Страница:
Проходя мимо окна, я выглянул во двор.
Наемники, задрав головы, стояли у помоста, перевернутый табурет лежал на земле, а Полпинты болтался, вцепившись в уже привязанную веревку, и дрыгал ногами. То ли проверял ее на прочность, то ли боялся спрыгнуть. Я заметил, что сухопутные ворота широко распахнуты и в замковом дворе уже начали собираться люди. Позади помоста сидели пятеро наемников с большими барабанами.
– Видишь это? – спросил я, озлобляясь. – Видишь, спрашиваю? Теперь поведай мне, каковы шансы на то, что Смолкин успеет?
Обошлось без щелканья, он, наверное, просчитал заранее.
– Двенадцать из ста.
– Шикарно! Потрясающе! Еще как-нибудь подымешь мне настроение?
– Фактор-икс, расстроивший дефзонд, дестабилизирует мою структуру и не дает полностью использовать свой потенциал.
– Ага! – Я наконец простучал все четыре стены и остановился. – Скрытых прорех обнаружить не удалось. Советуй дальше.
– Ну, поскольку скрытые прорехи так и остались скрыты, а уменьшить свои физические параметры для того, чтобы проникнуть в явную прореху вы не можете, то… то…
– То следует… – подсказал я. – Следует сделать еще…
– То следует сделать заявление, что выхода я не вижу, – заключил Советчик.
Вскоре обстановка в замковом дворе изменилась: Полпинты наконец-то отцепился от веревки, барабанщики встали позади помоста, горожан прибавилось, больше стало и наемников.
Все они собрались на представление под названием «казнь через повешение» со мной в главной роли. Стоя у окна, я размышлял, что за это время мог успеть сделать Смолкин. Наверное, он все-таки нашел ту кладовку, каким-то образом проник в нее… Дальше ему надо разыскать мою куртку… или брюки? Я попытался вспомнить, в каком именно кармане оставил план и, застонав, хлопнул себя по лбу.
– Ох! – пискнул Советчик. – Организм-носитель, не делайте этого!
– План в потайном кармане! – взвыл я и забегал по камере. – Этот очкастый недоумок никогда не догадается заглянуть за подкладку!
– Что же это? – осведомился он.
– А ты подумай…
Глава 23
Наемники, задрав головы, стояли у помоста, перевернутый табурет лежал на земле, а Полпинты болтался, вцепившись в уже привязанную веревку, и дрыгал ногами. То ли проверял ее на прочность, то ли боялся спрыгнуть. Я заметил, что сухопутные ворота широко распахнуты и в замковом дворе уже начали собираться люди. Позади помоста сидели пятеро наемников с большими барабанами.
– Видишь это? – спросил я, озлобляясь. – Видишь, спрашиваю? Теперь поведай мне, каковы шансы на то, что Смолкин успеет?
Обошлось без щелканья, он, наверное, просчитал заранее.
– Двенадцать из ста.
– Шикарно! Потрясающе! Еще как-нибудь подымешь мне настроение?
– Фактор-икс, расстроивший дефзонд, дестабилизирует мою структуру и не дает полностью использовать свой потенциал.
– Ага! – Я наконец простучал все четыре стены и остановился. – Скрытых прорех обнаружить не удалось. Советуй дальше.
– Ну, поскольку скрытые прорехи так и остались скрыты, а уменьшить свои физические параметры для того, чтобы проникнуть в явную прореху вы не можете, то… то…
– То следует… – подсказал я. – Следует сделать еще…
– То следует сделать заявление, что выхода я не вижу, – заключил Советчик.
* * *
Вскоре обстановка в замковом дворе изменилась: Полпинты наконец-то отцепился от веревки, барабанщики встали позади помоста, горожан прибавилось, больше стало и наемников.
Все они собрались на представление под названием «казнь через повешение» со мной в главной роли. Стоя у окна, я размышлял, что за это время мог успеть сделать Смолкин. Наверное, он все-таки нашел ту кладовку, каким-то образом проник в нее… Дальше ему надо разыскать мою куртку… или брюки? Я попытался вспомнить, в каком именно кармане оставил план и, застонав, хлопнул себя по лбу.
– Ох! – пискнул Советчик. – Организм-носитель, не делайте этого!
– План в потайном кармане! – взвыл я и забегал по камере. – Этот очкастый недоумок никогда не догадается заглянуть за подкладку!
– Может быть! – завопил я. – Может быть, и так! Может, Смолкин не виноват, что родился таким олухом! Мне что, легче от этого? Порок врожденный, да? Если бы вдруг… Как ты сказал? – Я остановился посреди камеры, когда в голову пришла новая, неожиданная мысль. – Врожденный порок, гм… Слушай, Советчик, ты вроде как решил, что вас с дефзондом выводит из строя какой-то врожденный порок моего организма? А почему так? Почему причиной не может быть что-то не слишком для меня естественное, чем я усиленно занимался в последнее время и что, как бы это сказать… нарушило мое обычное, нормальное внутреннее состояние?
Бывает так с отдельными людьми,
что, если есть у них порок врожденный —
в том нету их вины из-за того, что естество
своих истоков избегать не может
– Что же это? – осведомился он.
– А ты подумай…
Глава 23
Я вновь остановился возле окна, получая какое-то извращенное удовольствие от наблюдения за тем, что происходит внизу. Внезапная догадка уже стала вызывать у меня сомнение.
– Так что же это? – пищало в моей голове. – Не тяните, хозяин!
Во дворе появился Свен Гленсус и о чем-то заговорил с Полпинтой. Народу еще прибавилось, теперь почти все пространство между донжоном и помостом заполняли люди. Ворота закрыли.
– Так что же?
– Пил, – произнес я. – Употреблял алкоголь вовнутрь, понимаешь?
Тут уж он по-настоящему удивился:
– Пили?
– Да, с самого начала этой истории я почти все время пил. Как-то оно так получилось… Начал пить перед похоронами, потом после похорон, потом еще пил с Муном Макоем… который вовсе не Мун Макой… Впрочем, сейчас это не важно… Так вот, с ним я пил на РД-станции, потом пил вино с Чочей, потом пиво, потом опять вино в Неводе. Если учесть, что до того я три месяца вообще ничего такого не употреблял, то представляешь, как вся эта смесь на меня действует до сих пор? Это может быть причиной сбоев, Советчик?
Внизу Его Боссовство что-то сказал, Полпинты повернулся и махнул наемникам. Трое встали, взяли самострелы и двинулись к замку.
Я отпрянул от окна – кажется, они шли за мной.
– Повышение давления… Частичное закупоривание сосудов… Молекулы спирта в крови… – невнятно долдонил Советчик. – Кровь, насыщающая мозг, естественно, тоже загрязнена… Усложнено прохождение инициирующих импульсов деформационной волны… Релаксация и инверсия… Дефрагментация и корреляция… Кроме того, в случае плохой очистки, а очистка, скорее всего, была плохой либо даже отсутствовала вовсе… смолы и… Эй, хозяин, а вы уверены, что это состояние не типично для вас?
– Ну конечно, уверен! Никогда не был пьяницей.
Наемники уже скрылись в замке и скоро появятся здесь.
– Так что скажешь, Советчик?
– Ну, я думаю, мы можем назвать алкогольную интоксикацию одной из причин нарушения функций.
– Ага! А тут можно как-то помочь?
– Увы, хозяин. Я не имею возможности вывести все лишние вещества. Даже специальные химические препараты типа «отрезвины» не выводят, а лишь притупляют действие алкоголя. Он должен выйти естественным путем.
– И сколько времени на это требуется?
– Все зависит от метаболизма каждого данного индивидуума, качества спиртного и некоторых других условий. Но никак не меньше двадцати четырех часов. Клетки же головного мозга очищаются в течение нескольких…
– У меня осталось несколько минут!
– Ну, и кроме того, хозяин, я ведь сказал, что алкоголь всего лишь одна из причин. Сам по себе он мог лишь слегка нарушить наши функции, но не подавить их. Наверняка существует еще по крайней мере один фактор… Назовем его фактор-игрек, который, так сказать, окончательно добил вас и меня. Эти два фактора действуют совместно, вот в чем все дело.
– Еще что-то? Но я не курил безумную траву, не, э… не грыз железо, не пил нефть какую-нибудь… Что же еще, Советчик?
– Если бы у меня были плечи, то я бы мог только пожать ими. Может быть…
– Стоп! – перебил я и прислушался. Мне не показалось, по коридору за дверью действительно кто-то шел, и шаги приближались.
– Ну, все! – выдохнул я. – Наемники…
За моей спиной раздался шорох, стало темнее, и я обернулся. В окне маячила голова Смолкина.
– Вы нашли? – заорал я.
– Если вы имеете в виду кладовую, то да. Вашу одежду – тоже. Но я не обнаружил плана.
– Э-эх! Так я и знал!
Шаги замерли перед дверью моей камеры.
– Ладно, – обреченно сказал я. – Порок врожденный, что ж тут поделаешь…
– А вы уверены, что план был именно там?
– Ясное дело, уверен. – Повернувшись к нему спиной, я медленно пошел к двери.
– В таком случае, может, вы сами посмотрите?
– Что? – Я развернулся и бросился к окну.
– Я захватил вашу одежду…
Из-за двери раздались приглушенные голоса.
– Так давай ее сюда!
– Чего он так вопит? – донеслось из коридора.
– Может, молится? – ответил другой голос.
– Вот, пожалуйста… – Голова фенгола в окне исчезла, появилась его рука и забросила в камеру свернутую в узел одежду.
Я наклонился и выдернул из него куртку.
– Да у тебя ж дыра в кармане, Дрюм, детка. Ключ, верно, опять провалился…
Я развернул куртку и с треском оторвал подкладку. Свернутые вчетверо листы пергамента упали на пол. Голова фенгола вновь возникла за окном.
– Вот где он был, – пробормотал он.
Опустившись на колени, я расправил листы, выбрал нужный и впился в него взглядом.
– О, нашшупал, – донеслось из-за двери. – И не называйте меня деткой!
Первый этаж, второй, третий… Камеры… Какая же по счету моя? Я зажмурил глаза, пытаясь вспомнить. Кажется, мы прошли мимо…
– Пятая, – подсказал Советчик.
– Щас, щас… есть. – Ключ заскрипел в замке.
Точно, пятая!
– Не той стороной, остолоп. Переверни его.
Я ткнул пальцем в план и наконец-то увидел маленький прямоугольник своей камеры. Ключ вновь заскрипел в замке.
Ни одного тайного хода, бесполезно. Я выпрямился.
Ключ повернулся, замок щелкнул.
Хотя если приглядеться, то вот здесь, в уголке прямоугольника, чернила – или чем там писал Чоча? – выцвели, и буковки-закорючки в действительности были написаны красным… Подняв пергамент к глазам, я разобрал: «3-й кам. вниз от ок.».
Дверь за моей спиной начала открываться, и Смолкин отплыл подальше от окна.
– Мои соплеменники уже близко, – прошептал он на прощание.
Третий «кам» вниз от «ок»…
Третий – вниз…
Третий…
Ок…
Вскочив, я метнулся вперед и с силой нажал на третий камень книзу от окна. Он поддался, щель между двумя рядами камней расширилась. Продолжая нажимать, другой рукой я скомкал пергамент и движением кисти так, чтобы не видели наемники, швырнул план в окно. Он улетел вниз, и тут же следом устремилась фигура фенгола, мгновенно скрывшаяся из поля зрения.
– Рыжий, стой!
Целый блок стены неожиданно ушел вглубь и в сторону, открыв темный узкий лаз.
– В твою спину нацелены три стрелы и, клянусь слепой кишкой Его Боссовства, мы выстрелим, если ты…
Резко выдохнув, я нырнул головой вперед. Стрелы с треском ударились в стену над моим задом. Я потерял равновесие и повалился в лаз, ударяясь о выступы плечами и грудью, пополз, извиваясь как червяк и не видя ни зги…
Что-то схватило меня за щиколотки и потянуло вверх. Я стал брыкаться, но меня тянуло все сильнее и наконец, как пробку из узкого бутылочного горлышка, выпихнуло из лаза и, приподняв в воздухе, швырнуло на устланный соломой пол.
– А мне показалось, что-то мелькнуло за окном, когда мы вошли. Что-то такое чудное, с алыми полосками…
– Точно, Дрюм, детка, такой чудной полосатый глюк. Детка-глюк – ха-ха-ха!
– Очень смешно. Я не детка, понял?
Они стояли надо мной, все трое, тяжело дыша.
– Шибко прыткий, – заметил Дрюм. – Я и не знал, что в нашем клоповнике есть такие щели. Как это ты так быстро нашел одну из них?
Лежа на спине, я поднял ногу и лягнул Дрюма пониже живота. Нехорошо бить деток, но мне это доставило удовольствие. Он хрюкнул и упал.
– Пробей башку! – разъярился вдруг Советчик. –
Я тоже разошелся и крикнул:
– Так кто хочет получить первым?
– Первый уже получил, – заметил Плутарх. – А щас ты получишь… – Он заехал мне ногой по ребрам.
Я скривился и умолк – вот и вся польза от поэзии.
– Вставай.
Глядя на заряженные самострелы в их руках, я тяжело поднялся.
– Руки за спину. Пшел к двери.
Я бы мог поспорить с ним, я бы мог даже поспорить с двумя – Дрюм пока в счет не шел, – но спорить с самострелами бессмысленно, и потому я подчинился.
– Дрюм, хватит плакать, – раздалось за моей спиной. – Пошли уже.
– А у меня еще и детей-то нет, – всхлипнул Дрюм. – И может быть, таперяча никогда и не будет…
– Будут у тебя детки, детка. В случае чего мы вот с Корчем тебе подсобим. Знаешь, чего его Корчем прозвали? Ежели не знаешь, так он тебе опосля расскажет. – Говоря все это, Плутарх связал мои руки за спиной и подтолкнул.
Мы пересекли коридор и стали спускаться по лестнице.
– Куда ведут? – пискнул Советчик. – Ты дальше не иди!
– На казнь ведут. Как я могу не идти?
– Этот паря таки двинутый. Сам с собой разговоры ведет.
– Насмешка недостойных над достойным…
– Точно.
– Чего ты сказал, Рыжий?
– Это я не тебе, Плутарх.
В голове раздалось громкое «Уф-ф!», и Советчик провозгласил не то стихами, не то прозой:
– Клин клином вышибают.
– Это чего?
– Если я вас правильно понял, хозяин, на протяжении последнего времени вы поддерживали в крови определенное количество алкоголя?
– Ну, можно и так сказать.
– То есть, по сути, напившись в первый раз, вы потом не увеличивали этот процент, а лишь удерживали его на том же уровне. Как сейчас ваше состояние?
– Башка трещит, – признал я. – Во рту пересохло. И вообще муторно на душе.
– Правильно, это называется похмельем. Вы знакомы с концепцией похмелья?
– А это еще что такое?
– Чтобы, образно выражаясь, придавить винные пары в голове, чтоб организм, а вместе с ним и дефзонд вновь заработали на полную катушку…
Лестница закончилась, мы подошли к двери, из-за которой доносился приглушенный шум.
– Это, к сожалению, не стопроцентный выход, может и не сработать, но других вариантов я не вижу…
Я не заметил, чтобы кто-то толкнул ее, – мне показалось, дверь распахнулась сама собой. Я шагнул вперед.
– Так что же делать?
– Вам надо немедленно опохмелиться, хозяин.
Жаркий полдень Ссылки обрушился на меня вместе с гулом голосов не одного десятка людей, и сквозь этот гул как сквозь вату донесся голос Советчика:
– Немедленно выпить. Покрепче и побольше!
Солнце слепило глаза, толпа вокруг колыхалась, гул пуховой периной окутывал замковый двор.
– Выпить? – беззвучно закричал я. – Ты не мог сказать раньше? Где я, по-твоему, возьму сейчас выпивку?!
Наемники, давно переставшие обращать внимание на бессвязные реплики подконвойного, подталкивали меня в спину и переговаривались:
– Шик, да? Я давно обратил на них внимание. Вот это шузы…
– А как делить?
– Может, каждому по штуке?
– Дурачина ты, детка. Математик хренов… Нас же трое! Да и зачем тебе один шуз?
– Ну, э… Не знаю…
– Может, жребий кинем?
Я разинул рот и вновь беззвучно завопил:
– Так где мне достать выпивку? Отвечай!
Казалось, что весь замковый двор качается, как палуба корабля в бурю. Яркие краски, гул и близость смерти действовали одурманивающе.
– Не сейчас, Советчик! Это еще не кризис – кризис будет впереди. Слышишь меня?
Карась стоял, подмигивая мне, правую руку он держал под широкой рубахой…
Мы прошли дальше, и я увидел старину Ватти, громилу из «Ворот Баттрабима», который смотрел на меня искоса, а рука его тоже сжимала что-то скрытое под одеждой… Рядом переступал с ноги на ногу маленький циклоп, рассказавший нам тогда о появлении в трактире Меченого…
И еще кто-то знакомый виднелся в толпе – и еще, и еще…
Когда мы подошли к висельному помосту, гул стал тише. Привалившись плечом к столбу и скрестив на груди руки, нас поджидал старый знакомец Полпинты. Между столбами под свисающей петлей стоял грубо сколоченный табурет.
– Ну, Советчик! – воззвал я, а один из конвоиров произнес:
– Залазь, дорогой…
Я упер колено в помост, и тут три пары рук вцепились в голенище сапога. Попытавшись лягнуть их, я потерял равновесие и опрокинулся вперед, ударившись подбородком о доски. Полпинты секунду осоловело наблюдал за происходящим, а потом бросился в бой. Наемники уже наполовину стянули сапог, но Полпинты налетел на них. Он одновременно пнул ногой в лоб одного наемника, правой рукой залепил оплеуху второму, а левой схватил меня за шиворот и выволок на помост, вопя:
– Мое! Мое по праву!
Не ожидавшие такого наскока конвоиры ворча отступили. Полпинты поднял меня на ноги, зачем-то отряхнул мой воротник и повел к табурету.
– Хо-хо, – пробормотал он. – Вот и встретились, Рыжий. Ты еще тогда показался мне подозрительным, не зря, значит.
Он развернул меня, и я увидел Зеленый замок с его виадуками и покосившимися башнями, полуобвалившимися контрфорсами, кривыми лестницами и развалинами пристроек, и толпу, волнующуюся вокруг замка, и небо над крышами башен, и солнце, пылающее в этом небе.
– Ну вот, – раздалось в моей голове. – Сол омнибус луцет, я бы сказал. В смысле, солнце светит всем. Хотите совет?
– Давай! – рявкнул я.
– Куда нам спешить? – хмыкнул Полпинты. – Сапоги-то и так уже мои. Но, помнится, вчера на тебе были и другие шмотки. Какая-то куртка и штаны тоже неплохие, а? И где они теперь?
– Пошел ты!.. – сказал я. – Ну, Советчик!
– Из какой вы реальности, хозяин?
– Из Бьянки.
– Там практикуются публичные казни при массовом скоплении народа?
– Лады, залазь, – приказал Полпинты.
– Нет!
– Тю, придурок! – удивился Полпинты. – То сам орет «давай», то «нет». Залазь, грю!
– Я просто хотел напомнить вам об идее последнего желания. Знакомы с ней?
– Нет!
– Вот же противоречивый какой. – С этими словами Полпинты стукнул меня кулаком в подбородок.
Советчик пискнул, и я похолодел от мысли, что сейчас он вырубится, но он лишь пробормотал: «Ох, мои синапсы!» Тем временем Полпинты заставил меня влезть на табурет. Со связанными за спиной руками проделать это было довольно сложно, и я зашатался вместе с табуретом. Полпинты икнул и обхватил меня за ноги, стараясь поддержать мое – и, возможно, свое – равновесие. Сквозь гул голосов донесся смех.
– Обычай, распространенный во многих реальностях…
Продолжая придерживать меня одной рукой, Полпинты махнул другой, и позади дробно загрохотали барабаны. Шум голосов стих.
– Казнимому дают возможность высказать одно желание. И это желание выполняют… Как правило.
– Ответственный момент, Рыжий. Теперь расслабься. – Полпинты накинул на мою шею петлю. Барабаны гремели, солнце слепило глаза.
– Любое желание?..
– Что «любое», Рыжий?
– Желание! – засипел я. – У меня есть последнее желание!
– Да неужто? У меня тоже есть куча желаний, и даже совсем не последних. Как раз сейчас я очень желаю выпить и отлить… в любой последовательности. Так что давай быстрее закругляться.
– Это обычай, распространенный во многих реальностях, – поспешно пояснил я. – Выполнение последнего желания казнимого – важная традиция.
– Чтой-то не слыхивал о такой оказии. – Полпинты решительно затянул петлю на моей шее. – Ну что, сделаешь доброе дело последнему человеку, которого, ик, видишь в своей жизни? Расскажи, где твоя одежда?
– Из какой ты реальности? – спросил я.
– Из этой, как ее… ну ты же сам только что говорил… А, из Бьянки!
– Из Бьянки? – Я чуть не упал со стула. – Слушай, и я оттуда!
– Прими мои соболезнования. Если думаешь, что я по этому случаю не стану тебя вешать, то, значит, ты что-то не то думаешь.
– Я не о том, Пинта. Ладно, вешай меня, но я хочу, чтобы выполнили мое последнее желание. Хоть это ты можешь сделать для соплеменника?
– Могу, – охотно согласился он, я поощрительно кивнул, и Полпинты добавил: – Но не хочу. Прощай, Рыжий.
– Стой! – взмолился я, когда он занес ногу, собираясь выбить из-под меня табурет. – А если я скажу, где спрятал одежду?
Полпинты опустил ногу и милостиво согласился:
– Говори…
– Но сначала пусть выполнят мое последнее желание!
– «Последнее-зелание, последнее-зелание…» – просюсюкал наемник раздраженно. – Ты достал меня, Рыжий, со своим последним желанием. Плевал я вообще-то на Бьянку. Я уже лет пятнадцать как здесь. Хотя… – Он задумчиво глянул на меня, икнул и почесал нос. – Соплеменник, говоришь? Одежда, говоришь? С таким прикидом, да еще с этими роскошными шузами я стану первым парнем в замке. Ну, лады… – Полпинты опять махнул рукой, и барабаны смолкли. Толпа тут же зашумела. – Жди здесь, никуда не уходи, – приказал Полпинты и, спрыгнув с помоста, рухнул лицом в землю.
Я уставился на него, хлопая глазами. Он полежал, встал и зигзагами порысил к замку.
В первый момент я не понял, куда это он, а затем поднял глаза и увидел, что на широком балконе нижнего этажа виднеются две фигуры, одна в темном, другая в светлом.
Я прищурился.
Свен Гленсус и Лата Пат-Рай, он – в черном костюме, она – в длинном белом платье. Полпинты остановился под балконом, задрал голову и стал говорить что-то. Свен Гленсус наклонился через перила, слушая.
Пот стекал по лбу, бровям и щекам, капал с кончика носа. Веревка терла шею, связанные руки ныли. Советчик молчал.
Полпинты наконец закруглился, получил какие-то указания и зигзагами устремился обратно.
– Уф-ф, – выдохнул он, влезая на помост. – Его Боссовство интересуются, а что если ты пожелаешь, чтобы тебя отпустили?
– Не пожелаю, – заверил я. – Мне всего-навсего хочется…
Полпинты икнул, кивнул, повернулся, рухнул с помоста, вскочил, добежал до балкона и вернулся через пару минут, чтобы поведать:
– Его Боссовство интересуются, а что если ты пожелаешь что-нибудь такое, что сильно оттянет казнь? К примеру, захочешь, чтоб тебе предоставили право первой ночи? Я, говорит, и в принципе на это согласиться не могу, и жениться хочу побыстрее, и кидарцы на подходе, и времени совсем не осталось. И вообще, чего ты хочешь?
– Я просто хочу выпить!
– Это твое желание я могу понять, – заметил Полпинты и вновь убежал.
Гул толпы накатывал волнами, барабанщики позади вяло переругивались.
Полпинты появился вновь с деревянной воронкой в руке.
– Его Боссовство интересуются: и это все?
Я возвел глаза к небу и гаркнул:
– Все, Зарустра тебя раздери! Просто дай мне выпить!
– Вообще-то, Его Боссовство не хотел ничего и слышать о каких-то там желаниях, но невеста обругала его нехорошими словами, которые мой язык не поворачивается повторить. Ну, он и согласился. А невеста, как услышала, чего ты хочешь, сказала, что ничего другого от тебя и не ожидала. Я говорит, думала, он захочет попрощаться, ну там, поцеловать меня в какую-нибудь особенно запомнившуюся ему часть моего лица, может, сделать даже какое-нибудь трогательное прощальное заявление, а он… – Полпинты развернулся, поднес ко рту узкий конец воронки и заорал на весь двор: – Волей… ик! Волей Его Боссовства Свена Гленсуса приговоренному к казни Уишу Салонику дается право последнего желания! Приговоренный пожелал выпи… ик!… ить! Сие и будет исполнено!
Сквозь шум голосов донесся смех. Полпинты спросил:
– Будешь закусывать?
– Употребление пищи ослабит действие алкоголя, – поведал Советчик, будто я и без него этого не знал.
– Не буду, – отрезал я.
– Смотри, Рыжий, дело вкуса. Я, к примеру, предпочитаю добрый закусон. Ну ладно, дам тебе из своих запасов. – Он вышел из поля моего зрения и принялся чем-то звякать позади виселицы.
Спустя какое-то время один из барабанщиков спросил:
– Эй, Пинта, сколько можно тянуть? Вешай его, и вся недолга.
– Прикрой хлебальник, – вежливо ответствовал Полпинты. – Не видишь, парень хочет употребить перед неминуемой кончиной.
– Пинта, обменяешь сапоги? – поинтересовался другой барабанщик. – Все равно ж пропьешь. Хали Гал из Хоксуса мой племяш, так я дам тебе за них бочонок пивной браги. Будешь в нем купаться…
– Не достанутся вам эти сапоги, мужики, – заявил Полпинты, возникая передо мной с большим глиняным кувшином в руках. – Этот рыжий молодец возлюбил меня и оставляет мне их в наследство. Ну, за Бьянку, Рыжий! – Он кивнул и сделал большой глоток. – Гм, а как же ты будешь пить?
– Это что? – с опаской спросил я.
– Пойло. Самодельная водка – самогоном зовется. Сам гоню, сам пью. Крепости необычайной первач. Детка-Дрюм как-то у меня глотнуть выпросил, а как глотнул, так переполнился чувствами, что упал и час встать не мог. Ладно, придумал. – Он поставил кувшин, извлек из кармана веревку, обошел вокруг виселицы и обхватил меня за торс. – Я тебя свяжу так, чтоб локти были прижаты к бокам, а кисти, наоборот, развяжу. Правую руку будешь держать за спиной, а в левую возьмешь кувшин и приложишься. Как закончишь прикладываться, я твои руки опять свяжу. У меня тут есть ножик, маленький такой, с локоть, так ежели станешь дергаться, буду тебя колоть в разнообразные места, пока всего не исколю. Понял, соплеменник?
– Так что же это? – пищало в моей голове. – Не тяните, хозяин!
Во дворе появился Свен Гленсус и о чем-то заговорил с Полпинтой. Народу еще прибавилось, теперь почти все пространство между донжоном и помостом заполняли люди. Ворота закрыли.
– Так что же?
– Пил, – произнес я. – Употреблял алкоголь вовнутрь, понимаешь?
Тут уж он по-настоящему удивился:
– Пили?
– Да, с самого начала этой истории я почти все время пил. Как-то оно так получилось… Начал пить перед похоронами, потом после похорон, потом еще пил с Муном Макоем… который вовсе не Мун Макой… Впрочем, сейчас это не важно… Так вот, с ним я пил на РД-станции, потом пил вино с Чочей, потом пиво, потом опять вино в Неводе. Если учесть, что до того я три месяца вообще ничего такого не употреблял, то представляешь, как вся эта смесь на меня действует до сих пор? Это может быть причиной сбоев, Советчик?
Внизу Его Боссовство что-то сказал, Полпинты повернулся и махнул наемникам. Трое встали, взяли самострелы и двинулись к замку.
Я отпрянул от окна – кажется, они шли за мной.
– Повышение давления… Частичное закупоривание сосудов… Молекулы спирта в крови… – невнятно долдонил Советчик. – Кровь, насыщающая мозг, естественно, тоже загрязнена… Усложнено прохождение инициирующих импульсов деформационной волны… Релаксация и инверсия… Дефрагментация и корреляция… Кроме того, в случае плохой очистки, а очистка, скорее всего, была плохой либо даже отсутствовала вовсе… смолы и… Эй, хозяин, а вы уверены, что это состояние не типично для вас?
– Ну конечно, уверен! Никогда не был пьяницей.
Наемники уже скрылись в замке и скоро появятся здесь.
– Так что скажешь, Советчик?
– Ну, я думаю, мы можем назвать алкогольную интоксикацию одной из причин нарушения функций.
– Ага! А тут можно как-то помочь?
– Увы, хозяин. Я не имею возможности вывести все лишние вещества. Даже специальные химические препараты типа «отрезвины» не выводят, а лишь притупляют действие алкоголя. Он должен выйти естественным путем.
– И сколько времени на это требуется?
– Все зависит от метаболизма каждого данного индивидуума, качества спиртного и некоторых других условий. Но никак не меньше двадцати четырех часов. Клетки же головного мозга очищаются в течение нескольких…
– У меня осталось несколько минут!
– Ну, и кроме того, хозяин, я ведь сказал, что алкоголь всего лишь одна из причин. Сам по себе он мог лишь слегка нарушить наши функции, но не подавить их. Наверняка существует еще по крайней мере один фактор… Назовем его фактор-игрек, который, так сказать, окончательно добил вас и меня. Эти два фактора действуют совместно, вот в чем все дело.
– Еще что-то? Но я не курил безумную траву, не, э… не грыз железо, не пил нефть какую-нибудь… Что же еще, Советчик?
– Если бы у меня были плечи, то я бы мог только пожать ими. Может быть…
– Стоп! – перебил я и прислушался. Мне не показалось, по коридору за дверью действительно кто-то шел, и шаги приближались.
– Ну, все! – выдохнул я. – Наемники…
За моей спиной раздался шорох, стало темнее, и я обернулся. В окне маячила голова Смолкина.
– Вы нашли? – заорал я.
– Если вы имеете в виду кладовую, то да. Вашу одежду – тоже. Но я не обнаружил плана.
– Э-эх! Так я и знал!
Шаги замерли перед дверью моей камеры.
– Ладно, – обреченно сказал я. – Порок врожденный, что ж тут поделаешь…
– А вы уверены, что план был именно там?
– Ясное дело, уверен. – Повернувшись к нему спиной, я медленно пошел к двери.
– В таком случае, может, вы сами посмотрите?
– Что? – Я развернулся и бросился к окну.
– Я захватил вашу одежду…
Из-за двери раздались приглушенные голоса.
– Так давай ее сюда!
– Чего он так вопит? – донеслось из коридора.
– Может, молится? – ответил другой голос.
– Вот, пожалуйста… – Голова фенгола в окне исчезла, появилась его рука и забросила в камеру свернутую в узел одежду.
Я наклонился и выдернул из него куртку.
– Да у тебя ж дыра в кармане, Дрюм, детка. Ключ, верно, опять провалился…
Я развернул куртку и с треском оторвал подкладку. Свернутые вчетверо листы пергамента упали на пол. Голова фенгола вновь возникла за окном.
– Вот где он был, – пробормотал он.
Опустившись на колени, я расправил листы, выбрал нужный и впился в него взглядом.
– О, нашшупал, – донеслось из-за двери. – И не называйте меня деткой!
Первый этаж, второй, третий… Камеры… Какая же по счету моя? Я зажмурил глаза, пытаясь вспомнить. Кажется, мы прошли мимо…
– Пятая, – подсказал Советчик.
– Щас, щас… есть. – Ключ заскрипел в замке.
Точно, пятая!
– Не той стороной, остолоп. Переверни его.
Я ткнул пальцем в план и наконец-то увидел маленький прямоугольник своей камеры. Ключ вновь заскрипел в замке.
Ни одного тайного хода, бесполезно. Я выпрямился.
Ключ повернулся, замок щелкнул.
Хотя если приглядеться, то вот здесь, в уголке прямоугольника, чернила – или чем там писал Чоча? – выцвели, и буковки-закорючки в действительности были написаны красным… Подняв пергамент к глазам, я разобрал: «3-й кам. вниз от ок.».
Дверь за моей спиной начала открываться, и Смолкин отплыл подальше от окна.
– Мои соплеменники уже близко, – прошептал он на прощание.
Третий «кам» вниз от «ок»…
Третий – вниз…
Третий…
Ок…
Вскочив, я метнулся вперед и с силой нажал на третий камень книзу от окна. Он поддался, щель между двумя рядами камней расширилась. Продолжая нажимать, другой рукой я скомкал пергамент и движением кисти так, чтобы не видели наемники, швырнул план в окно. Он улетел вниз, и тут же следом устремилась фигура фенгола, мгновенно скрывшаяся из поля зрения.
– Рыжий, стой!
Целый блок стены неожиданно ушел вглубь и в сторону, открыв темный узкий лаз.
– В твою спину нацелены три стрелы и, клянусь слепой кишкой Его Боссовства, мы выстрелим, если ты…
Резко выдохнув, я нырнул головой вперед. Стрелы с треском ударились в стену над моим задом. Я потерял равновесие и повалился в лаз, ударяясь о выступы плечами и грудью, пополз, извиваясь как червяк и не видя ни зги…
Что-то схватило меня за щиколотки и потянуло вверх. Я стал брыкаться, но меня тянуло все сильнее и наконец, как пробку из узкого бутылочного горлышка, выпихнуло из лаза и, приподняв в воздухе, швырнуло на устланный соломой пол.
* * *
– А мне показалось, что-то мелькнуло за окном, когда мы вошли. Что-то такое чудное, с алыми полосками…
– Точно, Дрюм, детка, такой чудной полосатый глюк. Детка-глюк – ха-ха-ха!
– Очень смешно. Я не детка, понял?
Они стояли надо мной, все трое, тяжело дыша.
– Шибко прыткий, – заметил Дрюм. – Я и не знал, что в нашем клоповнике есть такие щели. Как это ты так быстро нашел одну из них?
Лежа на спине, я поднял ногу и лягнул Дрюма пониже живота. Нехорошо бить деток, но мне это доставило удовольствие. Он хрюкнул и упал.
– Пробей башку! – разъярился вдруг Советчик. –
Он орал все громче, словно намереваясь расколоть мне череп:
Клок вырвав бороды, швырни в лицо!
А может быть, потянешь за нос?
Ложь забьешь им в глотку? —
громовым голосом закончил Советчик, а потом что-то треснуло, и он смолк.
До самых легких?
Кто желает первым?! —
Я тоже разошелся и крикнул:
– Так кто хочет получить первым?
– Первый уже получил, – заметил Плутарх. – А щас ты получишь… – Он заехал мне ногой по ребрам.
Я скривился и умолк – вот и вся польза от поэзии.
– Вставай.
Глядя на заряженные самострелы в их руках, я тяжело поднялся.
– Руки за спину. Пшел к двери.
Я бы мог поспорить с ним, я бы мог даже поспорить с двумя – Дрюм пока в счет не шел, – но спорить с самострелами бессмысленно, и потому я подчинился.
– Дрюм, хватит плакать, – раздалось за моей спиной. – Пошли уже.
– А у меня еще и детей-то нет, – всхлипнул Дрюм. – И может быть, таперяча никогда и не будет…
– Будут у тебя детки, детка. В случае чего мы вот с Корчем тебе подсобим. Знаешь, чего его Корчем прозвали? Ежели не знаешь, так он тебе опосля расскажет. – Говоря все это, Плутарх связал мои руки за спиной и подтолкнул.
Мы пересекли коридор и стали спускаться по лестнице.
– Куда ведут? – пискнул Советчик. – Ты дальше не иди!
– На казнь ведут. Как я могу не идти?
– Этот паря таки двинутый. Сам с собой разговоры ведет.
– Насмешка недостойных над достойным…
– Точно.
– Чего ты сказал, Рыжий?
– Это я не тебе, Плутарх.
– Да нет, меня вешать ведут. Что ты мелешь?
А ежели заманят вас к воде
или на выступ страшного утеса,
нависшего над морем, и на нем
во что-нибудь такое превратятся,
что вар лишит рассудка и столкнет
в безумие?..
– Ну что за ерунда, а? И вообще, успокойся. Кризисная ситуация миновала. Теперь мы вновь в ожидании кризиса – самого крупного и самого последнего кризиса в моей жизни.
Мириться лучше со знакомым злом,
чем бегством к незнакомому стремиться.
– В смысле, фактор-икс опять дает о себе знать?
Когда на суд безмолвных, тайных дум
я вызываю голоса былого, —
утраты все приходят мне на ум,
и старой болью я болею снова.
В голове раздалось громкое «Уф-ф!», и Советчик провозгласил не то стихами, не то прозой:
– Клин клином вышибают.
– Это чего?
– Если я вас правильно понял, хозяин, на протяжении последнего времени вы поддерживали в крови определенное количество алкоголя?
– Ну, можно и так сказать.
– То есть, по сути, напившись в первый раз, вы потом не увеличивали этот процент, а лишь удерживали его на том же уровне. Как сейчас ваше состояние?
– Башка трещит, – признал я. – Во рту пересохло. И вообще муторно на душе.
– Правильно, это называется похмельем. Вы знакомы с концепцией похмелья?
– А это еще что такое?
– Чтобы, образно выражаясь, придавить винные пары в голове, чтоб организм, а вместе с ним и дефзонд вновь заработали на полную катушку…
Лестница закончилась, мы подошли к двери, из-за которой доносился приглушенный шум.
– Это, к сожалению, не стопроцентный выход, может и не сработать, но других вариантов я не вижу…
Я не заметил, чтобы кто-то толкнул ее, – мне показалось, дверь распахнулась сама собой. Я шагнул вперед.
– Так что же делать?
– Вам надо немедленно опохмелиться, хозяин.
Жаркий полдень Ссылки обрушился на меня вместе с гулом голосов не одного десятка людей, и сквозь этот гул как сквозь вату донесся голос Советчика:
– Немедленно выпить. Покрепче и побольше!
* * *
Солнце слепило глаза, толпа вокруг колыхалась, гул пуховой периной окутывал замковый двор.
– Выпить? – беззвучно закричал я. – Ты не мог сказать раньше? Где я, по-твоему, возьму сейчас выпивку?!
Наемники, давно переставшие обращать внимание на бессвязные реплики подконвойного, подталкивали меня в спину и переговаривались:
– Шик, да? Я давно обратил на них внимание. Вот это шузы…
– А как делить?
– Может, каждому по штуке?
– Дурачина ты, детка. Математик хренов… Нас же трое! Да и зачем тебе один шуз?
– Ну, э… Не знаю…
– Может, жребий кинем?
Я разинул рот и вновь беззвучно завопил:
– Так где мне достать выпивку? Отвечай!
Казалось, что весь замковый двор качается, как палуба корабля в бурю. Яркие краски, гул и близость смерти действовали одурманивающе.
– Отвечай!
Но это только вихрь
бессвязных слов…
– Никого вокруг? – Безумными взглядом я окинул десятки окружающих меня лиц, будто сливающихся в одно огромное лицо со смазанными чертами…
Будь осторожен. Робость – лучший друг.
Враг есть и там, где никого вокруг.
Я взмолился:
Пощипывает уши страшный холод,
лицо мне ветер режет, как в мороз.
Который час?
– Не сейчас, Советчик! Это еще не кризис – кризис будет впереди. Слышишь меня?
– Не кажется, а так оно и есть! Кризис наступит, если ты сейчас ничего не посоветуешь. Ну же, неужели тебе наплевать, что со мной будет?
Что ж кажется тогда
столь редкостной тебе твоя беда?
Мой взгляд сам собой выделил из толпы одну фигуру, одно лицо…
Ни хриплая прерывистость дыханья,
ни слезы в три ручья, ни худоба,
ни прочие свидетельства страданья
не в силах выразить моей души.
Вот способы казаться, ибо это
лишь действия, и их легко сыграть,
моя же скорбь чуждается прикрас
и их не выставляет напоказ.
Карась стоял, подмигивая мне, правую руку он держал под широкой рубахой…
Мы прошли дальше, и я увидел старину Ватти, громилу из «Ворот Баттрабима», который смотрел на меня искоса, а рука его тоже сжимала что-то скрытое под одеждой… Рядом переступал с ноги на ногу маленький циклоп, рассказавший нам тогда о появлении в трактире Меченого…
И еще кто-то знакомый виднелся в толпе – и еще, и еще…
Когда мы подошли к висельному помосту, гул стал тише. Привалившись плечом к столбу и скрестив на груди руки, нас поджидал старый знакомец Полпинты. Между столбами под свисающей петлей стоял грубо сколоченный табурет.
– Ну, Советчик! – воззвал я, а один из конвоиров произнес:
– Залазь, дорогой…
Я упер колено в помост, и тут три пары рук вцепились в голенище сапога. Попытавшись лягнуть их, я потерял равновесие и опрокинулся вперед, ударившись подбородком о доски. Полпинты секунду осоловело наблюдал за происходящим, а потом бросился в бой. Наемники уже наполовину стянули сапог, но Полпинты налетел на них. Он одновременно пнул ногой в лоб одного наемника, правой рукой залепил оплеуху второму, а левой схватил меня за шиворот и выволок на помост, вопя:
– Мое! Мое по праву!
Не ожидавшие такого наскока конвоиры ворча отступили. Полпинты поднял меня на ноги, зачем-то отряхнул мой воротник и повел к табурету.
– Хо-хо, – пробормотал он. – Вот и встретились, Рыжий. Ты еще тогда показался мне подозрительным, не зря, значит.
Он развернул меня, и я увидел Зеленый замок с его виадуками и покосившимися башнями, полуобвалившимися контрфорсами, кривыми лестницами и развалинами пристроек, и толпу, волнующуюся вокруг замка, и небо над крышами башен, и солнце, пылающее в этом небе.
– Ну вот, – раздалось в моей голове. – Сол омнибус луцет, я бы сказал. В смысле, солнце светит всем. Хотите совет?
– Давай! – рявкнул я.
– Куда нам спешить? – хмыкнул Полпинты. – Сапоги-то и так уже мои. Но, помнится, вчера на тебе были и другие шмотки. Какая-то куртка и штаны тоже неплохие, а? И где они теперь?
– Пошел ты!.. – сказал я. – Ну, Советчик!
– Из какой вы реальности, хозяин?
– Из Бьянки.
– Там практикуются публичные казни при массовом скоплении народа?
– Лады, залазь, – приказал Полпинты.
– Нет!
– Тю, придурок! – удивился Полпинты. – То сам орет «давай», то «нет». Залазь, грю!
– Я просто хотел напомнить вам об идее последнего желания. Знакомы с ней?
– Нет!
– Вот же противоречивый какой. – С этими словами Полпинты стукнул меня кулаком в подбородок.
Советчик пискнул, и я похолодел от мысли, что сейчас он вырубится, но он лишь пробормотал: «Ох, мои синапсы!» Тем временем Полпинты заставил меня влезть на табурет. Со связанными за спиной руками проделать это было довольно сложно, и я зашатался вместе с табуретом. Полпинты икнул и обхватил меня за ноги, стараясь поддержать мое – и, возможно, свое – равновесие. Сквозь гул голосов донесся смех.
– Обычай, распространенный во многих реальностях…
Продолжая придерживать меня одной рукой, Полпинты махнул другой, и позади дробно загрохотали барабаны. Шум голосов стих.
– Казнимому дают возможность высказать одно желание. И это желание выполняют… Как правило.
– Ответственный момент, Рыжий. Теперь расслабься. – Полпинты накинул на мою шею петлю. Барабаны гремели, солнце слепило глаза.
– Любое желание?..
– Что «любое», Рыжий?
– Желание! – засипел я. – У меня есть последнее желание!
– Да неужто? У меня тоже есть куча желаний, и даже совсем не последних. Как раз сейчас я очень желаю выпить и отлить… в любой последовательности. Так что давай быстрее закругляться.
– Это обычай, распространенный во многих реальностях, – поспешно пояснил я. – Выполнение последнего желания казнимого – важная традиция.
– Чтой-то не слыхивал о такой оказии. – Полпинты решительно затянул петлю на моей шее. – Ну что, сделаешь доброе дело последнему человеку, которого, ик, видишь в своей жизни? Расскажи, где твоя одежда?
– Из какой ты реальности? – спросил я.
– Из этой, как ее… ну ты же сам только что говорил… А, из Бьянки!
– Из Бьянки? – Я чуть не упал со стула. – Слушай, и я оттуда!
– Прими мои соболезнования. Если думаешь, что я по этому случаю не стану тебя вешать, то, значит, ты что-то не то думаешь.
– Я не о том, Пинта. Ладно, вешай меня, но я хочу, чтобы выполнили мое последнее желание. Хоть это ты можешь сделать для соплеменника?
– Могу, – охотно согласился он, я поощрительно кивнул, и Полпинты добавил: – Но не хочу. Прощай, Рыжий.
– Стой! – взмолился я, когда он занес ногу, собираясь выбить из-под меня табурет. – А если я скажу, где спрятал одежду?
Полпинты опустил ногу и милостиво согласился:
– Говори…
– Но сначала пусть выполнят мое последнее желание!
– «Последнее-зелание, последнее-зелание…» – просюсюкал наемник раздраженно. – Ты достал меня, Рыжий, со своим последним желанием. Плевал я вообще-то на Бьянку. Я уже лет пятнадцать как здесь. Хотя… – Он задумчиво глянул на меня, икнул и почесал нос. – Соплеменник, говоришь? Одежда, говоришь? С таким прикидом, да еще с этими роскошными шузами я стану первым парнем в замке. Ну, лады… – Полпинты опять махнул рукой, и барабаны смолкли. Толпа тут же зашумела. – Жди здесь, никуда не уходи, – приказал Полпинты и, спрыгнув с помоста, рухнул лицом в землю.
Я уставился на него, хлопая глазами. Он полежал, встал и зигзагами порысил к замку.
В первый момент я не понял, куда это он, а затем поднял глаза и увидел, что на широком балконе нижнего этажа виднеются две фигуры, одна в темном, другая в светлом.
Я прищурился.
Свен Гленсус и Лата Пат-Рай, он – в черном костюме, она – в длинном белом платье. Полпинты остановился под балконом, задрал голову и стал говорить что-то. Свен Гленсус наклонился через перила, слушая.
Пот стекал по лбу, бровям и щекам, капал с кончика носа. Веревка терла шею, связанные руки ныли. Советчик молчал.
Полпинты наконец закруглился, получил какие-то указания и зигзагами устремился обратно.
– Уф-ф, – выдохнул он, влезая на помост. – Его Боссовство интересуются, а что если ты пожелаешь, чтобы тебя отпустили?
– Не пожелаю, – заверил я. – Мне всего-навсего хочется…
Полпинты икнул, кивнул, повернулся, рухнул с помоста, вскочил, добежал до балкона и вернулся через пару минут, чтобы поведать:
– Его Боссовство интересуются, а что если ты пожелаешь что-нибудь такое, что сильно оттянет казнь? К примеру, захочешь, чтоб тебе предоставили право первой ночи? Я, говорит, и в принципе на это согласиться не могу, и жениться хочу побыстрее, и кидарцы на подходе, и времени совсем не осталось. И вообще, чего ты хочешь?
– Я просто хочу выпить!
– Это твое желание я могу понять, – заметил Полпинты и вновь убежал.
Гул толпы накатывал волнами, барабанщики позади вяло переругивались.
Полпинты появился вновь с деревянной воронкой в руке.
– Его Боссовство интересуются: и это все?
Я возвел глаза к небу и гаркнул:
– Все, Зарустра тебя раздери! Просто дай мне выпить!
– Вообще-то, Его Боссовство не хотел ничего и слышать о каких-то там желаниях, но невеста обругала его нехорошими словами, которые мой язык не поворачивается повторить. Ну, он и согласился. А невеста, как услышала, чего ты хочешь, сказала, что ничего другого от тебя и не ожидала. Я говорит, думала, он захочет попрощаться, ну там, поцеловать меня в какую-нибудь особенно запомнившуюся ему часть моего лица, может, сделать даже какое-нибудь трогательное прощальное заявление, а он… – Полпинты развернулся, поднес ко рту узкий конец воронки и заорал на весь двор: – Волей… ик! Волей Его Боссовства Свена Гленсуса приговоренному к казни Уишу Салонику дается право последнего желания! Приговоренный пожелал выпи… ик!… ить! Сие и будет исполнено!
Сквозь шум голосов донесся смех. Полпинты спросил:
– Будешь закусывать?
– Употребление пищи ослабит действие алкоголя, – поведал Советчик, будто я и без него этого не знал.
– Не буду, – отрезал я.
– Смотри, Рыжий, дело вкуса. Я, к примеру, предпочитаю добрый закусон. Ну ладно, дам тебе из своих запасов. – Он вышел из поля моего зрения и принялся чем-то звякать позади виселицы.
Спустя какое-то время один из барабанщиков спросил:
– Эй, Пинта, сколько можно тянуть? Вешай его, и вся недолга.
– Прикрой хлебальник, – вежливо ответствовал Полпинты. – Не видишь, парень хочет употребить перед неминуемой кончиной.
– Пинта, обменяешь сапоги? – поинтересовался другой барабанщик. – Все равно ж пропьешь. Хали Гал из Хоксуса мой племяш, так я дам тебе за них бочонок пивной браги. Будешь в нем купаться…
– Не достанутся вам эти сапоги, мужики, – заявил Полпинты, возникая передо мной с большим глиняным кувшином в руках. – Этот рыжий молодец возлюбил меня и оставляет мне их в наследство. Ну, за Бьянку, Рыжий! – Он кивнул и сделал большой глоток. – Гм, а как же ты будешь пить?
– Это что? – с опаской спросил я.
– Пойло. Самодельная водка – самогоном зовется. Сам гоню, сам пью. Крепости необычайной первач. Детка-Дрюм как-то у меня глотнуть выпросил, а как глотнул, так переполнился чувствами, что упал и час встать не мог. Ладно, придумал. – Он поставил кувшин, извлек из кармана веревку, обошел вокруг виселицы и обхватил меня за торс. – Я тебя свяжу так, чтоб локти были прижаты к бокам, а кисти, наоборот, развяжу. Правую руку будешь держать за спиной, а в левую возьмешь кувшин и приложишься. Как закончишь прикладываться, я твои руки опять свяжу. У меня тут есть ножик, маленький такой, с локоть, так ежели станешь дергаться, буду тебя колоть в разнообразные места, пока всего не исколю. Понял, соплеменник?