Страница:
— Нет, сэр, вы должны оставить ее у себя, — покачав головой, произнес Джек. — Клянусь честью, вы проявили себя с лучшей стороны.
— Думаю, нам удалось бы уйти, — отозвался лейтенант, — не потеряй мы столько парусов южнее мыса Горн и будь у нас более решительная и надежная команда. Но, во всяком случае, для нас нет бесчестья в том, что нас захватил столь прославленный ходок.
— Пожалуй, нам обоим не мешало бы перекусить, — сказал Джек Обри, ведя американца к себе в каюту. Обернувшись через плечо, он добавил: — Капитан Пуллингс, действуйте.
Капитан Пуллингс действовал очень умело. Он подвел пакетбот как можно ближе к фрегату, чтобы произвести замену экипажа до того, как стемнеет и почти наверняка воцарится ненастье. Прежде чем вернуться к своим подвесным койкам, Стивен и отец Мартин понаблюдали за снующими шлюпками, которые, раскачиваясь на свежеющих волнах, доставляли на «Данаю» матросов и морских пехотинцев с «Сюрприза», привозя на обратном пути бывших узников и американцев. На борту фрегата оказался и длинноногий мичман, державший в руках шканечные журналы и бумаги «Данаи».
— Вот ее судовые документы, — произнес капитан Обри, когда к нему пришел Стивен, с которым он хотел посовещаться. — Разумеется, многого мы из них не узнаем, поскольку английские записи прекратились после того, как судно было захвачено. Все остальное — это сухие сведения о курсе и погодных условиях, при которых они плыли дальше. В основном погодные условия были неблагоприятными. Однако пленные успели сообщить нам кое-какие сведения. Поскольку их, как и пакетбот, захватили по эту сторону мыса Горн, то они не знают наверняка, находится ли «Норфолк» по-прежнему в Тихом океане, однако им известно, что в Южной Атлантике он захватил два наших китобойных судна, возвращавшихся домой. Одно из них занималось промыслом целых три года, и все бочки в его трюмах были наполнены ворванью. Вот черновик рапорта, который Том Пуллингс захватит с собой. Из него вы сразу все поймете. Может быть, вы подправите стиль там, где сочтете нужным. Стивен взглянул на знакомую шапку:
«Сюрприз», в море
(ветер с норд-оста, умеренное волнение)
49° 35'S, 63° 11'W
Милорд!
Честь имею уведомить вашу светлость о том, что… и затем произнес:
— Прежде чем я прочту эту бумагу, ответьте мне на следующий вопрос. Если на борту пакетбота мы обнаружим сокровища, то где бы они находились в большей безопасности — у нас или у Тома?
— Что касается сокровищ, то, боюсь, капитан «Норфолка» тотчас наложил на них руку. Два железных сундука, набитых золотом, — шутка ли! Неужели вы полагаете, что они оставили бы это добро без присмотра? Да боже упаси! Я бы на их месте этого не допустил, ха-ха-ха!
— Предположим, что на судне есть тайник, где спрятаны документы, ценные документы, — терпеливо продолжал втолковывать Стивен, подвинув свой стул к Джеку и по-прежнему не повышая голоса. — Где бумаги будут в большей безопасности — у него или у нас?
Джек вскинул на доктора понимающие глаза:
— Каперы — вот в чем беда! На этом бриге Том может уйти от большинства военных кораблей, если только погода не испортится. Но начиная с Вест-Индии ему могут угрожать каперы — как французские, так и американские. Некоторые из них очень хорошие ходоки, а у него всего несколько пушчонок и мушкетов, да горстка людей. Риск нарваться на капера, конечно, не слишком велик в бескрайнем океане, однако должен сказать, что ваши таинственные бумаги у нас были бы в большей сохранности.
— Тогда не будете ли вы добры, пока не стемнело, последовать за мной на пакетбот, чтобы осмотреть место, где находились сундуки?
— Хорошо, — отозвался Джек. — Мне в любом случае хочется взглянуть на судно. Сумку захватить?
— Полагаю, что нет, — отвечал Стивен. — Но точная линейка нам пригодится.
Доктору было не по себе. Деньги всегда плохо влияли на его умственные способности, зачастую так запутывая ждущий решения вопрос, что он превращался в очень опасную проблему. Стивену весьма не понравилось то, каким образом ему сообщили о тайнике на «Данае», а воспоминание о письмах, в которых сэр Джозеф сообщал ему о мрачной, тревожной атмосфере, царящей в Лондоне, усугубило его пессимизм, и при этих изменившихся обстоятельствах он поддался соблазну махнуть на все рукой. В инструкциях не указывалось, как он должен действовать в нынешней обстановке, так что, как бы доктор ни поступил, любое его решение могло быть признано неверным. Но если он вовсе ничего не предпримет, а пакетбот еще раз захватят, то он будет выглядеть круглым дураком, если не изменником. А ну как выяснится, что тайник пуст? Что, если какие-то крысы добрались до этих бумаг? Что, если плененный мистер Каннингем сам окажется крысой?
Такие мысли вертелись в голове у доктора, пока он обшаривал длинную нишу в переборке каюты, где некогда обретался со своим багажом мистер Каннингем. Отверстия для болтов, которыми крепили ящики, были там хорошо видны. Испытывая известного рода облегчение, Стивен обратился к Джеку:
— Несчастные придурки дали мне неверные инструкции. Тут нет ничего. Возможно, так даже лучше.
— Вы разрешите мне взглянуть на эту бумагу? — спросил капитан.
— Да ради бога. Но тут написано черным по белому: «Нажать на третий болт под полкой на бакборте в трех футах девяти дюймах от переборки».
— Стивен, — заметил Джек. — По-моему, вы смотрите на полку, находящуюся на штирборте.
— Черт бы вас побрал, Джек! — воскликнул доктор. — Разве это не левая рука у меня? — продолжал он, подняв руку. — А то, что находится на левой, или невезучей, стороне, называется бакбортом.
— Вы забыли, что мы повернулись, — возразил Джек Обри. — Видите ли, мы сейчас обращены лицом к корме. Вы сказали: третий болт? — Нащупав металлическую головку, капитан нажал на нее, и тотчас же с громким стуком из выемки выпал металлический ящик. Ударившись углом о палубу, он открылся. Поставив наземь фонарь, Джек нагнулся, чтобы собрать вывалившиеся пачки ассигнаций и другие бумаги. Сгребая деньги, он воскликнул: — Бог любит нас! Что может… — Но тут же осекся и молча собрал пачки. Стивен окинул их беглым взглядом и, озабоченно покачав головой, снова уложил деньги в ящик.
— Самое лучшее — опечатать все это добро и отдать вам на хранение. Может, вы сами отнесете ящик на «Сюрприз»? А то вы знаете мою привычку падать из шлюпки в воду.
Оказавшись в капитанской каюте, Стивен растопил воск, прижал к нему гравированный брелок и, прикрепив к ящику клочок бумаги, протянул его капитану со словами:
— Тут указано имя получателя на тот случай, если со мной что-нибудь случится.
— Чертовски тяжелая ответственность, — с серьезным видом произнес Джек Обри, принимая ящик.
— Бывает ответственность и потяжелее, мой дорогой, — возразил Стивен. — Мне нужно навестить своих пациентов.
— Кстати, — отозвался Джек, — я вижу в списке больных имя жены старшего канонира. Надеюсь, ей стало лучше?
— Лучше? Ничего подобного, — выразительно ответил доктор.
— Жаль, — сказал капитан. — Может, навестить ее, принести цыпленка или бутылку портвейна? Или и то и другое?
— Послушайте, — оборвал его Стивен. — Я не уверен, что она выживет.
— О господи! — воскликнул Джек Обри. — Я не представлял себе, что ее дела так плохи. Надеюсь, вы каким-то образом можете ей помочь?
— Что касается помощи, — ответил доктор, — то я рассчитываю лишь на ее молодой организм. Ей всего девятнадцать, бедняжке, а в девятнадцать можно пройти через ад, чистилище и вернуться на грешную землю. Скажите, Том Пуллингс сразу покинет нас?
— Нет. Он останется с нами до утра. У меня много писанины.
— Мне тоже надо написать хотя бы одно письмо, — сказал Стивен. — Если смогу, то приду помочь вам разобраться с захваченной почтой, — добавил он, зная отвращение, которое питал капитан к чтению чужой корреспонденции, невзирая на ценность содержащихся в ней сведений. — Нам предстоит хлопотная ночь.
Ночь оказалась не только хлопотной, но и бессонной, зато им удалось обнаружить письмо некоего офицера по имени Калеб Гилл, где был описан предполагаемый маршрут «Норфолка» до самых Галапагосских островов. Достигнув этой точки, фрегат должен был повернуть на запад, чтобы попасть «в персональный рай моего дядюшки Палмера, куда мы хотим доставить шайку колонистов, которые желают оказаться как можно дальше от своих земляков». Под дядюшкой Палмером, очевидно, подразумевался капитан «Норфолка». Что же касается его «персонального рая», то он мог оказаться в любой точке Тихого океана. Однако, сравнивая даты, точки координат и мореходные качества «Норфолка», о которых он узнал от китобоев, Джек Обри был почти уверен, что встретится с неприятельским фрегатом гораздо раньше, чем тот достигнет Галапагосского архипелага; вероятнее всего это произойдет у острова Хуан-Фернандес, где американец намеревался заправиться топливом и водой, или же поблизости от Вальпараисо, где он собирался ремонтироваться. Все это вполне устраивало бы Стивена, если бы не два пациента, ставших его головной болью. Одним из них был его старый друг Джо Плейс, который упал с трапа и, ударившись головой о рым-болт, проломил себе череп. Вторым — миссис Хорнер, которой его лечение никак не помогало.
— Меня удивляет, что наши моряки могут переходить с одного судна на другое и плыть на нем, не изучив его особенностей, — заметил отец Мартин, наблюдая со Стивеном, как, описав длинную дугу и повернувшись носом к норд-норд-осту, от них удаляется «Даная». Между тем «Сюрприз» продолжал идти курсом зюйд-ост.
— Как мне объяснили, рангоут и такелаж на всех судах одинаковы, — отвечал доктор. — Мореход разбирается в кораблях, как мы в скелетах позвоночных. Как мне представляется, на бриге некоторые тросы протянуты вперед, а на трехмачтовике они направлены назад. Однако для моряка это представляет не большую загадку, чем для анатома разнообразие желудков у жвачных животных или необычное строение нижней челюсти у ревуна. Однако я хотел сказать вовсе не это. Я знаю о вашем благочестивом намерении навестить жену старшего канонира. Однако, в связи с ее возбужденным состоянием и крайней физической слабостью, я должен просить вас воздержаться от визита до тех пор, пока не произойдет некоторое улучшение. Я запретил появляться у нее даже супругу. Но в то же время буду рад, если вы окажете мне помощь при проведении довольно сложной операции. Ее надо делать безотлагательно, как только рассветет. Речь идет о депрессивном переломе. Я должен произвести трепанацию черепа бедняге Плейсу, и непременно сегодня. Говорят, что предстоит ненастная погода, а нам, естественно, не нужны пляшущая палуба и качающийся как маятник пациент. У меня имеется усовершенствованный трефин системы Лавуазье — самый совершенный инструмент с великолепной режущей кромкой. Если не возражаете, то вы можете крутить ручку!
Команда «Сюрприза», как большинство моряков в целом, была охоча до кровавых зрелищ. Матросам нравилось наблюдать за хирургическими операциями почти так же, как захватывать призы. И они понимали, что вскрыть череп далеко не так просто, как оттяпать руку или ногу. Такому пациенту нужно не только выжить, но еще и не повредиться в уме. Но уж тогда он станет как новенький: с серебряной заплатой на черепе и анекдотической историей, которая будет сопровождать его и его друзей до могилы.
Такую операцию доктор Мэтьюрин однажды уже проводил на палубе в открытом море при ярком солнечном свете, и многие видели ее. Теперь моряки вновь наблюдали за тем, как доктор проводит такую же операцию. Все было видно как на ладони: с Джо Плейса сняли скальп, обнажили череп, медленно вращая ручку инструмента, со скрежетом вырезали круглый кусок кости, затем оружейник расплющил монету в три шиллинга и привинтил ее к черепу, а заплату закрыли скальпом, который капеллан аккуратно пришил на место.
Зрелище было что надо — все видели, как побледнел капитан, а вслед за ним и Баррет Бонден — двоюродный брат пациента, как по шее Джо текла кровь, как выглянули на белый свет мозги — такое не каждый день увидишь, поэтому матросы старались не упустить из виду ни единой подробности. Такой в самом буквальном смысле слова анатомический театр был единственным развлечением за долгое время, и для некоторых оно оказалось последним. Штормовая погода, которую предсказало появлений длинной, крупной зыби, идущей с зюйд-веста, падение барометра и угрожающий вид неба, обрушилась на них много раньше и с гораздо большей силой, чем они ожидали.
Однако «Сюрприз» был удачно спроектированным кораблем, с хорошими мореходными качествами, он был оснащен предохранителями бакштагов, брасов, вант и, разумеется, целой системой оттяжек. Бегучий такелаж был надежен, полный набор штормовых парусов заранее привязан, брам-стеньги опущены на палубу. Хотя ветер был очень крепким и нес с собой затрудняющие видимость дождь и мокрый снег, а кроме того, вначале он дул против волнения, создавая невероятную толчею, его нельзя было назвать жестоким, так что фрегат под зарифленными марселями мчался на юг с огромной скоростью в тучах брызг, то и дело врезаясь в зеленые волны: палубы были постоянно залиты водой, и передвигаться по судну можно было, лишь держась за спасательные леера, натянутые от носа к корме.
Шторм бушевал два дня и три ночи, тучи едва не задевали верхушки мачт, но на третий день небо прояснилось, и удалось произвести надежную полуденную съемку координат. К своему большому удовольствию, Джек убедился, что они находятся гораздо южнее, чем он предполагал и можно было судить по счислению: до острова Статен оставалось рукой подать.
Джек Обри долго совещался с Алленом, разложив на столе карты. На них были указаны разные долготы для множества труднодоступных островов, рифов и мысов. А над палубой в это время до самого юта трепыхалась мокрая одежда, которую пытались просушить в лучах бледного вечернего солнца. Джек вновь и вновь пытал штурмана о точности наблюдений капитана Колнета, и всякий раз Аллен утверждал, что готов в этом поклясться на Евангелии.
— Он же был учеником Кука, сэр, и всегда возил с собой пару арнольдовских хронометров, которыми пользовался постоянно. Они никогда не останавливались, погрешность между наблюдениями не превышала десяти секунд. Это было установлено, когда мы, возвращаясь домой, шли южнее острова Святой Елены.
— Пара арнольдовских хронометров? Отлично, мистер Аллен, — отозвался наконец-то удовлетворенный Джек Обри. — Тогда давайте проложим курс на мыс Сент-Джон. Когда пойдете на нос, передайте мистеру Мэтьюрину, что я буду сопровождать его во время вечернего обхода больных.
— Вижу, Стивен, — сказал Джек, обращаясь к доктору, который пришел за ним, — что у вас сегодня чертовски длинный список больных.
— Обычная картина: растяжения связок, повреждения пальцев и переломы, — отозвался Стивен. — Я им говорю: «У меня для вас запасных рук нет. Если вам в ближайшие два часа придется лезть на мачту, вы должны вылить свой мерзкий грог в шпигат». Но говорить им это — все равно что ставить мертвецу припарки. Прыгают, как хвостатые обезьяны, по вантам и падают с них, как бананы с пальмы. Естественно, как только начинается шторм, лазарет наполняется.
— Это меня не удивляет. Расскажите лучше о миссис Хорнер. Я часто думал о ней, когда нас так немилосердно кидало во все стороны.
— Она этого не замечала, поскольку все это время находилась в забытьи, во всяком случае подвесные койки великолепно приспособлены для пациентов, находящихся в море. Могу, пожалуй, сказать, что она справилась с горячкой — правда, мне пришлось побрить ей голову — и хотя ей грозит умственное расстройство, молодой организм, Бог даст, поможет ей преодолеть недуг.
Войдя без предупреждения в каюту старшего канонира, Джек не увидел в больной никаких признаков ни крепости, ни молодости. Если бы не предупреждение Стивена, то ее серое лицо и огромные круги под глазами были бы для него признаками близкой смерти. Миссис Хорнер с трудом нашла в себе силы взять косынку и обмотать ее вокруг голого черепа, при этом с укором посмотрев на доктора, и произнести: «Спасибо, сэр», когда капитан сказал, что она выглядит гораздо лучше и ей следует поскорее поправиться ради молодежи, которая очень скучает по ней, и, разумеется, ради мистера Хорнера. Он хотел было добавить, что «остров Хуан-Фернандес вернет ей румянец», но заметил, что доктор прижал палец к губам, и осознал, что разговаривает с миссис Хорнер так, словно это корабль, находящийся на значительном расстоянии, да еще с наветренного борта.
В лазарете он почувствовал себя гораздо легче, поскольку знал, как ободрить каждого в зависимости от характера и возраста. Обойдя несколько коек, Джек шутливо обратился к Плейсу, который приходил в себя после трепанации:
— Что ж, Плейс, хоть какая-то польза получилась. Во всяком случае, никто не сможет сказать: «Бедняга Плейс, нет у него за душой ни шиллинга!»
— Что вы имеете в виду, сэр? — спросил Плейс, прищурив глаз, и заранее заулыбался.
— А то, что к твоей голове привинчены сразу три шиллинга, ха-ха-ха! — засмеялся капитан.
— Вы совсем как Шекспир, — заметил Стивен, возвращаясь вместе с Джеком в его каюту.
— Многие из тех, кто читает мои письма и депеши, говорят то же самое, — отозвался капитан. — А что заставило вас сказать мне это именно сейчас?
— Потому что шуты в пьесах Шекспира любят изрекать остроты, которые бьют прямо по черепу. Вам только надо прибавить: выходи за меня, да поживей или же: пошел-ка подальше, пока сифилис не схватил. Это же Гаммон чистой воды или Бэкон, да кто угодно.
— Это зависть в вас говорит, — отозвался Джек. — Как насчет того, чтобы немного помузицировать вечером?
— Очень хотелось бы. Только играть я буду неважно, ибо утомлен до изнеможения, как говорит наш американский пленник.
— Но послушайте, Стивен, мы тоже говорим: утомлен до изнеможения.
— Да неужто? А я и не знал. Во всяком случае, мы не произносим этих слов с гнусавым колониальным акцентом, напоминающим звук извозчичьего рожка на дублинской набережной. Оказывается, он в близком родстве с любезнейшим капитаном Лоренсом, с которым мы познакомились в Бостоне.
— Ну да, тем самым, который захватил Моуэта, командовавшего «Пикоком», и был так учтив с ним. Я намерен проявить все знаки внимания по отношению к этому молодому человеку и пригласил его с мичманом завтра отобедать со мной. Стивен, вы не возражаете, если мы обойдемся без обычного плавленого сыра? Его осталось совсем немного, хватит только для моих гостей.
Оба принялись играть без сыра на столе; играли до глубокой ночи, пока голова Стивена не упала на инструмент в промежутке между двумя частями исполняемого произведения. Доктор извинился и, полусонный, уполз к себе. Велев принести стакан грога, Джек опустошил его, повязал шерстяной шарф, связанный женой и сохранивший тепло и любовь ее рук, хотя и испорченный бразильскими мышами, дополнил гардероб штормовой курткой и вышел на палубу. Недавно пробило семь склянок первой вахты, шел мелкий дождь, дежурил Мейтленд. После того как глаза привыкли к темноте, Джек посмотрел на доску с записями показаний лага и пройденного расстояния. «Сюрприз» шел точно по курсу, но гораздо быстрее, чем он ожидал. Где-то в темноте с подветренного борта находился остров Статен. Он видел гравюры с изображениями его скалистых берегов, помещенные в «Вояже» Ансона, и не испытывал ни малейшего желания приблизиться к нему: ему не хотелось оказаться подхваченным мощными течениями и свирепыми приливными волнами, которые омывали оконечность Южной Америки, устремляясь в пролив Лемэр.
— Взять на гитовы прямой фок и следовать вдоль линии больших глубин, — скомандовал капитан.
Спустя несколько минут начался обычный ритуал измерения глубин: слышался всплеск тяжелого лота, заброшенного далеко вперед, крик «Берегись!», перемещавшийся к корме после того, как каждый из матросов, выстроившихся вдоль борта, бросал в воду последние шлаги диплотлиня, пока тот не оказывался в руках старшины у бизань-мачты, который докладывал показания диплота вахтенному мичману и кричал: «Готово!». После этого диплот передавался на нос, и процедура повторялась.
— Отставить! — скомандовал Джек Обри, когда пробило восемь склянок и розовые со сна мичманы во главе со штурманом сменили полуночную вахту. — Спокойной ночи, мистер Мейтленд. Мистер Аллен, я полагаю, что мы находимся мористее мыса Сент-Джон. Глубины немного больше сотни саженей, они плавно уменьшаются. Что вы на это скажете?
— Что же, сэр, — отозвался штурман. — Думаю, нам надо вмазать сало в лот и продолжать делать замеры глубин до тех пор, пока мы не окажемся где-то на девяноста саженях с белым ракушечником на дне.
Ударили в рынду один раз. Два. Наконец старшина доложил, поднеся диплот к фонарю:
— Девяносто пять саженей и белый ракушечник, сэр.
С чувством облегчения Джек Обри приказал выбираться на ветер. После того как «Сюрприз», отвернув, пошел прочь от коварного подветренного берега, по-прежнему двигаясь на юг, он со спокойной душой мог пойти к себе в каюту и лечь спать.
Едва рассвело, капитан снова был на палубе. День выдался ясный, ветер крепчал и дул порывами, без всякой системы; море было взволновано, небо обложено тучами. Ни с подветренной стороны, ни со всех остальных земля не просматривалась. Штурману после ночной вахты не помешало бы лечь спать, но он вместе с капитаном прокладывал курс, следуя которым корабль должен был обогнуть мыс Горн, не слишком удаляясь от берега, чтобы использовать переменные прибрежные ветры — сейчас они дули с норда и норд-оста. Это вполне устраивало их обоих.
В это время гости капитанской каюты доедали остатки хозяйского сыра под неодобрительными взглядами Киллика и его черного как уголь помощника. Недовольство на чернокожем, обычно светящемся белозубой улыбкой лице производит весьма неприятное впечатление. Обед прошел не слишком гладко. Обстоятельства не располагали к задушевному застолью; кроме того, жизнерадостный, улыбчивый и разговорчивый Джек, каким его знали друзья, предстал в совсем другом образе — высокого, внушительного, облаченного в великолепный мундир капитана, на лице которого отпечатались годы почти абсолютной власти. Именно так капитан принимал у себя двух американских офицеров, которым до него было расти и расти. Он и сам не предполагал, что может так измениться. Поэтому все расстались с хорошо скрытым чувством облегчения. Узники отправились в кают-компанию вместе со своими сотрапезниками Моуэтом и отцом Мартином, а Джек пошел прогуляться на шканцы.
Он убедился, что «Сюрприз» следует прежним курсом, хотя, судя по хмурому небу, вряд ли он будет идти им долго. Штурман все еще находился на палубе и время от времени оглядывал в подзорную трубу горизонт от правой скулы до траверза. Рядом с ним стояло несколько любопытных моряков, поскольку прошел слух, что если видимость не ухудшится, то приблизительно в это время может появиться мыс Горн.
Слух оказался справедливым: расхаживая по шканцам протяженностью в семнадцать ярдов, Джек не успел пройти и одной трети мили из целых трех, предписанных ему Стивеном для борьбы с тучностью, как впередсмотрящий закричал, что видит землю. Мейтленд, Говард и все здоровые гардемарины полезли на грот-мачту, чтобы получше разглядеть ее. Вскоре землю можно было наблюдать с палубы. Это был поистине мрачный край земли: торчавшая из пучины черная скала, о подножье которой вал за валом разбивались волны могучего прибоя.
На палубе прибавилось зевак, в их числе были доктор и капеллан. «Они выглядят так, будто никогда и не нюхали моря. Настоящие шпаки, бедняги», — сочувственно подумал Джек Обри, качая головой. Обратившись к любопытствующим, он заверил их, что это действительно мыс Горн, и разрешил им взглянуть на него в свою подзорную трубу. Отец Мартин был в полном восторге. Взирая на грозные отроги, разбиваясь о которые волны вздымали пену до невероятной высоты, он произнес:
— Следовательно, этот прибой, эти буруны уже и есть Тихий океан!
— Некоторые называют его Великим Южным морем, — ответил Джек Обри, — разрешая ему называться Тихим океаном лишь начиная с сороковой параллели. Но, мне кажется, он везде достаточно буйный.
— Во всяком случае, сэр, — продолжал отец Мартин, — то, что находится за этой чертой, это же край земли, другой океан, другое полушарие, какое это счастье!
— Думаю, нам удалось бы уйти, — отозвался лейтенант, — не потеряй мы столько парусов южнее мыса Горн и будь у нас более решительная и надежная команда. Но, во всяком случае, для нас нет бесчестья в том, что нас захватил столь прославленный ходок.
— Пожалуй, нам обоим не мешало бы перекусить, — сказал Джек Обри, ведя американца к себе в каюту. Обернувшись через плечо, он добавил: — Капитан Пуллингс, действуйте.
Капитан Пуллингс действовал очень умело. Он подвел пакетбот как можно ближе к фрегату, чтобы произвести замену экипажа до того, как стемнеет и почти наверняка воцарится ненастье. Прежде чем вернуться к своим подвесным койкам, Стивен и отец Мартин понаблюдали за снующими шлюпками, которые, раскачиваясь на свежеющих волнах, доставляли на «Данаю» матросов и морских пехотинцев с «Сюрприза», привозя на обратном пути бывших узников и американцев. На борту фрегата оказался и длинноногий мичман, державший в руках шканечные журналы и бумаги «Данаи».
— Вот ее судовые документы, — произнес капитан Обри, когда к нему пришел Стивен, с которым он хотел посовещаться. — Разумеется, многого мы из них не узнаем, поскольку английские записи прекратились после того, как судно было захвачено. Все остальное — это сухие сведения о курсе и погодных условиях, при которых они плыли дальше. В основном погодные условия были неблагоприятными. Однако пленные успели сообщить нам кое-какие сведения. Поскольку их, как и пакетбот, захватили по эту сторону мыса Горн, то они не знают наверняка, находится ли «Норфолк» по-прежнему в Тихом океане, однако им известно, что в Южной Атлантике он захватил два наших китобойных судна, возвращавшихся домой. Одно из них занималось промыслом целых три года, и все бочки в его трюмах были наполнены ворванью. Вот черновик рапорта, который Том Пуллингс захватит с собой. Из него вы сразу все поймете. Может быть, вы подправите стиль там, где сочтете нужным. Стивен взглянул на знакомую шапку:
«Сюрприз», в море
(ветер с норд-оста, умеренное волнение)
49° 35'S, 63° 11'W
Милорд!
Честь имею уведомить вашу светлость о том, что… и затем произнес:
— Прежде чем я прочту эту бумагу, ответьте мне на следующий вопрос. Если на борту пакетбота мы обнаружим сокровища, то где бы они находились в большей безопасности — у нас или у Тома?
— Что касается сокровищ, то, боюсь, капитан «Норфолка» тотчас наложил на них руку. Два железных сундука, набитых золотом, — шутка ли! Неужели вы полагаете, что они оставили бы это добро без присмотра? Да боже упаси! Я бы на их месте этого не допустил, ха-ха-ха!
— Предположим, что на судне есть тайник, где спрятаны документы, ценные документы, — терпеливо продолжал втолковывать Стивен, подвинув свой стул к Джеку и по-прежнему не повышая голоса. — Где бумаги будут в большей безопасности — у него или у нас?
Джек вскинул на доктора понимающие глаза:
— Каперы — вот в чем беда! На этом бриге Том может уйти от большинства военных кораблей, если только погода не испортится. Но начиная с Вест-Индии ему могут угрожать каперы — как французские, так и американские. Некоторые из них очень хорошие ходоки, а у него всего несколько пушчонок и мушкетов, да горстка людей. Риск нарваться на капера, конечно, не слишком велик в бескрайнем океане, однако должен сказать, что ваши таинственные бумаги у нас были бы в большей сохранности.
— Тогда не будете ли вы добры, пока не стемнело, последовать за мной на пакетбот, чтобы осмотреть место, где находились сундуки?
— Хорошо, — отозвался Джек. — Мне в любом случае хочется взглянуть на судно. Сумку захватить?
— Полагаю, что нет, — отвечал Стивен. — Но точная линейка нам пригодится.
Доктору было не по себе. Деньги всегда плохо влияли на его умственные способности, зачастую так запутывая ждущий решения вопрос, что он превращался в очень опасную проблему. Стивену весьма не понравилось то, каким образом ему сообщили о тайнике на «Данае», а воспоминание о письмах, в которых сэр Джозеф сообщал ему о мрачной, тревожной атмосфере, царящей в Лондоне, усугубило его пессимизм, и при этих изменившихся обстоятельствах он поддался соблазну махнуть на все рукой. В инструкциях не указывалось, как он должен действовать в нынешней обстановке, так что, как бы доктор ни поступил, любое его решение могло быть признано неверным. Но если он вовсе ничего не предпримет, а пакетбот еще раз захватят, то он будет выглядеть круглым дураком, если не изменником. А ну как выяснится, что тайник пуст? Что, если какие-то крысы добрались до этих бумаг? Что, если плененный мистер Каннингем сам окажется крысой?
Такие мысли вертелись в голове у доктора, пока он обшаривал длинную нишу в переборке каюты, где некогда обретался со своим багажом мистер Каннингем. Отверстия для болтов, которыми крепили ящики, были там хорошо видны. Испытывая известного рода облегчение, Стивен обратился к Джеку:
— Несчастные придурки дали мне неверные инструкции. Тут нет ничего. Возможно, так даже лучше.
— Вы разрешите мне взглянуть на эту бумагу? — спросил капитан.
— Да ради бога. Но тут написано черным по белому: «Нажать на третий болт под полкой на бакборте в трех футах девяти дюймах от переборки».
— Стивен, — заметил Джек. — По-моему, вы смотрите на полку, находящуюся на штирборте.
— Черт бы вас побрал, Джек! — воскликнул доктор. — Разве это не левая рука у меня? — продолжал он, подняв руку. — А то, что находится на левой, или невезучей, стороне, называется бакбортом.
— Вы забыли, что мы повернулись, — возразил Джек Обри. — Видите ли, мы сейчас обращены лицом к корме. Вы сказали: третий болт? — Нащупав металлическую головку, капитан нажал на нее, и тотчас же с громким стуком из выемки выпал металлический ящик. Ударившись углом о палубу, он открылся. Поставив наземь фонарь, Джек нагнулся, чтобы собрать вывалившиеся пачки ассигнаций и другие бумаги. Сгребая деньги, он воскликнул: — Бог любит нас! Что может… — Но тут же осекся и молча собрал пачки. Стивен окинул их беглым взглядом и, озабоченно покачав головой, снова уложил деньги в ящик.
— Самое лучшее — опечатать все это добро и отдать вам на хранение. Может, вы сами отнесете ящик на «Сюрприз»? А то вы знаете мою привычку падать из шлюпки в воду.
Оказавшись в капитанской каюте, Стивен растопил воск, прижал к нему гравированный брелок и, прикрепив к ящику клочок бумаги, протянул его капитану со словами:
— Тут указано имя получателя на тот случай, если со мной что-нибудь случится.
— Чертовски тяжелая ответственность, — с серьезным видом произнес Джек Обри, принимая ящик.
— Бывает ответственность и потяжелее, мой дорогой, — возразил Стивен. — Мне нужно навестить своих пациентов.
— Кстати, — отозвался Джек, — я вижу в списке больных имя жены старшего канонира. Надеюсь, ей стало лучше?
— Лучше? Ничего подобного, — выразительно ответил доктор.
— Жаль, — сказал капитан. — Может, навестить ее, принести цыпленка или бутылку портвейна? Или и то и другое?
— Послушайте, — оборвал его Стивен. — Я не уверен, что она выживет.
— О господи! — воскликнул Джек Обри. — Я не представлял себе, что ее дела так плохи. Надеюсь, вы каким-то образом можете ей помочь?
— Что касается помощи, — ответил доктор, — то я рассчитываю лишь на ее молодой организм. Ей всего девятнадцать, бедняжке, а в девятнадцать можно пройти через ад, чистилище и вернуться на грешную землю. Скажите, Том Пуллингс сразу покинет нас?
— Нет. Он останется с нами до утра. У меня много писанины.
— Мне тоже надо написать хотя бы одно письмо, — сказал Стивен. — Если смогу, то приду помочь вам разобраться с захваченной почтой, — добавил он, зная отвращение, которое питал капитан к чтению чужой корреспонденции, невзирая на ценность содержащихся в ней сведений. — Нам предстоит хлопотная ночь.
Ночь оказалась не только хлопотной, но и бессонной, зато им удалось обнаружить письмо некоего офицера по имени Калеб Гилл, где был описан предполагаемый маршрут «Норфолка» до самых Галапагосских островов. Достигнув этой точки, фрегат должен был повернуть на запад, чтобы попасть «в персональный рай моего дядюшки Палмера, куда мы хотим доставить шайку колонистов, которые желают оказаться как можно дальше от своих земляков». Под дядюшкой Палмером, очевидно, подразумевался капитан «Норфолка». Что же касается его «персонального рая», то он мог оказаться в любой точке Тихого океана. Однако, сравнивая даты, точки координат и мореходные качества «Норфолка», о которых он узнал от китобоев, Джек Обри был почти уверен, что встретится с неприятельским фрегатом гораздо раньше, чем тот достигнет Галапагосского архипелага; вероятнее всего это произойдет у острова Хуан-Фернандес, где американец намеревался заправиться топливом и водой, или же поблизости от Вальпараисо, где он собирался ремонтироваться. Все это вполне устраивало бы Стивена, если бы не два пациента, ставших его головной болью. Одним из них был его старый друг Джо Плейс, который упал с трапа и, ударившись головой о рым-болт, проломил себе череп. Вторым — миссис Хорнер, которой его лечение никак не помогало.
— Меня удивляет, что наши моряки могут переходить с одного судна на другое и плыть на нем, не изучив его особенностей, — заметил отец Мартин, наблюдая со Стивеном, как, описав длинную дугу и повернувшись носом к норд-норд-осту, от них удаляется «Даная». Между тем «Сюрприз» продолжал идти курсом зюйд-ост.
— Как мне объяснили, рангоут и такелаж на всех судах одинаковы, — отвечал доктор. — Мореход разбирается в кораблях, как мы в скелетах позвоночных. Как мне представляется, на бриге некоторые тросы протянуты вперед, а на трехмачтовике они направлены назад. Однако для моряка это представляет не большую загадку, чем для анатома разнообразие желудков у жвачных животных или необычное строение нижней челюсти у ревуна. Однако я хотел сказать вовсе не это. Я знаю о вашем благочестивом намерении навестить жену старшего канонира. Однако, в связи с ее возбужденным состоянием и крайней физической слабостью, я должен просить вас воздержаться от визита до тех пор, пока не произойдет некоторое улучшение. Я запретил появляться у нее даже супругу. Но в то же время буду рад, если вы окажете мне помощь при проведении довольно сложной операции. Ее надо делать безотлагательно, как только рассветет. Речь идет о депрессивном переломе. Я должен произвести трепанацию черепа бедняге Плейсу, и непременно сегодня. Говорят, что предстоит ненастная погода, а нам, естественно, не нужны пляшущая палуба и качающийся как маятник пациент. У меня имеется усовершенствованный трефин системы Лавуазье — самый совершенный инструмент с великолепной режущей кромкой. Если не возражаете, то вы можете крутить ручку!
Команда «Сюрприза», как большинство моряков в целом, была охоча до кровавых зрелищ. Матросам нравилось наблюдать за хирургическими операциями почти так же, как захватывать призы. И они понимали, что вскрыть череп далеко не так просто, как оттяпать руку или ногу. Такому пациенту нужно не только выжить, но еще и не повредиться в уме. Но уж тогда он станет как новенький: с серебряной заплатой на черепе и анекдотической историей, которая будет сопровождать его и его друзей до могилы.
Такую операцию доктор Мэтьюрин однажды уже проводил на палубе в открытом море при ярком солнечном свете, и многие видели ее. Теперь моряки вновь наблюдали за тем, как доктор проводит такую же операцию. Все было видно как на ладони: с Джо Плейса сняли скальп, обнажили череп, медленно вращая ручку инструмента, со скрежетом вырезали круглый кусок кости, затем оружейник расплющил монету в три шиллинга и привинтил ее к черепу, а заплату закрыли скальпом, который капеллан аккуратно пришил на место.
Зрелище было что надо — все видели, как побледнел капитан, а вслед за ним и Баррет Бонден — двоюродный брат пациента, как по шее Джо текла кровь, как выглянули на белый свет мозги — такое не каждый день увидишь, поэтому матросы старались не упустить из виду ни единой подробности. Такой в самом буквальном смысле слова анатомический театр был единственным развлечением за долгое время, и для некоторых оно оказалось последним. Штормовая погода, которую предсказало появлений длинной, крупной зыби, идущей с зюйд-веста, падение барометра и угрожающий вид неба, обрушилась на них много раньше и с гораздо большей силой, чем они ожидали.
Однако «Сюрприз» был удачно спроектированным кораблем, с хорошими мореходными качествами, он был оснащен предохранителями бакштагов, брасов, вант и, разумеется, целой системой оттяжек. Бегучий такелаж был надежен, полный набор штормовых парусов заранее привязан, брам-стеньги опущены на палубу. Хотя ветер был очень крепким и нес с собой затрудняющие видимость дождь и мокрый снег, а кроме того, вначале он дул против волнения, создавая невероятную толчею, его нельзя было назвать жестоким, так что фрегат под зарифленными марселями мчался на юг с огромной скоростью в тучах брызг, то и дело врезаясь в зеленые волны: палубы были постоянно залиты водой, и передвигаться по судну можно было, лишь держась за спасательные леера, натянутые от носа к корме.
Шторм бушевал два дня и три ночи, тучи едва не задевали верхушки мачт, но на третий день небо прояснилось, и удалось произвести надежную полуденную съемку координат. К своему большому удовольствию, Джек убедился, что они находятся гораздо южнее, чем он предполагал и можно было судить по счислению: до острова Статен оставалось рукой подать.
Джек Обри долго совещался с Алленом, разложив на столе карты. На них были указаны разные долготы для множества труднодоступных островов, рифов и мысов. А над палубой в это время до самого юта трепыхалась мокрая одежда, которую пытались просушить в лучах бледного вечернего солнца. Джек вновь и вновь пытал штурмана о точности наблюдений капитана Колнета, и всякий раз Аллен утверждал, что готов в этом поклясться на Евангелии.
— Он же был учеником Кука, сэр, и всегда возил с собой пару арнольдовских хронометров, которыми пользовался постоянно. Они никогда не останавливались, погрешность между наблюдениями не превышала десяти секунд. Это было установлено, когда мы, возвращаясь домой, шли южнее острова Святой Елены.
— Пара арнольдовских хронометров? Отлично, мистер Аллен, — отозвался наконец-то удовлетворенный Джек Обри. — Тогда давайте проложим курс на мыс Сент-Джон. Когда пойдете на нос, передайте мистеру Мэтьюрину, что я буду сопровождать его во время вечернего обхода больных.
— Вижу, Стивен, — сказал Джек, обращаясь к доктору, который пришел за ним, — что у вас сегодня чертовски длинный список больных.
— Обычная картина: растяжения связок, повреждения пальцев и переломы, — отозвался Стивен. — Я им говорю: «У меня для вас запасных рук нет. Если вам в ближайшие два часа придется лезть на мачту, вы должны вылить свой мерзкий грог в шпигат». Но говорить им это — все равно что ставить мертвецу припарки. Прыгают, как хвостатые обезьяны, по вантам и падают с них, как бананы с пальмы. Естественно, как только начинается шторм, лазарет наполняется.
— Это меня не удивляет. Расскажите лучше о миссис Хорнер. Я часто думал о ней, когда нас так немилосердно кидало во все стороны.
— Она этого не замечала, поскольку все это время находилась в забытьи, во всяком случае подвесные койки великолепно приспособлены для пациентов, находящихся в море. Могу, пожалуй, сказать, что она справилась с горячкой — правда, мне пришлось побрить ей голову — и хотя ей грозит умственное расстройство, молодой организм, Бог даст, поможет ей преодолеть недуг.
Войдя без предупреждения в каюту старшего канонира, Джек не увидел в больной никаких признаков ни крепости, ни молодости. Если бы не предупреждение Стивена, то ее серое лицо и огромные круги под глазами были бы для него признаками близкой смерти. Миссис Хорнер с трудом нашла в себе силы взять косынку и обмотать ее вокруг голого черепа, при этом с укором посмотрев на доктора, и произнести: «Спасибо, сэр», когда капитан сказал, что она выглядит гораздо лучше и ей следует поскорее поправиться ради молодежи, которая очень скучает по ней, и, разумеется, ради мистера Хорнера. Он хотел было добавить, что «остров Хуан-Фернандес вернет ей румянец», но заметил, что доктор прижал палец к губам, и осознал, что разговаривает с миссис Хорнер так, словно это корабль, находящийся на значительном расстоянии, да еще с наветренного борта.
В лазарете он почувствовал себя гораздо легче, поскольку знал, как ободрить каждого в зависимости от характера и возраста. Обойдя несколько коек, Джек шутливо обратился к Плейсу, который приходил в себя после трепанации:
— Что ж, Плейс, хоть какая-то польза получилась. Во всяком случае, никто не сможет сказать: «Бедняга Плейс, нет у него за душой ни шиллинга!»
— Что вы имеете в виду, сэр? — спросил Плейс, прищурив глаз, и заранее заулыбался.
— А то, что к твоей голове привинчены сразу три шиллинга, ха-ха-ха! — засмеялся капитан.
— Вы совсем как Шекспир, — заметил Стивен, возвращаясь вместе с Джеком в его каюту.
— Многие из тех, кто читает мои письма и депеши, говорят то же самое, — отозвался капитан. — А что заставило вас сказать мне это именно сейчас?
— Потому что шуты в пьесах Шекспира любят изрекать остроты, которые бьют прямо по черепу. Вам только надо прибавить: выходи за меня, да поживей или же: пошел-ка подальше, пока сифилис не схватил. Это же Гаммон чистой воды или Бэкон, да кто угодно.
— Это зависть в вас говорит, — отозвался Джек. — Как насчет того, чтобы немного помузицировать вечером?
— Очень хотелось бы. Только играть я буду неважно, ибо утомлен до изнеможения, как говорит наш американский пленник.
— Но послушайте, Стивен, мы тоже говорим: утомлен до изнеможения.
— Да неужто? А я и не знал. Во всяком случае, мы не произносим этих слов с гнусавым колониальным акцентом, напоминающим звук извозчичьего рожка на дублинской набережной. Оказывается, он в близком родстве с любезнейшим капитаном Лоренсом, с которым мы познакомились в Бостоне.
— Ну да, тем самым, который захватил Моуэта, командовавшего «Пикоком», и был так учтив с ним. Я намерен проявить все знаки внимания по отношению к этому молодому человеку и пригласил его с мичманом завтра отобедать со мной. Стивен, вы не возражаете, если мы обойдемся без обычного плавленого сыра? Его осталось совсем немного, хватит только для моих гостей.
Оба принялись играть без сыра на столе; играли до глубокой ночи, пока голова Стивена не упала на инструмент в промежутке между двумя частями исполняемого произведения. Доктор извинился и, полусонный, уполз к себе. Велев принести стакан грога, Джек опустошил его, повязал шерстяной шарф, связанный женой и сохранивший тепло и любовь ее рук, хотя и испорченный бразильскими мышами, дополнил гардероб штормовой курткой и вышел на палубу. Недавно пробило семь склянок первой вахты, шел мелкий дождь, дежурил Мейтленд. После того как глаза привыкли к темноте, Джек посмотрел на доску с записями показаний лага и пройденного расстояния. «Сюрприз» шел точно по курсу, но гораздо быстрее, чем он ожидал. Где-то в темноте с подветренного борта находился остров Статен. Он видел гравюры с изображениями его скалистых берегов, помещенные в «Вояже» Ансона, и не испытывал ни малейшего желания приблизиться к нему: ему не хотелось оказаться подхваченным мощными течениями и свирепыми приливными волнами, которые омывали оконечность Южной Америки, устремляясь в пролив Лемэр.
— Взять на гитовы прямой фок и следовать вдоль линии больших глубин, — скомандовал капитан.
Спустя несколько минут начался обычный ритуал измерения глубин: слышался всплеск тяжелого лота, заброшенного далеко вперед, крик «Берегись!», перемещавшийся к корме после того, как каждый из матросов, выстроившихся вдоль борта, бросал в воду последние шлаги диплотлиня, пока тот не оказывался в руках старшины у бизань-мачты, который докладывал показания диплота вахтенному мичману и кричал: «Готово!». После этого диплот передавался на нос, и процедура повторялась.
— Отставить! — скомандовал Джек Обри, когда пробило восемь склянок и розовые со сна мичманы во главе со штурманом сменили полуночную вахту. — Спокойной ночи, мистер Мейтленд. Мистер Аллен, я полагаю, что мы находимся мористее мыса Сент-Джон. Глубины немного больше сотни саженей, они плавно уменьшаются. Что вы на это скажете?
— Что же, сэр, — отозвался штурман. — Думаю, нам надо вмазать сало в лот и продолжать делать замеры глубин до тех пор, пока мы не окажемся где-то на девяноста саженях с белым ракушечником на дне.
Ударили в рынду один раз. Два. Наконец старшина доложил, поднеся диплот к фонарю:
— Девяносто пять саженей и белый ракушечник, сэр.
С чувством облегчения Джек Обри приказал выбираться на ветер. После того как «Сюрприз», отвернув, пошел прочь от коварного подветренного берега, по-прежнему двигаясь на юг, он со спокойной душой мог пойти к себе в каюту и лечь спать.
Едва рассвело, капитан снова был на палубе. День выдался ясный, ветер крепчал и дул порывами, без всякой системы; море было взволновано, небо обложено тучами. Ни с подветренной стороны, ни со всех остальных земля не просматривалась. Штурману после ночной вахты не помешало бы лечь спать, но он вместе с капитаном прокладывал курс, следуя которым корабль должен был обогнуть мыс Горн, не слишком удаляясь от берега, чтобы использовать переменные прибрежные ветры — сейчас они дули с норда и норд-оста. Это вполне устраивало их обоих.
В это время гости капитанской каюты доедали остатки хозяйского сыра под неодобрительными взглядами Киллика и его черного как уголь помощника. Недовольство на чернокожем, обычно светящемся белозубой улыбкой лице производит весьма неприятное впечатление. Обед прошел не слишком гладко. Обстоятельства не располагали к задушевному застолью; кроме того, жизнерадостный, улыбчивый и разговорчивый Джек, каким его знали друзья, предстал в совсем другом образе — высокого, внушительного, облаченного в великолепный мундир капитана, на лице которого отпечатались годы почти абсолютной власти. Именно так капитан принимал у себя двух американских офицеров, которым до него было расти и расти. Он и сам не предполагал, что может так измениться. Поэтому все расстались с хорошо скрытым чувством облегчения. Узники отправились в кают-компанию вместе со своими сотрапезниками Моуэтом и отцом Мартином, а Джек пошел прогуляться на шканцы.
Он убедился, что «Сюрприз» следует прежним курсом, хотя, судя по хмурому небу, вряд ли он будет идти им долго. Штурман все еще находился на палубе и время от времени оглядывал в подзорную трубу горизонт от правой скулы до траверза. Рядом с ним стояло несколько любопытных моряков, поскольку прошел слух, что если видимость не ухудшится, то приблизительно в это время может появиться мыс Горн.
Слух оказался справедливым: расхаживая по шканцам протяженностью в семнадцать ярдов, Джек не успел пройти и одной трети мили из целых трех, предписанных ему Стивеном для борьбы с тучностью, как впередсмотрящий закричал, что видит землю. Мейтленд, Говард и все здоровые гардемарины полезли на грот-мачту, чтобы получше разглядеть ее. Вскоре землю можно было наблюдать с палубы. Это был поистине мрачный край земли: торчавшая из пучины черная скала, о подножье которой вал за валом разбивались волны могучего прибоя.
На палубе прибавилось зевак, в их числе были доктор и капеллан. «Они выглядят так, будто никогда и не нюхали моря. Настоящие шпаки, бедняги», — сочувственно подумал Джек Обри, качая головой. Обратившись к любопытствующим, он заверил их, что это действительно мыс Горн, и разрешил им взглянуть на него в свою подзорную трубу. Отец Мартин был в полном восторге. Взирая на грозные отроги, разбиваясь о которые волны вздымали пену до невероятной высоты, он произнес:
— Следовательно, этот прибой, эти буруны уже и есть Тихий океан!
— Некоторые называют его Великим Южным морем, — ответил Джек Обри, — разрешая ему называться Тихим океаном лишь начиная с сороковой параллели. Но, мне кажется, он везде достаточно буйный.
— Во всяком случае, сэр, — продолжал отец Мартин, — то, что находится за этой чертой, это же край земли, другой океан, другое полушарие, какое это счастье!