Пятое: она покидает приют, становится манекенщицей, и, как это случается со многими брошенными детьми, когда они взрослеют и начинают зарабатывать деньги, ее внезапно охватывает желание отыскать отца. Вот здесь-то и начинаются вопросы: а) Почему мадемуазель Мартинес хранила в своих бумагах двадцатилетней давности письмо, в котором говорилось о преступлении? Если это всего лишь пьяный бред, почему бы письмо не выбросить? б) Почему некто Родригес сомневался, что речь идет о самоубийстве? в) Почему доктор Джонс так торопился замять дело?
   Перед глазами возникло лицо Джонса, который душит Лоран во время садомазохистского соития. Вот в чем состоял главный недостаток этого дела: возможно, было все. В том числе и неожиданное возвращение таинственного Джими однажды октябрьским вечером и последовавшая за ним ссора, которая закончилась трагедией. Даг встряхнул головой, словно отбрасывая наваждение: он здесь не для того, чтобы расследовать воображаемое убийство этой несчастной Лоран, а чтобы отыскать отца Шарлотты.
   Такси затормозило, прервав его размышления.
   – Все, приехали. Удачи.
   Он расплатился, вышел и какое-то время разглядывал выложенный плитками фасад и тонированные стекла. Безвкусно, холодно и претенциозно, заключил он, входя через автоматические стеклянные двери.
   Снова девица за регистрационной стойкой, и снова та же болтовня.
   – Профессор Лонге не может вас сейчас принять. У него встреча.
   – Я подожду, спасибо.
   – Я не думаю, что он сможет встретиться с вами сегодня, он очень занят.
   «Делать ему нечего, кроме как принимать каких-то незнакомых негров без рекомендательного письма», – досказал за нее острый надменный подбородок.
   – Скажите ему, что это срочно, речь идет об убийстве, – нахально бросил Даг.
   Девица слегка утратила свою спесь:
   – Убийство! Но тогда надо обращаться в полицию!
   – Я и есть полиция, мадемуазель. Мне нужно видеть профессора Лонге. Ясно?
   – Подождите минутку.
   Даг сел на банкетку оранжевой кожи прямо под табличкой «Курить воспрещается» и зажег сигарету. Девица что-то бубнила в интерфон. Не переставая говорить, она ткнула пальцем в направлении Дата, указывая на табличку. Он ответил ей своей самой обаятельной улыбкой и погасил окурок о банкетку.
   – Вы с ума сошли! – взвизгнула девица. – Простите, месье, я только сказала господину, э-э-э…
   – Леруа, Леруа Дагобер.
   – Нет, просто господин Леруа Дагобер раздавил… Простите? Нет, я не шучу, с какой стати? Да, месье. Сейчас, месье.
   Интерфон замолчал, и девица уставилась на него, вся красная.
   – Профессор ждет вас в своем кабинете. Четвертый этаж, направо. Вы видели, что вы наделали?
   – Здесь нет пепельницы.
   – Разумеется нет: в общественных местах курить запрещено. Вы что, читать не умеете?
   – Нет. Не мог же я раздавить окурок о вашу ладонь… Всего хорошего, – вежливо бросил Даг, проходя мимо нее к лифту.
   Профессор Лонге оказался пожилым сухопарым человеком с седыми редкими волосами. Он был одет в слишком свободный сиреневый свитер «Лакост» и клетчатые брюки того же оттенка. Он с суровым видом стоял за письменным столом.
   – Что это еще за история? – вскричал он при виде Дага, возникшего в дверном проеме. Голос у него был сильный и громкий и никак не соответствовал хрупкому телосложению.
   – Там не было пепельницы…
   – Что? Я не про пепельницу. Что за дурацкая шутка с королем Дагобером.
   – Леруа Дагобер.
   – Вот именно. Вы что, больной? Делать мне нечего, только с шутниками и общаться.
   – Это мое имя, месье. Дагобер Леруа.
   Лонге удивленно уставился на него:
   – А-а. Это ваше имя. Ну тогда ладно, и дальше что? Что еще за история с убийством? Можете мне объяснить?
   – Все не так просто. Я могу сесть?
   – Если вам угодно, – бросил Лонге, явно измученный, прежде чем в свою очередь тоже опуститься на стул. – Только я прошу вас: покороче, я только сегодня утром вернулся из поездки, у меня куча дел на рассмотрении, я и так не успеваю, – добавил он, нервно барабаня пальцами по стопке папок.
   – Я сожалею, что мне приходится злоупотреблять вашим временем. Господин Лонге, вы руководили санитарной службой в Сент-Мари в семидесятые годы?
   – Профессор Лонге, если вас не затруднит. Да, руководил.
   – И если я правильно понял, профессор, вы эмигрировали в Гваделупу?
   – В декабре тысяча девятьсот семьдесят шестого года. Мои родители имели французское гражданство. Я попросил подданство и приехал сюда. А что, какието проблемы?
   – В октябре тысяча девятьсот семьдесят шестого года молодая белая женщина, Лоран Дюма-Мальвуа, была найдена повешенной в городе Вье-Фор, профессор.
   – Вполне возможно. И что? Полиция возобновляет следствие?
   – Совершенно верно, профессор. Похоже, там было не самоубийство, а самое настоящее убийство.
   – Мне очень жаль эту несчастную, но я в самом деле не понимаю, при чем здесь я…
   – Вы могли бы мне рассказать о документе, который вы тогда получили. В нем ставился под сомнение отчет о вскрытии, проведенном доктором Джонсом. Вы ведь помните Джонса, вашего небезызвестного собрата и армейского приятеля? Бумага была подписана Луисом Родригесом.
   Лонге молчал, лицо осунулось буквально на глазах. С преувеличенным вниманием он разглядывал свои руки, покрытые темными пятнами. Потом он поднял голову, и его серые глаза посмотрели прямо в глаза Дага.
   – Я так и знал, что эта история когда-нибудь выплывет наружу. Я только хотел поддержать Джонса, но я не должен был так поступать.
   – Что в точности произошло, профессор?
   – Джонс пришел к слишком поспешному выводу о самоубийстве. Родригес опротестовал его заключение. По его мнению, следы на шее женщины соответствовали следам удушения руками. Они тогда поругались. Родригес направил мне официальное письмо, изобличающее поведение своего шефа. Джонс мне позвонил: девица была алкоголичкой и проституткой, в случившемся он не видел ничего необычного. Родригес был большим сумасбродом. Я выбросил заключение Родригеса и подписал приказ о его назначении в Бас-Тер, в рамках сотрудничества с местными властями. Вот и все.
   – А отчет Родригеса был составлен надлежащим образом?
   – Ну, я не специалист в судебной медицине. Впрочем, как и Джонс.
   – И потом, если учесть семейное положение, Лоран по-прежнему оставалась законной супругой уважаемого господина Мальвуа. Не было никакого резона затевать скандал, не правда ли, профессор?
   Лонге бросил на него не слишком приветливый взгляд.
   – Я этого не говорил… Кстати, вы мне не показали свой жетон.
   – Какой жетон?
   – То есть как «какой жетон»? Жетон офицера полиции. У полицейских ведь имеются жетоны, не так ли?
   – Да.
   – И что?
   – Что «что»?
   Лонге угрожающе поднялся из-за стола.
   – Я не понимаю, что за шутки…
   Даг в свою очередь поднялся тоже.
   – Я тоже не понимаю, профессор. Вы просите меня показать жетон офицера полиции. Я нахожу это странным.
   – Но почему?
   – Потому что вам, профессор, должно быть известно, что для того, чтобы иметь жетон офицера полиции, следует быть офицером полиции. Еще раз благодарю вас за беседу, профессор, и до скорого.
   – Но вы же сказали секретарше…
   – Должно быть, она плохо поняла. Всего хорошего.
   – Ах ты, ублюдок!
   Лонге выскочил из-за стола и успел добежать до двери как раз в тот момент, когда Даг захлопнул ее перед его носом. Пока тот ее открывал, Даг уже несся по лестнице, перепрыгивая черед три ступеньки.
   – Остановите его, это проходимец! – заорал Лонге.
   Скатившись с лестницы, Даг возник перед растерянной секретаршей и бросился по направлению к двери.
   – Срочно звоните в «скорую»! У него сейчас будет сердечный приступ, – крикнул он ей, прежде чем как ураган вылететь наружу.
   Девица осталась стоять с открытым ртом, затем обреченно втянула голову в плечи, дожидаясь головомойки от начальства.
   Даг свернул в первую же улицу направо и, улыбаясь, забежал в большой магазин. То, что ему удалось вывести Лонге из себя, хоть как-то компенсировало неудачу у старого Джонса. Какое-то время он прогуливался среди стеллажей, чуть было не соблазнился пестрыми шортами с изображением девиц в одних трусиках, затем спокойно вышел и, слившись с оживленной толпой, отправился на улицу Доктора Кабре.
   Итак, он вернулся на исходные позиции. Дальше идти некуда, это тупик. Самым простым было бы предложить Шарлотте поместить коротенькое объявление: «Молодая девушка ищет своего отца. Звонить по телефону… » Даг не понимал, что он мог бы сделать еще.
   Он зашел в табачную лавку купить пачку сигарет, затем направился к телефонной будке, которая стояла прямо перед витриной туристического агентства, предлагавшего освежающие круизы на Шпицберген, оттуда позвонил в контору.
   – Привет, Зоэ, передай-пожалуйста-трубку-шефуспасибо.
   – Ты плохо кончишь, Даг, я тебе обещаю.
   – Аминь.
   Какое-то время он слушал, как она неодобрительно пыхтит на том конце провода, затем глухой голос Лестера наконец произнес: «Алло!»
   – Привет! Биг босс! Твой любимый помощник направляется на Бас-Тер, – бросил он на английском языке, который они в разговорах друг с другом использовали чаще всего.
   – А я думал, что ты в Сент-Мари. Ты что, заделался туроператором? – насмешливо спросил Лестер.
   – Еще бы! Я только и делаю, что таскаюсь с одного проклятого острова на другой. Я в тупике. Тот парень исчез, он дематериализовался двадцать лет тому назад, и всем на это наплевать.
   Даг лаконично изложил события последних дней. Лестер вздохнул:
   – Да уж, прямо скажем, не слишком обнадеживает. Ты хочешь, чтобы я попросил Зоэ взглянуть в «Гоу-ту-Хел»?
   – Порадуй меня.
   «Гоу-ту-Хелл», такое имя носил компьютер «Макинтош», подключенный к Интернету; он царил на столе в кабинете начальника. Большой поклонник сети, Лестер мог играть часы напролет, к большому ущербу для своих телефонных счетов. Даг, признавая полезность данного агрегата в конкретных случаях, все же предпочитал перемещаться в осязаемом пространстве трех измерений.
   Он внезапно подумал о Фрэнсисе Го, одном из копов, с которым Лестер общался регулярно через все Антильские острова. Его «система взаимопомощи», как он это называл. Го был старшим инспектором бригады криминальной полиции.
   – Я попытаюсь связаться с Фрэнсисом Го в ГранБурге. Продиктуй мне его номер, я забыл телефонную книжку, – бросил он, извлекая из своего кармана разорванный конверт и ручку.
   – Когда ты заведешь мобильный телефон с памятью, как все нормальные люди?
   – Когда ты прибавишь мне жалованье, Лес. Давай диктуй номер. Кто знает? Попробую еще с этого боку, и потом все, с меня довольно, возвращаюсь.
   Записав номер, который продиктовал ему Лестер, он повесил трубку. Ладно, звоним Го – и ого… Его соединили с ним через несколько минут ожидания, а пока он вынужден был слушать чудовищного Вивальди, которого распиливали поперечной пилой.
   – Инспектор Го, слушаю.
   – Здравствуйте. Я звоню вам от Лестера Мак-Грегора, я его помощник, Даг Леруа. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
   – Я очень занят. Это срочно?
   – Мне нужно закрыть одно дело. Я здесь до завтра.
   Фрэнсис Го вздохнул. Даг услышал, как на том конце провода он быстро переворачивает страницы.
   – Так… Ладно, приходите в полицейское управление ровно в семнадцать.
   Прежде чем Даг успел что-то ответить, он уже повесил трубку. Какой торопыга этот Го.
   Даг энергично прокладывал себе путь среди толпы, неспешно прогуливавшейся по бульвару Ноливос до автобусного вокзала.
   За окнами автобуса, который, подпрыгивая на ухабах, вез его в аэропорт, мелькали окрестности. Даг засунул руку в пакетик с печеньем, купленный у мальчишек в порту. До аэропорта было пятнадцать минут езды. Вполне достаточно, чтобы немного вздремнуть. И недостаточно, чтобы пружины проклятого сиденья успели проткнуть ему кожу. Смяв пустой пакетик, он устроился поудобнее и попытался заснуть.
   «Фиат» осторожно ехал прямо за автобусом, словно эскорт, руки, лежавшие на руле, не казались ни слишком сжатыми, ни слишком расслабленными: просто терпеливыми.
   И когда шофер автобуса вынужден был остановиться, чтобы поменять колесо, «фиат» пристроился на обочине, метрах в ста позади, и спокойно ждал, сверкая на солнце ярким красным пятном.
 
   Даг стремглав влетел в холл аэровокзала. Из-за лопнувшей шины автобус опоздал на полчаса! В детективах и в кино такого никогда не бывает. Впрочем, в кино частные детективы разъезжали в шикарных автомобилях с откидным верхом под музыку Майлза Девиса[36]. «Как раз для меня, – подумал Даг. – Это научит не доверять традициям».
   Задыхаясь, он бросился к регистрационной стойке как раз в тот момент, когда служащая уже собиралась встать.
   – Вы опоздали, месье, самолет только что взлетел.
   – Прекрасно. Полагаю, что на сегодняшний вечер это единственный?
   – Совершенно верно, следующий вылет завтра в семь утра.
   – А корабль?
   – На Сент-Мари? На него нужно садиться в ТруаРивьер или в Пуэнт-а-Питр.
   – Превосходно. Я вас не побеспокою, если устроюсь тут на ночь, на вашей стойке?
   – Вы всегда можете нанять авиатакси. Или яхту, – любезно предложила девушка.
   Даг поблагодарил ее. В самом деле, это был выход. Тем более за счет Лестера.
 
   Полчаса спустя Даг уже сидел на передней лавке большой моторной лодки, которая, подскакивая на волнах, неслась по бурному морю.
   Орошаемый со всех сторон водяной пылью, он сгорбился на своем сиденье – неотесанной деревянной скамье – и не видел большого моторного катера, который несся в том же направлении в нескольких сотнях метров позади них.
   Когда через три четверти часа его лодка причалила в порту Гран-Бурга, Даг был мокрым с головы до ног. Вполне освежающая прогулка, не надо никакого Шпицбергена… Он заплатил молчаливому рыбаку, который запер на замок свою посудину, и взглянул на часы: 16. 10. Предстояло убить еще три четверти часа. Кстати, насчет «убить»: он забыл доложить Лестеру о нападении подручных Вурта. Разговаривая сам с собой, он дошел до площади Независимости, устроился на террасе кафе и заказал кружку пива, которое стал потягивать, не отводя взгляда от циферблата часов. Потекли минуты, медленные, тягучие, томительные. Он заказал еще одну кружку, пачку местных сигарет без фильтра, сходил в туалет, понаблюдал за вереницей муравьев, которые куда-то волокли кусок сахара, почесал между ног, послушал, как группа юнцов ругалась из-за предстоящих петушиных боев, промокнул бумажной салфеткой затылок, и наконец оказалось, что уже 16.45.
   Даг поднялся и стал переходить улицу: комиссариат располагался в одном из зданий напротив. Он как раз огибал старое разрушенное здание, когда кто-то коснулся его плеча. Он мгновенно обернулся: ну если это очередная дурацкая шутка Вурта… Но это оказалась белая женщина, которую, как ему показалось, он узнал в аэропорту. Она улыбнулась ему.
   – Здравствуйте, – бросила она ему по-французски с каким-то неуловимым акцентом.
   – Э, привет… Мы знакомы?
   – Ничего себе! Вы не физиономист! Мотель, сегодня утром. За завтраком.
   Ну конечно, именно там он ее и видел! Но тем утром он видел ее другой: очки, волосы собраны лентой на затылке… Он заставил себя улыбнуться.
   – Ах да, простите меня, я такой рассеянный…
   16.50.
   – Вы знаете, где улица Птит-Абим? Я первый раз в Гран-Бурге, и мне кажется, я заблудилась…
   Ах, черт, вот пристала! Такие красивые голубые глаза, грудь, прямо скажем, не маленькая, но сейчас как это все некстати. Он извинился.
   – Вообще-то это не здесь, но, к сожалению, я не могу вас проводить. У меня назначена встреча, и я уже опаздываю. Спросите вон у того полицейского…
   Он отвернулся, чтобы показать ей полицейского, который стоял на другой стороне улицы возле парка, и в эту самую минуту увесистый футбольный мяч влетел ему прямо в лицо. Потеряв равновесие, он нечаянно толкнул женщину, и его локоть сильно ударился обо что-то твердое. Потирая сильно ноющий нос, на который в основном пришелся удар, он смутно удивился, что это такое она таскает в сумке. К нему подскочил мальчишка, стал извиняться:
   – Простите, месье, это не я, это Боно, он пуляет как ненормальный.
   – Ничего.
   Мальчишка поднял мяч и убежал.
   Он повернулся к женщине. Она положила руку на сумку, висевшую у нее через плечо, и смотрела на него с вымученной улыбкой.
   16. 55. Он уже опаздывает.
   – Простите, но мне действительно надо идти.
   – Мерзкий ублюдок!
   Даг, весьма удивленный, посмотрел на нее. Зрачки ее были неподвижны, губы неестественно бледны. Может, наркоманка?
   – Вам плохо?
   – Llamaunaambulancia,cabron![37]
   – Вызвать «скорую помощь»? Вы себя плохо чувствуете?
   – Я подыхаю, понял? Morir,desaparecer, ясно?
   Ее голос дрожал. Даг отступил на шаг. Эта женщина просто сумасшедшая. Он присмотрелся к ней внимательнее. И только тогда обратил внимание на пятно крови, которое расплывалось на ее майке, на животе. Он отодвинулся еще немного и теперь заметил отверстие в сумке и выглядывающее оттуда дуло автоматического пистолета с глушителем. Он инстинктивно протянул руку и схватил сумку, вырвав ее у женщины, которая прижимала ее к животу. Она пошатнулась, прислонилась к стене. Даг с идиотским видом смотрел на нее, не выпуская из рук сумку. По узким брюкам уже начинала стекать струйка крови. Он пробормотал:
   – Я пойду за помощью. Только не двигайтесь.
   Она медленно сползала по стене, оставляя на камнях след крови.
   – Не надо… Все к черту.
   Дагу казалось, что все происходит в каком-то кошмарном сне. Эта женщина… сидит, прислонившись к горячей стене… с пулей в животе… Он присел на корточки рядом.
   – Что случилось?
   Она равнодушно посмотрела на него, черты лица были искажены болью.
   – Умереть из-за такого cabron, как ты… Какое блядство!
   Переведя дыхание, она добавила:
   – А все твой дерьмовый локоть! Ты меня толкнул, и пистолет выстрелил… не туда, куда надо.
   – Так это меня вы хотели убить? – Даг от неожиданности икнул.
   – Нет, Билла Клинтона… А ты как думаешь, ублюдок? – презрительно бросила она.
   Убить? Его? Почему?
   В уголке губ женщины появилась струйка крови. Как это все было нереально: молодая красивая женщина умирает здесь, солнечным днем, на тихой улочке, в двух сотнях метров от копа, от мальчишек, играющих в мяч, а в сумке лежит пистолет… Даг положил ей руку на плечо.
   – Но почему?
   – Fivethousand…dollars…Arealgoodjob.[38]
   Эта мирная мать семейства была наемной убийцей? Он протер глаза.
   – Кто вам заплатил?
   – Segretoprofessional[39].
   Она почти улыбалась. Даг возмутился:
   – Но это смешно!
   – Adios,pequenofango..[40]
   Она прислонилась головой к стене, на губах была уже не тонкая струйка, а большие пузыри крови.
   – Подождите!
   Даг подложил ладонь под затылок женщины, наклонился к окровавленным губам, внимательно всмотрелся в ее лицо. Красивые голубые глаза казались уже остекленевшими. Ее колотил озноб, она внезапно схватила его руку, и он физически ощутил овладевший ею страх. Он тоже, в свою очередь, сжал ее руку и прошептал:
   – Потерпите. Сейчас…
   – Fuckyou… — выплюнула женщина вместе с большим кровавым пузырем. – Насрать мне на тебя и вообще на все, – попыталась она выкрикнуть, но кровь душила ее.
   Она дышала часто и прерывисто. Глаза вылезли из орбит, она издала короткий животный крик ужаса и умерла. Даг увидел, как из ее взгляда ушла жизнь. Еще какую-то долю секунды назад он держал в руках женщину, а теперь больше не было ничего. Он осторожно положил ее на камни, поднялся, по-прежнему держа на плече ее сумку с оружием. По ту сторону площади его окликнул полицейский:
   – Эй, там, что случилось?
   – Женщине плохо, нужно вызвать «скорую», срочно!
   Коп приближался большими шагами. Еще несколько метров, и он заметит кровь. Он на мгновение остановился, чтобы настроить свою переносную рацию. Даг, стоя рядом с телом, закрывал от него женщину. Справа никого, слева тоже. Набрав в грудь побольше воздуха, он пустился бежать со всех ног.
   – Эй, стой! Стой на месте, тебе говорят! – закричал коп, на ходу вытаскивая из кобуры оружие.
   Даг повернул за угол и углубился в ближайшую улочку. Он еще успел услышать, как полицейский крикнул: «Нет, о нет!» – потом ничего. Он замедлил бег, вышел на многолюдную торговую улицу, какое-то время повертелся возле витрин и в 17.15, задыхаясь, истекая потом, остановился у дверей комиссариата. На его темно-синей рубашке проступили большие пятна крови. «Если особо не всматриваться, они могут сойти за разводы пота на темной материи», – подумал он, пытаясь отдышаться.
   Дежурный поднял голову.
   – Я хотел бы поговорить с инспектором Го.
   – Он только что вышел.
   – Черт!
   – Его вызвали по срочному делу. На улице убита молодая женщина.
   Ах вот оно что! Даг сел на деревянную скамейку, испещренную надписями, в которые авторы вложили всю свою ненависть к копам.
   Дежурный рассеянно кивнул и вновь углубился в свои книги записей.
   В помещении комиссариата было прохладно и сумрачно. С убаюкивающим мурлыканьем крутился большой вентилятор. Даг прикрыл глаза. Попытка убийства. Его хотели убить. И на этот раз не какой-нибудь там никчемный головорез, а настоящий профи. Неужели Мордожопый готов заплатить пять тысяч долларов за его шкуру? Вряд ли. Такую дорогую месть он себе позволить не мог, с финансами туго. Но тогда кто? И потом, предстояло объяснить инспектору Го, почему у него сумка убитой и ее оружие, а главное, убедить его, что не он убил молодую женщину, а вот это было дело непростым. Ладно, там видно будет… Он устроился поудобнее, не открывая глаз, и попытался расслабиться. Он представил, что катается на волне, рот полон соленой воды, тело гибкое, как у животного. Это была техника релаксации, которую он разработал за долгие годы. Вентилятор шипел, посылая ему в лицо свежую струю воздуха. Он медленно, очень медленно погружался в сон.
   Ему приснилось, что он входит к мадемуазель Мартинес. Было темно, он поискал выключатель, зажег свет и оказался лицом к лицу с женщиной-убийцей, ее пистолет был направлен прямо ему в живот. Она рассмеялась, затем долго пила из стаканчика из-под горчицы, который затем бросила в раковину. Он увидел, как ее указательный палец сгибается на спусковом крючке. Она крикнула: «Вставай, ублюдок!» – и он рывком вскочил.
   Дежурный полицейский тряс его за плечо:
   – Инспектор Го вернулся. Он ждет вас в своем кабинете.
   – А, спасибо, – пробормотал Даг, пытаясь выкарабкаться из кошмарного сновидения.
   Он встал, потянулся, с женской сумкой под мышкой направился к кабинету, который ему показали, постучал в дверь.
   – Входите!
   Комната была крошечной, а Фрэнсис Го огромным. Как бронзовый Будда, затянутый в светло-голубую рубашку, застегнутую до самой шеи, он восседал за изъеденным жучком столом перед компьютером, который казался игрушечным в его огромных ручищах. Толстым указательным пальцем он указал ему на стул с облупившимся лаком:
   – Садитесь. Чем могу вам служить?
   Голос оказался довольно приятным, с легким креольским акцентом.
   – Я хочу задать вам несколько вопросов по поводу одного давнего дела… Но, может быть, сейчас неподходящий момент?
   – Момент всегда неподходящий. Людей не хватает, постоянный цейтнот. Вот только что на улице нашли женщину с пулей в животе. Мертвую. С ней разговаривал какой-то тип, а секунду спустя она уже была убита. Прямо под носом одного из наших агентов. Невероятно. Впрочем, вам-то что до этого… Давайте задавайте свои вопросы.
   Даг вынул сигарету из кармана рубашки, но Го предостерегающе поднял свою лапу:
   – Простите, но здесь не курят. Я берегу легкие.
   Даг положил сигарету обратно, стараясь не думать о кожаной сумке, которую все время чувствовал бедром, и спросил:
   – Не помните ли вы дело Лоран Дюма-Мальвуа, молодой белой женщины, которую нашли повешенной в городе Вье-Фор в тысяча девятьсот семьдесят шестом году?
   – Семьдесят шестом? Давненько это было… И что вам нужно от этой самой Дюма?
   – Я хотел бы знать, сохранилось ли досье.
   Го с трудом повернулся на стуле, который заскрипел под его весом, и на маленьком столике за ним стал виден пульт.
   Он нажал какие-то клавиши, произнес непонятное ругательство в адрес аппарата, нажал другие клавиши, затем повернулся.
   – В архиве кое-что имеется. Мне некогда вас сопровождать туда.
   Он нацарапал несколько слов на клочке бумаги.
   – Покажите это дежурному внизу, он вас проводит. Эти цифры – исходящие номера досье. А как там Лестер?
   – В полном порядке. Дела идут хорошо. Он передает вам привет.
   Как рассказывал Лестер, они познакомились с Го на Гаити, когда Лестер имел какие-то делишки с ЦРУ. Го был тогда членом подпольной оппозиции режиму Дювалье[41], и Лестер помог ему бежать.
   – Я вас не задерживаю, у меня дел выше головы.
   Даг поблагодарил его. Инспектор Го смотрел, как за напарником Лестера закрывается дверь. Ему казалось, что он задыхается. Он расстегнул ворот рубашки и глубоко вдохнул глоток теплого воздуха. В этом логове можно было подохнуть от жары. Он открыл ящик стола и вынул оттуда пластиковый пузырек с пилюлями, заполненными зеленоватым порошком. На пузырьке была наклеена этикетка «fucusvesiculosa». Водоросли, нейтрализующие яд. Он открыл крышку, взял две пилюли и проглотил, не запивая. Он сразу же почувствовал облегчение. Но никакой водоросли «фукус» там не было, пилюли содержали порошок змеиной половой железы, купленный за огромные деньги в старой лавочке лекарственных трав. Питон был его талисманом, его духом-покровителем, эти порошки придавали ему силы. Хотя и не слишком веря во все эти обряды вуду, Го предпочитал их соблюдать: в конце концов, как говорил в свое время философ Паскаль, в этом была прямая выгода.