Страница:
Наследники туркмен сельджуков на западе
XIV — XIX векаОгромная династия атабегов, состоявших на службе у туркмен сельджуков, владела правом управления провинциями Парс, Месопотамия и Шам. Однако они не смогли основать мощное централизованное государство и в XIII веке уступили свое место монголам, которые, завоевав территорию Туркменистана, не смогли покорить государство сельджуков. Наследие туркмен сельджуков перешло к более могучей монархии, а именно к прославленным османским туркменам Турции.
После кончины Мялик ша, преемника легендарных Тогрул бека и Алп Арслана, между братьями Беркярыком и Мухамметом начинается взаимная вражда. Различные ответвления сельджукских туркмен добиваются самостоятельности лишь в отдельных уголках огромного государства. Тем не менее, до самой смерти Санджара — последнего великого сельджука (его власть не выходила за рамки Хорасана) основная ветвь в какой-то степени удерживала свое руководящее значение. К основным ветвям, длившимся до 1157 (552) года, относились туркмены сельджуки Кермана, Ирака, Шама, Рума или Малой Азии.
Султаны османских туркмен в Турции
699 1299Османская империя в Турции, просуществовавшая 624 года и за этот период сменившая 36 монархов, была основана Османом газы в 1299 году.
Родившийся в 1258 году, Осман газы был третьим сыном известного туркменского предводителя Эртогрула газы.
В 1277 году туркменские поселенцы, обосновавшиеся в Сёвуюте и Анатолии, направляют живущим в Мерве родственникам, в том числе Эртогрулу газы, весточку, в которой сообщают о притеснениях со стороны иностранных недругов, просят защиты и покровительства. В Мерв созываются представители всех туркменских племен. В Анатолию для содействия живущим там туркменам отправляется Эртогрул газы в сопровождении 400 джигитов.
Каждый из всадников, выехавших вместе с Эртогрулом газы, прошел блестящую военную подготовку под руководством атабегов и был настоящим джигитом — из тех, о которых Огуз хан говорил, что любой туркменский воин в состоянии противостоять тысяче врагов.
Спустя двадцать лет — в 1299 году Осман газы, тоже прошедший в свое время выучку атабегов, основал в Турции могущественную империю.
Туркмены гарагоюнлы
или туркмены гарагоюнлы в Азербайджане и других провинциях780-874 1378-1469
Одно из туркменских племен до последней четверти XIV века называлось гарагоюнлы. На их флаге было изображение черной овцы (гара гоюн), отсюда и название племени. Туркмены гарагоюнлы располагались западнее озера Ван. Заключив соглашение с Солтаном Союном, они обосновали династию, занявшую Армению и Азербайджан.
Второй владыка этого дворца Гараюсуп несколько раз изгонялся Тимуром, но каждый раз ему удавалось вернуться обратно. После смерти Тимура Гараюсуп в 1405 (807) году возвращает себе земли, которыми владел прежде. В 1411 году он объединяет свое правление с джалаирами. В 1469 (874) году Гарагоюнлы вынуждены были уступить свое место другому туркменскому племени Акгоюнлы. Во главе туркмен акгоюнлы стоял Узын Хасан.
Туркмены акгоюнлы
или туркмены гарагоюнлы в Азербайджане и других провинциях780-908 1378-1502
Туркмены акгоюнлы занимают место своих соперников — туркмен гарагоюнлы в Азербайджане и Диярбекире. После тридцатилетнего правления в 1502 (907) году в крупном сражении в Шуруре были наголову разбиты царем Исмаилом Сефеви.
Туркмены Газневи (в Афганистане и Пенджабе)
351-582 962-1186Сын правителя Сёбука из туркменского рода гая Махмут Газневи прослыл в мусульманской истории как один из крупнейших предводителей. Он проделал огромную работу по распространению и защите ислама. Победив своего младшего брата Исмаила, сеявшего междоусобные войны, основоположник рода самани Махмут Газневи подчиняет себе ослабших правителей из династии саманидов. Он получает у халифа Багдада разрешение на управление Хорасаном и Газной. Халиф отдает письменное распоряжение о том, что «отныне данная собственность его не касается».
Собрав могучее войско, заключив соглашение с илек-ханами и с обессилевшим государством Саманлы, Махмут начинает поход на Индию. В период с 1001 по 1026 год он семнадцать раз проникает на равнины Индии. Выйдя за границы Кашмира, Пенджаба, захватывает Канаудж, Муттрун (1018 г.), а в 1024 (415) году — столицу Гуджерата Анхалвар и Сомнат. Эти походы имели захватнический характер и были нацелены на устранение идолопоклонничества. Махмут, прозванный «громителем идолов», возвращается в столицу основанного им государства Газну, имея при себе ценности, награбленные в индийских храмах. Эти «крестовые походы» поставили на колени Пенджаб, покорили воле захватчика Гуджерат. Помимо индийских войск, Махмут нападает на Илек хана, покоряет Гур (1010 г.), завоевывает долину Мургаба (1012 г.); в 1016 (407) году присоединяет крупные города Самарканд и Бухару. В конце своего правления он начинает чувствовать опасность со стороны сельджукских военачальников Тогрул бека и Чагры бека, к которым он поначалу даже обращался за помощью и которые до 1027 (418) года хранили верность данному слову. Махмут скончался весной 1030 (421) года, незадолго до того, как окончательно прославились братья-сельджуки.
Махмуту Газневи сопутствовала слава не только как государственному деятелю и военному полководцу, но и как покровителю наук и искусств. Он основывает в Газне высшую школу; при его участии были воспитаны талантливые литераторы (в их числе Фирдоуси). От многих городов того времени Газна отличалась своими великолепными дворцами и мечетями, совершенной системой ирригации, другими сооружениями.
Границы завоеванных Махмутом земель протянулись от Лахора до Самарканда и Исфагана, однако северных провинций он скоро лишается. В 1040 году в Данданакане, что неподалеку от Мерва, сельджукские туркмены одерживают победу над сыном Махмута Масудом и свергают правление Газневи.
Туркмены Гурлы (в Афганистане и Индии)
543-612 1148-1215С древних времен в гористой местности между Гератом и Газной господствовали малочисленные, но самостоятельные родовые общины. Местом своего обитания они в основном избрали крепость Фирузкух. В 1010 (401) году Махмут Газневи покоряет это место. В то время афганскими гурами правил Мухаммет Суры. Его предки во времена высшего правления газневинцев были градоначальниками в Фирузкухе и Бамияне. Они обменивались дочерями, женились на них. Один из представителей этого двора Кутбеддин Мухаммет по приказу Газневи убивает своего тестя Бэхрема ша. Чтобы отомстить за него, его брат, правитель Гура Сейфеддин Суры в 1148 (543) году захватывает Газну. Однако в следующем году Бэхрем ша заново завладевает своей столицей. Виновник налета был зверски убит. Это второе варварское действие подстегивает чувство мести у их третьего брата Алаеддина Союна по прозвищу «поджигатель мира». В гневе он огнем и мечом уничтожил прекрасный город громителя идолов Махмуда. С чувством ненависти покинув руины Газны, Алаеддин возвращается в Гур. Побывав недолгое время в плену у султана сельджукских туркмен Солтана Санджара, он умирает в 1161 (556) году. Вот в такое смутное время туркмены-гузы (огузы) овладевают Афганистаном, разгромив государство правителей Гура и Газны.
Я вкратце привлек ваше внимание к пройденному нашими предками пути. В будущем мы изучим его более обстоятельно, воссоздадим полную, правдивую картину исторической судьбы народа. Нас ожидают счастливые открытия, трепетное соприкосновение с тайной прошлого, шагнувшей нам навстречу из зыби веков…
Исторический путь туркменского народа — это славный путь борьбы. В последние два столетия в чем только ни обвиняли туркмен, называя их бандитами, разбойниками, басмачами. Клеймо «басмачи», прочно закрепившееся за туркменами в тридцатые годы прошлого столетия, было ничем иным, как способом очернения народа, восставшего против насилия и порабощения.
Мои дорогие соотечественники!
Мы должны научиться извлекать уроки из прошлого, ибо наша легендарная история — это самая ценная школа воспитания.
Путь туркмен — долгий путь. Это путь, который проложили наши предки и который привел нас к независимости. Это путь, который вдохновляет нас к дальнейшему движению дорогой мира, добра и справедливости.
Путь туркмен — это путь в Золотой век, это путь, осененный разумом и светом!
Глава III
Истоки туркменской нации
Мои дорогие соотечественники!
Быть нацией, безраздельно принадлежать ей, черпать силы и вдохновение из единого источника духа — величайшее благо для народа и для каждого отдельного человека. Но быть нацией, то есть цельным народом, возможно только при наличии национальной Родины, в условиях самостоятельного государства.
Все мечты туркмен о едином государстве, которые они вынашивали последние семь-восемь веков, были вызваны стремлением защитить, не отдать на поругание святая святых — свой национальный дух, который был для туркмен всем — пропуском в этот мир, охранной грамотой, чистой молитвой…
…»Беки туркмен огузов, услышьте нас, если Небо не задавит нас, если земля не разверзнется, никто не сможет разрушить дом туркменского народа». Эта надпись, высеченная на каменной плите, была обнаружена в 1889 году в Западной Сибири, в долине реки Орхон. Через несколько лет ученым удалось установить, что на всех обнаруженных памятниках письменности надписи сделаны на древнетуркменском алфавите — элипбие. У нашего народа и по сей день живо выражение «словно на камне высечено».
Задумываясь над истоками туркменской нации, я часто задаю себе вопрос: откуда у туркмен такая тяга к отчему дому, отчей земле? Откуда такая неистребимая любовь ко всему, что окружает туркмена с момента его появления на свет до сошествия в могилу?
Эти раздумья вновь переносят меня в детство. Встречая мужчин, чем-то напоминавших отца, я испытывал тоску и боль разлуки. Женщины, похожие на маму, будили в моем сердце горечь сиротства. Туркмены не зря говорят: «Ребенок без отца — сирота, без матери — обездоленный».
Став немного старше, поумнев и научившись отличать черное от белого, я сделал для себя открытие: моя Родина тоже обездолена, обездолен и ее народ. Конечно, я не проливал откровенных слез, но жил с постоянной болью в сердце. Как пленный рвется домой, как безутешный сирота ищет своих родителей или хотя бы близких родственников, так и я, погрузившись в мир книг, выискивал в них души своих отважных предков.
… Крепнущее могущество Тогрул бека и Чагры бека вызывает беспокойство туркменского султана Махмута Газневи, правителя Запада и Востока, покорившего Индию. Чтобы получше узнать о делах туркмен-сельджуков, Махмут Газневи приглашает в гости одного из сельджукских ханов. К султану направляется Ысраил хан с десятью тысячью всадниками. Прознав об этом, султан посылает гонца с сообщением, что не нуждается в помощи, что его жест продиктован лишь гостеприимством. Ысраил является с тремястами всадниками. Султан по достоинству встречает его.
— Сколько же воинов вы сможете выставить, если нам в самом деле потребуется помощь? — спрашивает он у гостя. Ысраил достает из колчана одну стрелу.
— Направьте эту стрелу, и из Балкана прибудет тридцать тысяч воинов!
— А если понадобится больше?
— Тогда отправьте эту стрелу, и прибудет еще десять тысяч вооруженных всадников.
— Если же нам понадобится очень большое войско?
— Выпустите эту стрелу в Балканские горы, и прибудет сто тысяч воинов!
— Но если еще больше?!
— Отправьте это в Туркменистан, и получите хоть пятьсот тысяч воинов! — Ысраил подал совсем другую стрелу.
… Мое сердце разрывается от волнения. Сердар только одного туркменского племени в состоянии выставить полумиллионное войско! Каким же огромным должен быть народ, владеющий такой армией!..
С отчаянием, наворачивающим на мои глаза слезы, я говорю себе: «Эх, если бы не проклятая орда Чингисхана!.. Если бы она не пронеслась вихрем, сметая и уничтожая все на своем пути, над многотысячным Куняургенчем, Мару-Шаху-Джаханом, Шахрисламом, Абивердом, Амулом, Земми, Дехистаном… Если бы она прошла в стороне от Огузбоя (Узбоя), на который, словно жемчужины на нитку, были нанизаны города и села… Если бы не были уничтожены, сожжены великолепные библиотеки с тысячами книг… Эх, каким бы могущественным был бы сейчас Туркменистан, какая бы у него была слава в мире!»
Я и по сей день предаюсь этим горьким раздумьям, хотя понимаю, что история не знает сослагательного наклонения. История — чреда событий и явлений, следующих порой причудливо, но всегда неизбежно…
В эпосе «Гёроглы» визирь Балыбега говорит своему султану: «Мой султан, если вы хотите покорить туркмен, сделать их своими рабами, усвойте истину: в первую очередь их надо спустить с коней».
И враг в конце концов усвоил это. В конце XIX века туркмен спустили с их резвых коней…
Еще в мальчишестве я осознал, кто такие туркмены и что значит для человека Родина. Однажды меня осенило: «Рано умнеет тот, кто познал страдания». Я написал эти слова в своем дневнике и в дальнейшем часто находил в них утешение. Много позже я убедился, что любая душевная рана со временем затягивается, оставляя после себя лишь рубцы.
Очень рано я понял, что из себя представляет человек. На моем пути встречались люди, которые находили только тебе необходимые слова. Таких людей я воспринимал как добрых ангелов, а их слова жадно проглатывал, как куски только что вынутой из тамдыра горячей лепешки, которую, обжигаясь, отправляешь в рот.
Но мне встречались и другие люди. Их лица были холодны и неприветливы, как снежная пурга, из их уст вылетали только колючие слова, которые ранили в самое сердце. Я был слишком мал и слаб, чтобы противостоять таким людям, я не мог ответить им тем же, они были старше и сильнее меня. Мне не оставалось ничего другого, как выдергивать из сердца стрелы ядовитых слов и отбрасывать их подальше…
… Провожая своего ребенка в дальнюю дорогу, мать дает ему лепешку. Но у меня нет матери, и я уезжаю, взяв с собою в сердце волшебное слово «туркмен»…
Перед отправкой в дальний путь напутствие дает отец, но у меня нет отца, а потому благословение я получаю от своей Родины…
Оказывается, я и не сирота вовсе. Да и может ли чувствовать себя сиротой человек, имеющий такого прадеда, как Огуз хан, такого учителя, как Горкут ата, такого старшего брата, как Гёроглы, такого мудрого наставника, как Махтумкули?!
Сев за написание Рухнама, я погрузился в прошлое, чтобы найти, отыскать ответ на вопрос: где, в чем истоки жизнелюбия и долголетия народа, сумевшего не только противостоять жестоким налетам Искандера Зулькарнайна, коварного Чингисхана, хромого Темирлана и многих других агрессоров, но и сохранить, донести до сегодняшних дней все то святое, что было унаследовано от великого предка Огуз хана туркмена: свое имя, достоинство, традиции и обычаи, культурное и духовное достояние?
В моих раздумьях мне слышится голос Огуз хана:
— Где зародилась нация, появится река, место, облюбованное народом, превратится в страну, а все, что дорого и желанно народу, станет святым!
Ему вторит дух Горкут ата:
— То, что одобряет народ, чему он поклоняется и что живет в его сердце и душе, — священно!
Дух Гёроглы бека:
— Счастье народа в возможности беззаветно любить и отстаивать свою Родину. Счастлив народ, имеющий собственный ясный путь.
С новой, глубинной силой звучат для меня знакомые строки Махтумкули:
— Сынок, Господь возложил пророческие обязанности на четырех великих туркменских мужей — Огуз хана туркмена, Горкут ата, Гёроглы, Махтумкули. Сегодня Всевышний переложил эту ношу на твои плечи. Пронеси ее, не согнувшись, сделай так, чтобы народ зажил счастливо, укажи ему правильный путь!
С обретением суверенитета исполнилась многовековая заветная мечта моего народа — он обрел не только независимое, но и постоянно нейтральное государство — вечный, нерушимый гарант свободы национального духа. Проследить его путь со времен пророка Нуха, стать подспорьем народу в устройстве новой жизни в Золотом веке — такими целями вызвано рождение этой книги.
Я взялся за Рухнама с самыми добрыми намерениями. Я хочу, чтобы туркмены обрели силу духа и сплоченность, чтобы их жизнь была благополучной и одухотворенной, чтобы под сенью свободы и независимости раскрепощался священный дух нации.
Мои соотечественники!
Сегодня, когда мы стали нацией, каждый туркмен должен проявлять мужество в жизни, усердие в работе, он должен быть мудрым и рассудительным. Мы должны стать народом, способным на самоутверждение, только тогда мы обретем достойное место в мировом сообществе.
Туркмены, братья мои, помните:
Как не быть сильным и мужественным народу, превратившем героизм в смысл своей жизни!
Как не быть отважным народу, для которого Родина — святыня, который готов ради нее пожертвовать своей жизнью, который убежден, что только смерть во имя Отчизны приносит бессмертие!
Как не быть отважным джигиту, который с малолетства не слезает с коня, наравне со взрослыми владеет оружием и боевыми навыками, читает книги, слушает дестаны, чтит Родину как величайшую святыню!
Как не гордиться Родине такими сыновьями!
Сыны земли туркменской!
Ваша Родина должна гордиться вами! Во имя ее счастья и процветания, ради собственного блага дорожите родной землей, умножайте ее славу и богатство!
Мы продолжимся как нация, если каждый туркмен, бережно относясь к отпущенной ему Всевышним жизни, посвятит ее служению своему народу, своей стране. И тогда воистину сбудется пророчество орхонской надписи: никто не сможет разрушить дом туркменского народа.
Туркмен — это слово, будто священный сачак, собрало вокруг себя народ в его бесконечной истории, объединило, сдружило, сплотило. Предки наши, как знамя, высоко несли свое имя, выступая против жестокого врага. В минуты, когда со стрелою в груди, глядя в небо, туркмен прощался с жизнью, эта гордость, эта любовь поддерживали его.
Туркмен — это слово в моей груди согрето теплом моего сердца, оно, словно младенец, со всех сторон окутано любовью моей души.
В этом слове кроется гордость отважного народа, его естественность и непосредственность, тепло его сердца.
Мы живем, чтобы сохранить достоинство своего звания, мы мечтаем умереть туркменами.
Если ты в чужих краях ведешь себя неподобающим образом, про тебя не скажут: «Да, это человек такой», а скажут: «Это нация такая». Но если ты и на чужой земле хранишь достоинство и честь, уважаешь себя и других, то услышишь вослед: «А, это туркмен! Это народ, заправлявший историей!».
Порой задумываюсь: а не слишком ли я горжусь своим народом, не ослеплен ли сиянием слова «туркмен», не околдован ли его магией?
Но потом успокаиваю себя доводами: еще ни один человек не пострадал от любви. Бояться надо тех, кто не любит свой народ, ведь если каждый будет любить свой народ, то и народы будут любить друг друга.
Между тем, сколько в мире наломано дров из-за ложного понимания этого чувства, из-за фальшивой стыдливости его обнажить, обнаружить. Туркменам принадлежит пословица «Если хочешь, можешь отступить от веры, но не от народа». Мне безумно жаль тех, кто, отступив от своего народа, воспринимает эту общность как нечто необязательное, как пережиток истории.
Как нация наш народ возник не вчера и не сегодня. Но исторический путь туркмен был столь витиеват и противоречив, что не единожды движение к свету прерывалось падением во тьму. Так и повелось — взлеты чередовались с падениями, за возрождением следовал упадок.
Марксизм представляет историю упрощенно, как движение по прямой и вверх: сначала возникают племена, из них образуются народности, которые, в свою очередь, перерастают в нацию и т.п. Но история знает и обратное: то самое чередование взлетов и падений, расцвета и упадка, которое являет собою судьба туркмен. Единожды возникнув как нация, впоследствии по тем или иным причинам туркмены распадались на племена и роды; бывало, что отдельные племена начинали жить самостоятельно, но затем вновь усиливались обстоятельства, приводившие к единению нации.
Применительно к современной эпохе можно смело говорить о формировании новой туркменской нации, возникшей как следствие новых исторических условий. Об этом мы еще поговорим в Рухнама. Но прежде мне бы хотелось глубже понять, уяснить природу национального духа, ту природу, что позволила туркменам, несмотря на все превратности их исторической судьбы, сохраниться самим, сохранить дух и символы нации в их первозданном, нетленном значении.
За свою бесконечно долгую историю туркменский народ создал святыни, к которым бережно относится и по сей день.
Сачак для туркмен всегда был святым, ибо он символизировал единение, за сачаком собирались для решения важных дел. Сачак — клятва туркмена. Когда у него спрашивают: «Кто твой хан?», он, не раздумывая, отвечает: «Дастархан!».
К родственникам, близким, друзьям туркмены ходят с сачаком. Отправляясь на сватовство, туркмен берет с собой полный сачак лепешек. И если сватовство состоялось, тогда те, чью дочь пришли сватать, взамен принесенных лепешек кладут в сачак столько же своих.
Собираясь в дальнюю дорогу, туркмен обязательно возьмет с собой в попутчики кусок хлеба. Существует поверье, что хлеб поможет человеку найти обратную дорогу, вернет его к родному очагу, к семье.
Слово «дорога» у туркмен имеет множество смыслов. Те, кто прокладывает дорогу в мир, останутся жить в истории, те, кто сходит с пути, презираемы народом.
Лучшая из дорог та, по которой человек идет проведать больного. Как говорят пророки, время, потраченное на проведывание больного, не засчитывается в общий срок жизни.
… Зима. На землю ложатся тяжелые хлопья снега. Проснувшийся спозаранку хозяин дома первым делом расчистит снег и проложит тропинку до соседа. А уж потом до своего очага, тамдыра…
Лучшая из дорог — ведущая к душе человека.
Лучший из путей — путь народа!
Как не гордиться народом, чья душа за сотни, тысячи лет пронесла, не растеряла свою суть, сохранила достоинство, чистоту устремлений и помыслов?!
Как не гордиться народом, выпестовавшим доброту души как отличительный знак, символ нации?!
Склоняя голову перед твоим нравственным подвигом, я говорю тебе, мой народ: пусть все, что может замарать тебя, отойдет ко мне, но пусть мои чистота и безупречность станут твоими.
Всю свою любовь я отдаю тебе, а все твои страдания и боль возьму на себя, туркмен!
Почему я постоянно повторяю, что у истоков нашей нации стоял Огуз хан? Потому что именно он преподал нам философский урок: нация начинается с появления духовной близости людей и материализации их культуры. Для того, чтобы внешнее образование — народ превратить в сплоченную изнутри нацию, его, в первую очередь, надо объединить духовно. Историческая заслуга нашего великого предка заключается в том, что еще пять тысяч лет тому назад он сумел добиться национально-политического единения туркмен.
Как свидетельствуют «Огузнама», Огуз хан очень рано сформировался как личность, вступив в противоборство с отцом. Их разногласия носили не бытовой, а принципиальный характер. Огуз решительно отверг религиозные убеждения отца, встав на сторону единобожия. Обретя новую веру, он по-новому стал смотреть на принципы устройства общества.
Я утверждаю: туркменская нация началась с Огуз хана туркмена. Весь ход пятитысячелетней истории туркмен с ее взлетами и падениями, расцветами и упадками есть воплощение изначальной духовной мысли, духовной находки. Выявление единственной для всех туркмен веры как единственной духовной ценности привело к пробуждению у народа дремавших до того всех умственных, сердечных и физических сил.
И создание огузтуркменского алфавита, и изобретение телеги во времена великих походов Огуз хана придали истории туркмен и колею, и скорость, причем туркменская повозка означала вторую физическую скорость для всего человечества. И если телега дала ускорение истории и всей жизни туркмен, то алфавит стал ее духовным измерением.
Две эти скорости — духовную и физическую — туркмены проложили красной нитью через всю свою историю и донесли до наших дней. И хотя на каком-то историческом рубеже древний элипбий изменил свою форму, до нас он дошел в виде орнамента туркменских ковров. А ковер для наших предков был не только предметом быта и даже не столько образом жизни, сколько целым мировоззрением. Отсюда и жизнь вставала как вечное беспокойство души, ее перемещение внутри тела. Поселяясь в голове человека, дух способствует пробуждению науки, обосновываясь в сердце, он рождает искусство…
Быть нацией, безраздельно принадлежать ей, черпать силы и вдохновение из единого источника духа — величайшее благо для народа и для каждого отдельного человека. Но быть нацией, то есть цельным народом, возможно только при наличии национальной Родины, в условиях самостоятельного государства.
Все мечты туркмен о едином государстве, которые они вынашивали последние семь-восемь веков, были вызваны стремлением защитить, не отдать на поругание святая святых — свой национальный дух, который был для туркмен всем — пропуском в этот мир, охранной грамотой, чистой молитвой…
…»Беки туркмен огузов, услышьте нас, если Небо не задавит нас, если земля не разверзнется, никто не сможет разрушить дом туркменского народа». Эта надпись, высеченная на каменной плите, была обнаружена в 1889 году в Западной Сибири, в долине реки Орхон. Через несколько лет ученым удалось установить, что на всех обнаруженных памятниках письменности надписи сделаны на древнетуркменском алфавите — элипбие. У нашего народа и по сей день живо выражение «словно на камне высечено».
Задумываясь над истоками туркменской нации, я часто задаю себе вопрос: откуда у туркмен такая тяга к отчему дому, отчей земле? Откуда такая неистребимая любовь ко всему, что окружает туркмена с момента его появления на свет до сошествия в могилу?
Эти раздумья вновь переносят меня в детство. Встречая мужчин, чем-то напоминавших отца, я испытывал тоску и боль разлуки. Женщины, похожие на маму, будили в моем сердце горечь сиротства. Туркмены не зря говорят: «Ребенок без отца — сирота, без матери — обездоленный».
Став немного старше, поумнев и научившись отличать черное от белого, я сделал для себя открытие: моя Родина тоже обездолена, обездолен и ее народ. Конечно, я не проливал откровенных слез, но жил с постоянной болью в сердце. Как пленный рвется домой, как безутешный сирота ищет своих родителей или хотя бы близких родственников, так и я, погрузившись в мир книг, выискивал в них души своих отважных предков.
… Крепнущее могущество Тогрул бека и Чагры бека вызывает беспокойство туркменского султана Махмута Газневи, правителя Запада и Востока, покорившего Индию. Чтобы получше узнать о делах туркмен-сельджуков, Махмут Газневи приглашает в гости одного из сельджукских ханов. К султану направляется Ысраил хан с десятью тысячью всадниками. Прознав об этом, султан посылает гонца с сообщением, что не нуждается в помощи, что его жест продиктован лишь гостеприимством. Ысраил является с тремястами всадниками. Султан по достоинству встречает его.
— Сколько же воинов вы сможете выставить, если нам в самом деле потребуется помощь? — спрашивает он у гостя. Ысраил достает из колчана одну стрелу.
— Направьте эту стрелу, и из Балкана прибудет тридцать тысяч воинов!
— А если понадобится больше?
— Тогда отправьте эту стрелу, и прибудет еще десять тысяч вооруженных всадников.
— Если же нам понадобится очень большое войско?
— Выпустите эту стрелу в Балканские горы, и прибудет сто тысяч воинов!
— Но если еще больше?!
— Отправьте это в Туркменистан, и получите хоть пятьсот тысяч воинов! — Ысраил подал совсем другую стрелу.
… Мое сердце разрывается от волнения. Сердар только одного туркменского племени в состоянии выставить полумиллионное войско! Каким же огромным должен быть народ, владеющий такой армией!..
С отчаянием, наворачивающим на мои глаза слезы, я говорю себе: «Эх, если бы не проклятая орда Чингисхана!.. Если бы она не пронеслась вихрем, сметая и уничтожая все на своем пути, над многотысячным Куняургенчем, Мару-Шаху-Джаханом, Шахрисламом, Абивердом, Амулом, Земми, Дехистаном… Если бы она прошла в стороне от Огузбоя (Узбоя), на который, словно жемчужины на нитку, были нанизаны города и села… Если бы не были уничтожены, сожжены великолепные библиотеки с тысячами книг… Эх, каким бы могущественным был бы сейчас Туркменистан, какая бы у него была слава в мире!»
Я и по сей день предаюсь этим горьким раздумьям, хотя понимаю, что история не знает сослагательного наклонения. История — чреда событий и явлений, следующих порой причудливо, но всегда неизбежно…
В эпосе «Гёроглы» визирь Балыбега говорит своему султану: «Мой султан, если вы хотите покорить туркмен, сделать их своими рабами, усвойте истину: в первую очередь их надо спустить с коней».
И враг в конце концов усвоил это. В конце XIX века туркмен спустили с их резвых коней…
Еще в мальчишестве я осознал, кто такие туркмены и что значит для человека Родина. Однажды меня осенило: «Рано умнеет тот, кто познал страдания». Я написал эти слова в своем дневнике и в дальнейшем часто находил в них утешение. Много позже я убедился, что любая душевная рана со временем затягивается, оставляя после себя лишь рубцы.
Очень рано я понял, что из себя представляет человек. На моем пути встречались люди, которые находили только тебе необходимые слова. Таких людей я воспринимал как добрых ангелов, а их слова жадно проглатывал, как куски только что вынутой из тамдыра горячей лепешки, которую, обжигаясь, отправляешь в рот.
Но мне встречались и другие люди. Их лица были холодны и неприветливы, как снежная пурга, из их уст вылетали только колючие слова, которые ранили в самое сердце. Я был слишком мал и слаб, чтобы противостоять таким людям, я не мог ответить им тем же, они были старше и сильнее меня. Мне не оставалось ничего другого, как выдергивать из сердца стрелы ядовитых слов и отбрасывать их подальше…
… Провожая своего ребенка в дальнюю дорогу, мать дает ему лепешку. Но у меня нет матери, и я уезжаю, взяв с собою в сердце волшебное слово «туркмен»…
Перед отправкой в дальний путь напутствие дает отец, но у меня нет отца, а потому благословение я получаю от своей Родины…
Оказывается, я и не сирота вовсе. Да и может ли чувствовать себя сиротой человек, имеющий такого прадеда, как Огуз хан, такого учителя, как Горкут ата, такого старшего брата, как Гёроглы, такого мудрого наставника, как Махтумкули?!
Сев за написание Рухнама, я погрузился в прошлое, чтобы найти, отыскать ответ на вопрос: где, в чем истоки жизнелюбия и долголетия народа, сумевшего не только противостоять жестоким налетам Искандера Зулькарнайна, коварного Чингисхана, хромого Темирлана и многих других агрессоров, но и сохранить, донести до сегодняшних дней все то святое, что было унаследовано от великого предка Огуз хана туркмена: свое имя, достоинство, традиции и обычаи, культурное и духовное достояние?
В моих раздумьях мне слышится голос Огуз хана:
— Где зародилась нация, появится река, место, облюбованное народом, превратится в страну, а все, что дорого и желанно народу, станет святым!
Ему вторит дух Горкут ата:
— То, что одобряет народ, чему он поклоняется и что живет в его сердце и душе, — священно!
Дух Гёроглы бека:
— Счастье народа в возможности беззаветно любить и отстаивать свою Родину. Счастлив народ, имеющий собственный ясный путь.
С новой, глубинной силой звучат для меня знакомые строки Махтумкули:
Перед моими глазами оживают образы самых дорогих мне людей — моих родителей. Я вижу их молодыми, красивыми, одухотворенными. Я слышу их напутствие:
Души и сердца начнут объединяться,
Поднимется вся рать, растопит землю, камни,
И если соберутся все за сачаком одним,
То ждет туркмен счастливая судьба.
— Сынок, Господь возложил пророческие обязанности на четырех великих туркменских мужей — Огуз хана туркмена, Горкут ата, Гёроглы, Махтумкули. Сегодня Всевышний переложил эту ношу на твои плечи. Пронеси ее, не согнувшись, сделай так, чтобы народ зажил счастливо, укажи ему правильный путь!
С обретением суверенитета исполнилась многовековая заветная мечта моего народа — он обрел не только независимое, но и постоянно нейтральное государство — вечный, нерушимый гарант свободы национального духа. Проследить его путь со времен пророка Нуха, стать подспорьем народу в устройстве новой жизни в Золотом веке — такими целями вызвано рождение этой книги.
Я взялся за Рухнама с самыми добрыми намерениями. Я хочу, чтобы туркмены обрели силу духа и сплоченность, чтобы их жизнь была благополучной и одухотворенной, чтобы под сенью свободы и независимости раскрепощался священный дух нации.
Мои соотечественники!
Сегодня, когда мы стали нацией, каждый туркмен должен проявлять мужество в жизни, усердие в работе, он должен быть мудрым и рассудительным. Мы должны стать народом, способным на самоутверждение, только тогда мы обретем достойное место в мировом сообществе.
Туркмены, братья мои, помните:
Как не быть сильным и мужественным народу, превратившем героизм в смысл своей жизни!
Как не быть отважным народу, для которого Родина — святыня, который готов ради нее пожертвовать своей жизнью, который убежден, что только смерть во имя Отчизны приносит бессмертие!
Как не быть отважным джигиту, который с малолетства не слезает с коня, наравне со взрослыми владеет оружием и боевыми навыками, читает книги, слушает дестаны, чтит Родину как величайшую святыню!
Как не гордиться Родине такими сыновьями!
Сыны земли туркменской!
Ваша Родина должна гордиться вами! Во имя ее счастья и процветания, ради собственного блага дорожите родной землей, умножайте ее славу и богатство!
Мы продолжимся как нация, если каждый туркмен, бережно относясь к отпущенной ему Всевышним жизни, посвятит ее служению своему народу, своей стране. И тогда воистину сбудется пророчество орхонской надписи: никто не сможет разрушить дом туркменского народа.
Туркмен — это слово, будто священный сачак, собрало вокруг себя народ в его бесконечной истории, объединило, сдружило, сплотило. Предки наши, как знамя, высоко несли свое имя, выступая против жестокого врага. В минуты, когда со стрелою в груди, глядя в небо, туркмен прощался с жизнью, эта гордость, эта любовь поддерживали его.
Туркмен — это слово в моей груди согрето теплом моего сердца, оно, словно младенец, со всех сторон окутано любовью моей души.
В этом слове кроется гордость отважного народа, его естественность и непосредственность, тепло его сердца.
Мы живем, чтобы сохранить достоинство своего звания, мы мечтаем умереть туркменами.
Если ты в чужих краях ведешь себя неподобающим образом, про тебя не скажут: «Да, это человек такой», а скажут: «Это нация такая». Но если ты и на чужой земле хранишь достоинство и честь, уважаешь себя и других, то услышишь вослед: «А, это туркмен! Это народ, заправлявший историей!».
Порой задумываюсь: а не слишком ли я горжусь своим народом, не ослеплен ли сиянием слова «туркмен», не околдован ли его магией?
Но потом успокаиваю себя доводами: еще ни один человек не пострадал от любви. Бояться надо тех, кто не любит свой народ, ведь если каждый будет любить свой народ, то и народы будут любить друг друга.
Между тем, сколько в мире наломано дров из-за ложного понимания этого чувства, из-за фальшивой стыдливости его обнажить, обнаружить. Туркменам принадлежит пословица «Если хочешь, можешь отступить от веры, но не от народа». Мне безумно жаль тех, кто, отступив от своего народа, воспринимает эту общность как нечто необязательное, как пережиток истории.
Как нация наш народ возник не вчера и не сегодня. Но исторический путь туркмен был столь витиеват и противоречив, что не единожды движение к свету прерывалось падением во тьму. Так и повелось — взлеты чередовались с падениями, за возрождением следовал упадок.
Марксизм представляет историю упрощенно, как движение по прямой и вверх: сначала возникают племена, из них образуются народности, которые, в свою очередь, перерастают в нацию и т.п. Но история знает и обратное: то самое чередование взлетов и падений, расцвета и упадка, которое являет собою судьба туркмен. Единожды возникнув как нация, впоследствии по тем или иным причинам туркмены распадались на племена и роды; бывало, что отдельные племена начинали жить самостоятельно, но затем вновь усиливались обстоятельства, приводившие к единению нации.
Применительно к современной эпохе можно смело говорить о формировании новой туркменской нации, возникшей как следствие новых исторических условий. Об этом мы еще поговорим в Рухнама. Но прежде мне бы хотелось глубже понять, уяснить природу национального духа, ту природу, что позволила туркменам, несмотря на все превратности их исторической судьбы, сохраниться самим, сохранить дух и символы нации в их первозданном, нетленном значении.
За свою бесконечно долгую историю туркменский народ создал святыни, к которым бережно относится и по сей день.
Сачак для туркмен всегда был святым, ибо он символизировал единение, за сачаком собирались для решения важных дел. Сачак — клятва туркмена. Когда у него спрашивают: «Кто твой хан?», он, не раздумывая, отвечает: «Дастархан!».
К родственникам, близким, друзьям туркмены ходят с сачаком. Отправляясь на сватовство, туркмен берет с собой полный сачак лепешек. И если сватовство состоялось, тогда те, чью дочь пришли сватать, взамен принесенных лепешек кладут в сачак столько же своих.
Собираясь в дальнюю дорогу, туркмен обязательно возьмет с собой в попутчики кусок хлеба. Существует поверье, что хлеб поможет человеку найти обратную дорогу, вернет его к родному очагу, к семье.
Слово «дорога» у туркмен имеет множество смыслов. Те, кто прокладывает дорогу в мир, останутся жить в истории, те, кто сходит с пути, презираемы народом.
Лучшая из дорог та, по которой человек идет проведать больного. Как говорят пророки, время, потраченное на проведывание больного, не засчитывается в общий срок жизни.
… Зима. На землю ложатся тяжелые хлопья снега. Проснувшийся спозаранку хозяин дома первым делом расчистит снег и проложит тропинку до соседа. А уж потом до своего очага, тамдыра…
Лучшая из дорог — ведущая к душе человека.
Лучший из путей — путь народа!
Как не гордиться народом, чья душа за сотни, тысячи лет пронесла, не растеряла свою суть, сохранила достоинство, чистоту устремлений и помыслов?!
Как не гордиться народом, выпестовавшим доброту души как отличительный знак, символ нации?!
Склоняя голову перед твоим нравственным подвигом, я говорю тебе, мой народ: пусть все, что может замарать тебя, отойдет ко мне, но пусть мои чистота и безупречность станут твоими.
Всю свою любовь я отдаю тебе, а все твои страдания и боль возьму на себя, туркмен!
* * *
Духовность — изначальная формула жизни. С духовности начинаются все дороги. Там, где нарушается духовная гармония, жизни приходит конец. Если мир — это цельный организм, то духовность — это его жизнь.Почему я постоянно повторяю, что у истоков нашей нации стоял Огуз хан? Потому что именно он преподал нам философский урок: нация начинается с появления духовной близости людей и материализации их культуры. Для того, чтобы внешнее образование — народ превратить в сплоченную изнутри нацию, его, в первую очередь, надо объединить духовно. Историческая заслуга нашего великого предка заключается в том, что еще пять тысяч лет тому назад он сумел добиться национально-политического единения туркмен.
Как свидетельствуют «Огузнама», Огуз хан очень рано сформировался как личность, вступив в противоборство с отцом. Их разногласия носили не бытовой, а принципиальный характер. Огуз решительно отверг религиозные убеждения отца, встав на сторону единобожия. Обретя новую веру, он по-новому стал смотреть на принципы устройства общества.
Я утверждаю: туркменская нация началась с Огуз хана туркмена. Весь ход пятитысячелетней истории туркмен с ее взлетами и падениями, расцветами и упадками есть воплощение изначальной духовной мысли, духовной находки. Выявление единственной для всех туркмен веры как единственной духовной ценности привело к пробуждению у народа дремавших до того всех умственных, сердечных и физических сил.
И создание огузтуркменского алфавита, и изобретение телеги во времена великих походов Огуз хана придали истории туркмен и колею, и скорость, причем туркменская повозка означала вторую физическую скорость для всего человечества. И если телега дала ускорение истории и всей жизни туркмен, то алфавит стал ее духовным измерением.
Две эти скорости — духовную и физическую — туркмены проложили красной нитью через всю свою историю и донесли до наших дней. И хотя на каком-то историческом рубеже древний элипбий изменил свою форму, до нас он дошел в виде орнамента туркменских ковров. А ковер для наших предков был не только предметом быта и даже не столько образом жизни, сколько целым мировоззрением. Отсюда и жизнь вставала как вечное беспокойство души, ее перемещение внутри тела. Поселяясь в голове человека, дух способствует пробуждению науки, обосновываясь в сердце, он рождает искусство…