Страница:
Студент Обручев, уже имевший за плечами немалый опыт геологических экспедиций, прошедший отцовскую школу, со второго курса вступил на самостоятельный путь работы геолога, был в Закавказье, на Алтае, в Крыму, в Подмосковье и других местах России, но все это были кратковременные и не связанные друг с другом эпизоды. В 1917 году С. В. Обручев становится сотрудником старейшего центра по изучению недр России — Геологического комитета. Его направляют с большим и сложным заданием в Восточную Сибирь на почти не исследованное Среднесибирское плоскогорье. В год Великой Октябрьской социалистической революции начался главный в творческой биографии С. В. Обручева, прославивший его сибирский период путешествий и открытий.
Несколько полевых сезонов в самые первые годы Советской власти С. В. Обручев проводит со своим маленьким отрядом в Восточной Сибири, в лодочных и пеших маршрутах по Ангаре, Енисею, Нижней Тунгуске, Подкаменной Тунгуске, Курейке и другим рекам, охватывая, таким образом, своими исследованиями огромную площадь. Вместе с тем, отдавая Восточной Сибири большую часть своих сил и времени, он успевает принять участие в плавании на Шпицберген в составе океанографической экспедиции как начальник геолого-поискового отряда.
Закончив обработку материалов по Среднесибирскому плоскогорью (как увидим ниже, исключительно ценных), СВ. Обручев в 1926 году отправляется в новую далекую экспедицию — в Якутию. Перед ним еще менее известная страна, практически огромное «белое пятно». Ясно, что в первоначальные планы экспедиции на месте вносятся неизбежные изменения. Вместе со своим спутником — геодезистом-картографом К. А. Салищевым (ныне профессор МГУ) и другими сотрудниками С. В. Обручев преодолел великие трудности и сделал важные открытия. Обручев и Салищев на утлых лодочках спустились на значительное расстояние вниз по Индигирке. Это были места, где не ступала нога исследователя. Никто из геологов и географов никогда еще не видел Индигирку в верхнем течении. Сама местность оказалась совсем не такой, как это следовало из разных слухов и рассказов.
Огромный запас собранных материалов обрабатывался в следующем году. Обручеву не терпелось продолжить исследования на Сибирском Севере, но новую экспедицию на Индигирку и Колыму удалось организовать только в 1929 году. Якутская экспедиция работала два года с одной зимовкой в Среднеколымске и только к осени на пароходе «Колыма», с огромным трудом пробившемся через полярные льды, вернулась во Владивосток.
Опыт прежних экспедиций убедил Обручева в том, что освоение просторов советской Арктики может быть ускорено только с помощью самолетов. Его мысли нашли поддержку во Всесоюзном арктическом институте, где Обручев возглавлял геологический отдел. Была организована Чукотская лётная экспедиция — первая в истории по средствам передвижения, приемам работы, целям и задачам. Снова вместе с Салищевым Обручев провел два сезона на Северо-Востоке СССР. Чукотская экспедиция вошла в историю освоения советского Севера, изучения географии полярных стран, а также в историю нашей полярной авиации как одна из наиболее значительных и плодотворных.
Последняя экспедиция СВ. Обручева в советскую Арктику заняла также два года — 1934—1935. В ней также использовалась современная для тех лет техника — аэросани. Заезд был дальний: через Владивосток и снова вокруг Чукотского полуострова до Чаунской губы Северного Ледовитого океана. Базу устроили в небольшом приморском поселке Певек, в ней провели и большую часть зимы, совершая глубокие рейсы на материк на аэросанях. Во время этой экспедиции Обручев близко ознакомился с жизнью чукчей.
Геологические и географические результаты экспедиции были блестящие. К началу 1936 года экспедиция вернулась в Ленинград и приступила к обработке богатейших материалов.
В 1937 году в Москве проходила XVII сессия Международного геологического конгресса. Одной из научных экскурсий конгресса — на остров Шпицберген — руководил С В. Обручев. В этом же году научные заслуги уже широко известного полярного путешественника получили официальное признание: ему была присвоена ученая степень доктора геолого-минералогических наук без защиты диссертации и звание профессора. Он стал читать в Ленинградском университете лекции по географии полярных стран.
С 1939 года начался последний, очень длительный период экспедиций С. В. Обручева, продолжавшийся 15 лет. Территорией исследования снова стала Восточная Сибирь, однако теперь ее южная окраина — Саяно-Тувинское нагорье. Первые годы — хребет Восточный Саян, последующие — южная часть нагорья. Великая Отечественная война застигла Обручева в сибирских горах и на несколько лет привязала его к Иркутску — родине ученого. Экспедиции продолжались. Обручева сопровождала его жена — геолог М. Л. Лурье. В военные зимы он читал лекции в Иркутском университете, постоянно и живо общался с местными научными кругами, особенно геологами и филологами, писателями, драматургами, театральными деятелями. С. В. Обручев был большим знатоком литературы, знатоком и любителем драмы, владел многими иностранными языками и в этой области не переставал совершенствоваться в течение всей своей жизни.
По окончании войны Обручев вернулся в Ленинград. Экспедиции в Саяно-Тувинское нагорье, затем в Прибайкалье и Мамский слюдоносный район продолжались оттуда. Теперь С. В. Обручев, лауреат Государственной премии и член-корреспондент Академии наук, работает в Лаборатории геологии докембрия. В 1964 году он становится директором этой лаборатории. Работы лаборатории расширяются, выходят за существующие узкие рамки.
Смерть от тяжкой болезни настигла С. В. Обручева на 75 году жизни, накануне превращения лаборатории в ныне существующий Институт геологии и геохронологии докембрия АН СССР. Жизненный путь ученого, путешественника, писателя оборвался в разгаре напряженной научно-организационной работы…
К чему же сводились главные научные заслуги и основные открытия, сделанные С. В. Обручевым во время его путешествий? Главные из них касались советской Арктики и Субарктики. Это признавал он сам, о том же говорят его книги. Об этих заслугах и открытиях лучше всего говорить в их хронологическом порядке.
Первое и, возможно, главное открытие относится, как ни странно, к самому раннему периоду его путешествий, ко времени его первой большой самостоятельной экспедиции. На Среднесибирском плоскогорье С. В. Обручев открыл, точнее, научно обосновал существование огромного угленосного бассейна, названного им Тунгусским. Этот бассейн простирается от низовьев Ангары к северу до гор Бырранга на Таймыре, занимает едва ли не половину территории между Енисеем и Леной. Это размеры Тунгусского бассейна, известные сегодня. В 20-е годы С. В. Обручев наметил более или менее точно его западные границы, но тогда же предположил, что угленосные толщи бассейна распространяются дальше и на восток, и на север. Не все сразу поняли и оценили по достоинству значение открытия. Но время шло, и все новые и новые геологические партии, исследуя огромное междуречье Лены и Енисея, подкрепляли первые смелые выводы С. В. Обручева. Он писал: «Я могу гордиться, что моя гипотеза о Тунгусском бассейне и выводы о геологическом его строении оказались удачными и плодотворными и что моя первая большая геологическая работа дала результаты, полезные для нашей Родины».
Почему же Тунгусский угленосный бассейн сравнительно мало известен широкой массе советских читателей? Почему не упоминается так же часто, как другие бассейны, например Донецкий, Кузнецкий, Черемховский? Ответ прост: Тунгбасс лежит пока далеко от железнодорожных магистралей, вообще от больших дорог Сибири, его территория еще очень слабо заселена. Тунгусский угленосный бассейн — это резерв для будущего, резерв огромнейший, как убедительно показывают следующие цифры. Из общих, так называемых геологических, то есть перспективных, запасов ископаемых углей в нашей стране, равных 6 800 миллиардам тонн, свыше 2 300 миллиардов приходится на долю Тунгусского бассейна. По запасам углей, среди которых есть бурые, каменные, коксовые, полуантрациты и антрациты, он превосходит больше чем в полтора раза Ленский и более чем в три раза Кузнецкий — угольные бассейны, стоящие соответственно на втором и третьем месте в Советском Союзе.
Открытие С. В. Обручевым Тунгусского бассейна насчитывает уже полстолетия. Кроме обнаружения колоссальных резервов для будущей горной промышленности края исследования С. В. Обручева заложили основу знаний о внутреннем геологическом строении бассейна, о составе слагающих его напластований, о так называемых сибирских траппах — вулканических породах, пронизывающих эти напластования. Масса сведений, добытых экспедицией в 20-е годы о ранее почти не изведанной территории бассейна, оказала огромную помощь последующим исследователям Среднесибирского плоскогорья — геологам-поисковикам, разведчикам, географам, почвоведам, ботаникам, всем тем, кто в довоенные годы впервые приступал к экспедиционным работам в этой огромной таежной области.
Второе открытие — в географическом смысле, возможно, превосходящее первое — было сделано С. В. Обручевым и К. А. Салищевым также в 20-е годы во время экспедиции в Якутию. Это открытие хребта Черского, дотоле никому не известного, не показанного ни на одной географической карте. Открытие произошло во время плавания Обручева и Салищева вниз по Индигирке. Исследователи увидели, что вместо того, чтобы течь по равнине, как это следовало из старых расспросных данных географа Г. Майделя, Индигирка пересекает почти поперек одну за другой высокие горные цепи. Выяснилось, что эта горная система тянется восточнее Верхоянского хребта, почти параллельно ему, пересекая верхнее течение как Индигирки, так и Колымы. По предложению С. В. Обручева, поддержанному Географическим обществом Союза ССР, вся горная система получила официальное название хребта Черского. То была справедливая дань памяти И. Д. Черского, замечательного ученого конца XIX века, геолога и палеонтолога, который, как выяснил С. В. Обручев из его дневников, уже тогда подозревал о существовании крупного хребта, пересекающего верховья Колымы. После открытия Обручева хребет Черского изображается на всех географических картах.
Легко сказать — открыть новый горный хребет! Ведь тогда у исследователей Сибирского Севера не было не только самолетов (что уж говорить о спутниках!), вертолетов и вездеходов, не было просто надежных лодочных моторов. Вся экспедиционная техника еще оставалась на уровне XIX века.
Открытие хребта Черского, самого высокого во всей Северной Сибири, было, как сказали бы теперь, открытием века. Хребет Черского оказался последним великим хребтом, открытым во всем северном полушарии.
Во время своей первой Якутской экспедиции как бы случайно и попутно С. В. Обручев сделал еще одно интересное открытие. Ноябрьские морозы застали экспедицию в долине Оймякона в поселке Томтор. Здесь пришлось оставаться в течение двух недель. Температура воздуха в начале ноября даже днем держалась все время ниже —40°, и можно было полагать, что по ночам она опускалась ниже —50°. Вместе с тем на известном в то время полюсе холода, в Верхоянске, температура ниже —30° держалась в том году с 6 ноября, а ниже —40° — только с 22 ноября. Простое сравнение показало, что Оймякон холоднее Верхоянска. Ив самом деле, последующие наблюдения подтвердили, что зимой в Оймяконе всегда на 3—4° холоднее, чем в Верхоянске. Так С. В. Обручевым был открыт истинный полюс холода — Оймякон. Лишь значительно позже было установлено, что сам Оймякон входит в целую зону холода северного полушария.
В 1929 году, когда экспедиция С. В. Обручева начала второе пересечение хребта Черского, на притоках Колымы уже находились первые золотые прииски и первые базы «Союззолото» (колымское золото было найдено три года назад неорганизованными старателями — «хищниками»). Дело только начиналось, и на долю С. В. Обручева как геолога выпала ответственная роль — дать общую перспективную оценку золотоносности Колымского района. С этой ролью он справился наилучшим образом, выяснив, что речная сеть бассейна Колымы черпает, перемывает и переотлагает драгоценный металл из золотоносных жил, пронизывающих складки мезозойских песчаников и сланцев. Толщи этих пород вместе со сходными с ними по вещественному составу позднепалеозойскими (пермскими) отложениями образуют так называемый Верхоянский комплекс, а породы комплекса слагают почти весь хребет Черского. Открыв эту горную систему, С. В. Обручев вместе с тем показал, что она при всей своей геоморфологической сложности с точки зрения геологической является единым целым, что рудные золотоносные жилы — типичная особенность всего хребта, а размеры последнего создают самые благоприятные перспективы разработки золотоносных россыпей на Северо-Востоке СССР.
Открытие хребта Черского, а затем изучение геологического состава и обнаруженное единство его отдельных частей постепенно сделали возможным оценку золотоносности всего этого края и его превращение в крупную рудную базу. Так, казалось бы, чисто научные интересы С. В. Обручева привели к открытиям большого народнохозяйственного значения.
Богатые научные материалы, собранные С. В. Обручевым во время Чаунской экспедиции 1934—1935 годов, не только позволили понять в первом приближении геологическое строение этого северного края, но и привели к очень важному открытию, определившему его дальнейшее экономическое развитие. Обработка в Ленинграде образцов горных пород, собранных в горах, в окрестностях Чаунской губы, показала, что часть этих образцов содержит, притом в значительном количестве, оловянный камень (касситерит). Арктический институт, где в то время работал С. В. Обручев, в 1937 году послал в Чаунский район специальную геологоразведочную группу, а вскоре там началась разработка оловянных месторождений. Вырос и поселок Певек, ставший центром нового оловорудного района. Развернулись поиски и разведки месторождений олова и других металлов на площади всего Чукотского национального округа. За открытия в Чаунском районе, содействовавшие быстрому хозяйственному развитию этого северного края, С. В. Обручев получил в 1946 году звание лауреата Государственной премии первой степени.
Нельзя пройти мимо еще одного из открытий С. В. Обручева на Сибирском Севере. Изучая условия залегания мезозойских песчанико-сланцевых отложений и вулканических лав в южной части Колымской низменности и на Юкагирском плоскогорье и сравнивая их с гораздо более сложными условиями залегания отложений того же возраста в соседних горных хребтах, С. В. Обручев пришел к выводу о существовании в среднем течении Колымы древнего жесткого массива земной коры. Этот массив он назвал Колымской платформой. Сейчас он изображен на всех самых новейших тектонических картах СССР под названием Колымского или Колымско-Омолонского срединного массива, чем только несколько уточняется его геологическая сущность.
Таков ряд геологических и географических открытий С. В. Обручева на Сибирском Севере. Этот ряд нельзя не назвать грандиозным. Недаром и сам С. В. Обручев, организатор и руководитель более чем сорока различных экспедиций, считал «северный период» своих путешествий самым важным и плодотворным. Обратив затем свое внимание на южную часть Восточной Сибири, Саяно-Тувинское нагорье, знаменитый полярный исследователь сумел и здесь многое увидеть, понять, оценить и переоценить. Так, уже после первых своих маршрутов в Восточный Саян он отверг представление о существовании здесь первозданного материка — древнего «темени Азии», увидев на его месте каледонскую складчатую зону. Он обратил внимание на роль горизонтальных сдвигов в структуре земной коры Юго-Западного Прибайкалья, дал первые научно обоснованные схемы орографии и геоморфологии Саяно-Тувинского нагорья. Во всех этих и других достижениях своих экспедиций С. В. Обручев никогда и нигде не упускал из виду не только геологическую, но и географическую сторону дела. Как и его отец, он был одновременно и, что главное, по самому существу своей научной деятельности и геологом, и географом. Это сказалось не только в экспедиционной работе С. В. Обручева, но и в той роли, какую он играл в Географическом обществе СССР, будучи постоянно связан с его публикациями и общественно-научной деятельностью. Его интересовал весь круг географических вопросов, предпочтение же отдавалось орографии, геоморфологии и проблемам древнего оледенения. И в геологии, и в географии С. В. Обручев был монументалистом: его занимали большие идеи, большие геологические структуры, большие географические явления. Отсюда и техника его экспедиционных исследований — наблюдения вдоль очень протяженных и значительно удаленных друг от друга маршрутов. В этой технике отражалось многое: и стиль путешествий предшествующего — XIX века, и необходимость схватить сначала самые главные и общие черты доселе не изведанной страны, и, по-видимому, особенность характера самого исследователя.
Следует сказать несколько слов о внутреннем складе С. В. Обручева вообще, и в частности о прошедшей красной нитью через всю его жизнь склонности к описанию своих путешествий, доступному и интересному широкой массе читателей. Читая его книги и знакомясь с воспоминаниями спутников С. В. Обручева по экспедициям, нельзя не прийти к выводу, что эти книги задумывались и начинали готовиться во время самих экспедиций. Научный отчет, статья, монография, научно-популярная книга в поле зрения С. В. Обручева были всегда одновременно.
Особо должна быть отмечена его роль как научного биографа своих сибирских предшественников — И. Д. Черского, А. Л. Чекановского и др. Он выступал как организатор авторского коллектива книг об этих исследователях и как их автор и редактор. Литературно-научная деятельность С. В. Обручева этим не ограничивалась. Систематически знакомясь с новинками науки по иностранным журналам, он публиковал о них свои заметки в наших журналах и таким образом доводил их до сведения советских читателей. Большое количество таких заметок было опубликовано, в частности, в журнале «Природа», в редколлегии которого он много лет работал. Как и его отец, автор широко известных научно-фантастических романов, С.В. Обручев отлично владел пером литератора, но и в этом отношении шел своим собственным путем.
Особое и, казалось бы, далекое от интересов путешественника-естествоиспытателя место занимали в жизни С. В. Обручева литературоведение и литературная критика. В конце 20-х и в 30-х годах, часто выступая со своими статьями в литературных журналах, он даже некоторое время колебался, кем быть дальше — геологом или литератором. Интересы его в литературоведении были разнообразны: он писал статьи о драматургии, литературно-критические и специальные исследования, такие, как «К расшифровке десятой главы Евгения Онегина», «Над тетрадями Лермонтова». Увлекаясь поэзией, особенно русскими классиками первой половины XIX века, С. В. Обручев сам писал стихи, но, к сожалению, не публиковал их.
Как человек разносторонних способностей и интересов, С. В. Обручев мог избрать более спокойный, обставленный всеми удобствами путь ученого-литературоведа, критика, историка науки, лингвиста и, если бы это случилось, достиг бы немалого и на таком пути, о чем с несомненностью говорят его собственные труды. Но всего этого не случилось потому, что для С. В. Обручева это были только попутные, хотя и тянувшиеся через всю жизнь, боковые тропы. Они пересекали, но никогда не заменяли главный, неизмеримо более трудный, но и беспредельно увлекательный путь естествоиспытателя. С. В. Обручев был одним из последних путешественников-натуралистов стиля XIX века — всесторонне образованным ученым, но также одним из первых исследователей современной советской формации с ее духом коллективизма, высокой гражданственности, с ее новыми методами и задачами исследований. Как и его знаменитый отец, С. В. Обручев был свидетелем и участником последних великих географических открытий на величайшем континенте мира: В. А. Обручев — в Центральной, С. В. Обручев — в Северной Азии. Так рационально (и символично!) было разделение трудов и путешествий в одной семье.
С. Обручев прожил большую жизнь, полную труда, смелых и неустанных поисков. Он сделал одно за другим по крайней мере четыре важных геологических открытия, и каждого из них было достаточно, чтобы принести ему широкую известность.
Когда Сергей Владимирович приступал к своим самостоятельным исследованиям, перед ним лежали действительно не изведанные края, и каждый его маршрут был дорогой пионера, каждое новое наблюдение, описание, находка становились бесценными уже в силу своей новизны. Они несли исследователю известность и особое уважение научных кругов. Но невянущие лавры научного приоритета никогда и никому не давались даром — ни в эпоху Великих географических открытий, когда открывались целые новые материки, ни в новое время, когда открывались последние великие горные хребты. Отправляясь в первой трети нашего века на далекие окраины Северной Азии, исследователь мог быть уверен, что на его долю выпадут новые и важные открытия.
Теперь географические и геологические открытия такого значения уже невозможны. Еще совсем недавно неизвестные науке бескрайние равнины Амазонки, пустынные горы Центральной Азии, ледяные поля Антарктиды теперь исследованы и с земли и с воздуха. Сейчас мы знаем больше о рельефе Луны, чем было известно о рельефе Северо-Востока Азии до первых маршрутов С. Обручева. И трудно в этом смысле не позавидовать исследователям прошлого. Но нельзя также забывать о том, какими широкими знаниями должны были они обладать, как постоянно и прилежно учиться у самой природы, встречаться с ее загадками лицом к лицу. Если природа как будто всегда готова поделиться с человеком своими тайнами, помочь ученому разобраться в самых сложных явлениях, то это удается далеко не всем. Крупные географические и геологические открытия, подобные сделанным С. Обручевым, кроме сложной научной и технической подготовки требовали большой отваги, страсти к познанию нового, готовности к риску, физической выносливости, способности надолго отказаться от городского комфорта, безропотно выносить массу неудобств, а подчас тяжелых лишений. Поэтому сегодня, когда наша страна доступна каждому трудящемуся во всех своих уголках, еще совсем недавно бывших медвежьими углами, когда с благоустроенных аэродромов по всем направлениям летят пассажирские самолеты, когда можно высадиться с вертолета практически где угодно — в тайге, в тундре, в пустыне, нам особенно дорога память о наших замечательных ученых-землепроходцах и землеведах, людях огромной научной страсти, энергии и бесстрашия.
С. В. Обручев путешествовал на северо-востоке России в 20—30-х годах, то есть около полувека назад. За это время многое изменилось в бассейне Колымы и на Чукотском полуострове. Советская быль пришла и сюда, она неузнаваемо изменила жизнь людей. Ученый еще видел старый быт, бедность, тесные яранги чукчей. Но он знал, что все это скоро будет позади, и был убежден, что грядущие времена принесут народам Сибири радость и счастье. Об этом свидетельствуют слова Сергея Владимировича, написанные им еще в 1957 году в предисловии к его книге «По горам и тундрам Чукотки»[25]:
«В моей книге мне хочется показать закономерность того древнего уклада жизни, сложившегося веками, который я застал в 1934 году, показать его целесообразность в условиях той тяжелой борьбы с природой, которую до последнего времени пришлось вести чукчам, подойти, так сказать, к быту чукчей не снаружи, а изнутри, как товарищ и участник их жизни. И вместе с тем рассказать, как под благотворным влиянием энергичных советских работников — учителей, врачей, организаторов районов — этот косный быт уже тогда, при первой встрече с советской культурой, начал быстро и резко изменяться.
Я описываю Чукотку такой, какой она была в 1934— 1935 годах, когда еще только что были организованы районные учреждения, впервые начали собираться районные съезды, впервые красные яранги и учителя поехали в тундру, к оленеводам-кочевникам.
Сравнение с данными о современных формах хозяйственной и общественной жизни Чукотки, приведенными в последней главе книги, показывает, как значительны происшедшие изменения.
Новая Чукотка — социалистическая, пришла на смену Чукотке каменного века».
Книги о путешествиях С. В. Обручева в дикие, почти необитаемые в то время окраины Советского Союза, где сейчас народное хозяйство и национальная культура фантастически быстро развиваются буквально на наших глазах, будут многие годы близки уму и сердцу советских читателей, умеющих ценить волю к успеху, страсть к познанию, готовность к лишениям, энергию и бесстрашие, отличавшие наших славных землепроходцев.
Н. Флоренсов
Несколько полевых сезонов в самые первые годы Советской власти С. В. Обручев проводит со своим маленьким отрядом в Восточной Сибири, в лодочных и пеших маршрутах по Ангаре, Енисею, Нижней Тунгуске, Подкаменной Тунгуске, Курейке и другим рекам, охватывая, таким образом, своими исследованиями огромную площадь. Вместе с тем, отдавая Восточной Сибири большую часть своих сил и времени, он успевает принять участие в плавании на Шпицберген в составе океанографической экспедиции как начальник геолого-поискового отряда.
Закончив обработку материалов по Среднесибирскому плоскогорью (как увидим ниже, исключительно ценных), СВ. Обручев в 1926 году отправляется в новую далекую экспедицию — в Якутию. Перед ним еще менее известная страна, практически огромное «белое пятно». Ясно, что в первоначальные планы экспедиции на месте вносятся неизбежные изменения. Вместе со своим спутником — геодезистом-картографом К. А. Салищевым (ныне профессор МГУ) и другими сотрудниками С. В. Обручев преодолел великие трудности и сделал важные открытия. Обручев и Салищев на утлых лодочках спустились на значительное расстояние вниз по Индигирке. Это были места, где не ступала нога исследователя. Никто из геологов и географов никогда еще не видел Индигирку в верхнем течении. Сама местность оказалась совсем не такой, как это следовало из разных слухов и рассказов.
Огромный запас собранных материалов обрабатывался в следующем году. Обручеву не терпелось продолжить исследования на Сибирском Севере, но новую экспедицию на Индигирку и Колыму удалось организовать только в 1929 году. Якутская экспедиция работала два года с одной зимовкой в Среднеколымске и только к осени на пароходе «Колыма», с огромным трудом пробившемся через полярные льды, вернулась во Владивосток.
Опыт прежних экспедиций убедил Обручева в том, что освоение просторов советской Арктики может быть ускорено только с помощью самолетов. Его мысли нашли поддержку во Всесоюзном арктическом институте, где Обручев возглавлял геологический отдел. Была организована Чукотская лётная экспедиция — первая в истории по средствам передвижения, приемам работы, целям и задачам. Снова вместе с Салищевым Обручев провел два сезона на Северо-Востоке СССР. Чукотская экспедиция вошла в историю освоения советского Севера, изучения географии полярных стран, а также в историю нашей полярной авиации как одна из наиболее значительных и плодотворных.
Последняя экспедиция СВ. Обручева в советскую Арктику заняла также два года — 1934—1935. В ней также использовалась современная для тех лет техника — аэросани. Заезд был дальний: через Владивосток и снова вокруг Чукотского полуострова до Чаунской губы Северного Ледовитого океана. Базу устроили в небольшом приморском поселке Певек, в ней провели и большую часть зимы, совершая глубокие рейсы на материк на аэросанях. Во время этой экспедиции Обручев близко ознакомился с жизнью чукчей.
Геологические и географические результаты экспедиции были блестящие. К началу 1936 года экспедиция вернулась в Ленинград и приступила к обработке богатейших материалов.
В 1937 году в Москве проходила XVII сессия Международного геологического конгресса. Одной из научных экскурсий конгресса — на остров Шпицберген — руководил С В. Обручев. В этом же году научные заслуги уже широко известного полярного путешественника получили официальное признание: ему была присвоена ученая степень доктора геолого-минералогических наук без защиты диссертации и звание профессора. Он стал читать в Ленинградском университете лекции по географии полярных стран.
С 1939 года начался последний, очень длительный период экспедиций С. В. Обручева, продолжавшийся 15 лет. Территорией исследования снова стала Восточная Сибирь, однако теперь ее южная окраина — Саяно-Тувинское нагорье. Первые годы — хребет Восточный Саян, последующие — южная часть нагорья. Великая Отечественная война застигла Обручева в сибирских горах и на несколько лет привязала его к Иркутску — родине ученого. Экспедиции продолжались. Обручева сопровождала его жена — геолог М. Л. Лурье. В военные зимы он читал лекции в Иркутском университете, постоянно и живо общался с местными научными кругами, особенно геологами и филологами, писателями, драматургами, театральными деятелями. С. В. Обручев был большим знатоком литературы, знатоком и любителем драмы, владел многими иностранными языками и в этой области не переставал совершенствоваться в течение всей своей жизни.
По окончании войны Обручев вернулся в Ленинград. Экспедиции в Саяно-Тувинское нагорье, затем в Прибайкалье и Мамский слюдоносный район продолжались оттуда. Теперь С. В. Обручев, лауреат Государственной премии и член-корреспондент Академии наук, работает в Лаборатории геологии докембрия. В 1964 году он становится директором этой лаборатории. Работы лаборатории расширяются, выходят за существующие узкие рамки.
Смерть от тяжкой болезни настигла С. В. Обручева на 75 году жизни, накануне превращения лаборатории в ныне существующий Институт геологии и геохронологии докембрия АН СССР. Жизненный путь ученого, путешественника, писателя оборвался в разгаре напряженной научно-организационной работы…
К чему же сводились главные научные заслуги и основные открытия, сделанные С. В. Обручевым во время его путешествий? Главные из них касались советской Арктики и Субарктики. Это признавал он сам, о том же говорят его книги. Об этих заслугах и открытиях лучше всего говорить в их хронологическом порядке.
Первое и, возможно, главное открытие относится, как ни странно, к самому раннему периоду его путешествий, ко времени его первой большой самостоятельной экспедиции. На Среднесибирском плоскогорье С. В. Обручев открыл, точнее, научно обосновал существование огромного угленосного бассейна, названного им Тунгусским. Этот бассейн простирается от низовьев Ангары к северу до гор Бырранга на Таймыре, занимает едва ли не половину территории между Енисеем и Леной. Это размеры Тунгусского бассейна, известные сегодня. В 20-е годы С. В. Обручев наметил более или менее точно его западные границы, но тогда же предположил, что угленосные толщи бассейна распространяются дальше и на восток, и на север. Не все сразу поняли и оценили по достоинству значение открытия. Но время шло, и все новые и новые геологические партии, исследуя огромное междуречье Лены и Енисея, подкрепляли первые смелые выводы С. В. Обручева. Он писал: «Я могу гордиться, что моя гипотеза о Тунгусском бассейне и выводы о геологическом его строении оказались удачными и плодотворными и что моя первая большая геологическая работа дала результаты, полезные для нашей Родины».
Почему же Тунгусский угленосный бассейн сравнительно мало известен широкой массе советских читателей? Почему не упоминается так же часто, как другие бассейны, например Донецкий, Кузнецкий, Черемховский? Ответ прост: Тунгбасс лежит пока далеко от железнодорожных магистралей, вообще от больших дорог Сибири, его территория еще очень слабо заселена. Тунгусский угленосный бассейн — это резерв для будущего, резерв огромнейший, как убедительно показывают следующие цифры. Из общих, так называемых геологических, то есть перспективных, запасов ископаемых углей в нашей стране, равных 6 800 миллиардам тонн, свыше 2 300 миллиардов приходится на долю Тунгусского бассейна. По запасам углей, среди которых есть бурые, каменные, коксовые, полуантрациты и антрациты, он превосходит больше чем в полтора раза Ленский и более чем в три раза Кузнецкий — угольные бассейны, стоящие соответственно на втором и третьем месте в Советском Союзе.
Открытие С. В. Обручевым Тунгусского бассейна насчитывает уже полстолетия. Кроме обнаружения колоссальных резервов для будущей горной промышленности края исследования С. В. Обручева заложили основу знаний о внутреннем геологическом строении бассейна, о составе слагающих его напластований, о так называемых сибирских траппах — вулканических породах, пронизывающих эти напластования. Масса сведений, добытых экспедицией в 20-е годы о ранее почти не изведанной территории бассейна, оказала огромную помощь последующим исследователям Среднесибирского плоскогорья — геологам-поисковикам, разведчикам, географам, почвоведам, ботаникам, всем тем, кто в довоенные годы впервые приступал к экспедиционным работам в этой огромной таежной области.
Второе открытие — в географическом смысле, возможно, превосходящее первое — было сделано С. В. Обручевым и К. А. Салищевым также в 20-е годы во время экспедиции в Якутию. Это открытие хребта Черского, дотоле никому не известного, не показанного ни на одной географической карте. Открытие произошло во время плавания Обручева и Салищева вниз по Индигирке. Исследователи увидели, что вместо того, чтобы течь по равнине, как это следовало из старых расспросных данных географа Г. Майделя, Индигирка пересекает почти поперек одну за другой высокие горные цепи. Выяснилось, что эта горная система тянется восточнее Верхоянского хребта, почти параллельно ему, пересекая верхнее течение как Индигирки, так и Колымы. По предложению С. В. Обручева, поддержанному Географическим обществом Союза ССР, вся горная система получила официальное название хребта Черского. То была справедливая дань памяти И. Д. Черского, замечательного ученого конца XIX века, геолога и палеонтолога, который, как выяснил С. В. Обручев из его дневников, уже тогда подозревал о существовании крупного хребта, пересекающего верховья Колымы. После открытия Обручева хребет Черского изображается на всех географических картах.
Легко сказать — открыть новый горный хребет! Ведь тогда у исследователей Сибирского Севера не было не только самолетов (что уж говорить о спутниках!), вертолетов и вездеходов, не было просто надежных лодочных моторов. Вся экспедиционная техника еще оставалась на уровне XIX века.
Открытие хребта Черского, самого высокого во всей Северной Сибири, было, как сказали бы теперь, открытием века. Хребет Черского оказался последним великим хребтом, открытым во всем северном полушарии.
Во время своей первой Якутской экспедиции как бы случайно и попутно С. В. Обручев сделал еще одно интересное открытие. Ноябрьские морозы застали экспедицию в долине Оймякона в поселке Томтор. Здесь пришлось оставаться в течение двух недель. Температура воздуха в начале ноября даже днем держалась все время ниже —40°, и можно было полагать, что по ночам она опускалась ниже —50°. Вместе с тем на известном в то время полюсе холода, в Верхоянске, температура ниже —30° держалась в том году с 6 ноября, а ниже —40° — только с 22 ноября. Простое сравнение показало, что Оймякон холоднее Верхоянска. Ив самом деле, последующие наблюдения подтвердили, что зимой в Оймяконе всегда на 3—4° холоднее, чем в Верхоянске. Так С. В. Обручевым был открыт истинный полюс холода — Оймякон. Лишь значительно позже было установлено, что сам Оймякон входит в целую зону холода северного полушария.
В 1929 году, когда экспедиция С. В. Обручева начала второе пересечение хребта Черского, на притоках Колымы уже находились первые золотые прииски и первые базы «Союззолото» (колымское золото было найдено три года назад неорганизованными старателями — «хищниками»). Дело только начиналось, и на долю С. В. Обручева как геолога выпала ответственная роль — дать общую перспективную оценку золотоносности Колымского района. С этой ролью он справился наилучшим образом, выяснив, что речная сеть бассейна Колымы черпает, перемывает и переотлагает драгоценный металл из золотоносных жил, пронизывающих складки мезозойских песчаников и сланцев. Толщи этих пород вместе со сходными с ними по вещественному составу позднепалеозойскими (пермскими) отложениями образуют так называемый Верхоянский комплекс, а породы комплекса слагают почти весь хребет Черского. Открыв эту горную систему, С. В. Обручев вместе с тем показал, что она при всей своей геоморфологической сложности с точки зрения геологической является единым целым, что рудные золотоносные жилы — типичная особенность всего хребта, а размеры последнего создают самые благоприятные перспективы разработки золотоносных россыпей на Северо-Востоке СССР.
Открытие хребта Черского, а затем изучение геологического состава и обнаруженное единство его отдельных частей постепенно сделали возможным оценку золотоносности всего этого края и его превращение в крупную рудную базу. Так, казалось бы, чисто научные интересы С. В. Обручева привели к открытиям большого народнохозяйственного значения.
Богатые научные материалы, собранные С. В. Обручевым во время Чаунской экспедиции 1934—1935 годов, не только позволили понять в первом приближении геологическое строение этого северного края, но и привели к очень важному открытию, определившему его дальнейшее экономическое развитие. Обработка в Ленинграде образцов горных пород, собранных в горах, в окрестностях Чаунской губы, показала, что часть этих образцов содержит, притом в значительном количестве, оловянный камень (касситерит). Арктический институт, где в то время работал С. В. Обручев, в 1937 году послал в Чаунский район специальную геологоразведочную группу, а вскоре там началась разработка оловянных месторождений. Вырос и поселок Певек, ставший центром нового оловорудного района. Развернулись поиски и разведки месторождений олова и других металлов на площади всего Чукотского национального округа. За открытия в Чаунском районе, содействовавшие быстрому хозяйственному развитию этого северного края, С. В. Обручев получил в 1946 году звание лауреата Государственной премии первой степени.
Нельзя пройти мимо еще одного из открытий С. В. Обручева на Сибирском Севере. Изучая условия залегания мезозойских песчанико-сланцевых отложений и вулканических лав в южной части Колымской низменности и на Юкагирском плоскогорье и сравнивая их с гораздо более сложными условиями залегания отложений того же возраста в соседних горных хребтах, С. В. Обручев пришел к выводу о существовании в среднем течении Колымы древнего жесткого массива земной коры. Этот массив он назвал Колымской платформой. Сейчас он изображен на всех самых новейших тектонических картах СССР под названием Колымского или Колымско-Омолонского срединного массива, чем только несколько уточняется его геологическая сущность.
Таков ряд геологических и географических открытий С. В. Обручева на Сибирском Севере. Этот ряд нельзя не назвать грандиозным. Недаром и сам С. В. Обручев, организатор и руководитель более чем сорока различных экспедиций, считал «северный период» своих путешествий самым важным и плодотворным. Обратив затем свое внимание на южную часть Восточной Сибири, Саяно-Тувинское нагорье, знаменитый полярный исследователь сумел и здесь многое увидеть, понять, оценить и переоценить. Так, уже после первых своих маршрутов в Восточный Саян он отверг представление о существовании здесь первозданного материка — древнего «темени Азии», увидев на его месте каледонскую складчатую зону. Он обратил внимание на роль горизонтальных сдвигов в структуре земной коры Юго-Западного Прибайкалья, дал первые научно обоснованные схемы орографии и геоморфологии Саяно-Тувинского нагорья. Во всех этих и других достижениях своих экспедиций С. В. Обручев никогда и нигде не упускал из виду не только геологическую, но и географическую сторону дела. Как и его отец, он был одновременно и, что главное, по самому существу своей научной деятельности и геологом, и географом. Это сказалось не только в экспедиционной работе С. В. Обручева, но и в той роли, какую он играл в Географическом обществе СССР, будучи постоянно связан с его публикациями и общественно-научной деятельностью. Его интересовал весь круг географических вопросов, предпочтение же отдавалось орографии, геоморфологии и проблемам древнего оледенения. И в геологии, и в географии С. В. Обручев был монументалистом: его занимали большие идеи, большие геологические структуры, большие географические явления. Отсюда и техника его экспедиционных исследований — наблюдения вдоль очень протяженных и значительно удаленных друг от друга маршрутов. В этой технике отражалось многое: и стиль путешествий предшествующего — XIX века, и необходимость схватить сначала самые главные и общие черты доселе не изведанной страны, и, по-видимому, особенность характера самого исследователя.
Следует сказать несколько слов о внутреннем складе С. В. Обручева вообще, и в частности о прошедшей красной нитью через всю его жизнь склонности к описанию своих путешествий, доступному и интересному широкой массе читателей. Читая его книги и знакомясь с воспоминаниями спутников С. В. Обручева по экспедициям, нельзя не прийти к выводу, что эти книги задумывались и начинали готовиться во время самих экспедиций. Научный отчет, статья, монография, научно-популярная книга в поле зрения С. В. Обручева были всегда одновременно.
Особо должна быть отмечена его роль как научного биографа своих сибирских предшественников — И. Д. Черского, А. Л. Чекановского и др. Он выступал как организатор авторского коллектива книг об этих исследователях и как их автор и редактор. Литературно-научная деятельность С. В. Обручева этим не ограничивалась. Систематически знакомясь с новинками науки по иностранным журналам, он публиковал о них свои заметки в наших журналах и таким образом доводил их до сведения советских читателей. Большое количество таких заметок было опубликовано, в частности, в журнале «Природа», в редколлегии которого он много лет работал. Как и его отец, автор широко известных научно-фантастических романов, С.В. Обручев отлично владел пером литератора, но и в этом отношении шел своим собственным путем.
Особое и, казалось бы, далекое от интересов путешественника-естествоиспытателя место занимали в жизни С. В. Обручева литературоведение и литературная критика. В конце 20-х и в 30-х годах, часто выступая со своими статьями в литературных журналах, он даже некоторое время колебался, кем быть дальше — геологом или литератором. Интересы его в литературоведении были разнообразны: он писал статьи о драматургии, литературно-критические и специальные исследования, такие, как «К расшифровке десятой главы Евгения Онегина», «Над тетрадями Лермонтова». Увлекаясь поэзией, особенно русскими классиками первой половины XIX века, С. В. Обручев сам писал стихи, но, к сожалению, не публиковал их.
Как человек разносторонних способностей и интересов, С. В. Обручев мог избрать более спокойный, обставленный всеми удобствами путь ученого-литературоведа, критика, историка науки, лингвиста и, если бы это случилось, достиг бы немалого и на таком пути, о чем с несомненностью говорят его собственные труды. Но всего этого не случилось потому, что для С. В. Обручева это были только попутные, хотя и тянувшиеся через всю жизнь, боковые тропы. Они пересекали, но никогда не заменяли главный, неизмеримо более трудный, но и беспредельно увлекательный путь естествоиспытателя. С. В. Обручев был одним из последних путешественников-натуралистов стиля XIX века — всесторонне образованным ученым, но также одним из первых исследователей современной советской формации с ее духом коллективизма, высокой гражданственности, с ее новыми методами и задачами исследований. Как и его знаменитый отец, С. В. Обручев был свидетелем и участником последних великих географических открытий на величайшем континенте мира: В. А. Обручев — в Центральной, С. В. Обручев — в Северной Азии. Так рационально (и символично!) было разделение трудов и путешествий в одной семье.
С. Обручев прожил большую жизнь, полную труда, смелых и неустанных поисков. Он сделал одно за другим по крайней мере четыре важных геологических открытия, и каждого из них было достаточно, чтобы принести ему широкую известность.
Когда Сергей Владимирович приступал к своим самостоятельным исследованиям, перед ним лежали действительно не изведанные края, и каждый его маршрут был дорогой пионера, каждое новое наблюдение, описание, находка становились бесценными уже в силу своей новизны. Они несли исследователю известность и особое уважение научных кругов. Но невянущие лавры научного приоритета никогда и никому не давались даром — ни в эпоху Великих географических открытий, когда открывались целые новые материки, ни в новое время, когда открывались последние великие горные хребты. Отправляясь в первой трети нашего века на далекие окраины Северной Азии, исследователь мог быть уверен, что на его долю выпадут новые и важные открытия.
Теперь географические и геологические открытия такого значения уже невозможны. Еще совсем недавно неизвестные науке бескрайние равнины Амазонки, пустынные горы Центральной Азии, ледяные поля Антарктиды теперь исследованы и с земли и с воздуха. Сейчас мы знаем больше о рельефе Луны, чем было известно о рельефе Северо-Востока Азии до первых маршрутов С. Обручева. И трудно в этом смысле не позавидовать исследователям прошлого. Но нельзя также забывать о том, какими широкими знаниями должны были они обладать, как постоянно и прилежно учиться у самой природы, встречаться с ее загадками лицом к лицу. Если природа как будто всегда готова поделиться с человеком своими тайнами, помочь ученому разобраться в самых сложных явлениях, то это удается далеко не всем. Крупные географические и геологические открытия, подобные сделанным С. Обручевым, кроме сложной научной и технической подготовки требовали большой отваги, страсти к познанию нового, готовности к риску, физической выносливости, способности надолго отказаться от городского комфорта, безропотно выносить массу неудобств, а подчас тяжелых лишений. Поэтому сегодня, когда наша страна доступна каждому трудящемуся во всех своих уголках, еще совсем недавно бывших медвежьими углами, когда с благоустроенных аэродромов по всем направлениям летят пассажирские самолеты, когда можно высадиться с вертолета практически где угодно — в тайге, в тундре, в пустыне, нам особенно дорога память о наших замечательных ученых-землепроходцах и землеведах, людях огромной научной страсти, энергии и бесстрашия.
С. В. Обручев путешествовал на северо-востоке России в 20—30-х годах, то есть около полувека назад. За это время многое изменилось в бассейне Колымы и на Чукотском полуострове. Советская быль пришла и сюда, она неузнаваемо изменила жизнь людей. Ученый еще видел старый быт, бедность, тесные яранги чукчей. Но он знал, что все это скоро будет позади, и был убежден, что грядущие времена принесут народам Сибири радость и счастье. Об этом свидетельствуют слова Сергея Владимировича, написанные им еще в 1957 году в предисловии к его книге «По горам и тундрам Чукотки»[25]:
«В моей книге мне хочется показать закономерность того древнего уклада жизни, сложившегося веками, который я застал в 1934 году, показать его целесообразность в условиях той тяжелой борьбы с природой, которую до последнего времени пришлось вести чукчам, подойти, так сказать, к быту чукчей не снаружи, а изнутри, как товарищ и участник их жизни. И вместе с тем рассказать, как под благотворным влиянием энергичных советских работников — учителей, врачей, организаторов районов — этот косный быт уже тогда, при первой встрече с советской культурой, начал быстро и резко изменяться.
Я описываю Чукотку такой, какой она была в 1934— 1935 годах, когда еще только что были организованы районные учреждения, впервые начали собираться районные съезды, впервые красные яранги и учителя поехали в тундру, к оленеводам-кочевникам.
Сравнение с данными о современных формах хозяйственной и общественной жизни Чукотки, приведенными в последней главе книги, показывает, как значительны происшедшие изменения.
Новая Чукотка — социалистическая, пришла на смену Чукотке каменного века».
Книги о путешествиях С. В. Обручева в дикие, почти необитаемые в то время окраины Советского Союза, где сейчас народное хозяйство и национальная культура фантастически быстро развиваются буквально на наших глазах, будут многие годы близки уму и сердцу советских читателей, умеющих ценить волю к успеху, страсть к познанию, готовность к лишениям, энергию и бесстрашие, отличавшие наших славных землепроходцев.
Н. Флоренсов