– Не спи, звук! Вот тебе подмога! – Леха дунул еще раз, перехватив пальцами поближе к раструбу. Новый звук был мощнее, шире, хотя и не такой подвижный, он подплыл к своему товарищу и затрепетал рядом.
– Кого-то вы мне напоминаете, друзья? А ну, дружно и весело, как три богатыря на танцах – вот вам третий, Добрыня, оба-а-а!!! – Леха дунул третий раз и засмеялся, очень довольный собой: звуки наконец оправились от неожиданности и свились в странную, но очень даже прикольную плясовую, так что ноги сами норовили приерзывать и притоптывать.
Ну и ладно, и потанцуем… Леха аккуратно положил кларнет на маракасы и, не сходя со сцены, принялся было танцевать вместе со всеми, но остановился вдруг… Темное пятнышко на окраине сознания разрослось и переместилось поближе, к самому Я. Что это еще такое, а? Зоркость новых умений и свет университетских знаний, проникших, несмотря на Лехино разгильдяйство, к нему в голову и долгосрочную память, дали ответ: колдовской морок, царящий этой ночью в клубе, – реален, но по структуре своей, по архетипу – точь-в-точь кислотный, наркотический, а стало быть, и по «карьере» своей практически идентичен. И вот сейчас, после долгих и мощных всплесков эйфории (вовсе не обязательных при «кислоте» и ей подобных) и глюков, постепенно подступает обязательная при употреблении наркоты реакция… Разная она бывает – глюкожуть, депрессняк, ломки – все от «материала» зависит, – но вот чего не бывает, это чтобы не было этой реакции, грозной и подлой изнанки кайфа. Что такое массовый отходняк, кислотный, непредсказуемый?.. Нельзя с этим шутить. Леха прикрыл глаза и ярко, почти как наяву, представил свою руку: она тянется, хватает это темное пятно, сжимает его, подносит поближе… Задергалась, поганка… Хлоп другой ладонью в ладонь! Вдрызг тебя!.. Гуляй, ребята, сегодня все бесплатно… Точнее, я заплачу, если что. А вслух крикнул:
– Не устали, народ?
– Нет! Нет… НЕТ! Н-е-е-ет! – в потолок выстрелили сотни разноцветных искрящихся фонтанчиков-ответов. Рожденные кларнетом звуки, поняв, что им ничего плохого не угрожает, взялись за дело с новой силой, да так, что только один Леха и удержался от веселого танцевального сумасшествия. Соскочил со стойки фарфоровый мужичок с зеленой бутылкой не по росту, откуда-то повыскакивали ковбои, индейцы, гномы в полосатых чулках, но не настоящие, а тоже местные клубные куклы; король Элвис-пелвис, человек-фотография, глядя в бушующий зал, одобрительно заржал в десяток глоток, затряс бакенбардами на жирных щеках… Любопытная лошадь из нарисованной на стене пустыни подошла вплотную и пыталась высунуть морду сюда, в обольстительное трехмерное пространство.
А это кто такая, желтая, смешная? – Над стойкой тихо извивалась желтая матерчатая змея, мягкое тело ее не могло самостоятельно освободиться от металлических шпилек-креплений, но змея радовалась вместе со всеми и благодарно улыбалась и подмигивала ему, Лехе…
– А у меня тоже есть змея, Аленкой звать. А тебя? Ну-ка, лети сюда. Скрепы убоялись Лехиного колдовства, разжались испуганно, и змея резво поползла по воздуху, почтительно зависла в полуметре от Лехи, продолжая улыбаться.
– Небось, говорить не умеешь? Ладно, назову тебя Клара, и веселись помаленьку. Но от сцены далеко не уплывай, будешь типа на подтанцовках.
Клара была скроена предельно просто, и дальнейшая беседа с ней ничего интересного не обещала. Поэтому Леха махнул ладонью, очертил ей место и переключился на другое. Точнее, на другую змею, живую, не тряпичную… Какой позор: Аленушка, красавица, можно сказать – член семьи, его «ангел-хранитель», воспитанница, о существовании которой он почему-то абсолютно, в ноль, забыл и вот только что вспомнил. И где инструмент? А, на барабанчиках.
– Раздайся, народ! Место, место очистили! Во-от так, шире круг! Только у нас и только сейчас!.. Парный смешанный танец: «Зеленый Чингачгук»! Исполняют ди-джеи Ле и Але!
Леха примерился к окрестностям, по-дирижерски взмахнул кларнетом: потолок подпрыгнул метра на четыре, да так и остался на новой высоте, разъехались в стороны столики между опорными колоннами и сами колонны, образуя изрядных размеров – то ли зал, то ли ангар непонятного предназначения. Но Леха внутренним пониманием знал, что за пределами здания и даже этажом выше никто и не заметил новаций с пространством; впрочем, там, на втором и на третьем, тоже веселье било через край… Леха метнул кларнет на место, в футляр над стойкой, вытер о рубашку потные ладони.
– Аленка, давай!
Аленка дрессированной бомбой вымахнула на свободу во весь двадцатиметровый экстерьер, четыре пятых своего невероятно длинного тела она завила в кольца по периметру очищенного для танцев круга, а четырехметровый остаток, увенчанный клыкастой головой, вытянула поближе к повелителю. Леха шутливо щелкнул по раздвоенному языку – «Спрячь швабру, щекотно же, дурочка» – и начал было прикидывать, как бы объяснить змее, что он от нее хочет. Но Аленка своим дремучим, но верноподданническим инстинктом легко разобралась в неясных его желаниях, она опустила туловище параллельно полу, на высоте примерно метр, а то и пониже, а кусок шеи, в метре от головы, прогнула, свесила седлом, чтобы Леха мог туда удобно усесться и при этом держаться на месте, не съезжать по гладкой коже вниз…
– Ух, молодец! Умница ты моя, Аленушка! Музыка-а-а!
Леха пожелал, чтобы на время танца образовался барьер между ним с Аленкой и зрителями: мало ли – хвостом неудачно махнет или увлечется в танце, жрать типа захочет… Барьер, словно гигантский прозрачный цилиндр, возник по периметру заранее очищенной «танцплощадки», но и змея очень тонко чувствовала расстояние и настроения повелителя: Лехин гнев во время лесного происшествия кое-чему ее научил.
Аленка словно бы слышала музыку своим безухим телом… или это серебряные звуки подлаживались под ее феерические па… Сколько весил Леха – девяносто, плюс съеденное и выпитое, минус туалет, плюс кроссовки, одежда с ключами, минус тревоги последних дней, плюс белье, носки, нестриженые ногти?.. Немало весил, но Аленушка неистовствовала, металась в танце, словно бы пытаясь заполнить все пространство магического «стакана» темно-зелеными волнами исполинского тела, секущего протабаченный воздух одновременно в ста направлениях. Лехины волосы, возмущаемые со всех сторон вихрями и ураганчиками, окончательно растрепались во все стороны, но сам он был почти неподвижен: участок шеи, приспособленный под седло, вплоть до Аленкиной головы продолжал висеть над полом метрах в двух, и только сама голова с полуоткрытой пастью мерно поворачивалась налево и направо, словно бы отсчитывая плясовой ритм, и с тем, чтобы видеть повелителя, выражение его лица – доволен ли ею, удобно ли ему?
Повелителю, с одной стороны, было вполне удобно: грубые джинсы не елозили по змеиной коже, такой гладкой и нежной на первую ощупь, но такой «врагонепроницаемой», если вспомнить рассказы…
– Ну а я так и буду сиднем диджеить? Как Маугли? Народы, хорош зевачить! Танцуют все! Аленка, жги! в пень тебя замуровать! Уау!!! Мам-а!
Аленка с готовностью отъехала головой назад, метнулась вперед и тут же вниз и с поворотом, поворотом, поворотом… вверх… в пике… Леха уже ничего не видел вокруг: он до судороги сцепил ноги в замок под Аленкиным туловищем, руками обхватил другой его участок, возле головы, прижался к нему подбородком… Хорошо еще, что Аленка догадалась, нарастила два спасительных горба перед грудью и за спиной… О-о-о-а-аййй!.. Сердце, желудок и душа Лехины в слепом ужасе метались по грудной клетке, но повсюду их настигал холодок невесомости, тут же сменяющийся тошнотой карусельных перегрузок, и опять вниз… вверх… и к чертовой матери…
– Хватит!!! Ф-фу-уу… Уморила, животное… Еще ниже…
Аленка мгновенно, по-солдатски, выполнила приказ: замерла в той же позе, с которой начались «змеиные горки», а потом, повинуясь указаниям, наклонилась еще ниже, чтобы повелителю не надо было спрыгивать. Леха с усилием расцепил сразу же задрожавшие ноги, оперся на левую, а правую неуклюже перенес через Аленкину спину, но не выдержал – опять присел, как на скамейку.
– Нет-нет, господа… все аплодисменты ей, фрау подколодной… фу-у… Долой стену… Ого! – Оказывается, прозрачный щит погасил все звуки вокруг, и теперь они вернулись шквалом аплодисментов, хохотом, свистом, просьбами «тоже дать попробовать»…
– Нет, лапочка, куда тебе пробовать, с твоим позвоночником, когда во мне центнер весу, да меня и так уже укачало… Тем более что ты летать не умеешь. Не умеешь ведь? Что я? Я? Не знаю, надо будет попробовать…
– Аленка, сократись, метров до пяти… Все! Ко мне не приставать, есть, пить и танцевать! Слышали, народы?..
Леха огляделся. Веселье продолжалось, но, но… Вроде бы как поменьше стало летучих слов и разноцветных шариков из ртов выдуваться… Устали, что ли? Леха напряг бицепсы: есть еще порох в пороховницах. Сейчас, сейчас… только лимонадику холодного вдарить, и можно будет продолжить… За окном что-то не так… Нет, вроде не опасное… Тогда и хрен с ним, после разберемся.
– Лель, ты как?
– Замечательно. Представляешь, у меня все пластмассовые ножики в сахарные превратились, в руках крошатся, хоть смейся, хоть плачь. Но все равно замечательно! Давно мне так в кайф не было! А лучше сказать – никогда не было!
– А почему – хоть плачь?
– Так с меня же высчитают…
– Проверь, должно быть все нормально. И дай мне… просто водички, газированной.
– Момент! Ай, Лешенька! Все в порядке с ножиками, спасибо, дай я тебя поцелую! Вскрыть? И сдачу не забудь… Ой, монеты сами скачут, смотри! Леша!
– Угу… Странно, все приплясывают, один я пешком стою. Лель, этот микрофон явно к тебе неравнодушен… Эротоман, похоже, твой микрофонец! Цыц, мембрана оральная! Вот так… Лель, станцуем?
– Вообще-то мне не… Давай! С удовольствием! Ну пойдем же!
– Зачем пойдем? Полетели! И-иэх, залетныя! – Зачем Лехе понадобился дурацкий этот кучерский вскрик? Да какая разница, когда весело, аж сердце замирает.
Звуки под потолком никак не могли истощиться в выдумках: одна мелодия переливалась в другую, другая в следующую, та еще дальше – и все танцевальные, нарядные… Леха подхватил Ольгу за талию, взмыл вместе с ней под потолок, та немедленно завизжала, и Лехе пришлось спуститься чуть пониже.
– Хорошо, что ты сегодня в джинсах, а не в юбке…
– Что, не расслышала?
– Я говорю, что мы сегодня и летать умеем! Не страшно?
– Теперь нет! Здорово! А как же мы будем танцевать?
– А под музыку. И все танцуют! Кто в себя поверит – тот взлетит! Ура!..
Ольга освоилась в новых условиях даже быстрее Лехи: главное было – не сомневаться, и тогда воздух, когда надо, стелется под твистующие ноги твердой площадкой, чтобы через мгновение поддать снизу вверх упругим трамплином – ты, крутясь юлой, взлетаешь над партнером по танцу – и вот уже опять вы глаза в глаза, но только кто-то из вас вверх ногами стоит…
Леха все же исхитрился и, не прерывая танца, сумел углядеть хохочущих и визжащих от восторга соседей, которые осваивали новую Лехину фишку: с высоты никто не брякнулся по-крупному, не ушибся, но мелких конфузов хватало на всех. Однако ни короткие юбки и девичьи достоинства и недостатки под ними, теперь открытые всем ветрам и взглядам, ни чужие случайные подошвы на прическе, ни неразбериха с законами физики – не мешали оттягиваться так, как никогда, никогда, никогда до этого! Если это сон – это волшебный сон! Если это явь – это сбывшаяся мечта, которую ни за что уже не забудешь! Даже если вся выручка в итоге спляшет в чужие карманы, даже если вилки, вслед за ножами, превратятся в соль, а тарелки в оберточную бумагу – это не важно сегодня! Есть только неведомая музыка, чудо-музыка, есть счастье в сердце, есть Леша, такой странный и чудесный парень… Как он это делает? Нет, Андрей лучше, конечно же, но и с Лешкой замечательно танцевать… в полете… И ведь трезвые все…
Силы бушевали в Лехе и никак не хотели заканчиваться, а все же он слегка притомился. Наверное, человеческий мозг просто не приспособлен к большим и длительным порциям счастья, хотя народ вокруг балдеет на всю катушку и никто не жалуется на его избыток.
– Ладно, Лель, давай, я же понимаю. Постарайся скоренько: отпусти товар потребителям – и еще потанцуем! Только, чур, к микрофону не подходи, я ревную. Ревную, говорю!
Что-то было не совсем так… Он же видел… Забыл этот момент, елы-палы… Он пил воду, а угловым зрением отметил, что… Что… Ночь. За окнами не должно быть темно, там же белая ночь. Который час, а?
Да, за окнами было не по-летнему темно, в начале июля такого непрогляда не бывает даже в ненастье!
Леха вгляделся попристальнее во тьму и словно бы заметил там… шевеление… колебание эфира… Приближается что-то. Тревожное, но ему лично не опасное, если по Аленке судить… Пошуть соскочила с Лехи, улетучилось и веселье. Их несколько, и от них пахнет болью. Леха хлопнул себя по карманам: колба на месте, а где дубинка?.. Лопух, сам же ее плоской сделал, надо вернуть…
– Аленка, ну-ка, во весь рост! Будь за спиной, секи внимательно.
Что бы там ни было, но Леха с некоторой гордостью осознавал, какое бесплатное во всех смыслах чудо он сумел подарить тем, кто оказался в эту ночь в клубе… Нельзя, нечестно будет, если все сделанное омрачить неудачной концовкой…
– Народы! Небольшой антракт: всем спать! Реальность перетекает в сон, такой же хороший! В Багдаде все спокойно!.. – И по слову Лехиному очистился воздух от летающих и танцующих пар и одиночек, погасли фонтаны и фейерверки разноцветных слов и смешков, все мягко осели на пол и уснули, не разбирая места и чина. Может быть, в результате хаотического приземления и не всем стало удобно, однако никто этого не заметил по сонному делу.
Последние слова его еще висели в воздухе, как двери открылись от грубого толчка и в зал ввалились трое: две из них – парень и девушка – целы и невредимы, на ногах, а между ними, волоком и словно в обнимку, третий, весь окровавленный…
– Родич! Помоги скорее! – Две пары горящих зеленым глаз безошибочно уперлись в Леху.
– Привет! А что такое, я н-не… Не врубился…
Леха махнул рукой, и неуместная музыка смолкла враз.
– Слушай, а почему мы тебя не знаем? Это ты здесь маяк засветил? Хо! А эту змейку я знаю… Так это Чет здесь, что ли? Позови его скорее, Горь умирает! Ну же!
– Чета нет. Это теперь моя Аленка.
– Твоя??? – Девушка отпрыгнула в сторону и вытянула руки. Леха никогда не видел, чтобы глаза так яростно полыхали. – И нас теперь заманил?
– Жека, уймись, дура! Змея сожрет! Видно же, что наш! Я, по-моему, что-то слышал о нем!..
Леха одурело затряс головой. Он ничего не понимал, но окровавленный человек, потерявший одну из опор, накренился и бесчувственным кулем повис на парне… Что-то розовато-белое… ребра, точно… очень хорошо просматривались сквозь разорванную грудь…
– Что надо делать?
– Лечить, дурак! Сдохнет же сейчас!.. Спасай же, идиот!
– Заткнись, Жека! Парень, срочно делай, что можешь, после поговорим, я его уже выпускаю, невмоготу мне…
Леха подошел вплотную… Паутинка сдерживающих заклинаний пульсировала вокруг туловища, но была уже совсем бледной, слабой.
Ну вот хрен его знает, что нужно делать… Ладно…
– Кровь, кость, ткань, на место встань! Все на место вернуть! Будь по-моему! Лечись же, сраная болячка! – Леха водил растопыренными пальцами вдоль растерзанного тела, выкрикивая, что на ум взбрело, пыхтел и напрягался, как давеча (сто лет с тех пор минуло, не меньше!) в электричке, ни на секунду не веря в хоть сколько-нибудь положительный результат. Пальцы свело, скрючило хлестким морозным ударом, Леха моментально и начисто утратил чувствительность рук по самые локти… Уй!.. – В мозг словно током долбануло, и Леха затряс головой, даже матюгнулся от «шершавой» остроты ощущений… Дважды матюгнулся.
Сила, что из него выстрелила, жадно впиталась в умирающее тело и… Рубашка, джинсы по-прежнему в лохмотьях, в крови, но живот, грудь, руки – все цело! Вау! Как это?.. Я, что ли?..
– Ого-го! Ну ты здоров, брат! – Парень так и держал раненого за руку, перекинув ее себе за шею, а другой недоверчивая щупая ему грудную клетку…
– Жень, глянь на Горика, вот чудеса в решете! – Девушка виновато охнула, метнулась к ним, подставила другое плечо…
– Горь, Горь!.. А почему он в себя не приходит?
– Нет, ну дурной народ бабы! Скажи спасибо родичу, что дышит, рыбий глаз! Без сознания он, крови литра два потерял, а то и больше, зато жив и цел…
* * *
Вечер густел незаметно для глаза, но волшебную силу в Дениса качал исправно, так резво, что аналогий и не вспомнить было… Денис вышел на Дворцовую со стороны Миллионной и, как это было им заведено со школы еще, присел у подножия Александрийского столпа… Ему нравилось болтаться тут, просто сидеть, смотреть, редко с кем-нибудь, чаще в одиночку. Ну и что, что без компании, все равно – ништяк.
Кое-кто мазнул его взглядом, но и только.
– Не угостишь сигареткой?
– Не курю.
– Сорри…
И все, ноль внимания. Ленька прикорнул за спиной, может спит, а может думает античные свои думы, если, конечно, нежить способна думать… Морка, мерзавец, наверняка сидит сейчас и гадит на ни в чем не повинного болвана с крыльями. И сюда глазками посверкивает. Хорошо – не видно его на таком расстоянии. А он-то все видит, клювом водит. С ним спокойно. Точно, наверху пристроился. Денис потянулся мыслью, волей, взъерошил перья на верной птице и пригладил их обратно. Пташка ты моя крикливая, Морочка… – Ворон тотчас откликнулся на ментальную ласку, подскочил на месте, каркнул тихонечко; его ничуть не удивляли новые возможности его недавнего питомца и друга, а теперь господина и… Он просто радовался всему, что исходило от Дениса, лишь бы тот не сердился и не ругал его. И не цацкался бы лишний раз с этим трусливым насекомым, от которого и тепла-то настоящего не чуется…
Нет, но что такое странное вокруг? Марево непонятное, не погодное, давит на психику…
Раньше Денис всегда полагался, насчет магической оценки окружающего, на Леньку и Мора, но теперь он сам больше их, чутче, мощнее. Он чувствует, а они – нет.
Это «нечто» нисколько не пугает его. Но волнует.
* * *
– …А меня Слава. Спасибо еще раз, Леша, спас! Что она на тебя возникала – не бери в голову, Горь – ее нынешний парень, вот она и переживает. Сейчас к нам присоединится, можно будет кофейку дернуть. Увидишь, она хорошая дева, свойская, не стерва. И я тогда все расскажу, чтобы нам не повторяться. И ты тоже, если захочешь… Так это действительно Аленка?
– Угу. Дядя Саша подарил. – Леха все растирал и растирал онемевшие руки, и жизнь постепенно возвращалась в них, наполняла теплом и слабенькой, тренькающей в такт сердцу болью.
– Серьезный зверь, слышал про него. Про нее, – поспешно поправился парень, – я про Аленку.
– А он что тебе, действительно дядя?
Тут Леха занервничал внутренне, в памяти загремели предостережения и советы. Еще неизвестно – чьи они, эти трое?
– Слушай… Слава… ну какое это имеет значение? Мне в ломы на такие вопросы отвечать, пойми меня правильно.
Парень примолк на секунду, кашлянул виновато.
– Извини, это на меня «болтун» напал, от нервов. Ты прав и птица ты другого полета, из высоких, сразу видно, хоть и колдуешь очень уж странно. Но сегодня это без разницы. Не сердись, ладно?
Леха сконцентрировался: либо парень в сто раз круче Лехи, либо действительно… все эмоции как на ладони… смущен, растерян… Сейчас в туалет попросится.
– Леш, а где тут можно… А то мой пузырь вот-вот лопнет… А, ага, я быстро!..
Женя, или как ее называл колдун Слава, Жека, выглядела лет на 25, а то и больше, к тому же ее пропорции были грубее, чем предпочитал Леха. Впрочем, на лицо она была миловидна, и Леха с готовностью допускал, что она может по-настоящему нравиться кому-то другому.
– Извините, мальчики, что вмешиваюсь… Ой, устала… Но нельзя ли чего-нибудь горяченького попить? Только не сбитень. Просто заварной кофе, без колдовства? Может, за тот столик пересядем, чтобы мне Горя было видно? А ты защиту выставил? Слу-ушай, а у тебя что здесь – новая постановка «Спящей красавицы»?
(А вот это ты зря, Женя…) – Пулеметная очередь вопросов завершилась нетактично и Леха с облегчением понял: да, не по нутру ему эта девица, и больше уже можно не заботиться о том, чтобы понравиться ей или хотя бы произвести на нее благоприятное впечатление.
– Слишком много вопросов, Женя. У меня тоже есть один.
– Хоть восемь.
– Да, конечно, просто я…
– Задавай.
– У вас глаза всегда такие яркие? – Про то, что они вдобавок с вертикальными зрачками, Леха постеснялся спросить, чтобы впросак не попасть.
– Ой… Славка, точно. Кто?.. ну давай ты верни как было… Нет, Алексей, это из-за сегодняшней ночи мы так. Да и забыли… Слава, и Горю убери…
Слава проворчал буквально два-три слова (какие – Леха не разобрал) и оказался с обыкновенными серыми глазами, а девушка – с карими, неинтересными.
– А что это за ночь такая сегодня? – Леха развернулся на три четверти, к окну. – Почему так темно? И который час, эти стоят, и электронные тоже…
– Леша, ну ты как с Луны упал… Действительно не знаешь? Мы думали, ты специально кадило раздул, чтобы издалека был видно, куда бежать в случае чего. И вообще, сколько тебе лет? Не верится, что много.
– Не много и есть. Но ничего я не знаю. Так уж вышло. Вы бы объяснили мне… Почетче. Ладно? – Леха выпрямил спину, развернул плечи, положил на стол руки – строго параллельно одна другой, – как можно более сурово и требовательно вперился в Славу, и парня почему-то это проняло. И девица примолкла.
Древняя Ночь. Можно увидеть древние силы. Давно было предсказано и рассчитано. Место, время… Потому город именно здесь заложен, что все здесь накапливается… И для нас, и для тех, для…
– Не очень-то я понял…
– Да мы и сами вполуха слушали, думали – ничего особенного, ну вроде затмения будет, знамения всякие. А старики не соврали, оказывается.
– Для кого – для тех?
– Сам знаешь. Ибо Сказано, что его отродье дважды родится именно в эту ночь. Почему дважды – не знаем, в пророчествах нет конкретики. Может, это, конечно, бабкины сказки… Но теперь мы в них верим.
– Что смотрите? Не думайте, я – не он, не волнуйтесь.
– А кстати, можно было подумать. Особенно сейчас, да, Жека?
– Угу. Но ты – не он. – Жека вдруг зажала рот ладонью и промычала сквозь пальцы: – Мы его видели!
– Его??? – Б-бабамм – Леху словно кирпичом по голове шабахнуло. – Это… он вас рвал?.. Лехино сердце загромыхало так, что дышать стало трудно, ярость вернула силы рукам, на глаза упал розовый туман, но Леха сидел, неподвижен, только скрипнула кожа на кулаках.
– Нет, какая-то его каменная тварь. Черная, с крысиной мордой. Телом – не понять: то человеческое, а то зверя, очень быстро шевелится в пространстве, сволочь.
– Не с крысиной, а с львиной.
– Какая разница… Но она была при нем, и мы его видели… Слушай, Леш, ты весь белый, давай я еще тебе заварю…
– Сиди. Продолжайте. Кто он, что он, где видели?
– А собственно и все. Видели – его не его, – но он науськал на нас каменную гадину, и мы от нее бежали… Недалеко от Дворцового моста дело было, на набережной.
– Сначала думали ее поймать или убить…
– Это ты с Горем думала ее поймать, вот и поймали…
– Так и что, и где эта каменная?
– Не знаем. Вдруг повернулась и убежала. И все, а мы сюда.
– А как он выглядит?
– Далеко, не рассмотрели мы. Тонкий, вроде молодой.
– Леша, а ты не его ли сюда хотел заманить? Ты за ним охотник, да? Ой, а что это она так шипит. Слава… Леша, я ее боюсь!..
– Что значит – тонкий? И насколько молодой?
– Не знаю. Но точно, что не толстый. Да, Жека?
– Но человек он?
– По виду – вроде бы да. Но, Алексей, вокруг него такая… вроде ауры. Чувствуется мощь. Видно ее издалека, она на бледно-розовое свечение похожа.
Леха уже не помнил себя от бешенства и нетерпения.
– Все, я пошел. Один, без вас обойдусь. Так. Чашки, джезвы помыть и на место. Когда все проснутся – не выделяйтесь. Ну насчет воровства даже и не предупреждаю, верю вам. До встреч.
– Только бы найти!!! Аленка, на место!
Змея зеленой молнией ударилась в Лехину грудь… – и уже за пазухой, дурная-дурная, а смекает… Леха пнул дверь, аж стекла посыпались. Идиот, ладно, потом, все потом. Какая темь! Хочу видеть в темноте! О, уже лучше…
Леха в горячке пробежал метров двести, прежде чем сыроватая, резкая прохлада, но иная какая-то, совсем не питерская, остудила ему щеки и сознание.
Леха сбавил темп, теперь он шел быстрым шагом и таращился по сторонам, словно бы надеясь увидеть сатанинское отродье, ту тварь, что стала причиной всех его бед, убийцу его матери и близких.
Мрачноват показался ему город Питер в Древнюю Ночь. Тьма ощущалась тьмой, но не мешала колдовскому зрению: Леха видел все, почти как при дневном свете, чуть менее резко, быть может… Кое-где на тротуарах мерцали колонны неправильной формы, в человеческий рост… Леха специально свернул, подошел ближе: Это же люди, вернее, их прозрачные фантомы, замершие неподвижно… Пока Леха осматривал парочку – он и она, оба в возрасте, за тридцать, – те чуточку переменили положение рук и ног… Они двигались, очень-очень медленно шли, а может быть и разговаривали, если судить по теткиному выражению лица. А если их потрогать, а?.. Лехин указательный палец утонул в плече незнакомца… и Леха ничего не почувствовал. Почти ничего. Руку по локоть, пробив незнакомцу грудь от плеча до плеча… Пить захотелось, и натертая пятка заныла. Когда успел, спрашивается… А если убрать руку… И жажда прошла, и… Леха не поленился, ощупал себе пятку прямо сквозь кроссовку… ниччо не натер, как, впрочем, и следовало ожидать.