Страница:
— Я обещал рассказать вам о погоде, как только у нас появится передышка. Мне кажется, что мы находились на южной стороне и возле хвостовой части тайфуна, который ушел в норд-вестовом направлении. Это-то объясняет и завихрения, и волны, которые обрушивались на нас со всех сторон. Вы со мной согласны, Моуэт?
— Да, сэр, — отвечал старший офицер. — И мы определенно находимся в совершенно других водах. Вы заметили огромное количество длинных, тонких, бледных акул вокруг корабля? Одна из них схватила воловью шкуру, которую привязали к якорь-цепи для размачивания. Когда я спустился вниз, чтобы справиться у Хогга, как он себя чувствует, он сказал, что часто видел их, приближаясь к Маркизам. Он также сказал, что буря еще не выдохлась, что она еще покажет себя как пить дать.
На этой ноте обед закончился. Прощаясь, отец Мартин сказал, что во второй половине дня займется чтением медицинских книг, очень внимательно изучит симптомы и, возможно, для тренировки попытается вскрыть трефином один из тюленьих черепов, которые у них с Мэтьюрином имеются. Поздно вечером он заявил, что все больше убеждается в том, что операция необходима, прежде всего оттого, что дыхание Стивена стало более затрудненным, и показал отрывки в работах Потта и Ля Фея, подтверждающие его вывод. Но какой толк от его убеждений, если корабль так мотает? При такой сложной операции ничтожный наклон, малейшая потеря равновесия могут означать смерть пациента. Нельзя ли положить фрегат в дрейф?
— Это делу не поможет, — возразил Джек Обри. — Более того, килевая и бортовая качка станут сильнее. Нет, единственная надежда на то, что волнение успокоится, а это, если не произойдет чудо, может случиться не раньше чем через три или четыре дня. Можно было бы укрыться за каким-нибудь рифом или островом. Но, судя по карте, до самых Маркизских островов нет ни единого клочка суши. Разумеется, имеется альтернативное решение — как бы это выразиться? — вы должны собрать свою волю в кулак. В конце концов, корабельные врачи не могут ждать у моря погоды. Если я не ошибаюсь, Плейса оперировали при довольно свежем ветре, когда пришлось идти под зарифленными марселями.
— Совершенно верно, только море было довольно спокойно. Однако мы должны различать робость и безрассудство. В любом случае, если бы я был уверен, что поступаю правильно, ввиду моей неопытности и остающихся сомнений я, разумеется, не смог бы оперировать без надлежащего дневного освещения. — Отца Мартина по-прежнему раздирали сомнения.
— Не могу видеть, как Мэтьюрин тает из-за недостатка внимания к нему, из-за недостатка смелости, — произнес Джек Обри: пульс, который улавливали его чувствительные пальцы, почти не прощупывался.
— Я не в силах смириться с мыслью, что Мэтьюрина может погубить моя неопытность или внезапный рывок корабля, — сказал отец Мартин, успевший проделать трефином Лавуазье отверстия в черепах, на которых он тренировался. — Только дураки врываются туда, куда ангелы боятся ступить.
«Сюрприз» мчался на запад по тем же темно-синим гигантским волнам, озаряемым ярким небом, в вышине которого плыли белые облака. Вокруг кипела работа: меняли такелаж, заводили новые тросы, укрепляли поврежденную бизань-мачту. Поврежденные пальмовым стволом ванты грот-мачты на наветренном борту были заменены и укреплены. Капитан возобновил прогулки на шканцах. Длина квартердека составляла ровно пятьдесят футов, и, не доходя до определенного рым-болта, ставшего тоньше и сверкавшего как серебро, он мог отсчитать по пятьдесят поворотов в любую сторону, что соответствовало миле на суше. Он шагал взад и вперед среди делового шума на корабле и непрестанного могучего гула ветра и мощных волн. С опущенной головой и суровым выражением на лице он, казалось, был настолько погружен в свои мысли, что остальные люди, находившиеся на шканцах, разговаривали очень тихо и держались подветренного борта. Однако капитан прекрасно знал, что происходит впереди, и, услышав крик марсового «Вижу землю!», он вцепился в ванты. Подъем был трудный: сильный ветер норовил уронить его, а рубаха, выбившаяся из-под панталон, хлестала по ушам, и он был рад, что впередсмотрящего не послали выше.
— Где, Симе? — спросил капитан, проникнув через лаз на марсовую площадку.
— Три румба справа по носу, сэр, — отвечал матрос, показывая в нужную сторону.
И действительно, когда корабль поднялся на гребень волны, в одиннадцати или двенадцати милях показался довольно высокий остров с признаками зелени.
— Молодчина, Симе, — произнес Джек Обри и скользнул через лаз вниз. Не успев спуститься на палубу, он закричал боцману, хлопотавшему на полубаке: — Пока оставьте это, мистер Холлар, и прикрепите к топам мачт легкие перлини.
— Есть, сэр, — отозвался с улыбкой боцман.
Это был испытанный прием капитана — на первый взгляд, чрезвычайно опасный, но в действительности очень эффективный. Лохматые, грубые тросы позволяли крепить к ним паруса, которые иначе выдернули бы мачты из степсов. Они не раз помогали фрегату захватывать призы и уходить от противника.
— Мистер Моуэт, — обратился к старшему офицеру Джек Обри. — Пошлите к штурвалу четверых крепких ребят и меняйте их каждые полчаса. Мы сейчас помчимся на всех парусах. Мистер Аллен, прошу занять пост управления. Курс норд-вест-тень-вест полрумба к весту.
Полчаса спустя, заметив Хогга, стоявшего с помощью товарищей на продольном мостике, капитан шагнул к нему и спросил:
— Ну как, мастер-гарпунер, видите остров?
— Вижу, дружище, — отозвался по-прежнему глухой к субординации Хогг. — Если посмотреть на нижнюю часть неподвижных облаков, то вы должны увидеть яркое круглое пятно, темное в середине.
— Кажется, я его вижу. Ну конечно, вижу.
— Яркое пятно — это прибой и коралловый песок, а темное — деревья. Лагуны вроде бы тут не имеется.
— А вы почем знаете?
— Потому что лагуна выделяется зеленым цветом. Остров довольно высокий, судя по количеству облаков.
Удивляюсь, что ты его не заметил, Билл. Он же виден как на ладони.
— Перлини натянуты, как положено, сэр, — доложил боцман.
— Отлично, мистер Холлар, — отвечал Джек Обри и, повысив голос, скомандовал: — Всем ставить паруса.
При новом курсе крепкий ветер задул почти в раковину фрегата, и капитан стал методично увеличивать парусность. Матросы давно поставили марсели, но до брамселей дело еще не дошло. Сначала капитан приказал поставить штормовой кливер, затем главный стаксель и после него, вместо зарифленного грот-марселя — грот-стеньга-стаксель. Всякий раз он ждал, пока корабль привыкнет к дополнительной ветровой нагрузке. Это у «Сюрприза» всегда выходило великолепно, словно у живого существа, что веселило душу капитана. Другого такого судна он еще не встречал. И когда фрегат помчался вперед с такой скоростью, какой он, по-видимому, еще никогда не развивал — подветренная кат-балка скрывалась под буруном от форштевня, — Джек Обри положил одну руку на фальшборт, чувствуя низкое гудение корпуса, как он почувствовал бы вибрации своей скрипки, а второй ухватился за бакштаг, определяя точную степень нагрузки.
Матросы привыкли к своему капитану и знали его непредсказуемый характер. Но никто не ожидал, что он прикажет ставить прямой фок, и с серьезными, сосредоточенными лицами кинулись выполнять команду. Чтобы притащить из шкиперской парус, выбрать и завернуть шкоты, понадобилось пятьдесят семь человек. Как только парусность увеличилась, «Сюрприз» накренился еще на несколько дюймов, затем еще и еще, пока не обнажилась широкая полоса медной обшивки с наветренного борта корабля, а вой ветра в снастях стал предельно пронзительным. Корабль, не отклоняясь от курса, мчался вперед, рассекая волны и вздымая форштевнем такой высокий бурун, что с подветренной стороны возникла двойная радуга. С бака на корму прокатилось негромкое «ура». Все стоявшие на шканцах улыбались.
— На руле не зевать! — взбодрил Джек Обри матроса у штурвала. — Если хоть раз рыскнешь, не видать тебе Портсмутского мыса. Мистер Говард, прошу вас, постройте своих людей на мостике вдоль наветренного борта.
Пробило четыре склянки. Бойл осторожно спустился по раскачивающейся палубе с лагом и вьюшкой для лаглиня под мышкой в сопровождении старшины, несшего малые песочные часы.
— Удвоить лаглинь до нулевой отметки! — приказал Джек Обри, желавший точно измерить скорость хода, для чего, прежде чем считать узлы, было необходимо отвести лаглинь в сторону от кильватерной струи.
— Есть удвоить лаглинь, сэр, — отрапортовал Бойл, изо всех сил стараясь говорить басом. Отмотав пятнадцать саженей до красной метки, он занял свой пост возле планширя и спросил:
— Чиста ли колба? — После того как ему доложили: — Колба чиста, сэр! — Бойл высоко поднял лаг, отведя его в сторону от борта и удерживая левой рукой вьюшку над собой.
— Опрокинь! — крикнул он, когда мимо него пролетел конец неразмеченного лаглиня. Песок начал пересыпаться, вьюшка завертелась, замелькали узлы. За операцией наблюдали все, кто был свободен. Старшина открыл рот, чтобы воскликнуть: «Стоп!», но прежде чем остатки песка высыпались в нижнюю колбу, Бойл пронзительно закричал, и вьюшка вырвалась из его рук.
— Прошу прощения, сэр, — доложил он Моуэту, на мгновение растерявшись. — Я упустил вьюшку.
Шагнув к капитану, Моуэт проговорил:
— Бойл очень извиняется, сэр, но он упустил вьюшку. Лаглинь кончился, а стопор, очевидно, был слишком жесток, и парень растерялся.
— Пустяки, — отозвался Джек Обри, которого, несмотря на тревожное состояние, радовала невиданная скорость. — Пусть повторит операцию с помощью четырнадцатисекундных песочных часов, когда пробьет шесть склянок.
К этому времени с палубы отчетливо просматривался небольшой холмистый остров, над которым нависли облака, а с марсовой площадки были заметны огромные волны прибоя. На наветренной стороне никакой лагуны не было, но на некотором расстоянии от острова к северо-востоку и юго-западу, похоже, шли рифы, за которыми виднелась более светлая вода.
Ветер ослаб, и «Сюрприз» уже не развивал такую ошеломительную скорость, но всем в память врезался незабываемый момент, когда с вьюшки размотались целые полтораста саженей лаглиня, прежде чем были перевернуты песочные часы. Во всяком случае, каждые четыре или пять минут корабль на милю приближался к суше.
— Отец Мартин, — сказал Джек Обри, спустившись в лазарет, — как вам известно, мы обнаружили остров и через час окажемся под его прикрытием и, возможно, высадимся на берег. В любом случае будьте готовы к операции.
— Пойдемте взглянем на больного, — предложил капеллан.
Падин Колман сидел рядом с доктором, перебирая четки. Он молча покачал головой, как бы говоря: «Никаких изменений».
— Ужасное решение, — произнес отец Мартин, покачиваясь вместе с судном и глядя на безжизненную маску, в которую превратилось лицо Стивена. — Прежде всего, симптомы не совсем совпадают с описанными в литературе. — Он снова и на этот раз гораздо подробнее стал рассказывать, какова, по его мнению, природа недуга.
Капеллан все еще продолжал свои объяснения, когда вошел Моуэт и вполголоса обратился к капитану:
— Прошу прощения, сэр, но с острова сигналят.
За время пребывания Джека Обри в каюте Стивена остров значительно приблизился, и сигнал был отчетливо виден в подзорную трубу: на высокой скале висел рваный синий с белым флаг. Вместе со старшим офицером Джек Обри забрался на фор-марс, откуда береговая линия была видна как на ладони: на скалы восточной стороны острова обрушивались огромные волны прибоя; на юг и запад убегала гряда рифов. Капитан приказал лечь в фордевинд и двигаться под зарифленным грог-марселем и прямым фоком. Миновав риф, он привелся к ветру и обогнул его, почти достигнув подветренной стороны острова. Здесь риф обрамлял довольно просторную лагуну, а на берегу, сверкавшем под лучами яркого солнца песчаной белизной, он увидел кучку людей, по-видимому, белых, судя по штанам и рубахам. Несколько человек бегали взад и вперед и, выразительно жестикулируя, показывали куда-то на север.
«Сюрприз», слушаясь руля, малым ходом осторожно скользил в опасной близости от рифа. Глубины хватало, поскольку лотовый, стоявший на руслене, непрерывно восклицал:
— Лот пронесло! Лот снова пронесло!
Хотя волнение было по-прежнему велико, здесь ветер ощущался гораздо меньше, и благодаря почти полной тишине моряки «Сюрприза» чувствовали большое облегчение. Корабль опасливо пробирался вдоль рифа, местами поросшего кокосовыми пальмами, многие из которых были повалены или сломаны ветром. За рифом находилась тихая лагуна, на ее берегу сверкала отмель, тоже отороченная пальмами, над которыми возвышалась масса зелени с поломанными ветром ветвями, заметными только в подзорную трубу. На отмели суетились какие-то белые оборванцы, которые явно пытались указать направление. Они находились не дальше чем в миле, но из-за перемещения воздушных потоков с подветренной стороны голосов не было слышно, лишь иногда с суши доносилось слабое: «Эй, на корабле!» — или какие-то нечленораздельные звуки.
— Мне кажется, там имеется проход, сэр, — произнес старший офицер, показывая вдоль широкого рифа. И действительно, за островком с тремя вырванными с корнем и тремя целыми пальмами имелся канал, ведущий в лагуну.
— Эй, на носу, выбрать паруса «в доску»! — воскликнул капитан, внимательно вглядываясь вперед.
Когда корабль приблизился к проходу, с берега донесся вопль. Несомненно, это было предупреждение, поскольку поперек фарватера лежало затонувшее судно. Впрочем, предупреждение было излишним: в прозрачной воде и при приливе судно нетрудно было заметить. Его нос застрял в кораллах маленького островка, а корма глубоко врезалась в каменистый берег. Бушприт и мачты были сломаны, киль перешиблен, орудийные порты на шкафуте вдавлены внутрь. В правом борту от клюза до раковины зияла брешь, через которую в трюм заплывали длинные бледно-серые акулы. Несмотря на солнечные блики и волнение, узнать судно оказалось нетрудно: это был «Норфолк». Джек Обри тотчас закричал:
— Поднять вымпел и флаг.
Похоже, их появление вызвало испуг среди находившихся на берегу. Большая часть бросилась бежать в северном направлении; несколько человек остались на месте, разглядывая фрегат. Они перестали прыгать и махать руками. Джек Обри вернулся на шканцы, и корабль вновь медленно поплыл вдоль рифа. Береговая черта уходила внутрь; оказалось, что там имеется небольшая бухта, в которую впадал ручей, а по краям ручья стоит множество палаток и шалашей. Здесь людей было больше, расстояние до них, поскольку лагуна стала шире, значительнее, и голоса их были не слышны. Однако теперь, по-видимому, по чьей-то команде подняв правые руки, все указывали куда-то на север, где риф, шириной в четверть мили, пересекал длинный извилистый канал.
В этой наиболее защищенной части острова прибойных волн не было, но зыбь доходила и сюда, то высоко поднимаясь по сверкающей поверхности кораллов, то отступая с могучим вздохом.
— Будь я неладен, если осмелюсь провести туда корабль во время прилива без промера дна, — произнес капитан и приказал спустить шлюпку.
Вернувшись с рекогносцировки, Хани сказал, что дальше пройти возможно, но надо успеть проскочить до начала прилива. Он отметил, что по обеим сторонам прохода и на дне сплошь острые, как бритва, коралловые отложения. Сейчас, во время отлива, сильное течение отсутствует, но поднимаясь, вода должна была мчаться с огромной скоростью, чтобы так разровнять дно. Возможно также, что тут поработал сильный шторм. Если капитан намерен провести корабль дальше, то, пожалуй, в наиболее опасных местах следует выставить пару буев.
— Нет, — ответил Джек Обри. — Так не пойдет. Мы находимся на глубине сорока саженей, под нами хороший, чистый грунт. При необходимости мы могли бы встать на якорь. Мистер Моуэт, пока я буду курсировать взад и вперед, возьмите мой катер, надлежащую команду морских пехотинцев и высадитесь на берег, разумеется, с флагом перемирия и вымпелом. Передайте мои наилучшие пожелания капитану «Норфолка» и попросите его без промедления явиться на борт нашего корабля и сдаться в плен.
После того как «Сюрприз» покинул Ла-Плату, катер не успели покрасить, гребцы не успели обновить свои широкополые соломенные шляпы; мундиры лейтенанта, мичмана и морских пехотинцев испытали антарктическую стужу и тропическую жару. И все-таки моряки «Сюрприза» гордились тем, что, даже находясь на краю света и выдержав такой необыкновенно свирепый шторм, они сохранили достойный внешний вид. Миновав извилистый канал, катер стал рассекать гладь широкой лагуны. Пока катер шел, вахтенные на палубе фрегата стали передавать друг другу небольшую подзорную трубу, выискивая на берегу женщин. Несмотря на горький опыт, полученный при знакомстве с командой туземного катамарана, они по-прежнему жаждали встречи с прекрасным полом. Моряков, бывавших прежде в южных морях, все остальные слушали, разинув рот.
— Она была охочей до мужчин и доброй, как не знаю кто, — рассказывал Хогг, вспоминая первую встречу с обитательницей острова Оахуа. — Такими же были и остальные. Некоторых наших парней пришлось привязать к шесту. Иначе они бы попрыгали с судна в воду, хотя каждый из них стоил сорок, а то и пятьдесят долей.
— Нет там никаких женщин, — обращаясь к молодому марсовому, заявил Плейс, долго и внимательно разглядывавший берег. — Да и мужчин тоже. Пустынный остров, бродят по нему одни только бостонские бобы. А вон там, возле речки, стоит хлебное дерево, под которым разбита самая большая палатка.
— Срать я хотел на твое хлебное дерево, — обиженно ответил марсовый.
— Не дело так отвечать человеку, который тебе в отцы годится, Нед Гаррис, — пожурил его баковый старшина.
— Наглый засранец, — поддержали его еще два моряка.
— Я только пошутил, — оправдывался покрасневший Гаррис. — Я не хотел никого обидеть.
— Хотел, чтоб задницу тебе надрали, — заметил старшина сигнальщиков.
— Смотрите, сколько акул, — произнес Гаррис, чтобы сменить тему. — Такие длинные, тонкие и серые.
— Неважно, какие они — серые или розовые в оранжевую полоску, — оборвал его баковый старшина — Не распускай язык, Нед Гаррис, только и всего.
— Они отчаливают от берега с американским капитаном на борту, сэр, — доложил Киллик капитану, сидевшему у себя в каюте.
— Расстегни мне, пожалуйста, Киллик, этот окаянный крючок, — произнес капитан, облачавшийся в мундир. — Должно быть, я толстею.
Он заглянул в столовую, где была приготовлена холодная закуска для капитана «Норфолка». Проглотив маленькую соленую галету, он прицепил шпагу. Не желая показаться нетерпеливым, Джек Обри расхаживал по шканцам, пока его пленного везли к фрегату. Он по себе знал, как чертовски неприятно сдаваться, даже если никто при этом не злорадствует. Но, с другой стороны, ему не хотелось показаться невнимательным, словно сдача в плен капитана первого ранга не имеет большого значения.
Выждав момент, он чуть сдвинул набекрень треуголку и вышел на палубу. Бросив беглый взгляд, он убедился, что Хани хозяин положения: мичманы выглядят вполне прилично, фалрепные — пожалуй, чересчур заросшие ширококостные парни — умыты и держат белые перчатки наготове, морские пехотинцы построены; корабль, который перед этим курсировал взад и вперед, подходил ближе к рифу, удерживаясь против приливной волны, чтобы принять катер.
Джек Обри, по обыкновению, принялся расхаживать по шканцам, но, мельком взглянув после третьего поворота на низенькую фигуру, сидевшую на корме между Кэлами и Моуэтом, он посмотрел на нее снова, на этот раз гораздо внимательнее. Разглядывать ее в подзорную трубу было слишком поздно, однако, успев хорошо изучить в бостонском плену американскую морскую форму, он понял: тут что-то не так. Когда катер приблизился, он обратился к морскому пехотинцу Троллопу, стоявшему на часах:
— Троллоп, окликните шлюпку.
Солдат чуть было не брякнул: «Но это же наш собственный катер, сэр», но спохватился; его глаза стали похожи на оловянные пуговицы, и он, набрав воздуха в легкие, прокричал:
— Эй, на шлюпке!
— На шлюпке никого! — громко и отчетливо прозвучал ответ Бондена.
Это означало, что не следует ожидать прибытия на «Сюрприз» офицерского чина.
— Примите на себя командование, мистер Хани, — произнес Джек Обри, направляясь к поручням на юте.
Фалрепные сунули перчатки в карманы, гардемарины перестали смотреть почтительно, а Говард распустил своих пехотинцев. Крюковый подтянул катер к борту фрегата, и Моуэт быстро поднялся на корабль. С ошеломленным видом он кинулся на корму к капитану.
— Прошу прощения, сэр, — воскликнул он, — но война окончена.
Сразу же за ним на борт поднялся жизнерадостный круглоголовый толстяк в форменном сюртуке, оттолкнувший в сторону Хани и с сияющей улыбкой направившийся к капитану. Протянув ему руку, он произнес:
— Мой дорогой капитан Обри, поздравляю вас с радостным событием — заключением мира. Я очень рад видеть вас вновь. Как ваша рука? Вижу, с ней все в порядке, она такой же длины, как и вторая, как я и предсказывал. Вы меня не помните, сэр, хотя, не хвастаясь, могу сказать, что вы обязаны мне своей правой рукой. Мистер Эванс уже точил зубья своей пилы, но я ему сказал: «Нет, давайте подождем еще денек». Я Бучер, бывший помощник судового врача на «Конституции», а теперь судовой врач «Норфолка».
— Конечно же, я помню вас, мистер Бучер, — произнес Джек Обри, вспоминая свой плен и тот мучительный переход в Бостон в качестве военнопленного, после того как американский корабль «Конституция» захватил английскую «Яву». — Но где же капитан Палмер? Он уцелел после гибели «Норфолка»?
— Он получил множество травм, но не утонул. Мы потеряли совсем немного человек по сравнению с тем количеством, которое могло бы погибнуть. Правда, остались почти нагишом, лишь у меня сохранился приличный сюртук. Вот почему к вам направили меня. Не мог же капитан Палмер явиться на борт английского военного корабля в рваной сорочке и без головного убора. Разумеется, он передает свои наилучшие пожелания. Он имел удовольствие встретиться с вами в Бостоне вместе с капитаном Лоренсом и надеется, что вы со своими офицерами отобедаете у него на острове в три часа.
— Вы говорили о мире, мистер Бучер?
— О да, и он расскажет о нем гораздо подробнее, чем я. Впервые мы узнали о нем от британского китобоя. Можете представить наш жалкий вид, когда нам пришлось отпустить этот великолепный приз. Затем это известие подтвердил капитан судна из Нантакета. Но скажите, сэр, правда ли, что вы намерены вскрывать череп доктору Мэтьюрину?
— При падении он получил очень опасную травму, и наш капеллан, который разбирается в медицине, полагает, что эта операция может спасти его.
— Если речь идет о трепанации черепа, то я к вашим услугам. Я провел десятки, нет, сотни таких операций, и у меня не погиб ни один пациент. Исключение составляют несколько больных, страдавших запущенными формами кахексии, когда пришлось провести операцию, чтобы угодить родственникам. Я провел трепанацию миссис Бучер, которая страдала постоянными головными болями, после чего она ни разу не пожаловалась на мигрень. Я искренне верю в благополучный исход операции. Я спас многих людей, находившихся на краю могилы, среди них были те, кто имел депрессивные травмы черепа. Вы позволите мне взглянуть на больного?
— Великолепный инструмент, ничего не скажешь, — произнес, обращаясь к отцу Мартину, Бучер, вертя в руках трефин Стивена. — В нем столько неизвестных мне новшеств. Думаю, это французское изделие? Помню, что наш друг, — продолжал он, кивнув в сторону Мэтьюрина, — говорил, что он учился во Франции. Не угодно ли понюшку, сэр?
— Благодарю, но я этим не балуюсь.
— Ну а я к нюхательному табаку привык, — отвечал Бучер. — Великолепный инструмент. Но я не удивляюсь, что вы не решились использовать его. Я и сам не рискнул бы оперировать даже при таком умеренном волнении, как сейчас, не говоря уже о том, какое вы описывали. Надо сейчас же отвезти его на берег, нельзя допустить, чтобы такое давление продолжалось еще одну ночь, иначе я не отвечаю за последствия.
— А не опасно его беспокоить?
— Конечно, нет. Надо завернуть его в одеяла, привязать к двум доскам эластичными бинтами, для ног, конечно, сделать упор и с помощью талей опустить его вертикально. Никакого вреда ему причинено не будет. А если капитан Обри пришлет своего плотника, чтобы тот сколотил небольшую избушку чуть покрепче наших палаток, то пациент будет чувствовать себя не хуже, чем в любом морском госпитале.
— Мистер Моуэт, — произнес Джек Обри, — я отправляюсь на берег с доктором. Когда прилив достигнет максимальной величины, будет слишком темно, чтобы войти в канал, поэтому встаньте на два якоря, увеличив длину якорь-цепи до двадцати саженей. По всей вероятности, я вернусь, когда все наладится, но если я не вернусь, завтра утром вы подойдете к берегу. Не забудьте про якоря, Моуэт.
Стивен, лицо которого было защищено от солнца, походил на мертвеца, когда его стали опускать в шлюпку — на этот раз это был баркас, более просторный, чем катер. Он низко осел в воду, потому что в него спустили еще плотника с помощниками, партию рабочих, погрузили строительную древесину, а также провиант, который, по мнению капитана, пригодится потерпевшим кораблекрушение.
— Да, сэр, — отвечал старший офицер. — И мы определенно находимся в совершенно других водах. Вы заметили огромное количество длинных, тонких, бледных акул вокруг корабля? Одна из них схватила воловью шкуру, которую привязали к якорь-цепи для размачивания. Когда я спустился вниз, чтобы справиться у Хогга, как он себя чувствует, он сказал, что часто видел их, приближаясь к Маркизам. Он также сказал, что буря еще не выдохлась, что она еще покажет себя как пить дать.
На этой ноте обед закончился. Прощаясь, отец Мартин сказал, что во второй половине дня займется чтением медицинских книг, очень внимательно изучит симптомы и, возможно, для тренировки попытается вскрыть трефином один из тюленьих черепов, которые у них с Мэтьюрином имеются. Поздно вечером он заявил, что все больше убеждается в том, что операция необходима, прежде всего оттого, что дыхание Стивена стало более затрудненным, и показал отрывки в работах Потта и Ля Фея, подтверждающие его вывод. Но какой толк от его убеждений, если корабль так мотает? При такой сложной операции ничтожный наклон, малейшая потеря равновесия могут означать смерть пациента. Нельзя ли положить фрегат в дрейф?
— Это делу не поможет, — возразил Джек Обри. — Более того, килевая и бортовая качка станут сильнее. Нет, единственная надежда на то, что волнение успокоится, а это, если не произойдет чудо, может случиться не раньше чем через три или четыре дня. Можно было бы укрыться за каким-нибудь рифом или островом. Но, судя по карте, до самых Маркизских островов нет ни единого клочка суши. Разумеется, имеется альтернативное решение — как бы это выразиться? — вы должны собрать свою волю в кулак. В конце концов, корабельные врачи не могут ждать у моря погоды. Если я не ошибаюсь, Плейса оперировали при довольно свежем ветре, когда пришлось идти под зарифленными марселями.
— Совершенно верно, только море было довольно спокойно. Однако мы должны различать робость и безрассудство. В любом случае, если бы я был уверен, что поступаю правильно, ввиду моей неопытности и остающихся сомнений я, разумеется, не смог бы оперировать без надлежащего дневного освещения. — Отца Мартина по-прежнему раздирали сомнения.
— Не могу видеть, как Мэтьюрин тает из-за недостатка внимания к нему, из-за недостатка смелости, — произнес Джек Обри: пульс, который улавливали его чувствительные пальцы, почти не прощупывался.
— Я не в силах смириться с мыслью, что Мэтьюрина может погубить моя неопытность или внезапный рывок корабля, — сказал отец Мартин, успевший проделать трефином Лавуазье отверстия в черепах, на которых он тренировался. — Только дураки врываются туда, куда ангелы боятся ступить.
«Сюрприз» мчался на запад по тем же темно-синим гигантским волнам, озаряемым ярким небом, в вышине которого плыли белые облака. Вокруг кипела работа: меняли такелаж, заводили новые тросы, укрепляли поврежденную бизань-мачту. Поврежденные пальмовым стволом ванты грот-мачты на наветренном борту были заменены и укреплены. Капитан возобновил прогулки на шканцах. Длина квартердека составляла ровно пятьдесят футов, и, не доходя до определенного рым-болта, ставшего тоньше и сверкавшего как серебро, он мог отсчитать по пятьдесят поворотов в любую сторону, что соответствовало миле на суше. Он шагал взад и вперед среди делового шума на корабле и непрестанного могучего гула ветра и мощных волн. С опущенной головой и суровым выражением на лице он, казалось, был настолько погружен в свои мысли, что остальные люди, находившиеся на шканцах, разговаривали очень тихо и держались подветренного борта. Однако капитан прекрасно знал, что происходит впереди, и, услышав крик марсового «Вижу землю!», он вцепился в ванты. Подъем был трудный: сильный ветер норовил уронить его, а рубаха, выбившаяся из-под панталон, хлестала по ушам, и он был рад, что впередсмотрящего не послали выше.
— Где, Симе? — спросил капитан, проникнув через лаз на марсовую площадку.
— Три румба справа по носу, сэр, — отвечал матрос, показывая в нужную сторону.
И действительно, когда корабль поднялся на гребень волны, в одиннадцати или двенадцати милях показался довольно высокий остров с признаками зелени.
— Молодчина, Симе, — произнес Джек Обри и скользнул через лаз вниз. Не успев спуститься на палубу, он закричал боцману, хлопотавшему на полубаке: — Пока оставьте это, мистер Холлар, и прикрепите к топам мачт легкие перлини.
— Есть, сэр, — отозвался с улыбкой боцман.
Это был испытанный прием капитана — на первый взгляд, чрезвычайно опасный, но в действительности очень эффективный. Лохматые, грубые тросы позволяли крепить к ним паруса, которые иначе выдернули бы мачты из степсов. Они не раз помогали фрегату захватывать призы и уходить от противника.
— Мистер Моуэт, — обратился к старшему офицеру Джек Обри. — Пошлите к штурвалу четверых крепких ребят и меняйте их каждые полчаса. Мы сейчас помчимся на всех парусах. Мистер Аллен, прошу занять пост управления. Курс норд-вест-тень-вест полрумба к весту.
Полчаса спустя, заметив Хогга, стоявшего с помощью товарищей на продольном мостике, капитан шагнул к нему и спросил:
— Ну как, мастер-гарпунер, видите остров?
— Вижу, дружище, — отозвался по-прежнему глухой к субординации Хогг. — Если посмотреть на нижнюю часть неподвижных облаков, то вы должны увидеть яркое круглое пятно, темное в середине.
— Кажется, я его вижу. Ну конечно, вижу.
— Яркое пятно — это прибой и коралловый песок, а темное — деревья. Лагуны вроде бы тут не имеется.
— А вы почем знаете?
— Потому что лагуна выделяется зеленым цветом. Остров довольно высокий, судя по количеству облаков.
Удивляюсь, что ты его не заметил, Билл. Он же виден как на ладони.
— Перлини натянуты, как положено, сэр, — доложил боцман.
— Отлично, мистер Холлар, — отвечал Джек Обри и, повысив голос, скомандовал: — Всем ставить паруса.
При новом курсе крепкий ветер задул почти в раковину фрегата, и капитан стал методично увеличивать парусность. Матросы давно поставили марсели, но до брамселей дело еще не дошло. Сначала капитан приказал поставить штормовой кливер, затем главный стаксель и после него, вместо зарифленного грот-марселя — грот-стеньга-стаксель. Всякий раз он ждал, пока корабль привыкнет к дополнительной ветровой нагрузке. Это у «Сюрприза» всегда выходило великолепно, словно у живого существа, что веселило душу капитана. Другого такого судна он еще не встречал. И когда фрегат помчался вперед с такой скоростью, какой он, по-видимому, еще никогда не развивал — подветренная кат-балка скрывалась под буруном от форштевня, — Джек Обри положил одну руку на фальшборт, чувствуя низкое гудение корпуса, как он почувствовал бы вибрации своей скрипки, а второй ухватился за бакштаг, определяя точную степень нагрузки.
Матросы привыкли к своему капитану и знали его непредсказуемый характер. Но никто не ожидал, что он прикажет ставить прямой фок, и с серьезными, сосредоточенными лицами кинулись выполнять команду. Чтобы притащить из шкиперской парус, выбрать и завернуть шкоты, понадобилось пятьдесят семь человек. Как только парусность увеличилась, «Сюрприз» накренился еще на несколько дюймов, затем еще и еще, пока не обнажилась широкая полоса медной обшивки с наветренного борта корабля, а вой ветра в снастях стал предельно пронзительным. Корабль, не отклоняясь от курса, мчался вперед, рассекая волны и вздымая форштевнем такой высокий бурун, что с подветренной стороны возникла двойная радуга. С бака на корму прокатилось негромкое «ура». Все стоявшие на шканцах улыбались.
— На руле не зевать! — взбодрил Джек Обри матроса у штурвала. — Если хоть раз рыскнешь, не видать тебе Портсмутского мыса. Мистер Говард, прошу вас, постройте своих людей на мостике вдоль наветренного борта.
Пробило четыре склянки. Бойл осторожно спустился по раскачивающейся палубе с лагом и вьюшкой для лаглиня под мышкой в сопровождении старшины, несшего малые песочные часы.
— Удвоить лаглинь до нулевой отметки! — приказал Джек Обри, желавший точно измерить скорость хода, для чего, прежде чем считать узлы, было необходимо отвести лаглинь в сторону от кильватерной струи.
— Есть удвоить лаглинь, сэр, — отрапортовал Бойл, изо всех сил стараясь говорить басом. Отмотав пятнадцать саженей до красной метки, он занял свой пост возле планширя и спросил:
— Чиста ли колба? — После того как ему доложили: — Колба чиста, сэр! — Бойл высоко поднял лаг, отведя его в сторону от борта и удерживая левой рукой вьюшку над собой.
— Опрокинь! — крикнул он, когда мимо него пролетел конец неразмеченного лаглиня. Песок начал пересыпаться, вьюшка завертелась, замелькали узлы. За операцией наблюдали все, кто был свободен. Старшина открыл рот, чтобы воскликнуть: «Стоп!», но прежде чем остатки песка высыпались в нижнюю колбу, Бойл пронзительно закричал, и вьюшка вырвалась из его рук.
— Прошу прощения, сэр, — доложил он Моуэту, на мгновение растерявшись. — Я упустил вьюшку.
Шагнув к капитану, Моуэт проговорил:
— Бойл очень извиняется, сэр, но он упустил вьюшку. Лаглинь кончился, а стопор, очевидно, был слишком жесток, и парень растерялся.
— Пустяки, — отозвался Джек Обри, которого, несмотря на тревожное состояние, радовала невиданная скорость. — Пусть повторит операцию с помощью четырнадцатисекундных песочных часов, когда пробьет шесть склянок.
К этому времени с палубы отчетливо просматривался небольшой холмистый остров, над которым нависли облака, а с марсовой площадки были заметны огромные волны прибоя. На наветренной стороне никакой лагуны не было, но на некотором расстоянии от острова к северо-востоку и юго-западу, похоже, шли рифы, за которыми виднелась более светлая вода.
Ветер ослаб, и «Сюрприз» уже не развивал такую ошеломительную скорость, но всем в память врезался незабываемый момент, когда с вьюшки размотались целые полтораста саженей лаглиня, прежде чем были перевернуты песочные часы. Во всяком случае, каждые четыре или пять минут корабль на милю приближался к суше.
— Отец Мартин, — сказал Джек Обри, спустившись в лазарет, — как вам известно, мы обнаружили остров и через час окажемся под его прикрытием и, возможно, высадимся на берег. В любом случае будьте готовы к операции.
— Пойдемте взглянем на больного, — предложил капеллан.
Падин Колман сидел рядом с доктором, перебирая четки. Он молча покачал головой, как бы говоря: «Никаких изменений».
— Ужасное решение, — произнес отец Мартин, покачиваясь вместе с судном и глядя на безжизненную маску, в которую превратилось лицо Стивена. — Прежде всего, симптомы не совсем совпадают с описанными в литературе. — Он снова и на этот раз гораздо подробнее стал рассказывать, какова, по его мнению, природа недуга.
Капеллан все еще продолжал свои объяснения, когда вошел Моуэт и вполголоса обратился к капитану:
— Прошу прощения, сэр, но с острова сигналят.
За время пребывания Джека Обри в каюте Стивена остров значительно приблизился, и сигнал был отчетливо виден в подзорную трубу: на высокой скале висел рваный синий с белым флаг. Вместе со старшим офицером Джек Обри забрался на фор-марс, откуда береговая линия была видна как на ладони: на скалы восточной стороны острова обрушивались огромные волны прибоя; на юг и запад убегала гряда рифов. Капитан приказал лечь в фордевинд и двигаться под зарифленным грог-марселем и прямым фоком. Миновав риф, он привелся к ветру и обогнул его, почти достигнув подветренной стороны острова. Здесь риф обрамлял довольно просторную лагуну, а на берегу, сверкавшем под лучами яркого солнца песчаной белизной, он увидел кучку людей, по-видимому, белых, судя по штанам и рубахам. Несколько человек бегали взад и вперед и, выразительно жестикулируя, показывали куда-то на север.
«Сюрприз», слушаясь руля, малым ходом осторожно скользил в опасной близости от рифа. Глубины хватало, поскольку лотовый, стоявший на руслене, непрерывно восклицал:
— Лот пронесло! Лот снова пронесло!
Хотя волнение было по-прежнему велико, здесь ветер ощущался гораздо меньше, и благодаря почти полной тишине моряки «Сюрприза» чувствовали большое облегчение. Корабль опасливо пробирался вдоль рифа, местами поросшего кокосовыми пальмами, многие из которых были повалены или сломаны ветром. За рифом находилась тихая лагуна, на ее берегу сверкала отмель, тоже отороченная пальмами, над которыми возвышалась масса зелени с поломанными ветром ветвями, заметными только в подзорную трубу. На отмели суетились какие-то белые оборванцы, которые явно пытались указать направление. Они находились не дальше чем в миле, но из-за перемещения воздушных потоков с подветренной стороны голосов не было слышно, лишь иногда с суши доносилось слабое: «Эй, на корабле!» — или какие-то нечленораздельные звуки.
— Мне кажется, там имеется проход, сэр, — произнес старший офицер, показывая вдоль широкого рифа. И действительно, за островком с тремя вырванными с корнем и тремя целыми пальмами имелся канал, ведущий в лагуну.
— Эй, на носу, выбрать паруса «в доску»! — воскликнул капитан, внимательно вглядываясь вперед.
Когда корабль приблизился к проходу, с берега донесся вопль. Несомненно, это было предупреждение, поскольку поперек фарватера лежало затонувшее судно. Впрочем, предупреждение было излишним: в прозрачной воде и при приливе судно нетрудно было заметить. Его нос застрял в кораллах маленького островка, а корма глубоко врезалась в каменистый берег. Бушприт и мачты были сломаны, киль перешиблен, орудийные порты на шкафуте вдавлены внутрь. В правом борту от клюза до раковины зияла брешь, через которую в трюм заплывали длинные бледно-серые акулы. Несмотря на солнечные блики и волнение, узнать судно оказалось нетрудно: это был «Норфолк». Джек Обри тотчас закричал:
— Поднять вымпел и флаг.
Похоже, их появление вызвало испуг среди находившихся на берегу. Большая часть бросилась бежать в северном направлении; несколько человек остались на месте, разглядывая фрегат. Они перестали прыгать и махать руками. Джек Обри вернулся на шканцы, и корабль вновь медленно поплыл вдоль рифа. Береговая черта уходила внутрь; оказалось, что там имеется небольшая бухта, в которую впадал ручей, а по краям ручья стоит множество палаток и шалашей. Здесь людей было больше, расстояние до них, поскольку лагуна стала шире, значительнее, и голоса их были не слышны. Однако теперь, по-видимому, по чьей-то команде подняв правые руки, все указывали куда-то на север, где риф, шириной в четверть мили, пересекал длинный извилистый канал.
В этой наиболее защищенной части острова прибойных волн не было, но зыбь доходила и сюда, то высоко поднимаясь по сверкающей поверхности кораллов, то отступая с могучим вздохом.
— Будь я неладен, если осмелюсь провести туда корабль во время прилива без промера дна, — произнес капитан и приказал спустить шлюпку.
Вернувшись с рекогносцировки, Хани сказал, что дальше пройти возможно, но надо успеть проскочить до начала прилива. Он отметил, что по обеим сторонам прохода и на дне сплошь острые, как бритва, коралловые отложения. Сейчас, во время отлива, сильное течение отсутствует, но поднимаясь, вода должна была мчаться с огромной скоростью, чтобы так разровнять дно. Возможно также, что тут поработал сильный шторм. Если капитан намерен провести корабль дальше, то, пожалуй, в наиболее опасных местах следует выставить пару буев.
— Нет, — ответил Джек Обри. — Так не пойдет. Мы находимся на глубине сорока саженей, под нами хороший, чистый грунт. При необходимости мы могли бы встать на якорь. Мистер Моуэт, пока я буду курсировать взад и вперед, возьмите мой катер, надлежащую команду морских пехотинцев и высадитесь на берег, разумеется, с флагом перемирия и вымпелом. Передайте мои наилучшие пожелания капитану «Норфолка» и попросите его без промедления явиться на борт нашего корабля и сдаться в плен.
После того как «Сюрприз» покинул Ла-Плату, катер не успели покрасить, гребцы не успели обновить свои широкополые соломенные шляпы; мундиры лейтенанта, мичмана и морских пехотинцев испытали антарктическую стужу и тропическую жару. И все-таки моряки «Сюрприза» гордились тем, что, даже находясь на краю света и выдержав такой необыкновенно свирепый шторм, они сохранили достойный внешний вид. Миновав извилистый канал, катер стал рассекать гладь широкой лагуны. Пока катер шел, вахтенные на палубе фрегата стали передавать друг другу небольшую подзорную трубу, выискивая на берегу женщин. Несмотря на горький опыт, полученный при знакомстве с командой туземного катамарана, они по-прежнему жаждали встречи с прекрасным полом. Моряков, бывавших прежде в южных морях, все остальные слушали, разинув рот.
— Она была охочей до мужчин и доброй, как не знаю кто, — рассказывал Хогг, вспоминая первую встречу с обитательницей острова Оахуа. — Такими же были и остальные. Некоторых наших парней пришлось привязать к шесту. Иначе они бы попрыгали с судна в воду, хотя каждый из них стоил сорок, а то и пятьдесят долей.
— Нет там никаких женщин, — обращаясь к молодому марсовому, заявил Плейс, долго и внимательно разглядывавший берег. — Да и мужчин тоже. Пустынный остров, бродят по нему одни только бостонские бобы. А вон там, возле речки, стоит хлебное дерево, под которым разбита самая большая палатка.
— Срать я хотел на твое хлебное дерево, — обиженно ответил марсовый.
— Не дело так отвечать человеку, который тебе в отцы годится, Нед Гаррис, — пожурил его баковый старшина.
— Наглый засранец, — поддержали его еще два моряка.
— Я только пошутил, — оправдывался покрасневший Гаррис. — Я не хотел никого обидеть.
— Хотел, чтоб задницу тебе надрали, — заметил старшина сигнальщиков.
— Смотрите, сколько акул, — произнес Гаррис, чтобы сменить тему. — Такие длинные, тонкие и серые.
— Неважно, какие они — серые или розовые в оранжевую полоску, — оборвал его баковый старшина — Не распускай язык, Нед Гаррис, только и всего.
— Они отчаливают от берега с американским капитаном на борту, сэр, — доложил Киллик капитану, сидевшему у себя в каюте.
— Расстегни мне, пожалуйста, Киллик, этот окаянный крючок, — произнес капитан, облачавшийся в мундир. — Должно быть, я толстею.
Он заглянул в столовую, где была приготовлена холодная закуска для капитана «Норфолка». Проглотив маленькую соленую галету, он прицепил шпагу. Не желая показаться нетерпеливым, Джек Обри расхаживал по шканцам, пока его пленного везли к фрегату. Он по себе знал, как чертовски неприятно сдаваться, даже если никто при этом не злорадствует. Но, с другой стороны, ему не хотелось показаться невнимательным, словно сдача в плен капитана первого ранга не имеет большого значения.
Выждав момент, он чуть сдвинул набекрень треуголку и вышел на палубу. Бросив беглый взгляд, он убедился, что Хани хозяин положения: мичманы выглядят вполне прилично, фалрепные — пожалуй, чересчур заросшие ширококостные парни — умыты и держат белые перчатки наготове, морские пехотинцы построены; корабль, который перед этим курсировал взад и вперед, подходил ближе к рифу, удерживаясь против приливной волны, чтобы принять катер.
Джек Обри, по обыкновению, принялся расхаживать по шканцам, но, мельком взглянув после третьего поворота на низенькую фигуру, сидевшую на корме между Кэлами и Моуэтом, он посмотрел на нее снова, на этот раз гораздо внимательнее. Разглядывать ее в подзорную трубу было слишком поздно, однако, успев хорошо изучить в бостонском плену американскую морскую форму, он понял: тут что-то не так. Когда катер приблизился, он обратился к морскому пехотинцу Троллопу, стоявшему на часах:
— Троллоп, окликните шлюпку.
Солдат чуть было не брякнул: «Но это же наш собственный катер, сэр», но спохватился; его глаза стали похожи на оловянные пуговицы, и он, набрав воздуха в легкие, прокричал:
— Эй, на шлюпке!
— На шлюпке никого! — громко и отчетливо прозвучал ответ Бондена.
Это означало, что не следует ожидать прибытия на «Сюрприз» офицерского чина.
— Примите на себя командование, мистер Хани, — произнес Джек Обри, направляясь к поручням на юте.
Фалрепные сунули перчатки в карманы, гардемарины перестали смотреть почтительно, а Говард распустил своих пехотинцев. Крюковый подтянул катер к борту фрегата, и Моуэт быстро поднялся на корабль. С ошеломленным видом он кинулся на корму к капитану.
— Прошу прощения, сэр, — воскликнул он, — но война окончена.
Сразу же за ним на борт поднялся жизнерадостный круглоголовый толстяк в форменном сюртуке, оттолкнувший в сторону Хани и с сияющей улыбкой направившийся к капитану. Протянув ему руку, он произнес:
— Мой дорогой капитан Обри, поздравляю вас с радостным событием — заключением мира. Я очень рад видеть вас вновь. Как ваша рука? Вижу, с ней все в порядке, она такой же длины, как и вторая, как я и предсказывал. Вы меня не помните, сэр, хотя, не хвастаясь, могу сказать, что вы обязаны мне своей правой рукой. Мистер Эванс уже точил зубья своей пилы, но я ему сказал: «Нет, давайте подождем еще денек». Я Бучер, бывший помощник судового врача на «Конституции», а теперь судовой врач «Норфолка».
— Конечно же, я помню вас, мистер Бучер, — произнес Джек Обри, вспоминая свой плен и тот мучительный переход в Бостон в качестве военнопленного, после того как американский корабль «Конституция» захватил английскую «Яву». — Но где же капитан Палмер? Он уцелел после гибели «Норфолка»?
— Он получил множество травм, но не утонул. Мы потеряли совсем немного человек по сравнению с тем количеством, которое могло бы погибнуть. Правда, остались почти нагишом, лишь у меня сохранился приличный сюртук. Вот почему к вам направили меня. Не мог же капитан Палмер явиться на борт английского военного корабля в рваной сорочке и без головного убора. Разумеется, он передает свои наилучшие пожелания. Он имел удовольствие встретиться с вами в Бостоне вместе с капитаном Лоренсом и надеется, что вы со своими офицерами отобедаете у него на острове в три часа.
— Вы говорили о мире, мистер Бучер?
— О да, и он расскажет о нем гораздо подробнее, чем я. Впервые мы узнали о нем от британского китобоя. Можете представить наш жалкий вид, когда нам пришлось отпустить этот великолепный приз. Затем это известие подтвердил капитан судна из Нантакета. Но скажите, сэр, правда ли, что вы намерены вскрывать череп доктору Мэтьюрину?
— При падении он получил очень опасную травму, и наш капеллан, который разбирается в медицине, полагает, что эта операция может спасти его.
— Если речь идет о трепанации черепа, то я к вашим услугам. Я провел десятки, нет, сотни таких операций, и у меня не погиб ни один пациент. Исключение составляют несколько больных, страдавших запущенными формами кахексии, когда пришлось провести операцию, чтобы угодить родственникам. Я провел трепанацию миссис Бучер, которая страдала постоянными головными болями, после чего она ни разу не пожаловалась на мигрень. Я искренне верю в благополучный исход операции. Я спас многих людей, находившихся на краю могилы, среди них были те, кто имел депрессивные травмы черепа. Вы позволите мне взглянуть на больного?
— Великолепный инструмент, ничего не скажешь, — произнес, обращаясь к отцу Мартину, Бучер, вертя в руках трефин Стивена. — В нем столько неизвестных мне новшеств. Думаю, это французское изделие? Помню, что наш друг, — продолжал он, кивнув в сторону Мэтьюрина, — говорил, что он учился во Франции. Не угодно ли понюшку, сэр?
— Благодарю, но я этим не балуюсь.
— Ну а я к нюхательному табаку привык, — отвечал Бучер. — Великолепный инструмент. Но я не удивляюсь, что вы не решились использовать его. Я и сам не рискнул бы оперировать даже при таком умеренном волнении, как сейчас, не говоря уже о том, какое вы описывали. Надо сейчас же отвезти его на берег, нельзя допустить, чтобы такое давление продолжалось еще одну ночь, иначе я не отвечаю за последствия.
— А не опасно его беспокоить?
— Конечно, нет. Надо завернуть его в одеяла, привязать к двум доскам эластичными бинтами, для ног, конечно, сделать упор и с помощью талей опустить его вертикально. Никакого вреда ему причинено не будет. А если капитан Обри пришлет своего плотника, чтобы тот сколотил небольшую избушку чуть покрепче наших палаток, то пациент будет чувствовать себя не хуже, чем в любом морском госпитале.
— Мистер Моуэт, — произнес Джек Обри, — я отправляюсь на берег с доктором. Когда прилив достигнет максимальной величины, будет слишком темно, чтобы войти в канал, поэтому встаньте на два якоря, увеличив длину якорь-цепи до двадцати саженей. По всей вероятности, я вернусь, когда все наладится, но если я не вернусь, завтра утром вы подойдете к берегу. Не забудьте про якоря, Моуэт.
Стивен, лицо которого было защищено от солнца, походил на мертвеца, когда его стали опускать в шлюпку — на этот раз это был баркас, более просторный, чем катер. Он низко осел в воду, потому что в него спустили еще плотника с помощниками, партию рабочих, погрузили строительную древесину, а также провиант, который, по мнению капитана, пригодится потерпевшим кораблекрушение.