Нортон Андрэ. Грифон торжествует

   — Я думаю, оно безвредно… — медленно проговорила она. — Может быть, тебе это не кажется очевидным. Но сам камень имеет форму кошачьей головы, хотя вырезан он был не людьми. Эти кошки…
   — Ты уверена, что они настоящие?
   — Не галлюцинации? Ты же сам видел их — они настолько же реальны, как и это! — она снова вытянула руку вперед. — Разве ты думал, что это иллюзия когда они остановились перед тобой у дороги?
   — Нет, — я был уверен: чем бы ни являлись эти звери кому бы они ни служили (если и служили вообще), они — настоящие. Меня и в самом деле привели в это место с определенной целью, как и догадывалась Элис. Мне нужно было отогнать эту мысль, но я не мог.
   — А откуда у тебя эта штуковина?
   Джойсан рассказала о своих исследованиях разрушенного замка, в котором мы сейчас укрывались от непогоды, о запертой двери — причем запертой снаружи, где внутри, пока она не вошла туда, сохранялись остатки древней мебели. И о том, как все это рассыпалось в пыль на ее глазах, и осталось только это кольцо, блестевшее в солнечном свете.
   Легенда, достойная того, чтобы о ней сложил песню менестрель, но я верил каждому ее слову.
   — Никогда не видел ничего подобного, — медленно начал я. — Оно, — я показал на запястье, — по всей видимости, как-то связано с Могуществом.
   — Много вещей хранится в Пустыне — разве не об этом постоянно твердят наши легенды? Мне кажется, оно для чего-то предназначено… — Джойсан быстро взглянула на меня — по крайней мере слегка повернула голову в мою сторону, но было слишком темно, чтобы я мог увидеть выражение ее лица. — Предназначено, чтобы его нашли, когда отворится дверь. Но зачем нужно было такое заклятье и что оно означает…
   — Его создали не силы Тьмы.
   — Я знаю, — просто согласилась Джойсан, еще раз ласково проведя ладонью по грифону на груди. — Он бы предупредил меня. Кольцо такое красивое — и странное — и то, как оно попало ко мне… Мне кажется, это дар.
   В ее голосе ощущалась вызов, словно она думала, что мне захочется заставить ее избавиться от этого кольца. Но у меня и в мыслях такого не было. У Джойсан с той поры, как она со своим народом покинула Итдейл, а может, и до этого не было почти никаких красивых вещей, да и сам я ничего приличного ей не дарил — если не считать грифона, которого я тоже случайно нашел в Пустыне. Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы и это кольцо также явилось для нее моим подарком, который бы она берегла как зеницу ока.
   Я наугад начал поиски Джойсан и нашел ее… Но в этом моей заслуга не было. Едва ли это был счастливый случай. Мне помог или же меня направил в нужном направлении какой-то иной разум — я все больше и больше склонялся к такой мысли. Это был горький вывод, и мне не хотелось его принимать. Я… быть может, мы… пойманы в… в чью-то паутину… но чью?
   С тем, что мы должны держаться теперь вместе, вероятно, придется смириться, потому что теперь у меня не было проводника, чтобы покинуть Пустыню, да и не маг я оставить Джойсан одну — она и сама этого не хочет.
   А это означало, что я должен незамедлительно надеть на себя внутреннюю броню, заставить себя поверить, что любые более близкие отношения между нами — только к несчастью, что если я поддамся ей сейчас — то это будет только хуже для нее.
   Пока она сражалась одна, полагаясь лишь на свои силы и не получая помощи от меня, она избегала той куда более серьезной опасности, которой подвергался я. Не хотелось загадывать наперед… ждут ли нас новые опасности? Но пока я изводил себя этими мыслями, никак не решаясь твердо объявить Джойсан о своем выборе, как она вновь обратилась ко мне:
   — Здесь вовсе не мирная земля, участки которой попадаются и у нас в Долинах. Однажды я побывала в таком месте — той ночью, когда Торосс вырвал меня из рук захватчиков в Итдейле. То было замечательное место… и он нашел там последнее успокоение. Я навсегда запомнила в своем сердце, что он покинул этот мир легко. Здесь же лежал только многолетний толстый слой пыли. Но все-таки мы находимся туг в безопасности — как и обещали кошки. Разве ты этого не чувствуешь?
   Она протянула руку с кольцом и схватила мою. Я ничего не мог поделать, кроме как обхватить ее пальцы. Вот она Джойсан, рядом со мной — в безопасности — а снаружи ревет ураган, льются потоки воды… не в силах добраться до нас. Я не ощущал никакого затаенного присутствия древнего Могущества в этом месте. Как бы вступая в противоречие с ее рассказом об этой заколдованной давным-давно комнате здесь рождалось тепло — но от присутствия наших тел, а не из-за каких-то чар.
   Ночью, пока мы с Джойсан укрывались в этом разрушенном замке, мне вновь приснился сон — такой же яркий, как и несколькими днями раньше. Но в нем совсем не было света — одна лишь беспросветная темь (а может, я был слепым?) — потому я ничего не смог уловить. Я мог только чувствовать… или слышать.
   — То, что ты делаешь, бессмысленно, — раздался резкий, словно удар кинжалом, надменный голос. — Слишком много лет назад возникло наше отличие.
   — Отличие? — переспросил удивленно другой искаженный голос, и в нем не чувствовалось никакой робости перед собеседником, хотя по голосу того явно ощущалось, что его обладатель владеет Могуществом. — Как-то странно ты, Галкур, описываешь то, что произошло потом между нами.
   Я увидел как бы материализовавшуюся алую волну ярости, ударившую по мне в этом мраке, словно чтобы сжечь дотла. Затем эта волна поднялась вверх — и исчезла. Я понял, что теперь гнев снова взят под контроль, загнан в стены, которые невозможно разбить.
   — Ты играешь словами, — теперь в голосе мужчины (а, может, это было оно?) прозвучало ледяное презрение или мне это только показалось?
   — Ничего подобного, — вновь раздался второй голос ровный, ничем не выдававший своей заинтересованности в беседе. — Ведь людям почти ничего не подвластной лучшем случае их можно использовать как слуг. Ты что, Галкур, не знаешь этого?
   — Ты произносишь имена! — рявкнул первый голос, так же яростно как тот снежный кот, в которого превращался Херрел. Хотя я и знал, что это не Всадники-Оборотни, но они не были и людьми.
   — А почему бы и нет? Ты все еще веришь, подобно людишкам, что называя имя, ты даешь кому-то власть над обладателем имени? Ха, Галкур, вот уж не думал, что ты настолько ослаб за все эти годы!
   — Время нисколько не изменило меня! — вновь промелькнула волна ярости. — Я такой же, каким был и прежде, и таким же останусь навсегда!
   — Вот это-то меня и интересует, Галкур, — казалось, второй голос просто упивается, раз за разом повторяя это имя. — Кто ты есть и кем ты станешь, несмотря на всю твою спесь. И кем ты был той ночью, когда то человеческое существо, самка, обладавшая весьма посредственными магическими способностями, вызывала тебя? Как прекрасно был задуман тот план, по крайней мере ей так казалось. Ты должен был точно так же влиться в ее лорда, как вода наполняет чашу. И после стать отцом его сына, которого он так страстно желал, пока она видела в этом смысл и пока это соответствовало ее целям. Ты никогда не был глупцом, Галкур. Разве мог ты предвидеть, что заклятье, наложенное таким чародеем, окажется неспособным сохранить даже частицу Могущества, все равно какого — Темного или Светлого? Так ли сильна в тебе прежняя потребность в материальной жизни? И, будучи в таком плохоньком состоянии, ты все еще продолжаешь утверждать, что ты такой же, каким был раньше?
   В этом вопросе ощущалась нотка жалости — и она немилосердно жалила. А, может быть, это была и не жалость, подумал я, а ее отголосок, смешанный с презрением.
   — Кроме того, — продолжил второй голос, — ты по своей воле прибегнул (или попытался прибегнуть) к наложению чар на девушку, чья гордость и высокомерие, присущие ее племени, почти сравнимы с нашими. И что вышло из этого?
   Ответа было не разобрать, а сам собеседник полностью потерял контроль над собой. Я услышал громкий вскрик увидел вспышку бешеного гнева.
   — Ты потерпел неудачу. ТЫ, Галкур, тот, кто в прошлом двигал холмы, как шахматист пешку на шахматной доске… ты не смог сотворить обманное заклинание. Поэтому, несмотря на всю твою спесь, ты в действительности способен совершать только мышиные дела, но ничего выдающегося. Но эта игра еще не закончена. Ты что, думаешь, что спящий не чувствует, какой ход ты сейчас делаешь? Думаешь, что тебе удастся еще раз использовать людей для достижения своих целей? Он проснется, и ты убедишься, что вторая встреча не сулит тебе снова ничего приятного. Ты что, этого так и не понял? Ты так и не смог добиться, чтобы вся его сила передалась тебе. Заняв его место, когда происходило то зачатие, ты получил только частицу его Могущества. Он даже не шевельнулся, пребывая в своей спячке, и ему хватило всего одного удара воли, чтобы разрушить твои планы.
   Лорд Долины получил сына, хотя, конечно, и непохожего на остальных из его рода. Но когда приходит призыв о помощи от существ нашего рода, существует возможность занять его сознание или тело, и это всегда обнаруживается в подобного рода сделках. Твоя девушка с самого своего рождения знала, что несет в себе нечто необычное. Она заплатила за это, разве не так, Галкур. И теперь тебе придется принять во внимание спящего, потому что в этот раз, как я думаю, он не отправится вновь в спячку. Ты достаточно наломал дров и теперь столкнешься с последствиями. Поэтому не думай, что твои новые планы окажутся более удачными, чем предыдущие.
   Еще раз волна гнева опалила меня искрами ненависти.
   — Наши дороги не пересекаются. Куда ведет моя — тебе никогда не понять.
   — Не думаю, что ты, Галкур, и сам знаешь это. Ты всегда был слишком нетерпелив и эмоционален, чтобы довести все до ума.
   Это снова заговорил тот спокойный второй голос. Я как можно внимательнее прислушивался к беседе, но не только чтобы улавливать слова, но и еще по одной причине… Какое-то воспоминание? Я уже слышал об этом раньше, в этом я был уверен… Тот мужчина в сером, который дал мне лошадь, на вершине холма… Глаза его были такими пронизывающими, что я почувствовал, как они глубоко вонзились в мой разум, читая каждую хранимую там мысль.
   Пивор! Он сказал, что лишь немногие знают это его имя… И он был…
   Джойсан… она также видела его. Он пообещал ей… пообещал ей… Пытаясь вспомнить, я внезапно почувствовал как что-то изменилось. Я больше не был один в этой темноте… Не успел я подумать о Пиворе, как и им стало известно… обо мне!
   Тьму разорвала молния света, такая яркая, что я был полностью ослеплен, и вновь оказался во тьме. И тут пришло ощущение полета в воздухе над огромной пропастью, в которую я падаю… и буду падать бесконечно! Меня охватил безудержный страх, меня вертело в этом тумане страшной взвихренной силы, сражавшейся с самой собой… и со мной в качестве приза.
   И я ничего не мог поделать, беспомощный, оказавшийся во власти этих двух противодействующих сил. Меня охватил такой ужас, какого я никогда раньше не испытывал. Потому что, как я понял, если я слечу в эту пропасть, все мое естество Керована исчезнет, без всякой надежды на возвращение… и это будет еще хуже, чем просто физическая смерть.
   А потом… Застыв, словно подвешенный на ниточке, я не видел наносимых вокруг меня ударов, но почувствовал, как нечто твердое тянет меня оттуда, где одно Могущество все еще сражалось с другим. Темнота по-прежнему была беспросветной. Но вскоре снизу (хотя не из пропасти, которая, слава богу, уже осталась позади) пришло сияние. Еще не до конца отошедший от ужаса, я висел, поддерживаемый этой новой силой, и смотрел, как все ярче и ярче разгорается свет.
   И вновь я оказался в том зале с многочисленными колоннами. Но на этот раз я оказался у самого помоста. Того самого, что поддержал и перенес меня.
   Я взглянул на тело Спящего. Если судить по человеческим стандартам, оно было гротескным, но на самом деле как теперь я понял, — величественным и могущественным. Я не видел признаков увядания. В этом спящем существе заключалась такая грация и величественность, о которой люди и не мечтали.
   И стоя там, пошатываясь от слабости, все еще не отойдя от испытаний, каким подвергался, повиснув над ужасной пропастью в темноте, я увидел, как веки Спящего шевельнулись, а потом начали медленно приподниматься. Я глядел вниз, и наши взгляды встретились…
   А затем… не могу вспомнить! Не могу — и все! Поднялась непереносимая боль, и в тот же миг мой сон прервался. Осталось только чувство необходимости, неотложной необходимости… узнать… но что? Но даже этого я не знал, возможно, из-за того, что я был слишком слаб, чтобы удержать в памяти события сна.
   Проснулся я днем, в разрушенном замке, а рядом сидела Джойсан, она глядела на меня, и ее лицо выражало сильную озабоченность. Я не хотел этого… хотел вернуться туда, назад, и узнать…
   Джойсан… Беспросветное отчаяние наполнило меня, когда я узнал, что она угодила в одну из ужасных смертельных ловушек, что разбросаны в этом краю… А потом я вспомнил тот огромный всплеск радости и облегчения, испытанный мною всего лишь вчера, когда я держал ее в своих руках во время нашей встречи, когда позабыл обо всем на свете, о всех тревогах, и мог только держать ее в своих объятиях…
   Куда же теперь исчезли эти чувства? Нет, они еще чуть шевелились где-то в закоулках моей души. Я считал, что это так, что их поглотило овладевшее мною стремление, чтобы она ушла.
   Поэтому я и вынуждал ее уйти, чтобы не подвергать мучениям моих дальнейших поисков. Хотя я понимал. Даже когда говорил, что не только решимость Джойсан удерживает ее рядом со мной, что если она и захочет вернуться в Долины, то мне придется проследить за тем, чтобы она благополучно покинула Пустыню, а я не мог тратить время на такое путешествие. Меня крепко держала эта земля. Я был уверен, что никогда не освобожусь от ее заклятия…
   Я не мог выдавить из себя ни слова, пока мы скакали из замка, вниз, к дороге, не делая никаких попыток объясниться. Она, должно быть, думала, что я сошел с ума — или околдован. Я вдруг заметил, что она смотрит на меня, озабоченно нахмурив брови, и попыталась приблизиться ко мне.
   Но теперь это был только призрак Джойсан, двигавшийся в этом призрачном мире. Единственное, что было реально, — это те два голоса в темноте — Пивора и Галкура. В том, что Галкур был из числа самых ужасных Повелителей Тьмы, я уже не сомневался. Ну, а Спящий… Что же я увидел, когда он открыл глаза и встретился взглядом с моими? Какие узы связывали нас? Быть может, и не очень крепкие, но они могут еще усилиться — в этом я был убежден.
   Мы скакали в лучах утреннего солнца, не проронив ни словечка… по крайней мере, я уж точно. А потом мы сделали стоянку у входа огромного туннеля, прорезанного Прежними в этих холмах, чтобы дорога, помеченная многочисленными символами и знаками, оставалась ровной и лежала на одном уровне. И тут я почувствовал, несмотря на звезду, которая, охраняя путников, покрывала участок земли, что нам угрожает опасность. Все верно — враг, которого я не знал, сделал свой первый ход.

Глава 15
ДЖОЙСАН

   Больше всего мне хотелось, чтобы мой господин понимал меня. Понимание приходит изнутри, нет никакого другого внешнего источника. Его приветствие оказалось еще более горячим, чем я смела надеяться, хотя потом он поспешно вырвался из моих объятий. Я не могла сразу требовать от него любви — мне следовало осторожно подступать к нему, как разведчик во вражеском тылу!
   Когда мы добрались до замка, начался страшный ливень, отчего Керован казался лишь бледной тенью среди других теней. Мне было страшно жаль, что стояла такая темнота и я не могла рассмотреть его получше. Да и пока лил дождь, здесь нельзя было разжечь даже костра. Но мне нужно было слышать его голос, и я заставила его рассказать о своем путешествии, о его встрече со Всадниками-Оборотнями.
   Изменение формы тела вообще-то не было чем-то для меня новым. Мы, люди Долин, еще с детства слушали странные легенды и судачили об остатках былых знаний. Но все равно никто не верил в истинность этих историй. Впервые в жизни я услышала рассказ, который основывался на настоящих фактах.
   — Должно быть, они мастера в создании иллюзии, — рискнула высказать я предположение после того, как Керован поведал мне о жеребце, который встал на дыбы позади стола их повелителя, и о снежном коте, зарычавшем рядом с ним. Создание иллюзий было основным оружием которое Прежние использовали против людей.
   — Я так не думаю. Хотя они и были вооружены и облачены в доспехи, главная их сила заключается в перемене формы тела. Даже если это и была иллюзия, то очень мощная ни о чем подобном я никогда не слыхивал.
   — Как ты думаешь, они присоединятся к Долинам?
   — Не знаю. Если и присоединятся, то лишь, заключив какую-либо сделку. Они понимают, что эта воина не может не затронуть Пустыню и, возможно, они боятся, что сражения развернутся в такой близи от них. Им чрезвычайно не понравился мой рассказ о фасах — созданиях, живущих под землей.
   Да, Имгри — хороший военный стратег, он умело создает свою армию. Я думаю, верны и его сведения, добытые у пленных, что набеги на Долины совершаются не просто так. Они ищут то, чего мы сами и не знаем.
   — Какое-то Могущество, — я кивнула, соглашаясь. — И оно принадлежит темным силам, поскольку именно такова сущность этих захватчиков, — я почувствовала, как моя верхняя губа напряглась, словно собираясь оскалить зубы и зарычать, как кошка.
   Кошки! Когда начался дождь, их не было поблизости. Наверное, мелькнула мысль, они воспользовались каким-то другим прибежищем.
   — Могущество Тьмы, — задумчиво произнес Керован. — Может ли такое Могущество ощущать, что его ищут, и потому в предвидении этого собрать своих слуг — вроде этих фасов?
   — С какой целью? Любая Сила Тьмы отнесется к этим Гончим Ализона, как мы в Долинах относимся к преступникам, — подчеркнула я. — Вскоре захватчики обнаружат, что, взывая к запретным силам, они окажутся в таком подчинении, что им и не снилось…
   — Снилось… — точно эхо, повторил вслед за мной Керован. — Да, сон…
   — Какой еще сон?
   Я почувствовала, что он имеет в виду что-то очень важное для себя. Я хотела знать, мне нужно было знать как можно больше о нем, его жизни, мыслях, даже снах. И эта потребность неудержимо росла во мне. Мне пришлось приложить все свое старание, чтобы не потерять над собой контроль и задушить это желание, пока я не взорвалась мириадами вопросов, от которых он тогда вновь обернется ко мне спиной, еще более далекий, чем прежде. И пока Керован не откроет передо мной врата в свою внутреннюю крепость, пытаться проникнуть насильно через них я не решалась.
   — Просто сон, — теперь стало абсолютно ясно, что он твердо решил не сообщать мне об этой довольно существенной части его жизни. Керован быстро, словно чтобы поскорее избавиться от всякого упоминания об этом сне, стал расспрашивать о моем путешествии.
   Мне снова ужасно захотелось, чтобы было хоть чуть-чуть светло — видеть его лицо, что оно выражает. Разговаривать в такой темноте — значит быть слепым. Мы поговорили об Элис и Джервоне, во мне еще не угасло видение их бегства от фасов. Однако мне очень хотелось спросить у своего лорда, заметил ли он, какими тесными узами связаны они друг с другом, и, даже если им не позволят остаться в Долинах, гармония между ними абсолютно не будет нарушена. Но только спрашивать об этом, подсказывала мне интуиция, сейчас нельзя было.
   Поэтому я просто рассказала о своем бегстве из ловушки в темноте с помощью странного заклятия, заключенного в шаре с грифоном. Поговорили еще о кошках. Затем я показала Керовану кольцо — единственное, что сохранилось в комнате с драгоценностями, которые мне все-таки удалось увидеть, прежде чем я позволила самому времени захватить свою добычу.
   И в тот момент браслет на его руке ярко вспыхнул, и мы оба поняли, что находка моя содержит в себе какое-то Могущество. Я все же была уверена, что это лишь тень прежнего заклинания, потому что тепло от него не превосходило жара, исходившего ранее от шара с грифоном, хотя оно и сидело на пальце как влитое.
   И тут я наконец решилась и, протянув руку, обняла его. К моей великой радости пальцы его крепко сжали мои, он не отталкивал меня.
   — Только одной дорогой ты можешь выбраться из Пустыни, — резко сказал он и сжал мне руку до боли. Но последнее, что я бы сделала тогда, так это попыталась освободиться. — Я встретился с теми, к кому меня послал Имгри, а большего он от меня и не требовал. Теперь мы можем поскакать на восток…
   Я не пыталась спорить с ним. Однако хорошо понимала, так же хорошо как будто кто-то кричал в унылом темном зале, что мы никогда не вернемся назад. Пустыня пометила нас обоих своими отметинами — и никуда нам от нее не сбежать, не скрыться. У меня не осталось в Долинах ничего, за чем стоило бы вернуться. Может, и здесь мне снится сон, и мне только кажется, что этот сон реален…
   Мы устроились на ночь, но отдельно… Как всегда. Я немного всхлипнула в тишине и темноте, когда во мне угасли последние остатки надежды. Керован уснул очень быстро. Я слышала его ровное дыхание… и мне так захотелось увидеть его лицо, последить, как он спит… Не знаю, почему, просто я была не в силах подавить это желание, как будто таким образом мне удастся отвратить от него все беды и напасти, встать между ним и его ужасными снами.
   Грифон на груди сиял мягким светом, когда я вновь уселась и обхватила колени пальцами, задумавшись о вещах, причинявших мне невыносимые страдания, во мне медленно наростало отчаяние. И вот тут я увидела блеск… засветившихся в темноте глаз…
   Рука сама собой потянулась к рукояти ножа, который дал мне мой господин. И все-таки, почти сразу же я догадалась, кто пришел сюда в этой тишине. Испугавшись, что, разговаривая вслух, мы можем разбудить моего лорда, я попыталась привести свои мысли в порядок, чтобы вести мысленную беседу.
   «Что происходит?»
   «Ничего не происходит, — раздался быстрый ответ, и мне показалось, что я узнала мысленную речь кота. — Что ты носишь на пальце, чужеземка?»
   Я вытянула руку. Камень в кольце теперь также чуть светился, хотя и слабее, чем грифон.
   Но едва я начала мысленно рассказывать: «Это я нашла в запертой комнате…» — как мне пришло в голову, что кот каким-то образом уже прознал об этом. Может, его бесило, что я вновь оказалась замешанной в тайну, которой не понимала? Я размяла пальцы другой руки, чтобы стащить кольцо и избавиться от него, если последует такой приказ от кота.
   «Ты, ныне владеющая кольцом, когда-то была знатной леди, — пришла мысль, порожденная воспоминаниями событий, в которых я никогда не участвовала. — Если ты видишь, что кольцо не спадаете твоего пальца — оставь его себе в качестве подарка от нее. Только по ее воле оно может передаваться от одного человека к другому»
   «Кем она была?» — рискнула я спросить.
   «Имена с годами забываются. Она когда-то жила пылко любила, была отважна и отдавала всю себя служению другим. Она ушла от нас своим путем, когда настал час. Довольствуйся этим, чужеземка. Мне кажется, ты попала к ней в милость, хотя это выше твоего понимания».
   Глаза внезапно исчезли, так же, как и кот из моего разума. Мне так хотелось обладать — о, как мне ее недоставало! — самоуверенностью Керована, и мне хотелось узнать еще больше. Но я понимала, что никогда этого не будет. Я подняла руку с кольцом к щеке, прижала камень к коже. Он был гладким и… Я не могла найти слов для того, что истекало из него в меня, утешая… словно прохладная рука, которую положили на пылающий в лихорадке лоб, или прикосновение холодной воды к пересохшим губам. Я снова улеглась, удовлетворенная, отбросив все мысли о будущем, зная лишь то, что рядом со мной лежит мой лорд, спит, и я могу дотянуться до него, мы вместе, и потому может произойти все, что угодно… и я не думала, что потом может произойти такое, что отвернет мое сердце от него.
   Так что я легко уснула, а утром, когда солнечный луч проник в наше убежище, я встала, потягиваясь, разминая свои одеревеневшие конечности. Этой ночью я спала не на траве, а седельная сумка, которую я подложила под голову, была недостаточно мягкая.
   Раздался какой-то звук. Я быстро посмотрела на Керована. Его волосы разметались по лбу мокрыми от пота, а в выражении лица было нечто такое, от чего у меня перехватило дыхание. Глаза его закрыты… он спит? Но что же это за сон, отчего его лицо исказились, словно от боли. Но затем оно приняло спокойное выражение, на нем снова застыло полное безразличие. Казалось, черты его лица выточены из теплого коричневого камня — не было видно ни одной искорки жизни. Он казался памятником, поставленным в честь какого-то древнего героя.
   Я так давно не видела его спящим… сбросившим всю ту защитную оболочку, которую он напяливал на себя, когда просыпался. Таким он был те два-три дня, когда мы возвращались из Пустыни по пути домой после сражения с Роджером и тем демоном в женском обличий, которая дала жизнь моему лорду, но которая не была ему матерью. Тогда это было вызвано слабостью и шоком от сурового испытания в противоборстве этих двух сил Могущества. Что будет дальше, я не могла знать. Да и Керован не разговаривал со мной на эту тему. Всадники-Оборотни посоветовали ему искать свой народ. Возможно, этим-то нам обоим и нужно заняться.
   Долины… я решительно покачала головой. Мы уже выполнили свой долг. Мой народ в безопасности, насколько я могла этого добиться, Керован выполнил приказ Имгри. Мы ничем не обязаны Верхнему Халлаку и свободны.