Страница:
Отчаянный охватил его еще более тесным кольцом.
– Нет, Лоуренс, этого я обещать не могу. Извини, но я не хочу тебе лгать. Я просто не мог допустить, чтобы ты упал. Ты, возможно, ценишь их жизни выше своей, а я нет. Для меня ты дороже всех. Тут я тебя слушать не стану. Ты говоришь «долг», но для меня это понятие не очень-то много значит – особенно теперь, когда я начал кое-что понимать.
Лоуренс не знал, что на это ответить. Его трогало, что Отчаянный так дорожит им, но своевольное отношение дракона к приказам вселяло тревогу. При всем доверии к его здравому смыслу Лоуренс в который раз чувствовал, что недостаточно старательно учил его дисциплине и долгу.
– Жаль, что я не могу объяснить тебе это как следует, – сказал он уныло. – Может быть, мне удастся подобрать для тебя нужные книги.
– Попробуй. – Отчаянный впервые выразил сомнение относительно книжной премудрости. – Только вряд ли что-то заставит меня думать иначе. Я, конечно, постараюсь, чтобы таких случаев больше не было. Я очень боялся, что не сумею тебя поймать.
– В этом я с тобой согласен, – от души улыбнулся Лоуренс, – и тоже приложу все старания, чтобы подобное больше не повторилось.
Утром, когда он еще спал в палатке подле Отчаянного, к нему прибежала Роланд.
– Вас зовет Селеритас, сэр. – Лоуренс повязал галстук, облачился в мундир, и они вместе отправились в замок. Отчаянный сонно пробурчал что-то вслед, приоткрыв один глаз. – Вы все еще сердитесь на меня, капитан? – отважилась спросить Роланд.
– Что? – Он не сразу сообразил, о чем она, но потом вспомнил. – Нет, Роланд, не сержусь. Надеюсь, вы уже поняли, что говорить такие вещи не подобает.
– Да. – Тень сомнения в ее голосе Лоуренс предпочел не заметить. – Я не разговаривала с Левитасом, но не могла не заметить, что он неважно выглядит после вчерашнего.
Идя через двор, Лоуренс тоже бросил взгляд на винчестера. Тот забился в угол, как можно дальше от прочих драконов. Несмотря на ранний час, он не спал, а просто лежал, и тупо уставившись в землю. Лоуренс отвернулся – с этим он ничего поделать не мог.
– Беги, Роланд, ты свободна, – сказал Селеритас. – Извините, что поднял вас в такую рань, капитан. Для начала вопрос: готов ли Отчаянный, по вашему мнению, возобновить тренировки?
– Думаю, да, сэр. Он поправляется очень быстро и вчера без труда слетал на озеро и обратно.
– Хорошо. – Селеритас помолчал и, вздохнув, добавил: – Я вынужден сказать вам, чтобы вы больше не занимались Левитасом.
Горячая краска бросилась в лицо Лоуренсу. Стало быть, Ренкин нажаловался. Лоуренс признавал, что получил по заслугам. Разве он сам стерпел бы, вздумай кто-то учить его командовать кораблем или заботиться об Отчаянном? Оправдать такое поведение было невозможно, и его гнев быстро сменился стыдом.
– Прошу прощения, сэр, что поставил вас перед необходимостью такого приказа. Могу вас заверить, что больше это не повторится.
Селеритас фыркнул, давая понять, что выговор был сделан скорей для проформы.
– Не надо мне ваших заверений – если б я хоть на миг поверил в их искренность, вы бы упали в моих глазах. В том, что происходит, я виноват не меньше других. Когда мое терпение с ним иссякло, наше командование перевело его в курьеры и посадило на винчестера, а я промолчал из уважения к его деду, хотя и не должен был.
У Лоуренса на душе просветлело, и ему сделалось любопытно, чем таким истощил Ренкин терпение Селеритаса. Ведь не могло же командование сделать подобного субъекта опекуном такого дракона, как тренер-наставник?
– Видимо, вы хорошо знали его деда? – не удержался Лоуренс.
– Мой первый опекун. Сын его тоже служил со мной. – Селеритас отвернулся, понурил голову и добавил: – Я питал надежды и относительно мальчика, но он, по настоянию его матери, воспитывался не здесь, и семья внушила ему странные понятия. Ему не следовало становиться авиатором, тем более капитаном. Но он капитан и останется им, пока Левитас ему подчиняется. Я не могу позволить, чтобы вы в это вмешивались. Вообразите только, что будет, если все офицеры начнут фамильярничать с чужими драконами. Лейтенанты, жаждущие стать капитанами, рады соблазнить и увести любого, кто не слишком счастлив с опекуном. При малейшем попустительстве у нас воцарился бы хаос.
– Я прекрасно все понимаю, сэр, – склонил голову Лоуренс.
– В любом случае вам придется заняться более неотложным делом, так как с этого дня мы начнем вводить вас в отряд Лили. Отправляйтесь за Отчаянным, а я тем временем соберу остальных.
Обратно Лоуренс шел в задумчивости. Он уже знал, конечно, что дракон крупной породы часто переживает опекуна, если, конечно, оба не погибнут на войне, но никогда не думал о том, как поступает Корпус с осиротевшим драконом. Интересы Британии, разумеется, требовали оставить его на службе с новым опекуном, и Лоуренс полагал, что в данном случае они совпадают с интересами самого дракона. Регулярные занятия помешают ему горевать так, как до сих пор, очевидно, горюет Селеритас.
Вид спящего на лугу Отчаянного взволновал его. У них, конечно, еще много лет впереди, и очень возможно, что превратности войны решат эту задачу за них, но ответственность за будущее счастье Отчаянного лежала на нем тяжелее, чем лежит на ином забота о поместье и титуле. Придется в ближайшее время подумать, как обеспечить это счастье. Очень важно правильно выбрать первого лейтенанта. За несколько лет Отчаянный, быть может, привыкнет к мысли, что когда-нибудь тот заменит Лоуренса.
– Отчаянный, – позвал капитан, гладя его по носу. Дракон открыл глаза и ласково рокотнул.
– Я не сплю. Сегодня опять полетаем? – Он зевнул во всю пасть и затрепыхал крыльями.
– Да, голубчик мой. Пошли надевать сбрую. Уверен, что мистер Холлин ее уже приготовил.
Отряд обычно строился клином, напоминавшим косяк перелетных гусей, с Лили во главе. Желтые жнецы Мессория и Имморталис занимали ключевые позиции у нее по бокам, обороняя Лили от атаки с фланга, в хвосте шли более мелкие и юркие бронзовица Дульция и синий паскаль Нитидус. Все они были взрослые и все, кроме Лили, имели боевой опыт: их специально выбрали для поддержки молодой длиннокрылки, и капитаны с экипажами по праву гордились их мастерством.
Лоуренс понимал, что должен быть благодарен за неустанную муштру последних полутора месяцев. Если бы маневры, которые они отрабатывали тогда, не стали второй натурой для Отчаянного и Максимуса, оба они нипочем бы не угнались за легкой, привычной акробатикой остальных. Их поставили сразу же за Лили, отчего вся формация приобрела вид треугольника. В бою им полагалось отражать любые попытки прорвать строй, защищать отряд от других тяжелых драконов и нести бомбы, которые экипажу надлежало метать в цель, уже подавленную кислотным обстрелом Лили.
Отчаянный, к большой радости Лоуренса, сразу приспособился к другим драконам, хотя ни у кого из них не оставалось особой энергии для игр в свободное время. В редкие часы отдыха они все больше валялись и с добродушным юмором наблюдали, как Отчаянный, Лили и Максимус наверху гоняют в пятнашки. Сам Лоуренс тоже начинал чувствовать себя своим в обществе авиаторов и незаметно для себя перенимал их неформальное поведение. Так, при разборе очередного полета он назвал капитана Харкорт просто «Харкорт» и осознал это далеко не сразу.
Эти разборы капитаны и первые лейтенанты устраивали обычно за обедом или поздно вечером, когда драконы уже засыпали. Мнение Лоуренса редко встречало поддержку, но близко к сердцу он этого не принимал. Он, хотя и начинал постигать основы воздушного боя, все еще считал себя новичком и едва ли мог обижаться на то, что другие тоже так думают. Если дело не касалось каких-то личных характеристик Отчаянного, он старался помалкивать, слушать и мотать на ус.
Время от времени разговор переходил на более общие военные темы. В их захолустье новости приходили с запозданием примерно на месяц, что еще более усиливало желание все обсудить.
– Чертов французский флот может быть где угодно, – услышал однажды вечером Лоуренс. Это произнес капитан Мессории Саттон, самый старший из них, ветеран четырех войн, склонный к пессимизму и красочным выражениям. – Теперь, улизнув из Тулона, эти ублюдки с тем же успехом могут форсировать Канал. Не удивлюсь, если завтра враг окажется у наших дверей.
Такой случай Лоуренсу упускать не хотелось.
– Уверяю вас, что вы ошибаетесь, – сказал он, садясь. – Вильнёв со своим флотом действительно ушел из Тулона, но ничего серьезного предпринять не может: Нельсон сидит у него на хвосте.
– Вы что-то слышали, Лоуренс? – спросил капитан Дульции Чинери, оторвавшись от игры в двадцать одно с Литтлом, капитаном Имморталиса.
– Да, я получил кое-какие письма – в том числе от Райли, капитана «Надежного». Сейчас он в составе нельсоновского флота. Они преследуют Вильнёва через всю Атлантику, и лорд Нельсон, как пишет Райли, надеется настигнуть француза в Вест-Индии.
– А мы тут ни о чем понятия не имеем! – воскликнул Чинери. – Бога ради, прочтите нам это письмо. Нехорошо с вашей стороны держать все новости про себя и оставлять нас в неведении.
Он говорил с таким жаром, что обижаться не стоило. Другие офицеры выразили сходные чувства, и Лоуренс послал слугу к себе в комнату за тощей пачечкой писем, полученных от бывших сослуживцев, которые знали его новый адрес. Пассажи, касавшиеся лично его, он пропускал, но делал это довольно изящно. Все остальное авиаторы слушали с жадным вниманием.
– Стало быть, у Вильнёва семнадцать кораблей против Нельсоновых двенадцати? – сказал Саттон. – Тогда я не вижу смысла в погоне. Француз может оборотиться назад. Нельсон зарылся в Атлантику без всякой воздушной поддержки. Ни один транспорт там его не догонит, а драконов в Вест-Индии у нас нет.
– Это ничего, что кораблей у нас меньше, – воодушевленно ответил Лоуренс. – Вспомните, что было на Ниле, сэр, и еще раньше, у мыса Сен-Винсент. Мы не раз одерживали победу при численном перевесе противника, и лорд Нельсон еще ни одного крупного сражения не проигрывал. – Тут он заставил себя сдержаться, не желая прослыть слишком горячим энтузиастом флота.
Другие улыбались, но вовсе не покровительственно, а Литтл сказал в своей обычной спокойной манере:
– Будем тогда надеяться, что посчитаемся с ними. Печально то, что мы, пока их флот цел, находимся в смертельной опасности. Нельсон не может вечно гоняться за ним, а Наполеону хватит двух-трех дней, чтобы удержать Пролив и переправить сюда свою армию.
Это была угнетающая мысль, и все ощутили на себе ее тяжесть. Беркли, допив свой бокал, прервал наступившую тишину:
– Сидите тут как сычи, если хотите, а я иду спать. У нас своих забот хватает, незачем выдумывать новые.
– Да, мне завтра рано вставать, – поддержала его Харкорт. – Селеритас хочет, чтобы Лили поупражнялась в стрельбе утром, до общих маневров.
– Ну что ж, пойдемте все на покой, – сказал Саттон. – Мы сделаем большое дело, наведя порядок хотя бы в своем отряде. Если представится случай расколошматить флот Бонапарта, одна формация с длиннокрылом непременно понадобится – либо наша, либо какая-то из двух дуврских.
Компания разошлась, и Лоуренс задумчиво поднялся к себе в башню. Длиннокрыл способен плевать в цель с большой меткостью. В первый день их совместных учений Лоуренс видел, как Лили поражает мишени с одного захода, с высоты около четырехсот футов. Ни одна наземная пушка не стреляет так высоко. Лили можно достать разве что из перечницы, но настоящая опасность угрожает ей с воздуха. Она сама будет мишенью для каждого вражеского дракона, а отряд в целом призван ее защищать. Лоуренс понимал, какая это грозная сила. Не хотел бы он оказаться на корабле под такой формацией. Возможность принести Англии столь ощутимую пользу придавала свежий интерес его ежедневным трудам.
А вот интерес Отчаянного, к несчастью, убывал на глазах. Первейшим условием совместных полетов была точность, сохранение своей позиции по отношению к остальным.
Отчаянный, все время ограничиваемый средней скоростью и маневренностью своего звена, много ниже его собственных возможностей, скоро начал скучать. Лоуренс слышал однажды, как он спрашивает Мессорию:
– А повеселее полеты у вас бывают?
Мессория, заслуженная драконица тридцати лет, вся покрытая боевыми шрамами, служила предметом всеобщего восхищения.
– Скажешь тоже, повеселее, – фыркнула она. – Какое же веселье в бою? Ничего, привыкнешь.
Отчаянный вздохнул и вернулся к занятиям. Больше он не жаловался и послушно выполнял все указания тренера, но энтузиазма не проявлял, что невольно беспокоило Лоуренса. Капитан старался занять его чем-нибудь увлекательным и продолжал читать ему вслух. Отчаянный все так же интересовался всем, что относилось к математике и прочим наукам, прекрасно все понимал и порой объяснял своему капитану только что прочитанный текст.
Посылка от сэра Эдварда Хоу, которую они получили через некоторое время, пришлась очень кстати. Ученый адресовал ее непосредственно Отчаянному, который пришел от этого в полный восторг. Внутри оказался восточный фолиант о драконах, переведенный самим сэром Эдвардом и недавно опубликованный.
Отчаянный продиктовал очень милое благодарственное письмо, к которому Лоуренс добавил пару строк от себя. Отныне, какую бы еще книгу они ни читали, каждый их день завершался сказками Восточной Азии. Дойдя до конца, они с удовольствием начали сызнова. Иногда Отчаянный просил повторить то, что особенно полюбил, вроде истории о Желтом Императоре, первом селестиале, чей совет способствовал основанию династии Хан. Или о японце Райдене, прогнавшем Кубла-Хана от родных островов. Последний рассказ нравился ему больше других из-за сходства с Британией, которой угрожало нашествие Наполеона.
Рассказ о Чжао Шенге, императорском министре, который проглотил жемчужину из сокровищницы дракона и сам стал драконом, он слушал с грустью. Лоуренс не понимал почему, пока Отчаянный не спросил:
– Ведь это неправда? Ведь на самом деле человек не может превратиться в дракона или дракон в человека?
– Боюсь, что нет, – медленно проговорил Лоуренс. Вопрос о возможности превращений предполагал, что Отчаянный глубоко несчастен, но ответ вызвал у него только легкий вздох.
– Ну да, я так и думал. А жаль. Я читал и писал бы сам, когда захочется, а ты бы мог летать со мной рядом.
Лоуренс с облегчением рассмеялся.
– Мне тоже жаль, но здесь эта процедура описывается как не слишком приятная, да и обратного превращения не предусмотрено.
– Да, отказаться от полетов навсегда я бы не захотел даже ради чтения. И потом, мне очень нравится тебя слушать. Может, прочтем еще сказочку? Про дракона, который принес воду из океана, чтобы во время засухи сделать дождь?
Все эти истории были, конечно, мифами, но сэр Эдвард снабдил их подробными примечаниями, где сказочные события объяснялись в свете современной науки. Лоуренс подозревал даже, что переводчик, явно большой поклонник восточных драконов, немного преувеличивает. Так или иначе, легендарные герои Востока свою роль сыграли. Отчаянный возымел желание доказать, что и он не хуже, и удвоил старания на тренировках.
Книга оказалась полезной и по другой причине. Вскоре после ее получения в облике Отчаянного появилась еще одна черта, отличавшая его от прочих драконов. Вокруг рта у него начали отрастать тонкие щупальца, а на шее между рожками протянулась тонкая паутинка, похожая на жабо. Отчаянному это очень шло, но делало его несходство с другими еще разительней. Если бы не фронтиспис книги сэра Эдварда, украшенный изображением Желтого Императора точно с таким же жабо, Отчаянный наверняка бы расстроился.
Даже гравюра в книге не до конца его успокоила. Однажды Лоуренс подсмотрел, как он разглядывает свое отражение в озере, вертя головой туда-сюда и закатывая глаза.
– Полно, не то тебя обвинят в тщеславии. – Лоуренс погладил его новые усики. – Они очень красивы, но не надо все время думать о них.
Отчаянный издал непонятный звук и подался вперед, к руке капитана.
– Какое странное ощущение!
– Я делаю тебе больно? – Лоуренс сразу же перестал. Отчаянному он об этом не говорил, но книга легенд оставила у него впечатление, что китайские драконы – по крайней мере империалы и селестиалы – к боевым породам вообще-то не относились. Они сражались, лишь когда стране грозила по-настоящему большая опасность, и славились больше своей красотой и мудростью. Если китайцы намеренно развивали в них эти качества, то усики Отчаянного, по-видимому очень чувствительные, могут сделать его уязвимым в бою.
– Нет-нет, нисколько. – Отчаянный ласково ткнул его носом. – Еще, пожалуйста. – Когда Лоуренс снова стал гладить щупальца, он замурлыкал, потом весь передернулся и прикрыл веками затуманенные глаза. – Это очень, очень приятно.
– О Господи! – Лоуренс убрал руку и в сильном смущении посмотрел вокруг. К его радости, других драконов и авиаторов поблизости не было. – Надо срочно поговорить с Селеритасом. По-моему, у тебя начинается гон. Я мог бы сразу догадаться, когда они отросли. Это значит, что ты стал совсем взрослым.
– Да? – моргнул Отчаянный. – Хорошо. А ты не можешь еще там погладить?
– Прекрасная новость, – сказал Селеритас, выслушав Лоуренса. – Повязать его мы пока не можем, время не позволяет, однако я очень рад. Не люблю посылать в бой детенышей. Я уведомлю заводчиков – пусть подумают, с кем его лучше скрестить. Добавка китайской крови значительно улучшит наши породы.
– А нельзя ли как-то облегчить… – Лоуренс замялся, не зная, как облечь свой вопрос в пристойные выражения.
– Подумаем и об этом, но я бы на вашем месте не беспокоился, – сухо ответил Селеритас. – Мы не лошади, не собаки и способны владеть собой, во всяком случае, не хуже людей.
Это успокоило Лоуренса. Он боялся, что Отчаянному теперь будет трудно выносить соседство Лили, Мессории и других самок – хотя Дульция, похоже, для него была мелковата, – но страхи его действительно оказались напрасными. Поведение Отчаянного нисколько не изменилось, а осторожных намеков Лоуренса он как будто вовсе не понимал.
И все-таки он постепенно менялся. Лоуренсу все реже приходилось будить его утром – он просыпался сам. Ел он теперь реже, хотя и помногу, и двое суток мог обходиться совсем без еды.
Лоуренс опасался, не нарочно ли он голодает – из-за того, например, что ему не уступают первого места или косо смотрят на его изменившуюся наружность. Через некоторое время эти опасения весьма эффектно развеялись. Отчаянный дожидался на утесе кормежки, а Лоуренс стоял в стороне. К Лили и Максимусу, которых всегда вызывали первыми, на этот раз присоединили еще одного дракона, новичка неизвестной Лоуренсу породы, с почти прозрачными крыльями в мраморных оранжево-желтых прожилках. Он был очень большой, хотя и не больше Отчаянного.
Другие драконы отнеслись к этому без возражений, но Отчаянный вдруг рокотнул (этот звук очень напоминал кваканье, если вообразить себе лягушку в двадцать тонн весом) и ринулся вслед за ними.
Пастухи далеко внизу заметались вокруг загонов. Ясно было, что Отчаянного они прогонять не рискнут – и правильно, поскольку он уже вовсю поедал свою первую корову. Лили и Максимус не возражали, новый дракон, вероятно, подумал, что так и надо. Миг спустя пастухи выгнали в долину еще немного скота, чтобы все четверо драконов наелись досыта.
– Превосходные стати. Это ваш, не так ли? – обратился к Лоуренсу незнакомец в плотных шерстяных панталонах и простом штатском сюртуке, то и другое с выделкой в виде драконьей чешуи. Этот человек – бесспорно, офицер авиации – держался как джентльмен, но Лоуренса озадачил его сильный французский акцент.
Саттон, сопровождавший неизвестного, представил его как Шуазеля.
– Я только ночью прибыл из Австрии с Прекурсорисом. – Шуазель показал на мраморного дракона, который деликатно кушал вторую овечку, сторонясь крови, брызжущей из третьей жертвы Максимуса.
– Он привез нам хорошие новости, хотя сам не находит их таковыми, – сказал Саттон. – Австрия мобилизуется и снова вступает в войну с Бонапартом. Как бы ему не пришлось покинуть Пролив ради Рейна.
– Мне было бы больно разрушить ваши надежды, – произнес Шуазель, – но не думаю, что такой оборот возможен. Я не хочу показаться неблагодарным: австрияки приютили нас с Прекурсорисом во время революции, и я перед ними в глубоком долгу. Но их эрцгерцоги дураки и не слушают тех немногих толковых генералов, которые у них есть. Эрцгерцог Фердинанд, противостоящий гению Маренго и Египта – просто абсурд!
– Не нахожу, чтобы при Маренго он действовал так уж блестяще, – возразил Саттон. – Если бы австрияки вовремя подтянули свою вторую воздушную дивизию из Вероны, еще неизвестно, как бы все обернулось. Он удачлив, в этом все дело.
Лоуренс не чувствовал себя настолько сведущим в сухопутной войне, чтобы предлагать свои комментарии, но ему казалось, что замечание Саттона граничит с бравадой. К удаче он питал здоровое уважение, а к Бонапарту удача была благосклонней, чем к другим полководцам.
Шуазель тоже не стал противоречить и лишь едва заметно улыбнулся.
– Быть может, мои страхи беспочвенны, но именно они привели нас сюда: в побежденной Австрии наше положение стало бы аховым. Многие из бывших сослуживцев точат на меня зуб за похищение дракона огромной ценности, – пояснил он, видя вопросительный взгляд Лоуренса. – Друзья предупредили меня, что Бонапарт в случае переговоров намерен требовать нашей выдачи, а затем обвинить нас в государственной измене. Итак, нам снова пришлось бежать, надеясь на ваше великодушие.
Он говорил в легкой, приятной манере, но глубокие складки на лице выдавали печаль и горечь. Лоуренс сочувствовал этому человеку. Он знавал таких же, как Шуазель, французов, морских офицеров, бежавших от революции и влачивших теперь скорбное существование на берегах Англии. Им жилось еще хуже, чем штатским эмигрантам дворянского звания. Их угнетала необходимость сидеть праздно, пока их страна воюет, и каждая победа англичан была для них как нож в сердце.
– О да, приобретение шансон-де-гера[4] помогло нашему великодушию проявиться во всей широте, – с добродушным сарказмом произнес Саттон. – У нас ведь столько тяжеловесов, что еще одного просто девать некуда, особенно ветерана, красивого и хорошо обученного.
Шуазель слегка поклонился и с нежностью посмотрел на своего дракона.
– Охотно принимаю ваш комплимент за Прекурсориса, но и у вас здесь много великолепных зверей. Вон тот медный регал просто уникум, хотя по рожкам видно, что он еще не достиг полного роста. А ваш дракон, капитан Лоуренс, относится, несомненно, к какой-то новой породе? Таких я еще не видывал.
– И вряд ли увидите – для этого вам пришлось бы объехать полсвета, – подтвердил Саттон.
– Это китайская порода, империал, – сказал Лоуренс, разрываясь между нелюбовью к хвастовству и неудержимым желанием похвалиться.
Изумление Шуазеля, хотя и хорошо скрытое, удовлетворило его в высшей степени, но когда дело коснулось истории Отчаянного, он почувствовал себя довольно неловко, рассказывая французу о захвате французского корабля с французским драконьим яйцом на борту.
Шуазель, видимо, уже привык к таким ситуациям и слушал любезно – во всяком случае, внешне. Но Саттону вздумалось еще раз остановиться на постигшей французов неудаче, и Лоуренс поспешил спросить, чем Шуазель будет заниматься в запаснике.
– Здесь, как я понял, проходит подготовку воздушный отряд, в маневрах которого будем участвовать и мы с Прекурсорисом. Возможно также, что мы войдем в это звено как резерв. Селеритас надеется, что Прекурсорис поучит самых тяжелых ваших драконов летать в строю, ведь у нас почти четырнадцатилетний опыт таких полетов.
Оглушительное хлопанье крыльев прервало их разговор. Первые четверо драконов закончили трапезу, и охотиться вызвали всех остальных. Отчаянный с Прекурсорисом попытались сесть на один и тот же удобный выступ, и Лоуренс поразился, увидев, как Отчаянный оскалил зубы и наморщил жабо.
– Прошу меня извинить, – сказал он поспешно и отошел, подзывая империала к себе. Тот послушно опустился туда, где стоял его капитан.
– Я к тебе и летел, – с легким укором сказал Отчаянный, поглядывая суженными зрачками на Прекурсориса: тот, заняв спорный насест, беседовал с Шуазелем.
– Они наши гости, и учтивость требует им уступать, – выговорил ему Лоуренс. – Не знал я, что ты так ревностно защищаешь свое положение.
Отчаянный копнул землю когтями.
– Он ни чуточки не больше меня и не длиннокрыл, поэтому ядом не умеет плеваться, а огнедышащих драконов в Британии вовсе нет. Чем он, спрашивается, лучше?
– Никто и не говорит, что он лучше, – заверил Лоуренс, поглаживая напрягшуюся переднюю лапу. – Первенство при кормежке – простая формальность, и ты имеешь полное право есть когда и с кем хочешь. Только, пожалуйста, не заводи ссор. Он и его капитан бежали с континента, от самого Бонапарта.
– Да? – Отчаянный разгладил жабо и с интересом посмотрел на чужого дракона. – Но ведь они говорят по-французски. Зачем им бояться Бонапарта, если они французы?
– Нет, Лоуренс, этого я обещать не могу. Извини, но я не хочу тебе лгать. Я просто не мог допустить, чтобы ты упал. Ты, возможно, ценишь их жизни выше своей, а я нет. Для меня ты дороже всех. Тут я тебя слушать не стану. Ты говоришь «долг», но для меня это понятие не очень-то много значит – особенно теперь, когда я начал кое-что понимать.
Лоуренс не знал, что на это ответить. Его трогало, что Отчаянный так дорожит им, но своевольное отношение дракона к приказам вселяло тревогу. При всем доверии к его здравому смыслу Лоуренс в который раз чувствовал, что недостаточно старательно учил его дисциплине и долгу.
– Жаль, что я не могу объяснить тебе это как следует, – сказал он уныло. – Может быть, мне удастся подобрать для тебя нужные книги.
– Попробуй. – Отчаянный впервые выразил сомнение относительно книжной премудрости. – Только вряд ли что-то заставит меня думать иначе. Я, конечно, постараюсь, чтобы таких случаев больше не было. Я очень боялся, что не сумею тебя поймать.
– В этом я с тобой согласен, – от души улыбнулся Лоуренс, – и тоже приложу все старания, чтобы подобное больше не повторилось.
* * *
Утром, когда он еще спал в палатке подле Отчаянного, к нему прибежала Роланд.
– Вас зовет Селеритас, сэр. – Лоуренс повязал галстук, облачился в мундир, и они вместе отправились в замок. Отчаянный сонно пробурчал что-то вслед, приоткрыв один глаз. – Вы все еще сердитесь на меня, капитан? – отважилась спросить Роланд.
– Что? – Он не сразу сообразил, о чем она, но потом вспомнил. – Нет, Роланд, не сержусь. Надеюсь, вы уже поняли, что говорить такие вещи не подобает.
– Да. – Тень сомнения в ее голосе Лоуренс предпочел не заметить. – Я не разговаривала с Левитасом, но не могла не заметить, что он неважно выглядит после вчерашнего.
Идя через двор, Лоуренс тоже бросил взгляд на винчестера. Тот забился в угол, как можно дальше от прочих драконов. Несмотря на ранний час, он не спал, а просто лежал, и тупо уставившись в землю. Лоуренс отвернулся – с этим он ничего поделать не мог.
– Беги, Роланд, ты свободна, – сказал Селеритас. – Извините, что поднял вас в такую рань, капитан. Для начала вопрос: готов ли Отчаянный, по вашему мнению, возобновить тренировки?
– Думаю, да, сэр. Он поправляется очень быстро и вчера без труда слетал на озеро и обратно.
– Хорошо. – Селеритас помолчал и, вздохнув, добавил: – Я вынужден сказать вам, чтобы вы больше не занимались Левитасом.
Горячая краска бросилась в лицо Лоуренсу. Стало быть, Ренкин нажаловался. Лоуренс признавал, что получил по заслугам. Разве он сам стерпел бы, вздумай кто-то учить его командовать кораблем или заботиться об Отчаянном? Оправдать такое поведение было невозможно, и его гнев быстро сменился стыдом.
– Прошу прощения, сэр, что поставил вас перед необходимостью такого приказа. Могу вас заверить, что больше это не повторится.
Селеритас фыркнул, давая понять, что выговор был сделан скорей для проформы.
– Не надо мне ваших заверений – если б я хоть на миг поверил в их искренность, вы бы упали в моих глазах. В том, что происходит, я виноват не меньше других. Когда мое терпение с ним иссякло, наше командование перевело его в курьеры и посадило на винчестера, а я промолчал из уважения к его деду, хотя и не должен был.
У Лоуренса на душе просветлело, и ему сделалось любопытно, чем таким истощил Ренкин терпение Селеритаса. Ведь не могло же командование сделать подобного субъекта опекуном такого дракона, как тренер-наставник?
– Видимо, вы хорошо знали его деда? – не удержался Лоуренс.
– Мой первый опекун. Сын его тоже служил со мной. – Селеритас отвернулся, понурил голову и добавил: – Я питал надежды и относительно мальчика, но он, по настоянию его матери, воспитывался не здесь, и семья внушила ему странные понятия. Ему не следовало становиться авиатором, тем более капитаном. Но он капитан и останется им, пока Левитас ему подчиняется. Я не могу позволить, чтобы вы в это вмешивались. Вообразите только, что будет, если все офицеры начнут фамильярничать с чужими драконами. Лейтенанты, жаждущие стать капитанами, рады соблазнить и увести любого, кто не слишком счастлив с опекуном. При малейшем попустительстве у нас воцарился бы хаос.
– Я прекрасно все понимаю, сэр, – склонил голову Лоуренс.
– В любом случае вам придется заняться более неотложным делом, так как с этого дня мы начнем вводить вас в отряд Лили. Отправляйтесь за Отчаянным, а я тем временем соберу остальных.
Обратно Лоуренс шел в задумчивости. Он уже знал, конечно, что дракон крупной породы часто переживает опекуна, если, конечно, оба не погибнут на войне, но никогда не думал о том, как поступает Корпус с осиротевшим драконом. Интересы Британии, разумеется, требовали оставить его на службе с новым опекуном, и Лоуренс полагал, что в данном случае они совпадают с интересами самого дракона. Регулярные занятия помешают ему горевать так, как до сих пор, очевидно, горюет Селеритас.
Вид спящего на лугу Отчаянного взволновал его. У них, конечно, еще много лет впереди, и очень возможно, что превратности войны решат эту задачу за них, но ответственность за будущее счастье Отчаянного лежала на нем тяжелее, чем лежит на ином забота о поместье и титуле. Придется в ближайшее время подумать, как обеспечить это счастье. Очень важно правильно выбрать первого лейтенанта. За несколько лет Отчаянный, быть может, привыкнет к мысли, что когда-нибудь тот заменит Лоуренса.
– Отчаянный, – позвал капитан, гладя его по носу. Дракон открыл глаза и ласково рокотнул.
– Я не сплю. Сегодня опять полетаем? – Он зевнул во всю пасть и затрепыхал крыльями.
– Да, голубчик мой. Пошли надевать сбрую. Уверен, что мистер Холлин ее уже приготовил.
* * *
Отряд обычно строился клином, напоминавшим косяк перелетных гусей, с Лили во главе. Желтые жнецы Мессория и Имморталис занимали ключевые позиции у нее по бокам, обороняя Лили от атаки с фланга, в хвосте шли более мелкие и юркие бронзовица Дульция и синий паскаль Нитидус. Все они были взрослые и все, кроме Лили, имели боевой опыт: их специально выбрали для поддержки молодой длиннокрылки, и капитаны с экипажами по праву гордились их мастерством.
Лоуренс понимал, что должен быть благодарен за неустанную муштру последних полутора месяцев. Если бы маневры, которые они отрабатывали тогда, не стали второй натурой для Отчаянного и Максимуса, оба они нипочем бы не угнались за легкой, привычной акробатикой остальных. Их поставили сразу же за Лили, отчего вся формация приобрела вид треугольника. В бою им полагалось отражать любые попытки прорвать строй, защищать отряд от других тяжелых драконов и нести бомбы, которые экипажу надлежало метать в цель, уже подавленную кислотным обстрелом Лили.
Отчаянный, к большой радости Лоуренса, сразу приспособился к другим драконам, хотя ни у кого из них не оставалось особой энергии для игр в свободное время. В редкие часы отдыха они все больше валялись и с добродушным юмором наблюдали, как Отчаянный, Лили и Максимус наверху гоняют в пятнашки. Сам Лоуренс тоже начинал чувствовать себя своим в обществе авиаторов и незаметно для себя перенимал их неформальное поведение. Так, при разборе очередного полета он назвал капитана Харкорт просто «Харкорт» и осознал это далеко не сразу.
Эти разборы капитаны и первые лейтенанты устраивали обычно за обедом или поздно вечером, когда драконы уже засыпали. Мнение Лоуренса редко встречало поддержку, но близко к сердцу он этого не принимал. Он, хотя и начинал постигать основы воздушного боя, все еще считал себя новичком и едва ли мог обижаться на то, что другие тоже так думают. Если дело не касалось каких-то личных характеристик Отчаянного, он старался помалкивать, слушать и мотать на ус.
Время от времени разговор переходил на более общие военные темы. В их захолустье новости приходили с запозданием примерно на месяц, что еще более усиливало желание все обсудить.
– Чертов французский флот может быть где угодно, – услышал однажды вечером Лоуренс. Это произнес капитан Мессории Саттон, самый старший из них, ветеран четырех войн, склонный к пессимизму и красочным выражениям. – Теперь, улизнув из Тулона, эти ублюдки с тем же успехом могут форсировать Канал. Не удивлюсь, если завтра враг окажется у наших дверей.
Такой случай Лоуренсу упускать не хотелось.
– Уверяю вас, что вы ошибаетесь, – сказал он, садясь. – Вильнёв со своим флотом действительно ушел из Тулона, но ничего серьезного предпринять не может: Нельсон сидит у него на хвосте.
– Вы что-то слышали, Лоуренс? – спросил капитан Дульции Чинери, оторвавшись от игры в двадцать одно с Литтлом, капитаном Имморталиса.
– Да, я получил кое-какие письма – в том числе от Райли, капитана «Надежного». Сейчас он в составе нельсоновского флота. Они преследуют Вильнёва через всю Атлантику, и лорд Нельсон, как пишет Райли, надеется настигнуть француза в Вест-Индии.
– А мы тут ни о чем понятия не имеем! – воскликнул Чинери. – Бога ради, прочтите нам это письмо. Нехорошо с вашей стороны держать все новости про себя и оставлять нас в неведении.
Он говорил с таким жаром, что обижаться не стоило. Другие офицеры выразили сходные чувства, и Лоуренс послал слугу к себе в комнату за тощей пачечкой писем, полученных от бывших сослуживцев, которые знали его новый адрес. Пассажи, касавшиеся лично его, он пропускал, но делал это довольно изящно. Все остальное авиаторы слушали с жадным вниманием.
– Стало быть, у Вильнёва семнадцать кораблей против Нельсоновых двенадцати? – сказал Саттон. – Тогда я не вижу смысла в погоне. Француз может оборотиться назад. Нельсон зарылся в Атлантику без всякой воздушной поддержки. Ни один транспорт там его не догонит, а драконов в Вест-Индии у нас нет.
– Это ничего, что кораблей у нас меньше, – воодушевленно ответил Лоуренс. – Вспомните, что было на Ниле, сэр, и еще раньше, у мыса Сен-Винсент. Мы не раз одерживали победу при численном перевесе противника, и лорд Нельсон еще ни одного крупного сражения не проигрывал. – Тут он заставил себя сдержаться, не желая прослыть слишком горячим энтузиастом флота.
Другие улыбались, но вовсе не покровительственно, а Литтл сказал в своей обычной спокойной манере:
– Будем тогда надеяться, что посчитаемся с ними. Печально то, что мы, пока их флот цел, находимся в смертельной опасности. Нельсон не может вечно гоняться за ним, а Наполеону хватит двух-трех дней, чтобы удержать Пролив и переправить сюда свою армию.
Это была угнетающая мысль, и все ощутили на себе ее тяжесть. Беркли, допив свой бокал, прервал наступившую тишину:
– Сидите тут как сычи, если хотите, а я иду спать. У нас своих забот хватает, незачем выдумывать новые.
– Да, мне завтра рано вставать, – поддержала его Харкорт. – Селеритас хочет, чтобы Лили поупражнялась в стрельбе утром, до общих маневров.
– Ну что ж, пойдемте все на покой, – сказал Саттон. – Мы сделаем большое дело, наведя порядок хотя бы в своем отряде. Если представится случай расколошматить флот Бонапарта, одна формация с длиннокрылом непременно понадобится – либо наша, либо какая-то из двух дуврских.
Компания разошлась, и Лоуренс задумчиво поднялся к себе в башню. Длиннокрыл способен плевать в цель с большой меткостью. В первый день их совместных учений Лоуренс видел, как Лили поражает мишени с одного захода, с высоты около четырехсот футов. Ни одна наземная пушка не стреляет так высоко. Лили можно достать разве что из перечницы, но настоящая опасность угрожает ей с воздуха. Она сама будет мишенью для каждого вражеского дракона, а отряд в целом призван ее защищать. Лоуренс понимал, какая это грозная сила. Не хотел бы он оказаться на корабле под такой формацией. Возможность принести Англии столь ощутимую пользу придавала свежий интерес его ежедневным трудам.
А вот интерес Отчаянного, к несчастью, убывал на глазах. Первейшим условием совместных полетов была точность, сохранение своей позиции по отношению к остальным.
Отчаянный, все время ограничиваемый средней скоростью и маневренностью своего звена, много ниже его собственных возможностей, скоро начал скучать. Лоуренс слышал однажды, как он спрашивает Мессорию:
– А повеселее полеты у вас бывают?
Мессория, заслуженная драконица тридцати лет, вся покрытая боевыми шрамами, служила предметом всеобщего восхищения.
– Скажешь тоже, повеселее, – фыркнула она. – Какое же веселье в бою? Ничего, привыкнешь.
Отчаянный вздохнул и вернулся к занятиям. Больше он не жаловался и послушно выполнял все указания тренера, но энтузиазма не проявлял, что невольно беспокоило Лоуренса. Капитан старался занять его чем-нибудь увлекательным и продолжал читать ему вслух. Отчаянный все так же интересовался всем, что относилось к математике и прочим наукам, прекрасно все понимал и порой объяснял своему капитану только что прочитанный текст.
Посылка от сэра Эдварда Хоу, которую они получили через некоторое время, пришлась очень кстати. Ученый адресовал ее непосредственно Отчаянному, который пришел от этого в полный восторг. Внутри оказался восточный фолиант о драконах, переведенный самим сэром Эдвардом и недавно опубликованный.
Отчаянный продиктовал очень милое благодарственное письмо, к которому Лоуренс добавил пару строк от себя. Отныне, какую бы еще книгу они ни читали, каждый их день завершался сказками Восточной Азии. Дойдя до конца, они с удовольствием начали сызнова. Иногда Отчаянный просил повторить то, что особенно полюбил, вроде истории о Желтом Императоре, первом селестиале, чей совет способствовал основанию династии Хан. Или о японце Райдене, прогнавшем Кубла-Хана от родных островов. Последний рассказ нравился ему больше других из-за сходства с Британией, которой угрожало нашествие Наполеона.
Рассказ о Чжао Шенге, императорском министре, который проглотил жемчужину из сокровищницы дракона и сам стал драконом, он слушал с грустью. Лоуренс не понимал почему, пока Отчаянный не спросил:
– Ведь это неправда? Ведь на самом деле человек не может превратиться в дракона или дракон в человека?
– Боюсь, что нет, – медленно проговорил Лоуренс. Вопрос о возможности превращений предполагал, что Отчаянный глубоко несчастен, но ответ вызвал у него только легкий вздох.
– Ну да, я так и думал. А жаль. Я читал и писал бы сам, когда захочется, а ты бы мог летать со мной рядом.
Лоуренс с облегчением рассмеялся.
– Мне тоже жаль, но здесь эта процедура описывается как не слишком приятная, да и обратного превращения не предусмотрено.
– Да, отказаться от полетов навсегда я бы не захотел даже ради чтения. И потом, мне очень нравится тебя слушать. Может, прочтем еще сказочку? Про дракона, который принес воду из океана, чтобы во время засухи сделать дождь?
Все эти истории были, конечно, мифами, но сэр Эдвард снабдил их подробными примечаниями, где сказочные события объяснялись в свете современной науки. Лоуренс подозревал даже, что переводчик, явно большой поклонник восточных драконов, немного преувеличивает. Так или иначе, легендарные герои Востока свою роль сыграли. Отчаянный возымел желание доказать, что и он не хуже, и удвоил старания на тренировках.
Книга оказалась полезной и по другой причине. Вскоре после ее получения в облике Отчаянного появилась еще одна черта, отличавшая его от прочих драконов. Вокруг рта у него начали отрастать тонкие щупальца, а на шее между рожками протянулась тонкая паутинка, похожая на жабо. Отчаянному это очень шло, но делало его несходство с другими еще разительней. Если бы не фронтиспис книги сэра Эдварда, украшенный изображением Желтого Императора точно с таким же жабо, Отчаянный наверняка бы расстроился.
Даже гравюра в книге не до конца его успокоила. Однажды Лоуренс подсмотрел, как он разглядывает свое отражение в озере, вертя головой туда-сюда и закатывая глаза.
– Полно, не то тебя обвинят в тщеславии. – Лоуренс погладил его новые усики. – Они очень красивы, но не надо все время думать о них.
Отчаянный издал непонятный звук и подался вперед, к руке капитана.
– Какое странное ощущение!
– Я делаю тебе больно? – Лоуренс сразу же перестал. Отчаянному он об этом не говорил, но книга легенд оставила у него впечатление, что китайские драконы – по крайней мере империалы и селестиалы – к боевым породам вообще-то не относились. Они сражались, лишь когда стране грозила по-настоящему большая опасность, и славились больше своей красотой и мудростью. Если китайцы намеренно развивали в них эти качества, то усики Отчаянного, по-видимому очень чувствительные, могут сделать его уязвимым в бою.
– Нет-нет, нисколько. – Отчаянный ласково ткнул его носом. – Еще, пожалуйста. – Когда Лоуренс снова стал гладить щупальца, он замурлыкал, потом весь передернулся и прикрыл веками затуманенные глаза. – Это очень, очень приятно.
– О Господи! – Лоуренс убрал руку и в сильном смущении посмотрел вокруг. К его радости, других драконов и авиаторов поблизости не было. – Надо срочно поговорить с Селеритасом. По-моему, у тебя начинается гон. Я мог бы сразу догадаться, когда они отросли. Это значит, что ты стал совсем взрослым.
– Да? – моргнул Отчаянный. – Хорошо. А ты не можешь еще там погладить?
– Прекрасная новость, – сказал Селеритас, выслушав Лоуренса. – Повязать его мы пока не можем, время не позволяет, однако я очень рад. Не люблю посылать в бой детенышей. Я уведомлю заводчиков – пусть подумают, с кем его лучше скрестить. Добавка китайской крови значительно улучшит наши породы.
– А нельзя ли как-то облегчить… – Лоуренс замялся, не зная, как облечь свой вопрос в пристойные выражения.
– Подумаем и об этом, но я бы на вашем месте не беспокоился, – сухо ответил Селеритас. – Мы не лошади, не собаки и способны владеть собой, во всяком случае, не хуже людей.
Это успокоило Лоуренса. Он боялся, что Отчаянному теперь будет трудно выносить соседство Лили, Мессории и других самок – хотя Дульция, похоже, для него была мелковата, – но страхи его действительно оказались напрасными. Поведение Отчаянного нисколько не изменилось, а осторожных намеков Лоуренса он как будто вовсе не понимал.
И все-таки он постепенно менялся. Лоуренсу все реже приходилось будить его утром – он просыпался сам. Ел он теперь реже, хотя и помногу, и двое суток мог обходиться совсем без еды.
Лоуренс опасался, не нарочно ли он голодает – из-за того, например, что ему не уступают первого места или косо смотрят на его изменившуюся наружность. Через некоторое время эти опасения весьма эффектно развеялись. Отчаянный дожидался на утесе кормежки, а Лоуренс стоял в стороне. К Лили и Максимусу, которых всегда вызывали первыми, на этот раз присоединили еще одного дракона, новичка неизвестной Лоуренсу породы, с почти прозрачными крыльями в мраморных оранжево-желтых прожилках. Он был очень большой, хотя и не больше Отчаянного.
Другие драконы отнеслись к этому без возражений, но Отчаянный вдруг рокотнул (этот звук очень напоминал кваканье, если вообразить себе лягушку в двадцать тонн весом) и ринулся вслед за ними.
Пастухи далеко внизу заметались вокруг загонов. Ясно было, что Отчаянного они прогонять не рискнут – и правильно, поскольку он уже вовсю поедал свою первую корову. Лили и Максимус не возражали, новый дракон, вероятно, подумал, что так и надо. Миг спустя пастухи выгнали в долину еще немного скота, чтобы все четверо драконов наелись досыта.
– Превосходные стати. Это ваш, не так ли? – обратился к Лоуренсу незнакомец в плотных шерстяных панталонах и простом штатском сюртуке, то и другое с выделкой в виде драконьей чешуи. Этот человек – бесспорно, офицер авиации – держался как джентльмен, но Лоуренса озадачил его сильный французский акцент.
Саттон, сопровождавший неизвестного, представил его как Шуазеля.
– Я только ночью прибыл из Австрии с Прекурсорисом. – Шуазель показал на мраморного дракона, который деликатно кушал вторую овечку, сторонясь крови, брызжущей из третьей жертвы Максимуса.
– Он привез нам хорошие новости, хотя сам не находит их таковыми, – сказал Саттон. – Австрия мобилизуется и снова вступает в войну с Бонапартом. Как бы ему не пришлось покинуть Пролив ради Рейна.
– Мне было бы больно разрушить ваши надежды, – произнес Шуазель, – но не думаю, что такой оборот возможен. Я не хочу показаться неблагодарным: австрияки приютили нас с Прекурсорисом во время революции, и я перед ними в глубоком долгу. Но их эрцгерцоги дураки и не слушают тех немногих толковых генералов, которые у них есть. Эрцгерцог Фердинанд, противостоящий гению Маренго и Египта – просто абсурд!
– Не нахожу, чтобы при Маренго он действовал так уж блестяще, – возразил Саттон. – Если бы австрияки вовремя подтянули свою вторую воздушную дивизию из Вероны, еще неизвестно, как бы все обернулось. Он удачлив, в этом все дело.
Лоуренс не чувствовал себя настолько сведущим в сухопутной войне, чтобы предлагать свои комментарии, но ему казалось, что замечание Саттона граничит с бравадой. К удаче он питал здоровое уважение, а к Бонапарту удача была благосклонней, чем к другим полководцам.
Шуазель тоже не стал противоречить и лишь едва заметно улыбнулся.
– Быть может, мои страхи беспочвенны, но именно они привели нас сюда: в побежденной Австрии наше положение стало бы аховым. Многие из бывших сослуживцев точат на меня зуб за похищение дракона огромной ценности, – пояснил он, видя вопросительный взгляд Лоуренса. – Друзья предупредили меня, что Бонапарт в случае переговоров намерен требовать нашей выдачи, а затем обвинить нас в государственной измене. Итак, нам снова пришлось бежать, надеясь на ваше великодушие.
Он говорил в легкой, приятной манере, но глубокие складки на лице выдавали печаль и горечь. Лоуренс сочувствовал этому человеку. Он знавал таких же, как Шуазель, французов, морских офицеров, бежавших от революции и влачивших теперь скорбное существование на берегах Англии. Им жилось еще хуже, чем штатским эмигрантам дворянского звания. Их угнетала необходимость сидеть праздно, пока их страна воюет, и каждая победа англичан была для них как нож в сердце.
– О да, приобретение шансон-де-гера[4] помогло нашему великодушию проявиться во всей широте, – с добродушным сарказмом произнес Саттон. – У нас ведь столько тяжеловесов, что еще одного просто девать некуда, особенно ветерана, красивого и хорошо обученного.
Шуазель слегка поклонился и с нежностью посмотрел на своего дракона.
– Охотно принимаю ваш комплимент за Прекурсориса, но и у вас здесь много великолепных зверей. Вон тот медный регал просто уникум, хотя по рожкам видно, что он еще не достиг полного роста. А ваш дракон, капитан Лоуренс, относится, несомненно, к какой-то новой породе? Таких я еще не видывал.
– И вряд ли увидите – для этого вам пришлось бы объехать полсвета, – подтвердил Саттон.
– Это китайская порода, империал, – сказал Лоуренс, разрываясь между нелюбовью к хвастовству и неудержимым желанием похвалиться.
Изумление Шуазеля, хотя и хорошо скрытое, удовлетворило его в высшей степени, но когда дело коснулось истории Отчаянного, он почувствовал себя довольно неловко, рассказывая французу о захвате французского корабля с французским драконьим яйцом на борту.
Шуазель, видимо, уже привык к таким ситуациям и слушал любезно – во всяком случае, внешне. Но Саттону вздумалось еще раз остановиться на постигшей французов неудаче, и Лоуренс поспешил спросить, чем Шуазель будет заниматься в запаснике.
– Здесь, как я понял, проходит подготовку воздушный отряд, в маневрах которого будем участвовать и мы с Прекурсорисом. Возможно также, что мы войдем в это звено как резерв. Селеритас надеется, что Прекурсорис поучит самых тяжелых ваших драконов летать в строю, ведь у нас почти четырнадцатилетний опыт таких полетов.
Оглушительное хлопанье крыльев прервало их разговор. Первые четверо драконов закончили трапезу, и охотиться вызвали всех остальных. Отчаянный с Прекурсорисом попытались сесть на один и тот же удобный выступ, и Лоуренс поразился, увидев, как Отчаянный оскалил зубы и наморщил жабо.
– Прошу меня извинить, – сказал он поспешно и отошел, подзывая империала к себе. Тот послушно опустился туда, где стоял его капитан.
– Я к тебе и летел, – с легким укором сказал Отчаянный, поглядывая суженными зрачками на Прекурсориса: тот, заняв спорный насест, беседовал с Шуазелем.
– Они наши гости, и учтивость требует им уступать, – выговорил ему Лоуренс. – Не знал я, что ты так ревностно защищаешь свое положение.
Отчаянный копнул землю когтями.
– Он ни чуточки не больше меня и не длиннокрыл, поэтому ядом не умеет плеваться, а огнедышащих драконов в Британии вовсе нет. Чем он, спрашивается, лучше?
– Никто и не говорит, что он лучше, – заверил Лоуренс, поглаживая напрягшуюся переднюю лапу. – Первенство при кормежке – простая формальность, и ты имеешь полное право есть когда и с кем хочешь. Только, пожалуйста, не заводи ссор. Он и его капитан бежали с континента, от самого Бонапарта.
– Да? – Отчаянный разгладил жабо и с интересом посмотрел на чужого дракона. – Но ведь они говорят по-французски. Зачем им бояться Бонапарта, если они французы?