Ольбик Александр Степанович. Почка для Президента

   - По машинам, Мцыри! - горячась, выкрикнул Одинец.
   "Девятку " тряхнуло, но это уже никакого отношения к ее судьбе не имело. Видимо, кто-то со стороны второй машины бросил им под колеса ручную гранату, которая и сделала свое дело. Карташов поплыл и в ушах, как злобный рефрен, звучала фраза "Черт возьми, куда это меня понесло?" Желто-синий туман, в котором он плыл, заложил дыхание, отчего в висках начала стучать металлическая дробь. Она была назойлива и мучительна для слуха. Затем он увидел лица Блузмана, Бурилова, чей галстук полоскался по его лицу, и лицо Бородавчатого, в глазах которого застыло изумление и вопрос...
   ...Когда Карташов пришел в себя, он понял, что находится в капкане: с привязанными руками и ногами он лежал на больничной кровати. Больничной потому что он весь был опутан проводами, а к левой руке был присоединен нейлоновый катетер капельницы. По нему медленно, с полуторасекундными интервалами капала светло-коричневая жидкость.
   Он повернул голову и увидел рядом другую кровать и на ней неподвижно лежащего человека. Широкие ремни в нескольких местах опоясывали его тело, голова откинута назад - это, без сомнения, был Одинец.
   - Саня, - тихонько позвал он друга, но не получил ответа. Попытался осмотреться, но с каждым поворотом головы в ней возникали нестерпимая боль и звон...Он вытянул одну ногу и попытался согнуть ее, однако колющая боль едва не лишила его сознания.
   Слева, за кроватью, где лежал Одинец вырисовывался светлый квадрат двери с бронзовой, с утолщенным концом ручкой. В помещении было сумеречно и прохладно. Первым побуждением было во все легкие закричать, позвать на помощь, однако Карташов, осознавая реальность происшедшего, посчитал это слабостью. Он еще раз окликнул Одинца и тот со стоном повернул к нему голову. Он лежал с закрытыми глазами и на его пшеничных ресницах дрожали накопившиеся слезинки.
   Время ползло так медленно, что порой ему казалось оно вообще остановилось и весь мир замер и так будет вечно. Тоска и отчаянье засосали душу, и Карташов, чтобы хоть как-то приободриться, начал считать. Досчитал до 12 тысяч и сбился со счета.
   - Саня, где твой обрез, где твои патроны?
   Одинец еще на несколько градусов повернул голову в сторону Карташова.
   - Одинец, просыпайся и возьми в руки гранатомет...
   И действительно, Саня вдруг открыл глаза и его привязанные руки сделали натужное движение, словно хотели что-то взять...Взгляд совершенно неосмысленный и он снова закрыл глаза.
   И вдруг за дверью послышались шаги. Они были твердые, и вместе с тем мерные, успокаивающие..
   В бокс зашли Блузман, в зеленом халате и такого же цвета шапочке-колпаке, и тот фельдшер, с которым Карташов уже имел дело, вызволяя Одинца из этого же бокса. И чудовищно мучительная мысль завладела Карташовым - знает ли о том разговоре с фельдшером Блузман? От этого, и он это прекрасно понимал, зависели их жизни.
   Блузман подошел к Одинцу и взял того за руку. Стал считать по часам пульс.
   - Запишите: 64 удара, Давление: 110 на 78, вот что значит молодость...
   Фельдшер открыл папку, которая была у него в руках., и начал записывать.
   Когда Блузман подошел к кровати Карташова, тот притворился спящим.
   - А как чувствует наш омоновец? - Карташов ощутил на запястье холодную, сырую ладонь Блузмана и великое отвращение овладело им. Он открыл глаза и сказал:
   - Чувствую себя настолько прекрасно, чтобы такого, как ты, ублюдка пустить в расход...
   - Вот это мне нравится. Значит, идем на поправку. Юмор рождает надежду.
   - Я хочу в туалет...
   - Это не проблема, - Блузман посмотрел на фельдшера. - Принесите ему судно и добавьте в капельницу героина, он много рассуждает. И долейте еще раствора, почки у ребят должны быть чистыми, как у младенцев.
   Когда они вышли, Карташов еще раз позвал Одинца. И тот наконец отреагировал. Вяло, словно с большого похмелья...
   - Мцыри, я все слышал. Нам промывают почки... готовят к пересадке... потом все, что от нас останется, отвезут в крематорий. - Одинец отвернулся и Карташову показалось, что он плачет. Но когда Саня заговорил снова, голос был по-прежнему хоть и слабый, но уверенный, с нотками раздражения. - Почему ты мне помешал в ту ночь застрелить эту сволочь?
   - Еще не вечер, Саня...Мне сейчас больше жизни нужно переговорить с Бродом...
   - Объясниться в любви?
   Ответа не последовало, в комнату вошел фельдшер со стеклянной, до половины заполненной водой, "уткой". Он не глядя на Карташова, подошел к нему и изготовился засунуть под одеяло "утку".
   - Оставь это себе, - тихо сказал Карташов, - и лучше скажи - когда нас повезут на операционный стол?
   Фельдшер молчал. Он держал обеими руками судно и нерешительно мялся. Румянец, выступивший на его щеках, мгновенно сменился болезненной бледностью. Что-то в нем происходило и Карташов не хотел упускать своего шанса.
   - Слышь, парень, по-моему, в прошлый раз мы с тобой неплохо поладили. Верно? Хотя я мог бы тебя там же в подвале оставить в виде холодного трупа...Так наберись смелости и ответь - когда?
   - Когда сделают все анализы. У тебя заберут обе почки, а у этого...фельдшер головой указал в сторону Одинца, - сердце и печень. Он очень подходит, у него отличная клиника...
   - Ну спасибо за доверие, - прошипел Одинец. - Век такой доброты не забуду.
   - Стоп, Саня! - остановил друга Карташов. И к фельдшеру: -скажи, только не спеши с ответом...Что ты для нас можешь сделать? Не за просто так, конечно, за приличные бабки...
   - Вряд ли вам стоит на меня рассчитывать. После побега твоего товарища, в клинике усилили охрану. На окнах решетки, на всех выходах по два автоматчика. Вас слишком хорошо сторговали, чтобы упустить таких доноров...
   Карташов пошевелил затекшей рукой.
   - Ну хорошо, ты бессилен, вернее, боишься за свою шкуру, но одно ты можешь без всякого риска сделать...У тебя из кармана торчит мобильник и я прошу тебя только об одном... - Карташов нервничал и потому говорил с одышкой. - Набери номер, который я тебе назову, и поднеси трубку к моему уху. Только за одно это ты потом получишь пару тысяч долларов...За пустяк, который тебе ничем не угрожает.
   Фельдшера как будто разбил столбняк. Он мялся, и возможно, на что-нибудь решился, если бы в бокс не зашел человек с какими-то приборами. Это был очень молодой человек, с только что пробивающимися усиками, и чистыми большими глазами.
   - Геннадий Владимирович, - обратился паренек к фельдшеру, - вы поможете мне ввести больным в мочевой пузырь висмут.
   Фельдшер положил в изножье кровати, на которой лежал Карташов, утку и приготовился к процедуре.
   - Придется, хлопцы, немного потерпеть, это не совсем приятная процедура.
   С Карташова сняли удерживающий ремень, который проходил по бедрам и задрали угол одеяла. Он был без нижнего белья и сразу же почувствовал смену температур. Парень с чистыми глазами взял в руки пенис Карташова - пальцы его были холодные, словно только что вынутые из холодильника - Карташов заскрежетал зубами и хотел вывернуть, но фельдшер навалился ему на грудь всей массой. Сергей почувствовал запах недорогого одеколона и недорогих сигарет. Подбородок фельдшера касался щеки Сергея. А в это время ему в мочеиспускательный канал начали засовывать катетер, чтобы затем ввести в мочевой пузырь какую-то заразу. Карташов заорал и послал в пространство все, что знал о матерщине. И каково же его было удивление, когда до его слуха донесся шепот фельдшера: "Я сегодня ночью дежурю, потерпи..." И эти слова, словно ампула обезболивающего, запущенного в вену, сняла с его живота и паха боль, и ему захотелось расцеловать этого неуклюжего, навалившегося на него медведем фельдшера.
   Одинец, видимо, понимая бесполезность сопротивления, стоически выдержал процедуру и лишь под конец сказал: "Запомни, парень, что по тебе плачет камера смертников..." Но тот был невозмутим: собрав инструмент, он направился к дверям. И выходя из бокса, заботливо проговорил: "Это не так страшно, как кажется..." Фельдшер снова стянул их ремнями и, держа "утку" под мышкой, удалился из бокса.
   - Ну и падлы, - у Одинца по щеке текла незапланированная струйка. Эсэсовцы...Ты видел, какие глаза у этого сученка с усиками? Вылитый фюрер, только свастики на лбу не хватает...
   Карташову очень хотелось поделиться с Саней о том, что ему сказал фельдшер. Однако, поразмыслив, почему тот говорил шепотом, тоже решил не искушать судьбу, ведь помещение могло прослушиваться...
   До поздней ночи не спалось. Одинец рассказал, как он в Крыму однажды чуть не утонул. Был небольшой шторм и он, после ресторана, пошел искупаться. Но когда хотел выйти из воды, не тут-то было. Каждый его выход кончался накатом новой волны и отливом. Он не успевал убежать от догоняющих его волн, которые снова и снова возвращали его в море. Сколько времени он боролся со стихией, он не знал, но когда наконец ему удалось зацепиться за берег, и вылезти на сушу, он обнаружил, что на пальцах у него не осталось ни одного ногтя. Цепляться за жизнь - это всегда больно и не всегда приводит к успеху...
   Где-то за стенами слышалась музыка, Саня, наконец, уснувший, во сне стонал и звал кого-то подойти к нему...
   В боксе стоял сумрак, к ночи еще больше притушили свет, и Карташов почти пропустил тот момент, когда открылась дверь. Фельдшер двигался бесшумно, он наклонился над Карташовым и, убедившись, что тот не спит, шепотом сказал: "Назови номер Брода..." На грудь Карташова лег мобильный телефон. И когда номер телефона был набран, фельдшер положил трубку на подушку, рядом с ухом Карташова. Накинул ему на голову одеяло.
   Секунды казались вечностью. Возможно Брод на ночь отключает свой телефон, а возможно, он вообще не при нем...Тягостные мысли пронеслись в голове у Карташова и потому, когда он услышал знакомый голос Вениамина, у него перехватило дыхание, потерялся дар речи. Вместо внятных слов, в трубку летела какая-то абракадабра... И первое что он сказал, когда справился с шоком, были слова: "Веня, только не бросай трубку...это Мцыри...Нас с Саней готовят к пересадке, но ты ведь знаешь - я мент и себя в любой ситуации подстраховываю..." "Короче, Мцыри, у меня из-за вас поднялось давление, говори..." "Подробное письмо с описанием всех твоих похождений и твой портрет сразу же пойдут в ФСБ и Центральное телевидение...если, конечно, я в течение трех дней буду считаться без вести пропавшим..." "Что ты хочешь? И я не все могу сделать..." "Жить захочешь, сделаешь, а я тебе за это преподнесу подарок в виде Бородавочника, который тебя конторил на Рижском вокзале..." "Ловчишь, Мцыри, этот номер у тебя не пройдет..." "Ты, Веня, дурак, я и Саня его видели в гостях у Гудзя...кстати, твоего непосредственного хозяина...Поэтому поспеши к нам и тебе воздастся сторицей..."
   Отключившись, Карташов еще несколько мгновений лежал, не подавая признаков жизни. Его сковало непреодолимое напряжение, появились первые признаки судорог. Он не знал, что начал действовать раствор висмута, вызывающий страшные побочные явления...Одинец оказался более железным: те же самые симптомы анафилактического шока он почувствовал на два часа позже. Его всего скрутило, словно в его тело внедрилась какая-то беспощадная пружина, которая выворачивала все его члены по какой-то адской амплитуде.
   На следующий день им делали зондирование желудков с помощью японского электронного "глаза". И уже в который раз брали кровь для клинических исследований. Видимо, заказчик был состоятельный и на этот раз Блузман работал наверняка, стараясь не упустить своего шанса заработать большие деньги.
   Однажды, когда они беспомощные лежали в своих кроватях, Одинец завел разговор о своей жизни. Его речь походила на исповедь. В детстве взрослые пацаны заставили его, шестилетнего пацаненка, добивать дворового кота. Кот уже был едва живой и он, взяв его за хвост, стал бить головой об угол дома. Все его подбадривали, а он, не ведающий о страданиях других, выбиваясь из сил, бил и бил все еще живым животным об угол панельного дома. И забил до смерти.
   - Я сейчас напоминаю того кота... Завтра кто-нибудь меня достукает и я отброшу лапки...
   - Мы должны из этой ямы выбраться, - Карташов не очень верил в свои слова, но хотел подбодрить своего друга по несчастью.
   - Это боженька нас наказывает за инвалидов. Это была чистая авантюра.
   - То же самое мы можем сказать про себя. Каждый наш шаг в конторе Брода - авантюра и противозаконные действия. Может, Саня, как киты, сами выбросимся на берег? Лишим Блузмана гонорара и удовольствия над нами проделывать свои опыты...
   Одинец дернулся связанными руками, демонстрируя полную свою беспомощность.
   - Мы не должны, как трупы лежать без движения, - Карташов засучил ногами и стал делать едва заметные движения всем телом. - Надо попытаться выскользнуть из ремней...
   - Я всю ночь этим занимался, только кровавые мозоли натер...
   Какое сегодня число?
   - Декабрь...Начало декабря, за окном я видел снежок.
   - Все бы отдал, чтобы пройтись по снегу...
   - А я бы все отдал за одну затяжку сигаретой.
   - Они берегут наше здоровье, - в голосе Одинца послышалась горькая ирония. - Сами мы виноваты, надо было раньше линять отсюда. Лучше бы подались в Чечню, там хоть был шанс выжить, а здесь я такового не вижу. И не верю, что Брод поверил тебе насчет компры, которую якобы на него мы имеем...
   - Не знаю, не хочется думать об этом.
   ...Утром следующего дня, в палату въехала тележка, устланная белой простынею и накрытая поверху целлофаном. На таких обычно возят на операции. Медбрат, вошедший в бокс вместе с санитаром, подошел к Карташову и без разговоров, откинув угол одеяла, сделал ему в шею укол. Буквально через несколько секунд по телу пошло комфортное тепло, какое бывает при воздействии сильного транквилизатора или наркотика. Все тело его охватила приятная истома, руки и ноги стали вялыми, он хотел что-то сказать, но язык ему не повиновался. Он взглянул на Одинца и вид друга не вызвал в нем никаких эмоций.
   Его отвязали и перенесли на тележку и там его снова тщательно спутали ремнями. Через минуту Карташов погрузился в глубокий сон, и не слышал как его везли и поднимали на лифте в операционную. Через несколько минут, может, через час полтора, его тело должно будет лишиться природой дарованных ему органов, которые на протяжении тридцатисемилетней жизни служили ему верой и правдой.
   Когда тележку с ним завезли в светлую, прохладную операционную, и с коляски переложили на операционный стол, под яркую гроздь светильников, за дело взялся анестезиолог - маленький пожилой человек с тонкими невыразительными чертами лица.
   Вошел Блузман в операционной экипировке, в зеленом халате, белой маске, в резиновых перчатках и таких же резиновых ботфортах. Он, как художник, откинув назад голову, осматривал натуру - обнаженное тело донора. Затем Карташова перевернули на живот и закрыли с головой. Ноги и руки привязали к столу. Блузман взял в руки скальпель и поправил тыльной стороной ладони маску. Ему хотелось пить и он попросил медбрата смочить ему губы водой. Вокруг стола сгрудилось шесть человек ассистентов в зеленых халатах...Рядом со столом шумел аппарат искусственной почки...
   Когда Блузман изготовился сделать первый надрез в области поясницы Карташова, в операционной погас свет. Это было так неожиданно, что медбрат, который смачивал губы Блузмана, выругался матом.
   - Дима, - обратился к нему хирург, - сходите в генераторную, узнайте в чем дело...И пусть подключат резервную подстанцию, - голос Блузмана был спокойный и деловитый.
   Однако через мгновение события стали развиваться совершенно по иному варианту. Дима, которого Блузман послал разузнать обстановку, не успел подойти к двери, как она распахнулась перед самым его носом и в операционную вбежал человек в черной маске. Всем было очевидно, что в руках этого незваного гостя зажат пистолет. Буквально через секунду он дважды выстрелил и медбрат спотыкаясь, скользя по начищенному полу, упал и судорога свела его тело. Все, кто были у стола остолбенели и только Блузман, положив на голое тело Карташова скальпель, немного сместился в сторону, прячась за высокого ассистента.
   - Где тут Блузман? - голос человека в маске был требователен и нетерпелив. - Видимо, для большей убедительности он выстрелил в потолок. Пуля попала в один из плафонов, висящих над операционным столом. В наступившей тишине звякнуло стекло...
   Молчание. Человек подошел к первому, кто был ближе к операционному столу, и сорвал с его лица медицинскую маску. То же самое он проделал с другими. Блузман повернулся и побежал в сторону вторых дверей. Он уже взялся за ручку, когда сзади чья-то сильная рука обхватила его за шею и ему показалось, что он попал в чудовищные клещи. С него слетела маска и очки...В глазах застыл ужас и в этот ужас уперся ствол пистолета.
   В операционную вбежали еще двое, тоже в черных масках..
   - Развяжи, Мцыри, - приказала одна черная маска другой, и та повиновалась. Карташова переложили на тележку и повезли из операционной. Блузман между тем ползал в ногах перед человеком, который держал его на мушке. Он лепетал какие-то никчемные слова, что он не виноват, что его принудили под страхом смерти.
   - А где ты, сукин сын, позавчера был? - грозно спросили у него. - Ты же, труповоз, знал, что эти люди, которых ты хотел распотрошить, неприкосновенны...
   - Я действовал по приказу... Фирма горела, финансы требовали...подходящих доноров не было...
   - Кто тебе приказал этих ребят положить на стол?
   Блузман опасно замялся, и этого было достаточно, чтобы ствол пистолета, засунутый ему в ухо, сделал его более разговорчивым.
   - Я выполнял приказ Гудзя... Он истинный хозяин фирмы...
   - Ну, что ж, будь таким же послушным мальчиком и впредь, - человек с пистолетом, не вынимаю ствол из уха Блузмана, нажал на курок. Сгусток крови и серого вещества, как блин на сковородку, шлепнулся на белоснежную стенку операционной. - Мразь, покоптил небо и довольно...Хорошего понемножку, человек протер ствол пистолета о халат Блузмана и вышел за дверь...
   ...Когда Карташов пришел в себя, он первым делом пошевелил ногами, потом руками и понял, что они свободны. Он повернул голову и увидел довольно просторную гостиную - со светлой мебелью, большой инкрустированной секцией, набитой книгами, богатую люстру и очень красивые, под старину, обои. Рядом с ним стоял антикварный столик с прихотливо изогнутыми ножками, и на нем пачка апельсинового сока и хрустальный фужер с ограненными стенками.
   Сергея томила жажда. Он потянулся за соком, однако движения его были еще неуверенные - неловко задел фужер и тот упал на стол. Где-то раздались шаги. И каково же было его удивление, когда в вошедшем в комнату человеке он узнал Одинца. На нем был длиннополый махровый халат, на ногах мягкие бархатные шлепанцы.
   - Саня, черт возьми, это сон или я уже на том свете?
   - Мцыри, ты спал двое суток, я уж думал, что ты впал в летаргический сон, - Одинец, подойдя к дивану, обнял приподнявшегося с подушек друга. Ох, Серый, никогда не думал, что жизнь так прекрасна и удивительна...
   - Рассказывай...Чудес не бывает, поэтому объясни толком, как мы сюда попали и что это за хата?
   Одинец подошел к секции и открыл дверцу бара. Вернулся с бутылкой водки.
   - Сначала выпьем за встречу, а потом - рассказ...Но тебе Мцыри, пока ты еще не очухался, я налью самую малость...Для прививки...
   Карташову хотелось курить, но ему еще больше хотелось узнать о событиях, которые произошли без его участия.
   - Когда тебя увезли на операцию, со мной случилась истерика. Я как представил, что какая-то сука будет вырезать тебе почку, а мне сердце...Не знаю, откуда такая дикая сила взялась в руках и ногах...Короче, я ужом выполз из ремней, но на шум прибежал санитар с медбратом. У того в руках шприц и они хотели меня повалить на кровать и успокоить с помощью укола. Но ты же знаешь меня...
   Карташов, открыв от удивления рот, слушал Одинца и ловил себя на мысли, что смотрит боевик.
   - Ты ведь, Мцыри, знаешь - когда я вхожу в раж, меня может остановить только гранатомет. Я конечно, первым делом уделал медбрата, его же шприцем сделал ему укол в глаз...С санитаром пришлось чуть-чуть повозиться, он, видимо, немного владел приемами восточных единоборств...Но во мне столько было злобы и желания отыграться за тебя, что я его распотрошил буквально в течение двух минут. Правда, пришлось применить огнетушитель...
   Карташов спустил с дивана ноги.
   - Ты хочешь сказать, что ты один меня оттуда вытащил?
   - Нет, не один. Тут нам с тобой сам Бог пришел на помощь, правда, в лице Брода. Они с Валентином разоружили с черного хода охрану и мы с ними столкнулись в коридоре. Совершенно случайно... Они чуть было меня не пристрелили. Короче, Веня дал мне автомат и пару гранат, а сам с Валентином полетел в операционную...
   Одинец налил себе водки, немного плеснул в фужер Карташову.
   - Давай, Мцыри, выпьем за победу и за то, чтобы такого конфуза с нами никогда больше не случалось...
   Водка обожгла не только горло, но и, кажется, дошла до глубины кишек и разлилась там кипяточком. Но это скоро прошло, и туманная теплота вскружила Карташову голову.
   - Значит, Брод все-таки одумался...- глядя куда-то в пространство, сказал Карташов. - Отдал мне долг, ничего не скажешь...
   - И дело не только в этом. Тут большую роль сыграло то, что ты рассказал ему о Бородавочнике. Он хочет его достать и не без нашей помощи...
   - А как вы из клиники вышли, там же должно быть много охранников.
   - Да ерунда это, я их всех взял в плен и запер в нашем боксе. Наемники, жалкие людишки...
   - А мы кто?
   - Мы - профессионалы! Умеем ломать через колено суперменов, а если и нас припрет - не вякнем...Ты же, Мцыри, молодчага, вел себя хладнокровно и нашел выход...
   - Нет, это ты, Саня, нашел выход...Налей-ка еще, очень хорошо пошла водочка по жилам...
   - Тогда жди, принесу какую-нибудь закусь, - Одинец направился на кухню и вернулся с тарелкой бутербродов. - Веня неплохо устроился...
   - Так мы у него в гостях?
   - На его городской квартире, о существовании которой знал один только человек - сам Брод....А вот, кажется, и Веня собственной персоной.
   Действительно, в дверях гостиной появился Брод. На нем было надето темное, почти до пят, пальто, в руках - кейс.
   - Привет, доноры! - стараясь быть непосредственным, приветствовал их хозяин дома. Бросив под столик дипломат, он, не садясь, налил себе водки и залпом выпил.
   - Чтобы поставить все точки над i, - начал Брод, - совершенно официально заявляю: лично я никакого отношения к вашему похищению не имел. Да, в первый раз произошла накладка с Саней, и только потому, что дурака свалял Николай...но он за это расплатился с лихвой. Второе: если в состоянии, примите мои искренние сожаления по поводу случившегося...И третье: твоя, Мцыри, информация относительно Бородавочника подтвердилась, как и то, что Гудзь является теневым хозяином нашей фирмы...Вернее являлся...Вот, такие дела, - Брод снял пальто и кинул его на спинку кресла. Затем достал из кейса деньги и, поделив на ровные, и довольно внушительные две пачки, раздал их "донорам". - Это вам комиссионные за проявленное мужество и дерзость...
   - В гробу я видел твое мужество, - беззлобно заявил Одинец.
   - Скажи, Веня, для кого старался Блузман? Кому бы достались мои почки?
   - И мой горячий мотор? - поддержал друга Одинец.
   - Эту тайну навсегда с собой унес господин Блузман...Но я думаю, у него были свои клиенты, о которых я ничего не знал...
   - А Таллер? - спросил Карташов. - Ты ведь говорил, что только он был в курсе того, что ты направляешься в обменный пункт Рижского вокзала...
   - Вот это загадка, которую еще предстоит разгадать...Поэтому я хочу у вас спросить: готовы ли вы еще раз наведаться к достопочтенному Гудзю Федору Ивановичу?
   - Нам надо пройти реабилитацию, - Саня налил водки, но пить не стал. Когда думаешь делать к нему визит?
   - Боюсь, этот жлоб в любую минуту может смотаться за рубеж...Паленым ведь пахнет, а он не дурак...Надо сегодня, в крайнем случае - завтра с утра. Взять тепленьким...
   - Я на это не пойду, - сказал Карташов. - Меня от всего тошнит...и я тебе, Веня, больше не верю. Ну, хорошо, узнаем, кто тебя подставил, а что потом?
   - Потом, что? От загада не будешь богат...Если Бородавочник где-то тут, то и мои сто тысяч тоже где-то здесь...Я должен их вернуть и...- Брод затянулся сигаретой и взял в руки фужер с водкой, которую налил Саня. - И если мы их находим, делим на три...И разбегаемся...
   - Значит, последний и решительный бой? - Одинец уже был под хмельком и, казалось, что он все уже простил Броду. - Как, Мцыри, подписываемся?
   - Если подпишусь, то только по одной причине - чтобы выйти на Бурилова и его охранника...Вы знаете, кого я имею в виду...
   - Значит, добро? - лицо Брода как будто разгладилось. Он закрыл кейс и поднялся. - Отдыхайте, завтра в пять утра я вас поднимаю. - Он снова открыл дипломат и вынул газету "Московский комсомолец"...
   - Хотите, орлы-беркуты, послушать сагу о своих подвигах?
   Одинец протянул руку и взял газету. Молча пробежал глазами по тексту и передал ее Карташову.
   - Я даже не знал, что рядом со мной живут Монте-Кристо и Зорро...Народные мстители, мать вашу так и еще растак, - Брод уставился на Карташова. - Подставили под пули беспомощных калек, а сами рассиропились.
   Одинец предостерегающе поднял руку.
   - Не надо, Веня, давить нам на предстательную железу! Мы все лето работали на тебя, без выходных и отгулов и, когда один раз помогли тем, от кого все, кроме бандитов, отказались, ты читаешь нам мораль...Как это понимать?