Теперь относительно чрезмерной комплиментарности... Я так не думаю: я говорил то, что считал нужным сказать, и у меня нет мнения на выезд "в люди".
   - Вам ничего не хотелось бы взять обратно из того, что вы говорили в США?
   - Ни в коем случае! Я лишний раз убедился, что разрабатывая собственную модель социализма, нельзя отбрасывать 200-летний опыт американской демократии.
   Впрочем, от одного утверждения я хотел бы все же отказаться. В Америке, когда у меня спросили, как я отношусь к обществу "Память", я сказал примерно следующее: дескать, не знаю я их и знать не хочу. Так вот, слова "знать не хочу" беру назад. Парламентарию не к лицу столь высокомерный тон, тем более это противно моим принципам. Я сам настрадался от высокомерия чинуш и замалчивания, когда вокруг меня был настоящий заговор молчания. Диалог нужно вести и с формалами и неформалами, и с левыми и с правыми. Борьба должна вестись на уровне дискуссий, а не брани. Тем более в "Памяти" есть много положительных моментов, и не считаться с этим попросту нельзя.
   - Не отплатил ли вам лидер "Памяти" той же монетой, когда недавно, в выступая в программе "Взгляд", обвинил вас в том, что Ипатьевский дом в Свердловске был снесен якобы с вашего согласия...
   - Это было решение Политбюро, подписанное Брежневым. На снос дома давалось три дня. Я спрашивал у тех, кто спустил в Свердловск бумагу, - как я объясню людям? "А вот как хочешь, так и объясняй". Бери, мол, все на себя. Тогда я был самым молодым первым секретарем обкома, и зубки, хотя уже начали прорезываться, но все еще были молочные. Прошли сутки, а дом все еще стоит. Ну и начались из Москвы звонки: мол, дом старый, без удобств, людей в нем расстреливали... Словом, в одну ночь срыли и на том месте закатали асфальт улица К. Либкнехта прошла.
   - В свердловской газете "На смену", однако, говорится, что "особняк, где произошел расстрел царской семьи, был ликвидирован по инициативе Москвы (предположительно - по приказу тогдашнего министра ВД Щелокова)".
   - Нет, это было сделано по распоряжению Политбюро.
   - Кстати, о деяниях, творимых по ночам... Говорят в одну из ночей с дома на Кутузовском проспекте, где жил Брежнев, исчезла мемориальная доска в его честь.
   - Подробностей не знаю, но одну историю с прославлением Ильича-2 могу рассказать. В кампанию возвеличивания "гения" Брежнева в Свердловске отыскали дом, где он в 1928-29 годах работал землеустроителем. Стали на меня нажимать - почему в этом доме не музей? А я спрашиваю: а купель, где он родился, вы случайно золотом не облицовывали? Вот корыто, в котором, например, меня крестили, сейчас уж не найдешь...Вот тогда, наверное, я в первый раз проявил непослушание - не подчинился решению ЦК. Вызвали в Москву и пустили "по кругу", как, знаете, гоняют при молотьбе лошадь. Отправился по кабинетам, пока не дошел до Михаила Сергеевича, который тогда уже был членом Политбюро, секретарем по селу. Мы были с ним знакомы, иногда перезванивались. Захожу в кабинет, а он спрашивает: ну, не согласен с решением ЦК? Я отвечаю: не во всем согласен... Горбачев: а ты все-таки делай выводы...И повторил он это дважды.
   Так и провалилась идея с созданием в Свердловске музея Леонида Ильича.
   "Московские новости" - 16 апреля 1989 года: "Конечно, у Ельцина выгодная позиция "теневого лидера", критика того, что реальной политикой делается плохо. Но ведь и большинство его почитателей занимаются такой же критикой, не имея, в отличие Ельцина, лишь одного - возможности быть услышанными. И они поддерживают человека, который поднимает их мысли до уровня, на котором принимаются решения".
   - Раз уж мы с вами начали наш разговор с исторических параллелей, позволю продолжить аналогию. Речь идет о вашем "Заявлении для печати и других средств массовой информации" от 17 октября 1989 года. Что это переход Рубикона?
   - В этом Заявлении я констатировал то, что есть на самом деле.
   - В третьем пункте "Заявления" вы делаете угрожающе-защитный "жест": "В случае продолжения травли я оставляю за собой право предпринять соответствующие шаги к лицам, покушающимся на мои честь и достоинство гражданина и депутата".
   - После того, как меня начали травить, я счел необходимым предупредить тех, кто к травле причастен. Я не скрываю, слова предупреждения я вкладываю в уши определенных людей, которые знают - как и с помощью чего я могу защищаться. Какие меры могу принять. (В связи с этим вопросом я рассказал Борису Ельцину о том, как редакция газеты "Советская молодежь" "дралась" за публикацию "Заявления", бескомпромиссно отстаивая право народного депутата делать в печати заявления. Редактор "СМ" Александр Блинов, его заместитель Светлана Фесенко, ответственный секретарь Владимир Шулаков, не испугавшись давления сверху, отстояли главный принцип человеческого права - права на свободу печати - А. О.).
   - И какова была реакция на ваше Заявление?
   - Пока - никакой.
   - Вы, парламентарии, очень возлюбили слово "консенсус". Так вот, не приемлем ли этот принцип в ваших отношениях с человеком, которому, собственно, и было "посвящено" ваше "Заявление"?
   - Речь идет не только о наших с ним отношениях - речь идет о восстановлении понимания между ним и обществом. Его отход к "правому берегу" не возвысил его, не укрепил авторитет, а создал неопределенность, породил нехорошие сомнения. Лидер его масштаба не может менять курс в политике, не просчитав все варианты.
   - Вы считаете, что Михаил Горбачев изменил курс?
   - Об этом я уже говорил.
   - Готовы ли вы обсудить вопрос о покушении на вас?
   - Как вы, наверное, успели убедиться, я не уклоняюсь от вопросов, даже если они мне не очень нравятся. Слухи гораздо хуже любых острых вопросов.
   - К слову, о слухах, Борис Николаевич. Я слышал такую версию: будто бы вы после встречи с избирателями в Раменках поехали на дачу к Николаю Ивановичу Рыжкову, а там застали Михаила Сергеевича...Словом, между ним и вами произошла ссора, скандал и - вас облили из брандспойтов...(Ельцин долго смеется). Но на истории с покушением на вас вы, очевидно, потеряли немало очков? Много в этой истории неопределенности, которую, между прочим, кто-то выгодно повернул против вас...
   - Ладно, ничего страшного. Вы имейте в виду, Александр Степанович, когда Тихомиров написал перед выборами клеветническое письмо в "Московскую правду", многие тоже думали, что этот удар выведет меня из строя. А потом люди потихонечку разобрались, и колесо неправды пошло в обратную сторону. И я уверен, что та история "дала" мне как минимум 15 процентов избирателей. Так получится и сейчас. Я получаю сотни писем и телеграмм, в которых люди выражают поддержку и понимание.
   Противники у меня всегда были и будут - это ведь нешуточное дело политика. Вчерашнее мое заявление на сессии по повышению зарплаты аппарату даст мне еще несколько тысяч противников. Кому же понравится, когда у него изо рта вытаскивают лакомый кусок?
   Теперь пойдем от обратного. Первое. Почему на сессии ВС обсуждался столь широко такой частный вопрос - о покушении на меня? В практике любого парламента такого никогда не бывает. Значит, это кому-то надо было. Второе. На Президиуме Верховного Совета я выразил категорический протест против обсуждения моего вопроса на сессии, однако, на это не пошли. Третье. У министра МВД СССР Бакатина, когда он выступал, дрожали и руки и губы, хотя слабеньким его никак не назовешь. Он волновался, потому что его заставили говорить, и говорить неправду. Четвертое. Налицо разночтение между тем, что говорил Бакатин, и фактической стороной дела.
   Из Раменок, после встречи с избирателями, я выехал в 21.50, хотя министр МВД утверждал, что в 21.00 я уже был у милицейского поста. Что будто бы на повороте, у поста, я остановился и поздоровался за руку с милиционером. Блеф это! Было также заявлено, что расстояние до моста составляет несколько километров...После выступления Бакатина сотни людей отправились на место "происшествия" и все замерили - оказалось 900 метров. Высота моста не 15 метров, а всего четыре, глубина реки в том месте также не полтора "бакатинских" метра, а три с половиной.
   Я не делал никаких - ни официальных, ни полуофициальных - заявлений, и потому не было ни малейшего повода для возбуждения уголовного дела в связи с покушением. Нет, вернее, он был у ТОЙ стороны, которая хотела скомпрометировать меня.
   - Так какова же подоплека?
   - В средствах массовой информации все чаще и чаще звучат призывы к порядку, твердой руке, диктатуре, которая могла бы унять реформаторов и на неопределенное время снести "леса перестройки". Это что - случайность? Уже было несколько попыток подвести страну к чрезвычайному положению. Хорошо, что депутаты оказались умнее тех, кто ставил этот вопрос на голосование. А если бы нет? Поводы ищутся, и вот представьте себе, как отреагировали бы те же свердловчане или москвичи, если бы были убеждены, что покушение имело место.
   Я рассчитываю на то, что люди, постепенно раздумывая и сопоставляя факты, поймут, в чем тут дело. И понимание такое приходит.
   - И все же, Борис Николаевич, вы были сброшены с моста?
   - Скажите, я могу рассчитывать на то, что люди сами во всем разберутся?
   - Безусловно!
   - Спасибо. Вот на это я и рассчитываю. А министру Бакатину я сказал, что для себя я сделал совершенно определенный вывод: никуда один ходить и ездить больше не буду...
   - А вот сегодня вы ехали на работу в гостиницу "Москва" на троллейбусе...
   - Ну, бывает, конечно... Но в троллейбусе я не один, я там с народом, не страшно.
   Из выступления Б. Ельцина на втором съезде народных депутатов СССР: "Экономической реформе нужна поддержка Съезда и народа, создание многоукладной экономики - краеугольного камня экономической реформы. А что предлагает правительство? Врастание административной системы в рыночную экономику. Разве не ясно, что этот гибрид не будет жизнеспособен! Надо наконец встать на ясную и понятную всем позицию: целесообразно все, что позволит накормить страну".
   - Газета "Правда", как, впрочем, и другие массовые официозные органы печати, потеряла одну треть своих подписчиков. Многие это связывают с публикацией "Правдой" одиозного материала из итальянской газеты "Реппублика", в котором говорилось о вашем визите в США.
   - Переводчики сравнили текст - русский вариант с итальянским - и пришли к выводу, что та статья скорее всего сначала была написана по-русски, а уж затем переведена на итальянский язык. Ее автор когда-то проходил практику в Москве и был лично знаком с редактором "Правды" Афанасьевым. Здесь возможны разные варианты. Но, как бы там ни было, я никогда не поверю, что Афанасьев - этот стопроцентный конъюнктурщик, который боится собственной тени,- сам принял такое решение. И чтобы печатать такую бессовестную ложь, нужно было заручиться железной поддержкой в Кремле. На пленуме ЦК я сказал Афанасьеву примерно следующее: если вести разговор по-мужски, то нужно было бы...Но ведь вы упадете, и тут на полу будет валяться нечто, и на это нечто будут смотреть члены ЦК...Я вас презираю...
   Я повернулся и ушел. Иногда пожалеешь, что времена дуэлей прошли.
   Из беседы Бориса Ельцина с избирателями в Раменках. Вопрос: "Не думаете ли вы, что "Правде" пора сменить название"? Ответ: "Я думаю, что надо сменить всех тех, кто занимается инсинуациями, в том числе и в Политбюро ЦК", - заявил Б. Ельцин.
   Рига - Москва - Рига.
   Ноябрь 1989 года.
   Это интервью было пророческим: Ельцин еще в ноябре 1989 года предсказал августовский переворот, когда сказал: "У нас остался небогатый выбор: или радикальные мирные перемены, или - чрезвычайное положение с диктатурой и железной рукой." Или: "В средствах массовой информации все чаще и чаще звучат призывы к порядку, твердой руке, диктатуре, которая могла бы унять реформаторов и на неопределенное время снести "леса перестройки". Это что случайность? Уже было несколько попыток подвести страну к чрезвычайному положению".
   И 19 августа 1991 года на улицы Москвы действительно выкатились бронетанковые колоны ГКЧП...И демократы, которые в России всегда опаздывали или оказывались заложниками террора, на сей раз это предвидели и были к готовы к бескомпромиссному противостоянию. А главное, их лидер - Борис Ельцин - не дрогнул и знал, куда вести народ и как его защищать...
   МЕМУАРЫ ЕЛЬЦИНА - МИМО...
   Из дневника.
   22 февраля 1990 года. Сенсация! Вчера Саша Блинов (редактор газеты "СМ") с заговорщицким видом достал из своей сумки объемную папку с рукописью...мемуаров Ельцина. Латвийский "Детский фонд" вроде бы уже заключил с БНЕ договор об издании его книги в Риге и этот фонд (кстати, возглавляемый моим коллегой фотокором Юрием Житлухиным) попросил Блинова написать к мемуарам предисловие. Как же получилось, что рукопись, прошла мимо меня? Но поразмыслив, я успокоился и упрекнул себя за безынициативность: ведь я недавно был в Москве и почему-то ничего не узнал о готовящемся литературным проекте БНЕ.
   25 февраля 1990 года. Позавчера я позвонил домой БНЕ, трубку сняла Наина Иосифовна. Сказала, что Борис Николаевич с Сухановым уехали в Свердловск. И дала мне рабочий номер телефона ЛЕСа. В тот же день, дабы не терять время, я снова позвонил на квартиру Ельцина и позвал к телефону Таню - дочь Бориса Николаевича, с которой у нас сложились достаточно ровные заочные отношения. Последнее интервью с БНЕ состоялось не без ее помощи: когда я позвонил из Одессы, она помогла мне сконтактироваться с отцом. И все же, сначала тон ее был весьма сдержан...
   Однако когда я рассказал ей, о чем идет речь (а речь шла об издании мемуаров БНЕ), она несколько "оттаяла". Я ей сказал, примерно, следующее: что есть в Свердловске издательство "Лига", в котором печатается моя книга, и это издательство может быстро и хорошо издать книгу Бориса Николаевича. Таня непосредственно поинтересовалась - нужно ли за это БНЕ издательству платить деньги? Я ее успокоил, заверив, что все как раз наоборот издательство хозрасчетное и само заплатит автору хорошие деньги. Мол, книга может стоить 5 рублей, а при тираже в 100-200 тысяч экземпляров образуется неплохая сумма...Но все будет зависеть от процента, на который согласится БНЕ...Татьяна, несколько удивленная, сказала, что какой-то разговор о публикации его мемуаров уже шел. И что, если бы отцу сделали официальное предложение...Я так и не узнал, передала ли она наш разговор БНЕ или нет, а спрашивать об этом Бориса Николаевича было неудобно...
   8 марта 1990 года. 2 марта я позвонил в Москву Льву Суханову. Дело было вечером, по московскому - 20.30. Когда я назвался, он повторил мое имя, и я в трубке услышал чей-то голос, с котором Суханов переговаривался. Секундой позже я узнал, что это был БНЕ, который взял трубку и сразу же мне попенял насчет нашего интервью "42 вопроса Борису Ельцину" - дескать, оно в Москве принесло ему массу хлопот. Однако тон, с каким говорил Борис Николаевич, не свидетельствовал, что эти хлопоты для него были непреодолимы и неприятны, наоборот - добавляют жизни и энергии...И еще он мне шутливо попенял, примерно, в таком ключе: мол, я готов лечь под поезд лишь бы сделать какую-то сенсацию...Я про себя подумал, что тут мы с ним одинаковы. Борис Николаевич тоже готов выкинуть любой номер, лишь бы волны от него пошли по всей великой Руси... В свою очередь я тоже "пожаловался", что это интервью мне также принесло свои хлопоты: в редакцию с жалобой обратились один из Микоянов и Бакатин - ни тому и ни другому не понравилось та часть беседы, где речь шла о них.
   Затем разговор зашел о его мемуарах, и БНЕ упрекнул меня - почему, мол, я дал маху и не проявил сам инициативы? Я удивился, возразив, что мне и в голову не могло придти, что сначала он будет публиковать свои мемуары не в Союзе, а за рубежом, как это предусматривал договор с зарубежным издательством, о чем я прочитал в одной из газет. Однако Борис Николаевич мне резонно возразил, сказав, что хочет сначала книгу напечатать у себя дома, чтобы потом никто его не обвинил в том, что он "продался" Западу. Забыв при этом свою Отчизну. И он рассказал, что когда к нему обратились люди из латвийского "Детского фонда", он им отдал рукопись и заключил договор на издание 100 000-го тиража. Кроме того его книгу будет печатать журнал "Урал", который сначала хотел публиковать текст книги с продолжением, но потом, передумав, и, не желая уступать пальму первенства конкурентам, решил напечатать книгу целиком в одном, майском, номере. Речь шла о мемуарах "Исповедь на заданную тему".
   Я тоже предложил БНЕ свои услуги, на что он сразу же спросил - где и в каком издательстве я собираюсь печатать его книгу? Я назвал то же самое уральское коммерческое издательство "Лига", которое находится в Свердловске. Это предложение сразу же вызвало у него резкий отпор. "Почему именно в этом издательстве?" - спросил он. "Потому, что именно в этом издательстве я издаю свою книгу "Что за поворотом?"
   "Это несерьезно, - сказал он. - Я вам, Александр Степанович, могу дать рукопись моей книги, и хорошо бы найти какое-нибудь издательство в центральной части России". Но я предложил Тюмень, потому что там у меня были неплохие отношения с одним издательством, вернее, с его директором, который однажды приезжал в Юрмалу, где мы с ним подружились и который сразу же откликнулся на публикацию первого интервью с Борисом Николаевичем. Ельцин удовлетворенно ответил, что это было бы хорошо - донести его книгу до читателей Сибири.
   Разговор опять коснулся латвийского издательства, которое в сроки никак не укладывается, на что я ответил: если бы, мол, вы сразу обратились ко мне, книга уже была бы давно напечатана и лежала бы на вашем столе. БНЕ предложил мне в ближайшее время, а точнее, 12 марта приехать в Москву и тогда Лев Евгеньевич передаст мне оставшийся экземпляр "Исповеди"...Но этой затее так и не суждено было сбыться - многие издательства уже начали на рынок выбрасывать ельцинскую "Исповедь". Для меня поезд ушел...
   Разговаривали мы Ельциным минут тридцать, за что ЛЕС потом мне сделал "втык": как это, мол, я такой опытный журналист и не могу вести краткий разговор...На это я возразил, что не я в основном говорил, а Борис Николаевич, на что Суханов опять возразил - если бы, дескать, я не задавал ему вопросы, то БНЕ так долго бы не говорил...Конечно, мы долго беседовали, но ведь по субординации прерывать беседу "младший по званию" не может, а в данном случае "младшим" был я...Возможно, ЛЕС был недоволен еще и потому, что нас могли подслушивать, хотя ничего конфиденциального в наших словах не было...
   "ШТУРМ" БЕЛОГО ДОМА
   Однако речь здесь пойдет не о штурме Парламента в 1993 году, а о выборах Председателя Верховного Совета России. Это была целая эпопея, которая могла закончиться совсем не так, как закончилась. Но на все, как говорится, Господня воля...
   Вообще, весна 1990 года для БНЕ была настоящим испытанием. По выражению его соратника по демократическому движению Михаила Полторанина, дело происходило так: "Вот уже полтора года мы с вами занимаемся однообразной работой, навязанной нам любимыми функционерами со Старой площади. Эти любимые функционеры берут большую телегу и начинают ее катить на Б. Н. Ельцина, потом мы поднимаемся и опрокидываем эту телегу на аппарат. Потом этот аппарат берет новую телегу и опять мы поднимаемся и так продолжается бесконечно. Аппарат уже весь в зеленке, весь в синяках, но тем не менее, этой работы не бросает. Перепечатанная в "Правде" статья из "Репубблики" факт, в одном ряду находящийся со всеми предыдущими нападками на Б. Н. Ельцина, но на новом уровне".
   Точнее и аллегоричнее не скажешь. Телега, за телегой... Но вот самолет подвел Ельцина: во время поездки в Испанию он со своим помощником Львом Сухановым и сопровождавшими лицами попадет в "прихожую" авиационной катастрофы, которая едва не произошла над оливковыми рощами Испании. Последствия - обострение болезни позвоночника и 30 апреля - операция в одном из испанских госпиталей. Но на носу были съезды народных депутатов России, на которых Ельцин должен был быть избран Председателем Верховного Совета. И ровно через неделю после непростой операции на позвоночнике БНЕ направляется в Приозерск, что в 160 километрах от Ленинграда - на встречу с представителями всего северо-западного региона России. Чтобы заручиться поддержкой на предстоящих выборах главы первого демократического парламента России. Лев Суханов: "Ездили мы туда втроем: Борис Николаевич, Саша Коржаков и я. Запомнилась стоическая выдержка шефа. Не каждый после столь сложной операции рискнул бы на такой шаг".
   Конкурентами Бориса Николаевича были коммунист Иван Полозков, которого Горбачев и Лукьянов во что бы то ни стало хотели протолкнуть в председатели ВС и "запасной игрок" - Власов, тоже из той же плеяды верных ленинцев, что и Полозков. Схватка шла три дня: весы выборов колебались и Васильевский спуск, примыкающий к стенам Кремля, напоминал единый мускул, дрожащий, вибрирующий от адского напряженного ожидания. Народ ждал и жаждал победы Ельцина. А то, что происходило в зале заседания Съезда трудно сейчас обрисовать: это было настоящее столпотворение у микрофонов, и безумство речевого фонтанирования. Но при всей кажущейся хаотичности, у каждой стороны была своя стратегия и свои тактические "коронки". Снова обращусь к воспоминаниям Льва Суханова (к его книге "Три года с Ельциным, 1992 г.): "Назавтра новый раунд, новые дебаты, новая нервотрепка. На третий день, когда "рубка" уже шла с Власовым, я в Кремль не поехал. Просто не хватило духа выносить весь тот кошмар... Мы, его доверенные лица, находились в моем кабинете (на проспекте Калинина, 27) и ждали исхода. Были со мной Михайлов и Демидов. Привезли шампанского, ибо у всех было острое предчувствие победы. Этот день запомнился навсегда: 29 мая 1990 года, мы ждали результатов выборов и, как это всегда случается, сообщение пришло совершенно неожиданно и потому ошеломило нас. Джуна предсказывала четыре "победных" голоса, а Борис Николаевич набрал шесть решающих голосов...
   Незабываемые мгновения. Мы всей гурьбой поехали к Ельцину домой, чтобы поздравить. А через три дня бывший председатель Президиума ВС России Воротников "сдавал" Борису Николаевичу Белый дом. И происходило это первого июня (день рождения Л. Суханова). Я поехал к себе домой, а Ельцин - в Белый дом. Когда я туда позвонил, ребята сказали, что там находится Ельцин и Воротников. Происходила историческая "смена караула". И я поехал туда. Вошел к Борису Николаевичу, в его новый кабинет. Он сидел усталый, но явно в настроении. Только что от него ушел Воротников. Старое уступало дорогу новому, но смотреть на это было тяжело. Я еще раз поздравил своего шефа с победой, но он мне о другом: смотри, мол, Лев Евгеньевич, какое мы отвоевали здание... Да разве только здание? Россию отвоевали у воротниковых. А какой хомут, говорю, вы себе, Борис Николаевич, повесили на шею...Хватит ли сил? Должно хватить, отвечает он... Хотя, чтобы вывести Россию из этого состояния, может и десяти жизней не хватить. На лице шефа появилось мимолетное выражение отрешенности... Видимо, на мгновение ему открылись все "руины" и все "бездны" его замученной России..."
   Пророческие слова: "может, и десяти жизней не хватит..." Время летит без оглядки: уже и Льва Евгеньевича нет (он внезапно умер от сердечного приступа в 1998 году) и уже Россию не возглавляет БОРИС. Эпоха сменила эпоху и как будто это произошло в течение какого-то мгновения...
   ...Когда я узнал о победе Ельцина, послал ему поздравительную телеграмму такого содержания: "Недавно мы с вами прорывали зону молчания, теперь нужно прорвать блокаду Балтии. Поздравляю с достижением благородной цели и, как сказал философ, на должность надо назначать не в зависимости от силы веры, а в зависимости от силы таланта"...
   В мае 1990 года в издательстве "Авотс" выходит моя книга "Что за поворотом?", в которой опубликованы интервью с Чингизом Айтматовым, Даниилом Граниным, Евгением Евтушенко, Татьяной Заславской, Сергеем Залыгиным (почетным гражданином Юрмалы), Дайнисом Ивансом, Леонидом Жуховицким и другими видными общественными деятелями. И среди этих бесед - две первые с Борисом Ельциным. В моем архиве сохранилось письмо, которое я отослал дочери Ельцина Татьяне, в котором, в частности говорилось: "Высылаю на Ваше имя свою книжку "Что за поворотом" и прошу Вас, при случае, показать ее Борису Николаевичу. Я знаю, насколько он занят и потому не смею его беспокоить. Еще передайте отцу, что здесь, в Балтии, его уважают и связывают с Россией ("ельцинской") большие надежды. Дай Бог, они окажутся не напрасными. Хочется также надеяться, что когда парламентские бури войдут в более или менее нормальное русло, Борис Николаевич выберет время и приедет в Латвию..."
   Ответ от Татьяны Борисовны пришел через...десять лет, а точнее - 1 декабря 1999 года. Она позвонила мне домой и сказала, что отец скоро уйдет с работы, и не мог бы я прислать все свои интервью, которые я брал у Бориса Николаевича. Так я узнал о скорой самоотставке Ельцина. Татьяна Дьяченко еще сказала, что будет создаваться фонд Ельцина и все, что о нем было написано, будет собираться этим фондом. И я выполнил ее просьбу: в течение трех месяцев написал данный текст, используя свои непосредственные впечатления от встреч с БНЕ, блокнотные и дневниковые записи, рассказы людей близко знавших его и, в том числе, воспоминания его первого помощника Льва Евгеньевича Суханова...Не знаю, удовлетворил ли я запросы Тани и тех людей, которые собирают печатное "наследие" Бориса Николаевича, ибо никакой реакции на отосланный текст в Москву до сих пор не последовало...
   ...После тяжелого года, бесконечной политической борьбы (сильнейших нокдаунов), изматывающей нервы травли со стороны партаппарата, Борис Николаевич решился на отдых. В Латвии.