Новик Наоми. Дракон Его Величества

   – Мистер Грэнби, – сказал Лоуренс, вернувшись к своей обычной позиции, – нужно очистить спину. Переведите всех вниз, кроме сигнальщика и передового наблюдателя.
   – Есть, сэр! – ответил Грэнби и тут же начал распоряжаться.
   Лоуренс следил за ним со смешанным чувством удовлетворенности и раздражения. Лейтенант впервые за неделю утратил свой надутый, обиженный вид, и результаты не заставили себя ждать. Все команды выполнялись быстрее прежнего. Мелкие недостатки сбруи и размещения на ней экипажа, которых капитан по своей неопытности не замечал, исправлялись на глазах. Атмосфера на борту разрядилась. Грэнби, как и положено хорошему первому лейтенанту, знал множество способов облегчить жизнь экипажа, и это заставляло лишь пожалеть об отношениях, которые сложились у него с Лоуренсом.
   Как только они очистили верх, Волатилус развернулся и полетел к ним. Джеймс, сложив руки у рта, прокричал Лоуренсу:
   – Я засек их. Два румба к северу, на двадцать градусов ниже. Спускайтесь, чтобы оказаться под ними, потому что подняться он вряд ли сможет. – Для верности Джеймс показал все цифры на пальцах.
   – Понял вас, – ответил Лоуренс в рупор и велел сигнальщику передать то же самое флажками. Отчаянный сильно вырос, и расстояние, на которое мог к нему приблизиться Волли, не гарантировало полной слышимости.
   Отчаянный тут же пошел на снижение, и скоро пятнышко, замеченное Лоуренсом на горизонте, преобразилось в отряд драконов. Узнать, кто из них Викториатус, не представляло труда: он был в полтора раза больше двух желтых жнецов, удерживавших его на лету. Экипаж уже перевязал раны, нанесенные вражескими драконами, но сквозь бинты проступала кровь. Челюсти и необычайно длинные когти парнасийца тоже были обагрены кровью. Более мелкие драконы кучно шли под ним в нижнем эшелоне, а на самом раненом оставались только капитан и еще с полдюжины человек.
   – Просигнальте, чтобы оба сопровождающих приготовились отойти, – сказал Лоуренс. Юный прапорщик замахал флажками, встречные подтвердили прием. Отчаянный к этому времени уже зашел заднему жнецу в хвост и летел чуть ниже его. – Готов, Отчаянный? – спросил Лоуренс.
   Маневр, который они не раз отрабатывали на тренировках, сулил немалые сложности: пострадавший дракон едва шевелил крыльями, глаза у него закатились от изнеможения, оба носильщика тоже явно выбивались из сил. Если жнецы и Отчаянный не проделают все предельно быстро и четко, Викториатус сорвется, и остановить его падение будет невозможно.
   – Да. – Отчаянный повернул к нему голову. – Надо торопиться, у них очень усталый вид. – Собранный, напряженный, он вошел в ритм жнецов. Ждать больше не было смысла.
   – Сигнальте перемену позиций по знаку головного дракона.
   Флажки замахали, подтверждение поступило. Красные вымпелы, выброшенные с обоих боков передового жнеца, сменились зелеными.
   Задний дракон ушел вниз и вбок, Отчаянный тут же заступил его место, но головной немного замешкался, и Викториатус накренился вперед.
   – Пикируй, чертова тварь, пикируй! – что есть мочи заорал Лоуренс. Еще немного, и Отчаянный уткнулся бы головой в хвост жнеца.
   Жнец, отказавшись от пилотажа, попросту сложил крылья и камнем упал вниз.
   – Приподними его немного, Отчаянный, и продвинься вперед! – закричал Лоуренс, нагнувшись пониже. Круп Викториатуса лег Отчаянному на плечи вместо спины, брюхо нависло в каких-то трех футах над головой капитана.
   Отчаянный кивнул, показывая, что понял, и стал под углом забирать вверх. Потом резко сложил крылья, провалился вниз и снова их развернул. Сделав рывок вперед, он занял правильную позицию и снова принял на себя обмякшего Викториатуса.
   Лоуренс испытал облегчение, но Отчаянный вдруг вскрикнул от боли. Капитан обернулся и пришел в ужас. Викториатус в помрачении рвал Отчаянного когтями и успел исполосовать ему бок. Другой капитан глухо закричал что-то сверху, парнасиец остановился, но непоправимое уже совершилось. Из ран лилась кровь, изодранная сбруя хлопала на ветру.
   Они стали быстро терять высоту. Лоуренс, возясь с карабинами, прокричал сигнальщику, чтобы тот оповестил нижних. Мальчик съехал до середины шейной шлеи, вовсю махая красно-белым флажком, и Лоуренс благодарно отметил, что Грэнби с двумя людьми уже лезет перевязывать раны – он был к ним ближе, чем капитан. С трудом владея голосом, Лоуренс стал гладить и успокаивать Отчаянного. Тот, не тратя сил на ответ, отважно работал крыльями, но голова у него клонилась все ниже.
   – Неглубоко! – крикнул сбоку Грэнби.
   Лоуренс перевел дух и снова стал мыслить здраво. Сбруя скользила назад. Плечевая лямка, не говоря уж о более мелких, была рассечена почти полностью и держалась только на вшитой проволоке. Но когда кожа лопнет окончательно, проволока тоже не выдержит. Слишком велик вес людей и снаряжения, переместившийся сейчас вниз.
   – Всем снять портупею и передать мне, – скомандовал сигнальщику и наблюдателям Лоуренс: кроме него, наверху оставалось только трое этих мальчишек. – Просуньте руки-ноги под опорный ремень и держитесь как следует.
   Авиаторская портупея, надежно прошитая, промасленная, со стальными карабинами, по прочности почти не уступала драконьей. Повесив все три штуки на руку, Лоуренс полез по спинной шлее в широкую часть плеча. Грэнби и два мичмана, все еще обрабатывавшие борозды от когтей, удивленно вскинули на него глаза. Они не видят, что ремень еле держится, понял он – передняя лапа заслоняет его от них. Звать их на помощь в любом случае было некогда: кожа грозила вот-вот порваться.
   Если бы он пристегнулся к одному из колец на пострадавшем ремне, это произошло бы немедленно. Сопротивляясь напору ревущего ветра, Лоуренс сцепил две портупеи за карабины и обмотал вокруг спинной лямки.
   – Постарайся лететь как можно ровнее, Отчаянный! – крикнул он. Потом ухватился за концы портупей, отстегнул собственные защелки и осторожно сел на плечо.
   Грэнби что-то кричал ему, но ветер относил слова. Лоуренс старался смотреть только на сбрую. Внизу проплывала земля – только что зазеленевшая по весне, странно мирная, пасторальная. Они летели так низко, что он различал на зелени белые точки овец. Слегка дрожащей рукой Лоуренс прикрепил один карабин третьей запасной портупеи к кольцу чуть повыше разрыва, второй – к кольцу чуть пониже и стал тянуть. Руки до самых плеч болели и тряслись, точно в лихорадке. Дюйм за дюймом он стягивал портупею, пока промежуток между двумя карабинами не сравнялся с разрывом на лямке. На портупею перешла солидная доля нагрузки, и кожа больше не расползалась.
   Лоуренс поднял голову. Грэнби медленно взбирался к нему, цепляясь за кольца. Немедленная опасность миновала, и Лоуренс не стал его прогонять, а только попросил вызвать наверх портупейщика, мистера Феллоуза. При виде порванного ремня у Грэнби округлились глаза.
   Когда Грэнби перегнулся вниз, чтобы вызвать помощь, в лицо Лоуренсу ударило солнце: Викториатус наверху бился, подергивая крыльями, тяжело повода грудью. Отчаянный дал крен, и влажные ладони Лоуренса стали соскальзывать с ремней, за которые он цеплялся. Зеленый мир кружился внизу.
   – Лоуренс, держись! – крикнул Отчаянный, повернув голову. Игра его мускулов и суставов говорила о готовности поймать капитана в воздухе.
   – Не дай ему упасть! – в ужасе прокричал Лоуренс: ловя его, Отчаянный непременно сбросит Викториатуса, и тот разобьется насмерть. – Даже и не думай, Отчаянный!
   – Лоуренс! – В ответ на призыв капитана дракон яростно замотал головой, когти у него сгибались и разгибались.
   Поняв, что Отчаянный не послушается, Лоуренс из последних сил вцепился в ускользающие ремни. Падение грозило смертью не только ему, но раненому дракону и всему экипажу.
   Грэнби, внезапно схватившись двумя руками за портупею Лоуренса, крикнул:
   – Пристегнитесь ко мне!
   Лоуренс, сразу поняв, о чем он, одной рукой защелкнул свои карабины на кольцах его портупеи и взялся за его нагрудные лямки. Затем сильные руки мичманов подхватили обоих, втащили обратно на спину и держали Лоуренса, пока он перестегивал карабины.
   Еще не отдышавшись, он схватил рупор и крикнул:
   – Все хорошо! – Его голос звучал еле слышно. Лоуренс сделал глубокий вдох и попробовал еще раз, погромче: – Все в порядке, Отчаянный, лети, лети!
   Тугие бугры мускулов внизу расслабились, и Отчаянный немного наверстал высоту. Все это заняло каких-нибудь пятнадцать минут, но Лоуренса трясло, как после трехдневного шторма на палубе, и сердце бешено колотилось.
   Грэнби и мичманы чувствовали себя едва ли лучше.
   – Превосходно, джентльмены, – сказал Лоуренс, когда голос снова стал повиноваться ему. – Дадим мистеру Феллоузу место, чтобы он мог работать. Мистер Грэнби, пошлите, пожалуйста, кого-нибудь к капитану Викториатуса узнать, не можем ли мы чем-то помочь. Мы примем любые меры, лишь бы у раненого больше не было таких приступов.
   Они выкатили на него глаза, но Грэнби оправился первым и отдал нужный приказ. Пока Лоуренс с большой осторожностью перелезал на свое капитанское место у основания шеи, мичманы обматывали бинтами когти Викториатуса, чтобы тот снова не поранил Отчаянного, а вдали показался спешащий на помощь Максимус.
   Последующий полет прошел, в общем, без происшествий, если не считать происшествием саму воздушную транспортировку дракона в полубессознательном состоянии. Как только спасатели приземлились во дворе запасника, к Викториатусу и Отчаянному тут же сбежались хирурги. Порезы Отчаянного, к великому облегчению Лоуренса, действительно оказались совсем неглубокими. Их забинтовали и предоставили империалу недельный отпуск, чтобы он отсыпался и ел сколько хочет.
   Передышка, пусть даже полученная не самым приятным способом, пришлась очень кстати. Лоуренс тут же вывел Отчаянного на широкий луг у запасника, не желая еще раз поднимать его в воздух. Луг, расположенный под горой, но сравнительно ровный, был покрыт мягкой зеленой травой и обращен к югу, так что солнце освещало его почти целый день. Дракон со своим капитаном улеглись на траву и проспали чуть ли не сутки, пока их не разбудил голод.
   – Мне гораздо лучше. Уверен, что смогу поохотиться без затруднений, – сказал Отчаянный, но Лоуренс не хотел и слышать об этом. Он поднял на ноги наземную команду, и для Отчаянного забили маленькое стадо скота. Дракон съел все подчистую и снова заснул.
   Лоуренс довольно робко попросил Холлина принести что-нибудь и ему. О личных для себя одолжениях Лоуренс просить не любил, но и Отчаянного не хотел оставлять. Холлин ничуть не обиделся и вскоре вернулся на луг вместе с Грэнби, Риггсом и парой других лейтенантов.
   – Пойдите поешьте горячего, примите ванну и поспите в своей постели, – предложил Грэнби, махнув остальным, чтобы держались подальше. – Вы весь в крови, а погода пока еще не такая теплая, чтобы спать под открытым небом без вреда для себя. Мы будем дежурить при нем по очереди и пошлем за вами, как только он проснется или вообще что-нибудь переменится.
   Лоуренс, растерянно моргнув, обвел себя взглядом. Раньше он не замечал, что его одежда обрызгана драконьей, почти черной кровью. Проведя рукой по небритому лицу, он понял, каким страшным должен казаться. Отчаянный спал крепко, тихо рокоча, и бока его мерно вздымались.
   – Думаю, вы правы, – сказал капитан. – Так я и сделаю. Примите мою благодарность.
   Грэнби кивнул, и Лоуренс, взглянув напоследок на спящего дракона, зашагал в замок. Осознав, какой он грязный и потный, он сразу почувствовал себя неуютно: роскошь ежедневных купаний его разбаловала. К себе он зашел только переодеться и прямиком направился в бани.
   Время было послеобеденное, когда многие офицеры сходились помыться. Лоуренс, окунувшись в бассейне, обнаружил, что парильня набита битком – но как только он вошел, ему тут же освободили место. Он едва успел отвечать на приветственные кивки. Отуманенный усталостью, Лоуренс растянулся на теплой скамейке, закрыл глаза и только тогда сообразил, что ему оказали не совсем обычный прием. Это так удивило его, что он чуть было не вскочил снова.
   – Отличный полет, капитан, отличный, – сказал ему Селеритас вечером, когда Лоуренс запоздало явился с докладом. – Нет, не извиняйтесь за опоздание. Лейтенант Грэнби уже вкратце отчитался за вас, и капитан Беркли сделал подробный рапорт. Нам по душе, когда капитан больше беспокоится о своем драконе, чем о бюрократических формальностях. Надеюсь, Отчаянный поправляется?
   – Да, сэр, благодарю вас. Хирурги заверили меня, что тревожиться не о чем, а сам он говорит, что ему уже лучше. Будут ли у вас какие-то задания для меня, пока он выздоравливает?
   – Занимайте его – ни на что другое времени у вас все равно не останется. – Селеритас фыркнул, выражая этим веселье. – Но одно поручение у меня все-таки есть. Сразу после выздоровления Отчаянного он и Максимус вступят в отряд Лили. На войне дела плохи и меняются только к худшему. Флот Вильнёва вышел из Тулона под прикрытием авиации, и неизвестно, где он теперь. При таких обстоятельствах, да еще когда у нас пропадает неделя, ждать больше нельзя. Хочу выслушать ваши пожелания относительно воздушной команды. Вспомните всех, кто летал с вами последнее время, и завтра мы с вами обсудим каждого.
   Обратно на луг Лоуренс вышел в глубоком раздумье. Он выпросил у механиков палатку, захватил одеяло и полагал, что отлично выспится у Отчаянного под боком – проводить всю ночь вдали от него ему не хотелось. Дракон по-прежнему мирно спал, и жара вокруг его ран не чувствовалось.
   – На два слова, мистер Грэнби, – сказал Лоуренс, успокоившись на сей счет. – Селеритас просил меня назвать ему моих офицеров. – Под его пристальным взглядом лейтенант покраснел и отвел глаза. – Не хочу вынуждать вас отказываться от назначения. Не знаю, как в Корпусе, но на флоте такой поступок может сильно испортить человеку карьеру. Если у вас имеются какие-то возражения, скажите сразу, и мы закроем этот вопрос.
   – Сэр, – начал Грэнби и тут же осекся. Слишком часто он употреблял это слово с тайной издевкой. – Капитан, я прекрасно сознаю, что не заслужил такого внимания. Могу лишь сказать, что если вы готовы отнестись снисходительно к моему прежнему поведению, я с огромной радостью буду служить у вас на борту. – Речь Грэнби звучала немного заученно, как будто он уже не раз ее репетировал.
   Лоуренс кивнул. Только в интересах Отчаянного он пошел на такой разговор с человеком, неуважительно к нему относившимся, – хотя в недавней переделке тот вел себя как герой. Но Грэнби так выделялся среди других кандидатов, что Лоуренс взял на себя этот риск. Ответ лейтенанта, достаточно честный и почтительный, хотя и весьма неуклюже изложенный, его удовлетворил, и он сказал:
   – Хорошо.
   Они уже шли назад к остальным, когда Грэнби вдруг прорвало.
   – А, черт! Может, я недостаточно ловко выражаюсь, но не могу этого так оставить. Прошу меня извинить, вот что. Я сожалею, что вел себя как ничтожество.
   Приятно удивленный Лоуренс не остался, разумеется, глух к тому, что высказывалось с такой искренностью, и ответил не с меньшим чувством:
   – С радостью принимаю ваши извинения. Могу вас заверить, что с моей стороны все забыто, и надеюсь, что отныне мы станем лучшими товарищами, чем были.
   Они обменялись рукопожатием. Грэнби сиял и с большой охотой отвечал Лоуренсу, когда тот осторожно попросил его дать характеристики другим офицерам.

Глава восьмая

   Еще до того, как сняли бинты, Отчаянный начал приставать к Лоуренсу с купаньем. К концу недели раны зарубцевались, и хирурги нехотя дали свое согласие. Собрав кадетов, которых уже мысленно называл своими, Лоуренс вышел к Отчаянному во двор и увидел, что тот разговаривает с длиннокрылкой, командиром их будущего отряда.
   – А тебе не больно, когда ты плюешься? – спрашивал Отчаянный, разглядывая костяные наросты в углах ее пасти, откуда, видимо, и разбрызгивалась кислота.
   – Нет, я совсем ничего не чувствую, – сказала Лили, – и на меня не попадает ни капли. Струя образуется, только когда я наклоняю голову, но в строю вы все, конечно, должны соблюдать осторожность.
   Сквозь коричневый тон ее сложенных крыльев просвечивало синее и оранжевое, по краям выделялась черная с белым кайма. Глаза у нее, с такими же узкими зрачками, как у Отчаянного, были оранжево-желтые. Эти глаза – и наросты-разбрызгиватели – придавали ей угрожающий вид, но наземной команде, чистившей на ней сбрую, Лили подчинялась с бесконечным терпением и стояла не шевелясь. Капитан Харкорт прохаживалась вокруг, следя за работой.
   Лили взглянула на подошедшего Лоуренса – не злобно, как могло показаться из-за ее желтых глаз, а с простым любопытством.
   – Ты капитан Отчаянного? Кэтрин, давай полетим с ними на озеро! Сама я вряд ли полезу в воду, но хочу посмотреть.
   – На озеро? – Капитан Харкорт оторвалась от своей инспекции и с неприкрытым изумлением перевела взгляд на Лоуренса.
   – Да, мы с Отчаянным собрались искупаться, – ответил он. – Мистер Холлин, наденьте, пожалуйста, легкую сбрую и попробуйте сделать так, чтобы лямки не касались порезов.
   Холлин чистил сбрую Левитаса, который только что вернулся с кормежки.
   – Ты тоже с ними? – спросил он маленького дракона. – Может, тогда сбрую вовсе не надевать, сэр?
   – Буду очень рад, – сказал Левитас, с надеждой глядя на Лоуренса.
   – Спасибо, Левитас, – ответил тот. – Это уладит все наилучшим образом. Джентльмены, вас снова понесет Левитас, – сказал он, обращаясь к кадетам. Он давно уже решил не добавлять «леди» в адрес Роланд и относился к ней так же, как с остальным. – Возьмешь меня, Отчаянный, или мне ехать с ними?
   – Конечно, возьму.
   – Вы больше ничем не заняты, мистер Холлин? Ваша помощь была бы желательна, а Левитас, конечно, поднимет и вас, если я сяду на Отчаянного.
   – Я бы с радостью, сэр, да только портупеи у меня нет. Я еще ни разу не сидел на драконе – не считая, конечно, работ, которые мы делаем на земле. Могу, пожалуй, состряпать что-то из запасных, если вы мне дадите минутку.
   Земля содрогнулась – это Максимус опустился на двор.
   – Ну что, готов? – спросил он Отчаянного. На спине у него сидел Беркли с парой мичманов.
   – Он так долго ныл, что я сдался, – сказал Беркли в ответ на веселый взгляд Лоуренса. – Но, между нами, дурацкая это выдумка – драконов купать. – Его словам противоречили нежные тумаки, которыми он награждал Максимуса.
   – Мы тоже летим, – объявила Лили, тихо посовещавшись со своим капитаном. Отчаянный лапой поднял с земли Лоуренса, который, несмотря на когти, совсем не боялся. В драконьей горсти, за оградой пальцев, сиделось удобно и безопасно, как в клетке.
   На глубине плавал один только Отчаянный. Максимус стоял там, где помельче, а Лили смотрела на них с берега, пробуя воду носом. Левитас по привычке ринулся в озеро с разбега, закрыв глаза, и долго брызгался, а потом поплыл по-собачьи.
   – Нам тоже заходить? – с некоторой тревогой спросил один из мичманов Беркли.
   – Даже и не думайте, – сказал Лоуренс. – Это озеро питают горные снега, мы в нем мгновенно бы посинели. А вот им намокнуть не повредит – потом их гораздо легче будет отмыть от крови и грязи.
   – Гм, – сказала на это Лили и с большой осторожностью зашла в воду.
   – Ты уверена, что она не слишком холодная для тебя, дорогая? – спросила с берега Харкорт. – Я никогда не слышала, чтобы драконы простужались – надеюсь, этого не случится? – обратилась она к Лоуренсу и Беркли.
   – Нет, холод только бодрит их, если погода, конечно, не слишком морозная, – ответил Беркли и заревел: – Максимус, трусишка, заходи поглубже, коли уж вызвался! Я не собираюсь весь день тут торчать.
   – Я не боюсь, – с негодованием заявил Максимус и рванулся в озеро. Волна, пошедшая от него, накрыла Левитаса и Отчаянного. Левитас вынырнул, отплевываясь. Отчаянный окатил самого Максимуса, и у них завязалась битва, придавшая озеру вид Атлантики в шторм.
   Левитас вспорхнул, полив всех авиаторов холодной водицей.
   – Обожаю плавание, – говорил он, пока Холлин и кадеты вытирали его. – Спасибо, что опять меня взяли.
   – Ты можешь летать с нами каждый раз, если хочешь, – сказал ему Лоуренс, покосившись на Беркли и Харкорт – но те явно не имели ничего против и не считали, что он вмешивается не в свое дело.
   Лили зашла почти по шею, держась в сторонке от бурно плещущихся юнцов, и принялась мыть головой собственный бок. Потом степенно вышла на берег и стала показывать Харкорт и кадетам, где ее потереть, рокоча при этом от удовольствия.
   Максимус с Отчаянным, наигравшись вволю, тоже вылезли. Помывка и вытирание Максимуса заставили хорошо потрудиться Беркли и двух взрослых мичманов. Кадеты скребли спину Отчаянного, а Лоуренс его умывал и улыбался, слушая, как Беркли жалуется на габариты регала.
   Ради того, чтобы полюбоваться всей этой картиной, Лоуренс отступил немного назад. Отчаянный говорил с другими драконами совершенно свободно, гордо подняв голову, без следа прежней неуверенности. Сам Лоуренс в былые дни вряд ли выбрал бы для себя столь странное общество, но сейчас ему было тепло и славно в этой товарищеской среде. Он доказал, что чего-то стоит, и помог доказать то же и Отчаянному. Теперь – с глубоким удовлетворением сознавал Лоуренс – они оба заняли свое настоящее место.
   Все шло хорошо, пока они не вернулись в запасник. Во дворе стоял Ренкин, одетый в вечерний костюм, и с явным раздражением похлопывал себя по ноге портупеей. Левитас, увидев его, дал «козла» при посадке.
   – С чего это тебе вздумалось улетать? – осведомился Ренкин, не дожидаясь, когда Холлин и кадеты сойдут. – Ты должен всегда быть здесь, не считая кормежек, понятно? А вы – кто вам разрешил на нем ездить?
   – Левитас любезно согласился подвезти их, чтобы сделать одолжение мне, капитан Ренкин, – вмешался ссаженный из горсти Лоуренс. – Мы летали недалеко, только на озеро, и сигнал тотчас вернул бы нас в замок.
   – Я не желаю разыскивать сигнальщиков, чтобы вернуть своего дракона на место, капитан Лоуренс. Буду очень вам обязан, если вы ограничитесь вашим зверем, а моего предоставите мне, – очень холодно возразил Ренкин. – Теперь ты, конечно, весь мокрый?
   – Нет-нет, я почти уже высох, я совсем недолго пробыл в воде. – Левитас съежился и казался еще меньше.
   – Будем надеяться. Ну, нагибайся, чего ты ждешь? А вы впредь держитесь от него подальше, – сказал Ренкин кадетам и взобрался на Левитаса, едва не спихнув Холлина.
   Лоуренс посмотрел, как они улетают. Беркли и Харкорт молчали, драконы тоже. Миг спустя Лили сердито плюнула. Капли кислоты зашипели, оставив на камне глубокие ямки.
   – Лили! – почти с облегчением воскликнула капитан Харкорт, радуясь предлогу нарушить затянувшееся молчание. – Принесите, пожалуйста, масла, Пек, – велела она своему механику и обильно залила кислотные испарения. – Ну вот. Теперь посыпьте песком, и завтра это можно будет смыть без опаски.
   Лоуренс, не совсем доверявший своему голосу, тоже порадовался этой маленькой интермедии. Отчаянный ласково тыкался в него носом, кадеты смотрели испуганно.
   – Не надо мне было вылезать с таким предложением, сэр, – сказал Холлин. – Прошу прощения у вас и у капитана Ренкина.
   – Ничего подобного, мистер Холлин. – Это прозвучало слишком сурово, и Лоуренс поправил дело, добавив: – Вы ровно ни в чем не виноваты.
   – Не понимаю, почему мы должны держаться подальше от Левитаса, – тихо заметила Роланд.
   Лоуренс ответил ей без запинки – это сидело в нем не менее глубоко, чем бессильный гнев против Ренкина.
   – Потому что вышестоящий офицер дал вам такой приказ, мисс Роланд. Если для вас этого недостаточно, то вы неверно выбрали свой жизненный путь. Я не желаю больше слышать от вас таких замечаний. Отнесите, пожалуйста, протирочный материал в прачечную. Прошу извинить меня, джентльмены, – обернулся он к остальным, – я хочу пройтись перед ужином.
   Отчаянный, слишком большой, чтобы потихоньку красться за ним, попросту улетел вперед и подождал Лоуренса на первой лужайке по пути его следования. Лоуренс думал, что ему хочется побыть одному, но, оказавшись в кольце дракона, он с радостью приник к теплому боку, где гудел барабан сердца и мерно шелестело дыхание. Гнев прошел, но Лоуренс чувствовал себя несчастным оттого, что не мог вызвать Ренкина на дуэль.
   – Не знаю, почему Левитас это терпит, – сказал Отчаянный. – Он хоть и маленький, но Ренкин намного меньше.
   – А почему терпишь ты, когда я прошу тебя надеть сбрую или выполнить какой-то опасный маневр? Это его долг, он так привык. С самого выхода из яйца его приучали к повиновению и всегда обращались с ним так, как теперь. Ему, вероятно, даже в голову не приходит, что можно и по-другому.
   – Но он же видит тебя и других капитанов. Ни с кем из нас так плохо не обращаются. – Отчаянный задумчиво вонзил в землю когти. – Я слушаюсь тебя не по привычке и не потому, что не умею думать самостоятельно, а потому, что ты достоин моего послушания. Ты всегда ко мне добр и не стал бы просить о чем-то опасном и неприятном просто так, без причины.
   – Без причины, конечно, нет, но служба у нас с тобой трудная и порой обрекает нас на суровые испытания. – Лоуренс помедлил и мягко добавил: – Я давно собирался поговорить с тобой вот о чем. Обещай мне больше не ставить мою жизнь выше жизни других. Ты ведь понимаешь, что Викториатус для Корпуса неизмеримо важнее, чем я, и о его экипаже тоже не мешало бы вспомнить. Нельзя было рисковать ими, чтобы спасти меня.