Нортон Андрэ. Эльфийский лорд

   Лашана помогла детям бежать и увела их в холмы — а там, в силу еще одного странного совпадения, они столкнулись с ныне печально знаменитым лордом Валином. Тот бежал из дома, спасая своего двоюродного брата-полукровку, и они разыскивали волшебников, надеясь обрести у них защиту.
   История и сама по себе была захватывающей, а Лашане было не занимать таланта рассказчика. Киртиан прямо-таки видел и группку перепуганных детей, и промокшего до нитки несчастного Валина, и не менее несчастного Меро.
   Лашана описала странных чудовищ, с которыми им довелось столкнуться, и кое-что в этих описаниях показалось Киртиану смутно знакомым — Кажется, мы чуть не натолкнулись на одну такую невидимую тварь, — задумчиво заметил Ноэт и рассказал, как они оказались между этой тварью и стадом единорогов и как Киртиан нашел выход из положения.
   Лашана лишь восхищенно покачала головой, а Линдер заметил:
   — Вот потому-то командир — он, а не кто-то из нас.
   — Да, по описанию и вправду очень похоже на такую тварь. А чем дальше вы будете углубляться в холмы — не волнуйтесь, завтра мы вас проводим, — тем больше всяких тварей будет появляться, и тем страннее они будут. Кстати, а вдруг эти ваши Врата не до конца закрылись? Я слыхала от Шейрены и Лоррина, что ваши Предки явились сюда из довольно паскудного мира…
   И Лашана задумчиво уставилась на Киртиана.
   Киртиан кивнул, — Если Врата не полностью закрыты, то да, всякие твари могут просачиваться через них, когда те за счет остаточных сил на мгновение приоткрываются. И это могут быть очень неприятные твари.
   — И место, где их окажется больше всего… — кинула Лашана пробный шар.
   — Будет, конечно же, именно тем местом, где находятся Врата.
   Киртиан вновь почувствовал душевный подъем — впрочем, тут же сменившийся беспокойством.
   — Но тогда все это становится еще более скверным!
   Ребята, я не могу втягивать вас в такую опасную затею — тем более что отец наверняка.., наверняка мертв…
   Ну, вот. Он сам это сказал. И слов не воротишь.
   — ..а потому это, в общем-то, касается лишь меня одного…
   — Чушь собачья! Я, конечно, извиняюсь, мой лорд, но это чушь! — не выдержал Линдер. — Если бы не ваш отец, а до него — ваш дед и прадед, мы бы никогда не изведали свободы! Так что это всех нас касается!
   — А у нас есть способы управиться с большинством этих тварей — или ускользнуть от них, — добавила Лашана. — Вы же знаете, мы оба владеем магией, и моя достаточно сильно отличается от вашей, но именно поэтому они хорошо дополняют друг друга. И я с радостью помогу вам.
   — Значит, решено, — подытожил Шалван, и остальные парни закивали.
   А Киртиана вновь захлестнули чувства: гордость, благодарность и чуточку — смущение. Но главное, он знал, что может рассчитывать на этих людей в любой ситуации, равно как и они могут рассчитывать на него, и это знание согревало ему душу. А еще его грело то, что он нежданно-негаданно обрел друга и товарища в этой женщине по имени Проклятие Эльфов, хоть она и оказалась совершенно не такой, как представлял себе Киртиан.
   — Так, значит, утром?.. — вопросительно произнес Киртиан.
   Лашана рассмеялась и встала.
   — Утром ждите меня и еще одного моего друга, — пообещала она. — А до тех пор спите спокойно. И не тревожьтесь — вас охраняют. Так что приятных вам сновидений.
   И с этими словами она шагнула во тьму.
   И снова умудрилась не задеть колокольчиков.
   — Мой лорд, — произнес Шалван, глядя вслед с неприкрытым восхищением, — извиняюсь на слове, но до чего же превосходная женщина! Не в моем вкусе, — поспешно добавил он, — но все-таки превосходная!
   — Это верно, — согласился Киртиан. — Хотя и не в моем тоже. Но я надеюсь, что она найдет мужчину, который будет ее достоин и даст ей то, чего она желает! Хотя я понятия не имею, чего может желать Проклятие Эльфов!
   И они рассмеялись и с этим настроением разошлись по палаткам, зная, что утром их ожидает новое, необычайное и совершенно неожиданное приключение.

Глава 28

   Триана, мрачно стиснув зубы, расхаживала взад-вперед по пятнам солнечного света, льющегося сквозь окна террасы, традиционной части покоев леди. Впрочем, здесь Триана появлялась редко. К чему утруждать себя глупыми условностями, когда она — хозяйка поместья?
   Похоже, ей все-таки придется покинуть свои владения ради непродолжительного, но чрезвычайно утомительного путешествия. А в списке того, что Триана избегала, подобные путешествия занимали первую, почетную строчку.
   Она не любила находиться под открытым небом, не переносила походной жизни, лишенной привычного комфорта, и просто-таки ненавидела дождь, сырость и холод. И вот теперь она намеревалась обречь себя на эти лишения, ибо ее затея требовала строжайшей тайны.
   Юбка с шуршанием обвилась вокруг ног Трианы.
   Триане был омерзителен собственный замысел. Но она не могла положиться на Аэлмаркина. Триана не верила, что он лучше ее сумел бы выследить кого-то в глухих дебрях.
   А кроме того, она была уверена, что Аэлмаркин постарается оставить все, что только разузнает, при себе. Ей пока что не удалось совратить этого его нудного кузена — хорошо, что она не стала назначать четкие сроки их пари! — но от непрерывных успехов Киртиана Аэлмаркин впал в беспокойство. Не то чтобы Триану волновал возможный проигрыш. Подумаешь, экая трудность — обучить для Аэлмаркина одну рабыню! Но вся эта ситуация стала для нее и вызовом, и навязчивой идеей. Она не допустит, чтобы ее победили — только не в этом, не сейчас, когда между нею и поражением стоит лишь ее ловкость и ум. На этот раз она не станет полагаться ни на кого.
   Триане хватило непродолжительного телесонового разговора с лордом Киндретом, чтобы выяснить, что стряслось с Киртианом и куда он отправился — отправился в открытую. И в этом был ключ. Возможно, Киртиан напыщен, возможно, он невыносимо скучен, — но после того, как он наголову разгромил молодых лордов, уже никто не рискнул бы назвать его глупцом.
   Триана развернулась, нетерпеливо пнув собственный подол. Нет, он отнюдь не глуп. А из того, что он скучен, совершенно не следует, что он не может держать что-то при себе.
   Когда лорд Киндрет в краткой беседе подтвердил, что Киртиан замыслил новую экспедицию — по повелению Совета, — у Трианы возникла собственная версия происходящего. С чего это вдруг, спрашивается, Киртиан заинтересовался тамошними пещерами еще до того, как пришло сообщение об этой второй группе волшебников? А он ими интересовался — Триана это знала, поскольку слыхала о кое-каких его расспросах и о том, какие карты и книги он разыскивал. И занялся он этим еще до того, как в поместье лорда Чейнара объявились те два ополоумевших пленника.
   Все это выглядело достаточно бессмысленно, но лишь до того момента, как Триана снова заявилась к Мот, решив выяснить, чем же он там занимался, и перекопала те самые книги, которые просматривал Киртиан. Два раба, помогавшие ему, не посмели и пикнуть; они послушно притащили Триане все нужные тома.
   И теперь она знала. И, вероятно, она, как никто из эльфийских лордов, способна была понять тайные движущие мотивы Киртиана. Ибо в ее семействе сохранились собственные предания, касающиеся Перехода, и дневники, которые Триана иногда лениво листала — так, от скуки. Теперь она совместила внезапное увлечение Киртиана дневниками из библиотеки Мот и навязчивую идею его отца, всю жизнь разыскивавшего Врата, и все поняла: Киртиан надеялся наконец-то отыскать следы отца.
   Но мало того, что лорд Киртиан сделался вдруг важным лицом, военным вождем великих лордов: предположительно, где-то у места Перехода осталось оружие, брошенное за ненадобностью. С этим оружием лорду Киртиану уже не нужна будет армия, чтобы диктовать свою волю великим лордам. С этим оружием он сам может стать великим лордом. А быть может, и чем-то большим. Быть может, первым королем?
   Быть может. За вялой внешностью может скрываться немалое честолюбие.
   Если только в это дело не вмешается кто-то другой.
   Тот, кто мог бы сообщить нужные сведения.., ну, скажем, лорду Киндрету.
   Или тот, кто смог бы воспользоваться этими сведениями в собственных интересах.
   Триана всегда составляла планы с таким расчетом, чтобы их можно было быстро изменить, если понадобится.
   Вот потому-то сейчас ее слуги собирали нужное снаряжение, с которым ей и двум рабам, охотникам и следопытам, предстояло пройти через ближайший портал, дабы отправиться в трижды проклятый, насквозь промокший лес, граничащий с поместьем лорда Чейнара.
   Лорд Чейнар не одобрит появление Трианы. Ну и плевать. Она не нуждается ни в его одобрении, ни в его помощи. Ей даже не нужно заезжать в его владения. Она просто доберется до его границ и двинется вдоль ограды, и войдет в лес там, где сочтет нужным. Ее рабам хватит сноровки отыскать следы Киртиана и пойти по ним.
   Даже если это означает, что ей, Триане, придется какое-то время провести в гнусном лесу под непрекращающимся дождем. Да, она любит комфорт, но это еще не значит, что она не сможет без колебаний пожертвовать им ради серьезных причин.
   Без колебаний.
   Но не без недовольства. И она снова яростно пнула шлейф платья.

***

   Аэлмаркин, с удобством расположившись в любимом кресле, печально размышлял о несправедливости мира и поглядывал на изящное каменное изваяние танцовщицы так, словно то нанесло ему личное оскорбление.
   Аэлмаркин не доверял своему кузену. За всей этой затеей с ловлей каких-то идиотских волшебников в непроходимом лесу крылось нечто куда более серьезное, чем можно было подумать. Киртиан — зануда, одержимый навязчивой идеей, но он отнюдь не дурак.
   Аэлмаркин ногтем прочертил круг на обивке кресла. На его взгляд, нынешнюю поездку Киртиана никак нельзя было назвать «военной экспедицией». Он не взял с собой ни других эльфийских лордов, ни сколько-нибудь значительный отряд. Он вообще не взял никого, кроме нескольких собственных рабов. Он либо возмутительно уверен в себе, либо…
   …либо считает, что в этом лесу имеется нечто такое, что он сможет использовать в своих интересах. И что же это может быть?
   Ведь что-то же там должно быть! Никто не пойдет на такой риск без очень серьезных на то причин. Может, это как-то связано с самими волшебниками? Судя по всему, что слышал Аэлмаркин, эти новые волшебники ничем не отличались от тех, что уже удрали от них куда-то в глушь.
   Только этих, похоже, было еще меньше.
   Разве что…
   Разве что они тоже владеют тем любопытным способом сводить магию на нет, которому откуда-то научились молодые лорды!
   Аэлмаркин хлопнул ладонью по креслу; его переполнял гневный восторг. Ну конечно! Вот оно! Поскольку до сих пор ни одного из главарей мятежа изловить не удалось, никто не знал сути этого способа. Но если Киртиан сумеет поймать какого-нибудь волшебника и вытянуть из него все, командовать будет он. И Совет даст ему все, что он только пожелает, включая место в Совете — даже если ни одной вакансии там не будет.
   А если он и вправду войдет в Совет, то Аэлмаркин может попрощаться с надеждой заполучить это поместье. Хотя члены Совета немилосердно грызлись между собой, но такого, чтобы один из них согнал другого с его земель или его кресла, не бывало никогда, и не просто потому, что «так не принято». Великие лорды чрезвычайно ревниво охраняли свое первенство, и если посторонний угрожал одному из них, он угрожал всем, — и ополчались на наглеца тоже все.
   На миг Аэлмаркин впал в отчаяние и в силой грохнул по подлокотнику кресла. Деревянная основа хрустнула и сломалась, но Аэлмаркин не успокоился и продолжал лупить подлокотник, пока тот не обвис, развалившись изнутри на отдельные обломки.
   В конце концов вспышка гнева угасла, и к Аэлмаркину вернулась способность размышлять. Аэлмаркин покинул кабинет и отправился в сад — побродить, подумать. Небо было затянуто мрачными тучами, но на душе у Аэлмаркина было еще мрачнее.
   Ему нужно было поразмыслить… Он принялся расхаживать по саду, бесшумно ступая по бархатному дерну дорожек и не обращая внимания на журчание фонтанов и искусственных водопадов.
   Ну, во-первых, все это вполне могло окончиться ничем. Но Аэлмаркин не смел на это рассчитывать. Если уж Киртиану что-то нужно, то он перевернет все на свете, но найдет, что искал. Он настойчив — если не сказать упрям.
   Во-вторых, маловероятно, чтобы Киртиан потерпел неудачу. Разве что он не сумеет отыскать волшебников или не сможет захватить ни одного пленного. Но на это, как уныло подумал Аэлмаркин, уж точно не стоит рассчитывать. Киртиан до отвращения везуч. Возмутительная несправедливость.
   В-третьих…
   В-третьих…
   И тут его поразила новая мысль, сверкнувшая, словно солнце в разрыве туч. Аэлмаркин не ожидал от Киртиана двуличия — но ведь и внезапного проявления таланта он тоже не ожидал, а вот стряслось же. А вдруг все это — двойная игра?
   Что, если Киртиан вознамерился не ловить волшебников, а вступить с ними в переговоры? Вдруг он решил заключить с ними союз?
   Да, мысль идиотская, с этим не поспоришь, — но все-таки Аэлмаркин замер и задумался. Его манили и дерзость этой мысли, и возможности, которые она с собой несла.
   Если великие лорды узнают, что на уме у Киртиана, они не просто лишат его своей поддержки — они выступят против него. Да, именно так. Измены они не потерпят.
   Ну что ж, существует лишь один способ выяснить, как обстоят дела, — лично проследить за Киртианом. Даже если Киртиан и не замыслил измену, возможно, удастся обставить все так, чтобы со стороны он выглядел изменником.
   И впервые за многие дни Аэлмаркин воспрял духом.
   Он даже расхохотался вслух; ум его лихорадочно работал. Первым делом, конечно же, нужно выследить Киртиана и посмотреть: а вдруг он, паче чаяния, и вправду предатель? Если не придется ничего фабриковать — тем лучше.
   Если же ему, Аэлмаркину, удастся обнаружить хотя бы видимость двурушничества, остальное он уже состряпает. А отсюда следует, что он не может доверить этого дела никому.
   И уж в особенности — леди Триане.
   Аэлмаркин презрительно скривился, пытаясь вообразить леди Триану, потащившуюся за Киртианом хотя бы во владения Чейнара, не говоря уже о лесной глуши. Да она в собственный сад не выйдет без десятка рабов, беседки и подушек!
   Ну да неважно. Этой идеей он не намерен делиться ни с кем. Ведь говорят же: если хочешь, чтобы все прошло безукоризненно, займись делом лично.
   Кроме того, существовала еще одна, последняя возможность, о которой навряд ли подумала даже Триана, при всей ее безжалостности. Он может устроить Киртиану небольшой «несчастный случай», особенно если тот не взял с собой этого своего телохранителя.
   Да, решено. Если Киртиан войдет в этот лес, то уже не выйдет из него прежним. Оттуда он выйдет либо в цепях, либо в гробу.
   И Аэлмаркин улыбнулся, впервые за день. И раб, терпеливо и незаметно следовавший за господином — вдруг он чего-то пожелает? — содрогнулся, увидев эту улыбку.

***

   Каэллах Гвайн расхаживал по неровному каменному полу этого жалкого подобия комнаты, гневно насупив брови. Гнев его не утихал с тех самых пор, как мерзкая девчонка выставила его на посмешище перед всеми жителями Цитадели. Как он только допустил, чтобы его втянули в этот дурацкий спор? Беда, да и только! Каэллах до сих пор не мог понять, почему же все закончилось столь ужасно.
   Он же говорил чистую правду!
   В тот момент ему казалось, будто удача сама идет ему в руки. Гнусное отродье не умеет произносить речи и, в отличие от него, не способно распространять вокруг себя ауру власти и уверенности в своих силах. И главное-то в том, что он был совершенно прав! Мерзкая тварь! Как ей только это удалось? Она исхитрилась восстановить против него буквально всю Цитадель! Но как? К тому времени, как Гвайн понял, что каждым словом увеличивает число противников, было уже поздно.
   Каэллах пнул валяющийся под ногами башмак. Ему отчаянно хотелось, чтобы на месте этого башмака был сейчас кто-нибудь из этих так называемых друзей, трусливо бросивших его. А еще в результате этого спора он лишился всех слуг. Теперь никто не желал и пальцем шевельнуть, чтобы помочь ему справиться с трудностями.
   Даже люди — даже дети! — пропускали мимо ушей все его приказы! Теперь, когда Каэллаху хотелось есть, он не мог уже достойно вкушать трапезу в собственных покоях.
   Ему приходилось тащиться в пещеру, служащую обеденным залом, искать местечко на общих скамьях и самому брать себе еду из общего котла. Ничего более унизительного и представить себе нельзя — такое издевательство трижды в день! Мерзость какая! Каэллах даже не знал, что хуже: терпеть голод до последнего и доедать остатки, но сидеть на скамье одному, или толкаться в толпе и получать что-то съедобное, но при этом терпеть смешки и смотреть, как все нарочно раскорячиваются пошире, чтобы сделать вид, будто у них за столом мест нет. Ну что ж, они хотя бы до сих пор разрешали ему есть. А то ведь всякий раз, как он появлялся в обеденном зале, кто-то да заводил громкий разговор о том, что, дескать, давно пора ввести в новой Цитадели правило: кто не работает, тот не ест.
   Неблагодарные! Он им еще покажет! Раз они не позволяют ему нормально питаться, он вернется к прежнему и будет лично при помощи магии красть еду из кладовых эльфийских лордов, и в преисподнюю этот дурацкий договор Лашаны! Пускай знают!
   По крайней мере, там можно было разжиться чем-то приличным: настоящим сыром, настоящим хлебом, настоящей ветчиной и колбасой. Ха! А если таскать еду с кухонь, вообще можно разжиться чем угодно!
   Каэллах уныло вспомнил последнюю трапезу. Вонючий козий сыр, жилистая баранина — да и той всего ничего, какая-то тошнотворная мешанина из дикой зелени и хлеб из муки крупного помола, темный и грубый. Если они хотели наказать его, то уже одна эта еда — достаточное наказание. Как ему хотелось чего-нибудь из тех славных вещей, которые они крали у эльфов, — нежного копченого мяса, чудного сыра, сладкого масла и сливок, лепешек из хорошей муки, сдобренных белым сахаром! При одной лишь мысли об этих яствах рот Каэллаха наполнился слюной.
   Каэллах сердито посмотрел на огонь в камине. К счастью для него, он успел заполучить эту комнату, прежде чем оказался в опале. По крайней мере, тут хотя бы есть камин. Если, конечно, простую нишу в каменной стене, с такой же простенькой трубой, выведенной на поверхность при помощи драконьей магии, можно гордо именовать камином. Когда наверху шел дождь, в очаг лило, а когда поднимался ветер, дым задувало в комнату. Вот и сейчас тоже был дождь, и капли с шипением падали в огонь, грозя затушить его. Теперь, если Каэллах хотел развести огонь, ему приходилось самому идти за дровами, а если он не хотел, чтобы пакостный очаг забивался золой, ему приходилось самому вычищать и выносить золу.
   Ну, по крайней мере, в этом Каэллах их всех перехитрил. Он прекрасно знал, когда дрова разносят по другим комнатам, и набирал их там, пока хозяева отсутствовали.
   Что же касается золы, он ограничивался тем, что выметал ее за порог. А дальше — не его дело. Хотят — пусть убирают, хотят — пусть так по ней и ходят. Его это не касается.
   В конце концов, все сводилось именно к этому — к работе, которой он занимался целыми днями, пока гнев не начинал мешать следящим заклинаниям. Он шпионил при помощи магии за тем, как эти сопляки, мнящие себя волшебниками, учат его бывших сторонников переноситься с места на место без вреда для себя и увеличивать свои силы.
   Таким образом он мог учиться этим заклинаниям, не подвергая себя дальнейшим унижениям. А ему нужно было этому научиться — иного выхода не было. Если он чего-то хочет, ему придется добиваться этого самостоятельно. А у самого у него таких сил нет.
   И каждый день поверх старых громоздились все новые и новые унижения. Никто больше не приходил убирать его покои, и ему — ему! — приходилось убирать их самостоятельно или искать среди этих мерзких детей желающего и подкупать маленькую тварь, чтобы та поработала. А их, конечно же, не устраивали какие-нибудь безделушки или что-нибудь такое, что Каэллах мог бы пойти и стянуть со склада — нет, они требовали что-нибудь такое, что надо было переносить из старой Цитадели, тратя собственные силы! Это так бесило его, что он потом на несколько часов терял способность мыслить. Каэллах тосковал по тем денькам, когда он мог бросить что-нибудь на пол в святой уверенности, что все, что должно быть убрано, тут же будет подметено, либо вытерто, либо поставлено на свое место.
   И все это пошло прахом из-за наглой самоуверенной девчонки.
   А ведь она тоже что-то затевала. Ясное дело — какую-нибудь гадость. Что еще она может затеять? Каэллах чувствовал, что в воздухе витает какая-то тайна; он видел это по поведению Лашаны и ее любовника. В последнее время она очень часто использовала заклинание перемещения — теперь Каэллах умел его засекать. Да, шумная магия. Ничего особенного в ней нет. И до чего же это по-женски — использовать заклинание, что так сильно привлекает внимание к его исполнителю! Теперь Каэллах тоже овладел этим заклинанием — и исключительно благодаря собственным усилиям! Он уже успел навестить старую Цитадель и обшарить не только свои покои, но и комнаты других волшебников — и занимался этим до тех пор, пока голод и усталость не вынудили его вернуться обратно. В конце концов, если не знать или не помнить, где лежит какая-то вещь, ты не сможешь перенести ее при помощи магии — ну или придется использовать весьма кропотливое и трудоемкое заклинание провидения. Каэллах сложил все, что смог, в своей бывшей комнате и запомнил много такого, что не смог забрать в этот раз, но что хотел бы иметь в своих нынешних покоях. Теперь у него появилось много нового имущества, в дополнение к той груде пожитков, которую он, уходя, прихватил с собой.
   Так что Каэллах неплохо теперь был знаком с заклинанием переноса, чтобы узнавать его, и не сомневался, что в последнее время Лашана очень часто им пользуется. Но зачем? Переносить сюда что-нибудь живое не было надобности, поскольку в Цитадели хватало уже и коз, и овец, и даже крупного рогатого скота. А все остальное можно было таскать потихоньку, при помощи старой магии, которой пользовались волшебники, когда крали все, что хотели, прямо из-под носа эльфийских лордов.
   Вот и теперь своеобразное неблагозвучное ощущение в затылке сообщило Каэллаху, что кто-то в Цитадели вновь воспользовался этой магией. Наверняка это Лашана. Кроме этого эгоистичного отродья, больше просто некому.
   Но никто, никто не желал верить ни единому его слову, когда он обвинял ее! Ну как же, ведь это же их драгоценная Лашана Проклятие Эльфов, та самая, что привела к ним драконов (коварных, подлых тварей, изменяющих мнение с той же легкостью, что и свой облик), кланы торговцев (диких варваров, не заслуживающих ни малейшего доверия) и Железный Народ (дикарей, которые не просто были варварами, но еще и владели собственной защитой от силы эльфийских лордов, а потому не нуждались в союзниках — и как таким верить, спрашивается?). Все почему-то напрочь позабыли, что это именно из-за Лашаны им вообще понадобились эти так называемые союзники, из-за нее им пришлось распроститься с уютом и безмятежной жизнью в старой Цитадели!
   Она что-то затеяла. Каэллах знал это. Он это чувствовал!
   Она что-то затеяла, а значит, всех ждут новые неприятности!
   Вот оно!
   Если бы только ему удалось выяснить, что она затевает, до того, как это стрясется, если бы только ему удалось застукать ее на какой-нибудь глупости и доказать, что ее новая затея навлечет на всех новую опасность, тогда ему бы снова поверили!
   Каэллах пнул прочь с дороги другой башмак, на этот раз — с победным смешком. Он накормит это отродье ее же стряпней! Он воспользуется ее же собственной заковыристой магией, чтобы выследить ее и разузнать, куда это она шастает, — а там и узнать, что же она затевает! Он поймает ее на горячем, а потом приволочет обратно в Цитадель и перед всеми заставит сознаться во всем! О, это будет лишь справедливо, если против нее используют ее собственную магию!
   Каэллах резко развернулся и принялся копаться среди вещей, в беспорядке сваленных у него на столе, в поисках куска дымчатого кварца, служившего ему усилителем. Потом он расчистил место и сосредоточился на следящем заклинании. В конце концов, Лашана знает о магии далеко не все! Она не знает, что для слежки вовсе не обязательно смотреть на знакомое место или знакомого человека — для этого хватит предмета. Именно так в старые добрые времена они таскали продукты у эльфийских лордов…
   А потому, вместо того чтобы следить за Лашаной — она могла бы почувствовать слежку и насторожиться, — Каэллах следил за предметом. За чем-то таким, что она носила постоянно. Скажем, за поясом из драконьей шкуры, сброшенной во время линьки этим ее так называемым приемным братом; от времени пояс потускнел и уже не сверкал, как обычная драконья шкура, притягивая взгляды.
   Найдя этот пояс, он найдет и девчонку и будет наблюдать за ней — очень, очень осторожно.
   А когда она в следующий раз куда-то отправится, он последует за ней. Он выяснит, куда она шастает и чем занимается.
   А вот когда он раскроет ее тайну…
   Каэллах стиснул кулаки и усмехнулся.

Глава 29

   Триана лежала на холодной, твердой земле, прячась за кустом, и следила за лагерем, разбитым внизу, в небольшой лощине. На капюшон ее плаща капала вода с ветвей, и хотя плащ сам по себе был водонепроницаемым, влажный туман как-то умудрялся проникнуть даже под искусно заколдованную ткань. Лежать под кустом было неудобно, но представшее ее взору зрелище так изумило Триану, что она позабыла про неудобства.