— Это хорошо, — смутившись, ответила Бидж.
   — Это чертовски больше, чем просто «хорошо». Ты только подумай, как много он значит для… для того мира. Теперь перед Бидж была прежняя Лори.
   — Я рада, что моя помощь пригодилась.
   — Пригодилась, и еще как. — Лори бросила взгляд на пакеты: — Снова собираешь вещички? Помнишь, как мы встретились в тот раз?
   — И ты сказала, что меня хочет видеть доктор Доббс. — Всего месяц назад? Неужели только месяц?
   — Plus ca change, — сказала Лори, — plus ca reste la meme chosenote 25. Тебя хочет видеть доктор Доббс. — И добавила лукаво: — Счастливица.
   — Спасибо. — Бидж достаточно хорошо знала Лори и ее шуточки: просто способ внести какой-то интерес в скучную жизнь.
   Надпись на двери была та же самая. Таким же был и кабинет Конфетки, и он сам — или не совсем? Бидж постучала в полуоткрытую дверь.
   — А, старушка Бидж, — приветствовал ее Конфетка. — Входи.
   На этот раз Бидж совсем не волновалась. Хоть ей и было чуть больше двадцати, она чувствовала себя умудренной опытом и не склонной нервничать по пустякам: что еще могло ей встретиться в жизни такого, что могло бы ее удивить?
   — А я-то думал, что ты, как и все остальные, давно уехала. Проводила ты однокурсников?
   — Да, всех. Анни уехала последней, сегодня утром. Конфетка кивнул:
   — Она заходила перед отъездом. Оставила свой новый адрес и просила связать ее со всеми ветеринарами, работающими в животноводстве, кого я только знаю. Ей предстоит сделать еще кучу прививок и распроститься с абсолютно здоровым аппендиксом, прежде чем ее пустят в джунгли. — Конфетка удивленно помотал головой: — Спокойна, как утреннее солнышко. Никакие ужасы впереди не смущают ее ни в малейшей мере.
   — Вы неправильно о ней судили, — ответила Бидж.
   — Вот как? — Лицо Конфетки было бесстрастным.
   — Вы думали, что ее вера, — Бидж споткнулась на этом слове: и почему это говорить о вере всегда так неловко? — делает ее ограниченной. На самом деле она сделала Анни смелой и доброй, хотя иногда и наивной — в этом вы правы. Только ее наивность ничему не мешала, и мы — остальные — не смогли бы пройти через все испытания без Анни.
   — Очко в твою пользу, — сокрушенно скривился Конфетка.
   — Но вы были правы относительно других вещей. Вы хотели, чтобы Дэйв повзрослел и перестал быть безответственным. Вы хотели, чтобы Ли Энн поняла свою настоящую цену и перестала чувствовать себя неполноценной из-за своего деревенского воспитания. Мне кажется, для этого вы и взяли их на практику на Перекресток.
   — И это прекрасно сработало.
   — Но одновременно вы и ошибались насчет них. Не будь Дэйв таким вундеркиндом, грифон не выжил бы, и деревенские корни Ли Энн очень пригодились ей, когда пришлось иметь дело с кентаврами.
   — Я искренне рад, — сухо заметил Конфетка, — что есть кому поучить меня уму-разуму. Вот теперь я чувствую разницу — раньше я был для тебя учителем, а стал просто коллегой.
   — Вы же всегда хотели, чтобы я говорила вам, что думаю.
   — Чтобы научить тебя чему-то, я должен знать, что ты поняла правильно, а что — нет.
   — Это гораздо труднее, чем просто учить.
   — Конечно, труднее, — согласился Конфетка, — но это и есть настоящая школа. Все остальное — обыкновенная зубрежка.
   Бидж обдумала услышанное.
   — Я рада, что вы так смотрите на вещи. Так готовы вы выслушать, что я думаю? Конфетка криво улыбнулся:
   — Ну, в этом я не особенно уверен. Иметь с тобой дело теперь нелегко.
   — Хотите вы узнать результаты моего повторного генетического тестирования?
   Конфетка замер, потом еле заметно кивнул:
   — Выкладывай.
   — Результат отрицательный, — сказала Бидж спокойно. События развивались совсем не так уж гладко: тест повторили дважды, и вся лаборатория в Дьюкском университете ползала перед ней на брюхе: результат первого тестирования, должно быть, следствие ошибки… абсолютно непонятно, как такое могло случиться… благодарение Богу, она не совершила ничего непоправимого… Подтекст этого всего сводился к одному: не подавай на нас в суд, пожалуйста, не подавай! Иисус, Гермес, Гиппократ и кто там еще — защитите нас от судебного иска!
   — Ну и хорошо, — со вздохом сказал Конфетка.
   — Как вы узнали о моей матери?
   — На самом деле это результат нарушения медицинской этики. — Конфетка откинулся в кресле, чувствуя себя явно лучше. — Мы вели совместные исследования кое с кем из Дьюка — ты же знаешь.
   — Да, теперь я это знаю. Знаю, что они работают на материалах, полученных с Перекрестка, в частности в области наследственных заболеваний.
   — Верно. И после самоубийства твоей матери…
   — Питер. — Бидж потрясла головой, стараясь привести мысли в порядок. — Он проходил тестирование в Дьюке?
   — Точно. Он обратился сразу после похорон. И его имя оказалось в списке, видеть который нам абсолютно не полагалось… Но мы тогда подумывали о добровольце: нужно было выяснить роль внешних и внутренних факторов, чтобы понять, излечиваются ли на Перекрестке наследственные заболевания…
   — Не хитрите, доктор: тогда вы уже знали, что излечиваются.
   — Ну да, про некоторые я знал, но не был уверен, что все. — Бидж еще никогда не видела Конфетку таким смущенным. — И когда я узнал про твою мать… Нетрудно было предположить, что может быть у тебя на уме. Я не смог бы тебя остановить, но я все время держал пальцы перекрещенными. — Он постучал карандашом по столу. — Ну… И какие у тебя теперь планы?
   Бидж испытала острое чувство дежа вюnote 26. Как будто время повернуло вспять и она снова сидит в кабинете Конфетки и старается скрыть от него, что подумывает о самоубийстве. Она покачала головой:
   — У меня нет… Я ничего не планировала. Слишком многое изменилось. — Ее губы задрожали. — Я даже не могу отправиться домой, чтобы там все обдумать.
   Конфетка, старательно избегая ее взгляда, переменил тему:
   — Тут недавно заходил Филдс.
   — Как у него дела?
   — Замечательно. — Конфетка ухмыльнулся. — Одним своим появлением он поразил в самое сердце двух-трех женщин.
   Это Бидж понять было нетрудно.
   — Он что-нибудь рассказывал о Перекрестке? — Было так странно говорить об этом — как будто о чем-то безвозвратно ушедшем, как школьный роман или детские игры. Бидж вспомнила о своей первой встрече с единорогом и ощутила боль в сердце.
   — Конечно, он рассказывал о Перекрестке, — фыркнул Конфетка. — Не думаешь же ты, что он просто был тут неподалеку и случайно заглянул. — Он помолчал. — Нельзя сказать, что там все вернулось к норме — понятия «норма» в тех краях не существует, — но о Моргане больше не слышно, и жизнь начала налаживаться.
   — А как вир?
   Конфетка продолжал вертеть карандаш.
   — Те, кто остался в живых, проходят через ломку, но в большинстве поправятся. Были, конечно, неприятности, но ничего такого уж серьезного. Филдс говорит, что они в основном заняты выяснением того, кто будет вожаком в стае. — Конфетка деликатно добавил: — Ты ничего не спрашиваешь про Стефана.
   Бидж просто побоялась спросить. Она писала ему письмо за письмом, переправляя их через Лори, и ни разу не получила ответа.
   — Как у него дела?
   — Он очень ослабел, но выкарабкался. Он рвется сюда, но Филдс считает, что пока рано. Лори снабдила его кое-какой литературой и вообще помогает. Она ведь и раньше занималась психологическим консультированием. Этой женщине все по плечу. Так что со Стефаном будет порядок.
   Конфетка смущенно продолжал — он никогда не был силен в разговорах на личные темы:
   — И не сердись на него, что он не пишет. Ты же знаешь, что такое ломка. К тому же ему стыдно — это бывает у многих наркоманов. Бидж почувствовала облегчение, но вслух сказала только:
   — Значит, на Перекрестке все входит в обычную колею.
   — Входит, но еще не вошло. Перекресток не такое место, где все забывают на следующее утро. — Конфетка посмотрел Бидж в глаза: — На самом деле Филдс приходил потому, что им нужен ветеринар — постоянно живущий на Перекрестке ветеринар.
   Последовало долгое молчание. Наконец Бидж дрожащим голосом произнесла:
   — И вы сказали ему, что все остальные выпускники уже нашли работу.
   Конфетка медленно покачал головой, наслаждаясь ситуацией:
   — Ничего подобного. Я ничего ему не говорил. Они хотят тебя, и никого иного.
   — Кто это они?
   — Брандал. Кружка. Филдс. И Стефан, — добавил он небрежно. — Только они считают его мнение предвзятым.
   — А грифон?
   — Я не назвал бы это приглашением, скорее приказом. Он все распространяется о долге чести, добре и зле, ответственности…
   — Такого я от него и ожидала, — медленно проговорила Бидж. — И когда они решили, что им нужна именно я?
   — Сразу после того, как я взял тебя на практику и Филдс увидел, как ты лечишь единорога.
   Бидж лишилась дара речи.
   Конфетка отвернулся к окну, не желая навязывать ей решение.
   — Ты не очень много на этом заработаешь, знаешь ли. И тебе придется обходиться без телефона, телевизора, бейсбольных матчей. Ты не сможешь никому, даже друзьям, рассказать, где работаешь, а уж меняя золото на деньги и вовсе можно свихнуться…
   Когда она ничего не ответила, Конфетка продолжал:
   — И учти: это здесь восемьдесят процентов работы все время повторяющиеся знакомые случаи. Там каждый твой пациент будет уникален, а пока все не успокоится, вызовы будут экстренными. Только Богу известно, с какими существами тебе придется столкнуться и гадать, что для них «норма», а что — нет.
   Конфетка заколебался, но все-таки сказал:
   — После всего, что ты пережила, собственная жизнь должна быть для тебя вдвойне драгоценна. Учти, Моргана все еще где-то там, и она не успокоится. Если тебя там ранят, тебе придется выкручиваться самой. Если тебе встретится трудный случай, тоже придется выкручиваться самой. Мы, конечно, поможем тебе с лекарствами и изредка прооперируем в клинике тяжелого больного, но этим все и ограничится.
   Бидж прижала к груди сумку с книгами.
   — Мы с Филдсом купили в колледже списанный грузовик-амбулаторию, — закончил Конфетка. — Только документы еще не оформили. Водить автомобиль он не умеет. Он готов купить все, что ты ему назовешь, и помочь собраться. Я, правда, сказал ему, что нужно дать тебе недельку отдохнуть и собраться с мыслями. 'Так что он появится в следующий четверг. И он просил передать тебе это… в дар, а не во временное пользование.
   Конфетка протянул Бидж две книги в потрепанных матерчатых переплетах. Она зачарованно смотрела на них.
   Одна книга оказалась «Справочником Лао по небиологическим видам». Бидж открыла ее и прочла на титульном листе: «С благодарностью от П.Филдса Бидж Воган, доктору ветеринарии».
   Бидж перелистала вторую книгу, и ей показалось, что карты меняются у нее на глазах. Ее внимание привлекла последняя фраза предостережения: «Только карта поможет найти себя тем, кто заблудился на Перекрестке».
   Бидж уложила книги в пакет:
   — Я приду.

ОТ АВТОРА

   Когда вы создаете целый новый мир, благодарность тем, кто в этом помогал, не знает границ. Бесценными были советы:
   Джилл О'Браен, анестезиолога, специалиста по птицам рок и грифонам, доктора ветеринарии, Дженни Кларк и Линн Анны Эванс, акушерок, имеющих большой опыт работы с кентаврами, докторов ветеринарии, Кэти Лунд и Джеймса Тида, терпеливых исследователей и снисходительных консультантов, Сью Соколоски, Мэри Мадейрос и Стаей Найл, опытных лаборанток, Синди Капра, замечательно умеющей выхаживать больных, Сила Гукина, инженера и мотоциклиста.
   Знания и умения, демонстрируемые героями романа, принадлежат в основном этим людям, ошибки же являются исключительной прерогативой автора.
   Необходимо также отметить огромную ценность цитат из несравненного труда «Справочник Лао по небиологическим видам». Некоторые из приведенных в книге выдержек почерпнуты из книги Чарльза Г. Финнея «Цирк доктора Лао», которую автор приобрел при поездке в Англию двадцать пять лет назад и которая служит ему источником истинного наслаждения по сей день.
   Автор с любовью благодарит Л.А. за то, что она со знанием дела и терпением читала рукопись на протяжении всей работы над ней.
   Не меньшую любовь и благодарность испытывает автор к своим родителям, брату и всей его семье, чьи привязанность, поддержка и интерес так много для него значат.
   Необходимо сделать несколько существенных замечаний.
   1. Западно-Вирджинский университет и его сотрудники являются вымышленными. Автор намеренно избегал реалистического описания существующей системы хранения и выдачи лекарств строгой отчетности — чтобы не облегчить дело тому, кто вознамерится их воровать. В действительности ни в одном ветеринарном колледже студентам не разрешается такой доступ в аптеку, как это описано в романе.
   2. Автор намеренно в целях развития сюжета изобразил доктора Хитори худшим из возможных консультантов при хорее Хантингтона. В действительности люди, страдающие этим заболеванием, имеют возможность получить гораздо более квалифицированную, человечную и эффективную помощь. Необходимая информация предоставляется Американским обществом по лечению хореи Хантингтона, находящимся в Нью-Йорке.
   При написании книги специалисты из Американского общества по лечению хореи Хантингтона не привлекались, и вся ответственность за сказанное по поводу этой болезни лежит на авторе.
   Наконец, автор выражает свою признательность родственникам жены — Бобу и Анне Эванс, Бобу и Энн Эванс, Бобу и Марии Дельгалло, Брайану (чьи родственные связи не вполне ясны) и Пэт Люссьер за терпение, любовь и поддержку и, конечно, за вкусную еду. Эта книга посвящается им.