Страница:
Она посмотрела на него ровным взглядом и сказала:
— Я это слышала от Тарранта. Но до этого я видела вас лишь в роли государственного служащего. Канцеляриста.
— Я и сейчас играю эту роль. Бухгалтер в отпуске. Решил прокатиться за границу.
От дома отъехала машина. Из дома вышел Вилли Гарвин и двинулся через дворик, неся серебряное ведерко со льдом, коробочку с таблетками, кувшин с соком.
На нем были сандалеты на босу ногу, синие боксерские шорты и больше ничего.
— Ты посмотри, кто к нам приехал, Вилли, — все тем же ровным тоном произнесла Модести.
Вилли Гарвин бросил взгляд на Фрейзера, поставил на столик то, что держал в руках, потом скинул сандалии, сел на край бассейна, опустил ноги в воду, прищурившись посмотрел на солнце и сказал:
— Иисус Христос на велосипеде!
— Мне очень неловко, — начал Фрейзер, глядя на Модести с вполне искренним смущением и сожалением. — Я лично считаю, что это совершенно лишний ход, как, наверно, и вы. Я пытался переубедить Старика, но без толку.
— Таррант приказал вам вступить в контакт? — спросила Модести. Фрейзер не мог понять, рассердилась она или нет, но он обратил внимание, что Вилли Гарвин повернулся в их сторону и не спускает глаз с Модести.
— Ну, в общем, да, — ответил Фрейзер, пожимая плечами. — На мой взгляд, это просто глупо. И, похоже, что хватка у него уже не та.
— Вы так действительно считаете? — тихо осведомилась она, но при этих словах Вилли Гарвин прикрыл глаза и затаил дыхание. — Значит, вы так действительно считаете? А кто вы, собственно такой, черт побери, чтобы…
Она осеклась и молча уставилась на Фрейзера. Затем вдруг рассмеялась и села на один из стульев.
— Неплохо сыграно, — одобрительно отозвалась она. — Впрочем, это он велел вам выступить в таком амплуа?
Собираясь с мыслями, Фрейзер сохранял непроницаемое выражение на лице. Потом улыбнулся и сказал:
— Выражусь так: я не совсем уверен, что он теряет хватку.
— Отлично. Можете ему передать, что он выбрал правильную наживку, но я не клюнула.
Вилли открыл глаза, ударил ногой по воде и сказал:
— Но, по-моему, это рискованный ход — в смысле прямого контакта с нами.
— Мне тоже так кажется, — кивнула Модести. На лице ее уже не было и тени улыбки. Она обратилась к Фрейзеру. — Надо полагать, у него есть веские основания.
— Проблема связи, — сказал Фрейзер. — Он боится, что вы можете просто исчезнуть бесследно, как и все те, кто внезапно исчез из оборота. — Прежде чем она успела ответить, Фрейзер добавил: — Он опасается, что после того, как к вам обратятся, наши контакты уже могут всерьез вас скомпрометировать. Таррант считает, что лучше приставить к вам хвост. Даже если вы выслушаете их предложение, это само по себе мало что прояснит. Чтобы до конца понять расклад, вам нужно будет пройти до конца путь наемника. Но кто-то должен следить за вами, чтобы вы не оказались отрезанными…
— Этот человек должен быть большим умельцем, — мрачно изрек Вилли.
Фрейзер посмотрел на него и дружелюбно заметил:
— Я дело знаю.
Наступила длительная пауза. Наконец Модести нарушила молчание.
— Мне это не нравится, но из кабинета Тарранта затея выглядит убедительно. Как вы предполагаете действовать, мистер Фрейзер?
— Примерно так же, как любите действовать вы, мисс Блейз. По своему усмотрению.
Вилли только хмыкнул, но Модести одобрительно кивнула.
— Ладно, пусть так. Но как нам дать знать, если что-то вдруг случится?
— Ну, во-первых, вы сможете позвонить мне в «Мавританию» без особых проблем. Если меня не окажется на месте, передайте просьбу, чтобы мистер Сванн зашел в банк «Баркли» насчет дорожных чеков, по которым он получал наличность.
— А если нам не удастся позвонить?
— Тогда это станет уже моей проблемой. Я буду находиться в постоянной близости…
— Вы действуете в одиночку? — резко спросила Модести.
— Да.
Она смягчилась и, приветствуя эту реплику одними глазами, спокойно сказала:
— Вы действительно должны неплохо знать свое дело, мистер Фрейзер.
— Я порой ошибался, мисс Блейз, но, возможно, гораздо реже, чем многие мои коллеги.
Она улыбнулась. Фрейзер вспомнил, что Таррант рассказывал ему о ее чудесной улыбке, вернее, пытался поделиться своими впечатлениями. Эта улыбка возникала откуда-то из самых глубин ее «я» и поражала своей задушевностью и открытостью.
— Гораздо реже, чем многие, — повторила Модести. — Да, это неплохо, мистер Фрейзер. — Она взяла со стола белую шапочку, и ее лицо снова стало серьезным. — Но это все, так сказать, теория. А практика может оказаться весьма грустной. Так, к нам вообще никто может и не обратиться. Или же вы, не дай бог, совершите одну из ваших редких ошибок и потеряете нас. — Она говорила ровно, без какого-либо желания обидеть. — Если это случится и если нам представится шанс передать информацию о себе на каком-то отрезке нашего пути, что нам нужно будет сделать?
— Если вы отправите телеграмму в Корпус милосердия, в Лондоне, она дойдет до нас.
— Корпус милосердия?
— Ассоциация добровольцев-спасателей. Международная организация. Она готова оказать экстренную помощь в чрезвычайных ситуациях. Наводнения, землетрясения, эпидемии и так далее. Причем в любой точке земного шара.
— Но ваш отдел с ней тесно связан?
— Да. Все сообщения сначала поступают к нам. Впрочем, большинство из них настоящие. Наши люди пользуются этой крышей только в случае крайней необходимости.
— Но мы не сможем носить с собой все необходимое для шифровки. Нам придется пользоваться каким-то условным текстом.
— Да. Но пусть это вас не волнует. У нас в отделе все поймут. Главное, подпишитесь «доктор Рампол».
Модести встала, надела шапочку, скинула белые сандалии. У нее были крепкие ступни, немножко широковатые, чтобы их можно было счесть элегантными, но тем не менее весьма неплохой формы. Ноги путешественницы, отметил про себя Фрейзер. Он вспомнил рассказ Тарранта о том, как Модести Блейз прошла пешком от Греции до Персии, когда ей не было и одиннадцати. Причем прошла босиком.
Модести подошла со спины к Вилли, пихнула его в воду и нырнула следом. Они начали заплыв, проходя дистанцию от одного конца бассейна до другого и обратно. Кроль Вилли со стороны мог показаться тяжеловатым, но в пловце чувствовались мощь и выносливость. Стиль Модести в принципе мало отличался от манеры плавать Вилли, хоть и был немного помягче.
Фрейзер подумал, что, похоже, один из них учил плавать другого. За проведенные вместе годы они умело делились приобретенными навыками.
Внезапно где-то поблизости затрещал телефон. Они, как по команде, прекратили заплыв, и Модести сказала:
— Я подойду. Наверно, это Конти насчет примерки.
Она в два приема доплыла до борта бассейна, набросив на себя халат, прошла через лужайку во дворик и скрылась в доме.
Телефон умолк. Вилли Гарвин снова стал неторопливо демонстрировать свой кроль. Три минуты спустя из дома вышла Модести. Она бросила халат на стул рядом с Фрейзером и налила ему еще соку.
— Выпейте-ка, — сказала она. — По-моему, вы действительно перегрелись. У вас бледный вид.
— Уайтхолловская бледность.
— Может быть. Но надо пить больше жидкости. А таблетки можете не принимать.
— Спасибо.
Модести опять нырнула в бассейн. Фрейзер заметил, что она поравнялась с Вилли, и они снова поплыли рядом, работая руками и ногами с удивительной синхронностью.
Туда-сюда, туда-сюда сновали пловцы, и ритм их движений усыплял Фрейзера. Он подумал, что Модести, пожалуй, права. Он действительно перегрелся. У него закружилась голова. В бассейне оказалось четверо пловцов. Странно… Фрейзер прикрыл глаза…
Модести задержалась у края бассейна и сказала:
— Вилли…
Он встал, стряхивая воду с волос.
— Мы прошли только полмили, Принцесса, — начал он. — Я-то думал…
Он осекся. Он никогда не видел у нее на лице такого выражения. В нем была смесь ярости и потрясения, горькой обиды на себя и растерянности. Он быстро метнул взгляд на распростершегося в шезлонге Фрейзера.
— Он без сознания. — В голосе Модести чувствовалось напряжение. — Я дала ему таблетку.
Она вылезла из бассейна, Вилли за ней.
— Кто звонил? — спросил он.
— Мужской голос. Незнакомый… — Модести помолчала и добавила: — Вилли, они похитили Люсиль.
— Люсиль? — Какое-то мгновение Вилли пристально смотрел в одну точку, судя по всему, прокручивая в мозгу множество разных вариантов, как это делала она десять минут назад. Когда Вилли снова посмотрел на нее, в его глазах она увидела смерть.
— Вот, стало быть, как они решили сыграть? — произнес он, и его голос чуть дрогнул. — Мы-то подготовились выслушать вежливое приглашение. Но нас не приглашают. Нам приказывают.
— Судя по всему, нам действительно приказывают. Не понимаю, как и когда они захватили ее.
— Сегодня у них в школе отдых на пляже, у моря…
— Тогда все, конечно, просто. Могли увезти ее на катере.
— Опять Герас?
— Нет. — Она уверенно покачала головой. — Это те, кто нас интересует. А их интересуем мы.
— Что тебе сказал тот тип по телефону?
— Сказал, что они взяли Люсиль. Что мне надо позвонить в школу и сообщить, что Люсиль почувствовала себя плохо, и ее отвезли домой на такси. И еще он велел нам с тобой быть на углу рю Мексик и рю ле Виньи ровно через час. Никаких фокусов. Взять по одному чемодану. Тот, кто нас подберет, понятия не имеет, где Люсиль.
— Неплохо. — Вилли потер ладонью лоб. — Ты позвонила в ее школу?
— Позвонила.
— Ну а по голосу ты не поняла, кто это звонил?
— Нет. Говорил по-английски с иностранным акцентом. Это может быть кто угодно. Никаких следов. Никаких нитей.
Вилли прижал руки к волосам, выжимая воду, потом сказал:
— Господи, Боже мой…
Модеста положила ему руку на плечо.
— Вилли, извини, что я впутала ее в это…
— Ну что ты. — Он был просто шокирован ее словами. — Это все они, сволочи поганые!
— Они играют не по правилам, но что делать, мы-то с тобой не первый год имеем с ними дело, так что удивляться нечему. Надо было предвидеть… — Она говорила спокойно, но в глазах ее было презрение к самой себе.
Вилли осторожно положил руки ей на плечи. Когда не было профессиональной необходимости, он редко дотрагивался до нее.
— Нам обоим нужно было держать ухо востро. Принцесса. Но мы дали маху. Так что, пожалуйста, давай про это забудем. — Он и утешал ее, и сам надеялся получить утешение. — Чему быть — того не миновать. Девочка у них. Теперь они возьмут нас в оборот. Из этого и будем исходить.
— Да, Вилли, ты прав. Не буду. Хватит корить себя… Все, я взяла себя в руки.
— Вот и хорошо, — сказал он, но его пальцы стиснули ее плечи чуть сильнее, чем следовало бы, и в голосе появились нотки отчаяния. — Что же теперь нам делать? Как играть, Принцесса?
Теперь Вилли Гарвин сам просил у нее утешения, но она не могла дать ему этого, она пока не знала, как ответить ударом на удар, как выбраться из западни. Впрочем, задавая свои вопросы, он прекрасно понимал, что просит невозможного.
— Все складывается так себе, Вилли, — проговорила Модести. — Пока вижу один выход — делать, как нам велят. Будем покорно слушаться, пока не поймем расклад. А затем надо ждать удобного момента, и тогда уже сделать все, что только возможно.
Он отпустил ее, уронив руки.
— Это все слишком туманно, Принцесса. Должен быть какой-то другой выход.
— Другого выхода нет, — отрезала она и посмотрела на него в упор. Вилли не отвел глаза. Он просто усвоил то, что она хотела довести до его сознания. Нужно было оставить все надежды и иллюзии и внушить себе, что нельзя ждать чудес.
Теперь он проследовал за ней в мрачное царство холодных фактов, где Люсиль была лишь одной из величин в зловещем уравнении, которое пока не имело решения.
Модеста испытала облегчение, когда поняла, что Вилли все-таки заставил себя освободиться от лишних эмоций и пришел в состояние, которое позволяло действовать.
— Извини, — сказал Вилли, и на его губах возникло слабое подобие прежней улыбки. — Я на минуту растерялся.
— Я тоже. А Фрейзер все равно ничем нам не смог бы помочь. Потому-то я и вывела его из игры. Мы, конечно, сами напрашивались на неприятности, но Люсиль тут ни при чем. Она — невинная жертва. Придется исходить из того, что на кон поставлена ее жизнь.
— Она перепутается, — сказал Вилли. — Перепугается до умопомрачения.
— Знаю. — Модести говорила резко, без тени снисхождения. — Те, кто поднял руку на ребенка, не заслуживают того, чтобы с ними церемонились.
Она подошла к Фрейзеру, приподняла веко. Он был без сознания. Модести понимала, что он придет в себя теперь не раньше чем через два часа.
— Уложи его у себя, Вилли, — сказала она. — А нам пора собираться. Времени в обрез.
— Что захватим?
— Ничего такого. Ни нашей спецобуви, ни прочего серьезного снаряжения не надо.
— А мои ножички? Твои пушечки?
Ее губы чуть дрогнули.
— Пожалуй. Те, кто хотят нас заполучить, не удивятся. Полчаса спустя они уже сидели в большой гостиной, готовые пуститься в путь. Рядом стояли два чемодана. Мулей приехал из города и получил инструкции относительно Фрейзера. Вилли позвонил и заказал такси.
Модеста встала, подошла к открытому окну, посмотрела в сад. Потом сказала:
— Операция начинается неудачно. Инициатива, как это ни печально, пока на стороне противника. Мы можем на сей раз проиграть. А с ними Люсиль. И также Таррант.
— Что ж, если так написано на роду, — в голосе Вилли не было отчаяния, только констатация факта. — Ты уверена, что это все связано с Таррантом? Это не обычное похищение?
— Нет. Не тот почерк. Тут разыгрывается приз покрупнее.
— Мы с тобой?
— Похоже.
— Они что-то перестарались. Кроме нас есть и другие.
— Да, большое количество нанятых подмастерьев. — Модести взяла сигарету, которую Вилли зажег для нее. — Предположим, Таррант не ошибается. Предположим, кто-то решил захватить Кувейт и затем поставить мировое сообщество перед фактом. Тут нужны головорезы, тут необходим четкий план действий, тут требуется материальная часть, боеприпасы, рядовые. Ну, ты же лучше меня смыслишь в военном деле. Чего еще не хватает?
Вилли кивнул.
— Ну да. Ответ простой. Не хватает командиров. Их надо немного, но как раз это товар дефицитный, на дороге не валяется.
— Их трудно найти вне регулярных армейских соединений.
— Да и в армии тоже непросто. Девяносто процентов в лучшем случае просто пригодны. А для такого дельца просто пригодные кадры — это мало.
— А мы с тобой, значит, подходим? Вилли подумал, потом кивнул.
— Для тех, кто знает про нас все или почти все, — да.
— Выходит, что тот, кто возглавляет эту операцию, имел доступ к нашим досье.
Вилли затянулся сигаретой, выпустил струю дыма, молча глядя на бассейн. Сейчас он думал уже не о Люсиль. Он решил посадить воображение на голодный паек. Этому он научился у Модести. Он знал, что поначалу это дается нелегко, но затем, когда преграды, возведенные силой воли, затвердевают, устанавливается некий новый стереотип.
Раздался стук в дверь. Вошел Мулей.
— Такси пришло, мадемуазель, — доложил он.
— Хорошо, Мулей. Пожалуйста, возьмите чемоданы.
Когда Мулей вышел с чемоданами, она сказала:
— Вилли… Я говорила, что мы можем на сей раз проиграть. Забудь это.
— Кто-то всегда проигрывает, — отозвался он. — Почему бы и нам не проиграть?
— Только не сейчас, черт возьми! — Ее глаза сердито сверкнули. — Легкой победы тут не будет. Но я ни за что не уступлю!
Вилли посмотрел на нее и вдруг почувствовал прилив сил и уверенности в себе. Он выбросил сигарету в окно.
— О’кей. Принцесса, — сказал Вилли. — Значит, будем выигрывать. Другого не дано.
Глава 14
— Я это слышала от Тарранта. Но до этого я видела вас лишь в роли государственного служащего. Канцеляриста.
— Я и сейчас играю эту роль. Бухгалтер в отпуске. Решил прокатиться за границу.
От дома отъехала машина. Из дома вышел Вилли Гарвин и двинулся через дворик, неся серебряное ведерко со льдом, коробочку с таблетками, кувшин с соком.
На нем были сандалеты на босу ногу, синие боксерские шорты и больше ничего.
— Ты посмотри, кто к нам приехал, Вилли, — все тем же ровным тоном произнесла Модести.
Вилли Гарвин бросил взгляд на Фрейзера, поставил на столик то, что держал в руках, потом скинул сандалии, сел на край бассейна, опустил ноги в воду, прищурившись посмотрел на солнце и сказал:
— Иисус Христос на велосипеде!
— Мне очень неловко, — начал Фрейзер, глядя на Модести с вполне искренним смущением и сожалением. — Я лично считаю, что это совершенно лишний ход, как, наверно, и вы. Я пытался переубедить Старика, но без толку.
— Таррант приказал вам вступить в контакт? — спросила Модести. Фрейзер не мог понять, рассердилась она или нет, но он обратил внимание, что Вилли Гарвин повернулся в их сторону и не спускает глаз с Модести.
— Ну, в общем, да, — ответил Фрейзер, пожимая плечами. — На мой взгляд, это просто глупо. И, похоже, что хватка у него уже не та.
— Вы так действительно считаете? — тихо осведомилась она, но при этих словах Вилли Гарвин прикрыл глаза и затаил дыхание. — Значит, вы так действительно считаете? А кто вы, собственно такой, черт побери, чтобы…
Она осеклась и молча уставилась на Фрейзера. Затем вдруг рассмеялась и села на один из стульев.
— Неплохо сыграно, — одобрительно отозвалась она. — Впрочем, это он велел вам выступить в таком амплуа?
Собираясь с мыслями, Фрейзер сохранял непроницаемое выражение на лице. Потом улыбнулся и сказал:
— Выражусь так: я не совсем уверен, что он теряет хватку.
— Отлично. Можете ему передать, что он выбрал правильную наживку, но я не клюнула.
Вилли открыл глаза, ударил ногой по воде и сказал:
— Но, по-моему, это рискованный ход — в смысле прямого контакта с нами.
— Мне тоже так кажется, — кивнула Модести. На лице ее уже не было и тени улыбки. Она обратилась к Фрейзеру. — Надо полагать, у него есть веские основания.
— Проблема связи, — сказал Фрейзер. — Он боится, что вы можете просто исчезнуть бесследно, как и все те, кто внезапно исчез из оборота. — Прежде чем она успела ответить, Фрейзер добавил: — Он опасается, что после того, как к вам обратятся, наши контакты уже могут всерьез вас скомпрометировать. Таррант считает, что лучше приставить к вам хвост. Даже если вы выслушаете их предложение, это само по себе мало что прояснит. Чтобы до конца понять расклад, вам нужно будет пройти до конца путь наемника. Но кто-то должен следить за вами, чтобы вы не оказались отрезанными…
— Этот человек должен быть большим умельцем, — мрачно изрек Вилли.
Фрейзер посмотрел на него и дружелюбно заметил:
— Я дело знаю.
Наступила длительная пауза. Наконец Модести нарушила молчание.
— Мне это не нравится, но из кабинета Тарранта затея выглядит убедительно. Как вы предполагаете действовать, мистер Фрейзер?
— Примерно так же, как любите действовать вы, мисс Блейз. По своему усмотрению.
Вилли только хмыкнул, но Модести одобрительно кивнула.
— Ладно, пусть так. Но как нам дать знать, если что-то вдруг случится?
— Ну, во-первых, вы сможете позвонить мне в «Мавританию» без особых проблем. Если меня не окажется на месте, передайте просьбу, чтобы мистер Сванн зашел в банк «Баркли» насчет дорожных чеков, по которым он получал наличность.
— А если нам не удастся позвонить?
— Тогда это станет уже моей проблемой. Я буду находиться в постоянной близости…
— Вы действуете в одиночку? — резко спросила Модести.
— Да.
Она смягчилась и, приветствуя эту реплику одними глазами, спокойно сказала:
— Вы действительно должны неплохо знать свое дело, мистер Фрейзер.
— Я порой ошибался, мисс Блейз, но, возможно, гораздо реже, чем многие мои коллеги.
Она улыбнулась. Фрейзер вспомнил, что Таррант рассказывал ему о ее чудесной улыбке, вернее, пытался поделиться своими впечатлениями. Эта улыбка возникала откуда-то из самых глубин ее «я» и поражала своей задушевностью и открытостью.
— Гораздо реже, чем многие, — повторила Модести. — Да, это неплохо, мистер Фрейзер. — Она взяла со стола белую шапочку, и ее лицо снова стало серьезным. — Но это все, так сказать, теория. А практика может оказаться весьма грустной. Так, к нам вообще никто может и не обратиться. Или же вы, не дай бог, совершите одну из ваших редких ошибок и потеряете нас. — Она говорила ровно, без какого-либо желания обидеть. — Если это случится и если нам представится шанс передать информацию о себе на каком-то отрезке нашего пути, что нам нужно будет сделать?
— Если вы отправите телеграмму в Корпус милосердия, в Лондоне, она дойдет до нас.
— Корпус милосердия?
— Ассоциация добровольцев-спасателей. Международная организация. Она готова оказать экстренную помощь в чрезвычайных ситуациях. Наводнения, землетрясения, эпидемии и так далее. Причем в любой точке земного шара.
— Но ваш отдел с ней тесно связан?
— Да. Все сообщения сначала поступают к нам. Впрочем, большинство из них настоящие. Наши люди пользуются этой крышей только в случае крайней необходимости.
— Но мы не сможем носить с собой все необходимое для шифровки. Нам придется пользоваться каким-то условным текстом.
— Да. Но пусть это вас не волнует. У нас в отделе все поймут. Главное, подпишитесь «доктор Рампол».
Модести встала, надела шапочку, скинула белые сандалии. У нее были крепкие ступни, немножко широковатые, чтобы их можно было счесть элегантными, но тем не менее весьма неплохой формы. Ноги путешественницы, отметил про себя Фрейзер. Он вспомнил рассказ Тарранта о том, как Модести Блейз прошла пешком от Греции до Персии, когда ей не было и одиннадцати. Причем прошла босиком.
Модести подошла со спины к Вилли, пихнула его в воду и нырнула следом. Они начали заплыв, проходя дистанцию от одного конца бассейна до другого и обратно. Кроль Вилли со стороны мог показаться тяжеловатым, но в пловце чувствовались мощь и выносливость. Стиль Модести в принципе мало отличался от манеры плавать Вилли, хоть и был немного помягче.
Фрейзер подумал, что, похоже, один из них учил плавать другого. За проведенные вместе годы они умело делились приобретенными навыками.
Внезапно где-то поблизости затрещал телефон. Они, как по команде, прекратили заплыв, и Модести сказала:
— Я подойду. Наверно, это Конти насчет примерки.
Она в два приема доплыла до борта бассейна, набросив на себя халат, прошла через лужайку во дворик и скрылась в доме.
Телефон умолк. Вилли Гарвин снова стал неторопливо демонстрировать свой кроль. Три минуты спустя из дома вышла Модести. Она бросила халат на стул рядом с Фрейзером и налила ему еще соку.
— Выпейте-ка, — сказала она. — По-моему, вы действительно перегрелись. У вас бледный вид.
— Уайтхолловская бледность.
— Может быть. Но надо пить больше жидкости. А таблетки можете не принимать.
— Спасибо.
Модести опять нырнула в бассейн. Фрейзер заметил, что она поравнялась с Вилли, и они снова поплыли рядом, работая руками и ногами с удивительной синхронностью.
Туда-сюда, туда-сюда сновали пловцы, и ритм их движений усыплял Фрейзера. Он подумал, что Модести, пожалуй, права. Он действительно перегрелся. У него закружилась голова. В бассейне оказалось четверо пловцов. Странно… Фрейзер прикрыл глаза…
Модести задержалась у края бассейна и сказала:
— Вилли…
Он встал, стряхивая воду с волос.
— Мы прошли только полмили, Принцесса, — начал он. — Я-то думал…
Он осекся. Он никогда не видел у нее на лице такого выражения. В нем была смесь ярости и потрясения, горькой обиды на себя и растерянности. Он быстро метнул взгляд на распростершегося в шезлонге Фрейзера.
— Он без сознания. — В голосе Модести чувствовалось напряжение. — Я дала ему таблетку.
Она вылезла из бассейна, Вилли за ней.
— Кто звонил? — спросил он.
— Мужской голос. Незнакомый… — Модести помолчала и добавила: — Вилли, они похитили Люсиль.
— Люсиль? — Какое-то мгновение Вилли пристально смотрел в одну точку, судя по всему, прокручивая в мозгу множество разных вариантов, как это делала она десять минут назад. Когда Вилли снова посмотрел на нее, в его глазах она увидела смерть.
— Вот, стало быть, как они решили сыграть? — произнес он, и его голос чуть дрогнул. — Мы-то подготовились выслушать вежливое приглашение. Но нас не приглашают. Нам приказывают.
— Судя по всему, нам действительно приказывают. Не понимаю, как и когда они захватили ее.
— Сегодня у них в школе отдых на пляже, у моря…
— Тогда все, конечно, просто. Могли увезти ее на катере.
— Опять Герас?
— Нет. — Она уверенно покачала головой. — Это те, кто нас интересует. А их интересуем мы.
— Что тебе сказал тот тип по телефону?
— Сказал, что они взяли Люсиль. Что мне надо позвонить в школу и сообщить, что Люсиль почувствовала себя плохо, и ее отвезли домой на такси. И еще он велел нам с тобой быть на углу рю Мексик и рю ле Виньи ровно через час. Никаких фокусов. Взять по одному чемодану. Тот, кто нас подберет, понятия не имеет, где Люсиль.
— Неплохо. — Вилли потер ладонью лоб. — Ты позвонила в ее школу?
— Позвонила.
— Ну а по голосу ты не поняла, кто это звонил?
— Нет. Говорил по-английски с иностранным акцентом. Это может быть кто угодно. Никаких следов. Никаких нитей.
Вилли прижал руки к волосам, выжимая воду, потом сказал:
— Господи, Боже мой…
Модеста положила ему руку на плечо.
— Вилли, извини, что я впутала ее в это…
— Ну что ты. — Он был просто шокирован ее словами. — Это все они, сволочи поганые!
— Они играют не по правилам, но что делать, мы-то с тобой не первый год имеем с ними дело, так что удивляться нечему. Надо было предвидеть… — Она говорила спокойно, но в глазах ее было презрение к самой себе.
Вилли осторожно положил руки ей на плечи. Когда не было профессиональной необходимости, он редко дотрагивался до нее.
— Нам обоим нужно было держать ухо востро. Принцесса. Но мы дали маху. Так что, пожалуйста, давай про это забудем. — Он и утешал ее, и сам надеялся получить утешение. — Чему быть — того не миновать. Девочка у них. Теперь они возьмут нас в оборот. Из этого и будем исходить.
— Да, Вилли, ты прав. Не буду. Хватит корить себя… Все, я взяла себя в руки.
— Вот и хорошо, — сказал он, но его пальцы стиснули ее плечи чуть сильнее, чем следовало бы, и в голосе появились нотки отчаяния. — Что же теперь нам делать? Как играть, Принцесса?
Теперь Вилли Гарвин сам просил у нее утешения, но она не могла дать ему этого, она пока не знала, как ответить ударом на удар, как выбраться из западни. Впрочем, задавая свои вопросы, он прекрасно понимал, что просит невозможного.
— Все складывается так себе, Вилли, — проговорила Модести. — Пока вижу один выход — делать, как нам велят. Будем покорно слушаться, пока не поймем расклад. А затем надо ждать удобного момента, и тогда уже сделать все, что только возможно.
Он отпустил ее, уронив руки.
— Это все слишком туманно, Принцесса. Должен быть какой-то другой выход.
— Другого выхода нет, — отрезала она и посмотрела на него в упор. Вилли не отвел глаза. Он просто усвоил то, что она хотела довести до его сознания. Нужно было оставить все надежды и иллюзии и внушить себе, что нельзя ждать чудес.
Теперь он проследовал за ней в мрачное царство холодных фактов, где Люсиль была лишь одной из величин в зловещем уравнении, которое пока не имело решения.
Модеста испытала облегчение, когда поняла, что Вилли все-таки заставил себя освободиться от лишних эмоций и пришел в состояние, которое позволяло действовать.
— Извини, — сказал Вилли, и на его губах возникло слабое подобие прежней улыбки. — Я на минуту растерялся.
— Я тоже. А Фрейзер все равно ничем нам не смог бы помочь. Потому-то я и вывела его из игры. Мы, конечно, сами напрашивались на неприятности, но Люсиль тут ни при чем. Она — невинная жертва. Придется исходить из того, что на кон поставлена ее жизнь.
— Она перепутается, — сказал Вилли. — Перепугается до умопомрачения.
— Знаю. — Модести говорила резко, без тени снисхождения. — Те, кто поднял руку на ребенка, не заслуживают того, чтобы с ними церемонились.
Она подошла к Фрейзеру, приподняла веко. Он был без сознания. Модести понимала, что он придет в себя теперь не раньше чем через два часа.
— Уложи его у себя, Вилли, — сказала она. — А нам пора собираться. Времени в обрез.
— Что захватим?
— Ничего такого. Ни нашей спецобуви, ни прочего серьезного снаряжения не надо.
— А мои ножички? Твои пушечки?
Ее губы чуть дрогнули.
— Пожалуй. Те, кто хотят нас заполучить, не удивятся. Полчаса спустя они уже сидели в большой гостиной, готовые пуститься в путь. Рядом стояли два чемодана. Мулей приехал из города и получил инструкции относительно Фрейзера. Вилли позвонил и заказал такси.
Модеста встала, подошла к открытому окну, посмотрела в сад. Потом сказала:
— Операция начинается неудачно. Инициатива, как это ни печально, пока на стороне противника. Мы можем на сей раз проиграть. А с ними Люсиль. И также Таррант.
— Что ж, если так написано на роду, — в голосе Вилли не было отчаяния, только констатация факта. — Ты уверена, что это все связано с Таррантом? Это не обычное похищение?
— Нет. Не тот почерк. Тут разыгрывается приз покрупнее.
— Мы с тобой?
— Похоже.
— Они что-то перестарались. Кроме нас есть и другие.
— Да, большое количество нанятых подмастерьев. — Модести взяла сигарету, которую Вилли зажег для нее. — Предположим, Таррант не ошибается. Предположим, кто-то решил захватить Кувейт и затем поставить мировое сообщество перед фактом. Тут нужны головорезы, тут необходим четкий план действий, тут требуется материальная часть, боеприпасы, рядовые. Ну, ты же лучше меня смыслишь в военном деле. Чего еще не хватает?
Вилли кивнул.
— Ну да. Ответ простой. Не хватает командиров. Их надо немного, но как раз это товар дефицитный, на дороге не валяется.
— Их трудно найти вне регулярных армейских соединений.
— Да и в армии тоже непросто. Девяносто процентов в лучшем случае просто пригодны. А для такого дельца просто пригодные кадры — это мало.
— А мы с тобой, значит, подходим? Вилли подумал, потом кивнул.
— Для тех, кто знает про нас все или почти все, — да.
— Выходит, что тот, кто возглавляет эту операцию, имел доступ к нашим досье.
Вилли затянулся сигаретой, выпустил струю дыма, молча глядя на бассейн. Сейчас он думал уже не о Люсиль. Он решил посадить воображение на голодный паек. Этому он научился у Модести. Он знал, что поначалу это дается нелегко, но затем, когда преграды, возведенные силой воли, затвердевают, устанавливается некий новый стереотип.
Раздался стук в дверь. Вошел Мулей.
— Такси пришло, мадемуазель, — доложил он.
— Хорошо, Мулей. Пожалуйста, возьмите чемоданы.
Когда Мулей вышел с чемоданами, она сказала:
— Вилли… Я говорила, что мы можем на сей раз проиграть. Забудь это.
— Кто-то всегда проигрывает, — отозвался он. — Почему бы и нам не проиграть?
— Только не сейчас, черт возьми! — Ее глаза сердито сверкнули. — Легкой победы тут не будет. Но я ни за что не уступлю!
Вилли посмотрел на нее и вдруг почувствовал прилив сил и уверенности в себе. Он выбросил сигарету в окно.
— О’кей. Принцесса, — сказал Вилли. — Значит, будем выигрывать. Другого не дано.
Глава 14
Моторы «Голубки» стонали в разреженном воздухе высокогорья. Внизу, в каких-то трехстах футах от самолета, проплыл горный пик, покрытый шапкой снега. Моторы запели по-другому, когда самолет сделал вираж и, чуть снизившись над горным хребтом, пошел на высоте двенадцати тысяч футов.
Самолет теперь шел на восток, над другим хребтом, в трех милях севернее первого.
Модести сидела на первом сиденье пассажирского отсека, слева. Вилли расположился справа. Кресла сзади и против хода были пустые, но на следующих за ними сиденьях находились двое сопровождающих.
На Модести были черные брюки, рубашка и толстый белый пуловер. Так же был одет и Вилли, только на нем пуловер был серый. Прошло шесть дней, как они покинули Танжер, в сумерках, на маленьком катере. Еще до того, как на следующий день они оказались в Касабланке, им выдали фальшивые паспорта, несколько авиабилетов и сложное описание маршрута. На каждом пересадочном пункте их встречали агенты. Все эти люди — и агенты, и экипаж катера — были им абсолютно неизвестны.
Двадцать четыре часа тому назад они приземлились в Кабуле, а на следующее утро двое мужчин, которые теперь сидели сзади, отвезли их опять в аэропорт и посадили в «Голубку — Де Хавиланд». Конвоиры были суровы и неразговорчивы — один испанец, другой вроде бы славянин. На обоих была штатская одежда, в которой они чувствовали себя как-то неуютно.
Время он времени они поглядывали на Модести с явным любопытством, но почти ничего не говорили и на все вопросы только отрицательно качали головами. Командир самолета был русский, второй пилот — китаец, но между собой все четверо общались по-английски.
Модести предположила, что они летят на северо-северо-восток. Затем, когда появилось солнце, она убедилась в своей правоте. Впрочем, она бы вычислила это и без солнца. Долгие скитания в прошлом привели к возникновению у нее в голове своеобразного компаса.
В кабульском отеле Модести и Вилли раздобыли карту и сразу стали ее изучать. Афганистан являл собой треугольник неправильной формы между Россией, Ираном и Пакистаном. Но только на северо-востоке, за пятисотмильными отрогами Гиндукуша начинался район Памира и пятидесятимильный отрезок границы с Китаем. К северу простирались пустынные земли, уходившие к границе с Россией.
Их самолет не пролетал над самой высокой частью Гиндукуша. Он просто не мог подниматься так высоко. На такое были способны только ИЛы, курсирующие между Кабулом и Термезом, а также ДС-6. Старички ДС-3 и ДС-4 пролетали над перевалом Саланг. Но даже для этого нужно было подниматься на девятнадцать тысяч футов. «Голубке» приходилось пользоваться другим маршрутом. Она летела на северо-восток сложным, извилистым путем, постепенно углубляясь в сердцевину горной страны.
Модести пыталась угадать, где они будут пересекать границу. Вилли Гарвин повернулся и посмотрел на нее через проход. Его занимал тот же самый вопрос. Еще час-другой лета, и они окажутся за «железным» или «бамбуковым занавесом». Модести еле заметно пожала плечами и снова повернулась к иллюминатору.
Впервые с тех пор, как Модести и Вилли покинули Кабул, они переглянулись. Во время взлета и в последовавшие за тем минут десять Вилли рассеянно смотрел перед собой в открытую дверь кабины пилотов. Ну а затем, когда самолет пошел над горами, он глядел в иллюминатор.
Облаков почти не было, и видимость оставалась хорошей. Модести знала, что все это время Вилли записывает увиденное, словно видеокамера. Она сама пыталась делать нечто в этом роде. Она, правда, не обладала фотографической памятью Вилли, но у нее было лучше развито чувство направления. Возможно, они напрасно тратили силы на это упражнение, но опыт учил по возможности запоминать дорогу туда и обратно, куда бы не заносила их судьба.
Модести смотрела на хитросплетение ущелий и горных хребтов. Время от времени поблескивали зеркальца озер, от которых отходили серебряные нитки горных рек. Теперь вокруг не было высоких пиков, и они летели над долиной между двух горных хребтов.
Самолет стал поворачивать налево. Казалось, они вот-вот врежутся в серую гору, но в хребте обнаружился прогал, и «Голубка» проскочила в него, постепенно снижаясь. Они по-прежнему петляли по какому-то сложному, хитрому лабиринту.
Модести вдруг почувствовала, что Вилли напрягся, и повернулась в его сторону. Самолет сделал еще один крутой вираж, и снова высокая серая стена стала отступать.
Под ними раскинулась новая долина — четырехмильное углубление в горном массиве. В середине она резко сужалась. С обеих сторон высились горы. В северном конце Модести увидела озеро почти правильной круглой формы. Из него вытекала речка, которая дальше бежала не по центру долины, но вдоль ее восточной стены. В южном конце долины речка скрывалась в нагромождении скал и валунов. В свое время гора словно сбросила свою каменную кожу и обрушила вниз тонны скалистой породы.
Самолет стал разворачиваться, и Модести увидела ряд закамуфлированных бараков и автомобилей. Вокруг сновали крошечные человеческие фигурки. Самолет спустился еще ниже, и на мгновение показался дворец, спрятавшийся между двух горных отрогов. Итак, путешествие подошло к концу. Их взору открылся трамплин, — с него кое-кто собирался совершить тот роковой прыжок, которого опасался Таррант. Причем этот лагерь расположился на заброшенной ничейной земле, там, куда никто и не подумал бы послать самолет-разведчик или спутник-шпион.
Самолет прошел над озером, потом над скалами и оказался над посадочной полосой. Машину тряхнуло, и ее колеса коснулись земли. Рев двигателей начал стихать, и самолет стал медленно подруливать к месту остановки. Впереди текла река, огибавшая скалы и большие камни. Кроме того, Модести увидела накатанную и весьма широкую дорогу. Когда самолет остановился, из «бутылочного горла» показался грузовик и стал приближаться к «Голубке».
— Через несколько недель у вас начнется напряженная жизнь, — сказал Карц. — Сегодня вы получите общее представление о том, что являет собой операция «Единорог», а завтра вас поставят в известность насчет конкретных задач, которые будут выполнять ваши подразделения.
Он поднял голову и посмотрел на Модести Блейз и Вилли Гарвина, сидевших напротив него на другом конце длинного стола. Они уже сняли свои свитера. Неподалеку стоял Либманн и следил за ними с явным интересом.
Модести чуть повернула голову и заметила, что Вилли смотрит на Карца со странным выражением. Карц явно произвел на него внушительное впечатление. Удивляться тут, впрочем, не приходилось. Карц и ее сильно поразил. Это хладнокровное, словно вытесанное из камня существо имело запоминающуюся внешность. Оно могло подавлять и внушать страх не самым пугливым. Его «я» угнетало и заставляло каждого ощутить свою незначительность.
В его присутствии Модести Блейз вдруг почувствовала себя снова маленькой девочкой. Впрочем, это, как ни странно, помогало — ведь именно в те далекие годы она вела самые ожесточенные сражения одна против всех. Она мысленно оскалила зубы и призвала на выручку ту самую силу, которая не умела высчитывать свои шансы на успех, но питалась звериным стремлением уцелеть любой ценой. Впрочем, внешне Модести сохраняла полнейшую невозмутимость.
— Начнем сначала, Карц, — холодно сказала она. — Сперва о самом главном. — Она сделала паузу и почувствовала, что Вилли внутренне дернулся, словно гипнотические чары Карца внезапно оказались развеяны. Он пришел в себя буквально за доли секунды.
— Совершенно верно, — резко отозвался Карц. — Сначала главное.
Она отметила это как добрый знак и продолжила:
— Мы хотим видеть ребенка.
Карц не спускал глаз с Модести секунд тридцать, затем одобрительно кивнул, словно она выдержала какой-то загадочный тест. Он сказал:
— Ее здесь нет. Она в другой стране.
— Откуда мы знаем, что она жива?
— Вы поймете это, когда операция подойдет к концу. Говорят вам, с ней все в порядке. Но если вы окажетесь непригодными, она умрет. Достаточно мне передать по радио короткое сообщение, и ее не станет.
— Почему мы должны вам верить на слово? А вдруг ее уже нет в живых?
— Она — мой единственный рычаг. Если ее не станет, я теряю над вами контроль.
— И все же ее может уже не быть в живых. А вы просто внушаете нам, что она цела и невредима, чтобы заставить нас плясать под вашу дудку.
— Это не мой метод. Но я понимаю вашу логику. Через неделю я устрою вам разговор по радиотелефону. А потом второй — еще через неделю… и так далее.
— Ладно. — Модести говорила отрывисто, по-деловому. — Но есть еще один важный момент. Предположим, мы сделаем дело, но операция тем не менее провалится. Что станет с девочкой тогда?
— Операция «Единорог» не может провалиться. — Карц произнес эту фразу так, словно изрекал непреложный закон.
— Почему вы так считаете? — спросила Модести.
— Потому что ее контролирую я. А я не ошибаюсь. Никогда.
— Готова согласиться. Но вы не обладаете бессмертием. Могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. А потому я еще раз повторяю вопрос: что произойдет, если операция провалится, хотя мы выполним то, что нам будет поручено?
— Тогда вы либо погибнете, либо окажетесь в тюрьме.
— А девочка?
Карц чуть прикрыл глаза, изучая Модести из-под полуопущенных век. Затем он сказал:
— Я объясняю вам мой метод. Я не выдвигаю пустых угроз и не даю фальшивых обещаний. Если вы окажетесь непригодными, девочка умрет. Если вы достойно выполните то, что вам будет поручено, то независимо от исхода операции она будет доставлена в Танжер тем же способом, каким была оттуда увезена.
Самолет теперь шел на восток, над другим хребтом, в трех милях севернее первого.
Модести сидела на первом сиденье пассажирского отсека, слева. Вилли расположился справа. Кресла сзади и против хода были пустые, но на следующих за ними сиденьях находились двое сопровождающих.
На Модести были черные брюки, рубашка и толстый белый пуловер. Так же был одет и Вилли, только на нем пуловер был серый. Прошло шесть дней, как они покинули Танжер, в сумерках, на маленьком катере. Еще до того, как на следующий день они оказались в Касабланке, им выдали фальшивые паспорта, несколько авиабилетов и сложное описание маршрута. На каждом пересадочном пункте их встречали агенты. Все эти люди — и агенты, и экипаж катера — были им абсолютно неизвестны.
Двадцать четыре часа тому назад они приземлились в Кабуле, а на следующее утро двое мужчин, которые теперь сидели сзади, отвезли их опять в аэропорт и посадили в «Голубку — Де Хавиланд». Конвоиры были суровы и неразговорчивы — один испанец, другой вроде бы славянин. На обоих была штатская одежда, в которой они чувствовали себя как-то неуютно.
Время он времени они поглядывали на Модести с явным любопытством, но почти ничего не говорили и на все вопросы только отрицательно качали головами. Командир самолета был русский, второй пилот — китаец, но между собой все четверо общались по-английски.
Модести предположила, что они летят на северо-северо-восток. Затем, когда появилось солнце, она убедилась в своей правоте. Впрочем, она бы вычислила это и без солнца. Долгие скитания в прошлом привели к возникновению у нее в голове своеобразного компаса.
В кабульском отеле Модести и Вилли раздобыли карту и сразу стали ее изучать. Афганистан являл собой треугольник неправильной формы между Россией, Ираном и Пакистаном. Но только на северо-востоке, за пятисотмильными отрогами Гиндукуша начинался район Памира и пятидесятимильный отрезок границы с Китаем. К северу простирались пустынные земли, уходившие к границе с Россией.
Их самолет не пролетал над самой высокой частью Гиндукуша. Он просто не мог подниматься так высоко. На такое были способны только ИЛы, курсирующие между Кабулом и Термезом, а также ДС-6. Старички ДС-3 и ДС-4 пролетали над перевалом Саланг. Но даже для этого нужно было подниматься на девятнадцать тысяч футов. «Голубке» приходилось пользоваться другим маршрутом. Она летела на северо-восток сложным, извилистым путем, постепенно углубляясь в сердцевину горной страны.
Модести пыталась угадать, где они будут пересекать границу. Вилли Гарвин повернулся и посмотрел на нее через проход. Его занимал тот же самый вопрос. Еще час-другой лета, и они окажутся за «железным» или «бамбуковым занавесом». Модести еле заметно пожала плечами и снова повернулась к иллюминатору.
Впервые с тех пор, как Модести и Вилли покинули Кабул, они переглянулись. Во время взлета и в последовавшие за тем минут десять Вилли рассеянно смотрел перед собой в открытую дверь кабины пилотов. Ну а затем, когда самолет пошел над горами, он глядел в иллюминатор.
Облаков почти не было, и видимость оставалась хорошей. Модести знала, что все это время Вилли записывает увиденное, словно видеокамера. Она сама пыталась делать нечто в этом роде. Она, правда, не обладала фотографической памятью Вилли, но у нее было лучше развито чувство направления. Возможно, они напрасно тратили силы на это упражнение, но опыт учил по возможности запоминать дорогу туда и обратно, куда бы не заносила их судьба.
Модести смотрела на хитросплетение ущелий и горных хребтов. Время от времени поблескивали зеркальца озер, от которых отходили серебряные нитки горных рек. Теперь вокруг не было высоких пиков, и они летели над долиной между двух горных хребтов.
Самолет стал поворачивать налево. Казалось, они вот-вот врежутся в серую гору, но в хребте обнаружился прогал, и «Голубка» проскочила в него, постепенно снижаясь. Они по-прежнему петляли по какому-то сложному, хитрому лабиринту.
Модести вдруг почувствовала, что Вилли напрягся, и повернулась в его сторону. Самолет сделал еще один крутой вираж, и снова высокая серая стена стала отступать.
Под ними раскинулась новая долина — четырехмильное углубление в горном массиве. В середине она резко сужалась. С обеих сторон высились горы. В северном конце Модести увидела озеро почти правильной круглой формы. Из него вытекала речка, которая дальше бежала не по центру долины, но вдоль ее восточной стены. В южном конце долины речка скрывалась в нагромождении скал и валунов. В свое время гора словно сбросила свою каменную кожу и обрушила вниз тонны скалистой породы.
Самолет стал разворачиваться, и Модести увидела ряд закамуфлированных бараков и автомобилей. Вокруг сновали крошечные человеческие фигурки. Самолет спустился еще ниже, и на мгновение показался дворец, спрятавшийся между двух горных отрогов. Итак, путешествие подошло к концу. Их взору открылся трамплин, — с него кое-кто собирался совершить тот роковой прыжок, которого опасался Таррант. Причем этот лагерь расположился на заброшенной ничейной земле, там, куда никто и не подумал бы послать самолет-разведчик или спутник-шпион.
Самолет прошел над озером, потом над скалами и оказался над посадочной полосой. Машину тряхнуло, и ее колеса коснулись земли. Рев двигателей начал стихать, и самолет стал медленно подруливать к месту остановки. Впереди текла река, огибавшая скалы и большие камни. Кроме того, Модести увидела накатанную и весьма широкую дорогу. Когда самолет остановился, из «бутылочного горла» показался грузовик и стал приближаться к «Голубке».
— Через несколько недель у вас начнется напряженная жизнь, — сказал Карц. — Сегодня вы получите общее представление о том, что являет собой операция «Единорог», а завтра вас поставят в известность насчет конкретных задач, которые будут выполнять ваши подразделения.
Он поднял голову и посмотрел на Модести Блейз и Вилли Гарвина, сидевших напротив него на другом конце длинного стола. Они уже сняли свои свитера. Неподалеку стоял Либманн и следил за ними с явным интересом.
Модести чуть повернула голову и заметила, что Вилли смотрит на Карца со странным выражением. Карц явно произвел на него внушительное впечатление. Удивляться тут, впрочем, не приходилось. Карц и ее сильно поразил. Это хладнокровное, словно вытесанное из камня существо имело запоминающуюся внешность. Оно могло подавлять и внушать страх не самым пугливым. Его «я» угнетало и заставляло каждого ощутить свою незначительность.
В его присутствии Модести Блейз вдруг почувствовала себя снова маленькой девочкой. Впрочем, это, как ни странно, помогало — ведь именно в те далекие годы она вела самые ожесточенные сражения одна против всех. Она мысленно оскалила зубы и призвала на выручку ту самую силу, которая не умела высчитывать свои шансы на успех, но питалась звериным стремлением уцелеть любой ценой. Впрочем, внешне Модести сохраняла полнейшую невозмутимость.
— Начнем сначала, Карц, — холодно сказала она. — Сперва о самом главном. — Она сделала паузу и почувствовала, что Вилли внутренне дернулся, словно гипнотические чары Карца внезапно оказались развеяны. Он пришел в себя буквально за доли секунды.
— Совершенно верно, — резко отозвался Карц. — Сначала главное.
Она отметила это как добрый знак и продолжила:
— Мы хотим видеть ребенка.
Карц не спускал глаз с Модести секунд тридцать, затем одобрительно кивнул, словно она выдержала какой-то загадочный тест. Он сказал:
— Ее здесь нет. Она в другой стране.
— Откуда мы знаем, что она жива?
— Вы поймете это, когда операция подойдет к концу. Говорят вам, с ней все в порядке. Но если вы окажетесь непригодными, она умрет. Достаточно мне передать по радио короткое сообщение, и ее не станет.
— Почему мы должны вам верить на слово? А вдруг ее уже нет в живых?
— Она — мой единственный рычаг. Если ее не станет, я теряю над вами контроль.
— И все же ее может уже не быть в живых. А вы просто внушаете нам, что она цела и невредима, чтобы заставить нас плясать под вашу дудку.
— Это не мой метод. Но я понимаю вашу логику. Через неделю я устрою вам разговор по радиотелефону. А потом второй — еще через неделю… и так далее.
— Ладно. — Модести говорила отрывисто, по-деловому. — Но есть еще один важный момент. Предположим, мы сделаем дело, но операция тем не менее провалится. Что станет с девочкой тогда?
— Операция «Единорог» не может провалиться. — Карц произнес эту фразу так, словно изрекал непреложный закон.
— Почему вы так считаете? — спросила Модести.
— Потому что ее контролирую я. А я не ошибаюсь. Никогда.
— Готова согласиться. Но вы не обладаете бессмертием. Могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. А потому я еще раз повторяю вопрос: что произойдет, если операция провалится, хотя мы выполним то, что нам будет поручено?
— Тогда вы либо погибнете, либо окажетесь в тюрьме.
— А девочка?
Карц чуть прикрыл глаза, изучая Модести из-под полуопущенных век. Затем он сказал:
— Я объясняю вам мой метод. Я не выдвигаю пустых угроз и не даю фальшивых обещаний. Если вы окажетесь непригодными, девочка умрет. Если вы достойно выполните то, что вам будет поручено, то независимо от исхода операции она будет доставлена в Танжер тем же способом, каким была оттуда увезена.