложило.
   Один из ротвейлеровладельцев немедленно выскочил из «Зоокафе» и спросил:
   – Дори, ты чего? Что стряслось?
   – Мерзкая, гнусная, вонючая птица! – завопила Доркас, потрясая пальцем. – Она меня клюнула!
   – Ты спятила – таскать с собой хищных птиц? – напустился парень на Эмму.
   – Молодой человек, не глупите, – вступился за девочку мистер Краплак. – Уж кто бы говорил! Вы привели сюда четверых ротвейлеров, и, заметьте, без намордников, а они гораздо опаснее безобидного скворца.
   Братец Доркас стиснул кулаки и двинулся было на мистера Краплака, но потом передумал и убрался в кафе, бросив:
   – Не реви, сестренка, мы сейчас вернемся.
   Сестренка уже и не думала реветь, но, когда Эмма попыталась извиниться за поведение скворца, никаких извинений и слушать не пожелала.
   Остальные вежливо попрощались с Доркас, но она только показала им спину и осталась у входа в кафе, сердито посасывая пострадавший палец.
   Отойдя от «Зоокафе» на безопасное расстояние, мистер Краплак заговорил:
   – Ребятки, я вас очень прошу – не предпринимайте больше никаких попыток спасти Рики. Хватит вам рисковать.
   – Но… – попытался возразить Чарли.
   – Никаких «но». Затея слишком опасная, – серьезно сказал мистер Краплак. – Поверьте, я знаю, о чем говорю. Эмма и Чарли, я и так благодарен вам за помощь, но прошу вас на этом остановиться. Дальше уже мое дело. Договорились?
   Пришлось согласиться, хотя очень не хотелось. Чарли тяжело вздохнул, Эмма вздохнула еще тяжелее, и мистер Краплак, помахав всем на прощание, свернул на ближайшем перекрестке по направлению к академии Блура. Эмма с Оливией двинулись в лавку Инглдью, а Габриэль с Чарли прошли вместе до следующего перекрестка.
   Прежде чем расстаться с Габриэлем, Чарли поделился мучившими его подозрениями:
   – Тебе не показалось, что Доркас за нами шпионила? Она вообще в последнее время сильно изменилась, и, по-моему, к худшему. Я как тогда увидел ее дома у теток, при Белле, все думаю: она совсем не такая, как мы думали. А какая – не знаю.
   – Похудела она здорово, – заметил Габриэль. – В прошлом году была просто пышка.
   – Если бы только это! – Чарли фыркнул. Габриэль посерьезнел:
   – Ты же прекрасно знаешь, она одна из нас, одаренных. Но что у нее за дар, неизвестно. Ее приняли на живопись, потому что она хорошо шьет и придумывает наряды. А насчет шпионства… Если кто за нами и следит, и раньше следил, так это Билли Гриф. Он спелся с Манфредом и стариком Иезекиилем, это уже всем понятно.
   – Лишний шпион им никогда не помешает, – глубокомысленно изрек Чарли. – А Билли им теперь ни к чему, раз мы его вычислили. И потом, знаешь, жалко мне его: мало того что сирота, так еще все время торчит в этой замогильной академии, даже на каникулах. Представляешь, как ему худо, – у него вообще дома нет!
   – Не представляю. – Габриэль зябко передернул плечами. – Ладно, до завтра, Чарли.
   И он поспешил прочь, причем из всех карманов у него торчали хомячки, и еще один, самый отважный, ехал на плече и норовил забраться хозяину в ухо. Зрелище было такое потешное, что Чарли заулыбался. Но как только мысли его вернулись к Белле Доннер, мальчик опять помрачнел.

Глава 5
ЗАГАДКА БЕЛЛЫ

   По выходным, когда большинство учеников разъезжались по домам и наслаждались уютом, лаской и теплом, беловолосый красноглазый очкарик Билли Гриф неприкаянно бродил по темному лабиринту академии. Больше никого из детей не было, – в самом деле, не считать же за ребенка Манфреда Блура, мрачного восемнадцатилетнего юнца, который предпочитал проводить время в западном крыле, вместе с отцом – директором школы – и прадедушкой, древним стариком Иезекиилем.
   Иногда, если Билли доносил Манфреду что-нибудь интересное о Чарли Боне, он получал в награду шоколадку. А если выполнял указания мистера Иезекииля, то старик назначал ему ночную аудиенцию и угощал какао.
   Сегодня Билли исполнялось восемь лет, но уже наступил вечер, а про день рождения так никто и не вспомнил. В прошлом году хоть кухарка пирог испекла. Семейство Блуров вообще не снисходило до поздравлений.
   Круглый сирота, Билли узнал о том, когда именно он родился, лишь волей случая. Никто из людей с ним про день рождения не разговаривал, и все-таки дата была ему точно известна – благодаря животным, теткиным псу и коту. Они-то ему все и объяснили.
   Родители Билли умерли, когда мальчик был совсем еще крохой, и воспитывала его тетка, женщина добрая, но прятавшая свою доброту за строгостью. В тот день, когда Билли исполнилось два года, кто-то прислал по почте великолепный пирог, украшенный свечками, однако теткин пес слопал его и даже свечек не пожалел. Псу за это крепко влетело от хозяйки, а заодно и коту – для острастки.
   Прошел год, и вот четвертого мая пес и кот пришли к трехлетнему Билли и стали требовать пирога. Но пирог так и не появился, и через год тоже, и еще через год – тоже. К этому времени Билли, стараясь, чтобы тетка его не слышала, уже вовсю беседовал с животными. В свой шестой день рождения он поинтересовался у тетки:
   – А пирога мне сегодня дадут?
   – Откуда ты узнал, что нынче твой день рождения? – насторожилась тетка.
   – Пес и кот сказали.
   Тетка даже рот открыла от удивления.
   – Так ты что же, умеешь разговаривать с животными? – выдавила она наконец.
   – Ну да, – спокойно ответил Билли, уверенный, что это кто угодно умеет. – Мы часто болтаем.
   Тетка больше ничего не сказала насчет Биллиного таланта, но через неделю отправила его в академию Блура.
   В этом темном, мрачном, пустынном здании мальчику все время было не по себе. К тому же заблудиться здесь было проще простого, что с Билли постоянно и происходило. Потом он начал подозревать, будто взрослые от него что-то скрывают и не сообщают, кто он на самом, деле. Правда, кухарка была с Билли очень ласкова, и к тому же он мог сколько душе угодно разговаривать с ее питомцем Душкой – престарелым обрюзглым псом с лысым хвостом и кучей болячек. Красотой Душка не отличался, но мальчик полюбил его, потому что пес относился к нему внимательно и всегда готов был выслушать.
   В прошлой четверти Билли поколотил Душку и теперь горько раскаивался в своем проступке: он тогда просто погорячился, потому что пес заартачился и ни в какую не хотел выдавать некую тайну, которая Билли была позарез нужна. А теперь Душка и видеть мальчика не желал, не то что разговаривать с ним. Оставалось общаться с мышами, или если попадались крысы, то с крысами. Но с мышами толковать – скука смертная, они зациклены на деторождении и пропитании. Вот крысы совсем другое дело, они умные, а у учителя живописи, мистера Краплака, была крыса Босх, обладавшая отменным чувством юмора.
   Сегодня преподаватель с Босхом как раз отправился прогуляться, но куда именно, Билли пока не установил. Надеясь разжиться чем-нибудь вкусненьким, мальчик направился в западное крыло, навестить мистера Иезекииля – в его душную, жарко натопленную берлогу, забитую всякими непонятными кувшинчиками, колбочками, костями и банками с разной заспиртованной гадостью. Старик был чародеем – точнее, пытался таковым сделаться, но получалось у него плоховато.
   Билли как раз поднимался по скрипучей лестнице, которая вела в обиталище Блуров, и тут воздух прорезал тонкий жалобный скулеж. Билли прыжком преодолел последние ступеньки и всмотрелся в полутьму длинного коридора, освещенного пригашенными газовыми рожками. В конце коридора находилась дверь в комнату старика Блура, и от нее навстречу Билли со всех коротких лап шлепал Душка, издавая отчаянный вой.
   – Душка! – позвал его Билли на собачьем языке. – Ты чего? Что случилось?
   – Хвост! Мой хвост! – простонал пес. – Хвост поранил!
   Душка ткнулся в колени мальчику.
   – Смотри! – проскулил он. – Видишь? Что там?
   Вообще-то хвост у Душки и раньше был куцый и совершенно облезлый, но сейчас он превратился в жалкий розовый обрубок.
   – Знаешь, от хвоста почти ничего не осталось, – осторожно сказал Билли. – А что случилось-то?
   – Змея! – пожаловался Душка. – Голубая змея. Душка ее укусил. Мистер Зак сказал – нельзя. Змея схватила Душку за хвост. Душка удрал.
   – Похоже, эта змея оторвала тебе хвост, – всмотрелся Билли.
   – Нет! – взвыл Душка. – Хвост тут. Раздавлен. Болит – ужас.
   – Честное слово, нету хвоста! Я его не вижу.
   – Врешь! – обиделся пес – Кухарке скажу.
   Перспектива повстречаться в комнате у мистера Иезекииля с какой-то жуткой голубой змеей Билли не привлекала, и он решил отложить визит. Лучше сходить к кухарке.
   Наверно, это был самый неудачный из всех дней рождения Билли. И самый страшный. Навестить кухарку ему тоже не удалось – он даже не добрался до кухни. Очутившись на лестничной площадке над главным холлом, мальчик вдруг увидел новенькую, Беллу, – она беззвучно выскользнула из двери в музыкальную башню и преградила дорогу мистеру Краплаку, который как раз вышел из раздевалки художников.
   Некоторое время девочка и учитель молча смотрели друг на друга.
   Потом Белла заговорила:
   – Что ж, добрый вечер, Сэмюель Сверк. Учитель недоуменно спросил:
   – А ты… вы кто?
   – В угадайку играть не будем, – с трескучим смешком сказала Белла. Голос у нее был старческий, надтреснутый.
   – Иоланда! – прошептал мистер Краплак. Можно было подумать, что он даже имени этого и то боится.
   – Она самая! – прошипела Белла. Она резко раскинула руки, и то, что только что было фигурой маленькой хорошенькой девочки, окуталось серым туманом, а может, дымом и пропало в его крутящемся вихре.
   – Видишь – не видишь, видишь – не видишь, – дребезжащим голосом приговаривала она. – Была – и как не бывало.
   – Лучше бы мне и впрямь вас не видеть, – пробормотал учитель живописи.
   – Бедняга Сэмюель! Самонадеянный Сэмюель! Ты возомнил, будто сможешь спасти своего дорогого братика? И не надейся, тебе это уже не удастся, – доносилось из дымного вихря.
   Белла постепенно изменялась, и сквозь серую пелену проступало ее новое обличье. Из светлых кудряшек проросли седые космы, кукольное личико вытянулось, стало костлявым и морщинистым. Она делалась все выше и выше и вот уже превратилась в высокую каргу с пергаментной кожей и крючковатым носом.
   Билли и рад был бы отвернуться или хотя бы зажмуриться, но у него не получалось. Вцепившись в дубовые перила, мальчик опустился на пол, съежился и затаился.
   Мистер Краплак, неподвижно наблюдавший превращение, шагнул к старухе и протянул перед собой руку. На его раскрытой ладони лежала горстка камешков. И вдруг она начала светиться, все ярче и ярче, пока от камешков не полетели раскаленные докрасна искры.
   Билли охнул и от потрясения чуть не уронил очки, но, к счастью, те двое внизу, в огромном пустом холле, были слишком поглощены друг другом и ничего не заметили.
   – Подобные фокусы тебе не помогут, юноша, – высокомерно заявила старуха по имени Иоланда. – Рики был противным мальчишкой, всюду совал свой нос и получил по заслугам. А теперь твой черед расплачиваться.
   – Еще посмотрим! – звонко воскликнул мистер Краплак и с размаху швырнул в старуху пригоршню раскаленных сверкающих камешков.
   Ее седые волосы и серое платье затлели, Иоланда взвизгнула, а потом вдруг медленно и раздельно произнесла:
   – Все, ты своего добился! Пронзительные глаза старухи впились в учителя, не отпуская его ни на секунду. Мистер Краплак сделал шаг вперед и пошатнулся. Еще шаг – и он остановился. Лицо его побелело, глаза стали пустыми и растерянными. Он отчаянно шарил по карманам, но сверкающие камешки, видимо, кончились, а руку вытащить мистер Краплак почему-то не мог. И двинуться с места тоже не мог. Кажется, он и дышал еле-еле, через силу.
   – Это тебе наука, – назидательно сказала старуха. Пригладив волосы и отряхнув платье, она проследовала в музыкальную башню.
   Мистер Краплак застыл посреди бескрайнего холла как статуя.
   Внезапно раздался громкий писк; крупная крыса, выкарабкавшись у него из-за пазухи, спрыгнула на пол и торопливо засеменила прочь от хозяина – вверх по лестнице и прямиком к Билли.
   – На помощь! – пищала крыса. – На помощь!
   У ног Билли крыса замерла, подняла на него глазки-бусинки и умоляюще задергала носом.
   – Билли! Помоги Босху! И хозяину! С хозяином плохо!
   Билли осторожно поднял крысу и пристроил ее в карман.
   – Я попробую, – дрожащим голосом пообещал он и стал спускаться в холл.
   Учитель живописи даже не шелохнулся. Таинственные камешки разлетелись по полу, пришлось между ними лавировать. Правда, свечение их уже гасло и они стали похожи на остывающие угли.
   Похоже, мистер Краплак Билли даже не видел. Беловолосый мальчик робко подобрался поближе и подергал учителя за рукав.
   – Мистер Краплак, возьмите свою крысу. – Билли протянул ему Босха.
   – Что? – Мистер Краплак недоуменно уставился на Босха. – Это еще что?
   – Ваша крыса, сэр.
   – Но… у меня отродясь не было никакой крысы.
   Босх потрясенно пискнул.
   – Сэр, она правда ваша, – настаивал Билли. – Вы сами ее назвали Босхом.
   Мистер Краплак пошевелился, но все равно был сам не свой: не взглянув больше на своего питомца, он развернулся и пошел к выходу из академии.
   – Убери ее куда-нибудь! – крикнул он, не оборачиваясь. – Выбрось эту гадость в помойку!
   Если бы крысы умели падать в обморок, Босх бы сейчас рухнул без чувств кверху лапками. Во всяком случае, бедняга обмяк и стал как тряпичный. Билли бережно сунул его себе под свитер и помчался обратно в спальню.
   – Погас. Все. Конец, – неразборчиво пробормотала несчастная крыса, когда Билли выпустил ее на свою койку.
   – Кто погас? Кому конец? – не понял мальчик. – Ты про мистера Краплака?
   – Как мертвый, – вздохнул Босх. – В нем свет погас.
   До Билли начало доходить, что имеет в виду крыса.
   – В смысле, он лишился души? Своего настоящего «я»?
   Босх в ответ только дернул кончиком носа и понурился.
   Билли и сам чувствовал себя прескверно: после увиденного его била крупная дрожь. Белла оказалась вовсе не девочкой, а древней-предревней старухой! И мало того что старухой, умеющей менять обличье, так еще и злой колдуньей! Вон она какой ужас сотворила с мистером Краплаком! Похоже, она гипнотизерша, как Манфред Блур.
   – Два дара сразу, – прошептал Билли себе под нос, растянулся на койке и закрыл глаза. Жаль, что нельзя поехать домой и с кем-нибудь поговорить по душам, потому что у него, Билли, и дома-то никакого нет. Мистер Иезекииль наобещал что-то насчет усыновления и новых добрых родителей, но выполнять свое обещание явно не спешил.
   – Кухарке скажи, – тоненько посоветовал крысиный голосок.
   Босх сидел на груди у Билли и смотрел ему в глаза.
   – Скажи кухарке, – повторила крыса. – Она много чего знает.
   Стоило Босху помянуть кухарку, как Билли вдруг ощутил, что страшно проголодался. Он мигом скатился с койки и, прихватив с собой крысу, выскользнул из спальни.
   Дорога в кухню вела через холл, и, к удивлению Билли, здесь уже горел свет, а пылающие камешки исчезли. Трудно было поверить, что какой-нибудь час назад тут летали искры и шел магический поединок. Билли заторопился в сторону столовой и кухни, но благополучно миновать комнату старост ему не удалось. На пороге возник Манфред Блур.
   – Ах вот ты где, Билли, – сказал он. – Почему это ты такой взъерошенный? Что-нибудь случилось?
   Билли замешкался, сообразив, что видеть превращение куколки Беллы в старуху Иоланду ему никоим образом не полагалось.
   – Н-н-ничего, М-м-манфред.
   – И ты ничего не хочешь мне рассказать?
   Билли, возможно, и не отказался бы поговорить о Белле и мистере Краплаке, но тогда бы пришлось непременно упомянуть Босха. А мальчику страстно хотелось оставить крысу себе.
   – Ничего, – помотал белой головой Билли.
   – Совсем-совсем? И никаких новостей про Чарли Бона ты мне тоже не припас?
   Черные глаза Манфреда зловеще сверкнули. Все в академии знали, что этот нехороший блеск означает опасность гипнотических чар. Но Билли гипноз не брал. Маленький альбинос обнаружил эту странность, еще когда только поступил в академию, – он попался Манфреду под горячую руку, и тот попытался попробовать на малыше свои способности, но тщетно. Отчего так получилось (то есть не получилось), Билли не знал, но подозревал, что гипнозоустойчивости обязан своим необычным красным глазам.
   – Никаких новостей, – повторил он. Манфред разочарованно скривил длинное кислое лицо, потом оживился:
   – А что это у тебя под свитером такое бугрится?
   – Перчатки, – нашелся Билли. – Руки мерзнут.
   – Бр-р-р! – противным голосом передразнил его Манфред.
   – У меня вообще-то сегодня день рождения, – отважился Билли.
   – Ничем не могу помочь, – бросил Манфред. – Подарков ты от меня не дождешься. Впрочем, если подумаешь как следует и вспомнишь какие-нибудь новости, то, возможно, у меня и найдется для тебя шоколадка.
   Шоколад Билли любил до беспамятства. И сегодня в самом деле был день его рождения. Нужно было просто рассказать Манфреду обо всем увиденном и… отдать крысу. Но что учинит Манфред с беднягой Босхом? Страшно подумать. Билли вздрогнул, потом сделал жалобное лицо и сказал:
   – Честное слово, день был – жуткая скучища.
   – Ты просто безнадежен, – ядовито ответил Манфред. – Сам-то понимаешь, какая ты бестолочь?
   – Извини, Манфред. – И Билли поспешил прочь.
   – Ах, простите-извините, но на ваш праздник мы не придем! – глумливо крикнул староста ему вслед.
   – Еще издевается… – пробормотал Билли, унося ноги.
   Коридор с портретами… три столовые – для музыкантов, для актеров и для художников… ступеньки вниз, коридор, еще коридор – под землю, в главную столовую.
   Очутившись в подземном зале, Билли обнаружил, что кто-то все-таки не забыл о его дне рождения. На столе музыкального отделения красовался пирог с восемью горящими свечками, и на нем глазурью было выписано имя Билли.
   От неожиданности мальчик ахнул и плюхнулся на скамью, зачарованно глядя на пирог. Осмелевший Босх высунулся из-под свитера и тоже ахнул:
   – Ничего себе! Пирог! Свечки! – (Для любой уважающей себя крысы свечки ничуть не хуже пирога.)
   Из темноты выплыла кухарка и дрожащим от наплыва чувств голосом запела:
   – С днем рожденья тебя!
   – Ой, спасибо огромное! – Билли благоговейно задул свечки, загадал желание и отрезал себе большой ломоть пирога.
   – Угощайся, угощайся. О, да ты и гостя привел! – Кухарка заметила Босха. – Где ты его взял?
   Билли поднял глаза на ее участливое раскрасневшееся лицо и, неожиданно для себя, выложил все: и про Душкин пострадавший хвост, и про окаменевшего мистера Краплака с его погасшими искрами, и про ужасную Беллу, которая оказалась не менее ужасной Иоландой.
   Кухарка задумчиво вытерла лицо краешком белоснежного фартука и присела рядом с Билли. Вид у нее был встревоженный, но, казалось, рассказ не слишком ее удивил.
   – Значит, это все-таки она, – пробормотала кухарка. – То-то мне казалось, что с этой девчушкой что-то не так. Но как Сэм Сверк решился проникнуть в академию?
   – Хотел найти младшего брата, – объяснил Билли.
   – Рики? Так Рики все еще здесь? – Вот теперь кухарка удивилась.
   – Да, то есть старуха сказала, что он тут. И еще сказала – никому его нипочем не найти.
   – Силы небесные! Куда же заперли этого бедолагу? А я-то все беспокоилась, что сталось с Рики. Знать бы, где он… и сыт ли…
   – Думаете, его голодом морят? – испугался Билли.
   – Надеюсь, нет. – Кухарка обеспокоенно качала головой. – Ах, ну что же это такое творится! И что же нам делать?
   Поднявшись, она разгладила фартук и потрепала Билли по голове:
   – Угощайся, и гостя угости, только мой тебе совет: оставь пирога на потом. Я уберу его в холодильник, тебе еще и на следующие выходные хватит.
   Она уже собиралась удалиться, но Билли окликнул ее:
   – Подождите, пожалуйста! Кухарка обернулась.
   – Я знаю, все считают меня шпионом и ябедой, – проговорил Билли, – но Манфреду и мистеру Иезекиилю я про то, что видел, ни словечка не скажу. Честно.
   Кухарка вздохнула:
   – Боюсь, они и так уже знают. А насчет ябед… лично я тебя не виню, Билли. В один прекрасный день у тебя обязательно будут новые мама и папа. И если этим не займутся Блуры, то я возьму дело в свои руки. Извини, я побегу, надо найти Душку и посмотреть, что там у него с хвостом. – Она устремилась прочь.
   В узком коридоре, увешанном портретами, по ногам кухарки пробежал сквозняк. Значит, главные двери стоят нараспашку!
   Кухарка прибавила шагу и выбежала в холл очень вовремя: садовник и привратник Уидон как раз выпустил из академии какую-то высокую фигуру и захлопнул двери.
   – Могу я узнать, кто это был? – быстро спросила кухарка.
   – Вам-то какое дело? – грубо бросил Уидон. Кухарка расправила плечи и ледяным тоном сказала:
   – Я задала вам вежливый вопрос и имею право рассчитывать на вежливый ответ. Как минимум.
   – Какие мы важные! – насмешливо процедил он.
   – Вы ответите на мой вопрос или нет? – так же холодно спросила кухарка.
   – И не подумаю. – Уидон с грохотом задвинул засов и был таков.
   Кухарка мгновенно поняла, что в ловушку, расставленную Блурами и их прихвостнями, угодила еще одна жертва. Выслушав рассказ Билли, она почти наверняка знала, кому не повезло на этот раз.
   И не ошиблась.
   Мистер Краплак, с чемоданчиком в руке, пересек внутренний двор, затем прошел под аркой, соединявшей две башни академии, и по широкой лестнице спустился на пустынную мощеную площадь. Его взгляд приковали блестящие струи воды, которые изливались из клювов лебедей, украшавших фонтан. В последних лучах заходящего солнца брызги так и сверкали золотом, и это что-то напоминало…
   Учитель живописи нахмурился, пытаясь вспомнить, зачем и почему он тут оказался и, кстати, кто он такой.
   Но мысли ворочались туго. От раздумий его отвлек автомобильный рожок. Черная машина, отрывисто сигналя, ехала к нему через площадь, а седая дама за рулем махала рукой.
   – Вас подвезти? – спросила она, распахнув дверцу.
   – Меня? – Мистер Краплак задумался. – Да я, собственно, не знаю, куда ехать.
   – Зато я знаю, – усмехнулась дама. – Ведь я – ясновидящая. Садитесь, Сэмюель.
   – Может быть…
   – Не может. И поторопитесь. Времени у нас в обрез. – Дама рассыпалась холодным смешком. – Кстати, будем знакомы – Юстасия Юбим, к вашим услугам.