Страница:
– Тебе больно?
– Немножко. Меньше, чем до сих пор. Ты сказал, что он умер. Но кто?
– Фрэнки Вурт умер, этот коротышка с усами.
– Ах, этот. Он был не самым страшным. Их было двое. И второй меня… он…
Не в силах закончить фразу, она махнула рукой, слова застряли у нее в горле.
– Успокойся, не надо сейчас. А этот, второй, ты его видела?
– Я не могла рассмотреть его лицо, на нем была маска хирурга и перчатки, но это был белый.
– Белый?
Первым, о ком он подумал, был Джонс: Джонс, ненавидящий целый свет. Но нет, старому доктору просто не хватило бы ума, чтобы все это задумать и осуществить. Тогда кто?
Не отводя глаз от расползающегося пламени, Даг пытался собрать воедино имеющиеся в распоряжении данные. Человек, которого он искал, похоже, был одного с ним возраста. Он был белым. Умел управлять яхтой. Оказывался в курсе любых его перемещений по островам. Он решил посягнуть на жизнь Дага, едва только тот начал свое расследование, и счел необходимым убрать инспектора Го. Даг ухватился за эту мысль: Го знал личность убийцы женщин. И если он ни разу не вмешался, чтобы его обезвредить, это могло означать лишь одно: это был его друг. Возможно, Го находился у него в долгу. В долгу перед белым, который, вероятно, помог ему в свое время покинуть Гаити и поступить в полицию Сен-Мартен…
Дага охватил озноб, несмотря на жар приближающегося огня. Запах горелого мяса сделался еще сильнее, но он этого даже не заметил, потрясенный тем очевидным ответом, который только один и вертелся у него в голове. Он пришел в себя, когда Луиза стала трясти его за рукав:
– Даг, ветер переменился, и огонь скоро доберется сюда. Надо уходить.
Даг постарался оценить опасность. Где-то здесь в засаде сидели люди, готовые стрелять в них, как в зайцев, стоило им только пошевелиться и выдать себя. С другой стороны, если их изрешетят пулями, версию о самоубийстве придется отбросить. Так, может, имело смысл попытать удачу. На нем по-прежнему был спасательный жилет, они могли бы уйти морем. Принимая во внимание, какие волны обрушивались на Фоль-Анс, их преследователи не решатся сунуться в воду; ни одно судно не смогло бы справиться с этой бурей. Он осторожно поцеловал Луизу в губы.
– Ты права, отсюда пора смываться. Держи.
Он протянул ей взятый у Васко «узи».
Она испугалась:
– Но я не умею стрелять.
– Ты прижимаешь его к бедру, направляешь прямо перед собой и без передышки нажимаешь на спуск. Уверяю тебя, это гораздо проще, чем управляться с целым классом малолетних бандитов.
Луиза слабо улыбнулась:
– Я все думаю, ты и вправду из тех, кто приносит счастье? Всякий раз, когда ты оказываешься рядом со мной, меня пытаются убить.
– Как известно, супружеские пары убивает монотонность. Ну что, идем?
Он попытался выпрямиться; огонь был совсем близко, над их головами летали горячие угольки, жар становился невыносимым. Передвигаясь в густом дыму, они, зажав в руках оружие, побежали в сторону фермы. За ними по пятам следовал огонь, он уже подбирался к стенам. Когда они забежали за дом, им оставалось лишь пересечь заброшенное поле сахарного тростника, дальше начинался берег. Он схватил Луизу за запястье, стараясь не коснуться искалеченной ладони.
– На счет «три» начинаем зигзагами бежать к мору.
– У тебя всегда столько идей! Тебе надо работать в скаутском лагере.
– Раз, два…
Они бросились бежать, спотыкаясь о высокую траву, сердце разрывалось в груди, но все вокруг было спокойно. Так они добрались до широкой прибрежной полосы, на которую время от времени накатывали и с грохотом разбивались огромные валуны, фосфоресцирующие пенные гребни высотой с трехэтажный дом.
Луиза тяжело дышала, и, если бы не поддержка Дага, она бы уже рухнула на землю. Силы ее были истощены голодом и жаждой, не говоря уже о большой потере крови. Она чувствовала такую усталость… Только бы растянуться на песке и заснуть. Заснуть надолго… Почти волоча ее на себе, Даг упрямо продвигался вперед. Справа от них виднелось нагромождение каких-то строений. Пляж Гран-Морн. В этот поздний час он, разумеется, не работал. Но в этих ангарах когда-то хранились доски для серфинга.
Даг прислонил Луизу к стене, еще хранящей тепло солнечного дня. Молодая женщина прикрыла глаза, она тяжело и прерывисто дышала. Он пропихнул ей в рот одну из оставшихся у него пилюль; она проглотила ее с трудом.
На двери ангара висел довольно простой навесной замок: кражи на острове случались редко. Даг изо всех сил ударил в дверь прикладом, она сразу же поддалась. Воспоминания не обманули его: здесь и в самом деле, как и раньше, были свалены доски для серфинга, только теперь их стало больше и другой конструкции. Он выбрал себе доску изумрудно-зеленого цвета и вышел.
– Что это? Щит в стиле «новая волна»? – пробормотала Луиза, выйдя из оцепенения.
– С этим мы сумеем преодолеть волны. Там, по ту сторону, мы окажемся в безопасности. Нужно будет только дождаться утра.
Она недоуменно подняла тонкие брови:
– Встав на четвереньки на этой доске? Ты и я, оба раненые и потерявшие много крови?
– Официально считается, что акул здесь нет. Во всяком случае, о нападениях никто никогда не заявлял.
– Спасибо, месье Туристический справочник. Только почему бы не дождаться утра здесь? Похоже, все спокойно. Тот, другой, кажется, сбежал, – предположила Луиза, которая уже окончательно пришла в себя.
– Не думаю. Скорее всего он где-то притаился и следит за нами.
– Но зачем?
– Отец Леже наверняка с ним. Есть предмет для торга.
– Какой?
– Моя смерть. Ну и твоя заодно. Если мы останемся здесь, он придет. И мы будем вынуждены принять его условия.
Словно в подтверждение его слов, на краю тростникового поля мигнул огонек. Луиза кивнула на автомат, затем на отблеск, который приближался к берегу.
– Это идеальная мишень. Зачем ждать, когда он к нам подойдет? Этот тип отрезал мне палец! Если ты не выстрелишь, я сама его прикончу.
Она была права. Это светящееся пятно и в самом деле казалось прекрасной мишенью. Но убить его вот так, даже не увидев лица… Скорчив презрительную гримасу, Луиза подняла автомат и направила его в сторону приближающегося огня. В то же самое мгновение раздался слабый голос, старающийся перекричать грохот бурунов:
– Дагобер! Это я, отец Леже, не стреляйте!
Даг приложил палец к пересохшим губам молодой женщины.
– Он идет за мной и держит меня на мушке, простите! – продолжал священник, приближаясь к ним.
По песку заскользил пучок света переносного галоидного прожектора. Они прижались к стене, и луч прошел над их головами. Даг сделал Луизе знак следовать за ним, и они поползли, волоча за собой доску. Прожектор продолжал освещать берег, описывая на песке большие дуги. Десять секунд перед очередной порцией света.
Передвигаясь скачками, они добрались наконец до кромки берега, теплой и покрытой пеной. Луиза чуть было не закричала, когда соленая морская вода попала на еще не затянувшуюся рану, вызвав резкую боль. Даг стянул с себя спасательный жилет и надел на молодую женщину, крепко затянув лямки. Сам он больше не ощущал ни усталости, ни боли. Он словно уже перешел в какое-то другое состояние, когда организм целиком сосредоточен на достижении цели, а ближайшее будущее оказывается расчленено на ряд последовательных действий, которые надлежит выполнять одно за другим, в строгом порядке. Преодолеть прибрежную мель. Выбрать подходящую волну. Проскользнуть невидимыми вдоль берега под волной и выбраться на поверхность за пределами светового луча прожектора. Поймать на мушку убийцу. Заставить его обернуться и показать свое отвратительное лицо. Получить доказательства. А потом убить его, пристрелить, как бешеную собаку.
Он велел Луизе лечь на доску и сам улегся сверху, держа обрез на ремне за спиной и предварительно спрятав обойму в водонепроницаемый карман жилета.
– Мы сейчас поплывем в открытое море. Когда нас настигнет волна, я направлю доску под воду. Мы пройдем под волной. Это называется нырнуть уточкой. Когда я похлопаю тебя по плечу, задержи дыхание.
– Уточкой… Miplisi![121] Уверена, мне это понравится. Даже больше, чем циклон.
Даг принялся энергично грести по воде, несмотря на то что каждое движение отзывалось резкой болью, словно ему отрывали руку. Луиза, как могла, помогала ему. Она всматривалась в темноту, но ничего видно не было, только волнистая поверхность воды. И этот чудовищный шум, прямо перед ними. Внезапно небо исчезло. Его скрыла черная громада, увенчанная белой пеной, высотой со скалу, по крайней мере так ему показалось. Даг похлопал ее по плечу, и она почувствовала, что доска погружается носом вперед, ноги Дага отрываются от доски и поднимаются, а верхней частью туловища он нажимает на доску, чтобы ускорить погружение. Они оказались на глубине, в кромешной тьме. На мгновение ей почудилось, что над ними перекатывается огромная масса воды, и она уже спрашивала себя, сможет ли еще хоть секунду задерживать дыхание, но тут Даг резко нажал на заднюю часть доски, и та начала подниматься на поверхность. Они вынырнули по другую сторону волны, пытаясь отдышаться. Даг уже подсчитал интервалы между бурунами: у них в запасе всего несколько секунд. Он припал губами к ее уху и прокричал:
– Помнишь, тогда, на сахарном заводе? Когда я сказал, чтобы ты мне доверяла?
– Конечно помню. Это было началом цепочки катастроф, – ответила Луиза, которой казалось, что она не может очнуться от длинного кошмарного сна, до странности безразличная к тому, что с ней может произойти…
– Мы тогда привязались. И сейчас сделаем то же самое.
– Это что, мания у тебя такая?
– Луиза… перестань… тебе совершенно не обязательно изображать из себя крутого парня.
– Если я перестану, то начну реветь. Давай, пусть это поскорее закончится.
Даг попытался погладить ее по щеке, но она отвернулась. Он развязал ремни жилета, которые находились спереди, и проскользнул внутрь, прижавшись спиной к пылающему животу Луизы, затем снова стянул их как можно крепче. Он убедился, что ремешок на лодыжке, соединяющий его с доской, закреплен надежно. Наступил самый ответственный момент. Они находились на поверхности, Луиза лежала сзади, крепко обхватив его здоровой рукой за пояс. Резкий выброс адреналина в кровь, максимальное напряжение мышц. Белые пенные губы бездонной пасти, которая вот-вот их проглотит. Вместе с воздухом он попытался выдохнуть и тревогу: волна, как и он сам, состояла из воды и соли. Он и она принадлежали одной вселенной. Рожденные из одного источника жизни, они были всего-навсего двумя различными формами одного импульса.
Он почувствовал, что волна набухает под ним, приподнимает его, словно соломинку, подбрасывает к небу. Вздохнуть как можно глубже, устремиться вперед. Пристроиться под гигантским гребнем, притормозить ногой, остановиться прямо перед стеной волны, наклониться вперед, чтобы набрать скорость, придерживать рукой край доски и молиться, чтобы тебя не погребли под собой эти тысячи тонн бушующих вод.
Когда они стали резко, с наклоном вперед, погружаться, Луизе показалось, что сердце сейчас вырвется из груди, потом она решила, что они находятся в туннеле, в непроницаемом водяном туннеле, который неминуемо засосет их. Грохот волн, разбивающихся о песок, клокотание пены… Она втянула голову в плечи, впилась ногтями в тело Дага и закусила губу, чтобы не кричать. Кричать, кричать, все эти нескончаемые секунды, которые они скользили в самом чреве разгневанного чудовища. Внезапно они потеряли скорость, и она почувствовала, что напряженные мышцы Дага расслабились. Она открыла глаза. Доска лениво скользила по спокойной глади воды, метрах в тридцати от луча прожектора, по-прежнему описывающего дуги на берегу. Она прислушалась и различила далекое завывание пожарной сирены. Пожарные. Огонь. Люди. Город. Нормальная жизнь. Мама. Мама, которая, наверное, сейчас умирает от беспокойства.
Даг спокойно лежал на доске, и она вынуждена была следовать его примеру. Он медленно греб руками, пока они не оказались возле одного из бакенов, которые ограждали место, предназначенное для купалыциков. Он достал из водонепроницаемого кармана сухую обойму, освободил свою лодыжку и привязал доску к бакену.
– Жди меня здесь. Не двигайся ни под каким предлогом. Копы придут за тобой.
– Когда ты будешь мертв, да?
– Лично я умирать не собираюсь. Кстати, ты не забыла, что мы с тобой еще не занимались любовью? И ты думаешь, будто я позволю кому-нибудь себя убить, прежде чем смогу насладиться твоими прелестями?
Своей здоровой рукой она притянула его к себе и страстно поцеловала; их влажные и соленые губы соединились.
Оторвавшись от нее, Даг прыгнул в неглубокую воду. Он добрался до берега и быстро перезарядил оружие. Они оба были здесь, стояли к нему спиной. Двое мужчин. Один высокий, другой поменьше. Маленьким был отец Леже, в руках он держал прожектор. А вот высокий… Даг навел дуло на его широкую спину и негромко произнес:
– Привет, Лестер.
Человек замер, его покрытая рыжеватыми волосками рука сжимала рукоятку беретты, которую он держал дулом вниз. Перед ним стоял дрожащий отец Леже.
Человек повернул голову, и Даг увидел, что он улыбается.
– Привет, Даг. С благополучным прибытием.
– Весьма тронут твоим вниманием. Надеюсь, что Го, Пакирри и другие тоже это оценят.
– Бесполезные пешки. Не представляющие ценности особи. Не стоит лить слезы над их судьбой.
– А Луиза? А другие женщины? А Лоран Дюма? Тоже пешки? На какой шахматной доске? Объясни же мне!
– Ты все равно не поймешь. Ты ведь у нас известный приверженец манихейства[122]: добро, зло… Мораль – всего лишь железные оковы, Даг, тяжелое ярмо для идиотов. Мир эволюционирует. А ты просто динозавр. И должен исчезнуть, как в свое время исчезли динозавры.
– Понятно: сверхчеловек и все такое… Это ты безнадежно устарел, Лестер! Последние сверхчеловеки писались от страха перед трибуналом, скуля, что всего-навсего выполняли приказы.
– Я не об этом. Я про уровни сознания. Исследовать модификации сознания под воздействием боли, вот что меня интересовало. Сознание и восприятие. Что есть восторг, если не преодоление всякой боли, потеря своего «я»? Где же граница, эта завораживающая граница? Совершить путешествие offthelip..[123] Это как парить на серфинге на гребне волны, тебе ведь это должно быть понятно, разве нет?..
– Дагобер, – прервал его отец Леже, даже не пытаясь убежать, – не могли бы мы…
– Заткнись! – обрезал Лестер, запуская пальцы в свою густую рыжую шевелюру. – Не вмешивайся.
Даг смотрел на широкую спину человека, когда-то бывшего его другом. На его руки, которые с таким наслаждением несли смерть. Он покачал головой:
– Лестер, маркиз де Сад в свое время задавался теми же вопросами, но он не экспериментировал над живыми людьми. Что с тобой произошло, дерьмо?!
– Все такой же чувствительный. Как, по-твоему, мы сошлись с Го? Ты знаешь, что он вытворял на Гаити? Это был один из палачей Папаши Дока. В буквальном смысле этого слова. Я тогда работал на ЦРУ, пока они не вышвырнули меня за… как это? Сейчас вспомню… а, ну да, «патологические извращения», представляешь, идиоты! Я подкупал тюремщиков, чтобы мне разрешали присутствовать при казнях. Я любил это: любил смотреть, как люди подыхают. Это очень возбуждает, чувствуешь себя по-настоящему живым. А потом мне захотелось самому попробовать. Научиться предавать смерти как можно медленнее. По своему желанию превращать живое существо в предмет, в кусок податливой плоти, это… Я не могу тебе это описать…
Даг смотрел на него, отказываясь верить собственным ушам.
– Ты действительно не испытываешь никакого сочувствия к своим жертвам? Вообще никаких чувств?
– Если под чувствами ты подразумеваешь «любовь», тогда нет, любви я не испытывал никогда. Я хотел бы, Даг, если бы ты знал, как мне этого хотелось… Каждый раз я говорю себе: сейчас я смогу испытать жалость, я буду взволнован и растроган. Но вместо этого опять испытываю радость. Нет, я вовсе не бесчувственный, – с горячностью продолжал Лестер. – Например, тебя я очень люблю. То есть я хочу сказать, что не испытываю к тебе негативных чувств. Но убивать… Мне это нужно. Это совершенно уникальный, трансцендентальный опыт. Абсолютная власть. Никакая радость с этим сравниться не может.
– Тогда почему ты затих на все эти годы?
– Мы чудом избежали катастрофы из-за жалобы Родригеса и проницательности Дарраса. И тогда мы решили, что будет лучше прекратить деятельность нашей ассоциации.
– Вашей ассоциации?
– Дагобер! Надо предупредить полицию! Разве вы не видите, что он просто тянет время?
Не обращая внимания на реплику отца Леже, Лестер размеренным голосом продолжал:
– Лонге, Го и я. Заслон, Забойщик и Инициатор: такая вот славная компания.
– Лонге? Врач?
– Он самый. Он мертв. Сегодня вечером покончил с собой, я слышал по радио. Не стал дожидаться моего визита. Еще один труп на совести нашего Дагобера. Так на чем я остановился? Ах да, мы прекратили деятельность ассоциации, как посоветовал нам Распорядитель.
– Распорядитель?
– Только не говори, что ты ничего не понял! Даг, ну в конце-то концов, теперь у тебя все нити в руках!
Даг открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг отец Леже закричал:
– Осторожно!
Голова Дага непроизвольно повернулась, но одновременно периферическим зрением он заметил какое-то движение Лестера, и, прежде чем он успел принять решение, его палец сам нажал на курок. Лестер, который повернулся и теперь стоял прямо напротив, широко улыбаясь, с направленной на него береттой, дернулся, когда в его тело одна за другой вошло несколько пуль. Он уронил свое оружие, согнул колени, словно борец сумо, пытающийся сохранить равновесие, затем опрокинулся навзничь, раскинув руки, и Даг готов был поклясться, что он улыбался, когда голова его с силой ударилась о песок; он улыбался, видя, как из вен струится кровь; он еще улыбался, когда взгляд его заволакивало пеленой и последняя звезда его последнего вечера уменьшалась на небе, пока не исчезла совсем.
– Он мертв, – произнес отец Леже, когда Лестер перестал дергаться.
– Он хотел меня убить, он…
– Не оправдывайтесь. Он хотел умереть, вы просто ему помогли. Это я виноват, мне показалось, что сзади вас кто-то появился.
Даг поискал взглядом Луизу: доска тихо качалась на воде. Он положил свой автомат и бросился бежать.
Луиза лежала на спине, руки свободно болтались, рот был приоткрыт; она потеряла сознание. Даг подогнал доску к берегу, осторожно приподнял Луизу. Отсвет пожара сделался гораздо слабее, через поле до них доносились приглушенный шум мотора грузовика, гул пожарного насоса, крики и восклицания. Стаккато автоматных очередей перекрывало шум волн и все другие шумы. Дагу пришлось отвернуться: отец Леже стоял прямо напротив – и свет прожектора совершенно ослепил его.
– Да погасите же вы эту штуку!
Слева от себя Даг услышал приглушенные крики, затем топот множества ног. Бежали прямо к ним, кто-то был в форме, кто-то в штатском.
– На помощь! – закричал отец Леже. – Мы здесь!
Не успел он закончить фразу, как ночь разорвала пулеметная очередь. Даг поспешно прижался к земле. Эти сволочи обошлись без предупредительного окрика. Обмякшее тело Луизы покатилось по мокрому песку, а Даг стал удаляться от этого места как можно скорее. Мишенью выступал именно он. Он ударился обо что-то твердое. Нога. В темно-серой брючине. Отец Леже. Он поднял глаза, лицо священника в темноте было неразличимо.
– Господи! Да скажите же им, что я здесь совершенно ни при чем, а то меня пристрелят, как бешеную собаку!
– Сомневаюсь, чтобы Господь внял вашей молитве, Дагобер, – произнес священник голосом серьезным и строгим, какого Даг никогда у него не слышал.
– Что вы хотите ска…
Холодный ствол приставленной ко лбу беретты не дал ему договорить. Наступившее молчание длилось, как казалось Дагу, уже тысячу лет, а он все падал и падал в бездонную пропасть. Потом, тяжело опустившись за землю, он закрыл глаза.
– Вы!
– Распорядитель, к вашим услугам. Ваш прямой пропуск в рай, где вы на досуге сможете вволю насладиться божественной милостью в компании других славных душ, подобных вашей.
– Но…
– Вам нужны объяснения? Извольте, могу вам дать одно. Все эти женщины, которых убивал Лестер, были шлюхами. Они наказаны через то место, которым грешили. Сей факт должен удовлетворить моралиста вроде вас.
– Это глупо. Скажите мне правду.
– Вы все равно не поймете.
Даг почувствовал, как пот заливает глаза. Полицейские приближались. Когда они окажутся совсем близко, священник выстрелит. Законная самооборона. Конец истории. Прицепиться к словам. Заставить его говорить.
– Вы мне лгали с самого начала.
– А что я, по-вашему, должен был вам говорить? Что вы попали в логово психопатов? Что я развратник, а к тому же садист и убийца? Будем говорить серьезно. Я пытался вам помочь по мере сил, это вы не будете отрицать, и я искренне ценил ваши усилия. Вы достойный противник. Но теперь настала пора со всем этим покончить.
– Так это вы украли досье Джонсон?
– Разумеется. Эти записи нельзя было вам оставлять. А вот с молотком я немного перестарался, это да.
– И это вы отправились на сахарный завод, чтобы убить Луизу.
– Нет, этим пришлось заняться Лестеру, и, кстати, дело он завалил.
– А Франсиско?
– Жалкий дурачок. Всего лишь статист в нашем сценарии. Подручный для мелких поручений. Лестер велел ему меня похитить, чтобы вы вмешались, а я предупредил Пакирри, чтобы тот пришел ко мне. А дальше все шло как положено. Франсиско заговорил, вы отправились сюда, устранили Вурта… Идеальный план.
– Не совсем… – прервал его напряженный голос.
– Луиза, дорогая! – жеманно воскликнул отец Л еже.
Стоя на коленях на мокром песке, она не отрывала взгляда от священника, к бедру ее был прижат «узи» Васко, на лице застыло выражение нескрываемого отвращения.
– Послушайте, не станете же вы стрелять в старика, который, прежде чем умереть, сам нажмет на курок, и король Дагобер неминуемо отправится к праотцам! Подумайте хорошенько!
Ответа не последовало. Тяжелое, прерывистое дыхание. Возгласы. Палец Луизы замер на гашетке. Она чувствовала, как в руках дрожит «узи». Ей нужно время на размышление. Но его не было. Здесь и сейчас. Священник убьет их обоих, убьет с тем же выражением возвышенной печали на лице, которое появлялось у него всякий раз, когда он принимался служить мессу. Свистящее дыхание копов, бегущих по берегу. Голос Дюбуа:
– Все в порядке, отец мой?
– Как на перекладине виселицы, – устало пробормотала Луиза.
Отец Леже пожал плечами. Короткая вспышка. Даг метнулся в сторону в тот самый момент, когда Луиза заговорила. Краем глаза он видел, как черепной свод священника треснул и отделился от остальной части лица, брызнув осколками кости, кровью и серым мозговым веществом. Острая боль в ноге: выпущенная из беретты пуля не попала ему в голову, но застряла в бедре.
Отец Леже безуспешно попытался нажать на курок еще раз, затем упал на колени, устремив на Дага огромные карие глаза. Там, где должен был находиться лоб, пульсировали обнажившиеся фрагменты мозга. Кровь хлынула у него из ноздрей, затем из ушей и изо рта. Он поднял руку, пытаясь осенить себя крестом. Потом рухнул лицом вперед, и, пока мозг аббата растекался по песку, словно вязкий осьминог, чьи-то руки подняли Дага, стали его трясти и наносить удары. Даг кричал: «Постойте!»; Луиза надрывалась: «Хватит, прекратите, он ничего не сделал!» – а море шумело, равнодушно взирая на эту ничтожную суету.
Глава 18
– Немножко. Меньше, чем до сих пор. Ты сказал, что он умер. Но кто?
– Фрэнки Вурт умер, этот коротышка с усами.
– Ах, этот. Он был не самым страшным. Их было двое. И второй меня… он…
Не в силах закончить фразу, она махнула рукой, слова застряли у нее в горле.
– Успокойся, не надо сейчас. А этот, второй, ты его видела?
– Я не могла рассмотреть его лицо, на нем была маска хирурга и перчатки, но это был белый.
– Белый?
Первым, о ком он подумал, был Джонс: Джонс, ненавидящий целый свет. Но нет, старому доктору просто не хватило бы ума, чтобы все это задумать и осуществить. Тогда кто?
Не отводя глаз от расползающегося пламени, Даг пытался собрать воедино имеющиеся в распоряжении данные. Человек, которого он искал, похоже, был одного с ним возраста. Он был белым. Умел управлять яхтой. Оказывался в курсе любых его перемещений по островам. Он решил посягнуть на жизнь Дага, едва только тот начал свое расследование, и счел необходимым убрать инспектора Го. Даг ухватился за эту мысль: Го знал личность убийцы женщин. И если он ни разу не вмешался, чтобы его обезвредить, это могло означать лишь одно: это был его друг. Возможно, Го находился у него в долгу. В долгу перед белым, который, вероятно, помог ему в свое время покинуть Гаити и поступить в полицию Сен-Мартен…
Дага охватил озноб, несмотря на жар приближающегося огня. Запах горелого мяса сделался еще сильнее, но он этого даже не заметил, потрясенный тем очевидным ответом, который только один и вертелся у него в голове. Он пришел в себя, когда Луиза стала трясти его за рукав:
– Даг, ветер переменился, и огонь скоро доберется сюда. Надо уходить.
Даг постарался оценить опасность. Где-то здесь в засаде сидели люди, готовые стрелять в них, как в зайцев, стоило им только пошевелиться и выдать себя. С другой стороны, если их изрешетят пулями, версию о самоубийстве придется отбросить. Так, может, имело смысл попытать удачу. На нем по-прежнему был спасательный жилет, они могли бы уйти морем. Принимая во внимание, какие волны обрушивались на Фоль-Анс, их преследователи не решатся сунуться в воду; ни одно судно не смогло бы справиться с этой бурей. Он осторожно поцеловал Луизу в губы.
– Ты права, отсюда пора смываться. Держи.
Он протянул ей взятый у Васко «узи».
Она испугалась:
– Но я не умею стрелять.
– Ты прижимаешь его к бедру, направляешь прямо перед собой и без передышки нажимаешь на спуск. Уверяю тебя, это гораздо проще, чем управляться с целым классом малолетних бандитов.
Луиза слабо улыбнулась:
– Я все думаю, ты и вправду из тех, кто приносит счастье? Всякий раз, когда ты оказываешься рядом со мной, меня пытаются убить.
– Как известно, супружеские пары убивает монотонность. Ну что, идем?
Он попытался выпрямиться; огонь был совсем близко, над их головами летали горячие угольки, жар становился невыносимым. Передвигаясь в густом дыму, они, зажав в руках оружие, побежали в сторону фермы. За ними по пятам следовал огонь, он уже подбирался к стенам. Когда они забежали за дом, им оставалось лишь пересечь заброшенное поле сахарного тростника, дальше начинался берег. Он схватил Луизу за запястье, стараясь не коснуться искалеченной ладони.
– На счет «три» начинаем зигзагами бежать к мору.
– У тебя всегда столько идей! Тебе надо работать в скаутском лагере.
– Раз, два…
Они бросились бежать, спотыкаясь о высокую траву, сердце разрывалось в груди, но все вокруг было спокойно. Так они добрались до широкой прибрежной полосы, на которую время от времени накатывали и с грохотом разбивались огромные валуны, фосфоресцирующие пенные гребни высотой с трехэтажный дом.
Луиза тяжело дышала, и, если бы не поддержка Дага, она бы уже рухнула на землю. Силы ее были истощены голодом и жаждой, не говоря уже о большой потере крови. Она чувствовала такую усталость… Только бы растянуться на песке и заснуть. Заснуть надолго… Почти волоча ее на себе, Даг упрямо продвигался вперед. Справа от них виднелось нагромождение каких-то строений. Пляж Гран-Морн. В этот поздний час он, разумеется, не работал. Но в этих ангарах когда-то хранились доски для серфинга.
Даг прислонил Луизу к стене, еще хранящей тепло солнечного дня. Молодая женщина прикрыла глаза, она тяжело и прерывисто дышала. Он пропихнул ей в рот одну из оставшихся у него пилюль; она проглотила ее с трудом.
На двери ангара висел довольно простой навесной замок: кражи на острове случались редко. Даг изо всех сил ударил в дверь прикладом, она сразу же поддалась. Воспоминания не обманули его: здесь и в самом деле, как и раньше, были свалены доски для серфинга, только теперь их стало больше и другой конструкции. Он выбрал себе доску изумрудно-зеленого цвета и вышел.
– Что это? Щит в стиле «новая волна»? – пробормотала Луиза, выйдя из оцепенения.
– С этим мы сумеем преодолеть волны. Там, по ту сторону, мы окажемся в безопасности. Нужно будет только дождаться утра.
Она недоуменно подняла тонкие брови:
– Встав на четвереньки на этой доске? Ты и я, оба раненые и потерявшие много крови?
– Официально считается, что акул здесь нет. Во всяком случае, о нападениях никто никогда не заявлял.
– Спасибо, месье Туристический справочник. Только почему бы не дождаться утра здесь? Похоже, все спокойно. Тот, другой, кажется, сбежал, – предположила Луиза, которая уже окончательно пришла в себя.
– Не думаю. Скорее всего он где-то притаился и следит за нами.
– Но зачем?
– Отец Леже наверняка с ним. Есть предмет для торга.
– Какой?
– Моя смерть. Ну и твоя заодно. Если мы останемся здесь, он придет. И мы будем вынуждены принять его условия.
Словно в подтверждение его слов, на краю тростникового поля мигнул огонек. Луиза кивнула на автомат, затем на отблеск, который приближался к берегу.
– Это идеальная мишень. Зачем ждать, когда он к нам подойдет? Этот тип отрезал мне палец! Если ты не выстрелишь, я сама его прикончу.
Она была права. Это светящееся пятно и в самом деле казалось прекрасной мишенью. Но убить его вот так, даже не увидев лица… Скорчив презрительную гримасу, Луиза подняла автомат и направила его в сторону приближающегося огня. В то же самое мгновение раздался слабый голос, старающийся перекричать грохот бурунов:
– Дагобер! Это я, отец Леже, не стреляйте!
Даг приложил палец к пересохшим губам молодой женщины.
– Он идет за мной и держит меня на мушке, простите! – продолжал священник, приближаясь к ним.
По песку заскользил пучок света переносного галоидного прожектора. Они прижались к стене, и луч прошел над их головами. Даг сделал Луизе знак следовать за ним, и они поползли, волоча за собой доску. Прожектор продолжал освещать берег, описывая на песке большие дуги. Десять секунд перед очередной порцией света.
Передвигаясь скачками, они добрались наконец до кромки берега, теплой и покрытой пеной. Луиза чуть было не закричала, когда соленая морская вода попала на еще не затянувшуюся рану, вызвав резкую боль. Даг стянул с себя спасательный жилет и надел на молодую женщину, крепко затянув лямки. Сам он больше не ощущал ни усталости, ни боли. Он словно уже перешел в какое-то другое состояние, когда организм целиком сосредоточен на достижении цели, а ближайшее будущее оказывается расчленено на ряд последовательных действий, которые надлежит выполнять одно за другим, в строгом порядке. Преодолеть прибрежную мель. Выбрать подходящую волну. Проскользнуть невидимыми вдоль берега под волной и выбраться на поверхность за пределами светового луча прожектора. Поймать на мушку убийцу. Заставить его обернуться и показать свое отвратительное лицо. Получить доказательства. А потом убить его, пристрелить, как бешеную собаку.
Он велел Луизе лечь на доску и сам улегся сверху, держа обрез на ремне за спиной и предварительно спрятав обойму в водонепроницаемый карман жилета.
– Мы сейчас поплывем в открытое море. Когда нас настигнет волна, я направлю доску под воду. Мы пройдем под волной. Это называется нырнуть уточкой. Когда я похлопаю тебя по плечу, задержи дыхание.
– Уточкой… Miplisi![121] Уверена, мне это понравится. Даже больше, чем циклон.
Даг принялся энергично грести по воде, несмотря на то что каждое движение отзывалось резкой болью, словно ему отрывали руку. Луиза, как могла, помогала ему. Она всматривалась в темноту, но ничего видно не было, только волнистая поверхность воды. И этот чудовищный шум, прямо перед ними. Внезапно небо исчезло. Его скрыла черная громада, увенчанная белой пеной, высотой со скалу, по крайней мере так ему показалось. Даг похлопал ее по плечу, и она почувствовала, что доска погружается носом вперед, ноги Дага отрываются от доски и поднимаются, а верхней частью туловища он нажимает на доску, чтобы ускорить погружение. Они оказались на глубине, в кромешной тьме. На мгновение ей почудилось, что над ними перекатывается огромная масса воды, и она уже спрашивала себя, сможет ли еще хоть секунду задерживать дыхание, но тут Даг резко нажал на заднюю часть доски, и та начала подниматься на поверхность. Они вынырнули по другую сторону волны, пытаясь отдышаться. Даг уже подсчитал интервалы между бурунами: у них в запасе всего несколько секунд. Он припал губами к ее уху и прокричал:
– Помнишь, тогда, на сахарном заводе? Когда я сказал, чтобы ты мне доверяла?
– Конечно помню. Это было началом цепочки катастроф, – ответила Луиза, которой казалось, что она не может очнуться от длинного кошмарного сна, до странности безразличная к тому, что с ней может произойти…
– Мы тогда привязались. И сейчас сделаем то же самое.
– Это что, мания у тебя такая?
– Луиза… перестань… тебе совершенно не обязательно изображать из себя крутого парня.
– Если я перестану, то начну реветь. Давай, пусть это поскорее закончится.
Даг попытался погладить ее по щеке, но она отвернулась. Он развязал ремни жилета, которые находились спереди, и проскользнул внутрь, прижавшись спиной к пылающему животу Луизы, затем снова стянул их как можно крепче. Он убедился, что ремешок на лодыжке, соединяющий его с доской, закреплен надежно. Наступил самый ответственный момент. Они находились на поверхности, Луиза лежала сзади, крепко обхватив его здоровой рукой за пояс. Резкий выброс адреналина в кровь, максимальное напряжение мышц. Белые пенные губы бездонной пасти, которая вот-вот их проглотит. Вместе с воздухом он попытался выдохнуть и тревогу: волна, как и он сам, состояла из воды и соли. Он и она принадлежали одной вселенной. Рожденные из одного источника жизни, они были всего-навсего двумя различными формами одного импульса.
Он почувствовал, что волна набухает под ним, приподнимает его, словно соломинку, подбрасывает к небу. Вздохнуть как можно глубже, устремиться вперед. Пристроиться под гигантским гребнем, притормозить ногой, остановиться прямо перед стеной волны, наклониться вперед, чтобы набрать скорость, придерживать рукой край доски и молиться, чтобы тебя не погребли под собой эти тысячи тонн бушующих вод.
Когда они стали резко, с наклоном вперед, погружаться, Луизе показалось, что сердце сейчас вырвется из груди, потом она решила, что они находятся в туннеле, в непроницаемом водяном туннеле, который неминуемо засосет их. Грохот волн, разбивающихся о песок, клокотание пены… Она втянула голову в плечи, впилась ногтями в тело Дага и закусила губу, чтобы не кричать. Кричать, кричать, все эти нескончаемые секунды, которые они скользили в самом чреве разгневанного чудовища. Внезапно они потеряли скорость, и она почувствовала, что напряженные мышцы Дага расслабились. Она открыла глаза. Доска лениво скользила по спокойной глади воды, метрах в тридцати от луча прожектора, по-прежнему описывающего дуги на берегу. Она прислушалась и различила далекое завывание пожарной сирены. Пожарные. Огонь. Люди. Город. Нормальная жизнь. Мама. Мама, которая, наверное, сейчас умирает от беспокойства.
Даг спокойно лежал на доске, и она вынуждена была следовать его примеру. Он медленно греб руками, пока они не оказались возле одного из бакенов, которые ограждали место, предназначенное для купалыциков. Он достал из водонепроницаемого кармана сухую обойму, освободил свою лодыжку и привязал доску к бакену.
– Жди меня здесь. Не двигайся ни под каким предлогом. Копы придут за тобой.
– Когда ты будешь мертв, да?
– Лично я умирать не собираюсь. Кстати, ты не забыла, что мы с тобой еще не занимались любовью? И ты думаешь, будто я позволю кому-нибудь себя убить, прежде чем смогу насладиться твоими прелестями?
Своей здоровой рукой она притянула его к себе и страстно поцеловала; их влажные и соленые губы соединились.
Оторвавшись от нее, Даг прыгнул в неглубокую воду. Он добрался до берега и быстро перезарядил оружие. Они оба были здесь, стояли к нему спиной. Двое мужчин. Один высокий, другой поменьше. Маленьким был отец Леже, в руках он держал прожектор. А вот высокий… Даг навел дуло на его широкую спину и негромко произнес:
– Привет, Лестер.
Человек замер, его покрытая рыжеватыми волосками рука сжимала рукоятку беретты, которую он держал дулом вниз. Перед ним стоял дрожащий отец Леже.
Человек повернул голову, и Даг увидел, что он улыбается.
– Привет, Даг. С благополучным прибытием.
– Весьма тронут твоим вниманием. Надеюсь, что Го, Пакирри и другие тоже это оценят.
– Бесполезные пешки. Не представляющие ценности особи. Не стоит лить слезы над их судьбой.
– А Луиза? А другие женщины? А Лоран Дюма? Тоже пешки? На какой шахматной доске? Объясни же мне!
– Ты все равно не поймешь. Ты ведь у нас известный приверженец манихейства[122]: добро, зло… Мораль – всего лишь железные оковы, Даг, тяжелое ярмо для идиотов. Мир эволюционирует. А ты просто динозавр. И должен исчезнуть, как в свое время исчезли динозавры.
– Понятно: сверхчеловек и все такое… Это ты безнадежно устарел, Лестер! Последние сверхчеловеки писались от страха перед трибуналом, скуля, что всего-навсего выполняли приказы.
– Я не об этом. Я про уровни сознания. Исследовать модификации сознания под воздействием боли, вот что меня интересовало. Сознание и восприятие. Что есть восторг, если не преодоление всякой боли, потеря своего «я»? Где же граница, эта завораживающая граница? Совершить путешествие offthelip..[123] Это как парить на серфинге на гребне волны, тебе ведь это должно быть понятно, разве нет?..
– Дагобер, – прервал его отец Леже, даже не пытаясь убежать, – не могли бы мы…
– Заткнись! – обрезал Лестер, запуская пальцы в свою густую рыжую шевелюру. – Не вмешивайся.
Даг смотрел на широкую спину человека, когда-то бывшего его другом. На его руки, которые с таким наслаждением несли смерть. Он покачал головой:
– Лестер, маркиз де Сад в свое время задавался теми же вопросами, но он не экспериментировал над живыми людьми. Что с тобой произошло, дерьмо?!
– Все такой же чувствительный. Как, по-твоему, мы сошлись с Го? Ты знаешь, что он вытворял на Гаити? Это был один из палачей Папаши Дока. В буквальном смысле этого слова. Я тогда работал на ЦРУ, пока они не вышвырнули меня за… как это? Сейчас вспомню… а, ну да, «патологические извращения», представляешь, идиоты! Я подкупал тюремщиков, чтобы мне разрешали присутствовать при казнях. Я любил это: любил смотреть, как люди подыхают. Это очень возбуждает, чувствуешь себя по-настоящему живым. А потом мне захотелось самому попробовать. Научиться предавать смерти как можно медленнее. По своему желанию превращать живое существо в предмет, в кусок податливой плоти, это… Я не могу тебе это описать…
Даг смотрел на него, отказываясь верить собственным ушам.
– Ты действительно не испытываешь никакого сочувствия к своим жертвам? Вообще никаких чувств?
– Если под чувствами ты подразумеваешь «любовь», тогда нет, любви я не испытывал никогда. Я хотел бы, Даг, если бы ты знал, как мне этого хотелось… Каждый раз я говорю себе: сейчас я смогу испытать жалость, я буду взволнован и растроган. Но вместо этого опять испытываю радость. Нет, я вовсе не бесчувственный, – с горячностью продолжал Лестер. – Например, тебя я очень люблю. То есть я хочу сказать, что не испытываю к тебе негативных чувств. Но убивать… Мне это нужно. Это совершенно уникальный, трансцендентальный опыт. Абсолютная власть. Никакая радость с этим сравниться не может.
– Тогда почему ты затих на все эти годы?
– Мы чудом избежали катастрофы из-за жалобы Родригеса и проницательности Дарраса. И тогда мы решили, что будет лучше прекратить деятельность нашей ассоциации.
– Вашей ассоциации?
– Дагобер! Надо предупредить полицию! Разве вы не видите, что он просто тянет время?
Не обращая внимания на реплику отца Леже, Лестер размеренным голосом продолжал:
– Лонге, Го и я. Заслон, Забойщик и Инициатор: такая вот славная компания.
– Лонге? Врач?
– Он самый. Он мертв. Сегодня вечером покончил с собой, я слышал по радио. Не стал дожидаться моего визита. Еще один труп на совести нашего Дагобера. Так на чем я остановился? Ах да, мы прекратили деятельность ассоциации, как посоветовал нам Распорядитель.
– Распорядитель?
– Только не говори, что ты ничего не понял! Даг, ну в конце-то концов, теперь у тебя все нити в руках!
Даг открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг отец Леже закричал:
– Осторожно!
Голова Дага непроизвольно повернулась, но одновременно периферическим зрением он заметил какое-то движение Лестера, и, прежде чем он успел принять решение, его палец сам нажал на курок. Лестер, который повернулся и теперь стоял прямо напротив, широко улыбаясь, с направленной на него береттой, дернулся, когда в его тело одна за другой вошло несколько пуль. Он уронил свое оружие, согнул колени, словно борец сумо, пытающийся сохранить равновесие, затем опрокинулся навзничь, раскинув руки, и Даг готов был поклясться, что он улыбался, когда голова его с силой ударилась о песок; он улыбался, видя, как из вен струится кровь; он еще улыбался, когда взгляд его заволакивало пеленой и последняя звезда его последнего вечера уменьшалась на небе, пока не исчезла совсем.
– Он мертв, – произнес отец Леже, когда Лестер перестал дергаться.
– Он хотел меня убить, он…
– Не оправдывайтесь. Он хотел умереть, вы просто ему помогли. Это я виноват, мне показалось, что сзади вас кто-то появился.
Даг поискал взглядом Луизу: доска тихо качалась на воде. Он положил свой автомат и бросился бежать.
Луиза лежала на спине, руки свободно болтались, рот был приоткрыт; она потеряла сознание. Даг подогнал доску к берегу, осторожно приподнял Луизу. Отсвет пожара сделался гораздо слабее, через поле до них доносились приглушенный шум мотора грузовика, гул пожарного насоса, крики и восклицания. Стаккато автоматных очередей перекрывало шум волн и все другие шумы. Дагу пришлось отвернуться: отец Леже стоял прямо напротив – и свет прожектора совершенно ослепил его.
– Да погасите же вы эту штуку!
Слева от себя Даг услышал приглушенные крики, затем топот множества ног. Бежали прямо к ним, кто-то был в форме, кто-то в штатском.
– На помощь! – закричал отец Леже. – Мы здесь!
Не успел он закончить фразу, как ночь разорвала пулеметная очередь. Даг поспешно прижался к земле. Эти сволочи обошлись без предупредительного окрика. Обмякшее тело Луизы покатилось по мокрому песку, а Даг стал удаляться от этого места как можно скорее. Мишенью выступал именно он. Он ударился обо что-то твердое. Нога. В темно-серой брючине. Отец Леже. Он поднял глаза, лицо священника в темноте было неразличимо.
– Господи! Да скажите же им, что я здесь совершенно ни при чем, а то меня пристрелят, как бешеную собаку!
– Сомневаюсь, чтобы Господь внял вашей молитве, Дагобер, – произнес священник голосом серьезным и строгим, какого Даг никогда у него не слышал.
– Что вы хотите ска…
Холодный ствол приставленной ко лбу беретты не дал ему договорить. Наступившее молчание длилось, как казалось Дагу, уже тысячу лет, а он все падал и падал в бездонную пропасть. Потом, тяжело опустившись за землю, он закрыл глаза.
– Вы!
– Распорядитель, к вашим услугам. Ваш прямой пропуск в рай, где вы на досуге сможете вволю насладиться божественной милостью в компании других славных душ, подобных вашей.
– Но…
– Вам нужны объяснения? Извольте, могу вам дать одно. Все эти женщины, которых убивал Лестер, были шлюхами. Они наказаны через то место, которым грешили. Сей факт должен удовлетворить моралиста вроде вас.
– Это глупо. Скажите мне правду.
– Вы все равно не поймете.
Даг почувствовал, как пот заливает глаза. Полицейские приближались. Когда они окажутся совсем близко, священник выстрелит. Законная самооборона. Конец истории. Прицепиться к словам. Заставить его говорить.
– Вы мне лгали с самого начала.
– А что я, по-вашему, должен был вам говорить? Что вы попали в логово психопатов? Что я развратник, а к тому же садист и убийца? Будем говорить серьезно. Я пытался вам помочь по мере сил, это вы не будете отрицать, и я искренне ценил ваши усилия. Вы достойный противник. Но теперь настала пора со всем этим покончить.
– Так это вы украли досье Джонсон?
– Разумеется. Эти записи нельзя было вам оставлять. А вот с молотком я немного перестарался, это да.
– И это вы отправились на сахарный завод, чтобы убить Луизу.
– Нет, этим пришлось заняться Лестеру, и, кстати, дело он завалил.
– А Франсиско?
– Жалкий дурачок. Всего лишь статист в нашем сценарии. Подручный для мелких поручений. Лестер велел ему меня похитить, чтобы вы вмешались, а я предупредил Пакирри, чтобы тот пришел ко мне. А дальше все шло как положено. Франсиско заговорил, вы отправились сюда, устранили Вурта… Идеальный план.
– Не совсем… – прервал его напряженный голос.
– Луиза, дорогая! – жеманно воскликнул отец Л еже.
Стоя на коленях на мокром песке, она не отрывала взгляда от священника, к бедру ее был прижат «узи» Васко, на лице застыло выражение нескрываемого отвращения.
– Послушайте, не станете же вы стрелять в старика, который, прежде чем умереть, сам нажмет на курок, и король Дагобер неминуемо отправится к праотцам! Подумайте хорошенько!
Ответа не последовало. Тяжелое, прерывистое дыхание. Возгласы. Палец Луизы замер на гашетке. Она чувствовала, как в руках дрожит «узи». Ей нужно время на размышление. Но его не было. Здесь и сейчас. Священник убьет их обоих, убьет с тем же выражением возвышенной печали на лице, которое появлялось у него всякий раз, когда он принимался служить мессу. Свистящее дыхание копов, бегущих по берегу. Голос Дюбуа:
– Все в порядке, отец мой?
– Как на перекладине виселицы, – устало пробормотала Луиза.
Отец Леже пожал плечами. Короткая вспышка. Даг метнулся в сторону в тот самый момент, когда Луиза заговорила. Краем глаза он видел, как черепной свод священника треснул и отделился от остальной части лица, брызнув осколками кости, кровью и серым мозговым веществом. Острая боль в ноге: выпущенная из беретты пуля не попала ему в голову, но застряла в бедре.
Отец Леже безуспешно попытался нажать на курок еще раз, затем упал на колени, устремив на Дага огромные карие глаза. Там, где должен был находиться лоб, пульсировали обнажившиеся фрагменты мозга. Кровь хлынула у него из ноздрей, затем из ушей и изо рта. Он поднял руку, пытаясь осенить себя крестом. Потом рухнул лицом вперед, и, пока мозг аббата растекался по песку, словно вязкий осьминог, чьи-то руки подняли Дага, стали его трясти и наносить удары. Даг кричал: «Постойте!»; Луиза надрывалась: «Хватит, прекратите, он ничего не сделал!» – а море шумело, равнодушно взирая на эту ничтожную суету.
Глава 18
Даг смотрел, как на потолке вертятся лопасти вентилятора. Шаги в больничном коридоре. Луиза только что ушла от него и направилась к себе в палату. Может быть, это была санитарка, которая должна сменить ему повязки? Или Шарлотта соизволила сесть в самолет и навестить его? Если верить Дюбуа, который по телефону сообщил ей, что Васко мертв, а Даг ранен, это известие не потрясло ее; она довольствовалась сухим «Спасибо, что вы мне позвонили». Надо бы справиться в Центре генетических исследований, может, дети женского пола новой генерации рождаются с ледяным торосом вместо сердца. Шаги остановились возле его двери. Он приподнялся на подушках.
Это была не санитарка и не Шарлотта, а Камиль Дюбуа, явно куда-то спешащий, с конвертом в руках.
– Это вам.
Конверт оказался не заклеен, и Даг высыпал его содержимое на белое одеяло. Листочки ярко-голубой туалетной бумаги, исписанные мелким, убористым почерком. Он в недоумении стал перебирать их пальцами.
– Это нашли при вскрытии отца Леже, – объяснил ему Камиль, переминаясь с ноги на ногу. – Они были свернуты в пластмассовый чехольчик и засунуты в его… ну… в прямую кишку.
Это была не санитарка и не Шарлотта, а Камиль Дюбуа, явно куда-то спешащий, с конвертом в руках.
– Это вам.
Конверт оказался не заклеен, и Даг высыпал его содержимое на белое одеяло. Листочки ярко-голубой туалетной бумаги, исписанные мелким, убористым почерком. Он в недоумении стал перебирать их пальцами.
– Это нашли при вскрытии отца Леже, – объяснил ему Камиль, переминаясь с ноги на ногу. – Они были свернуты в пластмассовый чехольчик и засунуты в его… ну… в прямую кишку.